Война и мир Дмитрия Медведева. Сборник

Кирилл Танаев ПОСТ-ПОСТСОВЕТСКОЕ ПРОСТРАНСТВО? Несколько тезисов

Кирилл Танаев генеральный директор Фонда эффективной политики (ФЭП)

Августовская война прошлого года как само собой разумеющееся вывела из актуального политического оборота аббревиатуру «СНГ», которая сохранилась разве что в формально-официальном межгосударственном обороте Занятно, что крушения самого Содружества, о чем много говорили и говорят «комментаторы», так и не случилось – даже объявившая о выходе из СНГ Грузия на самом деле в 70 договорах Содружества (из 100 ею ранее подписанных) все равно собирается оставаться Гуттаперчевость СНГ воистину не знает границ.

Эта аббревиатура и раньше-то не отличалась смысловым изяществом: «содружество» «независимых» «государств» – невнятный плод эпохи геополитической катастрофы, попытка хоть как-то назвать то, чему и имени не было. И до сих пор нет

У постсоветского мира не случайно нет емкого и однозначного имени. Он по-прежнему в трансформации Он все еще не состоялся Он все еще – проект, который совершенно не известно, чем закончится.

Собственно говоря, это и есть то сущностное, протуберанцем которого стали трагические события в Южной Осетии.

По прошествии года сильные эмоции поутихли, постсоветское пространство (или пост-постсоветское?), совершенно очевидно, теперь выглядит другим, хотя, конечно же, это не произошло в одночасье в августе прошлого года Наверное, изменился ракурс зрения

2008 год стал поворотным в российской внешней политике. В сущности, ничего отличного от стратегической линии, которая начала проявляться в предыдущие годы, не произошло (и здесь вполне уместно говорить о преемственности), однако именно сейчас то, о чем раньше только говорилось, стало материализоваться в практической политике. Пусть противоречиво и непоследовательно, но определенные контуры этого вектора прослеживаются

В значительной степени к этому подтолкнуло Россию общее изменение геополитической ситуации, связанное с резким ослаблением международных позиций США, фактическим провалом американской внешней политики, неспособностью Европейского союза и НАТО адекватно реагировать на новые вызовы международной безопасности.

Не Россия начала войну на Кавказе. Августовская агрессия в Южной Осетии и последовавший за ней военный разгром Грузии – очевидное и болезненное поражение американской внешней политики. Очевидная демонстрация неспособности США оказывать действительную помощь и поддержку даже абсолютно зависимым от них политическим режимам.

Государственная катастрофа Украины, которая разворачивается на наших глазах уже сейчас, также явление из этого ряда Американские ставки 20032004 годов обернулись национальной катастрофой для Украины и Грузии Однако сможет ли Россия восполнить дефицит внешней легитимности, который образовался на постсоветском пространстве в результате титанических усилий администрации Буша-младшего? В августе прошлого года

Россия самым непосредственным образом продемонстрировала, что своих союзников не бросает. Но прибавило ли ей это действительных друзей, или только простимулировало друзей мнимых искать защиту на стороне от усилившейся и решительной России?

Предлагаемая администрацией Барака Обамы «перезагрузка» отношений совершенно не означает готовности американской стороны отказаться от планов экспансии на постсоветском пространстве. Просто теперь это будет делаться менее кавалерийскими методами. Да и Евросоюз настойчиво пытается через пока довольно странное новообразование – Восточное партнерство – прочертить новую линию своих интересов в Евразии

Курс Медведева

Война на Кавказе лишь обнажила и проявила давно существовавшие проблемы и противоречия. Но главное – она окончательно подвела черту под сложившейся после распада СССР конструкцией Евразии и фактически обозначила переход постсоветского пространства в новое качество Вернее, обозначила конец старой конструкции пространства СНГ и начало формирования новой. С четким запросом на принципиально иную роль России, которую она пока не играет

В конце августа 2008-го, буквально сразу после признания независимости Абхазии и Южной Осетии, Дмитрий Медведев формулирует пять принципов российской внешней политики

Первая позиция: Россия признает первенство основополагающих принципов международного права, которые определяют отношения между цивилизованными народами

Второе: мир должен быть многополярным Однополярность – неприемлема Доминирование – недопустимо Такой мир неустойчив и грозит конфликтами.

Третье: Россия не хочет конфронтации ни с одной страной Россия не собирается изолироваться.

Четвертое: безусловным приоритетом является для нас защита жизни и достоинства наших граждан, где бы они ни находились.

Зарубежные визиты Президеэнта РФ Дмитрия Медведева: после 8 августа 2008 года

И, наконец, пятое: у России, как и у других стран мира, есть регионы, в которых находятся привилегированные интересы. В этих регионах расположены страны, с которыми нас традиционно связывают дружеские, добросердечные отношения, исторически особенные отношения

Задел буквально всех, и, кажется, в особенности новых президента и вице-президента США, принцип пятый. Самый сильный

А ведь его смысл вовсе не в установлении российского диктата над какими-то территориями, как нас пытаются убедить западные критики. Речь идет о том, что Россия объективно, и, кстати, это совершенно не зависит от желаний или настроений российского политического класса, ответственна за те процессы, которые происходят на пространстве постсоветской Евразии. И это не только бывшие республики СССР, включая страны Балтии

Эта ответственность основывается как на многовековом опыте совместной истории, так и на достаточно прагматическом понимании того, что возникающие по периметру наших границ проблемы и катаклизмы (а мы сейчас как раз вступаем в период, когда они будут только нарастать и обостряться) несут объективную угрозу интересам и безопасности России

Ни американцы, ни европейцы не будут защищать Киргизию или Узбекистан. Но для России прорыв талибов в Туркестан автоматически означает непосредственную угрозу на южной границе Которой, заметим, если называть таковой границу с Казахстаном, в привычном понимании просто нет

Поэтому регионы привилегированных интересов России – не выдумка российского руководства, а объективная реальность.

Это то, что в политическом классе России сейчас называют «курсом Медведева» и «планом Медведева». Новый курс пока не имеет окончательно сформулированного вида, однако его основные направления очевидны.

План Медведева для пост-постсоветского пространства – это прежде всего жесткая и последовательная ориентация на создание Таможенного союза России, Казахстана и Белоруссии и достройку ОДКБ. И никаких пустых разговоров об ином

План Медведева для пост-постсоветского пространства – это реальная экономическая и финансовая помощь нашим соседям в условиях кризиса (она уже оказана Белоруссии, Киргизии и Молдове, российская доля – почти стопроцентная в антикризисном фонде ЕврАзЭС) Понятно, что некоторые хотели бы получить помощь с минимальными встречными обязательствами (отсюда конфликты с Белоруссией и отказ в кредите Украине), но это – рабочий и решаемый момент.

Курс Медведева – это заявка на полномасштабное лидерство на пост-постсоветском пространстве Лидер сегодня – это тот, кто способен навести порядок. На неспокойном и латентно конфликтном постсоветском пространстве сейчас порядок означает мир и отсутствие открытой войны.

Поэтому лидер пост-постсоветского пространства после войны в Южной Осетии – это страна, способная гарантировать бескровное разрешение тлеющих конфликтов, нагорно-карабахского и приднестровского Отсюда особое внимание к этим темам со стороны Дмитрия Медведева.

Геополитическая составляющая курса Медведева – выстраивание паритетных и дружественных отношений с важнейшими геополитическими игроками по периметру наших границ, такими как Китай, Иран, Турция В более широком контексте – возвращение в Африку и Южную Америку, в первую очередь в качестве экономического игрока

Заметим, место у Европы и Америки в новой внешней политике России, безусловно, есть, но оно сильно связано с готовностью этих партнеров к равноправному диалогу и признанию наличия у России собственных внешнеполитических и экономических интересов Не будет такого подхода – перспективы стратегического диалога с ЕС и США так и останутся весьма туманными Несмотря на всю «перезагрузочную» риторику и возникающие при этом пока еще не вполне материальные ожидания.

Проблемы только начинаются

Отличительная особенность русского понимания постпостсоветского пространства – подчеркнутый реализм. Может быть, не всегда последовательный, может быть, довольно избирательный и довольно спонтанный, но воспринимаемый как единственно возможная идеология отношений с нашими ближайшими соседями Недостатком этого подхода нередко является невнимание к историческим и идеологическим реалиям наших соседей, а также неготовность вести последовательную, планомерную и стратегически ориентированную политику в отношении сопредельных стран.

Русский политический класс на самом деле не готов к более активной миссии и роли на пост-постсоветском пространстве Слишком много проблем внутренних, слишком многое надо доделать и достроить внутри страны Не до того. Но жизнь устроена таким неприятным образом, что последовательно и «по уму» никогда не получается Можно сколько угодно говорить про необходимость модернизации и перевооружения Российской армии, но случилась грузинская агрессия в Южной Осетии – и пришлось действовать тем, что есть, и так, как умели

В России не знали и не понимали, что делать с нежданно-негаданно возникшими проблемами со сменой политических поколений на Украине, в Грузии, Молдавии и Киргизии, но боюсь, ситуация, которая уже достаточно скоро ожидает нас, по меньшей мере в Казахстане и Узбекистане, окажется еще более сложной.

На смену постаревшим и уже объективно уходящим позднесоветским лидерам все быстрее и быстрее приходит поколение, не отягощенное исторической памятью о Большой стране, плохо ориентирующееся, несмотря на, как правило, американское или европейское образование, в современном мире, а потому стремительно провинциализирующееся. Готовое легко пожертвовать страной ради несбыточной иллюзии превращения в кусочек существующей только в их воображении «маленькой новой Европы». К тому же в России про большинство из этих новых людей ничего не знают Да и они имеют о России весьма поверхностное представление

Конечно, наши постсоветские партнеры, мягко говоря, – не подарок Они давно научились с той или иной степенью изящества лавировать между интересами больших игроков и добиваться для себя определенных тактических преференций, называя такую политику «многовекторной». Они неплохо изучили, как сейчас говорят, «чувствительные» вопросы российской политики и замечательно (смотрим на Украину) пользуются русскими слабостями в своих местечковых игрищах. Они категорически не хотят отдавать задешево свои заводы и месторождения и, как правило, при выборе стратегического инвестора готовы вступить в альянс не пойми с кем, но только не с русским бизнесом Все это жутко раздражает

Однако правда заключается в том, что даже если русский политический класс не хочет заниматься политикой на постсоветском пространстве, его неизбежно заставят это сделать. Только на гораздо менее выгодных условиях и на позиции вечно опаздывающего

Отказаться от активной роли на постсоветском пространстве означает на практике превратить его в полигон реализации интересов других игроков, которые с удовольствием извлекут из ситуации все политические и экономические дивиденды, а разгребать последствия своих экспериментов предоставят возможность России. События 2003–2008 годов это только подтверждают.

Пост-постсоветское пространство пока предстает для России исключительно как источник все новых и новых проблем, а также как зона конфликтов с другими крупными мировыми игроками, вместо того чтобы стать пространством культурно-исторической синергии, служащей источником дополнительных сил и ресурсов для послекризисного роста и России, и всего пост-постсоветского пространства.

Проблемой пост-постсоветского пространства является то, что основные мировые игроки не намерены соглашаться с российской идеей наличия у нее региона привилегированных интересов Более того, публично многократно заявлено о намерении приложить максимум дипломатических, экономических и политических усилий для того, чтобы создания такого региона не допустить

Таким образом, мало того, что российская политика в отношении наших ближайших соседей будет сталкиваться с объективными сложностями и проблемами, порождаемыми логикой развития этих стран, так она будет еще и дополнительно направленно торпедироваться со стороны внешних игроков. И это не только США и Европа, в которой есть и общеевропейские, и вполне самостоятельные страновые игроки (типа Польши или Румынии). К списку претендентов на части советского наследия надо добавить как минимум Турцию, Иран и Китай

Война в Южной Осетии с предельной откровенностью продемонстрировала, что пост-постсоветское пространство уже не выглядит – и политически, и экономически – замкнутым на себе. Оно принципиально и стратегически раскрыто вовне и в значительной степени является когда субъектом, но чаще объектом региональных процессов, где главную роль играют страны, никогда в состав Советского Союза не входившие.

Более того, судя по реакции американских политиков и комментаторов на сохранение аэродрома США в Киргизии, на трения между Россией и Туркменией по газу, награждение Арменией Саакашвили государственным орденом и активные протесты Узбекистана против создания базы ОДКБ в Киргизии, интерпретируются все эти события исключительно как ослабление российских позиций. И как возможность для расширения собственной активности

А это означает, что постсоветское пространство все больше рассматривается как новая игровая площадка, и новая Большая игра уже началась: раз Россия так настаивает на своих приоритетных интересах в этом регионе, то значит, и основные проблемы у нее должны возникнуть здесь же Пост-постсоветское пространство сегодня стремительно становится объектом настолько значительного и многопланового внешнего вмешательства, что по сравнению с ним игрища с режимами в Киеве и Тбилиси вполне могут показаться разминкой.

Парадокс истории в том, что случилось это не сразу после распада Советского Союза, что было бы логичным, а спустя без малого двадцать лет