Война 2020. Первая космическая

День 5 30.08.2020

09:30 мск

Звездный городок

Школа им. В. М. Комарова

Белоголовая фигурка вынырнула из-за кормы взрыкивающего автобуса: «Здрассьте, Алена Михална!»

– Алиса! А где хоть кто-то из взрослых?

– Але-она Михайловна! – Пигалица посмотрела на нее, как на неразумное дитя. – Где мама, вы, я думаю, сами знаете? – Вот же язва. Ну да, маме трудновато прийти и последить за отправкой дочки «в дополнительную смену летнего лагеря». Никакой эвакуации, упаси бог. Просто – еще пара недель на свежем воздухе. Или месяц. Или столько, сколько будет надо. Рядом со Звездным городком – авиабаза Чкаловский. А уж он-то в черный блокнотик супостатом занесен – сто процентов.

– А отец? Бабушка?

– Бабушка в Москве, в поликлинике своей. Оборудует операционную. А папу срочно вызвали на войну.

– Ну уж на войну.

– Алена Михайловна. – Снова взгляд из серии «какие же вы, взрослые, тупые». – Я уже не маленькая.

Мне уже тринадцать лет… В октябре будет. Мой папа – военный врач. И я все понимаю. Вот его записка.

Алена развернула вырванный из ученической тетрадки листок. Почерк Игоря она знала – профессионально-неразборчивый, как медику и положено. В период подготовки, а тем более – на время полета, семьи всех членов экипажа сливаются в одну. Если, конечно, нет каких-нибудь привходящих «из прошлой жизни» обстоятельств типа застарелой неприязни. У них с Шибановыми таких обстоятельств, к счастью, не было – а красавчик-итальянец женой пока не обзавелся. Так что куковала она до приезда сына в основном в обществе Настиных родных.

– Хорошо. В таком случае – держишься рядом со мной. Сходи к Ирине Львовне, отметься, скажи, что будешь в моей группе. Раз папа Игорь попросил.

– Спасибо, Алена Михайловна. – Мгновенный переход в состояние Очень Послушной Девочки, рюкзак – солидный рюкзак, ростом с саму девчушку, добавляется к куче чемоданов, сумок и прочего скарба, галоп к одной из соседних классных групп.

Алена провела очередную перекличку. Двое – из тех, кого эвакуировали организованно, – еще не прибыли. Еле пишущей ручкой накарябала последней строчкой имя-фамилию Алисы. Всего пятнадцать человек. Из двадцати пяти. В пересчете на всю школу… Поместятся ли пятьсот человек в лагере? Она попыталась вспомнить, не забывая оглядываться и одергивать чересчур далеко убредающих подопечных. Вроде бы должны уместиться. Корпусов кирпичных – три, это, понятно, для учеников, домиков щитовых для учителей – четыре… Придется ужиматься. Если военные, как и обещали, двухэтажные кровати завезут – влезем. Уроки и обед – в три смены… Н-да.

Алиса прибежала обратно с запиской от классной – все, дескать, в порядке, отметилась. Встала рядом, только что не прижимается. Боится, несмотря на боевой вид. Надо чем-то занять.

– Алиса, держи телефон. Возьми список, позвони Мише Самойлову и Динаре Джумбаевой – они задерживаются. Поторопи. – Вот так. Теперь дите при деле. Алена оглянулась. Неподалеку директор – Елена Николаевна – и переодевшийся по такому случаю в форму военрук Владимир Васильевич, единственный оставшийся в школе мужчина, что-то горячо обсуждали с водителями автобусов и экипажами сопровождения из ГАИ. Хотелось подойти, спросить о новостях, но класс требовал ежесекундного внимания.

Новости настигли ее сами. Кто-то из старшеклассников притащил – в наивном расчете на неизбежную при катаклизмах вольницу – здоровенный музыкальный центр. «Тынц-тынц» очередной, с позволения сказать, композиции оборвался. Вокруг сразу собралась толпа, но большую часть дикторской скороговорки разобрать удавалось.

«… высадка еще одного экспедиционного батальона из состава второй дивизии морской пехоты США в Клайпеде. По неподтвержденным данным, один из вертолетов „Оспри“ потерпел катастрофу при посадке. Количество жертв не сообщается. Еще один усиленный батальон вчера разгрузился в порту Гдыня. Президент США Кэролайн Гэлбрайт заявила, что вплоть до решения конгресса она рассматривает ситуацию как полностью соответствующую Пятой статье Устава НАТО…»

Старшеклассники загомонили. Народ в школе имени Комарова собрался подкованный, чем пятая статья супостатского устава отличается от шестой, были в курсе. И чем вызвана такая воинственная позиция американской презихи – тоже. Кто-то довольно пошло пошутил и сам же загоготал, его не поддержали. Эвакуация все меньше и меньше походила на забавное внеплановое приключение.

«… заседание бундестага. Федеральный канцлер Герман фон Засс призвал к немедленному прекращению боевых действий. Вместе с тем федеральное правительство не согласилось ввести в действие норму устава, предусматривающую автоматическую военную помощь Альянса Польше. Как заявил представитель правящей партии Вольфганг Шенефельд, требуется тщательное расследование обстоятельств инцидента…»

Подбежала запыхавшаяся Динара, волоча за собой чемодан на колесиках. За ней семенила мама – кругленькая, чрезвычайно расстроенная. Ахала-охала, мешая слушать. Давала тысячу напутствий, забивая новости. Но про грузовик резиновых членов, вываленных французскими пацифистами у штатовского посольства в Париже, Алена все же разобрала. Настроение немного поднялось, самую чуточку.

Ее толкнули под руку – Алиса.

– Алена Михайловна, Самойловы сейчас приедут. Тут вам из Центра звонят.

Алена взяла трубку. Черт бы ее побрал, память девичью! Сегодня же воскресенье! У Сергея с Пьетро сеанс связи с родными!

– Слушаю!

– Алена Михайловна, здравствуйте. – Николая Семеновича, старшего смены в ЦУПе, она хорошо знала, редкостного спокойствия мужчина. – Я понимаю, что у вас сейчас запарка, но через десять минут назначен сеанс. Мы можем пробросить канал к вам на мобильник, но не могли бы вы…

– Не волновать Сергея? Конечно. Сейчас я отойду в тихое место. Вы пока расскажите, что бы вы хотели. – Эх, да что она миндальничает? Она замахала рукой, военрук подбежал, она показала на телефон, в небо, на стремительно разбредающихся детей. Владимир Васильевич понял и пошел к ее классу. – Что бы вы хотели скрыть от Сережи?

Николай Семенович хмыкнул и начал объяснять. Алена побежала к школе – там ни гомона, ни гула автобусных моторов. Разве что самолет с Чкаловского не вовремя пройдет. Или, еще хуже, «вертушка» – уж этот-то звук Сергей опознает с лету. Ладно, она выкрутится. Она глянула на часы – до отправления еще сорок пять минут. Поговорить успеет – мужу там, наверху, волноваться ни к чему. Абсолютно.

10:10 мск

Луна, Океан Бурь

База «Аристарх»

– А рыжую, или как она там перекраситься успеет, – сфотографировать, допросить с пристрастием и прислать фото для проведения фи-зи-о-но-мической экспертизы. На предмет соответствия высокому званию офицерской жены. Вместе с твоим письменным отчетом. Целую! – Третьяков передал гарнитуру Пьетро и, довольный, отправился обратно в гамак.

Настроение резко подскочило. Пусть и говорили они с женой недолго, по словам Николая Семеныча, часть спутниковых каналов под очередное панское обострение отобрали вояки, но сеанс есть сеанс. Поговорили хорошо. Обычная игра в «тупого солдафона и интеллигентную учительшу» длилась у них с самого первого знакомства. Правда, молодой лейтенант тогда действительно был малость потупее и по-солдафонистее. Жаль, что не было возможности продолжить игру обычным же образом – решительным наступлением военщины и отходом интеллигенции в стиле Кутузова, с заманиванием Великой Армии в направлении спальни. Но тут ничего не поделаешь. Не первая командировка у него, чай. По возвращении наверстают. Сергей закутался в спальник, нацедил еще кофию и устроился поудобнее. Что-то все же беспокоило. Алена была бодра и весела, как обычно. Жаль, что Сашка уфигачил в училище до сеанса – ну тут уж человек предполагает, а командование располагает. Заноза сидела не в этом. А где?

Пьетро что-то тараторил по-итальянски – азы языка Сергей знал, но к южному темпу реальной речи приноровиться не успел – все же ввели в экипаж химика почти аврально, под проблемы с «Вероной». Парень явно встревожен. Что-то дома? Пьетро закрутил головой, поймал его взгляд. Развел руками, извиняясь, задвинул занавеску между пультом и спальной зоной. Домашние проблемы, наверное. Занавеску слегка мотало потоком, краешек задел за резиновые лопасти настенного вентилятора с каннибализированным на запчасти кожухом.

Оп-паньки! Вот оно что! Трещащий звук ударов лопастей по ткани напомнил въевшийся за два десятка лет в барабанные перепонки рокот – рокот вертолета. Ровно такой, который прорезался в наушниках под конец разговора. Скорее всего «двадцать восьмой» или даже несколько. Ну да, именно звено «двадцать восьмых» либо модернизированных под тот же стандарт «Крокодилов». Не перепутаешь. Что это они над ЦУПом разлетались? Или Алена из Звездного звонила? Там рядом Чкаловский, летают часто и много. Да нет, ерунда. В центр связи звуки с улицы не проникают. Странно это. Ладно, потом спрошу.

Итальянец тем временем договорил и плюхнулся в гамак напротив. На Сергея он смотрел немного странно, как бы с опаской.

– Случилось что? – Пьетро аж передернуло.

– Сергей… Мне сказал отец… Знаешь, у нас по всем каналам передают… Ваши обстреляли демонстрантов на польской границе. Много убитых.

– Что-о?!

– Я сначала тоже не поверил. Но отец говорит, все каналы полны фотографиями. Женщины, дети…

– Бред какой-то. А что в сводке новостей?

– Я не смотрел. Работы много.

– Я тоже. Давай глянем.

Подборка новостей дышала благодатью. «Все хорошо, прекрасная маркиза» – ну да, есть некоторая напряженность на границе Калининградской области, отмечены инциденты. Ведутся переговоры. Кого с кем – не уточнялось. Из других политических новостей – окончание высадки американских морпехов в Клайпеде и Гдыне. По программе учений «Балтийский Бриз».

– Да… не нравится мне это.

– Это ужас, Сергей! Это кошмарный ужас! Так нельзя! Стрелять в людей – это…

– Это прямая обязанность солдата. В некоторых ситуациях. – Пьетро уставился на него, как деревенский священник на обернувшегося вдруг чертом епископа. – Что не так?

– Но там же были мирные люди!

– А по твоему телевизору, часом, не говорят – эти самые мирные демонстранты случайно пограничный пост не штурмовали?

– Нет! Там говорят – русские пограничники обстреляли мирную демонстрацию. Много жертв,

– А с чего это русские пограничники открыли огонь, там не сообщают?

– Нет…

– Пьетро. Я в горячих точках десять лет оттарабанил. Открыть огонь наши могут, только если толпа ломанулась прямо на пост. Или… Точнее – и если из этой толпы стреляли.

– Но там была мирная демонстрация!

Военному говорить со штатским на специфические темы очень трудно – те строем не ходют и подворотнички не подшивают ежедневно. Русскому с европейцем – тоже непросто. По причине абсолютно детской наивности последнего. Наш всегда уверен: что газетчику, что президенту соврать как выдохнуть. Хоть нашему, хоть ихнему. Ну а уж если по телевизору что-то сказали – впору понимать строго наоборот. А европейцы – верят. Своим, понятное дело. Даже если те полный бред вещают, типа давешней бомбежки реактором. Который, кстати, вот-вот на орбиту выйдет.

Да. А уж русский военный с европейским интеллектуалом – это увлекательнейший спор слепого с глухим.

И тут хоть Чечню в пример приводи, когда вот так же «совершенно мирные» тетки с бачатами останавливали толпой одинокие грузовики – а потом ему, среди прочих, приходилось цинки с «двухсотыми» в Ростов на экспертизу ДНК возить, по-другому не опознать уже. Хоть тех же европейцев с американцами в афганах-ираках и прочих пакистанах, тоже познакомившихся с «мирными», вспоминай – без толку.

В общем, разговора не получилось.

18:40 мск

Окололунная орбита

ЛОС «Селена»

Кэбот, вопреки обычному расписанию, бодрствовал. Даже бдил. Казалось бы, бред, причем в квадрате. И само использование реактора таким извращенным способом, и необходимость личного контроля за его эволюциями болтающимся у пульта дистанционного управления астронавтом – полный бред. Можно подумать, что нахождение «всего» в нескольких сотнях километров от объекта дает какое-то преимущество. Наземные средства, что наши, что американские, что европейские, да, черт подери, даже китайские – телеметрия не шифровалась сознательно, – получают ровно те же сырые данные, а обрабатывают их намного быстрее. Но ситуация на Земле была, судя по всему, настолько нервной, что запрос в НАСА на этот никому не нужный контроль пришел из самого что ни на есть конгресса. А бюрократы в НАСА и рады.

Впрочем, под ногами Боб не мешался, висел себе тихо за спиной, изредка бубнил в микрофон.

– Сто двадцать секунд до зажигания. Ориентация в норме, параметры траектории расчетные, реактор заглушён. Телеметрия поступает штатно, все индикаторы зеленые. – Как будто все, кому это интересно, не видят этого и так.

Собственно, и присутствие Настасьи тоже не особо требовалось – орбитальное движение неторопливо, несмотря на скорости порядка километров в секунду. Это не посадка, когда, случись что, трехсекундная задержка сигнала станет непозволительной роскошью. Впрочем, на случай проблем именно при посадке внизу есть Серега с прямым каналом дистанционного управления, ну и на совсем уж пиковый расклад – она. Хотя чем она сможет помочь, если у Сергея отрежет линк, она не могла себе представить. Она довольно четко работает на орбите, отлично работает, если уж не прибедняться и отбросить ложную скромность. Но в посадочных операциях ей до прирожденного вертолетчика, как до Земли пешком. Впрочем, излишняя паранойя в космосе еще никого не убила. Так что бормотание Кэбота, лично удостоверяющего поступающие с «Фрегата» данные, Настю не особо напрягало.

– Шестьдесят секунд до зажигания, телеметрия в норме. Ожидаемый импульс восемьсот двадцать метров в секунду, длительность работы двигателя – шестьсот сорок две секунды. До зажигания тридцать. – Посекундного отсчета она вести не собиралась за совсем уж полной бессмысленностью. Все равно информация доходит до Земли секунды полторы, так к чему превышающая такую задержку точность? В институте за такое надругательство над данными без разговоров резали балл.

– Десять секунд. – Ну так и быть. Потешим паранойю придурков на Земле. – Пять… Есть включение! – Кэбот бухтел в микрофон с какой-то даже торжественностью. – Пятнадцать секунд работы двигателя. Телеметрия в норме. Ориентация устойчивая.

Все десять минут, пока вылизанный за четверть века движок «Фрегата» меланхолично выплевывал содержимое баков в пространство, их с Кэботом дуэт занимался такой вот психотерапией. Отсечка произошла на секунду позднее ожидаемого, она даже насторожиться не успела, но параметры траектории, по данным контроля, сошлись в ноль. Навесные баки отстрелились согласно циклограмме, да и экспресс-тест прошел «без огонька», что также не могло не радовать.

– Ну, теперь-то твоя душенька довольна? – и, увидев непонимающий взгляд напарничка, пояснила: – Это из сказки. Про очень вредную старуху. Такую же вредную, как я.

– Настя, я не… – сигнал вызова не дал Кэботу оправдаться, да ей его оправдания и не требовались. Он слушал с нарастающим раздражением, закончив, однако, безукоризненно вежливым «Йес, сэр». Заткнул гарнитуру под резинку и отвел глаза.

– Значит, недовольна. – Идиоты. Они там, на Земле, идиоты. Гравитация дурно влияет на мозг.

– Настя, извини – эти узкожопые там, внизу, требуют, чтобы я дважды в сутки контролировал орбиту реактора.

– Понятненько. Опасаются, что я рассержусь и таки екну этой болванкой им по башке? Предварительно раскочегарив ее по полной? Да я, блин, даже траекторию с должной точностью рассчитать не смогу.

– Зачем ты мне-то это говоришь? – Кэботу было неловко, и, как часто бывает; неловкость вылилась в агрессию. – Меня-то ты зачем за такого идиота держишь? У вас такая репутация – вот и терпите.

– У нас репутация?! – Ну вот здрассьте. Скандал. – Боб. Мне бы не хотелось вдаваться в перемывание костей нашим – обеим– странам… И я обещала тебе не касаться личной репутации вашего глубокоуважаемого президента. Поэтому, как командир станции, официально заявляю. Снятие паранойи вашего руководства по поводу нашей репутации получает приоритет «Альфа». Вы, мистер Кэбот, имеете право будить меня в любое время и отвлекать меня от любых дел, не влияющих прямо и непосредственно на безопасность «Селены» и обоих находящихся на Луне экипажей с целью доступа к данным о состоянии «Топаза». Вплоть до посадки реактора я готова спать урывками. Репутация прежде всего.

– В этом нет необходимости, мэм. Мне не приказано проверять состояние потенциально опасного космического аппарата чаще двух раз в сутки. Так что двух сеансов – в девять тридцать и в двадцать один тридцать по часам станции, во время совместного бодрствования, – я полагаю, будет достаточно.

– Отлично, мистер Кэбот. Пожалуйста, внесите изменение в график. Полагаю, по пять минут на проверку хватит? Не хотелось бы жертвовать душем.

– Вполне хватит, мэм.

– Кстати, мистер Кэбот. Не могли бы вы просветить меня – кто же будет стоять на страже мирного сна города-героя… э-э… скажем, Вашингтона – нет, скорее, Лас-Вегаса – в промежутке между вашим с Гражински и Альварезом отбытием со станции третьего ноль девятого и посадкой реактора через… ориентировочно двадцать часов?

Кэбот замер с открытым ртом. Мысль была явно внове для него. Настя не отказала себе в удовольствии нанести удар милосердия:

– Кстати, я была не права. Если я действительно направлю чертову бандуру к Земле, после выхода на траекторию у меня останется еще чертова туча топлива на коррекции. Километра на полтора в секунду, раз в сто больше, чем надо. Пожалуй, точно в казино мистера Бенедикта я бы не попала, но в город – вполне…

Кэбот закрыл рот. Идея бомбежки Лас-Вегаса не может оставить равнодушной ни одного протестанта.

– Мэм, я получил приказ. Я не хотел бы его комментировать… Черт возьми, Настя! – Услышать поминание нечистого от глубоко религиозного Кэбота можно было не каждый день. – Можно подумать, что ты сама никогда не получала бредовых инструкций! И даже если ты скажешь, что не получала, – я тебе все равно не поверю!

– Хм. А знаешь, ты прав. Будем надеяться, что это был внезапный выброс глупости в высших сферах. О'кей. В девять тридцать и двадцать один тридцать будем менять твоему начальству памперсы. Я от души надеюсь, что из-за этой фигни вас не задержат на пару суток… Не обижайся, – она поймала еле заметное движение желвака, – я совсем не хочу лишиться твоего общества. Во-первых, одной тут довольно тоскливо. Во-вторых – я не знаю, кто займет твое место… если вообще займет. А с тобой даже не поругаться как следует. – Кэбот помимо воли улыбнулся. – Но если китайцам все-таки придется стыковаться, пока вы висите на станции, – тут будет форменный Шанхай.

19:00 мск

Подмосковье

Ярославское шоссе

– Чистый Шанхай. Правда, немного односторонний. – Ведущая к Москве половина Ярославки была относительно свободной, несмотря на вечер воскресенья, а вот из Москвы была забита машинами в пять рядов. При штатных трех полосах. Несмотря на воскресенье же.

Алла не гнала, ехала километрах на восьмидесяти. Но разного цвета и разной степени ухоженности капоты, опущенные по случаю вечерней жары стекла, торчащие из них руки, нервно стряхивающие пепел с сигарет, разинутые рты детишек, навьюченные на релинги и багажники узлы – все сливалось в картину апокалиптического табора. Вмертвую стоящего табора.

– А вы там бывали? – Пресс-секретарь Алле понравился. При близком общении даже больше, чем на брифингах. Дэушка она сейчас опять свободная, да и предоставленные подругой разведданные оказались точными – кольца на руке вполне симпотного мужика не оказалось, даже след от оного отсутствовал. Надо брать.

Посему, возвращаясь к припаркованной у проходной Центра машине и увидев подходящего к остановке недавнего гида, Алла не колебалась ни мгновения. Он, впрочем, тоже. Даром она, что ли, выбираясь на «премиальное» интервью, подготовилась не хуже, чем Настасья к полету. Что удобно в профессии журналиста, точнее, журналистки, так это то, что спецодежда прямо рассчитана на охмурение особей противоположного пола. При необходимости.

– Бывал, – разговор он поддерживал охотно, – с китайцами у нас вообще довольно много завязано. Как и с Европой, со Штатами. Хотя с Европой, пожалуй, больше.

– И что – там, в Китае, вот так же? В пять шеренг квадратно-гнездовым?

– В десять. Но – не так же. Вот такого, – пассажир кивнул вперед, – у них нет. Я, по крайней мере, не видел.

Алла немного сбросила газ. На правой обочине наблюдалась какая-то нездоровая замятия. Ого! Из кустов высовывал хищное рыло «зеленый и плоский» БТР. Рядом лениво крутила огнями таратайка ДПС. А дальше в сторону города, по краю шоссе, стояло носом почти в кювет штук пять машин – поголовно джипы. Ленивый толстый мент глянул на идущую против потока яркую машинку, мазнул глазами по номеру и продолжил что-то меланхолично записывать на примощенной к капоту планшетке. Рядом с таратайкой стоял весь какой-то сдутый, не подобрать иного слова, папик. В окошке бледнело женское лицо со следами хорошо различимой даже на скорости истерики.

– Самые умные. Проскочили в разрыв ограждения и по встречной шли. Ну, все. Теперь права в минус, семью домой, машину в военкомат.

– Это как?

– А так. Помимо нападения на пост, наши таки схлестнулись с поляками по-взрослому. Ночью. Пока в воздухе. Завалили сразу три дрона. Разведывательных, штатовского производства. Но допускающих и ударные миссии. Это пока не рекламируется – но слухи, видимо, пошли. Плюс мадам Гэлбрайт дровишек подбросила – в Штатах мобилизация резервистов. Ну, народ и запаниковал. Хорошо, воскресенье – пол-Москвы уже на дачах. Или еще на дачах, это как посмотреть. Ломанулись бы всей гурьбой – никакими бэтээрами толпу не сдержать.

– Ого. А машины при чем? И, кстати, почему только джипы? Вон, например, довольно миленький, если не ошибаюсь, «Бентли». Его-то почему не тормозят?

– Если так и дальше пойдет раскручиваться – военное положение объявят. Калининград, чай, на кону. Не деревня Гадюкино. И есть нехилый шанс, что за Польшу впишутся всем НАТО. Хотя пока вроде особого рвения-то у Европы не видать. Но вероятность есть. И американцы перебрасывают туда войска.

И наземные, и авиацию. Они-то точно на драку нацелились. А автомобили повышенной проходимости в случае военного положения подлежат мобилизации. Пока такого приказа нет, так что тех, кто не борзеет, из города выпускают. Меньше народу – больше кислороду. Ну а «самых умных» – на учет. Пока только на учет.

– Жестко.

– Это еще не жестко. Жестко – вон. Не отходя от кассы.

На следующем – говоря без околичностей – блокпосту все было действительно намного жестче. Свободной для проезда оставалась только одна полоса, даже редкий поток в сторону Москвы вынужден был ужиматься. Скорость на входе в бутылочное горлышко пришлось сбросить до черепашьей, так что картину Алла разглядела во всей ее неприглядности.

На крайней левой полосе идущий по встречке ряд выливающегося из мегаполиса потока пытался лихорадочно втиснуться через узкий разрыв в разделительном ограждении на свою половину дороги – стальная туша перекрывающего левый ряд бэтээра с опущенным, что характерно, пулеметом не способствовала дальнейшему нарушению правил. Удавалось вклиниться в свой поток не всем – пара гайцов выцепляла из потока нарушителей джипы посараистее, отгоняя на обочину. Один такой бронтозавр, с мигалкой, раскорячился на обочине справа, на двадцать метров ближе к вожделенным пампасам. Широкие шины сплющились, радиатор парил. Еще метров на двадцать дальше немного нервно курил пяток солдатиков в полном боевом. На сером асфальте зеленели стреляные гильзы. На капоте дэпээсовской «Волги» распластались сразу двое – шкаф с завернутым поверх наручников черным пиджаком и желтой сбруей кобуры, естественно, уже пустой, и еще один, в относительно недавно модном и дорогом костюме. Рядом стояла обшарпанная «газелька» «Скорой», около которой мрачный медбрат совал под нос олахудрившейся тетке нашатырь, или что они там сейчас суют в подобных случаях. К тетке жались двое спиногрызов.

– Дурила. Себя не бережет – хоть бы детей пожалел. Сейчас никто шутить не будет.

Красавец-мужчина посмотрел на Аллу с интересом. Не ожидал?

– А кстати. До Москвы еще километров пять такого стояка. Не развернуться ли вам, Алла, и не рвануть ли на дачу? А то потом не выберетесь. Я вполне могу пройти пешком.

– Я что – похожа на дуру?

– Не понял.

– Простая женская логика. Война или будет, или нет. Если будет – все эти, в машинах, – смертники. Даже если их не накроет радиацией – а, думаю, километров на двести в округе все будет светиться по ночам, – мужиков либо мобилизуют разгребать завалы, либо пристрелят за дезертирство, либо прикончат банды. А женщин быстро оприходуют либо местные – за еду, либо те же банды.

– Многие считают иначе. Склады там обустраивают, оружие запасают…

– Один человек или даже маленькая группка сколь угодно крутых мачо против организованной силы – не важно, банда это или государство, – на один укус, Так что будь я мужиком – спасала бы себя и свою семью, отправившись в ближайший военкомат. Так оно надежнее. Хоть какой-то шанс. Впрочем, семью бы эвакуировала. Организованным порядком. Даже если это будет организованный бардак. Все лучше полного хаоса.

– А вы уверены, что семьи пошедших в военкомат эвакуируют в первую очередь?

– Конечно, нет. Я ж не дура наивная. Максимум аттестат дадут. Или пособие семье – как в войну. Но главное-то – не сможем ли эвакуироваться, а будет ли куда и кому вернуться.

– А вы неординарная женщина. Кстати, кое-где организованная эвакуация уже идет.

– Я знаю, – ответила она на оба замечания сразу. – У нас в редакции вчера всем сотрудникам предложили отправить детей в летний… хм… лагерь. И еще из школ звонят. По квартирам. Тоже предлагают.

– Отправили?

– Некого. Мама и так на даче сидит. Вот, кстати, посмотрите!

Колонна городских автобусов, с прижатыми к стеклам рожицами, шла по встречке за сверкающим огнями «Фордом» вполне официально. Алла ушла вправо, пропуская снятые с линий, с неубранными маршрутными номерами, «Икарусы», «Скании» и прочие чуда городского хозяйства.

Они миновали еще один БТР, на сей раз, к счастью, без расстрелянных машин рядом – только кандидаты на мобилизацию точно так же пристроились у обочины. Уже показалась развязка, машина взлетела на эстакаду, и Алла присвистнула.

– Нет, сударь, я положительно что-то пропустила. Боюсь, ваши космические дела для публики будут представлять слишком мало интереса. Вся Ярославка забита в ноль как минимум до Северянина. Я, конечно, отпишусь не только по интервью – но, боюсь, ваши сенсации уже несколько… э-э… неактуальны.

– Увы. Мы сделали, что могли. Специально подбирали самый что ни на есть эксклюзивистый эксклюзив. Который, в иной ситуации, придержали бы еще месяца на два. Жаль, что так вышло, – статья у вас и правда получилась великолепная. Мы поговорим с вашим начальством и постараемся аккуратненько пристроить ее как можно шире. Готовьте кошелек для гонораров. О новостных сайтах я и не говорю.

– И толку с этого эксклюзива? – Алла подпустила в голос стервозности. Ник обязывал. Плюс настроение после сцены на блокпосту – да и от всего этого драпающего табора – было не ахти. Подумать только – сколько мужиков ведут себя, как крысы. Этот, кстати, нет – прется с ней нах Москау. Но выцыганить что-нибудь, сверх уже заныканного в планшете, всегда полезно. Тем более что гонораров за перепечатку ей не полагалось. Разве что премия.

– Но ведь есть и вариант, который мы не успели рассмотреть.

– Что войны не будет?

– Именно. Возможно, дня через два, может, через неделю вся эта толпа, стыдясь своей паники, поползет назад. А у вас будет, во всех смыслах, термоядерный материал.

– Хотелось бы все же чего-то более определенного, чем «то ли будет, то ли нет», – так, дожимаем, видно же, что сейчас что-то обломится.

– Ну, поскольку что-нибудь еще более сенсационное мне вам предоставить затруднительно – могу компенсировать ваше огорчение только хорошим обедом. Понимаю, наш кафетерий вас не впечатлил. Значит, придется найти ресторанчик, из которого еще не разбежался весь персонал во главе с хозяевами. Завтра-послезавтра я, к сожалению, занят, а вот второго – клятвенно обещаю позвонить. Ну а если таки жахнет – обязуюсь все-таки найти вас и поделиться не слишком радиоактивным пайком. Или игуаной на палочке.

– Для этого вам придется разорить Московский зоопарк. Или пошукать на Рублевке, говорят, в высших кругах это модно – игуаны всякие, крокодилы…

– Пожалуй, все же зоопарк. Если дело действительно дойдет до «варианта Пэ» – подозреваю, о бедных зверюшках мало кто вспомнит. А на Рублевку, я надеюсь, что-нибудь все-таки упадет. Должен же быть хоть какой-то позитив в любой ситуации.

– Я согласна. – Снова получилось двусмысленно. Она удержалась от хохота и кивнула с царственной благосклонностью. – Жду звонка второго числа… часа в три? Кстати, куда вам?

– Высадите у ВДНХ, спасибо. Дальше я на метро.