Война и мир Михаила Тухачевского

Нас водила молодость в сабельный поход,

Нас бросала молодость на кронштадтский лед…

Но в крови горячечной поднимались мы,

Но глаза незрячие открывали мы…

Э. Багрицкий

«Горячечная кровь» бурлила в жилах участников Кронштадского восстания — и тех, кто его поднимал, и тех, кто его подавлял. Первые восстали против партии, которую слепо защищали четыре года назад. Вторые теперь расправлялись с теми, благодаря кому пришли к власти. Мощное и грозное эхо социального взрыва, раздавшегося в мятежном городе, было услышано во всей стране, и его не смогли до конца заглушить ни репрессии, ни пропаганда. Восстание кронштадтцев стало «последним отзвуком революции»1. Михаилу Тухачевскому выпала роль заглушить этот отзвук канонадой.

«Кронштадт всегда был — и в дореволюционное время, и во время революции — особенным городом. Так, в царствование Николая I он был местом ссылки поляков, в эпоху напряженнейшей борьбы с царизмом, когда партия «Народной воли» широко раскинула свою пропаганду, офицерство стоявшего в Кронштадте флота дало целый ряд энергичных и самоотверженных борцов за права и волю народа…. В годы реакции и политического затишья морская крепость становится местом религиозного паломничества к известному о. Иоанну Кронштадтскому…

Годы 1905—1906–й — одна из ярких боевых страниц в истории Кронштадта, неразрывно своими выступлениями связавшего себя с первой революцией в России. В 1917 г. Кронштадт становится красой и гордостью революции и вместе с тем опорой большевизма.

В нем же, вместе с другими немногими городами, впервые реализуется идея «Советов»… Лозунг «Вся власть Советам» выкидывается Кронштадтом»2.

Такое восприятие Кронштадта было характерно после Октябрьской революции. Лозунг «Вся власть Советам!» — один из ключевых и в требованиях кронштадтцев в 1921 году.

Кронштадтские события 1921 года многие десятилетия трактовались как мятеж, подготовленный белогвардейцами, эсерами, меньшевиками и анархистами, которые опирались на активную поддержку Антанты. Утверждалось, что действия кронштадтцев были направлены на свержение советской власти вооруженным путем, что главным политическим лозунгом восстания было требование «Советы без коммунистов». А партия и государство якобы делали все, чтобы избежать кровопролития. В первые годы перестройки маятник качнулся в другую сторону: предпринимались попытки идеализировать выступление кронштадтцев, представив его чуть ли не предтечей демократического движения3. Сменился лишь знак — модуль традиционного черно–белого восприятия действительности остался и, следовательно, осталось и множество вопросов о феномене «кроншатдтского бунта».

«Матросская стихия, провозглашавшая себя «независимой республикой», все время рвавшаяся выступить против Временного правительства… устраивавшая страшные суды над офицерами и в февральские дни и позже, осталась неизменной и теперь. Изменился только объект недовольства матросов… В настроении кронштадтцев одним из основных мотивов было разочарование в партии, которой они в свое время поверили…»4 Матросы и в 1917–м, и в 1921–м оставались самими собой.

Но теперь на их стороне был созданный во время Октябрьского переворота миф, представлявший их как красу и гордость революции, ее оплот. И потому власть не могла отнестись к восставшим как к просто врагам — кронштадтцы были идеологически опасны для ее престижа.

Ибо являлись «плотью от плоти Октября», в одночасье отторгнувшими родство.

События в Кронштадте нерасторжимо связаны с обстановкой в России в целом. В начале 1921 года она вновь резко обострилась. Значительная часть крестьянства и рабочих, еще поддерживая советскую власть, уже открыто выражала протест против политической монополии большевиков.

Возмущение вызывал произвол, творимый под лозунгом утверждения диктатуры пролетариата, а на деле — диктатуры партии. Все более напряженной становилась ситуация в городах. Не хватало продовольствия, многие заводы и фабрики закрывались из–за нехватки топлива и сырья, рабочие оказывались на улице. Особенно тяжелое положение в начале 1921 года сложилось в крупных промышленных центрах, прежде всего в Москве и Петрограде.

Были сокращены нормы выдачи хлеба, отменены некоторые продовольственные пайки, возникла угроза голода.

В то же время заградительные отряды отбирали продовольствие, ввозившееся в город из деревень частными лицами.

11 февраля 1921 года было объявлено о закрытии до 1 марта 93 петроградских предприятий. Среди них такие гиганты, как Путиловский и Сестрорецкий заводы, завод «Треугольник» и другие. Выброшенными на улицу оказались около 27 000 человек.

Волнения рабочих начали перерастать в открытые беспорядки.

Утром 24 февраля на Васильевском острове собралась толпа, насчитывавшая до 2 500 человек. Не полагаясь на красноармейцев, власти направили для ее разгона красных курсантов. Толпа была рассеяна. Глухой ропот не смолк. Рабочие Петрограда выдвинули требования:

«Дать дорогу беспартийным, вернуть Советам, задавленным железною лапой коммунистов, их подлинную власть, дать возможность крестьянину на обрабатываемом им участке земли быть не призрачным, а действительным хозяином плодов своего деревенского труда, снять заградительные отряды и получить свободный доступ к излишкам деревенского хозяйства»5.

Экстренное заседание бюро Петроградского комитета РКП(б) квалифицировало волнения на заводах и фабриках города как мятеж. На следующий день в городе ввели военное положение. 27 февраля открылось расширенное заседание пленума Петроградского Совета, в работе которого принял участие прибывший из Москвы председатель ВЦИК М. И. Калинин. А комиссар Балтфлота Н. Н. Кузьмин обратил внимание собравшихся на волнения в матросской среде. 28 февраля состоялось заседание Политбюро ЦК РКП(б), на котором первоочередной задачей было признано подавление политической оппозиции. По уже сложившейся с 1917 года традиции, главным инструментом «политического» воздействия стала ЧК. Начались аресты представителей меньшевиков и эсеров, просто неблагонадежных лиц.

«Всем Губчека в самый кратчайший срок разбить аппарат антисоветских партий, для чего ВЧК приказывает:

Изъять в подведомственном вам районе всех анархистов, эсеров и меньшевиков из интеллигенции, особенно служащих в земотделах, продорганах и распределительных учреждениях.

Изъять активных эсеров, меньшевиков и анархистов, работающих на заводах и призывающих к забастовкам, выступлениям и демонстрациям.

Действовать особенно осторожно по отношению к рабочим и принимать по отношению к ним репрессивные меры лишь при наличии конкретных данных об их контрреволюционной деятельности…

В случае выступления рабочих на улицу — разлагать толпу включением в ее состав людей–коммунистов. На виду толпы арестов отнюдь не производить»6.

Для прояснения обстановки в Петрограде туда были направлены делегации из Кронштадта. Вернувшись, делегаты доложили общим собраниям своих команд о причинах волнений рабочих, а также моряков линкоров «Гангут»

и «Полтава», стоящих на Неве. Появился фольклор, отражавший умонастроения большинства моряков.

Седой Кронштадт в былое время Революционным шел вперед.

Он Николая сбросил бремя И сбросит коммунистов гнет7.

Социально–политическая атмосфера в крепости, в которой общая численность корабельных команд, военных моряков, береговых частей, вспомогательных подразделений превышала 26 000 человек, накалялась. ЧК была вынуждена экстренно создать в Кронштадте разветвленную осведомительную службу. К концу февраля общее число осведомителей дошло до 176 человек.

1 марта в Кронштадте состоялись общегарнизонное собрание и митинг, в котором приняли участие око ло 16 000 человек. На него пришли и прибывшие накануне из Петрограда представители власти. Главой делегации был М. И. Калинин. Вот как описывает происходившее в тот день один из немногих оставшихся в живых участников событий, бывший матрос:

«Комиссар флота Кузьмин предоставил слово Калинину, которого весь манеж встретил бурными аплодисментами. Все ждали, что он хоть что–нибудь скажет о том, как намечается улучшить положение крестьян, а Калинин начал выступление с восхваления подвигов и заслуг кронштадтских моряков и солдат революции, говорил о победах на фронтах гражданской войны, о достижениях советской власти на хозяйственном фронте, о переживаемых страной трудностях.

В зале манежа раздались громкие реплики: «Хватит красивых слов. Скажи лучше, когда покончите с продразверсткой? Когда снимете продотряды?» Выкрики с разных мест звучали внушительно.

Оценив обстановку, Калинин, комиссар флота Кузмин и председатель горсовета Васильев с трибуны обратились с предложением провести митинг раздельно среди моряков и среди красноармейцев, мотивируя тем, что манеж не вмещает всех желающих. Этот маневр масса не поддержала, моряки предложили перенести митинг на Якорную площадь, куда и двинулся народ… Когда на трибуне появился Калинин, его и здесь встретили аплодисментами, ждали, что он скажет. Но, когда он опять стал говорить о заслугах моряков, о достижениях и трудностях советской страны, снова раздались возгласы: «Хватит похвал! Скажи, когда отменят продразверстку?

Когда перестанут душить мужика?» Калинин пытался как–то оправдать продразверстку, но на трибуну поднялся широкоплечий немолодой матрос и громко крикнул: «Хватит хвалебной болтовни. Вот наши требования: долой продразверстку, долой продотряды, даешь свободную торговлю, требуем свободного переизбрания Советов!«…

Калинин потребовал слова, сказав: «Ваши сыновья и дочери будут проклинать вас за сегодняшний день»»8.

Накануне митинга моряки линейных кораблей «Петропавловск » и «Севастополь» приняли резолюцию, которую и вынесли на обсуждение представителей всех кораблей и военных частей Балтийского флота. Принятая почти единогласно резолюция включала 15 пунктов. Лозунга «Советы без коммунистов» кронштадтцы открыто не выдвигали, но их требования действительно были направлены прежде всего против монополии на власть РКП(б).

В первых же строках документа констатировалось, что «настоящие советы не выражают волю рабочих и крестьян »9. Резолюция призывала немедленно провести перевыборы советов тайным голосованием, причем перед выборами организовать свободную предварительную агитацию всех рабочих и крестьян.

«Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов, левых социалистических партий. Свободу собраний и профессиональных союзов и крестьянских объединений. Собрать не позднее 10 марта 1921 г. беспартийную конференцию рабочих, красноармейцев и матросов гор. Петрограда, Кронштадта и Петроградской губернии. Освободить всех политических заключенных социалистических партий, а также всех рабочих и крестьян, красноармейцев и матросов, заключенных в связи с рабочими и крестьянскими движениями. Выбрать комиссию для пересмотра дел заключенных в тюрьмах и концентрационных лагерях… Дать полное право действия крестьянам над своею землею так, как им желательно…»10 А ключевым стало требование «упразднить всякие политотделы, так как ни одна партия не может пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей и получить от государства средства для этой цели»11, — самый, пожалуй, болезненный для большевиков пункт кронштадтской резолюции.

«Кронштадт вышел под лозунгом — «Власть Советам, а не партиям!».

На горьком опыте трехлетнего властвования коммунистов он убедился, к чему приводит партийная диктатура. Немедленно на сцену выползает ряд партийных генералов, уверенных в своей непогрешимости и не брезгающих никакими средствами для проведения в жизнь своей программы, как бы она ни расходилась с интересами трудовых масс. За этими генералами неизбежно тащится свора пресмыкающихся прихвостней, не имеющих ничего общего не только с народом, но и с самой партией. Создается класс паразитов…

И какая бы партия ни стала у власти, она не избежит роли диктатора»12, — заявляла кронштадская публицистика. Война была объявлена.

Лозунги, звучавшие из уст матросов, солдат и рабочих

крепости, почти дословно повторяли политические требования петроградского пролетариата в феврале 1917 года. Власть не могла не узнать их, а узнав — не опасаться последствий, аналогичных февральским, когда свергли самодержавие. Ассоциации возникали прозрачные.

Локализовать кронштадтское восстание было жизненно необходимо для большевиков. «Рассеять» восставших, как во время забастовок в Петрограде, оказалось невозможно:

Кронштадт был крепостью. Митинговые же разоблачения били власть наотмашь:

«Власть полицейско–жандармского монархизма перешла в руки захватчиков–коммунистов, которые трудящимся вместо свободы преподнесли ежеминутный страх попасть в застенок Чрезвычайки, во много раз своими ужасами превзошедшей жандармское управление царского режима»13.

Сразу после митинга состоялось заседание партийного комитета коммунистов крепости, на котором обсуждался вопрос о возможности вооруженного подавления сторонников принятой резолюции. Собравшиеся пришли к выводу, что достаточного количества надежных частей, которые можно использовать для этого, в Кронштадте нет. Обсуждалось предложение арестовать «зачинщиков». Однако аресты, отмечали кронштадтские чекисты, проводить в тот момент не было возможности — нельзя выделить зачинщиков из массы. Даже для всесильной ЧК ситуация представлялась тупиковой, ибо «особое сословие военных моряков представляло и представляет из себя контингент революционеров–профессионалов и базу для возможностей третьей революции…»14 Характерно, что и сами восставшие позиционировали свои действия именно как очередную революцию:

«Три дня, как Кронштадт сбросил с себя кошмарную власть коммунистов, как 4 года тому назад сбросил власть царя и царских генералов.

Три дня, как граждане Кронштадта свободно вздохнули от диктатуры партии… Мы ничего не скрываем и ни от кого не прячемся.

Все, что делаем — делаем открыто, потому что наше дело правое: осуществить общее желание трудового народа, провести подлинную власть Советов; в этом нам никто не может помешать.

И уж, во всяком случае, не помешают банды чекистов и прочих головорезов.

Героизм и настроение гарнизона и спокойная уверенность населения может служить этому гарантией»15.

Видя сложившуюся ситуацию, М. И. Калинин перед отъездом из Кронштадта распорядился сосредоточить оставшиеся надежные части в наиболее важных пунктах крепости, пообещав, что сразу по приезде в Петроград «примет все меры к сосредоточению сил на берегах у Ораниенбаума и Сестрорецка», а также для «применения репрессивных мер извне». На заставе председателя ВЦИК задержали и потребовали предъявить пропуск штаба восставших.

«Он вернулся в крепость, позвонил на «Петропавловск», назвался и сказал, в чем дело. Его попросили подождать у телефона… Он ждал довольно долго, пока уже другой голос не сказал, что он может ехать, и даже попросил у него извинения»16, — вспоминала участница событий Е. Драбкина, бывшая в Кронштадте медсестрой (впоследствии — большевистский публицист).

2 марта в Доме просвещения в Кронштадте (бывшее Инженерное училище) собрались представители, выбранные на делегатское собрание. Его открыл С. М. Петриченко, писарь с линкора «Петропавловск». Делегаты избрали президиум из пяти беспартийных. Главным на собрании стал вопрос о перевыборах Кронштадтского Совета, тем более, что полномочия прежнего его состава заканчивались.

Первым выступил комиссар Балтфлота Н. Н. Кузьмин.

Возмущение собравшихся вызвали его угрозы, что коммунисты добровольно от власти не откажутся, а попытки разоружить их приведут к тому, что «будет кровь».

Большинством голосов собрание выразило недоверие Кузьмину и председателю Кронштадтского горсовета П. Васильеву. Они сразу же были арестованы. (Освобождены лишь после подавления восстания. Все это время они получали тот же паек, что и служащие гарнизона и, как сами же потом воспоминали, могли пожаловаться лишь на конфискацию сапог, замененных лаптями.) Эффект от выступления Кузьмина был мгновенным: кронштадтцы срочно создали Временный революционный комитет (ВРК) для поддержания порядка в крепости.

Власть в Кронштадте без единого выстрела перешла в руки ревкома. Он взял на себя подготовку выборов в Совет путем тайного голосования, предоставив право участвовать в них и вести свободную агитацию всем политическим силам социалистической ориентации. Советские учреждения в городе продолжали работать. 5 марта на «Петропавловске » собрались представители всех воинских частей гарнизона. Выступал Петриченко.

«Братва, — обратился он к собравшимся, — все вы прочитали, наверно, в газетах за 3 марта, что наши требования расценены как «контрреволюционный белогвардейский мятеж». Отсюда надо сделать вывод, что информация Михал Иваныча Калинина не была объективной. По привычке посчитали, что, коли предъявлен протест против действий правительства, значит, это белогвардейщина и контрреволюция, несмотря на то, что революционные массы, преданные Советской власти, требуют облегчить участь крестьянства.

А объяснить протест проще всего действиями генералов, кадетов и прочих империалистов»17.

Борясь с «кучкой коммунистов», мятежники были категорически против использования восстания «гидрой Антанты»:

«Мы не позволим ни одному как тайному, так и явному белогвардейцу воспользоваться временным тяжелым положением нашей Советской республики»18.

Антанта выжидала, всерьез рассматривая вопрос о помощи мятежному городу:

«Русские антибольшевистские организации… принуждены [будут] обратиться в этом отношении за помощью к французскому правительству… Русские антибольшевистские организации держатся того взгляда, что им надлежит совершенно воздержаться от содействия успеху Кронштадтского восстания, если у них не будет

полной уверенности в том, что французское правительство решило предпринять надлежащие в сем отношении меры, в частности:

1) Взяло на себя оказание финансовой поддержки при подготовке восстания, на что вследствие особенно благоприятствующей восстанию обстановки потребуются весьма незначительные средства, вероятно в пределах 200 тысяч франков;

2) взяло на себя дальнейшее финансирование Кронштадта после совершения в нем переворота;

3) приняло меры к продовольствованию Кронштадта и обеспечило прибытие первых продовольственных грузов непосредственно вслед за совершением в Кронштадте переворота;

4) изъявило согласие на прибытие в Кронштадт после переворота французских военных судов, а также сухопутных или морских частей из состава вооруженных сил ген[ерала] Врангеля…»19 Начало волнений в крепости сопровождалось развалом большевистских ячеек военных и гражданских организаций Кронштадта. (На январь 1921 года они насчитывали 2 680 членов и кандидатов в члены РКП(б).) В ВРК, в ревтройки, в редакцию «Известий ВРК» стали поступать как индивидуальные, так и коллективные заявления о выходе из партии. Практически целиком вышла из РКП(б) организация линкора «Петропавловск». Выход из партии продолжался вплоть до последнего штурма Кронштадта, когда всем было уже ясно, что осажденные обречены.

Полностью распалась 41 партийная организация Кронштадта.

Всего за время кронштадтских событий из РКП(б) вышло около 1 000 человек. Большинство из них вступило в партию в октябре 1917–го или во время Гражданской войны.

Известия о событиях в Кронштадте вызвали резкую реакцию советского руководства. Делегация кронштадтцев, прибывшая в Петроград для разъяснения требований матросов, солдат и рабочих крепости, была арестована. 4 марта Совет Труда и Обороны страны утвердил текст правительственного сообщения. Движение в Кронштадте объявлялось «мятежом», организованным французской контрразведкой и бывшим царским генералом А. Н. Козловским, а резолюция, принятая кронштадтцами, — «черносотенно–эсеровской». Поскольку резолюцию в Петрограде практически никто не видел — почта из крепости в город не доходила — расчет был верен. Основная часть рабочих крайне негативно относилась к попыткам восстановить монархию. Поэтому упоминание о царском генерале, тем более связанном с Антантой, угрожавшей вой ной, могло дискредитировать кронштадтцев. Все их попытки доставить в Петроград какие–либо сведения о событиях в крепости пресекались. Перлюстрировались все письма, направлявшиеся из крепости и в крепость. Уже после падения Кронштадта Козловский, в 1917 году добровольно перешедший на сторону большевиков, командовавший артиллерией крепости, говорил:

«Коммунисты использовали мою фамилию, чтобы представить восстание в Кронштадте в свете белогвардейского заговора только потому, что я был единственный генерал, находившийся в крепости »20.

Большевики приступили к массовой программной агитации.

«Ко всем рабочим и красноармейцам финск. побережья Правда о кронштадтском мятеже Контр–революция, пытавшаяся в течение трех лет задушить огнем и мечом на многочисленных фронтах рабоче–крестьянскую власть, разбита героической Красной Армией вдребезги.

Ценой тягчайших усилий и кровью рабоче–крестьянских бойцов, Советская Республика завоевала наконец возможность отдать все свои силы на восстановление хозяйства страны и материального благоустройства рабочего класса.

Основная цель — прекращение гражданской войны и создание прочного мира достигнуты… Бессильные в своей злобе бывшие помещики и фабриканты, выброшенные железной рукой пролетариата и крестьянства из своих дворцов и поместий, вкупе с заграничными ростовщиками и насильниками, не прекращают своих попыток возродить старую буржуазно–помещичью Россию.

Проученные Красной Армией на фронтах они задумали дьявольский план взрыва рабоче–крестьянской России изнутри…

Верным пособником их в этом преступно–злодейском деле были правые социалисты–революционеры и прочие белогвардейцы…

Одновременно с этим, те же эс–эры и другие наемники русской и заграничной контр–революции начали осуществлять свои планы в Революционном Пролетарском Петрограде… Часть обманутых моряков Кронштадта на корабле «Петропавловск», подстрекаемые темными личностями и шныряющими пособниками буржуазии — эс–эрами, подняли мятеж, подбивая на это и другие команды.

На другой же день после мятежа фактическое руководство в Кронштадте переходит в руки изменника Советской власти б. цар.

генерала Козловского и окружающей его кучки офицеров. Понимая, что их открытое появление во главе мятежников сразу раскроет глаза всем рабочим, креаьянам и красноармейцам на истинные цели мятежа, свержение Рабоче–Крестьянских Советов, эти царские шкурники прячутся в темноте стоя за спинами беспартийных и оттуда руководя обманутыми мятежниками… за спиной обманутых матросов стоит оскаливший зубы белогвардейский зверь в образе старого помещика, банкира и капиталиста…

Рабочие, крестьяне и красноармейцы по опыту хорошо знают, что представляет Кронштадтский мятеж. Он уже сейчас превращается в генеральско–эс–эровскую революцию, руководимую царскими генералами, помещиками из Берлина, Парижа, Лондона и Варшавы.

Против контр–революции у нас одно средство — беспощадная борьба и рабоче–крестьянская расправа. Двух путей не дано. Кронштадт незамедлительно должен быть возвращен в семью советской республики»21.

На самом деле большевики отлично понимали, что никаких белогвардейцев, возглавляемых Антантой, за спиной кронштадтских повстанцев нет. В секретном докладе особоуполномоченного при президиуме ВЧК Я. С. Агранова отмечалось:

«Кронштадтское движение возникло стихийным путем и представляло собой неорганизованное восстание матросской и рабочей массы… Следствием не установлено, чтобы возникновению мятежа предшествовала работа какой–либо контрреволюционной организации среди комсостава или работа шпионов Антанты. Весь ход движения говорит против такой возможности…»22 Не рассчитывая только на силу пропаганды, власти с 3 марта ввели в Петрограде и Петроградской губернии осадное положение. Постановлением Совета Труда и Обороны, которое подписали Ленин и Троцкий, «бывший генерал Козловский и его сподвижники объявлялись вне закона». За этим последовали репрессии в отношении их родственников и знакомых.

Справедливость была восстановлена 70 с лишним лет спустя, 10 января 1994 года — указом Президента РФ «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 года». Документ гласит:

«В целях восстановления исторической справедливости, законных прав граждан России, репрессированных в связи с обвинениями в вооруженном мятеже в г. Кронштадте весной 1921 года, и в соответствии с выводами Комиссии при Президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий постановляю:

отменить пункт 1 постановления Совета Труда и Обороны от 2 марта 1921 г. (без номера), объявлявшего участников кронштадских событий весной 1921 года вне закона»23.

С 3 марта в Петрограде арестовывались и лица, не причастные к кронштадтским событиям. Их брали в качестве заложников.

(В числе первых была семья Козловского: его жена и четыре сына.) Кронштадтцы добивались открытых и гласных переговоров с властями, однако позиция последних была однозначной: никаких переговоров или компромиссов, мятежники должны быть наказаны. Предложение обменяться представителями Кронштадта и Петрограда осталось без ответа.

Тогда же во все части, на корабли Балтфлота был направлен приказ, в котором всем комиссарам предписывалось находиться на местах; запрещались собрания в присутствии посторонних лиц; всех замеченных в агитации против советской власти предлагалось арестовывать. Власти приняли все меры, чтобы изолировать Кронштадт от внешнего мира, закрыть доступ в Петроград морякам и красноармейцам Кронштадта.

6 марта делегация из четырех человек, возглавляемая членом кронштадтского ревкома, матросом линкора «Севастополь » Вершининым, вышла на встречу, которая должна был состояться на льду Финского залива между Кронштадтом и Ораниенбаумом. Но вместо переговоров безоружная делегация была арестована, а в последствии расстреляна24.

В связи с прямыми угрозами со стороны властей силой

расправиться с кронштадтцами ВРК обратился к военным специалистам — офицерам штаба — с просьбой помочь организовать оборону крепости. Военные специалисты штаба крепости предложили, не ожидая штурма, самим перейти в наступление. Они предлагали решительные на ступательные действия, в частности, занятие стратегически важного района Ораниенбаум на южном побережье Финского залива, открывающего путь на Петроград. К тому же в Ораниенбауме было много сочувствующих кронштадтцам матросов и солдат (не случайно именно там в начале марта появились первые расстрелянные). Однако начать военные действия первым ВРК отказался.

Члены ВРК надеялись, что их поддержат трудящиеся Петрограда, а вслед за ними — и всей страны. 3 марта ВРК, выдавая желаемое за действительное, оповестил кронштадтцев о том, что в Петрограде происходит «всеобщее восстание». Между тем реакция петроградских рабочих на события в Кронштадте была далеко не однозначной. Многие под влиянием лживой информации, вброшенной властями в условиях военного положения, негативно восприняли действия кронштадтцев. Сыграли свою роль и слухи, что во главе «мятежа» стоит царский генерал, что матросы исполняют роль статистов, и т. п. Люди устали от войны, от «военных» и «осадных» положений, сопровождавшихся, как правило, репрессиями и чистками со стороны ЧК.

События в Кронштадте, по мнению многих, означали новый виток террора. Другая часть петроградского пролетариата симпатизировала кронштадтцам, призывала поддержать их. Но большинство остались равнодушными к событиям в крепости. В Петрограде власти смогли удержать ситуацию. Известие о Кронштадтском мятеже не привело к новым рабочим волнениям. К политике кнута — массовым арестам — власти добавили и пряник: спешно раздавались продукты, мануфактура, ордера на бани и т. п.

Во всю работал и агитпроп. На Петроград и Кронштадт сыпались листовки:

«Остановись, товарищ! Слушай! Мятежный Кронштадт мешает Советской власти перейти к мирному строительству. Предательский Кронштадт мешает всем трудящимся напрячь свои силы на поднятие народного хозяйства. Кронштадт бунтовщиков–провокаторов окрыляет подлые надежды правых эсэров — врагов трудового народа, сеющих семена бунта против рабоче–крестьянской власти.

Кронштадт пособников белогвардейщины прокладывает дорожку кровавой власти царских генералов. Кронштадт предателей помогает банкирам Антанты задушить блокадой крупную Советскую промышленность и мелкое крестьянское хозяйство. Могучим натиском вернем Кронштадт под непобедимую сильную крепкую власть рабочих и крестьян! Вперед, Товарищи»25.

Тем временем власти готовились силой оружия подавить кронштадтское восстание. 5 марта отдан приказ об оперативных мерах по ликвидации мятежа. Честь — как минимум сомнительная — сыграть главную и решающую роль в подавлении восстания была предоставлена Михаилу Тухачевскому.

Для ликвидации мятежа председатель РВС Республики Троцкий приказал восстановить 7–ю армию, которая ранее была расформирована и переведена на положение трудовой, и назначил ее командующим Тухачевского, подчинив ему все войска Петроградского округа и Балтфлота26. Сокрушительное поражение в Польше, разбившее амбиции стать глашатаем мировой революции и вернуть принадлежавший Российской империи регион, все еще жгло душу Тухачевского.

Двадцативосьмилетний командующий Западным фронтом жаждал реванша — если не на той же географической территории, то с адекватной политической значимостью.

Реванша, резонанс от которого заглушил бы польское эхо. Тухачевский, экстренно вызванный с уже мирного Западного фронта, в Петроград, получил шанс «реабилитироваться » — в собственных глазах. (Иная «реабилитация» ему и не требовалась — после польского провала к нему не применялось практически никаких взысканий.) Тухачевский, не участвовавший в Октябрьской революции, но беспроигрышно ее защищавший, теперь был призван задушить мятеж ее активнейших участников. Ему впервые предстояло воевать не с «белыми», не с империалистами, а с недавней опорой большевистской власти. Хорошо информированный о реальной подоплеке событий в крепости, Тухачевский не мог внутренне безоговорочно принять новое назначение: слишком зримой была метаморфоза власти, слишком явным и обоснованным — протест ее недавних протагонистов. Но уязвленное Польшей самолюбие и необузданное стремление к самоутвержде нию оказались для Тухачевского, назвавшего свою миссию в Кронштадте «пренеприятной»27, сильнее «интеллигентских » сомнений.

Тухачевскому предписывалось подготовить оперативный план штурма и «в кратчайший срок подавить восстание в Кронштадте».

А пока 5 марта издано обращение «К гарнизону и населению Кронштадта и мятежных фортов:

«Рабоче–крестьянское правительство постановило: вернуть незамедлительно Кронштадт и мятежные суда в распоряжение Советской республики. По сему приказываю: всем поднявшим руку против социалистического отечества немедленно сложить оружие.

Упорствующих обезоружить и передать в руки советских властей.

Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость Советской Республики. Одновременно мною отдается распоряжение подготовить все для разгрома мятежа и мятежников вооруженной рукой. Ответственность за бедствия, которые при этом обрушатся на мирное население, ляжет целиком на головы белогвардейских мятежников. Настоящее предупреждение является последним.

Председатель РВС Республики Троцкий, главком Каменев, командарм–7 Тухачевский»28.

Штурм крепости был назначен на 8 марта — в день открытия X съезда РКП(б). Руководство партии понимало необходимость уступок, в том числе замены продразверстки продналогом, разрешения торговли — иначе страна впала бы в экономический коллапс. Накануне X съезда были подготовлены соответствующие документы. Но большевистское правительство посчитало необходимым «проучить» тех, кто решился открыто критиковать власть.

Расправа над кронштадтцами должна была показать, что экономические реформы ни при каких обстоятельствах не

затронут основ властной монополии, а любой протест против нее будет беспощадно караться. Кронштадт был для Ленина инструментом, с помощью которого он пытался придать безапелляционную убедительность требованиям устранить всякую внутрипартийную борьбу, обеспечить единство РКП(б) и соблюдение жесткой партийной дисциплины.

Именно феномен Кронштадта стал решающим аргументом в пользу «недопустимости какой бы то ни было фракционности» в партии и проекта резолюции «О единстве партии». Этот документ, подменивший единство одномыслием и, следовательно, диктатом, скреплен пролитой в Кронштадте кровью.

В докладе, открывавшем съезд, Ленин упомянул, что, возможно, к вечеру 8 марта придут новости из Кронштадта.

Прения должны были начаться под канонаду и завершиться под победный салют: советское руководство было уверено, что с «мятежниками» покончат одним ударом. Не сложилось.

Тухачевский рапортовал главкому С. С. Каменеву 8 марта, после первого, неудачного штурма, оправдываясь:

«Матросня обороняется и артиллерия их отвечает полностью.

Поэтому атака встречает серьезные затруднения… В общем артиллерия противника боеспособна, и для серьезного штурма нужно нас усилить бронепоездами с 10–дюймовыми орудиями, и нужна хорошая пехота… В связи с обстановкой буду действовать так: артогонь будет поддерживаться день и ночь, причем, чтобы внести разложение, придется стрелять по казармам в городе и по городу. Если только хлеб у них на исходе, это произведет хорошее впечатление»29.

Он умел производить «хорошее впечатление»… А хлеба в крепости действительно не было — с 8 марта гражданам вместо хлеба уже выдавали овес, да и его хватило лишь на неделю. Командарм резюмировал:

«Надо ускорить переброску частей и вывести всех матросов из Петрограда… В общем матросы в Кронштадте оказались более стойкими и организованными, чем об этом говорилось»30.

Неудача вызвала явное неудовольствие Троцкого.

И Глава РВС вызвал командарма–7 к прямому проводу.

«Троцкий. Михаил Николаевич, вы же гарантировали успех, а исход получился паршивый. Как это понимать?

Тухачевский. Товарищ предреввоенсовета, я гарантировал вам не успех, а говорил, что надеюсь на него…»31.

За сарказмом и интонационным нарушением субординации — растерянность. И еще большая ожесточенность стремления «покончить с матросней». Ситуация в войсках крепости была категорически неприемлемой для Тухачев ского, с юности воспитанного в духе беспрекословного подчинения приказам: «бунт», затеянный военными — моряками и солдатами, воспринимался им как преступление, нарушение присяги. Отказ красноармейцев наступать на мятежников трактовался как преступление вдвойне.

Понеся после первой попытки штурма большие потери, карательные войска отступили на исходные рубежи. Одна из основных причин этой неудачи крылась в настроениях красноармейцев, которых бросали на лед Финского залива для штурма крепости. Дело дошло до их прямого неповиновения.

В полосе наступления Южной группы отказался подчиниться приказу штурмовать крепость 561–й полк. На северном участке с большим трудом удалось заставить наступать отряд петроградских курсантов, считавшийся самой боеспособной частью войск Северной группы.

Красноармейцы отказывались идти на штурм Кронштадта, звучали призывы «бить коммунистов». Волнения в воинских частях усиливались.

В этих условиях большевики были вынуждены констатировать:

«В таком состоянии Красная Армия не может быть надежным оплотом Советской власти»32. Руководство страны боялось, что восстание перекинется на весь Балтийский флот. «Ненадежных» моряков отправляли подальше от Кронштадта — для прохождения службы в других акваториях страны. До 12 марта на Черное море было отправлено 6 эшелонов с моряками балтийских экипажей.

Ненадежные красноармейские части разоружались и отправлялись в тыл, а те, кого посчитали зачинщиками, расстреливались.

Особый отдел ВЧК отчитывался Троцкому:

«В настоящее время приходится лечить запущенную болезнь и лечить ее хирургическими приемами, так как для лечения органического нетуже времени», необходимо «создание временного особистского органа, который бы, будучи облечен полнотою власти, имел бы возможность заниматься исключительно работой в Балт-

флоте».

Существовавший в это время в Петрограде аппарат Особого отдела признавался «для данной критической и исключительной эпохи неудовлетворительным»33.

Эпоха признана критической и исключительной, а значит, с точки зрения большевиков и ЧК, оправданы и исключительные меры борьбы. Приговоры к высшей мере наказания «за отказ от выполнения боевого задания», «за дезертирство» следовали один за другим. Их приводили в исполнение немедленно — ввиду «особых условий, сложившихся в городе Кронштадте, и для поддержания революционного порядка». Расстреливали публично. Красноармейцев — исполнителей приговоров — заставляли расписываться в актах о расстреле, чтобы повязать кровью с людьми, вынесшими приговор. Легализованные в «критическую и исключительную эпоху» карательные меры стали в Советской России повседневностью.

Тухачевский готовился к повторному штурму. Подтягивались на исходные позиции считавшиеся наиболее надежными части. С 10 марта в районе станции Лигово сосредоточивалась 27–я Омская стрелковая дивизия, вызванная с Западного фронта. Она имела хорошую боевую подготовку и успешно сражалась на польском фронте.

Но по прибытии в 235–м Невельском, 236–м Оршанском и 237–м Минском полках 79–й бригады началось брожение.

Красноармейцы заявили, что не будут штурмовать Кронштадт. Эти части удалось разоружить, начались аресты.

Процедура расправы была предельно упрощена: после короткого допроса обвиняемому выносили приговор.

Только 14 марта постановлением чрезвычайной тройки был приговорен к расстрелу 41 красноармеец 237–го Минского полка. 15 марта та же участь постигла 33 красноармейцев Невельского полка.

Главком Сергей Каменев и командарм–7 Михаил Тухачевский после массовых братаний восставших и карательных войск разговаривали по прямому проводу:

«Тухачевский. Вчера обстановка сложилась скверно… Часть полков осталась верной, а часть добровольно возвратилась по выходе из города. Главным основанием служит трусость, так как провокаторы

сеют слухи, что десятки тысяч курсантов погибли подо льдом… очень легки всякие отказы действия… Этот казус заставил отложить сегодняшнюю атаку… Сейчас действует трибунал и осо бый отдел, чистка и расправа будет очень жесткая. Из Финляндии прибывает до ста белых офицеров и сегодня ожидают первый транспорт с продовольствием.

Главком. Дело скверно, хотя я считаю, что этот эпизод, конечно, будет изжит в одни сутки… Предполагаете ли использовать ваш резерв из курсантов?

Тухачевский. Из курсантов у меня, собственно, остался один полк, который взять нельзя. Авиации мешает туман. Тяжелая артиллерия не пришла, но подходит…

Главком. Значит, отложил только на завтра?

Тухачевский. Надеюсь,так»34.

Поговорив с Главкомом, 15 марта Тухачевский издал приказ в излюбленном чеканно–романтическом стиле.

Документ выстроен диалогично — и подчеркнуто от первого лица.

«Тяжелое впечатление произвело на меня вчерашнее преступное митингование Славных и Победоносных Минского и Невельского полков.

Советская Власть разоружением и арестом этих полков показала, что в Красной Армии она не допустит ни отсутствия дисциплины, ни измены. Все провокаторы и шептуны жестоко поплатились за свою контрреволюционную деятельность. Теперь, когда обманутые ими герои просят дать им возможность взятием Кронштадта искупить свою вину перед рабочими и крестьянами Советской России, приказываю:

Возвратить Минскому и Невельскому полкам их оружие и Революционные Знамена.

Я уверен и надеюсь, что вновь увижу героями своих старых боевых друзей, с которыми вместе мы брали Челябинск и Омск и с которыми вместе наступали на Варшаву.

Вперед! На штурм изменников Кронштадта!»35 Ситуация братания произвела на Тухачевского сильное впечатление — он писал Ленину:

«Если бы дело сводилось бы к одному восстанию матросов, то оно было бы проще, но ведь осложняется оно хуже всего тем, что рабочие в Петрограде определенно не надежны. В Кронштадте рабочие присоединились к морякам… По крайней мере сейчас я не могу взять из Петрограда бригады курсантов, так как иначе город с плохо настроенными рабочими было бы некому сдерживать…

Что же касается до подавления восстаний, то здесь конечно для нашей Красной Армии громадная разница, бить ли матросов и кулаков или же рабочих…»36 «На предмет трусости» наступающих готовились заградотряды, которые должны были стрелять в отказавшихся участвовать в штурме. Так «укреплялось мужество сталью и свинцом».

В ночь на 16 марта после интенсивного артиллерийского обстрела крепости начался новый штурм Кронштадта.

Большевики позднее пытались поэтизировать его.

«Перед нами разыгралась картина красивого боя по своим внешним формам. Два ярких полукольца почти не потухающих выстрелов, грохот и треск рвущихся снарядов, визг их, сверлящий воздух, и вой отскакивающих от гладкой поверхности льда, вырастающие и рассыпающиеся столбы воды и льда от подводных взрывов, содрогание льда на общем фоне ночи — все это производило неизгладимое впечатление. Все, взятое вместе, больше воодушевляло, чем удручало»37, — вспоминал комкор В. К. Путна.

К утру 18 марта крепость оказалась в руках красноармейцев.

Не последнюю роль сыграла и работа по «разложению » внутри рядов мятежников, предпринятая агентами ЧК и местными коммунистами. Им удалось внести раскол в команды восставших кораблей.

«Тухачевский. Бунт на «Петропавловске» и «Севастополе»

оправдался, и моряки еще ночью помогли нам занять город. Старые матросы и коммунисты броненосцев арестовали командный состав и сдались нам. Форты «Красноармейский», «Константин» и «Милютин » нами заняты, противник ушел ночью. Сейчас выясняется относительно форта «Риф». Подсчет трофеев еще не сделан. В общем, полагаю, что наша гастроль здесь окончилась. Разрешите возвратиться восвояси. Тухачевский.

Главком. Ваша гастроль блестяще закончена, в чем я и не сомневался, когда привлекал Вас к сотрудничеству в этой истории, я бы просил Вас задержаться до выяснения с фортом «Риф», что, вероятно, сегодня будет. Сейчас доложу Льву Давыдовичу [Троцкому] и вечером сообщу Вам ответ…Приму все меры, чтобы удовлетворить Ваше желание…Поздравляю еще раз. Крепко жму Вашу руку. Каменев.

Тухачевский. Покорно благодарю, все выполню»38.

Поговорив с Тухачевским, Главком немедленно связался с председателем РВС Республики.

«Каменев. Только что по прямому проводу у меня состоялся разговор с Тухачевским. Он сказал, что его гастроль здесь окончилась, и просит разрешения убыть на Западный фронт.

Троцкий. Как, вы сказали, назвал Михаил Николаевич свое пребывание под Кронштадтом — гастролью?

Каменев. Да, так и сказал — гастроль.

Троцкий. Интересное сравнение, но для Тухачевского вполне объяснимое, он же увлекается игрой на скрипке, а в Кронштадте первая скрипка принадлежала ему. Передайте Михаилу Николаевичу мое поздравление и разрешение убыть к прежнему месту службы.

Каменев. Будет исполнено, Лев Давыдович»39.

Когда стало ясно, что дальнейшее сопротивление бесполезно и кроме дополнительных жертв ни к чему не приведет, по предложению штаба обороны крепости защитники ее решили уходить из Кронштадта. Запросили правительство Финляндии, может ли оно принять гарнизон крепости. После получения положительного ответа начался отход к финскому берегу. В Финляндию успели перейти около 8 000 человек. Финляндскую границу перешли почти все члены кронштадтского ВРК и штаба обороны.

Власти скрыли количество погибших, пропавших без вести и раненых красноармейцев. Многие из погибших на балтийском льду даже не были преданы земле. С таянием льда возникла опасность заражения акватории Финского залива. В конце марта в Сестрорецке на встрече представителей Финляндии и Советской России решался вопрос об уборке трупов, оставшихся в Финском заливе после боев.

Петроград не оправдал надежд ни восставших, ни властей:

он остался индифферентным. Политсводки 18—19 марта констатировали:

«Ликвидация Кронштадтского мятежа в массе населения не произвела того впечатления, какого следовало бы ожидать. В большинстве случаев — это недоверчивость к свершившемуся факту, чаще всего слышатся возгласы, что не могли пехотные части взять морскую неприступную крепость. Тут что–то не то… Настроение среди рабочих хорошее.

Обыватели ведут враждебную агитацию среди малосознательных рабочих, говоря о временном успехе и колоссальных потерях… недоверие падению Кронштадта. Тема дня — продовольствие, предстоящее распределение обуви»40.

Однако уже несколько дней спустя, благодаря снятию заградотрядов, распределению одежды и обуви и, конечно, массовой агитации на предприятиях, настроение как будто бы изменилось. Во всяком случае, ропщущих заставили замолчать:

«Настроение рабочих сильно поднялось. Газеты разбирают нарасхват и читают с неподдельной радостью… все рады счастливом концу и с гордостью говорят о героизме красных курсантов»41.

А победители начали расправу над гарнизоном Кронштадта.

Сам факт пребывания в крепости во время восстания считался преступлением. Все матросы и красноармейцы — участники событий — прошли через военный трибунал. Пленных среди осужденных не было, их расстреливали на месте. Под страхом наказания запрещалось даже оказывать помощь раненым матросам, которые после штурма оставались на балтийском льду и улицах Кронштадта.

Прошло несколько десятков открытых судебных процессов. Особенно жестоко расправлялись с моряками линкоров «Севастополь» и «Петропавловск». 20 марта слушалось дело по обвинению 13 человек с линкора «Севастополь » в мятеже и вооруженном восстании. Всех обвиняемых приговорили к расстрелу. В тот же день на заседании чрезвычайной тройки слушалось дело по обвинению 167 моряков линкора «Петропавловск». Всех приговорили к расстрелу. Один из самых крупных открытых процессов над моряками восставших линкоров состоялся 1—2 апреля.

Перед ревтрибуналом предстали 64 человека. 23 из них приговорили к расстрелу, остальных — к пятнадцати и двадцати годам тюрьмы. На следующий день по постановлению чрезвычайной тройки было расстреляно 32 моряка с «Петропавловска» и 39 — с «Севастополя», а 24 марта по постановлению тройки расстреляли еще 27 моряков.

С особым пристрастием карательные органы преследовали тех, кто во время кронштадтских событий вышел из РКП(б). Людей, «состав преступления» которых заключался только в сдаче партийных билетов, безоговорочно относили к разряду врагов (в том числе и участников Октябрьской революции) и судили. Заявление о выходе из партии трактовалась как неопровержимая улика в контреволюционной деятельности. К лету 1921 года только президиумом Петроградской губчека, коллегией Особого отдела охраны финляндской границы Республики, чрезвычайной тройкой кронштадтского Особого отделения Особого отдела охраны финляндской границы и реввоентрибуналом Петроградского военного округа к высшей мере наказания были приговорены 2 103 человека и к различным срокам наказания 6 459 человек. После кронштадтского мятежа осужденных стало так много, что власть озаботилась «социалистическим строительством» — созданием новых концентрационных лагерей. Этот вопрос был вынесен на заседание Политбюро ЦК РКП(б).

Репрессированные были реабилитированы указом Президента только в 1994 году:

«Признать незаконными, противоречащими основным гражданским правам человека репрессии, проводившиеся в отношении матросов, солдат и рабочих Кронштадта на основании обвинений в вооруженном мятеже»42.

А пункт указа «установить в г. Кронштадте памятник жертвам кронштадтских событий весной 1921 года» не выполнен до сих пор…

Вернувшись в Смоленск, где располагался штаб Западного фронта, Тухачевский женился на Нине Евгеньевне Гриневич, которую он «увел» от первого мужа — комиссара 4–й стрелковой дивизии Западного фронта Л. Аронштама.

Нине Гриневич, выпускнице московского Александровского института, дочери полковника царской армии Е. К. Гриневича, добровольно перешедшего в начале 1918

года на сторону большевиков, в то время было 20 лет.

В Смоленск она приехала к отцу, весной 1920 года переве денному в штаб Западного фронта из Ростова–на–Дону43.

Об истории знакомства Тухачевского с будущей женой можно узнать лишь из протокола ее допроса на Лубянке в 1937 году:

«В 1920 году, примерно в марте месяце, я и мой отец… уехали в город Ростов–на–Дону… в штаб Западного фронта в город Смоленск я переехала примерно через полгода и устроилась работать в секретариат… Я работала с конца 20–го года по май месяц 1921…

В 1921 я вышла замуж за Тухачевского и уехала в город Тамбов, куда он был переведен на работу»44.

«Блестяще закончивший гастроль» в Кронштадте, Тухачевский резюмировал:

«Мы все время будем строить в военной обстановке. Из этого положения мы должны исходить… нам никакого дела нет до того, какая армия выгоднее в мирное время,так как такого времени у нас не будет»45.

Этот тезис полностью соответствовал идеологическим установкам ЦК РКП(б) на изменение функций армии:

«Изменившееся положение в республике коренным образом изменяет и самый характер военных задач на ближайшее время (вместо борьбы с белогвардейщиной, организованной в военном отношении, — борьба с крестьянскими восстаниями)»46.

И после Кронштадта Тухачевского направили решать «военные задачи нового характера» — усмирять крестьянское восстание в Тамбовской губернии.

Источники и литература

1. Архипов И. Л. Последний отзвук революции // Ленинградский университет, 26 апреля 1991 года.

2. Кронштадт в марте 19'21 г. Публикации документов // Отечественные архивы, № 1,19Э6, с. 49.

3. Архипов И. Л. «Три с половиной года мы не видали белой булки и тайного голосования» /'/ Время новостей, 17марта 2005 года, № 44.

4. Архипов И. Л. Последний отзвук революции.

5. Кронштадт в марте 19 21 г., с. 69.

6. Кронштадт 1921 / Под общ. ред. акад. А. Н. Яковлева. М.: МФ «Демократия», с. 37.

7. Моряк К. Колодочкин // Известия ВРК Кронштадта, 9 марта 1921 года.

8. Драбкина Е. Зимний перевал. М.: Политиздат, 1990, с. 83.

9. Резолюция собрания команд 1–й и 2–й бригад кораблей от 1 марта 1921 // Кронштадт 1921, с. 50.

10. Там же.

И. Там же.

12. Кронштадт 1921, с. 141.

13. Архипов И. Л. «Три с половиной года мы не видали белой булки и тайного голосования».

14. Кронштадт 1921, с. 86.

15. Известия Временного революционного комитета…, 5—12 марта 1921 года.

16. Драбкина Е. Указ. соч., с. 83.

17. Ермолаев И. Вся власть Советам. О событиях в Кронштадте 1— 18 марта 1921 года // Дружба народов, № 3,1990, с. 183.

18. Архипов И. Л. Кронштадт 1921 года: революционный мятеж? // Слово и дело, 18–24 марта 1993, № 9 (014).

19. Кронштадт 1921, с. 42–43.

20. Русское прошлое: Историко–документальный альманах, № 2.

СПб., 1991, с. 354.

21. Государственный музей политической истории России (ГМПИР),ф. 2, №3224/2.

22. Млечин А. М. Русская армия между Троцким и Сталиным.

М.: Центрполиграф, 2002, с. 153.

23. Указ Президента Российской Федерации «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 года», № 65 от 10.01.1994 года.

24. Ермолаев И. Указ. ст. // Дружба народов, № 3,1990, с. 184.

25. ГМПИР, ф. 2, оп. 3470.

26. Млечин А. М. Указ. соч., с. 156.

27. Кронштадт 1921, с. 165.

28. ГМПИР, ф. 2, оп. 3470.

29. Кронштадская трагедия 1921 г.: Документы. М., 1999, т. 1, с. 287.

30. Там же.

31. Краснов В., Дайнес В. Неизвестный Троцкий. М., 2000, с. 345.

32. Млечин Л. М. Указ. соч., с. 155.

33. Кронштадт 1921, с. 87.

34. Кронштадская трагедия 1921 г., с. 427.

35. Кронштадт 1921, с. 201.

36. Млечин Л. М. Указ. соч., с. 194.

37. Драбкина Е. Указ. соч., с. 119.

38. Запись разговора по прямому проводу С. С. Каменева с М. Н. Тухачевским о занятии Кронштадта и об отъезде Тухачевского на Западный фронт // Кронштадская трагедия 1921 г., с. 502.

39. Краснов В., Даынес В. Указ. соч., с. 353—354.

40. Яров С. В. Горожанин как политик. Революция, военный коммунизм и НЭП глазам петроградцев. СПб., 1999, с. 176—177.

41. Яров С. В. Кронштадтский мятеж в восприятии петроградских рабочих // Звенья: Исторический альманах. Вып. 2. М. — СПб.: Феникс–Atheneum, 1992, с. 551.

42. Указ Президента Российской Федерации «О событиях в г. Кронштадте весной 1921 года», № 65 от 10.01.1994 года.

43. ЦА ФСБ РФ, АСД № Р–34523 на Гриневича Е. К., л. 6.

44. ЦА ФСБ РФ, АСД № Р–23914 на Тухачевскую–Аронштам Н. Е.

Конверт: протокол допроса от 27.08.1940 г., л. 1—2.

45. Кронштадт 1921, с. 166.

46. Млечин Л. М. Указ. соч., с. 155–156.