Дополнение к книге «Серебряная Рака. Стихи о Петербурге 1925–1937»

Колокол св. Сампсония

Он был подобен темной сливе

В прозрачной зелени стены.

Петровский зодчий мудро вывел

Пять арок с каждой стороны.

И ветер слушать хор улегся.

И дождь был, верно, вспрыснуть рад

Большие вязы, плиты, флоксы

И церковь – Божий вертоград.

Пусть спит Хрущев, еще не тронут —

В честь современников моих

Уж сбита тяжкая корона,

Смотри, с герба Еропкиных…

Раскрыта в сад двойная рама:

На площади (полулуной)

Чугунный Петр – хранитель храма —

Впервые пост оставил свой…

За город свой, за это зданье

Молилась я, меж слов и дел,

И, онемевший в ожиданьи,

Не снятый колокол чернел.

1937

У костюмерной мастерской

У костюмерной мастерской.

Где куклы, маски, моль в витринах,

За три квадрата от Морской

Канал идет, как черный инок.

Он неопрятен, крив и сир,

Ему бы вечно здесь трепаться,

Где банк велик и кругл, как цирк —

Арена сложных операций;

Где, тени надломив едва

В осях чугунных полукругов,

Четыре злых крылатых льва

Плюют со скуки друг на друга.

Где искони и навсегда —

Так встала Кана в Божьем слове —

Канала смешана вода

С гранитным сгустком чермной крови.

1937

Сонет

Люблю под шрифтом легшие леса.

И реки вспять, в наследство поколеньям.

И землю ту: что Божья ей роса? —

Вся наша кровь ей будет удобреньем.

Моим глазам седьмые небеса.

Большая ниша всем моим моленьям.

Тебя я пью – с каким сердцебиеньем! —

С тех пор, как в узел собрана коса.

Благословляю, русская земля,

Кольцо границ, что нам с тобой – петля:

Вся жизнь моя – одно с тобой свиданье.

Казнь за тебя – невелика деньга,

Но в смертный час, тащась издалека,

Я не приму тебя, как подаянье.

1937

Превыше всех меня любил

Превыше всех меня любил

Господь. Страна – мой зоркий Орлик.

Мне голос дан, чтоб голос был

До самой смерти замкнут в горле.

Элизиум теней чужих.

Куда уходят дорогие? —

Когда ты вспомнишь о своих.

Странноприимица – Россия!

Как на седьмом, живут, без слов,

На сиром галилейском небе:

На толпы делят пять хлебов

И об одеждах мечут жребий…

Но тише, помыслы мои.

Слепой, горбатой, сумасшедшей

Иль русской родилась – терпи:

Всю жизнь ты будешь только вещью.

1934–1937

Россия. Нет такого слова

Россия. Нет такого слова

На мертвом русском языке.

И всё же в гроб я лечь готова

С комком земли ее в руке.

Каких небес Мария-дева

Судьбою ведает твоей?

Как б…., спьяна качнувшись влево.

Ты бьешь покорных сыновей.

Не будет, не было покоя

Тому кто смел тебя понять.

Да, знаем мы, что ты такое:

Сам черт с тобой,…..мать!

1934–1937

Загрузка...