Из стихотворений, посвященных Л.Л. Ракову

Ты Август мой! Тебя дала мне осень

Ты Август мой! Тебя дала мне осень.

Как яблоко богине. Берегись!

Сквозь всех снегов предательскую просинь

Воспет был Рим и камень римских риз.

Ты Цезарь мой! Но что тебе поэты!

Неверен ритм любых любовных слов:

Разбита жизнь уже второе лето

Цезурою твоих больших шагов.

И статуи с залегшей в тогах тенью.

Безглазые, как вся моя любовь.

Как в зеркале, в твоем отображенье

Живой свой облик обретают вновь.

Ручным ли зверем станет это имя

Для губ моих, забывших все слова?

Слепой Овидий – я пою о Риме,

Моя звезда взошла в созвездьи Льва!

<1935>

He услышу твой нежный смех

Л. Ракову

He услышу твой нежный смех —

Не дана мне такая милость.

Ты проходишь быстрее всех —

Оттого я остановилась.

Ты не думай, что это – я.

Это горлинка в небе стонет…

Высочайшая гибель моя.

Отведут ли Тебя ладони?

1935

Стой. В зеркале вижу Тебя

Стой. В зеркале вижу Тебя.

До чего Ты, послушай, высокий…

Тополя, тополя, тополя

Проросли в мои дни и строки.

Серной вспугнутой прочь несусь,

Дома сутки лежу без движенья —

И живу в корабельном лесу

Высочайших твоих отражений.

1935

К вискам приливает кровь

Л. Ракову

К вискам приливает кровь.

Всего постигаю смысл.

Кончается книга Руфь —

Начинается книга Числ.

Руки мне дай скорей.

С Тобой говорю не зря:

Кончается книга Царей.

Начинается книга Царя.

Какого вождя сломив.

В какую вступаю ширь? —

Кончается книга Юдифь.

Начинается книга Эсфирь.

Не помню, что было встарь.

Рождаюсь. Владей. Твоя.

Кончается книга Агарь —

Начинается жизнь моя.

<1935>

Тот неурочный зимний сад

Тот неурочный зимний сад

В предсмертный час мне будет сниться…

Четыре факела горят

На самой черной колеснице…

<………………………..>

Свет факелов, горящий между арок…

Как близко ты решился стать ко мне.

Я принимаю страшный твой подарок!

<1935>

Твой голос? Не бойся: не вздумаю я

Твой голос? Не бойся: не вздумаю я

С тобой разговаривать часто!

Как будто я – Фигнер, а голос меня

Взял и отвел в участок!

Как будто – Рылеев. Стою. На плацу.

Оплевана. Всем Петербургом.

А если ударю. Тебя. По лицу.

Как раб Преступленьем. Ликурга.

Как будто с пристрастием начат допрос.

(И дома, и в грохоте улиц

Я слышу надменный и грубый вопрос:)

Перовская? Гельфанд? Засулич?

Пускай мне твой голос в горло удар,

Пускай не рожу тебе сына —

Вольноотпущенник! Трус! Жандарм!

Предатель! Шпион! Мужчина!

<1935>

Никогда не бывало. Не будет. Нет

Никогда не бывало. Не будет. Нет.

Мы несказанного – не скажем.

Керамический вымысел, черный бред.

Черепок недошедшей чаши…

Я скошена быстрой походкой Твоей.

Как выстою, холодея, —

Нежней апулийских двухцветных вещей,

Мрачнее тарентских изделий.

Пыталась с Тобой разговаривать я.

О чем не посмела мечтать я! —

Должно быть, не стоит любовь моя

Простого рукопожатья…

Так молния разбивает дом.

Так падает тень на счастье.

Помедли: с Тобой, на секунду – вдвоем,

Тобой завоеванный мастер.

2 февраля 1935

Всё в жизни – от будущего тень

Всё в жизни – от будущего тень.

Под будущее – ссуда.

В извилинах времени скрыт тот день.

В который Тебя забуду.

О, выхвачу, как из ножен – меч.

Из жизни, с собой на пару,

Не выброшусь в сажень косую плеч,

Но выстою под ударом!

О локоть Твой – о, рука на мече! —

Обопрусь – пораженный вид Твой

Через жизнь понесу на своем плече,

Как через поле битвы.

На память заучивай каждый стих.

Лентяй, не узнал спросонок,

Верхом на пеонах – о, сколько их! —

Скачущих амазонок.

2 февраля 1935

Загрузка...