22

Иван

Я сбежал вниз в полуподвал на Пятницкой. Чуть не загремел носом вперёд, поскользнувшись за две ступеньки до крашеной чёрной двери с табличкой «Закрыто». Чёртовы итальянские ботинки! Хороши для красных дорожек, полное дерьмо для прогулок по Москве в дни снежных заносов.

Я толкнул дверь. Звякнул колокольчик. Полутьма бара “Lemon&Cork” встретила меня теплом и сухостью, как чрево оголодавшего кита. Я стряхнул с головы и плеч снег, постучал подошвами, сбивая его на коврик.

Мои шаги отозвались эхом. Акустика здесь что надо. Деревянные стулья возле грубо сколоченных столов, погашенные лампы на цепях с потолка, пол в крупную, вытоптанную клетку. Сейчас она казалась синей. Вагонка на стенах, кирпичные колонны, балки на потолке. Максимально просто и оттого хорошо.

Только арочные оконца, подглядывающие из-под сугробов за шагающими мимо чужими ногами в сапожках, ботинках, уггах и меховых кроссовках, претендовали на ретро в стиле трактира на Пятницкой. Но меня не обманешь. Всем известно, что здесь самые-самые, элита рока, дают акустические концерты, лабают блюз, иногда фанк, но чаще откровенный рок-н-ролл. Они поднимают крышу и ленивых со стульев, барабанными перебивками не позволяют офисному планктону на верхних этажах засиживаться на работе. Зато директорат банка может быть уверен, что охрана на рабочем месте не спит – нет шансов.

Но в шестнадцать ноль-ноль здесь слышен только звон перетираемых бокалов. И то не сейчас. За барной стойкой, освещённой яркой лампой, никого не было. Круглые табуреты пустовали.

– Эй, – крикнул я бутылкам на стеллаже, – есть кто живой?

Похлопал для верности ладонью о стойку.

Ни ответа, ни шевеления.

– Дамир!

Тишина.

Неужели я с ним разминулся?! Он всегда тут, после обеда уж точно.

Настроение и так было ни к чёрту, а теперь досада размазала горечь сверху смачным плевком. Я разворчался, как старый дед, что надо было договариваться о встрече и не выпендриваться, надо было то, надо было сё. Аж закололось внутри раздражением и недовольством. Можно позвонить, конечно…

Но именно сейчас хотелось без скайпа и гаджетов, запросто, в реале увидеть вечно небритую рожу Дамира, его улыбку индейца навахо, прозрачные глаза накурившегося травки шамана, видящего, что у тебя за душой. Хотелось обняться, поржать, без причины сотрясая воздух, а потом сесть за столом друг напротив друга и спросить без всяких: «Как сам?».

Но я тут один стою и зову, как дурак.

И вдруг до щемящей боли в груди я понял, как мне этого не хватает!

Отчёты, бюджеты, советы директоров, стройки, поставки, жирные лапы серых пиджаков, приманивающих взятки, как цыплят; презентации, звонки по бизнесу в три часа ночи, ухищрения, техники переговоров, этого всего так много! Майбахи, Куршавели, пентхаузы, понты – это моя жизнь. Такая, какую я хотел, какую сам построил. Целеустремлённо, жёстко, по кирпичикам. Где-то обманом, где-то зубами выгрыз. Никто ведь особо не мечтает поделиться местом под солнцем, но я своё взял. Я был на сто процентов уверен, что это «моё», и мне было интересно!

Но я и представить себе не мог, что там будет не хватать главного – простоты.

Простота – это такая фишка, которую за деньги не купишь. Можно попытаться, но всё равно не то. Ведь наступает момент, когда нахаваешься досыта трюфелей и чёрной икры, когда начинает тошнить от пафоса и осточертевают изысканные десерты от французских поваров, поданные с фейерверком в пруду из шампанского.

Именно поэтому Алевтина Петровна жарит мне дома на ужин обычную картошку с чесноком, яичницу с ГОСТовскими сосисками и блины с яблочным повидлом. Только Алевтина Петровна в курсе, где достать такое, как было в детстве – советское, неопределенного цвета и консистенции. Самое вкусное. И она не мучает меня неврозами и истериками на пустом месте, как мама. Они, кстати, тоже отдают чем-то ненастоящим. Поэтому я никогда Алевтину Петровну не уволю. Даже если она будет старой и начнёт забывать, где оставила зубы.

Простота – это такая фишка, при которой ты имеешь роскошь побыть собой. Кажется, что может быть проще? А ничего нет сложнее – когда на тебе столько масок и панцирей, обязательств и ответственности, чёртова тысяча людей, за которых тоже ты отвечаешь.

Какой, нафиг, «быть собой»? – скажут мне партнёры по бизнесу, чиновники, политики и те же архитекторы, которые меня ненавидят, и конкуренты. За любую слабость удавят. Я не имею права на уязвимости, только в качестве опыта, чтобы в следующую минуту ответить и ударить больнее. Наступить на того, кто пытается переехать меня.

Только я устал.

Оставил, конечно, для разрядки красивые женские тела, рок и одиночество. А ещё осознание того, что у меня есть единственный настоящий друг. Дамир. А я его уже два месяца не видел.

Я бросил пальто на спинку стула.

Кажется, я совсем расклеился. Эдак недолго и грипп подхватить. Я выдохнул, зашёл за барную стойку и сам плеснул себе в стопку рома. И вдруг тишину надрезал гитарный аккорд. Я рванул на него.

Дамир!

Улыбка сама полезла на лицо. Ну, я реальный дурак – не догадался посмотреть на сцену! Мой друг с русыми с проседью волосами, убранными в хвостик, с парой прядей, падающих на лицо, в здоровенных наушниках, как укуренный Чебурашка, сидел на стуле и рассматривал бумажку на пюпитре. Потом почесал нос и начала перебирать по струнам.

Не слышит ничего за своим «минусом», вот балда!

Я взял стул за спинку одной рукой и пронёс его, поставил на невысокую сцену и уселся напротив Дамира. Только тогда он меня заметил. Глаза расширились. Выматерился радостно и стянул наушники.

– Ванька! – прозвучало офигевшее.

– Привет, братан.

Гитара в сторону. Обнялись. Масло. Аж в душе просветлело.

– До тебя не дозвониться, олигарх! – щербинка между передними зубами его улыбку не портила.

– А ты вообще бриться перестал? – хмыкнул я, глядя на почти моржовые усы друга и русую подросшую бороду.

– Хипую, – заржал Дамир и снова взял в руки любимый «Фендер[16]». – Послушай.

Он выткнул наушники из мини-пульта и начал играть. В динамиках зазвучал аккомпанемент блюз-бэнда. Я узнал классику – «Лалу». Дамир пел тихо, со связками у него давно проблемы. Зато играл великолепно, запойно бегая пальцами по струнам и потряхивая головой в такт. Я невольно стал постукивать ботинком тоже. Дамир доиграл песню до конца, поглядывая на ноты. И, закончив, расцвёл.

– Масло!

– О да, – улыбнулся я.

– Ты не хочешь? – он протянул мне свою святая святых, заказанную из-за океана гитару.

Я покачал головой.

– Нет.

– Кислый ты, брат, – заметил Дамир. – Нелады?

– Есть немного.

– Ну, я читал немного про твоё немного. Хрень, конечно. Поговорить хочешь?

Я пожал плечами.

– Что-то у тебя рожа синяя, Ванька. Обедал?

– Да пофиг… Забыл.

– Сейчас я Варьке скажу, чтобы креветок нам в карри сбацала. Под пивко. И фри с луковыми колечками.

Дамир встал со стула. Крепко сбитая татаро-славянская помесь: широта души и мусульманское гостеприимство, никогда не отпустит голодным. Я не стал ломаться. Желудок уже к спине прилип.

– Вообще это нонсенс, но факт, – хмыкнул Дамир по пути в кухню, у служебного выхода обернулся и сказал: – Иванидзе, ты можешь позволить себе что угодно, а поесть вовремя забываешь. Желудок испортить не боишься?

– Нет. Люди боятся, что умрут от язвы или рака. А у меня есть для них чудесная новость – все умрут в любом случае. Ни один не выживет.

Наш смех усилило эхо, и Дамир скрылся за тёмно-красной дверью. Исчез надолго, будто поплыл сам креветок в аквариуме вылавливать и откручивать им хвосты.

Белый Фендер призывно смотрел на меня, намекая на близость. Почти, как подвыпившая девица у бара. И я не выдержал, взял его в руки, огладил изгиб, приладил на колено. Почувствовал добротный лак под пальцами, струны, рифы. Как-то само собой заигралось из забытого. Не так, как Дамир, конечно, неуклюже – пальцы отвыкли, но наружу постучались слова, возникшие из подсознания. Опять «Металлика» и их “Nothing Else Matters». Начал помогать себе стуком носка вместо метронома, увлёкся. И стало так хорошо, будто только это и нужно было. Как аспирин при больной голове.

Я перебирал струны, прикрыл веки и вдруг представились сами собой синие глаза. И неожиданное осознание – а ведь то, что я принял за исключительно качественную игру, оказалось правдой. И меня будто мешком с цементом по голове шибануло: они тоже настоящие! Её глаза. И ненависть. И жар. И поцелуй.

По спине пробежали мурашки.

Я так отвык от настоящего, что перестал распознавать. Дожились! И чтобы выбросить откуда-то исподволь подкрадывающееся смущение, я начал играть снова. И слова припева, натужившись, вспомнил, чтоб только не думать. И опять, и опять. Лучше три раза спеть один куплет и припев, чем ныть.

– А я до сих пор жалею, Ванька, – послышалось из-за спины, – что ты бросил нас и нашего «Грязного Джо» и занялся, как ты заявил, «серьёзными вещами». У меня от твоего тембра сейчас мурахи размером с американских тараканов по рукам ползут!

Я обернулся. Дамир стоял с подносом в руках над ближайшим столом.

– Тараканам место в голове, – заметил я, откладывая гитару и вставая.

– Там уже другие всё заняли, больше билетов не осталось, аншлаг, – сказал Дамир и ткнул пальцем на кнопку пульта.

Негромко запел Гэри Колеман про то, что небо плачет[17].

– Но без шуток: когда тебе настохренеет быть строительным магнатом, у тебя всегда будет место.

– А нынешнего фронтмена твоего бэнда в переход пошлёшь с гитарным кофром?

– У нас фронтменша, – поправил меня Дамир, наливая пиво в высокие стаканы. – Заглянул бы хоть раз с сентября, знал бы.

– Угу… – Мне даже шутить по этому поводу не хотелось.

Дамир устроился напротив, подвинул ко мне тарелку с хрустящими красно-рыжими креветками.

– Что там про Самшитовую рощу? Правду пишут или опять брешут, сволочи?

Он облокотился на стол и смотрел на меня прямо. С креветкой в руке, зависшей над соусом, как рука судьи с молотком перед принятием резолюции. Кому угодно другому я бы сказал иначе, но в шаманские глаза друга врать не получилось.

– Я сам об этом узнал из новостей, – я опустил голову, креветка пучеглазилась на меня тоже, словно хотела подчеркнуть, что всем нам быть поджаренными – в соусе, на шпажках или попросту в кастрюле с укропом, так что чего уж выкручиваться. – Думаю, мой косяк.

– Хреново.

– Угу. Не то, чтобы я специально ввозил паразитов. Но компания моя, сотрудники мои, и вся херь на мне.

– Роща – та самая, где мы с ребятами на втором курсе…?

– На третьем.

– Жаль, хотел туда летом дочек свозить.

– Хочешь, врежь мне, – поджал губы я.

Дамир усмехнулся.

– Лучше креветок ешь. Остынут, будет не то.

Я уныло повозил продуктом моря в желтоватом соусе. Из кухни выскочила жена Дамира, Варька, полноватая после последних родов, с соломенного цвета косой, как с иллюстрации русских народных сказок.

– Ванюш, привет! – радостно воскликнула она, подавая нам гигантские порции фри и луковых колец в кляре. – Пришёл, наконец! А мы тебя уже потеряли! Кристи и Лиза спрашивали, где дядя Ваня! Ты хоть нашу ёлку не пропусти!

– Спасибо, Варь. Постараюсь, – ответил я, всё больше чувствуя себя гадом. – Ты мне скинешь в ВотсАпе, о чём они там мечтают? Я понятия не имею, что нравится маленьким девочкам.

– Купи вертолёт на радиоуправлении, – подмигнул мне Дамир.

– Только не вертолёт! – Варька шутя стукнула его по плечу, улыбнулась и оставила нас, «мальчиков, дальше секретничать».

Я посмотрел вслед и вдруг понял, что сравниваю её с блогершей. Улыбка сошла с моего лица. К вечеру это больше забавным не казалось.

– Я поеду в Сочи разбираться, – вернулся я к теме, – посмотрю, что можно сделать. Самое досадное: хотел реально, как лучше, но сейчас сам слышу, что это звучит гнилой отмазкой.

Я поморщился.

– Поезжай. Мужик должен отвечать за то, что делает. Только знаешь, что скажу? Твоя проблема в том, Ванька, – сказал Дамир, не стесняясь вымазывая пальцы в соусе, – что ты стал слишком серьёзным и забыл про то, что жизнь – штука своеобразная. Если ты перестанешь шутить с ней, она начнёт шутить с тобой.

– Не понял, что ты имеешь в виду?

– Я о лёгкости. Знаешь там всякие эти слова про радость момента и прочее, как даосы говорят. Не в обиду, но видел тебя в записи на ТВ, и ты там натуральный напыщенный индюк. Честно, так серьёзно себя нести – отстой. Вселенная пустит тебя на смех, как стендаппер в Камеди Клаб. И опустит. Больно. Ведь юмор у неё местами чёрный. Вон та закоренелая циничная блогерша, которая на тебя наезжала, и та выглядела лучше. Честнее.

– Да она не такая, – нахмурился я, мне почему-то стало неприятно. – Телевизионщики нарезали все слова и переставили, как хотели. Мои юристы уже выкатили им претензию.

– Реально?

– Чтоб мне один шансон слушать, – усмехнулся я.

– Козлы.

Я потёр подбородок.

– А ты прав, братан, насчёт «на смех». Я с первой подачи не понял, теперь понеслось снежным комом. – Я вспомнил о фотографии в ночном клубе. – Думаю, это далеко не всё.

– Даже так? – скорчил умную рожу Дамир. – А это не заказ? Ты же на горячее место начал претендовать. Думаю, в законодательное собрание Москвы желающих больше, чем девочек на кастинг клипа у Димы Билана.

Я так опешил, что даже моргнул. Он мои мысли прочитал? Что ж, фотография вполне может быть заказом. Однако следующее, что сказал Дамир, поразило меня ещё сильнее. Своей очевидностью.

– Мне ж не всё равно. Я полез в петицию этой блогерши, и оказалось, что написала она её ещё в октябре. Да, народ там подписывался довольно активно, насмотревшись в конце сезона на гадость в присочинском лесу, но СМИ никак не реагировали. В соцсетях пронеслось и всё, считай заглохло!

У меня пересохло во рту, и я хлебнул пива.

– А тут ты делаешь «каминг аут» со своей кандидатурой на выборы, и тут же бабах! И как удобно – шумиха, сыр-бор, сначала вроде как тебя на телевидении показали, как серозадого зануду, типичного политика. Но уже на следующий день куда не ткни, попадёшь: Иван Красницкий – последний ублюдок, уничтожил лес. И даже если это твой косяк: не доглядел, не проконтролировал, лоханулся, в СМИ это выглядит, будто ты лично сажал эту етитскую бабочку на каждый куст и приказывал: «Жри, жри лес, а то раздавлю!» – Дамир макнул креветку в соус и съел. – Говорю тебе: это заказ.

– Исключать нельзя. – Я промокнул салфеткой пивную пену с губ.

– Я на твоём месте разобрался бы, конечно, на месте с рощей. А потом поговорил бы по-человечески с этой блогершей. Мне старшая, Крис, сказала, у них в школе обсуждали, что все блогеры живут на заказы рекламы и так далее.

Я поморщился. Если б не то фото, воняющее подставой в ночном клубе, и если б она не поцеловала меня первой, я бы начал сейчас возражать.

– Даже если блогерша не куплена, а реально борется за природу, за что ей плюс в карму, она по-любому может случайно вывести на заказчиков. Потому что манипулировать революционерами можно и без денег, – заявил Дамир. – Соответственно, сам заказчик или его посредник в числе её контактов точно есть.

– Чёрт! – я подскочил. – А ведь ты прав!

– Но я могу и ошибаться, – усато улыбнулся Дамир. – Это просто может быть чёрный юмор Большой Вселенной. Дошутилась же она однажды до Большого взрыва.

– Ждать, пока мне голову начисто снесёт, я не намерен. Ты поэтому звонил?

– Ну, с утра мне хотелось узнать, реально ли ты окозлел настолько, что об этом написали в газетах. А потом я подумал и пришёл к этм выводам. Но, знаешь, способность думать есть далеко не у всех.

Я усмехнулся и откусил голову креветке. Ко мне вернулся аппетит и настроение хищника. Я мотнул головой на редеющее число креветок на блюде и добавил:

– И тех, кто не умеет думать, обычно зажаривают в кляре. Кстати, вкусно!

Загрузка...