Война сделана невидимой. Как Америка скрывает человеческие жертвы своей военной машины

Напряженность усилилась с расширением НАТО до границ России, поскольку Соединенные Штаты проигнорировали яростное противодействие России расширению военного альянса. Также было проигнорировано недвусмысленное предупреждение мудреца внешней политики истеблишмента Джорджа Ф. Кеннана, который в 1997 году сказал, что "расширение НАТО станет самой роковой ошибкой американской политики в эпоху после окончания холодной войны". В период с 1999 по 2004 год НАТО расширилась на десять стран Восточной Европы. Среди них Польша и Румыния стали местом постоянного развертывания систем ПРО; хотя эти системы и называются "оборонительными", они могут быть дооснащены крылатыми ракетами наступательного действия.

Немногие американцы были информированы о значении таких событий и о том, как все это может выглядеть через окна Кремля. Из официального Вашингтона и американских СМИ в адрес НАТО регулярно звучали слова почтения и восхищения. Когда речь заходит об отвергнутых обществах, мы слышим такие ярлыки, как "пропаганда". В Соединенных Штатах принятые трюизмы могут быть отмыты и выглажены как здравый смысл.

Любая "конвенциональная" война, в которой Россия и Соединенные Штаты вступают в прямой конфликт, может стать спусковым крючком для запуска ядерного взрыва. Повышенная напряженность ведет к паранойе и большей вероятности принять ложную тревогу за реальную. Это особенно опасно из-за межконтинентальных баллистических ракет (МБР) наземного базирования, которые уникально уязвимы для атаки и поэтому находятся в состоянии готовности к запуску по предупреждению. Четыреста таких ракет, полностью вооруженных и готовых к стрельбе из подземных шахт, разбросаны по прериям и труднопроходимой местности в Колорадо, Монтане, Небраске, Северной Дакоте и Вайоминге.

Хотя их местоположение не является секретным, о реальных последствиях использования МБР говорится мало. "Эти ракеты - одно из самых опасных оружий в мире", - предупреждал в 2016 году бывший министр обороны Уильям Перри. "Они могут даже спровоцировать случайную ядерную войну". Как мы с Дэниелом Эллсбергом написали в The Nation пять лет спустя: "Вопреки необоснованным предположениям, отказ от всех МБР может быть осуществлен Соединенными Штатами в одностороннем порядке без каких-либо негативных последствий. Даже если Россия не последует их примеру, демонтаж потенциально катаклизмических ракет наземного базирования сделает мир безопаснее для всех на планете". Но опасность МБР и мудрость их ликвидации никогда не были чем-то большим, чем крошечные вспышки на экранах страны.

КАК ТОЛЬКО НАЧАЛСЯ 2022 год, человек, возглавивший обман на высшем уровне в связи с вторжением в Ирак, посетил палату представителей. "Дик Чейни, некогда злодей для демократов, прославился в ходе неожиданного визита в Капитолий в честь 6 января", - гласил заголовок USA Today. "Казалось, все прощено, - сообщала газета, - когда молодые и старые демократы Палаты представителей подходили, чтобы поговорить с бывшим вице-президентом". Было за что прощать. Будучи вице-президентом, Чейни был самым главным организатором и распространителем ложной информации, которая подтолкнула страну к войне в Ираке, что привело к гибели тысяч американцев, сотен тысяч иракцев и опустошению захваченной страны. Но в 2022 году похвалы в адрес бывшего вице-президента доходили до послания "прости и забудь", как будто все убийства и страдания теперь могут быть отброшены в свете истории, как будто резня и огромные разрушения, оглядываясь назад, не представляют собой ничего особенного.

Бывший вице-президент выступил в Палате представителей, чтобы поддержать свою дочь, конгрессвумен Лиз Чейни, одну из немногих избранных республиканцев, полностью осудивших роль президента Трампа в нападении на Капитолий годом ранее. Для лидеров демократов этого было достаточно, чтобы расстелить синюю ковровую дорожку. Спикер Палаты представителей Нэнси Пелоси пожала Дику Чейни руку и позже сказала журналистам: "Мы были очень польщены его присутствием". Для лидера демократов Палаты представителей столь пылкое приветствие Чейни, "большая честь" его присутствия - это способ сказать, что прошлое может остаться в прошлом. Можно задаться вопросом, стали бы члены Конгресса, выстроившиеся в очередь, чтобы пожать руку старшему Чейни, так тепло относиться к нему, если бы тело их близкого человека было разбито войной, в которую он втянул нацию.

Ответ "с честью" был не только близоруким взглядом назад. Это был еще и префигуративный способ сказать, что то же самое может произойти и в отношении будущих войн. Лидер может втянуть страну в войну на нечестной основе, но рано или поздно все это не обязательно будет иметь большое значение на публичных аренах СМИ и политики. Для одних это было не более чем политической аксиомой - не иметь постоянных друзей и постоянных врагов. Для других это означало, что в Соединенных Штатах быть главным военным преступником вполне совместимо с получением похвалы от могущественных, влиятельных и восхищенных людей.

И так было не только в нижней части президентства Буша-Чейни, но и в верхней. Телевизионная икона Эллен Дедженерес не преминула публично пообщаться с бывшим президентом Джорджем Бушем-старшим - в октябре 2019 года она сопровождала его на футбольный матч, а затем поделилась видео, на котором он сидит рядом с ней на трибуне. Дедженерес показала видео в эфире своей программы и зачитала вслух полученный ею твит, в котором говорилось: "Эллен и Джордж Буш вместе заставляют меня снова поверить в Америку". Затем Дедженерес сказала аудитории (которая ответила громом аплодисментов): "Я дружу с Джорджем Бушем. На самом деле, я дружу со многими людьми, которые не разделяют тех же убеждений, что и я. Но если я не во всем согласна с кем-то, это не значит, что я не буду с ним дружить. Когда я говорю: "Будьте добры друг к другу", я имею в виду не только людей, которые думают так же, как и вы. Я имею в виду, что будьте добры ко всем - неважно".

На первый взгляд, это может показаться свидетельством цивилизованности. Или нелепостью. "Будьте добры ко всем" - это согласуется с дружбой с бывшим президентом, который использовал обман, чтобы начать войну, унесшую бесчисленное количество жизней?

Для Мишель Обамы ответ тоже был положительным. Тот самый человек, который сидел в Овальном кабинете и провозглашал себя "решающим" в ведении войны США на основе лжи, спустя несколько лет оказался просто милым. Как и в случае с Пелоси и Дедженерес, прощение не принадлежало бывшей первой леди, но она, очевидно, была рада дать его в любом случае. В декабре 2019 года Мишель Обама объяснила свою дружбу с Бушем на национальном телевидении. "Наши ценности совпадают", - сказала она. "Мы расходимся во взглядах на политику, но мы не расходимся во взглядах на человечность. Мы не расходимся во мнениях о любви и сострадании".

Это был способ дать понять, что погибшие на войне, в конце концов, не имеют большого значения.

ГЛАВА 7. ЦВЕТ ВОЙНЫ

Признанный защитник прав человека Хасан Эль-Тайяб знал толк в Капитолийском холме, где он организовывал многочисленные встречи с сотрудниками Конгресса и членами ключевых комитетов. Он также прокладывал новые пути, информируя журналистов о широком спектре огромных страданий в зонах военных действий. К моменту вторжения России в Украину в конце февраля 2022 года Эль-Тайяб, работавший в Комитете друзей по национальному законодательству, был уже старым мастером в работе по привлечению сострадания и помощи жертвам войн. Новая война вызвала огромное количество сочувственных материалов в СМИ, посвященных страданиям и смертям жертв войны на Украине, что резко контрастировало со скудными материалами тех же СМИ о странах, где жертвами войны становились вооруженные силы США или их союзников. После недели освещения американскими СМИ ужасов войны на Украине, Эль-Тайяб обвинил американские новостные издания в том, что они "вопиюще проявляют расизм, адекватно освещая только войну между белыми людьми". Для сравнения, мы почти не видим освещения войн в Йемене, Афганистане, Сирии, Палестине, Сомали, Эфиопии и т. д. Подразумевается, что жизни белых для них важнее, чем жизни черных и коричневых."

Тенор и объем освещения событий в американских СМИ постоянно зависят от того, кто убивает и кого убивают. Когда кровавую бойню устраивают американские вооруженные силы, шансы на глубокое сочувствие к убитым, раненым и близким значительно уменьшаются, но когда убийцы - противники американского правительства, шлюзы сострадания и человеческой связи в СМИ открываются нараспашку. Такое избирательное сочувствие было продемонстрировано в полной мере, когда Украина противостояла варварскому нападению России. Информационный бюллетень Fairness and Accuracy In Reporting напечатал сардонический заголовок: "Оказывается, корпоративные СМИ могут выступать против войны, когда агрессором является официальный враг".

"Украинский народ представлен как храбрые фронтовики из всех слоев общества, вдохновленные на то, чтобы взять в руки оружие для защиты своей земли", - отмечает журналист Эоин Хиггинс. В то же время "то, как СМИ описывают их борьбу и конфликт, говорит зрителям не только об истории борьбы народа Украины против вторжения. Освещение показывает глубоко укоренившуюся предвзятость в том, чья борьба против угнетения считается достойной, а чья - нет; и в некоторых случаях показывает, насколько коварны идеи "нас и их" и "цивилизации".

Ключевыми элементами такой предвзятости СМИ являются гипернационализм и расовые предрассудки, которые могут перерасти в культурный шовинизм. Ведя репортаж из столицы Украины Киева, телекорреспондент CBS News Чарли Д'Агата сказал зрителям: "Это не место, при всем уважении, как Ирак или Афганистан, где конфликт бушует десятилетиями. Это относительно цивилизованный, относительно европейский - я тоже должен тщательно подбирать слова - город, где вы не ожидали и не надеялись, что такое произойдет". Д'Агата позже извинился. Но подобные заявления были лишь верхушками привычных айсбергов.

Вскоре после начала вторжения на Украину Ассоциация журналистов арабских и ближневосточных стран выпустила столь необходимое заявление, в котором призвала все новостные организации "помнить о скрытой и явной предвзятости при освещении войны на Украине". Организация добавила: "Только за последние несколько дней мы отследили примеры расистского освещения событий, в которых одним жертвам войны придается большее значение, чем другим.... Подобные комментарии отражают распространенный в западной журналистике менталитет нормализации трагедии в таких частях мира, как Ближний Восток, Африка, Южная Азия и Латинская Америка. Это дегуманизирует и делает их опыт войны каким-то нормальным и ожидаемым". Подобное освещение событий в СМИ "способствует стиранию информации о населении по всему миру, которое продолжает испытывать на себе насильственную оккупацию и агрессию".

Такое стирание - журналистское, психологическое, политическое - всегда было подтекстом "войны с террором". В отличие от этого, оно всплыло на поверхность при внезапном и продолжающемся взрыве сочувствия американских СМИ к жертвам войны на Украине. Целью критики было вовсе не осуждение чрезвычайно сочувственного освещения в новостях жертв войны на Украине. Основная мысль заключалась в том, что освещение войн в средствах массовой информации, везде и всегда, должно быть пронизано единым стандартом гуманности.

"Журналисты, освещающие вторжение России на Украину, не могли не сравнить военные удары и вызванный ими гуманитарный кризис с недавними конфликтами на Ближнем Востоке и в Афганистане", - написала телевизионный критик Los Angeles Times Лоррейн Али через пять дней после начала вторжения. "Но в этих сравнениях быстро проявились болезненные двойные стандарты". Она добавила:

В разгар войны, когда международная пресса в режиме реального времени пыталась обхватить руками стремительно развивающуюся военную кампанию, ряд корреспондентов, осознанно или нет, представляли страдания и перемещения как приемлемые для арабов, афганцев и других людей там - но не здесь, в Европе, где у людей "голубые глаза и светлые волосы" и где они "выглядят как мы". (И да, это реальные цитаты из новостных роликов.) Эти настроения вновь и вновь звучали в многочисленных американских и европейских печатных изданиях с начала вторжения на прошлой неделе.... Писатели, которые ранее рассматривали конфликты в регионе Персидского залива, часто с упором на геополитическую стратегию и используя моральные абстракции, кажется, впервые сопереживают тяжелой участи мирных жителей.

Широко разрекламированное бегство украинцев из внезапно охваченной войной страны послужило катализатором для ярких воспоминаний репортера Ника Турса о том, как он стал свидетелем испытаний, выпавших на долю беженцев в Африке. "В 2018 году я наблюдал, как лагерь для перемещенных лиц размером с почтовую марку в провинции Итури на дальнем востоке Демократической Республики Конго разросся с сотни человек до более чем 10 000, выйдя за его границы и вызвав необходимость создания еще одного разросшегося лагеря на другом конце города", - пишет он. Кризис беженцев в Конго продолжается. "По данным Организации Объединенных Наций, с января по ноябрь 2021 года около 2,7 миллиона конголезцев были изгнаны из своих домов, в результате чего общее число внутренне перемещенных лиц в этой стране достигло 5,6 миллиона человек."

Турсе рассказал о своей поездке в небольшую западноафриканскую страну Буркина-Фасо в 2020 году, когда он "наблюдал за разворачивающейся гуманитарной катастрофой. Семьи текли по дороге из Барсалохо, расположенного в 100 милях к северу от столицы Уагадугу, в сторону Кайи, рыночного города, население которого в том году почти удвоилось. Это были жертвы войны без названия, смертельного противостояния между исламистскими террористами, которые беспрепятственно совершают массовые убийства, и правительственными войсками, которые убивают больше мирных жителей, чем боевиков".

Только в 2021 году в мире насчитывалось 84 миллиона человек, "насильственно перемещенных в результате войны, преследований, всеобщего насилия или нарушений прав человека", - заключает Турсе, - "самое меньшее, что могли бы сделать представители высокопоставленных слоев общества, это бросить деньги на решение этой проблемы". Правительство США - ответственное за 60 миллионов перемещенных лиц в Афганистане, Ираке, Ливии, Пакистане, Филиппинах, Сомали, Сирии и Йемене из-за войны с терроризмом - несет особую ответственность, но не делает этого". Мы живем на земном шаре, охваченном войнами и связанными с ними разрушениями, которые приводят к огромным страданиям, в основном для цветного населения, и это постоянная чрезвычайная ситуация, которая скудно освещается в средствах массовой информации самой богатой страны. "Наши произвольные границы, скудная помощь и жестокая политика, - пишет Турсе, - гарантируют, что те, кто больше всего пострадал от конфликтов, останутся в дрейфе, скитаясь по планете в поисках безопасности, отвергнутые остальными как маргиналы на обочине неумолимого мира".

ПОСЛЕ ВОЙНЫ РОССИИ С УКРАИНОЙ журналист Питер Бейнарт задал проницательный вопрос: "Обсуждая внутреннюю политику, прогрессивные комментаторы часто отмечают, что американская полиция реагирует на чернокожих протестующих более жестко, чем на белых, и что СМИ описывают белых американцев, страдающих от опиоидной зависимости, как жертв, а чернокожих американцев, страдающих от наркотической зависимости, как развратников. Почему бы этим расовым различиям не влиять и на американскую внешнюю политику?"

Расовые предрассудки в сочетании с поддержкой сути внешней политики США искажают освещение в СМИ войн и международных отношений. Как само собой разумеющееся, основные журналисты и новостные организации избегают риска и не склонны оспаривать заявления Вашингтона о том, кто (так сказать) носит черные и белые шляпы в столкновениях за рубежом. Лицемерие и двойные стандарты остаются незамеченными или, по крайней мере, не упоминаются. Зоны, свободные от иронии, существуют повсеместно.

Джеймс Зогби, президент Арабо-американского института, попал в точку, когда отметил: "В американской прессе прошло без комментариев, когда один израильский правительственный чиновник осудил российское вторжение как "грубое нарушение международного порядка", а другой заявил о поддержке его правительством "территориальной целостности и суверенитета" Украины - как будто Израиль когда-либо уважал эти понятия. Они вторглись и оккупировали Ливан, Сирию, Палестину и Египет, оправдывая свои действия тем же аргументом "безопасности", что и русские." Тем временем советник сенатора Берни Сандерса по внешней политике Мэтт Дасс сказал следующее: "Как американец украинского происхождения я безмерно горжусь храбростью украинцев и поддержкой, которую оказывают американцы. Как аналитик по Ближнему Востоку я поражен вопиющими двойными стандартами в отношении сопротивления оккупации и репрессиям".

Отметив, что Израиль уже более пятидесяти лет осуществляет "насильственную оккупацию", обозреватель Гидеон Леви написал в израильской ежедневной газете Haaretz, что "российское оправдание вторжения, пропаганда и ложь, похоже, взяты из израильской игровой книги каждый раз, когда он вторгается в Газу или Ливан. Израиль всегда чувствует угрозу, как и Россия, и оба отрицают национальные права оккупированных народов". Леви спрашивает: "Почему израильское сердце рвется к украинским беженцам и жертвам ужаса и страха, но равнодушно к страданиям и страху в Газе и изгнанию палестинцев-беженцев?" Израильское равнодушие отражает американское безразличие к жертвам войны и оккупации, которые, как считается, недостойны внимания и центра внимания, не говоря уже о сострадании или поддержке.

Будучи союзником США, Израиль избегает критического внимания американских СМИ, несмотря на оккупацию сектора Газа и Западного берега реки Иордан, неоднократно признанную Советом Безопасности ООН незаконной. Ведущие правозащитные организации, включая Amnesty International, Human Rights Watch и израильскую организацию B'Tselem, назвали политику Израиля в отношении палестинцев "апартеидом". И Вашингтон - не простой сторонний наблюдатель. К 2022 году Израиль и США находились на середине пути к заключению беспрецедентного десятилетнего пакта, согласно которому американское правительство обязалось предоставить военную помощь на сумму не менее 38 миллиардов долларов. Белые англоязычные лидеры и пресс-секретари Израиля уже давно умеют отмахиваться от систематического бесчеловечного обращения с палестинским народом. Палестинцы - арабоязычные и преимущественно мусульмане - легко, сознательно или нет, становятся "другими". Их страдания в условиях военной оккупации, иногда перерастающие в смертельное насилие, когда палестинцы всех возрастов гибнут гораздо чаще, чем израильтяне, редко попадают в поле зрения американских потребителей новостей.

И вот, когда американские СМИ осыпали украинцев похвалами за сопротивление российским войскам, вторгшимся на их родину, Зогби не мог не заметить иронии:

В самом начале вторжения на различных социальных платформах появились два коротких ролика. В одном из них показан маленький ребенок, который играет, а затем сжигается в результате воздушной бомбардировки. В другом - маленькая девочка бьет солдата, который вдвое больше ее, и кричит ему, что он должен вернуться в свою страну. И ребенок-жертва, и девочка были представлены как украинцы, в то время как бомба-убийца и солдат были заявлены как русские. Ни то, ни другое не соответствовало действительности. Первым был палестинец, погибший во время израильской воздушной атаки в Газе, а второй - палестинская девочка Ахед Тамими, которая позже была арестована за то, что ударила израильского солдата. В тот же день, когда американские телеканалы показывали, как "героические" украинцы запасаются коктейлями Молотова для использования против российских оккупантов, четырнадцатилетний палестинский мальчик был застрелен за то, что бросил коктейль Молотова в машину израильского поселенца. Очевидно, что не то, что ты делаешь, а то, кем ты являешься, определяет, как тебя воспринимают.

Или в средствах массовой информации, если вас вообще увидят.

Определенные слова, вошедшие в американский лексикон в процессе ведения войны, - мерзкие, дегуманизирующие, такие как "козлы" (Вьетнам) и "тряпочники" (Ближний Восток) - ничего не говорят нам о людях, которых очерняют, но многое говорят о тех, кто очерняет. Можно назвать это этической испорченностью или духовной болезнью, а можно использовать более традиционные термины, такие как предрассудки или фанатизм, но какими бы ни были этикетки, история войн США в Азии, на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке источает зловоние превосходства белой расы, умаляя ценность жизней на другом конце американской пули, бомбы и ракеты.

Однако расовый фактор в принятии решений о ведении войны очень мало упоминается в американских СМИ и практически не упоминается в политическом мире чиновников в Вашингтоне. Притворство заключается в том, что расизм не имеет никакого отношения к решениям о ведении войны во Вьетнаме, Лаосе, Камбодже, Гренаде, Панаме, Ираке, Афганистане, Ливии и других странах. Конечно, бомбы Пентагона падали на эти страны не только потому, что в них жили цветные люди, но тот факт, что в них жили цветные люди, облегчал начало и продолжение войны в этих странах. Утверждать обратное означало бы заявить, что расизм не оказывает существенного влияния на общественные настроения, политические институты и общую структуру власти в Соединенных Штатах. Это утверждение было бы отвергнуто как не заслуживающее доверия во внутреннем контексте страны, которая по-прежнему изобилует институциональным расизмом, начиная с полиции и судов, законодательных органов штатов и Конгресса, финансовых систем и экономических структур.

"Раса - это не перспектива международных отношений; это центральная организующая черта мировой политики", - написали ученые Келебогиле Звобго и Мередит Локен в 2020 году. Отмечая, что "сегодня раса формирует восприятие угроз и реакцию на насильственный экстремизм как в рамках "войны с терроризмом", так и вне ее", они утверждают, что "невозможно понять мировую политику, игнорируя расу и расизм.... Раса продолжает формировать восприятие международных и внутренних угроз и, как следствие, внешнюю политику; международные реакции на иммигрантов и беженцев; доступ к здравоохранению и экологической стабильности."

Искаженному представлению о жертвах войны способствуют слои личного и коллективного расизма, осознанные или нет, которые, как мы знаем или должны знать, сохраняются в Соединенных Штатах. Притворяться, что это не так, как делают СМИ и политически влиятельные лица, - значит участвовать в молчаливой форме газовой травли, которая оставляет в стороне людей, чьи голоса не слышны, чьи лица не видны, чьи имена или жизни не известны, что делает убийство и игнорирование более легким. Те, кто страдает от военных действий США за рубежом, отнесены к своего рода психологическому апартеиду: отдельные и неравные, не имеющие особого значения.

Риторика "войны с терроризмом" служила дымовой завесой, которая не позволяла увидеть, как милитаризм и расизм сжимают друг друга в смертельной хватке. Скрытая от посторонних глаз реальность заключалась в том, что почти каждая целенаправленная или нецеленаправленная жертва американских военных действий в XXI веке была цветным человеком.

"Переплетающиеся истории расы и империи преследуют нас в настоящем", - говорит Дункан Белл, профессор политической мысли и международных отношений Кембриджского университета. Также в 2020 году оксфордский ученый Нима Джерами призвал к "открытым и честным дебатам о том, как раса и расизм на протяжении веков влияли на внешнюю политику Америки, увековечивая расовую несправедливость и неравенство за рубежом во имя национальной безопасности".

Джерами не удовлетворило вознесение таких фигур, как Колин Пауэлл и Кондолиза Райс, на высшие ступени политической элиты - "как бы ни было важно улучшить расовое равенство на государственной службе, эти усилия не приведут автоматически к уменьшению количества войн против преимущественно черных и коричневых стран, пока связь между расой и внешней политикой остается в значительной степени проигнорированной". И, как он пишет, "В то время как мы смотрим вглубь Америки, чтобы ликвидировать наследие расизма, пронизывающего правоохранительные органы и аппарат национальной безопасности, мы также должны признать, что расизм и милитаризм взаимно усиливают друг друга."

Когда в начале второго десятилетия этого века, к неудовольствию командования Пентагона AFRICOM, журналист TENACIOUS INDEPENDENT Ник Турс обратил свое внимание на Африку, он не стал упираться и продолжил освещать теневые операции американских военных на континенте, где проживает более миллиарда чернокожих людей. Американские войска проводили самые разные операции - от совместных военных учений до тайных спецопераций, в то время как американские СМИ практически не освещали их.

Иногда, как выяснил Турсе, негативное воздействие на Африку было косвенным, но сильным. Например, когда в 2022 году в Буркина-Фасо произошел военный переворот и был свергнут демократически избранный президент, Турсе предоставил ключевой контекст. Человек, выступавший по захваченному государственному телевидению в качестве нового лидера страны, подполковник Поль-Анри Сандаого Дамиба, был "высококвалифицированным солдатом, в немалой степени благодаря американским военным, у которых большой опыт подготовки солдат в Африке, которые впоследствии устраивают перевороты", - пишет Турсе. "Дамиба, как выяснилось, участвовал по меньшей мере в полудюжине американских учений, согласно данным Африканского командования США".

В период с 2008 по 2022 год Соединенные Штаты "влили более 1 миллиарда долларов в помощь в области безопасности, чтобы способствовать "стабильности" в регионе", - сообщает Турсе, а подготовленные США офицеры "предприняли по меньшей мере девять попыток переворотов (и преуспели в восьми) в пяти странах Западной Африки, включая Буркина-Фасо (три раза), Гвинею, Мали (три раза), Мавританию, и Гамбию". Обучение - лишь один из компонентов давней миссии Пентагона в Западной Африке. "С 2000-х годов Соединенные Штаты регулярно направляют небольшие группы коммандос для консультирования, оказания помощи и сопровождения местных сил, даже в бою; предоставляют оружие, оборудование и самолеты."

Эта деятельность обычно ведется в отдаленных районах, под покровом секретности, а конкретная информация о военном партнерстве США и военных действиях в Африке практически не просачивается наружу. Американские граждане едва ли имеют представление о том, что делается на их налоги для финансирования военных операций на континенте. Так было, когда президент Байден отдал приказ о развертывании нескольких сотен сил специальных операций в Сомали в середине мая 2022 года, через восемь месяцев после того, как он заявил всему миру, что "впервые за двадцать лет" Соединенные Штаты "не находятся в состоянии войны" и "перевернули страницу". Газета Washington Post сообщила читателям, что Пентагон восстанавливает "оперативную базу в Сомали" с "небольшим, постоянным военным присутствием США". Это была новость одного дня.

В глобальном масштабе тайная военная деятельность США не нуждается в осознанном согласии управляемых стран. Демократия может просто встать на пути.

Без особого контроля со стороны общественности в ежегодные ассигнования Пентагона вписываются самые умопомрачительные статьи, которые затем проходят через Конгресс и попадают на стол Овального кабинета на подпись. На фоне скудной и туманной публичной информации финансирование осуществляется в изобилии. "За последние двадцать лет Командование специальных операций США выросло в геометрической прогрессии", - пояснил Турсе в 2021 году, ссылаясь на официальные данные. Конкретное финансирование специальных операций "достигало 3,1 миллиарда долларов в 2001 году, в то время как сейчас оно составляет 13,1 миллиарда долларов". До 11 сентября насчитывалось около 43 000 сил специальных операций. Сегодня в командовании насчитывается 74 000 военнослужащих и гражданских лиц. Два десятилетия назад за неделю за границу отправлялось в среднем 2 900 спецназовцев. Сейчас это число составляет 4500 человек".

Вряд ли мы когда-нибудь узнаем полную информацию о реальных масштабах и человеческих последствиях проводимых спецопераций. Но документы Пентагона свидетельствуют о том, что секретные операции весьма опасны для их участников. "По мере роста глобального охвата командования росла и нагрузка на американских коммандос", - пишет Турс для The Intercept. Хотя силы специальных операций составляют всего 3 процента американских военнослужащих, на их долю приходится более 40 процентов потерь, в основном в конфликтах на Большом Ближнем Востоке". Уровень самоубийств среди коммандос также является самым высоким в армии и опережает общее количество населения, говорится во внутреннем исследовании самоубийств специальных операторов в период с 2012 по 2015 год, проведенном по заказу [Командования специальных операций США] и полученном The Intercept. Почти все самоубийцы страдали от той или иной формы посттравматического стрессового расстройства или эмоциональной травмы, полученной после первой командировки", - отмечается в отчете.

Насколько широко развернуты эти силы специальных операций? Когда началось третье десятилетие века, Пентагон сообщил Турсе, что коммандос развернуты в 141 стране.

НАЧИНАЯ С ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ президентства Обамы, всплеск активизма стал подчеркивать жизненно важные связи. В 2022 году посетитель главной страницы сайта Движения за жизнь чернокожих мог найти на первом экране следующее: "С момента нашего основания в 2014 году M4BL успешно создало значительную культурную силу ; катализировало растущее противостояние превосходству белой расы, патриархату, милитаризму и античерному расизму; популяризировало межсекционный черный феминизм и значение античерного расизма, черных пространств и черных организаций". Такой подход мог бы многое сделать для разрушения концептуальных барьеров, которые отделяли важнейшие "вопросы" друг от друга.

В то время как основные средства массовой информации сдержанно относились к установлению связей между репрессиями внутри страны и за рубежом, во многих местах, в том числе в научных кругах, они проявлялись с большей ясностью. В Университете Джонса Хопкинса профессор международных отношений Робби Шиллиам написал, что "очевидно, что расизм следует рассматривать как проблему внутренней и внешней политики". И еще: "Хотя корни Движения за жизнь чернокожих многочисленны и переплетены, они, по крайней мере, частично повторяют то, что [У.Э.Б.] Дю Буа понимал как глобальную цветовую линию. В Соединенных Штатах геополитика времен холодной войны и после нее принесла стратегии борьбы с повстанцами и милитаризованную полицейскую деятельность домой к американским гражданам - особенно к бедным и чернокожим гражданам".

Цветные люди подвергаются гораздо большему риску быть застреленными полицией, чем белые: на миллион населения приходится сорок один случай для афроамериканцев, двадцать девять - для латиноамериканцев и шестнадцать - для белых. Как ни плоха эта статистика, она лишь в общих чертах передает, как системы охраны порядка и уголовного правосудия применяют эмоциональное и физическое насилие в зависимости от расы. Миллионы чернокожих мальчиков и мужчин остро осознают, что являются нечестной игрой для полицейского преследования и жестокости. Вне зоны видимости камер и вдали от средств правовой защиты жертв избиения слишком часто наносятся полицейскими, которые в большей степени безнаказанны, чем ответственны. А за стенами тюрем и исправительных учреждений страны власть надзирателей над жестокостью печально известна. Чернокожие платят непропорционально высокую цену. "Чернокожие американцы попадают в тюрьмы штатов почти в пять раз чаще, чем белые", - говорится в докладе организации Sentencing Project, опубликованном в 2021 году. "В масштабах страны каждый восемьдесят один взрослый чернокожий житель США отбывает срок в тюрьме штата".

Тем временем по всей стране полицейские департаменты продолжают использовать оружие, щедро предоставленное Пентагоном. Не обращая внимания на критику своей "программы 1033", в рамках которой местным правоохранительным органам поставляется оружие, Министерство обороны передало полиции по всей стране военную технику на 850 миллионов долларов в течение шести лет сразу после того, как в 2014 году национальное внимание привлекли масштабные и продолжительные протесты - реакция на смертельный выстрел полицейского в подростка Майкла Брауна в Фергюсоне, штат Миссури. "Несмотря на обещания государственных чиновников, включая тогдашнего президента Барака Обаму, пересмотреть и ограничить эту программу, поток тяжелой техники боевого калибра не прекращался", - сообщало издание BuzzFeed News в 2020 году. В этот поток полицейских департаментов входили "тяжелобронированные бронетранспортеры, самолеты, боеприпасы и другое военное оборудование". Хотя у правоохранительных органов есть много способов приобрести оборудование военного класса, включая прямые закупки и гранты, программа 1033 остается для них важным способом приобретения дорогостоящей техники практически бесплатно". Новости рассказывают о передаче полиции более тринадцати тысяч MRAP - бронированных машин с защитой от мин и засад, - которые были задействованы в Афганистане и Ираке.

Через неделю после убийства Джорджа Флойда полицейским из Миннеаполиса в конце весны 2020 года журнал Wired описал сцены во многих городах, когда протестующих против расизма встречали "полицейские, оснащенные полным бронежилетом и тактическими машинами, смутно напоминающими танки. Местные правоохранительные органы, реагирующие даже на ненасильственные протесты, зачастую больше похожи на вооруженные силы США". Милитаризация полицейских управлений носила кумулятивный характер - "за несколько десятилетий в рамках программы 1033 более чем 8000 правоохранительных органов получили имущество Министерства обороны на сумму свыше 7,4 миллиарда долларов". Несмотря на то что программа получила небольшой негативный резонанс в СМИ, когда громкие акции протеста столкнулись с подаренным Пентагоном оборудованием, ее последствия продолжались. Профессор из Принстона, специализирующийся на проблемах полиции, Джонатан Муммоло сказал об этом так: "Мы склонны фокусироваться на этих событиях, когда происходят массовые общественные беспорядки, они занимают главные места в заголовках газет, и мы видим, как появляется милитаризованная полиция, но милитаризованная полиция действует в этой стране постоянно".

К тому времени как весной 2021 года конгрессмен Хэнк Джонсон написал письмо президенту Байдену, призывая его издать указ против вооружения Пентагоном полицейских департаментов, Джонсон уже семь лет безуспешно вносил законопроекты по этому вопросу. "Десятилетия милитаризации правоохранительных органов нашей страны привели к тому, что некоторые полицейские департаменты больше похожи на оккупационную армию, чем на общинный регулирующий орган государственной и местной власти", - написал Джонсон. Он добавил:

Реакция правоохранительных органов на демонстрации за гражданские права прошлым летом является неопровержимым доказательством растущей агрессивности и жестокости наших полицейских - на снимках местная полиция в военных машинах, с оружием военного образца, направленным на граждан, осуществляющих свое конституционное право на мирный протест. Исследования показали, что присутствие военной техники в неподготовленных руках увеличивает вероятность негативного исхода. Когда сотрудник правоохранительных органов вооружен оружием военного образца, вероятность того, что он его применит, просто выше. Неуместное использование такого оружия стимулируется извращенным требованием, согласно которому, чтобы сохранить оборудование, переданное по программе 1033, принимающее агентство должно использовать его в течение одного года, иначе оно должно быть возвращено в DOD [Министерство обороны]. Такая милитаризация наших полицейских департаментов неизбежно снижает доверие, которое является залогом успешных и необходимых отношений между этими ведомствами и населением, которое они обязаны защищать и обслуживать. Эта программа стирает грань между местной полицией и оккупационными военными силами.

Письмо Джонсона, подписанное еще двадцатью восемью членами Палаты представителей, заключало: "Наши районы должны быть защищены, в том числе от опасностей, которые несет милитаризация полиции".

Тринадцать месяцев спустя, в мае 2022 года, президент Байден издал указ, устанавливающий ограничения на программу 1033, но сохраняющий большую ее часть. В заявлении конгрессмена Джонсона говорится, что указ "включает реформы", которые "остановят передачу некоторых видов наиболее опасного оборудования". Тем не менее федеральный канал поставки военного оружия местным полицейским силам по всей стране будет продолжаться.

Подобно эволюционной технике камуфляжа, исчезающей в общем пейзаже, боевое оружие в руках полиции становилось все менее заметным по мере того, как оно становилось все более вездесущим. Со временем, развернутое на улицах Соединенных Штатов, оно перестало быть узнаваемым как оружие войны, а скорее как оборудование для полицейской деятельности, которая по-прежнему сильно перекошена в сторону расовой справедливости.

Поскольку ни один американец не может сравниться со статусом Мартина Лютера Кинга-младшего как иконы борьбы нации за расовую справедливость, милитаризм продолжает извлекать большую пользу из обеления того, за что он выступал - и красноречиво высказывался - в области внешней политики и войны. Несмотря на все последующие обличения в его адрес, Кинг "никогда не воздерживался от резкой критики расизма и империализма", отмечает историк Бренда Гейл Пламмер. Выступая в середине ноября 1967 года в британском университете Ньюкасла, где ему была присвоена почетная степень, Кинг сказал: "Есть три неотложные и поистине великие проблемы, с которыми мы сталкиваемся не только в Соединенных Штатах Америки, но и во всем мире сегодня. Это проблема расизма, проблема бедности и проблема войны, и то, что я пытался сделать в нашей борьбе дома и в борьбе, происходящей во всем мире, - это прямо и глубоко разобраться с этими великими и серьезными проблемами, которые пронизывают наш мир". Перечисление расизма, бедности и войны как неотложных и всеобъемлющих проблем - далеко не просто список трех разрозненных пунктов - было лазерным фокусом на взаимосвязанных бедах, которые тогда, как и сейчас, терзали человечество.

Связи, которые так мудро прослеживал Кинг, в основном разрушены в общественном дискурсе и политических сферах. Бедность и почти бедность в Соединенных Штатах - обычное явление, в то время как бюджеты Пентагона, размещенные, растут. Что касается двух других больших проблем, на которых сосредоточился Кинг, - расизма и войны, - то связи, которые он подчеркивал, привлекают мало внимания. В своей речи "За пределами Вьетнама" 4 апреля 1967 года он недвусмысленно высказался в защиту "людей без рубашек и босых ног" по всему миру. "Наша единственная надежда сегодня, - сказал он, - заключается в нашей способности вновь обрести революционный дух и выйти в порой враждебный мир, провозгласив вечную враждебность нищете, расизму и милитаризму".

В последующие десятилетия те же самые президенты-демократы, любящие с восторгом вспоминать о лидерстве Кинга в борьбе за гражданские права, не использовали его оппозицию милитаризму, что вполне логично, поскольку они сами были полностью вовлечены в него. Тем временем Черная фракция Конгресса, основанная и первоначально возглавляемая в 1970-х годах такими выдающимися антивоенными конгрессменами, как Ширли Чисхолм, Рон Деллумс и Джон Кониерс, постепенно превратилась в часть аппарата военно-промышленного комплекса на Капитолийском холме. Радужные, многорасовые президентские кампании Джесси Джексона в 1984 и 1988 годах включали в себя обязательства по правам человека и дипломатии вместо войны, в то время как афроамериканцы составляли самую антивоенную демографическую группу в стране. Четверть века спустя президент Обама сыграл решающую роль в том, чтобы сделать бесконечную войну двухпартийной и более приемлемой для афроамериканских избирателей, поскольку он продолжил дело своего предшественника Джорджа Буша-младшего в Ираке, Афганистане и других частях земного шара.

По сути, радикально пророческий Мартин Лютер Кинг стал практически невидимым в политическом дискурсе, опосредованном средствами массовой информации. Судя по ритуальным посвящениям Кингу со стороны выборных должностных лиц и крупных СМИ, вы никогда не узнаете, что он хотел сказать ровно за год до своего убийства. Его речь "За пределами Вьетнама", произнесенная в церкви Риверсайд в Нью-Йорке, была глубоким осуждением не только эскалации войны во Вьетнаме, но и того, что он назвал "гигантской тройкой расизма, крайнего материализма и милитаризма". Речь, в которой правительство США было названо "величайшим распространителем насилия в современном мире", была противоположной и разгневала провоенную элиту страны.

Король спустился к берегу реки, призывая свою страну больше не учиться войне. И что же произошло? Редакционные осуждения были быстрыми и яростными, по всему спектру либеральных и консервативных СМИ. Покровительственным тоном газета Washington Post предупредила, что "Кинг уменьшил свою полезность для своего дела, для своей страны и для своего народа". Обозреватель Newsweek обвинил Кинга в желании, чтобы "расово сознательное меньшинство" диктовало внешнюю политику. Журнал Life представил Кинга как орудие коммунистов, которые хотят "безропотной капитуляции во Вьетнаме" и занимаются "демагогической клеветой, которая звучит как сценарий для радио Ханоя". Кинг был вычеркнут из числа доброжелателей национальных СМИ, что было равносильно тому, что его вымазали дегтем, выпустили перья и выгнали из города. Он продолжал осуждать войну во Вьетнаме в категоричных и многозначных выражениях, в то время как ярость СМИ была неослабевающей.

После его смерти вскоре сложился двухвекторный подход к мученику-лидеру. Каждый год в годовщину его смерти, а затем и в праздник Мартина Лютера Кинга, по телевидению могли показывать краткие кадры его речи "У меня есть мечта", произнесенной в 1963 году. Что касается его речи 1967 года "За пределами Вьетнама", то она провалилась в дыру памяти, недалеко ушедшую от оруэлловской территории, где американские новостные СМИ почти никогда не утруждали себя ее извлечением. Тот факт, что большинство американцев знают "У меня есть мечта", но не знают "За пределами Вьетнама", свидетельствует о глубине американской пропаганды, о желании американцев чувствовать себя хорошо об американской мечте и об их нежелании противостоять американскому кошмару", - писал в 2020 году писатель Вьет Тхань Нгуен. "В американском кошмаре жестокость античерного расизма неотделима от стойкости американского империализма".

Сегодня в средствах массовой информации и политическом истеблишменте страны яростное обличение американского милитаризма и его переплетения с внутренними проблемами приветствуется не больше, чем в последний год жизни Кинга. Некоторые стили в СМИ и политике изменились, но война по-прежнему является основой экономики страны и, возможно, менее очевидно, ее культуры. Постоянные противоречия между возвышенной риторикой и реальными военными планами, противоречивые послания официальных лиц, призывающих предотвратить смертоносное использование оружия в Соединенных Штатах и одновременно восхваляющих применение оружия для убийства за рубежом, - эти и другие бесчисленные несоответствия вызывают в обществе своего рода морально-психологический шок.

Одним из реальных бумерангов безразличия к уничтожению жизней за рубежом является то, что в долгосрочной перспективе войны так сильно подрывают жизнь американцев дома. Военный бюджет США все еще функционирует так, как описал его Кинг - как "некая демоническая, разрушительная всасывающая трубка". Как он сказал: "Нация, которая из года в год продолжает тратить больше денег на военную оборону, чем на программы социального подъема, приближается к духовной смерти". Это было в 1967 году. Спустя столько десятилетий предсмертные крики звучат невыразимо громко. И все же у американского общества еще есть возможность сознательно изменить то, как оно по-настоящему ценит человеческие жизни, внедряя новые приоритеты через бюджеты как моральные документы.

Теперь на вопросы, которые редко задают в открытую, отвечают военизированные умолчания. Например: Кто будет подсчитывать расходы на войну? Как будет учитываться человеческая жизнь? Как насчет экологических потерь, социального хаоса, страданий и травм, боли физических мук и интимного горя? Каковы расчеты, оценивающие, насколько смерть "стоит того"? Кто и как решает, и действительно ли демократия имеет к этому какое-то отношение? Кто считает?

ГЛАВА 8. РАСХОДЫ НА ВОЙНУ

СВЯЗЬ между военными действиями США в других странах и классовыми конфликтами у себя дома почти не привлекает внимания СМИ. Однако ущерб, наносимый войной рабочим и их семьям, огромен и многослоен, в то время как прибыли богачей и их семей от войны продолжают расти. Одна когорта несет тяжелые потери, другая получает огромные прибыли. Огромный военный бюджет - 51 процент всех федеральных дискреционных расходов в 2022 году - отнимает средства, которые можно было бы направить на здравоохранение, образование, жилье, создание рабочих мест и многое другое. Больше всего от результатов страдают бедные, почти бедные и едва ли средний класс. Тем временем невыразимый физический и психологический ущерб терпят те, кого политики любят называть - с гордым ударением на втором слове - "ранеными воинами", предпочитая признавать только телесные повреждения.

Лишь немногие из богатых отправились на войну, в то время как аппетит официального Вашингтона к вторжениям и другим нападениям вырос с Гренады и Панамы в 1980-х годах до гораздо более крупных геополитических меню на Ближнем Востоке и за его пределами. Жирные прибыли от снабжения Пентагона и родственных ему агентств инструментами имперской торговли стали трофеями военной войны за рубежом, а также внутренней классовой войны - среди неуклонно растущих разрывов, называемых "неравенством доходов"; или, если хотите, олигархией. В XXI веке процветание военно-промышленного и разведывательного комплекса, охватившего технологический сектор с его обширными сделками, означало гигантские прибыли для элиты, в то время как экономические условия ухудшились или оставались нестабильными для большинства американцев.

В реальном мире политики финансовая власть - это политическая власть. И, в конце концов, успешные политики, избранные чиновники - это те, кто решает, где, когда и как начать войну, а также эскалацию, сокращение масштабов или прекращение. Если несколько десятилетий назад деньги были "материнским молоком политики", то сейчас этот афоризм кажется причудливым трюизмом, возможно, более точной формулировкой которого является "героин политики". Анализ взносов ключевых членов Конгресса на военные расходы как раз к этому и ведет. Например, Адам Смит. Будучи председателем Комитета по делам вооруженных сил Палаты представителей, в 2022 году он обладал огромной властью над ассигнованиями для Пентагона. Для успешного переизбрания в 2020 году его предвыборный комитет и PAC получили от военных подрядчиков до 400 000 долларов.

Поэт Уильям Стаффорд писал, что "в каждой войне есть два проигравших".

Однако война также приносит огромные выгоды - продвижение по карьерной лестнице, рост благосостояния, увеличение прибыли. Даже когда Соединенные Штаты в конечном итоге проигрывают войну в военном и геополитическом плане, как во Вьетнаме и Афганистане, они получают определенные финансовые выгоды, которые можно назвать гигантскими.

Доходы, получаемые за счет федерального "оборонного" бюджета, по своим масштабам превосходят человеческое воображение. И точно так же, как мы не можем осознать триллионы долларов, мы, вероятно, не можем полностью понять - как бы мы ни старались - масштабы партнерства между американскими военными и корпорациями. Такие компании, как Lockheed Martin, Raytheon, General Dynamics, Boeing и Northrop Grumman, никогда не проигрывали войны. Они также не теряют власть. Огромные бюджеты на рекламу, связи с общественностью и лоббирование всегда укрепляют образ гражданской ответственности и патриотизма, а взносы на избирательные кампании смазывают большие колеса.

Для фирм, извлекающих прибыль из рога изобилия Министерства обороны, конечное использование проданного оружия почти не имеет значения. Более прямая безнаказанность возлагается на военное командование. Когда появляются новости о неоправданных отрицательных сторонах военных действий, освещение в СМИ не имеет большой силы и практически не оказывает политического влияния. Подотчетности практически не существует.

Можно сказать, что это своего рода варево колдуна, ингредиенты которого так тщательно замаринованы вместе, что стали почти неразделимы. Трудно, а может быть, и невозможно представить себе экономику США без огромных военных расходов, или страну без войн за рубежом, или (что редко отмечается) постоянное функционирование около 750 американских военных баз за границей. За пять с лишним десятилетий, прошедших с тех пор, как Мартин Лютер Кинг осудил "безумие милитаризма", он все глубже и глубже просачивается в общество, поскольку военное время стало просто обычным временем; мы действительно не знаем, как можно извлечь каждую грань, извлечь из смеси запахов, вкусов и текстур, которые теперь так знакомы, смешать в то, что может быть оцепенением или вызывающим дофамин рагу.

"За последние десять лет, - отметила в 2021 году директор National Priorities Project Линдси Кошгарян, - США без громких переговоров в Конгрессе передали подрядчикам Пентагона более 3,4 триллиона долларов (или 3,7 триллиона долларов в пересчете на инфляцию). Это часть более крупной суммы в 7,2 триллиона долларов (в долларах 2021 года), которую мы почти беспрекословно передали подрядчикам Пентагона после 11 сентября". При этом налогоплательщики "в значительной степени субсидировали среднюю зарплату генеральных директоров ведущих военных подрядчиков, составляющую 17,7 миллиона долларов, и позволили корпорациям получать прибыль даже в то время, когда они терпели огромные неудачи в попытках восстановить Афганистан."

Синергия между теми, кто голосует за военный бюджет, и теми, кто извлекает из него огромную прибыль, никогда не была столь мощной. "В распоряжении оружейной промышленности имеются широкие возможности для оказания влияния на принятие решений о расходах Пентагона в будущем", - писал Уильям Хартунг из Центра международной политики в конце 2021 года. "С 2001 года промышленность потратила 285 миллионов долларов на взносы в избирательные кампании, уделяя особое внимание кандидатам в президенты, руководству Конгресса и членам комитетов по вооруженным силам и ассигнованиям в Палате представителей и Сенате - людям, обладающим наибольшей властью над тем, сколько страна будет тратить на военные цели". И эта щедрость выходит далеко за рамки пожертвований на избирательные кампании, о чем Хартунг рассказал в своем докладе:

Кроме того, за последние два десятилетия производители оружия потратили 2,5 миллиарда долларов на лоббирование, нанимая в среднем более 700 лоббистов в год в течение последних пяти лет, то есть более одного на каждого члена Конгресса. Большинство этих лоббистов прошли через "вращающуюся дверь" с рабочих мест в Конгрессе, Пентагоне, Совете национальной безопасности или других ключевых ведомствах, участвующих в определении размера и масштабов ежегодного бюджета на национальную оборону.... Важно отметить, что вращающаяся дверь качается в обе стороны. Не только бывшие государственные служащие переходят на работу в промышленность, но и работники промышленности часто занимают влиятельные посты в правительстве.

Неудивительно, что с таким всепроникающим влиянием корпоративные торговцы оружием имеют столь сильное превосходство. В то же время существуют огромные стимулы для того, чтобы избегать и игнорировать любые проверки реальности в отношении того, что происходит с людьми, когда используется оружие. Те же самые взаимосвязанные системы, которые обогащают тех, кто наживается на войне, и ограждают их от пристального внимания, также не позволяют прояснить далекие вопросы жизни и смерти.

После двух десятилетий "войны с терроризмом" проект "Издержки войны" Университета Брауна подвел итоги человеческих жертв таким образом:

По меньшей мере 929 000 человек погибли в результате прямого военного насилия, включая вооруженные силы всех сторон конфликта, подрядчиков, гражданских лиц, журналистов и гуманитарных работников.

Во много раз больше людей погибло в этих войнах косвенно, в результате таких последствий, как недоедание, разрушение инфраструктуры и деградация окружающей среды.

Более 387 000 мирных жителей были убиты в результате прямого насилия всеми сторонами этих конфликтов.

В этих войнах погибло более 7050 американских солдат.

О многих случаях смерти и травматизма среди американских подрядчиков не сообщалось, как того требует закон, но, вероятно, около 8000 человек были убиты.

38 миллионов человек были вынуждены покинуть свои дома в результате войн, начавшихся после 11 сентября в Афганистане, Пакистане, Ираке, Сирии, Ливии, Йемене, Сомали и на Филиппинах.

Правительство США ведет контртеррористическую деятельность в 85 странах, значительно расширяя масштабы этой войны по всему миру.

В Вашингтоне большинство избранных демократов вместе с республиканцами пытаются замазать истинные издержки - индивидуальные, социальные, экономические, экологические - войн, за финансирование которых они продолжают голосовать.

Среди тех, кто гибнет в результате американских военных интервенций, мало кто менее заметен на политических и медийных радарах Соединенных Штатов, чем сотрудники частных компаний, нанятых Пентагоном и связанными с ним агентствами для выполнения относительно высокооплачиваемой и рискованной работы в зонах военных действий. Как и многие другие аспекты фактических затрат на войну, то, что происходит с этими работниками, не является ни секретом, ни общеизвестным. Средства массовой информации освещают эти события редко, а политический надзор практически отсутствует. Хотя в новостных сообщениях и аналитических материалах могут приводиться цифры американских потерь, в этих цифрах есть большие дыры. Официально гражданские лица, работающие по контракту, не считаются жертвами войны. А необычное внимание СМИ к ним быстро угасает.

В середине 2020 года газета Washington Post опубликовала статью под таким провокационным заголовком: "Использование военных подрядчиков скрывает истинные расходы на войну. Washington Wants It That Way, Study Says." Ссылаясь на исследование Бостонского университета и Университета Брауна о "коммерциализации войн после 11 сентября", газета сообщила, что число частных американских подрядчиков на Ближнем Востоке превышало численность американских войск 53 000 против 35 000. С осени 2001 года в регионе погибло примерно 8000 подрядчиков - "на 1000 больше, чем погибло американских военнослужащих". Ученый, координировавший исследование, Хайди Пелтиер, заявила, что система подрядчиков "скрывает человеческие жертвы и делает войну более политически приемлемой".

Полковник армии США в отставке Энн Райт сказала мне, что "подрядчикам ВПК [военно-промышленного комплекса] наплевать на своих бывших сотрудников". После двадцати девяти лет службы в армии и резерве и шестнадцати лет работы дипломатом в Государственном департаменте Райт ушла в отставку в 2003 году в знак протеста против вторжения США в Ирак. Спустя два десятка лет она с энтузиазмом рассказала о судьбе гражданских подрядчиков, которые работали на сотни фирм, получавших большие прибыли. "Практически никто не помнит о гражданских подрядчиках, которые в последние пять-семь лет войны в Афганистане превосходили по численности американских военных", - сказала она. "Их убивали, ранили, брали в заложники талибы и ополченцы".

Для Министерства обороны одним из преимуществ найма такого количества подрядчиков стало то, что об их смерти не нужно объявлять или даже признавать правительство США. "В случае смерти контрактника обнародованием имен и другой информации занимаются ближайшие родственники или организация, в которой он работал", - заявил представитель Пентагона. С годами все большее число контрактников нанимается для выполнения традиционных военных задач, таких как материально-техническое обеспечение, вождение грузовиков и несение службы в охранных подразделениях. После гибели или тяжелого ранения ветераны не могут получить никаких льгот, и оставшиеся в живых оказываются брошенными на произвол судьбы частными работодателями, которые зачастую просто отказываются от них.

"Такие гигантские военные подрядчики, как KBR, Halliburton, зарабатывали миллиарды долларов, но не предоставляли медицинское обслуживание своим сотрудникам после окончания индивидуальных контрактов", - говорит Райт. "Таким образом, по всей стране бывшие сотрудники страдают от тех же заболеваний, от которых ветераны вооруженных сил получают определенную помощь от VA, а гражданские подрядчики и их семьи остаются наедине с собой".

В соответствии с уникальной системой законов, Единым кодексом военной юстиции, военнослужащие должны участвовать в военных действиях и молчать, если они с ними не согласны. "Когда американские военные выступают стороной в делах, в центре которых стоят права Первой поправки на свободу слова, свободу прессы и свободу вероисповедания, Верховный суд обычно отдает предпочтение интересам и усмотрению правительства, позволяя военным ограничивать права военнослужащих так, как это не разрешается в гражданских ситуациях", - пишет правовед Элизабет Бомонт. "Вооруженные силы США всегда функционировали как несколько отдельное общество, управляемое собственным уголовным кодексом.... Отвечая на вызовы военнослужащих в отношении Первой поправки, Суд последовательно рассматривает вооруженные силы как особый и отдельный контекст или среду, в которой стандартные меры защиты Первой поправки не применяются или применяются не в той степени." По иронии судьбы, хотя американские войска часто хвалят за помощь в сохранении американских свобод, основополагающие меры защиты Первой поправки в основном недоступны для них, пока они находятся в военной форме.

Председатель Верховного суда Эрл Уоррен в 1962 году заявил, что "наши граждане в военной форме не могут быть лишены основных прав только потому, что они сбросили свою гражданскую одежду". Однако он придерживался обычной судебной линии, которая закрывала для военнослужащих, проходящих службу по призыву, равно как и для военнослужащих, проходящих службу по контракту, опасные свободы Первой поправки, заключив: "Бесспорно, что традиция нашей страны, начиная со времен революции и до настоящего времени, поддерживает широкие полномочия военного ведомства по обращению с собственным персоналом. Наиболее очевидная причина заключается в том, что суды плохо подготовлены к тому, чтобы определить, какое влияние на дисциплину может оказать то или иное посягательство на военную власть."

Травматическое повреждение головного мозга (ТПГМ) часто поражает ветеранов Ирака и Афганистана, которых сильно трясло от взрывов и других событий военного времени. Десятки симптомов включают в себя болезненные, дезориентирующие и изнуряющие испытания. "Легкая травматическая черепно-мозговая травма может временно затронуть клетки мозга, - объясняют в клинике Майо, - но более серьезные ТБИ "могут привести к ушибам, разрывам тканей, кровотечениям и другим физическим повреждениям мозга". Эти травмы могут привести к долгосрочным осложнениям или смерти". Ссылаясь на данные Пентагона, Центр по контролю и профилактике заболеваний недвусмысленно сообщил, что "более чем у 450 000 американских военнослужащих были диагностированы ТБИ в период с 2000 по 2021 год".

Углубленное исследование, опубликованное журналом Journal of Head Trauma Rehabilitation в 2019 году, показало, что ветераны, перенесшие ТБМ, более чем в два раза чаще совершают самоубийства, чем другие ветераны. И самоубийство - лишь одна из многих скрытых угроз для ветеранов войн этого века. В 2022 году в журнале JAMA Американской медицинской ассоциации было опубликовано комплексное исследование под названием "Ассоциация травматических повреждений головного мозга со смертностью среди военных ветеранов, служивших после 11 сентября 2001 года". Результаты исследования выявили множество опасностей: "Несмотря на исторически низкие показатели смертности в Ираке и Афганистане, наше исследование показывает, что ветераны вооруженных сил после 11 сентября 2001 года сталкиваются с более высоким бременем смертности по многим причинам, чем все население США. Мы также обнаружили, что воздействие умеренной и тяжелой ТБИ связано с еще более высокими показателями смертности и избыточной смертностью от несчастных случаев, самоубийств, рака, ССЗ [сердечно-сосудистых заболеваний], убийств и других причин". После двух десятилетий войны, - говорится в заключении исследования, - "жизненно важно обратить внимание на то, что ставит ветеранов в группу риска по ускоренному старению и повышенной смертности".

В ВОЕННЫХ СИЛАХ культура войны особенно опасна для женщин. "На каждом шагу на пути к интеграции в армию, - отмечает писательница Барбара Эренрайх, - женщины встречают грубое, женоненавистническое сопротивление - издевательства, дедовщину и, прежде всего, сексуальные нападения и домогательства, призванные напомнить им, что в самых примитивных расчетах женщины все еще не хищницы, а жертвы". Эренрайх написала эти слова в конце 1990-х годов. Двадцать пять лет спустя они ничуть не устарели.

"На протяжении десятилетий сексуальное насилие и домогательства проникали в ряды вооруженных сил, а военные лидеры неоднократно обещали провести реформы, но так и не выполнили своих обещаний", - писала газета New York Times в 2021 году. "Женщины остаются явным меньшинством, составляя лишь 16,5 процента военнослужащих, однако почти каждая четвертая военнослужащая-женщина сообщает о сексуальном насилии в армии, а более половины - о домогательствах, согласно мета-анализу 69 исследований, опубликованному в 2018 году в журнале Trauma, Violence & Abuse". За годы непрерывных военных действий последствия сексуального насилия в рядах военнослужащих заметно ухудшились. "С 2007 по 2017 год уровень самоубийств среди женщин-ветеранов с поправкой на возраст вырос на 73 %; по данным Министерства обороны, в 2019 году на долю женщин приходился 31 % всех попыток самоубийств среди военнослужащих, находящихся на действительной военной службе."

"Сексуальное насилие в армии - это эпидемия, - заявила сенатор Кирстен Гиллибранд в 2021 году, - и совершенно очевидно, что существующая система не работает в интересах пострадавших. Несмотря на неоднократные усилия по защите наших женщин и мужчин в военной форме, уровень домогательств и нападений продолжает расти, а количество возбужденных дел сокращается". Спустя несколько месяцев, в декабре, явно разгневанная, Гиллибранд выступила с заявлением, в котором говорилось, что "руководство Палаты представителей и Сената по делам вооруженных сил за закрытыми дверями потрошит наши двухпартийные реформы военной юстиции, оказывая тем самым вред нашим военнослужащим и нашей демократии". Она обвинила председателей комитета (коллег-демократов) в том, что они заблокировали положения о защите жертв сексуального насилия "в угоду Пентагону" - заявление, которое может заставить нас задаться вопросом, почему "угода Пентагону" включает в себя блокирование защиты жертв сексуального насилия в вооруженных силах.

Гиллибранд проголосовала против смягчения законодательства, заявив, что "этот законопроект не реформирует систему военного правосудия таким образом, чтобы действительно помочь пострадавшим добиться справедливости" после сексуального нападения. В начале 2022 года после подписания законопроекта президент Байден издал указ, как того требует новый закон, который сделал сексуальные домогательства "правонарушением, наказуемым" в соответствии с Единым кодексом военной юстиции. "Этот шаг произошел всего через несколько недель после того, как законодатели одобрили радикальные изменения в порядке преследования преступлений сексуального характера в армии", - пишет Military Times. Но Гиллибранд, главный борец с сексуальным насилием в армии в Сенате, была непреклонна в том, что "радикальные изменения" не были достаточно радикальными.

На протяжении десятилетий представители Пентагона заявляли о строгой политике борьбы с сексуальным насилием, так же как и о строгой политике предотвращения гибели гражданских лиц в результате военных операций. В обоих случаях преуменьшение и сокрытие фактов - это стандартные операционные процедуры, призванные уменьшить видимость жертв военной системы. Сексуальное насилие остается эпидемией в армии, в том числе и потому, что оно соответствует военному делу нации. Использование подавляющей силы для достижения желаемых целей - это этика приказов, которые исходят с самого верха, независимо от того, насколько эта оперативная этика приукрашена формальным авторитетом официальных лиц или помпой и обстоятельствами. Объективация "другого" - часть обучения. Вряд ли можно ожидать, что страна, ведущая безостановочную войну, будет поощрять чуткость в рядах личного состава.

"Первый раз я позвонила в службу 911 по поводу насилия со стороны мужа, когда это случилось во второй раз", - вспоминает Стейси Баннерман. Ее муж был ветераном боевых действий с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Перед тем как он вернулся из Ирака, мне дали военную брошюру, в которой предупреждали о раздражительности и повышенной бдительности и советовали приспособиться к "новой норме". О том, что мне нужно приспособиться к "новой норме", твердили сотрудники VA и телевизионные программы. Никто из них не упомянул, что жены ветеранов с посттравматическим стрессовым расстройством подвергаются более высокому риску жестокого обращения в семье и потенциально смертельного насилия со стороны интимных партнеров, чем почти любая другая демографическая группа в стране, особенно если у ветерана также есть травматическое повреждение головного мозга."

Баннерман едва не погибла от рук мужа, который душил ее до потери сознания и угрожал ей автоматом M4 carbine. Чтобы спасти свою жизнь, она сбежала из брака и впоследствии успешно добилась проведения беспрецедентных слушаний в Конгрессе по поводу домашнего насилия в домах вернувшихся ветеранов войны, а затем дала показания. По мере того как шли годы американской войны, побочные эффекты насилия за рубежом распространялись на родину с большей силой и размахом. То, что распространялось на Афганистан, Ирак и другие зоны военных действий, распространялось и на домашнюю жизнь.

"За последние шестнадцать лет катастрофически выросли показатели домашнего насилия, убийств, жестокого обращения с детьми и отсутствия заботы о них в семьях ветеранов после 11 сентября, о чем свидетельствуют данные Министерства юстиции, Министерства по делам ветеранов и Министерства обороны", - писал Баннерман в 2017 году. "До 11 сентября армия получала примерно тридцать пять-пятьдесят случаев домашнего насилия в месяц. К 2005 году они получали около 143 случаев в неделю, что в двенадцать раз больше". Пентагон сообщил, что в период с 2001 по 2005 год также наблюдалась очевидная эскалация насилия. Количество звонков на Национальную горячую линию по борьбе с домашним насилием от людей, связанных с вооруженными силами, увеличилось более чем в три раза с 2006 по 2014 год."

В 2022 году Администрация ветеранов признавала наличие проблемы, но преуменьшала ее, давая такие оценки: "Хотя IPV [насилие со стороны интимного партнера] затрагивает представителей всех полов, одна треть женщин-ветеранов сталкивается с IPV в своей жизни по сравнению с менее чем четвертью гражданских женщин". Неофициальные источники предоставляют гораздо более тревожные данные, чего и следовало ожидать; аудит, проведенный в 2021 году Управлением правительственной отчетности, пришел к выводу, что Министерство обороны небрежно собирает информацию о домашнем насилии. Цифры, которые Пентагон все же представил, указывают на то, что физическое насилие было наиболее распространенной проблемой среди ветеранов; случаи домашнего насилия были классифицированы как 74 % физических, 22 % эмоциональных и 4 % сексуальных.

Некоммерческая организация Theresa's Fund, управляющая сайтом DomesticShelters. org как крупнейшим в Северной Америке каталогом программ и приютов для жертв домашнего насилия, представила сводку данных. "Многие военнослужащие, находящиеся в самых стрессовых обстоятельствах, не являются насильниками", - отметили в организации. "Однако военнослужащие и женщины сталкиваются с дополнительными трудностями, когда речь заходит о том, чтобы избежать насилия или сообщить о нем". Более того, о злоупотреблениях среди военных пар "сообщается крайне мало, поскольку выжившие часто опасаются последствий со стороны своего обидчика, если он или она будут понижены в должности в результате сообщения о злоупотреблениях". Выводы, озаглавленные "Факты о злоупотреблениях в военных семьях", должны заставить нас задуматься о долгосрочных последствиях военного времени для стольких "раненых воинов" и тех, кто находится рядом с ними.

Мужчины-ветераны боевых действий, страдающие от посттравматического стрессового расстройства, в два-три раза чаще подвергают своих партнерш насилию, чем ветераны, не страдающие от посттравматического стрессового расстройства.

Среди женщин, находящихся на действительной военной службе, 36 процентов сообщают о том, что во время службы они подвергались насилию со стороны сексуального партнера.

Около 33 процентов ветеранов боевых действий с посттравматическим стрессовым расстройством сообщают, что хотя бы раз за предыдущий год проявляли агрессию по отношению к своему сексуальному партнеру.

Около 91 процента ветеранов боевых действий с посттравматическим стрессовым расстройством сообщили, что в течение предыдущего года проявляли психологическую агрессию по отношению к своему сексуальному партнеру.

Для тех, кто сталкивается с прямыми личными последствиями таких цифр, в них нет ничего неясного или скрытого. Остальные, скорее всего, никогда не узнают об этом.

Из новостей и стандартных политических разговоров этого не скажешь, но взаимосвязь между военной подготовкой и насилием в американском обществе не ограничивается частной жизнью. Влияние распространяется на наиболее смертоносное публичное использование огнестрельного оружия. "Факты говорят сами за себя, - писал в 2016 году Хью Гастерсон, профессор антропологии и международных отношений в Университете Джорджа Вашингтона. Хотя в последние десятилетия доля взрослых жителей США, являющихся ветеранами, составляла в среднем 13 процентов, "более трети взрослых исполнителей сорока трех самых страшных массовых убийств с 1984 года служили в вооруженных силах Соединенных Штатов". Очевидно, что в этиологии массовых убийств служба в армии является важным фактором риска". Он добавил, что "нам нужны исследования, чтобы прояснить связь между бывшей военной службой и массовыми убийствами для тех немногих, кто срывается". Почему эта связь существует? Гастерсон описал некоторые из факторов. "Есть очевидные причины, по которым так много массовых убийц могут быть ветеранами военной службы. Возможно, их в первую очередь влечет в армию тяга к насилию. Попав в армию, они обучаются искусству убивать, и если у них есть боевой опыт, они могут отказаться от убийства".

С течением времени энтузиазм "Домашнего фронта" в отношении войны имеет тенденцию ослабевать. Особенно трудно поддерживать его в сообществах рабочего класса, которые испытывают постоянные проблемы с экономическим дефицитом, одновременно испытывая на себе тяжесть долгосрочных последствий непосредственного участия в военных действиях страны. Для людей со скудным или скромным достатком, по сравнению с представителями обеспеченных слоев общества, то, что связано с войной - то, что почти не освещается в средствах массовой информации, а тем более в заявлениях избранных политиков и других государственных чиновников, - гораздо больше и глубже: тяготы, боль, травмы, потери. Абстракции гораздо легче даются тем, у кого нет членов семьи или друзей, побывавших на войне.

Интуитивно чувствуя себя оппортунистом, Дональд Трамп во время предвыборной кампании и после вступления в должность в начале 2017 года ухватился за риторические возможности, которые открывало отчуждение. Среди американцев, которые не чувствовали, что их видят или слышат, было много тех, кто на собственном опыте или на расстоянии одной степени разделения от него испытал висцеральный и каскадный эффект от пребывания в вооруженных силах на войне. Трамп мог осуждать подстрекательство к войне и одновременно призывать к использованию максимальной военной силы; почти на одном дыхании он обвинял демократов в том, что они слишком хотят втянуть страну в войну или слишком бесхарактерны. Казалось, он понимал, что значили полтора десятилетия войны для многих американцев, у которых было мало экономических возможностей. Хотя Трамп и был демагогом, он задел за живое: для многих представителей рабочего класса "война с террором" оказалась не тем, чем она была на самом деле.

Элитарность, которой был пропитан публичный образ Хиллари Клинтон, включала ее ястребиную позицию в отношении войны и еще большей войны. Казалось, она не способна проявить сочувствие к тому, что войны, якобы ведущиеся для защиты Америки, делают с американцами, а тем более с кем-либо еще. (Кто-то может предположить, что ближе всего к рабочему классу она была во время своего шестилетнего пребывания в совете директоров Walmart). Ее отстраненные отношения с рабочим классом сочетались с тем, что часто выглядело как нескрываемое рвение к военным действиям США. К 2016 году личность Клинтон, рефлексирующая в поддержку военных действий, оставляла мало возможностей для общения с американскими семьями, которые разочаровались в предоставлении персонала для бесконечных войн.

Консервативный научный сотрудник либертарианского Института Катона Даг Бэндоу был среди многих комментаторов, выстроивших осенью пул-шот против Хиллари Клинтон. За шесть недель до всеобщих выборов он использовал угол, который был прямо на столе. Клинтон, писал он, "почти наверняка втянет Америку в еще большее количество глупых войн". Для Бэндоу, бывшего специального помощника президента Рональда Рейгана, ясность в отношении крайне неприятных пристрастий Клинтон сделала Трампа гораздо более приемлемым кандидатом: "Несмотря на многочисленные недостатки, он по-прежнему превосходит Клинтон, когда речь идет о внешней политике. Никто не знает, как поступит Трамп в той или иной ситуации, а значит, есть шанс, что он поступит правильно. В отличие от этого, убеждения, поведение и обещания Клинтон говорят о том, что она, скорее всего, поступит неправильно, поддерживая милитаристский статус-кво, который, как признает большинство американцев, потерпел катастрофический крах". Статья Бэндоу была опубликована журналом Forbes под заголовком "Хиллари Клинтон никогда не встречала войны, в которой не хотела бы, чтобы сражались другие американцы". Хотя Бэндоу и Форбс были далеки от того, чтобы быть настоящими защитниками интересов рабочего класса, они признавали растущий разрыв между внутриполосным рвением к войне и тем, что она делает для многих американцев, несущих бремя ее ведения.

Перестав быть в форме, ветераны бесконечной "войны с террором" стремятся жить дальше. Общество может избавить молодых взрослых от войн, но потом будет трудно избавить войны от молодых взрослых. Чиновники любят притворяться, что обычные люди, обеспечивающие работу военной техники страны на земле, на море и в воздухе, могут покинуть армию и вернуться к гражданской жизни не сильно похудевшими. Но для многих из них то, что они пережили, служа военным целям Пентагона, не подходит для того, чтобы просто продолжить начатое. Разрыв может оказаться слишком большим, чтобы преодолеть его без чувства отчуждения, если не сказать диссоциации.

"Невозможно полностью переделать солдата и переделать гражданского, если общество не будет честно рассматривать обоснование нынешних войн и их последствия", - пишет исследователь Эллен Мур в своей книге "Благодарная нация", вышедшей в 2017 году. После нескольких лет исследований, в том числе глубинных интервью с ветеранами, Мур пришла к выводу, что официальные службы психического здоровья, такие как ветеринарные центры и Администрация ветеранов, "представляют собой сегрегированное пространство, которое, как правило, не предполагает разговоров с гражданскими лицами, не связанными с военными, и не предполагает разговоров с более широким гражданским обществом". Дискуссии с ветеранами и между ними обычно проходят за закрытыми дверями". В Ветцентрах модель психологического лечения основана на философии, согласно которой ветеранам лучше всего могут помочь военные. Следствием этой модели является то, что беседы с гражданскими лицами о реалиях войны являются контртерапевтическими."

Какой бы ни была терапевтическая ценность этой модели, она делает откровенное общение ветеранов о реальных переживаниях военного времени практически недоступным для гражданских лиц и общества в целом. Тем не менее, последствия этих переживаний, которые иногда имеют мрачный каскадный характер, вряд ли являются секретом для ветеранов и их близких. Длительное воздействие способно усугубить давление и тревоги, характерные для взрослой жизни, причем финансовые трудности часто являются ключевой частью этого комплекса. В общем, у ветеранов и их семей есть немало причин считать, что важность их жизни, ставшей еще более напряженной и порой мучительной из-за участия в военных действиях, регулярно обесценивается; их действительно не замечают.

Эмоции, связанные с ощущением уценки, могут показаться опытным политикам слишком тонкими или личными, чтобы воспринимать их всерьез, но они могут иметь последствия для избирателей. Во время президентской кампании 2016 года мудрость непрерывной войны была гораздо более очевидна для кандидата от Демократической партии, чем для избирателей в регионах, наиболее знакомых с гибелью, ранениями, многочисленными сроками службы и психологическими травмами. Данные исследований, проведенных в ходе голосования в важнейших штатах, свидетельствуют о том, что провоенный имидж кампании Клинтон был политическим ущербом в сообществах рабочего класса, сильно пострадавших от результатов службы в Ираке и Афганистане. "Даже контролируя в статистической модели многие другие альтернативные объяснения, мы обнаружили, что существует значительная и существенная связь между уровнем военных жертв в сообществе и его поддержкой Трампа", - заключили авторы исследования Дуглас Кринер из Бостонского университета и Фрэнсис Шен из Университета Миннесоты. Профессора пишут: "Наша статистическая модель предполагает, что если бы три штата, ключевые для победы Трампа, - Пенсильвания, Мичиган и Висконсин - пострадали хотя бы от незначительного снижения числа жертв, все три могли бы переметнуться от красных к синим и отправить Хиллари Клинтон в Белый дом". В своем исследовании Кринер и Шен заявили, что демократам, возможно, стоит "пересмотреть свою внешнеполитическую позицию, если они надеются свести на нет электоральные успехи Трампа среди избирателей, измученных и отчужденных пятнадцатью годами войны".

В то время как американцы, находящиеся на низших и средних ступенях экономической лестницы, уже давно сползают под финансовым давлением, перспективы молодежи пострадали особенно сильно. Даже до пандемии COVID-19, по данным Pew Research, с начала этого века наблюдался резкий рост числа молодых и не очень молодых взрослых, живущих с родителями. К моменту вступления в должность президента Байдена 30 процентов нынешних и бывших студентов колледжей - 45 миллионов заемщиков - были обременены студенческими долгами на общую сумму 1,7 триллиона долларов; средняя сумма долга превышала 38 тысяч долларов.

При этом работа начального уровня обычно выглядела малопривлекательно. "За последние несколько десятилетий работа на низком уровне заработной платы стала просто отвратительной", - писал в 2021 году исполнительный редактор American Prospect Дэвид Дайен. "В условиях отсутствия значимых улучшений в федеральной трудовой политике с 1930-х годов работодатели накопили огромную власть.... Работодатели с низкой зарплатой полагаются на бесконечный резерв отчаявшихся работников, готовых ломать спину за гроши."

Когда молодые люди становятся объектом призыва в армию, они могут почувствовать, что у них нет других достойных вариантов. Предлагая альтернативу неприятным гражданским условиям, военные вербовщики обещают, что поступление на военную службу означает открытие дверей к лучшим возможностям.

Однако хронические бюджетные приоритеты, связанные с колоссальными расходами на Пентагон и взаимосвязанные компании-гиганты, имеют много общего с многолетним спадом социальной мобильности. Военные расходы в соотношении доллар к доллару - один из наименее эффективных способов создания и поддержания занятости. "Федеральные расходы на внутренние программы создают гораздо больше американских рабочих мест и приносят более широкие выгоды, чем военные расходы", - говорится в исследовании Университета Брауна. Например, исследование показало, что "инвестиции в начальное и среднее образование создают почти в три раза больше американских рабочих мест, чем расходы на оборону, а здравоохранение создает примерно в два раза больше рабочих мест".

Рабочий и средний классы, как бы они ни определялись, значительно выиграли бы, если бы большая часть нынешних расходов Пентагона была направлена на внутренние государственные инвестиции. Но раздувающиеся военные бюджеты поддерживают приоритеты, направленные на повышение мегаприбылей корпораций. Знают они об этом или нет, но молодые люди "на службе" работают на благо этих приоритетов.

"Война - это тоже классовый конфликт", - написала Александрия Окасио-Кортез в своем твиттере после года работы в Палате представителей. "Богатые и влиятельные люди, открывающие войну, избегают последствий своих решений. Это не их дети отправляются в пасть насилия". Она добавила: "Зачастую расплачиваются уязвимые, бедные и работающие люди - те, кто практически не имел права голоса в конфликте".

Однако министр обороны Ллойд Остин не проявлял подобных опасений, выступая на Рейгановском форуме национальной обороны 4 декабря 2021 года. "Позвольте мне рассказать вам о некоторых шагах, которые мы предпринимаем, чтобы изменить подход к ведению бизнеса", - сказал он, прежде чем изложить видение партнерских отношений: "Во-первых, мы прокладываем новые пути для американских новаторов и предпринимателей, чтобы они могли работать с нами. Возьмем Агентство перспективных исследовательских проектов Министерства обороны, более известное как DARPA. Оно легендарно своими научными прорывами. Но теперь DARPA также соединяет свои лучшие исследовательские группы с лидерами корпораций и американскими инвесторами, чтобы эти группы могли построить успешный бизнес на основе передовых технологий, которые они разрабатывают".

Глава Пентагона обрисовал будущее, в котором преподаватели, крупные инвесторы и изобретательные умы будут еще теснее сотрудничать с военными. "Мы также делаем больше для интеграции инноваторов Министерства обороны в технологические центры по всей стране, где процветают ученые, бизнес-лидеры и новаторы", - сказал он, добавив, что важной целью является "быстрое определение того, смогут ли перспективные технологии и прототипы помочь нашим бойцам".

В то время как разворачивалось президентство Джо Байдена, союзникам Дональда Трампа по Конгрессу было вполне комфортно прицеплять повозки своей солипсической политической карьеры к человеку, презирающему все неудобные факты. Перспективы получить больше власти превалировали над другими соображениями. На первый взгляд, такая динамика не имеет отношения к безостановочным войнам, которые к моменту прихода Трампа в Белый дом шли уже шестнадцатый год. При ближайшем рассмотрении оказывается, что они глубоко пересекаются.

Вооруженные силы - особенно во время войны - являются самым авторитарным институтом в американском обществе, за исключением тюрем и пенитенциарных учреждений. Командная структура жесткая и практически неоспоримая. Между тем, какие бы правила войны ни существовали, и как бы их ни прикрывали, на практике во время боевых действий они мало что значат - особенно когда никто не смотрит. Действующая заповедь гласит: все, что работает. Успехи Трампа на выборах, включая запугивание республиканцев в Конгрессе, боявшихся перечить ему даже после его ухода с поста, свидетельствуют о проницательной приверженности к тому, чтобы делать все, что сойдет ему с рук, для достижения своих целей. Поскольку пороги приемлемости во внутриполитической жизни снижаются, безумие Трампа все больше напоминает менталитет военных действий.

Смысл войны заключается в достижении целей с помощью насилия - таков главный подход толпы сторонников Трампа, ворвавшейся в Капитолий 6 января 2021 года в отчаянной попытке помешать Джо Байдену стать президентом. Мятежники, демонстрируя преданность человеку, стоящему во главе командной структуры, перешли к насилию, когда все остальное уже не помогло. Многие из фактических лидеров мафии опирались на подготовку, полученную во время службы в армии США. Изучив биографии известных нападавших, которые были быстро арестованы, NPR News сообщило под заголовком "Военные ветераны перепредставлены среди обвиняемых в беспорядках в Капитолии 6 января", что "почти каждый пятый человек, обвиняемый в предполагаемом участии в нападении на Капитолий США, имеет военное прошлое". (В то время только 7 процентов взрослых в США были военными ветеранами.) Заголовок статьи Associated Press был красноречив: "Война возвращается домой: Капитолийская мафия включала высококвалифицированных бывших военных и полицейских".

В обвинительных заключениях в отношении ключевых лидеров нападения подчеркивалось военное прошлое. Через год после нападения на Капитолий, когда одиннадцати организаторам ополчения Oath Keepers были предъявлены обвинения в подстрекательстве к мятежу, вытекающие из их роли 6 января , выяснилось, что пятеро из них - включая главу группы Элмера Родса - были военными ветеранами. Позже, в июне 2022 года, четверо из пяти лидеров Proud Boys, которым были предъявлены обвинения в подстрекательстве к заговору при осаде Капитолия, оказались ветеранами. Military.com сообщил, что "среди обвиняемых - ветеран армейских боев с Пурпурным сердцем, два морских пехотинца, служивших в пехоте и тыловом обеспечении, и матрос-новобранец, отчисленный из лагеря".

К середине 2022 года федеральные обвинения в причастности к штурму Капитолия были выдвинуты против 835 человек. Программа по борьбе с экстремизмом Университета Джорджа Вашингтона установила, что "как минимум" 13 процентов из них имели "военный опыт" - вдвое больше, чем в среднем по стране среди взрослых.

Тот факт, что председатель Объединенного комитета начальников штабов был крайне встревожен возможностью того, что Трамп попытается захватить власть в январе 2021 года, не отменяет другой реальности: Трамп опирался на глубоко милитаристский культурный менталитет, подпитываемый почти двадцатью годами безостановочной войны; "подготовка" его воинственных и опасных сторонников была в первую очередь связана с менталитетом. Трамп, в конце концов, был "главнокомандующим". И подход к ведению войны за рубежом, основанный на принципе "могущества и права", был полностью совместим с поведением его самых жестоких сторонников в Капитолии. Полная легитимизация войны как части национальной идентичности Америки в режиме 24/7/365 на протяжении десятилетий породила лихорадочную веру в то, что политика может быть внутренней войной с помощью других средств. И наоборот.

ПЕРВЫЕ ДВА ДЕСЯТИЛЕТИЯ века нормализовали войну как постоянный образ жизни американцев. Президент Обама, похоже, намекнул на эту реальность в начале своего второго срока, когда он выступил в Национальном университете обороны и заявил: "Наши систематические усилия по уничтожению террористических организаций должны продолжаться. Но эта война, как и все войны, должна закончиться. Так советует история. Этого требует наша демократия". Это было грандиозное заявление, взволновавшее либерально настроенных журналистов вроде Джейн Майер, которая тут же написала в New Yorker под раздутым заголовком "Вызов Обамы бесконечной войне" о том, что президент "мучается из-за сложных компромиссов, которые вечная война ставит перед свободным обществом". Она добавила: "Обама, похоже, несколько не уверен в том, какие именно действия следует предпринять. Это не плохо: по крайней мере, он задает правильные вопросы". На самом деле, предположив, что после десятилетия, семи тысяч погибших американцев и бесчисленных иностранных граждан, а также потраченного триллиона долларов, возможно, настало время сократить масштабы "войны с терроризмом", он ведет национальные дебаты дальше, чем осмеливалось даже большинство демократов."

Периодические размышления Обамы о требованиях демократии ограничить вечную войну указывают на то, что он осознает некоторые негативные последствия для американского общества. К сожалению, похоже, его это не настолько заботило, чтобы что-то предпринять. В течение сорока четырех месяцев, последовавших за его речью в Университете национальной обороны, вплоть до ухода с поста президента, Обама нигде не вел общенациональных дебатов. С 2013 по 2016 год Соединенные Штаты продолжали бомбардировки Афганистана примерно в два раза реже, чем в первый срок его правления, но при этом резко усилили удары в Ираке и Сирии: только в 2016 году на эти две страны было сброшено 30 743 бомбы и ракеты. По правде говоря, два срока Обамы мало что сделали для снижения милитаристского менталитета и многое для его усиления.

Центральной темой президентской кампании Джо Байдена в 2020 году было следующее предупреждение: "Если мы дадим Дональду Трампу восемь лет в Белом доме, он навсегда изменит характер нашей нации". Остался незаданным и нерассмотренным глубоко важный вопрос: В какой степени почти двадцать лет непрерывной войны изменили характер нации?

Действительно ли Соединенные Штаты находятся в тисках "безумия милитаризма"? Конечно, не все и не везде. Но в целом страна охвачена разрозненными и зачастую частными последствиями войны - обостренной склонностью к насилию, физическими травмами, полученными во время войны, посттравматическим стрессом, обилием мужчин, которые научились обращаться с оружием и были обучены стрелять на поражение, едва выйдя из подросткового возраста, ролевым моделированием - от призывных объявлений до популярных фильмов и воинственных выпадов высокопоставленных лидеров - и многим другим. Страна также находится в тисках трагического отсутствия: здравоохранение, не считающееся финансируемым теми, кто утверждает бюджеты, изобилующие военными расходами, уход за детьми, престарелыми и семейные отпуска, не предусмотренные теми же бюджетами, государственные школы и высшее образование, лишенные адекватного финансирования, зияющие дыры в системах социальной защиты, бесчисленные другие повседневные дефициты, которые продолжают снижать планку допустимого и терпимого.

Вторя Ральфу Уолдо Эмерсону, можно сказать, что войны - это седло Америки, запряженное в стремена. Причины войны со временем стали включать в себя саму войну - ее продолжение, потому что она уже идет. Как писала Барбара Эренрайх, "как бы и где бы ни начиналась война, она сохраняется, распространяется, распространяется сквозь время и пространство с ужасающим упорством зверя, вцепившегося в шею живой добычи". Это не случайно выбранная фигура речи. Война распространяется и увековечивает себя благодаря динамике, которая часто кажется независимой от человеческой воли. Она, как мы любим говорить о вещах, которые не до конца понимаем, "живет своей собственной жизнью""

ГЛАВА 10. ТЕПЕРЬ ЭТО МОЖНО РАССКАЗАТЬ

Президент Буш заявил, что у Ирака есть оружие массового поражения. Тони Блэр заявил, что у Ирака есть оружие массового поражения. Дональд Рамсфелд заявил, что у Ирака есть оружие массового поражения. Ричард Батлер заявил, что оно есть. Организация Объединенных Наций заявила, что оно есть. Эксперты говорят, что есть. Ирак говорит, что нет. Вы можете выбрать, кому верить.

-АРИ ФЛЕЙШЕР, ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ БЕЛОГО ДОМА, 5 ДЕКАБРЯ 2002 ГОДА

Если вы просто перевариваете российскую дезинформацию и пересказываете российские тезисы, то вы не соответствуете давним двухпартийным американским ценностям, которые заключаются в том, чтобы отстаивать суверенитет таких стран, как Украина и другие, их право выбирать свои собственные союзы, а также противостоять, очень четко, попыткам или потенциальным попыткам любой страны вторгнуться и захватить территорию другой страны.

ДЖЕН ПСАКИ, ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ БЕЛОГО ДОМА, 2 ФЕВРАЛЯ 2022 Г.

В начале 2003 года, когда приближалось вторжение в Ирак, крупнейшие новостные агентства закрыли доступ к дебатам. Давний телевизионный авторитет Фил Донахью возглавлял рейтинги MSNBC в прайм-тайм благодаря своему шоу, когда телеканал отключил его всего за три недели до начала вторжения. Просочившаяся внутренняя служебная записка объясняет озабоченность высшего руководства тем, что программа Донахью представляет собой "сложное публичное лицо для NBC во время войны". В служебной записке добавлялось: "Похоже, ему нравится представлять гостей, настроенных против войны, против Буша и скептически относящихся к мотивам администрации". В документе предупреждалось, что шоу может стать "домом для либеральной антивоенной программы в то время, когда наши конкуренты размахивают флагом при каждой возможности". MSNBC стремился быть на правой стороне размахивания флагом, поэтому Донахью пришлось уйти до начала стрельбы.

К началу второго года президентства Байдена у его пресс-секретарей появилась неприятная привычка бросать вызов тем, кто задает сложные вопросы о внешней политике. Так, на пресс-конференции в Госдепартаменте, когда репортер Associated Press попросил предоставить какие-либо доказательства, подтверждающие утверждения о том, что Россия планирует операцию "ложного флага", чтобы оправдать вторжение на Украину, представитель правительства Нед Прайс огрызнулся на настойчивость журналиста, а затем огрызнулся: "Если вы сомневаетесь в надежности правительства США, правительства Великобритании, других правительств и хотите, знаете ли, найти утешение в информации, которую распространяют русские, то это вам решать."

Когда Mother Jones опубликовал статью под заголовком "Почему пресс-секретари Байдена ведут себя авторитарно?", подзаголовок был вполне уместен: "Предположение о том, что подвергать сомнению заявления правительства - это нелояльность, должно быть прекращено". Даже некоторые журналисты, едва ли известные полярными отношениями с властями, сочли возникающую картину достаточно тревожной, чтобы высказаться. Давний ведущий программы NPR Morning Edition Стив Инскип отреагировал после того, как его коллега задал пресс-секретарю Белого дома вопрос, который Инскип назвал "основным, фундаментальным, профессиональным вопросом, который репортеры обычно задают любому человеку". Он написал в Твиттере: "Ответить "верьте мне или верьте ИГИЛ" - это не ответ. Эта страна уже пыталась вести войну по модели "Вы с нами или против нас", и тогда это тоже не сработало".

Во время брифинга пресс-секретарь Белого дома Джен Псаки проявила пренебрежительное нетерпение, когда корреспондент NPR News Айеша Раскоу спросила о том, что Пентагон рассказал об американской атаке, в результате которой в Сирии был убит один из лидеров ИГИЛ вместе с десятью женщинами и детьми. После того как Раскоу задала резонный вопрос, обмен мнениями быстро покатился вниз:

Вопрос: Что касается жертв среди мирного населения в Сирии, говорит ли администрация, что они были вызваны исключительно взрывом бомбы или перекрестным огнем одного лейтенанта, вступившего в бой с американскими войсками? Как... что... дайте нам немного ясности по этому поводу.

Очевидно, что эти события произошли буквально за одну ночь. Поэтому я позволю Министерству обороны провести окончательную оценку, и я уверен, что они предоставят дополнительные подробности, как только она будет завершена.

Джен, будут ли какие-нибудь доказательства или релизы, подтверждающие эту идею... Я знаю, что США сделали заявление, что они сами взорвали бомбу. Но предоставят ли США какие-нибудь доказательства? Потому что могут найтись люди, которые скептически относятся к событиям, которые произошли, и к тому, что случилось с мирными жителями.

ПСАКИ: Скептически относитесь к оценке американских военных, когда они пошли и уничтожили террориста ИГИЛ - лидера ИГИЛ?

В: Да.

ПСАКИ: Что они не предоставляют точную информацию...

В: Да.

ПСАКИ: - И ИГИЛ предоставляет точную информацию?

В: Ну, не ИГИЛ, но, я имею в виду, США не всегда были откровенны в том, что происходит с гражданскими лицами. И, я имею в виду, это факт.

После двух десятилетий "войны с терроризмом" доверие к правительству США сильно пошатнулось. После того как был нанесен неисчислимый ущерб, запоздалые рассказы политиков и СМИ о частичной правде часто сопровождались не только удобной амнезией в отношении масштабов предыдущих обманов сторонников войны, но и нелепыми утверждениями о прошлом, например, устойчивым мифом американских СМИ о том, что до вторжения все считали, что у Ирака есть оружие массового поражения.

Такой ревизионизм - это не просто нежелание признать ужасные ошибки в суждениях и пропаганде. Он также приводит к тому, что антивоенные голоса продолжают оставаться в тени и маргинализируются, в результате чего бойня на войне кажется сродни неизбежной, как будто война была не выбором, а всего лишь честной ошибкой.

Сроки имеют решающее значение в СМИ и политике - и никогда не имеют такого значения, как когда на кону стоит война. Журналистов совершенно не устраивает, когда они годами придерживаются военной линии, а потом, наконец, сообщают, что на самом деле: Теперь об этом можно рассказать - и на много лет позже.

Практически весь медийный истеблишмент США во всеуслышание поддержал нападение США на Афганистан в начале октября 2001 года. Двадцать лет спустя многие из тех же самых изданий говорили, что война была непродуманной и обреченной с самого начала. Сразу после начала вторжения в Ирак в марте 2003 года, за редким исключением, даже основные новостные организации, которые выражали трепет или несогласие, встали в очередь, чтобы поддержать военные действия. Два десятилетия спустя многие из тех же СМИ называли вторжение в Ирак худшей внешнеполитической ошибкой США в истории.

Но такая постановка вопроса ускользает от структурной лживости, которая по-прежнему встроена в военно-промышленный комплекс с его корпоративными СМИ и политическими крыльями. Война настолько нормализована, что ее жертвы, как будто пораженные божьим промыслом, регулярно рассматриваются как жертвы без виктимизаторов, возможно, не более обиженные, чем люди, страдающие от последствий плохой погоды. То, что американские политики называют ошибками и просчетами, для других более уместно описывать такими словами, как "катастрофы" и "зверства". Приписывание американских войн ошибочным суждениям, а не преднамеренной и чрезвычайно выгодной агрессии - целесообразно, так как накрывает политический стол для предполагаемой решимости в следующий раз использовать лучшее суждение, а не оспаривать предполагаемую прерогативу нападать на другую страну по своему усмотрению.

Когда война в Афганистане наконец закончилась, основные американские СМИ - после того как они горячо поддержали вторжение, а затем и оккупацию - были завалены рассказами о том, как плохо велась война, как неумело или обманно действовали Белый дом и Пентагон. Некоторые аналитические материалы и комментарии могли бы показаться немного стыдливыми, но новостные издания предпочитали не вспоминать о своей прежней поддержке той же самой войны в Афганистане, которую они теперь называют безрассудством.

Массовые расходы США на венчурный милитаризм, не увенчавшийся триумфом в Афганистане и Ираке, вызвали сожаление (чтобы не сказать раскаяние), но мало что свидетельствует о том, что лежащее в основе этого расстройства внушение повторения было изгнано из внешнеполитического руководства Америки или средств массовой информации, не говоря уже о ее политической экономике. Напротив: силы, которые втянули Соединенные Штаты в развязывание войн в многочисленных странах, все еще сохраняют огромное влияние на внешние и военные дела. Для этих сил со временем необходимо менять форму, в то время как государство, ведущее войну, продолжает править.

Тот факт, что стратегии и формы вмешательства развиваются, особенно в направлении дальнейшей опоры на воздушную мощь, а не на наземные войска, делает жертв огневой мощи США еще менее заметными для американских глаз. Это ставит перед нами задачу по-новому взглянуть на продолжающийся милитаризм и настоять на том, чтобы реальные последствия для людей, оказавшихся на другом конце американского оружия, были выставлены на всеобщее обозрение и восприняты всерьез в человеческом плане.

Несмотря на все, что произошло с тех пор, как в середине сентября 2001 года президент Джордж Буш-младший поклялся "избавить мир от злодеев", ключевые вопросы в значительной степени уклоняются от внимания доминирующих американских СМИ и политических лидеров. То, что красно-бело-голубой милитаризм наносит ущерб другим странам, - это не только вопрос моральных принципов. Соединенные Штаты также находятся под угрозой.

То, что мы живем в едином взаимозависимом мире, больше не вызывает сомнений. Иллюзии об американской исключительности были окончательно опровергнуты глобальной климатической чрезвычайной ситуацией и пандемией COVID-19, а также постоянно присутствующей и усугубляющейся опасностью термоядерной войны. На планете, которая во многих отношениях является круглой, то, что происходит вокруг, происходит и вокруг.

В одной версии СМИ страдания захваченных были прискорбными, но второстепенными. В другом медиаповествовании страдания захваченных были душераздирающими и глубокими.

То, что началось 20 марта 2003 года в Ираке и 24 февраля 2022 года на Украине, привело к ужасному страху, мучениям, боли и смерти в этих странах. В человеческом плане разницы нет. Решения Белого дома и Кремля, сопровождаемые обильной обманчивой риторикой, были сопоставимы по моральной порядочности: никакой. Люди, живущие в двух захваченных странах, пережили схожие события. Но в Соединенных Штатах реакция была совершенно разной.

Сразу же после вторжения в Ирак и в течение длительного времени после него в Соединенных Штатах царил стандартный взгляд сквозь темное стекло. В то время как жизни американских военнослужащих были велики, остальные оставались вне фокуса или невидимыми, не заслуживающими беспокойства, а тем более скорби. Страдания людей в Ираке нужно было представлять себе, так как их было крайне мало, чтобы их можно было увидеть или услышать через обычные средства массовой информации или донести до лидеров в Вашингтоне. Во время вторжения и в последующие годы - по телевидению или радио, в печатных изданиях или на экранах устройств, в атмосфере военного времени, которое для большинства американцев едва ли было военным, - иракцы представали как спорадическая серия мимолетных и мерцающих образов, не более ощутимая часть человеческой реальности, чем любое другое скопление пикселей. Вторжение в Ирак по адресу было главным образом связано с Соединенными Штатами, с нами. Постоянный поток нарративов, будь то из Белого дома, Госдепартамента, Капитолийского холма или непосредственно из СМИ, постоянно подкреплял дефолтную веру в центральность американского существования как светоча для всего мира; "американскую исключительность" с неисчерпаемым запасом энергии. В такой политической и социальной обстановке насколько реальным мог казаться иракский народ?

Под влиянием интенсивной пропаганды со стороны СМИ и собственного правительства американцы поняли, что украинский народ полностью заслуживает сочувствия, глубокой озабоченности, поддержки. Двумя десятилетиями ранее того же заслуживали иракцы, но их испытания - если они вообще изображались - легко относились к категории труднопреодолимых превратностей войны, тем более что их страдания были вызваны вооруженными силами правительства, которое рефлекторно считалось благонамеренным. Неоправданные проступки, такие как открытые убийства мирных жителей или садистские пытки в тюрьме Абу-Грейб под Багдадом, официально рассматривались как аномалии, а не как показатели, и как PR-проблемы для США в арабском мире.

Лишь изредка фотографии американских пыток появлялись на всеобщее обозрение. Постепенно в прессе появлялись жуткие описания, но они не имели большой силы воздействия на СМИ и в основном оказывались под политическим ковром. Президент Обама признал на пресс-конференции в августе 2014 года: "Мы пытали некоторых людей". И добавил: "Когда мы применили некоторые из этих усиленных методов допроса - методов, которые, как я считаю, и, думаю, любой справедливо мыслящий человек сочтет пытками, - мы перешли черту". Но после победы на президентском посту Обама быстро дал понять, что не будет останавливаться на этих преступлениях времен Буша. Накануне своей инаугурации он заявил о пытках: "Мы должны смотреть вперед, а не оглядываться назад". Это был способ сказать, что пытки и люди, которых пытали, не должны восприниматься слишком серьезно.

ВОЙНА, последовавшая за вторжением в Ирак и приведшая к невообразимому насилию, включала в себя такие масштабные убийства, как штурм Фаллуджи в 2004 году, о которых в США писали крайне скупо; масштабы и системная жестокость войны США в Ираке редко осознавались на родине. На протяжении всего этого в основных средствах массовой информации и политических кругах Соединенных Штатов любое предположение о том, что некоторые высокопоставленные американские чиновники могут быть надлежащим образом обвинены в военных преступлениях, считалось выходящим за рамки разумного обсуждения.

Однако уже через несколько дней после вторжения России в Украину в американских СМИ часто звучали обвинения в "военных преступлениях". А новостные издания не преминули похвалить антивоенных протестующих в России. Напротив, к моменту начала вторжения в Ирак антивоенные протесты в США почти не освещались в СМИ и часто становились объектом презрения за якобы неспособность "поддержать войска".

Мой давний коллега Джефф Коэн, работавший старшим продюсером на MSNBC в период подготовки к вторжению в Ирак, внимательно следил за содержанием американских телеканалов в начале 2022 года, когда война на Украине перешла из разряда угроз в реальность. Несмотря на десятилетия работы в качестве медиа-аналитика и профессора журналистики, он был ошеломлен разницей в восемьдесят раз в отношении СМИ к этим двум вторжениям. "При освещении ужасающей агрессии России на Украине в центре внимания, как и всегда должно быть, находятся гражданские жертвы войны", - пишет он. "Сегодня на сайте уделяется большое внимание этому важнейшему аспекту российского вторжения - от гибели мирных жителей до травм, которые испытывают гражданские лица, когда поблизости от них наносятся ракетные удары. К сожалению, когда вторжения осуществляли американские военные, практически не уделялось внимания смерти и мучениям мирных жителей".

Коэн уже давно стал заядлым потребителем телевизионных новостей, ежедневно просматривая по несколько часов кабельные каналы и вечерние выпуски новостей крупнейших сетей. Контрапункты между вторжениями не переставали поражать его воображение. Как он выразился, "освещая вторжение России на Украину, американские СМИ правильно, неоднократно и без обиняков ссылались на международное право и объявляли его незаконным. Так же они поступали, когда Россия вторглась в Крым в 2014 году. В отличие от этого, когда США незаконно вторгались или нападали на страну за страной в последние десятилетия, основные американские СМИ почти никогда не ссылались на международное право. Это, безусловно, имело место в преддверии вторжения в Ирак".

Без единого стандарта прав человека и сочувствия к жертвам войны мы теряем человеческую связь с ними. И с самими собой.

Теплым осенним днем 2021 года я сидел с Дэниелом Эллсбергом на террасе рядом с его домом. Вдали за его спиной мерцал залив Сан-Франциско. Прошло пятьдесят лет с тех пор, как Эллсберг, рискуя оказаться в тюрьме до конца своих дней, предоставил газете New York Times и другим изданиям семь тысяч страниц сверхсекретных документов, которые быстро стали известны как "Бумаги Пентагона". С тех пор он продолжал говорить, писать и протестовать как неутомимый антивоенный активист.