Войти в Заморочный лес — все равно что к собственной смерти в гости пробираться. Из людей один только Владигор по своей воле когда-то вошел в эти странные дебри и невредимым отсюда вышел. Но для него пять дней жизни, которые он провел в этом лесу, равнялись семи годам.
И хотя Ждан с Владигором уговаривались действовать по обстоятельствам, князь очень не советовал сходить с дороги. Вспоминал он, с каким трудом ему удалось выбраться из Пьяной топи.
— Даже если поймешь, где граница Заморочного леса, считай, что уже сделал полдела.
Сейчас они пересекли эту границу уже несколько раз, перемещаясь то на полшага вперед, то снова назад, но по-прежнему не заметили вокруг никакого движения. Лес был, на первый взгляд, самым обычным, только стояла в нем тяжелая тишина.
Довольно долго они стояли посреди дороги, но ничего важного не высмотрели. И никто им навстречу не выскочил.
— Едем назад, расскажем князю, — проговорил наконец Ждан.
Но купец, с которым весь план был обговорен заранее, вдруг повернул к Ждану искаженное горем лицо и попросил:
— Позволь по лесу походить да покричать. А ну как доченька моя тоже спаслась и до сих пор бродит тут где-нибудь, голодная и холодная?
— Не советовал князь делать этого, — с тяжелым вздохом ответил Ждан.
— Мы далеко от дороги не уйдем, походим, покричим, посмотрим. Ежели Снежанка какой знак оставила, нельзя его упускать, — проговорил Млад.
И Ждан скрепя сердце отпустил обоих походить в той стороне леса, куда сквозь кусты умчалась невеста Млада, но с условием ни за что не теряться из виду.
Поначалу так и было. Ждан с дороги хорошо видел, как оба, пожилой и молодой, бродили по мелколесью, то расходясь в разные стороны, то встречаясь вновь и выкрикивая время от времени:
— Снежанка! Снежанка! Отзовись!
Но толку от этого никакого не было.
Бессмысленное стояние посреди пустой дороги стало беспокоить и тех, кто был под рогожами:
— Ждан, чего стоим-то впустую, ехать надо!
Ждан и сам это понимал, но понимал и как страдает, как надеется купец спасти свою дочь.
Неожиданно голоса переменились.
— Снежанка! — радостно крикнул Млад, и этот выкрик подхватил Власий:
— Снежанушка! Доченька моя любезная! Мы здесь, Снежанушка, мы с тобой!
Оба, забыв обо всем, бросились в лес и затерялись за деревьями. Крики их еще раз повторились, но уже подобные дальнему эху, и более их не стало слышно.
Ждан вместе с дружинниками вглядывался в чащобу, где исчезли купец с сыном посадника, но так ничего и не увидели.
— Что-то тут неладно, — сказал, потеряв терпение, Ждан. — Если б они ее нашли, давно бы к нам вывели. Да и она не от них бы побежала, а к ним.
— Может, их лес закружил, — предположил молодой дружинник. — Пусти меня, я их быстро найду и выведу.
Не хотел Ждан отпускать дружинника в Заморочный лес, но что делать — не бросать же купца с Младом непонятно где.
— Вот что: вы, четверо, отправляйтесь, да не пешим ходом, а верхом, — скомандовал Ждан, увидев, что дружинники уже готовы соскочить с коней. — Только об одном прошу — ежели почувствуете какую мороку, сразу назад, все вместе!
Зря он их отпустил! Об этом Ждан подумал в тот же момент, когда они, прорвавшись сквозь кустарник, оказались среди невысоких и редких сосен. Каким-то холодным ужасом повеяло вдруг на воеводу от этого с виду благополучного леса. Однако он пересилил себя.
— Вы смотрите за дорогой, — сказал он четверым оставшимся рядом с ним, — а я уж один за нашими послежу.
Только ничего хорошего он не выследил. Не успела четверка немного углубиться в лес, как тут же донеслись радостные голоса.
— Да вон же они — и купец, и Млад! Эй, купец, не наплутался еще по лесу? — пошутил кто-то из них. — Выходи на дорогу!
— Нашлись! — с облегчением сказал дружинник, стоявший справа от Ждана.
Но вместо того чтобы повернуть коней, вся четверка тотчас же помчалась в глубину леса. И больше уже не слышалось оттуда ни одного выкрика. Словно провалились в бездонную яму.
— Вот тебе и нашлись, — проговорил растерянно дружинник слева.
Да и Ждан растерялся тоже. Хорошо, когда перед тобой враг понятный. И пускай у него сил впятеро больше — его можно и злостью взять и сноровкой. А тут, в пустом лесу, против кого воевать? Выпустит он очередную четверку на поиски, а если те также исчезнут? Этак можно лишиться всего своего небольшого войска. Но и бросать товарищей своих — негоже. Может, лес покружит, поморочит, да и отпустит. А если их бросить — тут-то на них нежить и насядет.
— Вылезайте из-под рогож, чего уж тут секретничать! — приказал он остальным дружинникам. — Да быстро по коням!
Но пока никакая опасность из леса им не грозила. Только страх накатывал незримыми волнами. И надо было решаться — или посылать новый отряд, или, бросив все, мчаться без оглядки к месту, где они договорились встретиться с князем. Только что он скажет Владигору? Чем порадует?
— Вы, четверо, со мной в лес, остальные оставайтесь тут, — наконец распорядился Ждан. — Ежели мы также исчезнем, не ждите нас, не зовите, сразу к договорному месту встречи! И обо всем, что видели, князю расскажите. А мы как-нибудь разберемся.
Ветки стегнули его по ногам, когда он проскакивал между двумя кустами. Ждан держался посередине, слева и справа было по два дружинника. Он оглянулся на дорогу — с теми, кто остался, вроде бы ничего не случилось.
— Едем с оглядкой, тут от поспешности один вред, — объяснил он своей четверке.
Так они и двигались — пройдут шагов тридцать, оглянутся.
— Да вон же наши, нам машут! — сказал со смехом дружинник, который был от Ждана слева.
И Ждан тоже увидел недавно ушедших в лес — они по-прежнему были на лошадях, совсем близко и чему-то улыбались. Да и понятно чему! Ждан тоже улыбнулся им в ответ. Ну не смешно ли, в самом деле, вот же они, рядом, и дорога — тоже рядом, а столько было беспокойства, столько страхов! А чего бояться!
Ждан оглянулся на дорогу и хотел позвать остальных, чтоб те тоже порадовались, лес-то оказался совсем обычным, вовсе никаким не Заморочным, пустые это сказки да страхи, он даже приотстал и крикнул им:
— Эй!
И в то же мгновение ощутил, что с дорогой что-то не так, она была намного ближе, чем раньше. К тому же на дороге стоял он сам и пристально вглядывался в лес. Это рассмешило еще больше. Никогда прежде Ждан не видел себя со стороны. Выглядел он, оказывается, совсем не таким ловким, как представлялся себе самому. Ждан решил направить лошадь поближе к дороге — раз он так всматривается оттуда в лес, значит, отчего-то не видит тех, которые здесь. Ему захотелось крикнуть самому себе:
— А ну давай сюда! Чего там растопырился?
Но тут он внезапно ощутил столь тяжкую усталость, что не только голова у него сама опускалась к теплой лошадиной холке, но и глаза было не удержать открытыми. Да и у лошади, он почувствовал, стали подгибаться ноги.
«Вот она, морока», — успел подумать Ждан.
Лошадь его медленно валилась на мох. Неподалеку уже сладко спали те четверо, что вошли с ним вместе в лес. Улыбаясь во сне, как младенцы, они спали на мягком мху, слегка придавленные спящими лошадьми, но никто из них даже и не подумал высвободить ногу.
А вот тех, кто вошел в лес раньше, здесь не было.
«Морока, морока все это», — снова очень медленно подумал Ждан и, с трудом пересилив сон, вытащил-таки ногу из-под повалившейся лошади, а потом больно укусил себя за руку.
И сразу рядом что-то зачавкало, зашамкало, прошептало негромко:
— Кровушка! Теплая, сладкая!
Это его и пробудило. Его еще обволакивало тупое желание прилечь прямо здесь на мягкий теплый мох и закрыть глаза, но он уже выплывал из сна. Ему даже достало силы подхватить за шиворот кольчужной рубашки двоих дружинников и, спотыкаясь, пригибаясь к земле, потащить их из леса.
Не так уж много он и прошел, как тяжелая сонливость начала проходить. Да и дружинники — крепкие парни — зашевелились. Жаль только, дороги не стало видно. Но так и положено было, если это не началась новая морока.
Оба парня наконец очнулись, сели, протерли глаза. Ждан, выпрямившись, с тревогой смотрел сквозь густые кусты на дорогу. Дружинников своих он на ней не видел.
«Сам же я приказал им не ждать, ежели мы пропадем», — подумал он, но тревога не исчезала.
— Выспались? — спросил Ждан парней.
Парни продолжали трясти головами и растерянно осматривались.
— А лошади наши где? — наконец спросил один из них. — Мы тут зачем?
— Потом объясню, — сказал Ждан. — А сейчас медлить нельзя, надо остальных выручать. Только так: если вам там или смешно вдруг станет, или сон снова навалится, знайте, все это морок, наше дело одно — хватать их и тащить сюда. Не сможем — все погибнем.
Воины согласно кивнули.
Вместе со Жданом они вернулись вроде бы к тому месту, откуда только что с таким трудом удалось вырваться, но ни спящих дружинников, ни лошадей там не было, лишь свежий непримятый мох и ничего более.
Ждан старался выглядеть спокойным. Оба дружинника испуганно жались к нему. Желания спать никто из них не испытывал.
— Все, — сказал Ждан, — идем к дороге, без князя нам тут не разобраться.
Так они и шли из леса, прижимаясь друг к другу, и Ждан со страхом думал о том, что станет он делать, если и дороги они сейчас не найдут.
Дорога появилась перед ними внезапно. Но прежде под ногами у них прошмыгнула огромная крыса с колючками на хвосте. Она бежала в ту же сторону, куда брели и они.
Зрелище, которое предстало перед ними, было ужасным. Между телами лошадей несколько десятков крыс пожирали порубленные останки их товарищей, повозки были сбиты в кучу, а под ними, скрючившись, сидел единственный оставшийся в живых дружинник. Закрыв глаза, он в ужасе что-то шептал, по-видимому молился богам.
Крыс было немного, но Ждан помнил, сколь опасны они, когда набрасываются стаей, и больше всего ему сейчас хотелось забраться на дерево, вжаться в его ствол и переждать, пока они не насытятся, как сделал это недавно купец Власий.
«Уж не очередная ли это морока?» — подумал он вдруг.
И, чтобы убедиться, рубанул мечом крысу, которая рядом с ним пыталась проскочить сквозь кусты на дорогу из леса. Он рассек ее пополам, а дальше уже все пошло само собою. Выскочив на дорогу, Ждан яростно принялся рубить жирные тела крыс, крутясь во все стороны и не давая им приблизиться. Оба дружинника уже рубились рядом. Он не думал о том, что сейчас сюда могут набежать тысячи новых крыс, как в той давней битве, когда они гнались за Владигором. Все, чего он хотел, — похоронить по-людски хотя бы тех парней, которых бросил на дороге, уйдя в Заморочный лес. А для этого надо было отбить их изуродованные тела.
Уже несколько десятков тушек этой нечисти валялось под ногами, а он продолжал, переходя с место на место, неистово разить мечом. И возможно, испугавшись этой ярости, одна из крыс жалобно запищала, бросилась с дороги в лес, а за нею помчались и остальные.
Ждан брезгливо вытер меч о придорожную траву и приказал:
— Всех сложить на одну повозку, в этом поганом месте хоронить не станем. Вылезай! — скомандовал он дружиннику, продолжавшему сидеть под телегой. — Помоги, да расскажи толком, что тут у вас было?
Дружинник, трясясь, выполз из-под повозки, сел на дороге, закрыл лицо руками и заплакал. Ждан знал его — был он парнем неробким и сильным, а теперь, прислонясь к колесу, всхлипывал словно ребенок.
Пожалеешь его — он и вовсе раскиснет, — понял Ждан и, слегка толкнув его ногой, приказал не грубо, но требовательно:
— Встать!
Хмыша, так звали парня, неуклюже поднялся, руки его безвольно висели, правое плечо пересекала кровавая полоса.
— Грузи убитых! — сказал Ждан более спокойно.
Вчетвером они быстро погрузили посеченных товарищей и, уже не думая об опасности, впряглись в повозку. У них и в соседних княжествах, даже в злобной Борее, было принято, что оставшаяся живой часть войска после большой битвы сама хоронит своих погибших. Похоронщикам как бы объявляли перемирие и даже иногда помогали им. Ждан надеялся, что Заморочный лес поступит с ними так же.
Они двигались к ближнему селению.
Дорога, по которой ехал Владигор впереди двух десятков дружинников, петляла по древнему лесу: то между песчаных, поросших соснами холмов и голубых прохладных озер, то между нетопких болот и громадных, посеревших от времени валунов. В давние времена дорога эта соединяла княжества, но князь Светозор выстроил более прямую, скорую, и теперь старым путем мало кто ездил, а многие и вовсе про него забыли. Дорога заросла папоротником, кустами малины, не раз приходилось объезжать поваленные с корнями могучие деревья, но, по расчетам князя, они должны были выйти к селению, ближе других расположенному к Заморочному лесу, где-то около полудня. У въезда в селение, возле древней сторожевой башни, они и наметили место встречи.
Никто не знал, что за народ выстроил эти башни. Казалось, они стояли еще до того, как на земле Синегорья появились первые люди. По крайней мере, в те древние времена синегорцы еще не строили крепостей и замков, а эти башни уже стояли. Отец Владигора, князь Светозор, все собирался выписать из-за южного моря мастеров, знакомых с тайнами нерушимой кирпичной кладки. Климоге Кровавому, предательски убившему старшего брата, было уже не до башен: под ним земля горела все годы правления, и он думал лишь об одном — как удержать захваченную обманным путем власть. «Управлюсь с черной неведомой силой, — думал сейчас Владигор, глядя на вырастающий вдали темный силуэт башни, — и займусь башнями».
Башня стояла чуть в стороне от селения. Возможно, строители, чьи имена давно стерлись из памяти, возвели ее здесь, когда еще и селения не было. Была только неширокая долина речки Кулябки. Многие леса пересекала эта речка, пока не впадала в Звонку. В тот год, когда Владигор родился, в Синегорье пришли строители мельниц. Прежде синегорцы водяных мельниц не знали. Строители запрудили ручей невдалеке от столицы, построили почти игрушечную мельничку, и Светозору она понравилась. Он указал несколько мест, где хотел бы поставить мельницы. Синегорцы помогали строителям возводить плотины, так на речке Кулябке, чуть выше селения, появились и озеро, и мельница. Озеро прозвали Налимьим за то, что в нем очень скоро развелась уйма налимов.
— Заезжайте в село, — приказал князь старшему из дружинников, Гордяте, когда они поравнялись с башней, — порасспросите там аккуратно жителей, да сами попусту не болтайте. Я же буду на башне.
Владигор не стал привязывать златогривого Лиходея. Умница конь и сам никогда бы не бросил хозяина.
Низкий вход в башню закрывала тяжелая дубовая дверь, давно уже почерневшая от времени. Князь не собирался ломать ее, он знал секрет, который запирал эти двери. Отсчитал сверху семнадцатый кирпич, который для непосвященного ничем не выделялся в кладке. Просунул нож в щель между кирпичами и медленно вытянул один кирпич. Теперь осталось просунуть руку в отверстие, ухватиться за кованое металлическое кольцо и потянуть его. Толстый запорный, из черненого железа штырь медленно вылез наружу, и дверь, заскрипев, подалась.
Лестница была узкая, с крутыми ступенями. Едва Владигор начал подъем, как услышал тревожное ржание своего коня.
— Здесь я, здесь! Скоро вернусь! — крикнул князь.
Он вышел на смотровую площадку и ощутил учащенное биение сердца — столь прекрасны были окрестности его княжества. Прямо внизу разгневанно бил копытом Лиходей. Еще бы — сам забрался наверх, к небу, а верного друга бросил.
— Лиходеюшка, я здесь! — попытался успокоить Владигор коня, но тот продолжал волноваться.
Леса, озера, пашни, селения, сверкающие речки — все было видно отсюда князю. Он посмотрел на дорогу, откуда должен был появиться Ждан, и увидел четыре маленькие человеческие фигурки, впрягшиеся в повозку.
«Что это они? — удивился князь. — Или лошадь у них пала?»
Владигор принял их за сельчан, только груз на повозке был странный. Князь вгляделся получше, и ему стало ясно, что за поклажу медленно тащат эти четверо. А уж когда различил среди них своего воеводу Ждана, то окончательно понял, что там, у Заморочного леса, произошло.
Лиходей снова заржал, тревожно и громко. Это заставило Владигора повернуться в сторону селения. И тут только он заметил, какая странная там царит тишина. Ни разу, пока он стоял на башне, не заквохтала курица, не заблеяла коза, не скрипнула дверь. Дружинники его как раз остановились на главной улице и очень медленно стали слезать с лошадей. Гордята, оставленный за старшего, отчего-то сразу улегся на траву возле ближнего дома, рядом примостился другой дружинник, третий. Скоро они все уже лежали чуть ли не поперек улицы, вокруг них понуро стояли брошенные кони, а из домов в это время стали выходить люди в драных серых балахонах, они со всех сторон приближались к спящим дружинникам, зажав в руках толстые суковатые палки.
«Мертвяки!» — с ужасом понял князь и вспомнил, как ребенком продирался через Заморочный лес, с каким трудом ему тогда удалось отбиться от семьи мертвяков, которые жаждали полакомиться его кровью.
Вот когда пригодилась учеба в Белом замке. Князь спрыгнул с башни на землю, перекатился через голову, вскочил и уже через мгновение был в седле.
Не зря так тревожился Лиходей, надо было только понять предупреждение боевого друга.
Еще несколько мгновений понадобилось на то, чтобы оказаться рядом с дружинниками. А уж если знаешь о мороке, если готов к ней, то уже не так легко ей поддаешься.
У седла слева была закреплена перевесь — большая ловчая сеть. Князь нащупал шнурок и освободил ее. В этот миг откуда-то из-за домов выскочил маленький криворукенький старичок-лешачок с морщинистым личиком. Свистнуть он, однако, не успел. Владигор взмахнул сетью, и она накрыла лешачка с ног до головы. Тот отчаянно барахтался в ней, все сильнее запутываясь.
Мертвяки с недоумением замерли, подняв свои дубины, но не решаясь пустить их в ход. А князь гаркнул так, что даже Лиходей вздрогнул от неожиданности:
— А ну, подъем, воины аховые! Чуть жизнь свою не проспали!
Дружинники сразу зашевелились, лошади их тоже проснулись, переступили с ноги на ногу.
— Всем быстро в седла! — продолжал кричать князь, удерживая левой рукой барахтающегося в сети старичка-лешачка. — Мертвяки за вашей кровью явились, а вы тут разоспались!
Только теперь до полусонных дружинников стало доходить, в окружении какой нечисти они оказались.
— Кровушка! Кровушки охота! — зачавкали губастыми ртами мертвяки, услышав слова про кровь, но так и не сдвинулись с места.
— Быстро кончайте это отродье, пока оно вас не прикончило! — крикнул князь, волоча за собой по траве сеть с лешачком.
Лешачок, однако, изловчился внутри сети и громко свистнул. И тотчас замершие было мертвяки задвигались и, размахивая своим тяжелым дубьем, принялись наседать на дружинников.
— Ты на кого замахиваешься? — крикнул возмущенный Гордята одному из них, который шел прямо на Владигора. — Ты же на самого князя замахиваешься!
— Кровушки! Кровушки хочу княжьей! — прочавкал в ответ мертвяк.
Больше он уже ничего не успел сказать: князь отсек ему правую руку, она упала, так и не выпустив из пальцев дубину, а из раны струей полилась лиловая зловонная жидкость.
Оставив на расправу дружинникам остальных мертвяков, князь решил снова подняться на башню, поручив старичка-лешачка Гордяте.
— Смотри не выпусти, он нам еще пригодится.
Лиходей снова остался внизу. И опять, едва Владигор поднялся до середины лестницы, конь тревожно заржал.
— Я быстро, Лиходеюшка, взгляну, что там делается, и вернусь, — крикнул князь коню.
Но тот все тревожнее продолжал звать хозяина.
Владигор ступил на смотровую площадку, глянул вниз и не обнаружил поблизости ничего опасного. Дружинники добивали нежить. Некоторые мертвяки быстро убегали в сторону леса. Оказывается, и среди них тоже были трусы.
— Живым одного берите, в сети! — крикнул князь сверху.
Старичок-лешачок продолжал настойчиво свистеть, и князь понял, что Лиходей тревожится всякий раз после очередного посвиста.
«Уж не беду ли он какую нам насвистывает?» — подумал князь и поглядел вдаль. По его расчетам, Ждан должен был уже приближаться к селению.
Он не ошибся: воевода вместе с тремя оставшимися в живых дружинниками уже катили повозку по направлению к башне, и князь, увидев это, уже собрался спускаться, как вдруг заметил вдалеке какую-то серую змейку, пересекающую дорогу и уходящую в лес. К змейке той тянулись, сливаясь с нею, другие, поменьше.
Владигор пригляделся и понял, что не змейки это вовсе, а стаи крыс, сбегающиеся из разных концов Заморочного леса и, судя по всему, спешащие в сторону селения. Так вот, значит, кого высвистывал старичок!
И тогда, набрав побольше воздуху в грудь, Владигор крикнул с высоты башни, так что голос его полетел над всей округой:
— Ждан! Скорее к башне!
Ждан с тремя дружинниками, катившими повозку, быстро приближались к башне. Неожиданно перед ними появились четверо верховых, рядом с каждым бежала пристяжная лошадь.
«Князь послал», — понял Ждан, увидев скачущего впереди остальных Гордяту.
— Бросай повозку, прыгай в седла! — торопливо скомандовал Гордята. — Князь велел торопиться!
Ждан не стал спрашивать, что за поспешность такая, да и после того, как он потерял почти всех своих воинов, было ему не до вопросов. Он вскочил на пегую кобылу, которую подвел к нему Гордята. Его дружинники уже сидели в седлах.
— Постой! — Ждан взглянул на повозку, которая загораживала дорогу. — Ее ж откатить надо!
— Быстрее, не до нее! — крикнул Гордята и с места погнал лошадь назад, к башне.
И все же они не успели. Башня высилась уже совсем рядом, только князя наверху не было, и улица тоже была пуста. Нет, это с первого взгляда им показалось, что улица пуста. На самом деле по ней бегали серые небольшие зверьки. Сначала их было лишь несколько десятков, но неожиданно из-за домов набежало еще с сотню, улица стала заполняться ими, словно широкая шевелящаяся река текла сюда из леса.
— Крысы! — негромко вскрикнул Ждан и тут же понял, что стоит сейчас этим тварям обернуться к ним, как спасения не будет.
К счастью, пока крысы их не замечали. Громко попискивая, толкая и кусая на бегу друг друга, они устремились куда-то выше по речной долине, туда, где, пенясь, с плотины обрушивалась вода.
— Князь где? — коротко спросил Ждан.
Но Гордята только растерянно озирался кругом. И Ждан понял, куда так торопятся крысы, — вдогон за князем они бегут.
— Всем на башню! Лошадей бросьте! — снова закричал князь.
Мгновенно поняв замысел Владигора, Ждан скомандовал:
— Лошадей отпустить, всем в башню! Лошади лучше людей чувствовали опасность. Едва дружинники оставили их, не привязывая, свободных, как, заржав, они помчались в сторону дороги, а там уже по ней стали торопливо подниматься на высокий берег долины.
Десятка два крыс устремились за ними, но, словно получив от кого-то приказ, внезапно повернули назад и снова соединились с общей стаей. Крыс из леса все прибывало. Они уже не помещались в долине, влезали друг на друга, бежали в несколько слоев. Вся эта кишащая масса рвалась к плотине из бревен, земли и камней, перегораживавшей течение речки.
Владигор впервые встретился с крысами в юности, в то лето, когда, мстя за подло убитого отца, за поруганную страну, повел народ Синегорья на столицу, где прятался Климога Кровавый. К счастью, лето было засушливое, и ему удалось заманить их в степь и со всех сторон поджечь сухую траву. Князь помнил, как почти загнал лошаденку, уходя от крысиной стаи, и, если бы не огонь, неизвестно, чем бы та битва закончилась.
Сейчас, увидев с башни, как стремительно движется к селению серая лавина, он понял, что и это сражение будет не легче. К тому же надо было спасать уцелевших людей Ждана. У него не оставалось времени на долгие разговоры с Гордятой.
— Бери четверых людей с запасными конями, скачи навстречу Ждану! — только и крикнул князь с башни и во второй раз за короткое время спрыгнул вниз.
На этот раз приземлился он не так удачно, во время переворота подвернулся небольшой камень и больно врезался в спину, но князю было уже не до боли.
Здесь в долине росли сочные травы, поэтому мысль о поджоге следовало сразу отбросить. Закрыться в пустом доме? Крысы найдут щель и прорвутся. Нет, отсидеться в башне за дубовой дверью не удастся. Легко было представить, как самые ловкие из тварей лезут по стенам, прыгают сверху, другие разгрызают в щепки дверь и все вместе бросаются они на людей, сжавшихся в узком пространстве.
Хорошо было бы применить против них ведьмин порошок, которым черный волшебник Арес собирался взорвать Ладор, но что толку мечтать впустую? Владигор еще раз быстро осмотрел речную долину, в которой стояло селение.
Наверняка здесь можно было найти что-нибудь такое, что могло помочь князю уничтожить серую нечисть. И когда глаза остановились на речке, князь понял: если нельзя этих тварей сжечь в огне, то можно их утопить!
Захваченный в перевесь мертвяк громко стонал и звал на помощь собратьев. Собратья отступили в лес, но далеко не ушли, а маячили за деревьями.
— Князь, позволь нам пугнуть их, — просили дружинники.
Они еще не догадывались о том, какая опасность надвигается на них. Молодые крепкие ребята, они только что легко расправились с нежитью, одного по приказу князя даже поймали в сеть, и теперь радовались победе. Некоторые со смехом бросали в сторону леса комья земли и камни.
— Быстро в седла и к Налимьему озеру! — приказал князь. — Мертвяка с собой, лешачка оставьте мне.
— А их кто добьет? — Дружинникам так хотелось еще показать силу молодецкую друг перед другом в драке с неуклюжей нежитью.
— О них забудьте, сейчас тут такое будет, что никому несдобровать. Скорее наломайте длинных крепких кольев, да побольше!
Дружинники, так и не поняв, что за чудо-юдо может здесь объявиться, взобрались по крутому берегу к плотине. Оставалось пристроить в нужное место старичка-лесовичка, который то призывно свистел, то злобно верещал, стараясь разорвать плетенную из конского волоса сеть.
За селением, почти у самой плотины, рос крепкий дуб. Пожалуй, он как нельзя лучше годился для того, чтобы подвесить на нем лешачка.
Приблизившись к дубу, Владигор раскрутил сеть и забросил испуганно замолчавшего лешачка на дерево. Тот повис не слишком высоко над землей, так что, потянувшись с седла, его можно было достать. Молчал он недолго и вскоре снова принялся призывно свистеть.
Крысы уже выбегали на деревенскую улицу.
— Теперь спасаемся, Лиходеюшка! — попросил князь коня и погнал его наверх, к Налимьему озеру.
Умный конь помчался по суживающейся долине, и сначала крысы не замечали его. Они лишь суетливо перебегали от одного дома к другому, время от времени приостанавливаясь, задирая головы и прислушиваясь к свисту лешачка.
Лешачок, болтающийся на дереве, не переставая призывал болотную нечисть. Крысы беспорядочно носились по улицам. Так было до тех пор, пока среди них не появилась крупная черная крыса. Она взвизгнула несколько раз, и сразу стая из десятков пяти тварей помчалась наперерез Владигору.
Остальные быстро сгруппировались и ринулись за ним вдогонку. Владигор выхватил меч, но, увидев впереди отвратительный оскал поджидавших его крыс, понял, что меч здесь — небольшая подмога.
— Выручай, Лиходеюшка! — взмолился князь.
Конь, с силой оттолкнув задними ногами землю, взлетел в воздух. Ни одна лошадь в мире, кроме прекрасного белого жеребца, потомка коней самого Перуна, взращенного доброй волшебницей Лерией, не была способна на подобный полет. Стая крыс, которая уже нацелилась было рвать брюхо белого коня, впиваться челюстями-пилами в тело князя, осталась внизу и, задрав головы, растерянно наблюдала за полетом коня и человека.
Однако растерянность тварей длилась недолго — столько, сколько требовалось, чтобы появился из-за крыши крайнего дома Черный всадник на черном коне, в черном плаще с накинутым на голову капюшоном. Словно полководец, он стал руководить своим войском.
Лиходей с князем в седле приземлился и понесся дальше, в сторону уже близкой плотины. Но по команде Черного всадника теперь уже несколько сотен крыс, высыпавших из леса, заняли все пространство, которое надо было преодолеть до плотины. Князь оглянулся и увидел, что сзади на него лавиной несутся тысячи крыс, заполнивших всю улицу в несколько слоев. В этой шевелящейся массе уже трудно было разглядеть тех, кто бежал по земле, и тех, кто несся по их спинам. Для раздумий ему оставалось лишь несколько мгновений. И эти мгновения могли стать последними в его жизни.
Неужели сам Перун ошибся, посвящая юного Владия в Стражи времени и наделяя его именем Владигор?
— Князь! — одновременно слева и справа донесся до него истошный зов.
Это Ждан и Гордята предупреждали, что погибель его приблизилась вплотную.
Умный конь, увидев, что впереди все пространство занято хищными тварями, сам остановился и впервые за время службы растерянно заржал.
И снова пригодилась наука, полученная в Белом замке. Такое не мог бы исполнить ни один из воинов Синегорья. Князь с ногами забрался на спину Лиходея, подпрыгнул и повис на ветке дерева. Конь, освободившись от тяжелой ноши, снова взмыл в воздух. Владигору показалось, что все в мире замерло и следит только за полетом белого коня. Он не знал, хватит ли набранной высоты Лиходею, — вдруг, ударившись передними копытами о стену плотины, конь оборвется и рухнет вниз, на поживу оскалившимся в ненависти крысам?
Медлить князь не мог. С одной ветви он перескочил на другую, потом на третью, едва не сорвался, но все же удержался на одной руке, сразу ухватился и второй. По радостным возгласам с плотины он понял, что и Лиходеюшке удался его полет. Оставалось только, чтобы и князю удался прыжок, ибо от этого прыжка зависел исход сегодняшней схватки с нечистью.
Крысы ненадолго растерялись. Они не могли сообразить: кто важнее — конь или князь? Их Черный всадник уже стоял на крыше, но неожиданно со стороны плотины в него полетело несколько стрел, почти все они втыкались в соломенную крышу, но одна все-таки попала ему в бок и, задержавшись на мгновение, полетела дальше. Однако черный командир решил убраться с крыши.
Эта стрела помогла князю выиграть еще несколько мгновений. Он перебрался на ветку, с которой теперь уж точно мог спрыгнуть на плотину, балансируя, встал на нее во весь рост, и растерянные крысы второй раз за короткое время стали наблюдателями небывалого полета.
Только на этот раз по воздуху летел не белый конь, а человек.
Чуть-чуть ему все же не хватило — совсем немного, чтобы встать на плотину ногами. Но дружинники подхватили его и втащили наверх.
— Колья где? — сразу спросил князь, потому что медлить было нельзя. — Разваливаем плотину.
Все вместе они налегли кольями на громадной толщины бревно, и оно медленно стало поддаваться.
В это время Черный всадник, загородившись от стрел тем самым деревом, с которого перемахнул Владигор, что-то приказал крысам, и они, сразу перестав метаться, устремились к плотине.
Князь ухватил три кола вместе и воткнул их в щель, образовавшуюся между бревном и плотиной. С хрипом он налег на колья, бревно медленно выкатилось из своего гнезда и рухнуло вниз, давя передовую крысиную стаю.
От удара бревна плотина под ногами слегка дрогнула и осела.
— Разваливай, разваливай ее дальше! — кричал Владигор. — В этом спасение наше!
Дружинники уже оценили замысел своего князя, и вниз, на новый крысиный отряд, полетели огромные валуны, комья глины, бревна. Все старались не смотреть в долину, где стояли опустевшие дома. Оттуда вдоль реки, но против ее течения текла река кишащих крысиных тел.
Лиходей, копытами помогавший людям разбивать плотину, снова тревожно заржал. Ему было непонятно, почему хозяин не мчится от тварей прочь, а снова позволяет им приблизиться почти вплотную.
— Все, Лиходеюшка, теперь уж им будет!
Плотина заметно уменьшилась и по высоте, и в ширине. Волны озера уже плескались вровень с нею.
— Теперь все на берег, ребята, один я останусь тут! — скомандовал князь. — И Лиходея прихватите!
Гордята взял коня за повод, потянул к берегу, но конь пошел не сразу, начал, было упираться. Только после княжеского окрика он согласился уйти с плотины, которая уже заметно дрожала под напором воды.
Не догадываясь о княжеском замысле, десятки крыс уже карабкались на ее стену, погоняемые командами черного командира.
Князь сбил колом двух, что сумели первыми забраться наверх, и принялся пробивать русло для воды. Но это было не столь быстрым делом, как показалось сначала. Покуда пробился лишь тоненький ручеек, хотя плотина уже шаталась под ногами князя и могла обрушиться в любое мгновение. Крысы одна за другой взбирались на нее, они облепили всю стену, тянулись к его ногам. Одна, ухватившись зубами за кол, повисла на нем. Несколько крыс уже рвали его сапоги.
И тогда он со всей силы воткнул в дно озера рядом с плотиной несколько кольев. Ударил по ним толстым бревном, чтобы вбить поглубже, а потом сам соскочил в воду, уперся в них ногами, стал распрямляться, руками опрокидывая узкую полосу плотины вниз. И она наконец стала рушиться. Могучий мутный поток воды подхватил князя и потащил вниз. Ему все же удалось ухватиться за толстое бревно, которое проносилось рядом, он постарался прижаться к нему, и гигантская волна накрыла его с головой. Последнее, что он видел, это был Черный всадник, взмывший в воздух из бурного потока и в полете принимавший очертания то лиловой тучи, то трехголового чудища.
Когда-то она слышала байки об этом замке, а теперь сама жила в нем. Белый замок стоял на горе, окруженный яблоневым садом, и Евдоха никак не могла привыкнуть к нему. В прошлой жизни она поднималась рано утром, шла к реке за водой, поила и кормила скотинку, работала в поле. Здесь же все, на что тратились прежде силы, делалось словно само по себе — сосуды всегда были полны свежей ключевой водой, сколько бы она ни черпала из них. Стоило произнести заклинание, и на столе лежал теплый каравай хлеба. Вроде бы привыкнуть можно было за год, а она удивлялась этим чудесам каждый раз заново. Не то что Дар, которому перенестись с горы на гору или стать невидимым все равно что чихнуть. Евдоха и приемный сын ее уже год как постигали в Белом замке особую науку. Белун был доволен своими учениками, ей же казалась такая жизнь чересчур легкой, и было заранее стыдно перед жителями Синегорья, которые убиваются в труде с утра до вечера ежедневно.
Едва старый чародей научил их перемещаться в пространстве, как она уговорила Дара облетать соседние горные леса. Они подбирали пораненное зверье, выпавших птенцов и лечили их. И теперь едва Евдоха и Дар появлялись в лесу, как их встречал нестройный многоголосый хор радостных голосов.
В этот вечер Евдоха вышла из замка только для того, чтобы пройтись по яблоневому саду. Ей было грустно. Еще день-два — и они покинут мир Поднебесья. Легко сказать — покинут. В теории она, конечно, успела узнать от Белуна, что таких миров множество — и одни очень даже похожи на тот, в котором она родилась, воспитала Дара и состарилась, а другие так отличаются, что и представить их, не видя, трудно. Кое-что Белун даже показывал им с помощью своего Ока Всевидящего. И все же это очень грустно — понимать, что многое делаешь, возможно, в последний раз. В последний раз смотришь с горной вершины на Синегорье, уходящее внизу в туманные дали, и даже по яблоневому саду гуляешь в последний раз.
Яблоки висели на ветках крупные, краснобокие, тяжелые. При сильном ветре некоторые из них падали с глухим стуком на землю.
Но не успела Евдоха чуть-чуть пройтись, как неожиданно почувствовала тревогу, словно с приемным сыном ее, Даром, происходит что-то опасное, а сосредоточившись на этом ощущении, увидела странную картину: бурлящий поток мутной воды, в котором крутились валуны, бревна, и в потоке, в самой середине его, — какого-то человека. Человек тот обхватил ствол дерева и то скрывался под водой вместе с ним, то выныривал на поверхность. Евдоха вгляделась в видение и вздрогнула: этим человеком был сам князь синегорский, Владигор. И сразу поняла: грозит ему смертельная опасность, а потому надо немедля лететь в то место и спасать его. И тогда она вызвала на помощь ведунью Забавку, дочь Радигаста.
Очнувшись на мгновение от страшной боли, князь открыл глаза. Движение век прибавило новую боль. Боль была растворена во всем теле, и князь погружался в нее, как в черную бездну. Ему слышались чьи-то успокаивающие слова. Князь едва воспринимал их и снова проваливался в темноту. Когда он очнулся в другой раз, то увидел над собой низкую крышу из веток и трав — такую обычно наспех сооружают в лесу. Обнаженный, он лежал на пахучих травах, и его согревала своим телом незнакомая дева. Оба они были накрыты мягким меховым одеялом. Князь попробовал шевельнуться, и новая волна боли тотчас подмяла его, потащила за собой.
— Лежи спокойно, мой миленький, не шевелись. В покое — твое излечение, — нежно, нараспев произнесла дева, не размыкая глаз. И добавила заклинание: — Боль-хвороба, изойди, сила верная, приди!
— Где я? Что со мной? — хотел спросить Владигор, но дева провела, едва касаясь, рукой по его лбу, прикрыла глаза, и он сразу начал проваливаться в сон.
— Так-то лучше, миленький, — убаюкивал шепот девы. — Где сон, там и здоровье.
Все-таки он задал те же вопросы, когда снова проснулся.
— Я ведунья, Забавка, ограждаю тебя от всякой нечисти. А еще привет тебе передавала Евдоха. Знаешь такую, князь?
— Как не знать, если она моего сына вырастила, о чем я и не догадывался. Только она теперь… — Князь решил не договаривать, не зная, можно ли доверять деве тайны Белуна.
— В Белом замке, — досказала за него Забавка. — Она первая узнала, что ты в беде. А там уж мы вдвоем тебя из мутного потока спасали. И был ты, князь, совсем утопленником, мы тебе с трудом дыхание вернули. А уж как переломан-перемят! Все кости были изломаны. Можно сказать, каждую с Евдохой заново вправляли. Но Перун твой тебя хранит хорошо. Подними руку, только не спеши.
Князь медленно поднял руку.
Дева, не стыдясь своей наготы, приподнялась над ним и, словно оценивая свою работу, внимательно проследила за движениями княжеской руки.
— Теперь так же медленно опусти и подними вторую, — попросила она.
Левая поднималась труднее.
Дева провела мягкими ладонями от княжьего плеча вдоль непослушной руки к пальцам, прошептала очередное заклинание и помогла руке улечься на место.
— Теперь полежи, передохни и снова ее подними.
Она прижалась к нему горячим телом, и князь почувствовал, как вместе с теплом к нему переходят и силы.
— Верно чувствуешь, миленький. Это не я согреваю тебя, это мой бог, Велес, через землю и травы шлет тебе жизненное тепло. А я, ведунья, только передаю его. Пусть наши боги и ссорятся между собой, но друг без друга им не прожить, ни твоему Перуну, ни моему Велесу.
Дева говорила и осторожно вела свободной рукой вдоль княжьего тела.
— Ребра твои хорошо срослись, немного поболят на дождь, а потом ты и вовсе про них забудешь. Ноги-руки тоже не покривились. И силушка уже начала прибывать. А ну подними снова ту руку.
Владигор уверенно поднял еще недавно непослушную руку и крепко сжал кулак.
— Вот и хорошо, миленький. Скоро тебя отпущу. Подвиги ждут тебя. А теперь снова засни. — И едва дева прикрыла ему ладонью глаза, как он послушно заснул.
А проснулся князь от дальних голосов. Девы рядом не было. Князь осторожно выглянул из шалаша и, зажмурившись от яркого солнца, прислушался к говорящим.
— Вылезай, стерва, из воды! Все равно наша будешь! — требовал кто-то.
— Да пусть посидит. Застынет — послушней сделается, — предлагал второй.
— А то давай я и в воде захомутаю, — предлагал третий. — Я парень горячий.
А были еще четвертый, пятый…
Князь огляделся в поисках своей одежды. В шалаше ничего, кроме мягкого одеяла из шкур, которым они укрывались с Забавкой, не было. Не в одеяле же выходить к тем пятерым. Уже довольно того, что он будет босой. И оружия тоже в шалаше он не нашел.
Обвязав кое-как вокруг себя одеяло, князь пошел на голоса. Он и не догадывался, что шалаш стоял вблизи озера. И вот сейчас посередине этого озера по шею в воде стояла Забавка. Четверо конных при оружии, посмеиваясь, дожидались ее на берегу. Пятый раздевался, чтобы лезть в воду. Поводья от своей кобылы он бросил соседу.
— Иль не стыдно вам, мужики, будет перед своими женами? — пробовала усовестить их Забавка.
— А у нас жен нету. Сейчас тебя сделаем женой, потом продадим кому, другую поймаем, — похвалялся тот, что собирался лезть за ней в озеро. Судя по всему, он был в этой компании старшим.
Князь подкрался к ближнему всаднику, который сидел к нему спиной. Одним прыжком он взлетел на лошадь. Обхватил седока сзади, нашарил у него на поясе нож. Вывернув ему правую руку, выхватил из ослабевшей кисти меч и сбросил разбойника на землю.
Все это Владигор проделал так быстро, что остальные даже слова не успели произнести. У него же теперь было хотя и плохонькое, но оружие.
— Проваливайте отсюда и останетесь живы! — воскликнул он.
— Только сначала тебя повяжем, парень! — весело проговорил старший. Он потянулся к своей лошади за арканом. — Удачный сегодня денек — дичь сама приходит. За такого ловкача серебра насыпят, как за пятерых девок.
Со стороны дело могло показаться ясным: полуголый босой парень, обряженный в шкуру, против трех верховых и двух пеших. Ну и что с того, что ловким манером ему удалось одного из них сбить с лошади и усесться в седло? Остальные-то были при оружии!
— Скачи, миленький, раз уж ты на лошади, — крикнула из середины озера Забавка, — не дело тебе с пятерыми биться! Я сама управлюсь!
— Ты там сиди в воде, очередь до тебя дойдет! — продолжал веселиться старший. — Уж поработаем над тобой, будь спокойна!
Он не испытывал злобы ни к Забавке, ни к Владигору. Разве злится охотник, преследующий зайца или лису? Наоборот, удовольствие он ощущает, веселый азарт погони. Владигор считал, что в своем княжестве покончил с этими малыми разбойничьими ватагами, что переходили с места на место, подлавливали безоружных встречных и забирали их в полон. Одни ватаги потом засылали посыльных к родственникам плененных-за выкупом, а получив выкуп, отпускали домой. Другие — занимались перепродажей пленников.
Князь изобразил растерянность, словно не знал, что надо делать, когда тебя хотят захлестнуть арканом. А когда длинной змеей со свистом полетела петля, пригнулся и едва не упал с лошади. Всадники громко расхохотались, видя, как испуган полуголый неумеха. Однако в то же мгновение князь, перехватив аркан, с силой дернул его на себя, так что старшой, намотавший другой конец на руку, тут же рухнул на землю и потащился вниз лицом по мху и корням деревьев вслед за Владигором.
— Вот ты как? — услышал он выкрик.
Двое всадников уже мчались на него. Владигор, не выпуская аркана, зацепившегося за дерево, послал коня навстречу им и немного в сторону. Первый всадник, ударившись о натянутую веревку, рухнул на землю. Второй успел удержать свою пегую лошадь и нерешительно стал ее поворачивать. По всему было видно, что он не очень-то был готов к встрече с настоящим воином. Зато с другой стороны, размахивая мечом, к Владигору направился еще один противник. Князь с силой метнул в него нож, отнятый у первого верхового, и тот вонзился в правое плечо разбойника. На рубахе мужика сразу появилось алое пятно. От неожиданной боли он выронил меч, левой рукой вытащил нож и зажал рану, поняв, что лично для него схватка проиграна, он повернул коня и погнал его по тропинке в лес.
Теперь против Владигора оставался только один верховой на пегой лошади, который не очень торопился лезть в драку. Трое сбитых на землю после неудачи старшого тоже не спешили нападать, превратившись, скорее, в наблюдателей. Зато старшому пришла в голову новая мысль. Пока Владигор метал в противника нож, он решил то же самое проделать с топориком. Он даже сумел изловчиться и бросить топорик, да не в князя, а в лошадь, которую тот отнял у них.
Князь-то уклониться успел бы, но лошадь так быстро из-под удара не выведешь. Топорик вонзился глубоко в шею лошади, и она, всхрапнув, стала валиться на бок.
— Вот теперь ты наш! — весело крикнул старшой и направился к соскочившему на землю князю все с тем же арканом в руках.
— Миленький, осторожнее! — крикнула вдруг Забавка.
Еще не разобрав, в чем дело, князь метнулся вбок, и тут же на разбойников — одного верхового и трех пеших — с треском и грохотом, так что вздрогнула земля под ногами, рухнула огромная ель, накрыв их всех широченными лапами. Кончиками мягких молодых веточек она задела и князя, но он воспринял это как ласку и остался на ногах.
Враги тоже были живы, они выползали из-под ели по одному, угрюмо бросали оружие на землю и подставляли руки, которые Владигор вязал веревкой, которую они хотели накинуть на него. Две лошади, каким-то чудом не сбитые елью, бродили рядом. Пегая кобыла осталась лежать под хвоей. Там же лежала и лошадь, в шею которой вонзился метательный топорик.
Забавка, пока враги были еще под ветками, успела быстро вылезти на берег, перебежать, пригнувшись, к шалашу и накинуть на себя одежду, которая, как оказалось, была спрятана подо мхом.
— Долго ждала, — гордо сообщила она. — Лошадей было жалко. Я так не хотела, чтоб их ветками пришибло! Попробую тех двух полечить. А ты, миленький, оденься, одежду твою я, как могла, зачинила, она вместе с моей была спрятана. И ступай, время нам проститься! Пойди вдоль ручья, он тебя выведет к дороге, — добавила она скороговоркой. — Там как раз твой дружок Ждан вместе с дружиной тебя и встретит.
— А с этими что делать? — Владигор показал на присмиревших разбойников, повязанных одной веревкой.
— Этих оставь тут. Я уж с ними как-нибудь разберусь. Мне лошадок надо быстрей полечить. — Она неожиданно озорно засмеялась и добавила: — Поцелуй меня хоть на прощание, князь! Так ведь ни разу и не поцеловал!
Владигор обнял ее, и она шепнула ему в ухо:
— Мы еще с тобою свидимся. Не знаю только когда, но свидимся обязательно, князь.
Уходя по тропке вдоль ручья, Владигор оглянулся и увидел, как кучка испуганных разбойников наблюдает за елью, которая, тряся огромными лапами-ветками, сама по себе вдруг начала подниматься и встала на прежнее место, цепко ухватив землю корнями.
— Лесная дева! Забавка! — вскричали разбойники и пали перед ней на колени.
Где ты, бог всякой живности на земле, великий Велес? К тебе в редкие мгновения прояснения разума взывает твой верный слуга чародей Радигаст! Не ты ли вдыхаешь жизнь в любою скотинку, не тебе ли посвящают жнецы первый сноп урожая? Зачем же ты уступаешь, когда на верного твоего служителя покушается Злая Сила, Триглав? Помоги же в сражениях с нею!
Радигаст почувствовал свою силу еще в раннем детстве, когда не склонив головы свободно проходил под брюхом лошади.
Это случилось, когда в их селение забежала стая волков. Радигаст играл тогда на улице с веселым трехмесячным жеребенком. Взрослые мужчины были на войне, женщины ловили рыбу в заливе, и беспомощный жеребенок тоскливо смотрел на окружившую его стаю хищников. Малыш
Радигаст встал рядом с жеребенком, а потом шагнул к вожаку и пристально заглянул в его глаза. И вожак стаи, который в своей волчьей жизни перегрыз не одно горло трепыхающейся в ужасе жертве и уже предвкушал солоноватый вкус теплой крови, смутился и отвел взгляд, словно и не собирался нападать на лошадиного детеныша, он сделал вид, что жеребенок вовсе ему не интересен, и повел стаю из села назад в лес.
Малыш Радигаст тогда не понял умом своей силы, он считал, что иначе и быть не может — стоит посмотреть зверю в глаза, и тот в смущении подчинится. Зато случайно его встречу с волками наблюдал престарелый жрец. Жрец был хотя и дряхл, но все еще мудр. Он уже терял свою былую силу, однако остатков ее хватило, чтобы отвести малыша в тайное урочище к Смруту, верховному жрецу Велеса. Смрут решил немедленно испытать малыша и поставил его перед диким необъезженным конем, с которым не мог справиться ни один из мужчин Бореи. Малыш укротил его одним взглядом. С этого мгновения Радигаст стал познавать тайны служения великому богу земли Велесу.
Знал бы Смрут, чем закончится это служение!
Век чародея длиннее срока, который отпущен на земле богами всякому смертному. Но и учение тоже длится десятки лет. Тайная власть над пространством, магическая сила заклятий и сила волшебных зелий, умение проникать в чужое сознание — это лишь часть тех знаний, что чародей познает год за годом.
Радигасту знания давались легко. Он со смехом мог собрать всех змей леса в огромное колесо и прокатить его по полям, заговаривал озерную рыбу так, что она превращалась в небольших крокодилов и, щелкая хищной пастью, сама выползала из воды навстречу рыбакам. С тех пор в том прибрежном борейском селении люди поклоняются неведомому для других северных мест зверю — озерному ящеру. Однажды в домах, где были пожилые вдовы, он подмешал в жбаны с квасом приворотного зелья такой силы, что вдовы гурьбой вышли на дорогу в поисках прохожих мужиков, а спустя девять месяцев у каждой из них родился ребенок, отчего на несколько дней смутился весь борейский народ.
Учение шло так легко, что верховный жрец Смрут с сомнением качал головой:
— Боюсь за тебя, Радигаст. Ты успел познать многое, но душа твоя еще недозрела для покоя и мудрости — тебе не исполнилось и сорока лет, ты слишком юн и самонадеян, тебя все еще разрывают людские страсти. Знания, коими дарит тебя великий Белее, у тебя подчинены страстям и принесут только горе. Молю нашего бога о том, чтобы ты скорей взрослел душой.
Белун, почитатель Перуна, не раз уверял чародеев, что есть во Вселенной высшие боги и боги эти наблюдают за жизнью божеств Поднебесья с той же спокойной иронией, с какою земные боги следят за жизнью взрослых людей, а взрослые — за детскими распрями. Быть может, так оно и есть. Только отчего же тогда эти высшие всесильные боги не справятся с вездесущим Триглавом? Этот вопрос Радигаст хотел задать великому Велесу в день, когда проходил высшее посвящение. Но в последнее мгновение изгнал его из сознания — как бы не засомневался великий бог в верности избранного им служителя.
С этим полувопросом-полусомнением он и жил два следующих века, прилетая на совет чародеев в Белый замок. Бог чародея Белуна Перун постепенно вытеснял великого Белеса. Все больше людей даже в Борее поклонялось Перуну. И если остальные чародеи, чьи боги тоже уходили на второй и третий план, относились к этому спокойно, признав Перуна представителем высших богов, то Радигаст с трудом сдерживал в себе черную ярость.
— Не бывать такому: земная природа главнее небесной! — говорил не раз Радигаст, вернувшись с совета в свой замок.
Потому и погнался он за браслетом власти, случайно подслушав разговор о нем Белуна и синегорского князя. Не для себя он хотел этой власти, а для укрепления бога своего Велеса! Неужели теперь он станет расплачиваться за ошибку всей жизнью? Еще хорошо, что ни одна живая душа не узнала о страшном положении Радигаста.
Как и Гвидор, Радигаст любил красоту и удобство, но, приняв посвящение и получив право на самостоятельную жизнь, он не стал подражать Гвидору и не построил себе замка из золота. Зато стоило ему где-нибудь увидеть красивую вещь, как он тут же копировал ее и устанавливал в своем замке. А иногда сооружал то, о чем только слышал в легендах. Однажды он даже надумал опоясать замок молочной рекой с кисельными берегами. Для чародея его уровня это было несложно.
Но потом представил себя, ежедневно стоящего на корточках и лакающего смесь киселя с молоком, усмехнулся и отменил план. А вот так называемые скатерти-самобранки лежали у него на всех столах, неизменно вызывая радостное удивление гостей, особенно — более молодого Алатыра. Было также ложе с программой приятных сновидений, хрустальные вазы, сами наполняющиеся сочными неземными фруктами, он даже названий тех фруктов не знал — просто увидел их однажды на столе у Белуна и скопировал для своего замка, а еще — музыкальное кресло, погружаясь в которое любой немедленно слышал сладкие мелодии.
Однако это только непосвященному может показаться, что жизнь чародея проходит в удовольствии и праздности. На самом деле чародей схож с ручьем — он всегда в движении и развитии. Остановившийся ручей — просто мелкая лужа. Чародею постоянно надо подтверждать прежние знания и получать новые. Он — посредник между своим богом и миром Поднебесья. От его молений, заклинаний, поступков зависит устойчивость жизни. И если в мире что-то не так — виноват чародей. Это он неверно истолковал веления своего бога, он совершил непростительную ошибку.
Однажды Радигаст увидел во время купания в озере юную дочь князя одного из борейских племен Ладу и полюбил ее. У чародеев не принято жениться и выходить замуж, да и сосватана Лада была за молодого соседского князя, а потому любовь их была тайной, если не сказать преступной. Когда же Лада поняла, что в скором времени предстоит ей стать матерью, это удалось скрыть от отца.
— Сделай вид, что едешь с подружками в лес для развлечения и охоты, а сама на время родов укроешься в моем замке, — посоветовал Радигаст. — Ребенка же отдадим на воспитание местной женщине в деревню.
После родов легкомысленная красавица Лада как ни в чем не бывало предполагала вернуться к родителям.
Однако Велес распорядился иначе. Он решил наказать за преступную любовь и служителя своего Радигаста, и юную дочь князя.
Сначала, казалось бы, все складывалось удачно. Лада выехала на охоту в недальний лес. И едва приотстала от подружек, как из кустов выступил Радигаст. Он обнял свою возлюбленную и быстро перенес ее в замок. Подружки сделали вид, что не заметили исчезновения княжны, и продолжали охоту.
Через несколько дней Лада со страхом сообщила, что настало время рожать.
— Не бойся, милая, все обойдется, — успокаивал Радигаст. — Скоро придет женщина, и ребенка мы сразу передадим ей. Мы с тобой еще слишком молоды, чтобы обзаводиться детьми.
Юной княжне становилось все хуже и хуже, хотя молодой чародей делал все, что положено в подобных случаях. Наконец он решился и полетел к дому той женщины, которая по его планам должна была вскармливать новорожденную малютку. Была черная непроглядная ночь, глухо завывал ветер, отламывая с треском тяжелые ветви деревьев. Радигаст распахнул двери в дом женщины, и по его встревоженному лицу она все поняла. Но не успела она одеться и выйти, как под землей раздался грохот, и Радигаст с ужасом увидел, что дом вместе с соседними деревьями и со всеми строениями медленно съезжает в реку.
Чародей едва успел спастись и в отчаянии вернулся в замок. Он снова обратился с заклинаниями и мольбами к Велесу, но бог оставался безмолвным. Наконец появилась на свет новорожденная. Радигаст держал едва живое тельце в руках, хотел показать Ладе, но та уже была неспособна что-либо замечать.
Несмотря на все моления Радигаста, Лада в ночь родов умерла. Он не знал, что сказали ее подружки борейскому князю, как объяснили пропажу дочери. А новорожденная Забавка осталась на руках у молодого чародея. В то первое утро он едва не отказался от служения своему богу, едва не проклял его. Но все же ему хватило ума обдумать собственную недавнюю жизнь и смириться с волей Велеса.
Велес — бог всякой земной живности, а чародею, его чтущему, знакомы многие тайны вскармливания звериных и человеческих детенышей. Потому Радигаст рассудил, что будет лучше, если после случившихся бед дочь останется в замке. Он посвятил Забавку своему богу и стал вскармливать ее по всем правилам, которые изучал еще вместе со старым жрецом. Велес, приняв посвящение, не мстил маленькой девочке за тайную любовь ее родителей.
Забавка часто оставалась в замке одна. Ее охраняли заклятия Радигаста и собственный дар, о котором поначалу отец не догадывался. Однажды в солнечный осенний день, когда змеи собираются вместе на последний праздник перед тем, как спрятаться на зимние месяцы в норы, Радигаст для какого-то дела покинул замок, а когда вернулся, то замер в ужасе — его дочка, еще не научившаяся ходить, выползла из замка на лужайку и сидела в огромном копошащемся клубке змей. Все змеи были настолько ядовиты, что единственного укуса было достаточно, чтобы погиб человек или скотина. Они обвивали ее тельце, ползали по нему, а девочка, смеясь, играла с ними, хватала их то за головы, то за хвосты, и змеи, ласкаясь, словно котята, сами лезли ей в руки.
Радигаст стоял, онемев от страха, и не знал, что предпринять. Стоило ему сделать неверное движение, как испуганные змеи впились бы со всех сторон в девочку, буквально насквозь пропитав ее смертельным ядом. И никакое действие чародея не смогло бы тогда ее спасти. Наконец он произнес заклинание, благодаря которому все живое на несколько мгновений замирало, вытащил дочь из смертельного клубка, прижал к себе и бросился в замок.
И все же через несколько дней он был вынужден снова оставить ее одну. На этот раз Радигаст выставил другие заслоны. Прежние делали замок невидимым для людей. Приблизившийся незваный гость видел лишь лес да поляну, а если оказывался у магического круга, то испытывал непреодолимое желание уйти с этого места.
В первые месяцы своей чародейской жизни Радигаст однажды позабавился, наблюдая, как двое заплутавших людей решили прямиком пройти через его поляну, а потом, не догадываясь о незримой преграде, зашагали в сторону. Теперь он поставил такой заслон, который должен был не выпустить малютку из замка. В конце концов, все необходимое для жизни находилось внутри. Имелась чаша, которая сама наполнялась ароматным теплым молоком, и другая — с родниковой водой, стояли несколько мисок с различными кашами, — сколько ни бери эту полезную пищу, ее все равно не убудет, к тому же она постоянно свежа. В замке было всегда одинаково тепло, а все острое, режущее — он убрал. Потому-то он без особой боязни и оставлял девочку здесь одну. Однако, когда вернулся, ее в замке не оказалось.
Радигаст немедленно отправился по ее следам и вскоре смог представить картину происшедшего. Когда он отсутствовал, перед замком появилась старая седеющая медведица и, словно собака, начала жалобно повизгивать.
Забавка, которой от роду не было и года, каким-то образом прошла сквозь заслон, даже не догадавшись о нем. На лужайке медведица осторожно взяла зубами девочку за платье и понесла в лес. Радигаст прошел по следам медведицы весь ее путь. Видимо, она только-только доставила его дочку к тому месту, где была необходима ее помощь. Помощь же действительно была нужна. Маленький любопытный медвежонок хотел пролезть между двумя упавшими деревьями, стволы как-то сдвинулись и защемили ему голову. Медвежонок истошно кричал, но не мог освободиться. Медведице, его матери, тоже было непонятно, как выручить сына. И тогда что-то или кто-то ее послал за девочкой.
Радигаст был хорошо обучен способам становиться незримым для животных. Издалека он наблюдал, как его дочь мгновенно все поняла и подползла к медвежонку. Она положила руку на спину медвежонку, и тот сразу успокоился. А дальше произошло то, что любой смертный назвал бы чудом: огромные стволы деревьев послушно раздвинулись, и медвежонок освободился! И это сделала малютка, которая еще не умела ходить, потому что ей самой было лишь восемь месяцев!
Медведица удовлетворенно рявкнула, дала шаловливому сыну шлепка, снова осторожно взяла девочку за платье и понесла назад к замку. Радигаст незримо следовал за ними. Уже потом, оставшись с дочерью наедине, он сопоставил оба этих случая и понял, что не одни только его заклинания хранят ее. Что в ее судьбу вмешивается кто-то третий. И Радигаст знал имя этого третьего. То был сам бог Велес, сменивший свой гнев на милость.
За свои первые пять лет жизни Забавка привыкла оставаться одна. Поэтому, когда отец исчез, она поначалу не беспокоилась. Все так же оленихи, волчицы, а то и медведицы приводили к ней своих заболевших зверенышей, чтобы маленькая девочка, возложив им на голову руку, мгновенно их излечила. О том, что снаружи замка отцовские заклятия уже потеряли силу, она не догадывалась.
Однажды о помощи воззвала сама туриха. Забавке было тогда уже лет семь. Туры — гигантские рогатые звери, жившие в тех лесах, были страшны для любого животного, а охота на них считалась высокой доблестью. Маленький туренок ободрал ногу, она у него загноилась, и детеныш, неловко прыгая вслед за мамашей, сломал и вторую. Он лежал в том месте, где упал, и, казалось, уже никакая сила его не поднимет. Туриха зычно трубила, так что все живое в лесу оборачивалось на этот тревожный зов. Она боялась отлучиться от упавшего детеныша и просила зверей о помощи. Поняла ли это своим звериным умом медведица, или сам Велес послал ее за дочерью Радигаста, этого никто не скажет.
Забавка была внутри замка. Медведица подошла к дверям и замерла около них. Войти она не могла — здесь охранные заклинания Радигаста продолжали действовать.
Забавка вышла на ее рев. Медведица мотала головой, указывая в сторону леса. Малышка ее знала — совсем недавно лечила веселого медвежонка — и теперь пошла следом за нею в глубину леса. Скоро до нее долетел и жалобный зов турихи.
Медведица не стала приближаться к взволнованной турьей матери. Обычно обе огромные мамаши обходили друг друга. Удостоверившись, что девочка идет в нужном направлении, медведица исчезла в лесу.
Турий теленок смотрел на Забавку большими испуганными глазами. А из глаз матери вытекали громадные слезы. Забавка присела около ее детеныша, провела руками по одной ноге, соединив кости, по другой, а потом, положив обе руки между мягких рожек, замерла, да так и сидела, сначала до заката, а потом — до рассвета. С первыми лучами солнца туренок вскочил и, весело помахивая хвостом, пробежался вокруг мамаши.
Семилетняя дочь Радигаста возвращалась к замку, едва держась на ногах от слабости. Слишком много жизненных сил передала она за эту ночь.
Тут ее и подхватили посланники борейского князя, который приходился маленькой ведунье дедом.
Князь долгое время считал свою дочь сгинувшей в лесу. Потом до него дошли смутные разговоры об истинной причине пропажи его дочери. Сначала он поклялся изловить коварного чародея и принародно казнить его. Князь повсюду искал его следы, но чародея никто в последние годы не встречал. Потом он услышал столь же смутный слух о малолетней дочери чародея, которая якобы осталась в замке после смерти юной матери. Князь решил отыскать замок и, если слух подтвердится, забрать себе единственную живую память о дочери.
Никто не мог сказать точно, в каких краях чародей Радигаст прячет свой замок. Точнее, каждый, кто хоть что-нибудь слышал о его местонахождении, показывал в свою сторону. Дружинники князя долго рыскали по всей Борее, и отчаявшийся князь уже решил было прекратить поиски. Тогда-то один из отрядов и наткнулся на маленькую Забавку.
Воины действовали точно по инструкции: схватили девочку и, не причиняя ей вреда, доставили к князю. Княжеская ли это внучка, или чья-то потеряшка, они точно не знали. К нему уже доставили не один десяток подобранных на дорогах детей, но все они не походили на ту, которую он мечтал увидеть. Он не думал о том, как узнает ее, но был уверен, что стоит столкнуться с настоящей внучкой, как в нем заговорит кровь.
Старший дружинник подхватил вырывающуюся девочку и, больно сжав ее, уложил поперек лошади. Забавка кричала, продолжала вырываться и даже укусила его за руку, за что тот тяжело хлопнул ее по заду.
— Молчи, дура! — стал наставлять он пленницу. — Наш князь добрый. Признает тебя — в шелка оденет, ожерельями обмотает. А нет — тоже горе небольшое — при поварне оставит, станешь котлы мыть, всегда сыта будешь.
Такое будущее Забавку не прельщало, поэтому перед отрядом стали неожиданно валиться вековые деревья. Отряд пробовал обойти преграду, но, куда бы он ни повернул, деревья валились снова. А потом набежало дикое лесное зверье. С гневным ревом мчалась та самая туриха, ребенка которой Забавка спасала этой ночью. За нею ломились другие туры, бежали медведи. Волки, которые были всегдашними их врагами, на этот раз тоже выступили как союзники.
Мало того, стаи ворон, коршунов, прочих хищных птиц с громким клекотом носились над головами перепуганных дружинников и угрожающе пикировали, готовые заклевать насмерть.
— Ставь девку на землю! — взмолились воины. — Или не видишь? Заговоренная она! Только аккуратней, а то живыми не выйдем.
Старший послушно взял девочку под мышки, показал ее издали зверью, чем вызвал еще больший рык, рев и клекот, а потом аккуратно поставил на лесной мох. Девочка, не оглядываясь, пошла в сторону своего замка, зверье немедленно смолкло, расступаясь перед нею.
Точно так же оно расступилось перед отрядом дружинников, вытянувшимся нитью и проехавшим на дрожащих перепуганных лошадях по узкому коридору между звериными мордами.
Благополучно выйдя из леса, дружинники поклялись ни о чем князю не докладывать. Хотя потом кто-то из них поделился воспоминаниями с другом, кто-то с женой, и слухи о лесной деве, которая приходится внучкой борейскому князю, пошли гулять по всем землям.
Маленьким турий теленок мог показаться только рядом со своей матерью. Когда туриха на другой день после удачного лечения привела его к Забавке, та не могла дотянуться до его не успевших затвердеть рожек, и мамаше пришлось силком пригнуть своему детенышу голову.
В этот момент Забавку и обнаружила на поляне у замка Зарема. Старая чародейка недолюбливала заносчивого Радигаста, однако, как и все, сильно обеспокоилась его исчезновением. И хотя в их кругу было не принято без спросу появляться в жилище друг друга, она пошла на нарушение правил.
Зарема не догадывалась о существовании дочери Радигаста, но мгновенно все поняла.
— Давно ли ты без отца, Забавка? — спросила она ласково.
Девочку особенно покорило то, что Зарема мгновенно узнала ее имя.
— Не знаю, может, и давно, а может, недавно. — И она стала подсчитывать: — Зима-лето, зима-лето, опять зима, опять лето.
— И ты управлялась здесь одна все это время?! — всполошилась Зарема. — К тебе никто не приходит?
— Приходили воины, хотели меня с собой утащить, только им лес не позволил.
— А если я тебя приглашу пожить в моем замке, лес позволит? Погостишь у меня? А когда захочешь — вернешься. Я служу Мокоши, женской богине, и принуждать тебя ни к чему не стану. Что тебе будет по интересу, то и будешь делать.
Зарема когда-то мечтала иметь дочку, внучку, потом начала мечтать хотя бы о воспитаннице, ученице. Сколько раз она воображала, как наткнется на сиротинушку, способную к обучению. Но так и жила одна-одинешенька. В честь переселения к ней Забавки она решила устроить праздничное угощение. Но неожиданно дочь Радигаста проявила характер.
Зарема наготовила лакомств — котлеты из молодого медведя, запеченный язык лосенка, копченый бок кабанчика, фаршированный лебедь. Пока девочка осваивалась в новом доме, чародейка сервировала стол. Но когда позвала дорогую гостью на пиршество, увидела в ее глазах ужас.
— Вы это едите? — спросила девочка дрожащим голосом.
— Отведай и ты, а то питалась в отцовском замке неизвестно чем.
— Но это же мясо земной живности! Разве такое едят?
— А почему бы и нет? — продолжала удивляться хлебосольная Зарема, хотя уже понимала, что сделала что-то не так.
— Это все равно что потчевать человечиной. Разве живность земная нам не родня?
Тут-то Зарема и поняла, какую ужасную допустила ошибку.
— Прости меня, девочка, я не подумала. — И по движению ее руки стол мгновенно опустел. — Я только хотела тебе угодить.
В тот же миг на столе появились запеченная репа, ароматные коренья, орехи в сахаре и всевозможные фрукты, доставленные из южных земель.
— Больше ты никогда не увидишь пищи из живности на нашем столе.
Вид у старой чародейки был таким огорченным, что Забавка немедленно пожалела ее и простила. Она попробовала каждое из новых угощений, и все они ей понравились.
Так началась ее жизнь в доме у пожилой чародейки.
Зарема хотела воспитать девочку как служительницу женской богини Мокоши, но, узнав, что она уже посвящена Велесу, решила не гневить обоих богов, даже советовалась об этом с Белуном.
Белун созвал очередной совет. Зарема явилась в Белый замок, как обычно, раньше других.
— Наши силы слабеют, — жаловался в тот вечер Белун, — чародеев становится все меньше, и скоро уже некому будет противостоять силам Тьмы.
— Я так и не обнаружила следов Радигаста, но зато узнала, что у него есть дочь, совсем ребенок.
— Дочь? — переспросил Белун. — Я догадывался об этом. И ты, по-видимому, хочешь сказать, что взяла ее к себе? Я знаю, Зарема, как одиноко бывает нам, чародеям, в пустых замках. Это только со стороны наша жизнь может показаться сладкой и беззаботной. И все же бойся ошибки. Велес — бог добрый к земной живности, но мстительный к тем, кто ему изменяет. Если он сохранил жизнь дочери Радигаста, значит, девочка посвящена ему. По некоторым древним записям, Владигору предстоит важная встреча с девой, посвященной Велесу. Возможно, это она и есть. Остерегайся воспитывать ее в служении своей богине. Бог земной живности обижен на Поднебесье за то, что Перун все более берет власть в свои руки. Но когда-то должно же наступить примирение. И возможно, встреча девочки, посвященной ему, со Стражем времени, которого хранит сам Перун, и станет тем мгновением, когда боги заключат союз в борьбе против Тьмы. Ты ведь об этом хотела со мной советоваться, Зарема?
И та в который раз удивилась проницательности седобородого Белуна.
«Я не стану обучать ее своим таинствам, — решила с грустью Зарема. — Что поделаешь, пусть девочка получит лишь те знания, которые ей даровал сам Велес».
Так и было. Однако скоро Зарема с изумлением обнаружила, что ее воспитанница обладает такими умениями, о которых не догадываются многие чародеи.
Прошло три года, и однажды Велес позвал Забавку вернуться в отцовский замок. Тогда ей как раз исполнилось двенадцать лет.
Ярким весенним днем к жилищу чародейки подошел крупный лось и, задрав к небу тяжелую голову, увенчанную могучими рогами, зычно протрубил. Зарема удивилась: прежде к ее жилищу лесные звери не приходили и никого не звали. Она еще не догадывалась, что это зовут не ее. Зато Забавка догадалась сразу.
Она выбежала на порог в чем была. Лось, красиво изогнувшись, опустился на передние ноги, пригнул спину, девочка вскочила на него верхом, и лось тут же встал во весь свой рост.
— До свидания, тетенька Зарема, спасибо за все, я еду домой! — только и успела крикнуть Забавка, и лось умчал ее в лес.
Печальная Зарема, еще не веря в происшедшее, вышла из своего жилища. Она втайне надеялась, что лось просто повез девочку покататься и скоро вернет ее назад. Встав около молодого деревца, которое накануне Забавка принесла из леса и посадила перед домом, она начала прислушиваться к дальним звукам, а потом вздрогнула от неожиданности. Голые веточки щуплого стволика прямо на глазах покрылись налившимися соком почками. Почки тут же лопнули, из них показались тонкие листики, а спустя еще немного времени все дерево покрылось крупными благоухающими цветами.
Что это было за растение, Зарема, прожившая здесь весь свой век, не знала. Да это и не имело сейчас значения.
«Девочка послала мне подарок в благодарность за три года приюта», — поняла Зарема и тихо заплакала.
Когда она вошла в свое жилище, там было по-особенному пусто и одиноко.
С тех пор и до внезапного появления отца Забавка жила одна.
Радигаста она едва помнила и не часто о нем вспоминала. И когда однажды посреди зала неожиданно возникло странное завихрение воздуха, а потом внутри него появился какой-то мужчина в слегка помятой одежде, отряхнулся и встал, она очень удивилась. Но тут же сообразила, что это, скорей всего, ее собственный отец.
Владигор ехал вдоль ручья по узенькой тропочке — муравьи, что ли, ее протоптали, когда из огромной ели неожиданно появился Белун. Князю показалось, что с тех пор, как они не виделись, борода старца стала еще длиннее и еще больше поседела.
— Не надо тебе спешить, князь, — озабоченно сказал старый чародей. — Слезай с лошади, присядем ненадолго. А потом сам решишь, куда тебе ехать.
Владигор послушно слез с лошади, и они присели на замшелый ствол вывороченного с корнем дерева, который лежал неподалеку.
— О Черном всаднике, как я понимаю, ты уже слышал?
— Не только слышал, но и видел, и даже попробовал сразиться с его войском.
— Крысиное он выставил против тебя войско или волкодлакское? А то, может, зверолюдей собрал? — спросил со знанием дела Белун. — Ну и как битва? Вижу здесь тебя одного, сынок. Хорошо, хоть живого.
— Думаю, всю нечисть удалось уничтожить.
— Что же, и это хорошо. А всадник — полетел по небу, превращаясь в тучу?
— Похоже, что так.
— Всадник этот, скорей всего, новая ипостась Триглава. Или же воин его выделки из другого мира.
— Разве это возможно? — удивился Владигор. — Не ты ли меня учил…
— Времена меняются, сынок… — проговорил Белун с горькой усмешкой. — Невозможное вчера делается привычным сегодня. Если с помощью Злыдня в ваш мир переходят порой опасные предметы, то почему бы и Черному всаднику не появиться? Пока что ясно одно — простыми средствами с ним не справиться. Об этом я отыскал загадочное место и в книге летописаний. «Страшный всадник черной молнией пересек Поднебесье, принес множество зла и был повержен руками князя с помощью хрустального Ока». Думаю, это как раз тот случай.
— «Хрустальное Око» — это тот шар, что я видел у тебя в замке?
— Думаю, да. А потому, князь, лучше бы тебе сегодня не спешить встречаться с дружиной. Кстати, воинов своих ты всех спас. Сам решай: дорога, по которой ведет Ждан воинов, тут недалеко. Или ты выедешь на нее, или отправишься в замок, чтобы скорей подтвердить делом предначертание предков.
— Что ж тут выбирать, Белун? Если супротив Черного всадника наше оружие бесполезно…
— Тогда — в замок. — И старый чародей тихо выговорил нужное заклинание.
В замке было так же тихо, как и тогда, когда много лет назад Владигор подростком впервые вошел сюда. Тот же зал на первом этаже со скудным убранством, тот же длинный стол, за которым собирались на синклит чародеи. Здесь Владигор провел три года в учении и познал тайны, не доступные ни одному жителю Поднебесья.
Отсюда Белун повел его в святилище Перуна, где посвятил мудрому, но грозному богу.
Владигор не сразу обратил внимание на то, что Белун растерянно осматривал стены собственного замка, словно впервые попал в него.
— Что-то здесь не так, — пробормотал чародей, — хотя все заслоны на месте. — Он проговорил короткое заклинание, еще раз вгляделся в пространство зала, но там ничего не изменилось. — Жди меня здесь, — приказал он князю, удовлетворенно хмыкнув, и стал подниматься по лестнице вдоль одной из стен.
Крепкие деревянные ступени этой лестницы вели на второй этаж. Владигор вспомнил, что там располагался коридор, который опоясывал весь замок. В коридоре не было ни одного окна, но всегда стоял ровный свет — это светились кристаллы, вделанные в каменные стены. Библиотека со старинными фолиантами, зал с мудреными приборами и инструментами, коллекция портретов и изваяний жителей, прославивших Поднебесье в прошлые эпохи, — в каждый из этих залов когда-то входил Владигор робким учеником и назначения некоторых вещей так и не понял: они были принесены Белуном из других миров и умом жителя Поднебесья их было не охватить.
Старый чародей, поднявшись по лестнице, исчез в коридоре, а потом снова появился, еще более взволнованный.
— Ничего не понимаю! — сказал он растерянно.
Быстро спустившись, он оглядел длинный стол, даже нагнулся и посмотрел под столешницей, снова пошел вверх по ступеням и исчез в коридоре. А потом, появившись вновь, срывающимся голосом объявил сверху:
— Кто-то сумел преодолеть заслоны, вошел в замок и унес Око Всевидящее!
И Владигор впервые подумал, как он уже стар, их чародей.
— Беда небольшая, — попробовал успокоить князь дряхлого старца. — Ты же сам говорил: в руках непосвященного это всего лишь кусок гладкого камня.
— Тот, кто сумел уже дважды проникнуть на наши советы, а теперь преодолел заслоны, непроницаемые для смертного, овладев Оком, может наделать немало бед Поднебесью!
— Да какая беда?! — удивился Владигор. — Даже если ему удастся что-то увидеть с помощью Ока, что с того толку?
— Весь ужас в том, сынок, что с помощью Ока можно управлять течением времени и, вмешиваясь в судьбы отдельных людей, менять ход процессов! Мы, несущие Свет, никогда не решимся на это. А для сил Зла запретов не существует.
— Но как же тогда предначертание, которое ты нашел в фолианте? Или там говорится не про Око?
— Поднимись сюда, мы посмотрим вместе.
Владигор поднялся по лестнице и вошел вместе со старцем в библиотеку. Здесь, в специальном отделе, стояли на полках и хранились в сундуках книги, свитки, записи на пальмовых листьях, знаки, вырезанные на костях и бивнях, вырубленные на камнях.
Белун бережно взял с полки старинную, пожелтевшую от времени книгу и разложил ее на столе, стоявшем у стены. Оба, чародей и князь, склонившись над нею, стали разбирать древние письмена, которые рассказывали о незыблемом прошлом и переменчивом будущем. Впервые увидев эту книгу, Владигор не переставал удивляться тому, что записи о будущем в ней менялись в зависимости от того, что происходило сегодня. Какие-то навсегда исчезали, зато появлялись новые.
— На этой странице было написано о хрустальном шаре и о тебе, — с печалью сказал Белун. — Мы опоздали — надпись пропала.
Старец перевернул страницу:
— Зато здесь, где еще вчера было пустое место, появились новые письмена. Вот они: «И серая мгла надолго, а может быть, навсегда поглотит мир Поднебесья. Горы обрушатся, реки потекут вспять, жилища превратятся в кучи хлама, а люди — уподобятся стаям животных». — Белун повернулся к Владигору. — Здесь сказано и о тебе: «Князь, рожденный стать Стражем времени, превратится в пленника серой мглы».
— Скажи, Белун, этой записи прежде не было? — взволнованно спросил Владигор. — Она появилась только после того, как исчезло Око?
— Да, таково свойство этой книги, о нем я тебе не раз говорил.
— Значит, если я найду Око, пророчество переменится?
— Переменится не только пророчество, но и само будущее Поднебесья, — проговорил старый чародей. — Именно тебе, Стражу времени, предстоит это сделать.
В Белом замке было по-прежнему пусто, тихо.
— Где сын мой? — спросил Владигор.
— Я потому и задержал тебя, что мы ждем его. Они с Евдохой нужны в другом мире. Там тоже идет битва Света и Тьмы. И туда сразу после расставания с тобой убываю я.
— Когда вернешься? — Владигор почувствовал неловкость, потому что прежде не задавал подобных вопросов.
— Кто знает? — Белун пожал плечами и грустно усмехнулся. — Быть может, и никогда, сынок. По крайней мере, в нынешнем качестве. Только людям мы, чародеи, можем показаться вечными… Там идет слишком жестокая битва.
— Пострашнее той, что в Поднебесье?
— Как бы тебе объяснить… Там задействованы более могучие силы. Хотя… противник один и тот же. — Белун помолчал, собрался еще что-то сказать, но в дверях появились Дар и Евдоха. Было заметно, что они очень спешили и обрадовались, увидев в зале князя.
Владигор быстро поднялся. Сын почти бегом приблизился к нему, и они обнялись.
— Доставили? — тревожно спросил Белун.
Вместо ответа Дар снял с пальца перстень с большим черным камнем и положил его перед старцем.
— Примерь его на средний палец, Владигор, — попросил Белун.
Перстень поначалу показался Владигору слишком маленьким. Князь даже подумал, что не только на средний, но и на мизинец он не налезет. Но, поднесенный к руке, перстень вдруг раздался в размерах и оказался совершенно впору.
Увидев это, Белун, который с волнением ожидал, каков будет результат испытания, облегченно вздохнул.
— Это твое оружие, сынок, — объяснил чародей.
— Вроде браслета власти?
Князь не забыл, сколько бед когда-то принесла борьба с силами Зла, пытавшимися завладеть этим браслетом.
— Не совсем. Можно сказать, это — последнее изобретение мастеров того мира, откуда твой сын и Евдоха сейчас вернулись. Он создан специально для борьбы с такими придумками, как черные всадники, которые тоже возникли в том мире. Обычно мы не пользуемся предметами иных миров. Но черный камень на твоем новом перстне останется в Поднебесье простым осколком булыжника, правда хорошо полированным. Он не опасен для жителей Поднебесья. Зато стоит направить его на незваных гостей, — и перстень мгновенно проявит всю свою силу. Однако есть в нем еще одна тайна. Ее пока не смогли разгадать даже сами создатели: перстень сам определяет тех избранных, кто может владеть им. Поэтому ты, конечно, заметил мое волнение. Ты и твой сын входите в их число. Носитель перстня во время битвы с черными силами из иных миров принимает энергию напрямую от самого Перуна. И передает ее в камень. Вот все, что я мог рассказать тебе, — проговорил старец. — Теперь быстро прощаемся. О сыне не беспокойся, он вернется когда-нибудь в Поднебесье, и вы увидитесь. Тебя, князь, ждут в твоем городе.
Прощание было коротким. Князь встал в дверях, почувствовал завихрение пространства и закрыл глаза. Открыв же их, он обнаружил себя на знакомой узкой тропинке у поваленного замшелого дерева — там, где они встретились с Белуном. Его терпеливо дожидалась лошадь, привязанная к толстому суку. Князь отвязал ее, вскочил в седло и, проехав совсем немного, услышал голоса. Один из них был особенно знакомым. Это был голос воеводы и друга юности Ждана.
Они стояли на дороге и словно поджидали его.
— Ждан! — окликнул воеводу князь.
Ждан в ответ рассмеялся и помахал рукой.
Владигор поискал глазами своего серебристого златогривого Лиходея. Испытанного боевого товарища с ними не было.
— Где конь мой? — спросил он, подъезжая.
— Отдыхать поставили, — снова засмеялся Ждан. — Коню тоже, чай, отдых нужен.
Владигор ожидал радостного удивления, расспросов, но никто его ни о чем не спрашивал.
«Белун их предупредил, — подумал князь. — Хотя вряд ли».
— Как вы? Все целы?
— Все! Все! — радостно закивали дружинники.
— Тогда едем в Ладор.
Дружинники переглянулись. Они словно чего-то ждали от князя.
И только тут Владигор с удивлением обнаружил, что все они держат оружие в левой руке. Даже Ждан.
Князь незаметно оглядел себя. С ним все: было нормально: он-то меч держал в правой.
— Где были эти дни? Рассказывай, — спросил он Ждана и улыбнулся как ни в чем не бывало.
— Да всюду были, — нерешительно ответил тот. — Ты-то сам ведь тоже где-то был?
«В Ладор их вести нельзя, — думал в это время князь. — А ну как они не мои люди? А ну как их Злыдень изготовил? Чем бы их таким испытать?»
— Я-то да, побывал всюду.
— Вот и мы — тоже всюду.
Они окружали Владигора, не сводя с него немигающих глаз, словно голодные волки.
«Навалятся вместе — пропал, — думал князь. — Что бы этакое придумать? Не на дерево же от них лезть? Но и драться негоже. А ну как это мои люди, только замороченные, а я их порешу?»
— Все будьте здесь, ждите нас, а Ждан поедет со мной вон за тот поворот, — скомандовал неожиданно для себя Владигор. — Там у нас с ним одно дело будет.
«Не подчинятся — изрублю всех, кого смогу!» — подумал он.
Но дружинники подчинились. Даже рассмеялись:
— Все бы тебе для нас дело выдумать!
— Вперед, Ждан, я — за тобой! — негромко, но повелительно сказал князь.
Они отъехали за поворот, не разговаривая и не оглядываясь на оставшихся ждать дружинников. Теперь можно было устроить и проверку. Настоящий Ждан на нее не обиделся бы. Сам бы принялся помогать князю. Настоящий Ждан не раз рисковал ради него жизнью. Да и князь своей тоже рисковал ради Ждана, но только настоящего.
— Стой, Ждан, — скомандовал Владигор. — Помнишь, мы с тобой перстень выкопали?
— Помню, выкопали, — согласился Ждан, продолжая улыбаться.
— Куда ты его потом спрятал?
В этом вопросе и была ловушка. О Перуновом перстне, который много лет назад совсем юный Владигор закопал, выйдя из Заморочиого леса к разбойничьему становищу, знали только двое — он сам да Ждан, тогда — мальчишка-сирота, прибившийся к разбойникам. Только прятал его не Ждан, а Владигор.
— Спрятал, — согласился то ли настоящий, то ли поддельный Ждан. — А что? Взял да и спрятал.
— Закатай рукав, Ждан, уколи себя и поклянись на крови, что не помнишь, куда спрятал!
Требование князя звучало немного странно, но и его настоящий Ждан выполнил бы немедленно. Этот же сидел на коне молча, словно не слышал, и не переставал скалить зубы в улыбке.
— Поклянись на крови, что не помнишь! — повторил князь и подумал, глядя на Ждана: «А оскал-то волчий! Так волки улыбаются перед тем, как на добычу прыгнуть!»
— На крови поклянусь, на крови! — повторил Ждан вслед за князем странным голосом и добавил: — Кровушки хочется! — И, мгновенно извернувшись, метнул в князя нож.
У Владигора от сердца отлегло. Одно дело драться с нечистью, иное — собственного друга ни за что казнить.
От летящего ножа он сумел уклониться, и тот вонзился в стоящую рядом сосну, с хрустом прорубив наружный слой древесины.
«Хорошо бы его связать да вызнать, где настоящий Ждан», — решил было князь, однако схватка только начиналась.
Ловко повернув своего коня, враг обрушил его на хилую лошадку Владигора, и та зашаталась, стала валиться на бок.
Князь успел освободиться и, всадив меч снизу в живот вражескому коню, перекувырнулся в воздухе и отпрыгнул в сторону. И тут произошло то, из-за чего князь требовал от Ждана клятвы на крови.
Уж он-то хорошо знал, что нет у нечисти человеческой крови. Пусть она как угодно будет похожа на родного человека! Вражеский конь начал оседать, но вместо крови из него с шипением вышло зловонное лиловое облако. И уже ничего не осталось от коня — ни головы, ни шкуры. Лишь поддельный Ждан стоял на земле и примеривался, как бы ударить своего князя мечом. И меч он по-прежнему держал в левой руке.
Тут-то князь и совершил оплошность. Надо было обезоружить его, выбив из руки меч. Но враг так удачно поднял подбородок, что князь не удержался, чтобы не воспользоваться этим. Взлетев в воздух, он с силой ударил противника носком правого сапога под подбородок. Удар был так резок, что прорубил кожу. И на глазах у Владигора с врагом стало происходить то же самое, что случилось только что с конем. Враг стал оседать, из него выделилось смрадное лиловое облако, а потом он просто исчез, от него не осталось даже меча. Князь оглянулся на сосну, в которую вонзился нож. Ножа тоже не было.
Ждан, стоявший в долине возле деревни, тоже видел с верхней площадки башни, как поток обрушившейся из гнилого озера воды сбил коня Черного всадника с ног, накрыл их обоих с головой. Видел он также, как Черный всадник вместе с конем, вынырнув из мутной волны, взлетел в воздух и превратился в странную лиловую тучу, которая понеслась по небу в неизвестном направлении.
Первое, что сделал Ждан после того, как поток чуть схлынул, — это отправился искать князя. Дружинники видели, как в последний момент Владигор ухватился за бревно, и надеялись, что его прибило к берегу.
— Наш князь, он и не в таких переделках бывал! — успокаивал воинов Ждан, вспоминая в том числе и зиму, которую они вместе с Владигором провели в разбойничьем становище.
Они тщательно обыскали оба берега, но никаких следов князя нигде не было. То-то Владигору померещились голоса, когда он в забытьи лежал в шалаше! Забавка так сумела накрыть крышу ветками, что воины, проехав мимо, даже следов не почуяли.
Снежанка, балованный в доме ребенок, которая без мамок да нянек шагу ступить не могла, — эти мамки с няньками ехали и в обозе, да, видать, поела их нечисть, — оказалась одна-одинешенька в незнакомом страшном лесу. Только кобылка была при ней, которая и вынесла юную хозяйку.
Эта кобылка в ужасе несла ее через лес, навстречу брели какие-то странные тени, невнятно бормочущие про кровушку, но Снежанка их не слышала. Перед глазами стояла гибель бравой охраны обоза, в ушах звучал истошный крик батюшки, и в сердце бился страх.
Неожиданно лошадка наткнулась на серого человека в капюшоне и встала. Человек, как и другие, тоже брел в сторону дороги. Он шел как слепой, ноги его заплетались.
— Кровушка! Кровушка теплая! — бормотал он, пока не столкнулся с лошадиной мордой. И тут же уверенно схватил лошадь за уздечку.
Неожиданно голос его и лицо показались Снежанке знакомыми.
— Брыль! Брылик! — обрадовалась она. — Неужели это ты?
Человек остановился, все так же невидяще поводил головой и скинул капюшон:
— Кто? Кто здесь меня зовет?
— Да я же, Снежанка!
Брыль жил конюхом при большом отцовском дворе и был послан на день раньше обоза в Ладор, чтобы предупредить о приезде.
— Снежанка, — повторил он, словно пытаясь припомнить это имя. — Ну так и что?
— Брылик, милый, спаси меня!
— Спасу, ну так и что? — отозвался Брыль. — Я кровушки хочу, — неуверенно заявил он, — мне кровушки надо попить.
— Брыль, вспомни, как я тебя спасала! Помоги! Спрячь меня где-нибудь!
Снежанка и в самом деле спасала молодого конюха от суровой руки батюшки. Брыль слишком усердствовал на гулянках, а потом спал где-нибудь в углу на соломе, забыв накормить и напоить лошадей. И батюшка не раз собирался выходить его кнутом тут же на конюшне. Но всегда рядом оказывалась маленькая дочь, которая вцеплялась в отцовскую руку и, рыдая, будто это ее хотят наказывать, кричала:
— Батюшка, не бей! Батюшка, только не бей!
— Благодари богов, что дочь у меня мягкосердечная, — говорил в конце концов отец, для острастки со свистом стеганув кнутом по земле.
— Спрячь меня скорей, Брыль! — повторила Снежанка.
— Спрячу, ну так и что? Я кровушки хочу.
Брыль поколебался и свернул на обочину. Так же неуверенно он побрел в глубину леса.
— Иди за мной, только споро, чтобы другие не почуяли, — проговорил он, и слова эти прозвучали вполне по-человечески.
— Как ты попал сюда, Брылик? — не удержалась от вопроса Снежанка.
— Не спрашивай, девка, позавчера и попал. — Он вдруг приостановился, словно вспомнил что-то, и вновь забормотал вялым бесцветным голосом: — Кровушка! Кровушки хочу…
Но тут же пересилил себя, мотнул головой и сказал по-человечески:
— Идем скорее, тут рядом.
Они подошли к ветхой кривобокой избушке, в которой уж много лет как никто не жил.
— Входи быстро, дверь на кол закрой, может, и пересидишь. — Он помолчал, снова перебарывая себя. — Не открывай никому, девка, и мне — в особенности. Мало что просить стану. — Сказав это, он заковылял в сторону дороги.
Снежанка соскочила с лошадки, ввела ее в дом, закрыла на кол первую кривую дверь, потом вторую и уселась на соломенную труху, лежавшую поверх топчана.
Лошадка стояла рядом, тыкалась мягкими губами ей в щеку, а Снежанка тихо стонала, и этот стон был похож на отчаянный звериный вой.
Снежанка не знала, сколько дней она просидела в запертой изнутри скособочившейся избушке. Под лавкой она отыскала почти окаменевший каравай хлеба, который пробовала сосать. В большой глиняной корчаге — стухшую воду. Вот и вся была пища, которой она делилась с лошадкой. Иногда около дома топтался Брыль и бормотал неуверенно:
— Кровушки хочу! Пусти погреться кровушкой!
Но она и ему не открывала. А потом он сказал вдруг с тоской, совсем по-человечески:
— Прощай, Снежанушка! Кончаюсь я… И человеком перестал быть, и нежитью не успел сделаться… Зато тебя уберег.
Еще немного Снежанка посидела взаперти. А когда уж терпеть мочи не стало, она решила: «Будь что будет! Что здесь помирать, что в лесу, а там, может быть, и спасение найдется».
Отворила двери избушки и увидела лежащее под бревенчатой стеной бездыханное тело Брыля. Пошли они с лошадью, обе шатаясь от слабости, в сторону дороги, и никто их не встретил на пути, никто не обидел. А там и живые голоса людские послышались.
На дороге стояли ее отец и десятка два молодых воинов.
— Отец, отец, я здесь! — чуть было не закричала она, но крик этот застрял у нее в горле.
Что-то странное было в людях, стоящих на дороге, даже в родном человеке — отце. Они смотрели в ее сторону и словно не замечали, продолжали весело переговариваться друг с другом. А главное — каждый из них держал оружие в левой руке! Словно все они были отражениями самих себя. Это-то и насторожило Снежанку, которая за короткое время научилась оберегаться всего. К ним как раз подъехали другие. Те вроде бы держали свое оружие как обычные люди. Но ей было уже не до них. Она замерла на месте, а потом повернула свою лошадку и медленно, изо всех сил стараясь не бежать, устремилась назад, в кривобокую хибару.
Ждан, не отыскав Владигора, рассудил так: если князь сумел истребить всю нечисть, которая явилась в долину из Заморочного леса, то и леса можно не пугаться больше и попробовать снова в него войти. Ведь там и товарищи его боевые оставались. С осторожностью, выставив несколько наблюдателей, которым было велено постоянно перекликаться, Ждан подводил дружину к лесу.
А дойдя до опасного места, понял, что предосторожности теперь не нужны. Лес ожил: запели в нем птицы и даже порхали бабочки.
Никакой нечисти и в помине не было. А у края дороги стояли пробудившиеся от долгого сна недоумевающие дружинники.
— Ты куда запропал, Ждан? — спрашивали они удивленно.
Никто из них ничего не помнил о том, что с ними было. Вскорости появился и отец невесты, он больше не смотрел на всех с тоскливой безнадежностью, а был отчего-то весел.
— Где были вы эти дни? — допытывался Ждан.
— И не спрашивай, — отмахивался со смехом купец Власий, — где уж были, там нас вовсе нет.
И тут появилась сама невеста. Только исхудавшая, бледная и совсем седая.
— Вот она! — хотел было воскликнуть Ждан, но вовремя прикусил язык.
Он вдруг разглядел такое, что его сильно насторожило. Отец смотрел на свою дочь, явно ее не узнавая. Но это было не главное. Каждый из воинов держал оружие в левой руке, словно левша, — вот что поразило Ждана. И еще глаза. У всех у них были неподвижные, как бы стеклянные взоры.
Невеста тоже повела себя как-то странно. Она повернула свою лошадку и стала вновь уходить в глубину леса. При этом никто из левшей ее не окликнул. А его воины — парни бывалые — тоже молчали, не двигаясь. Ждали сигнала своего воеводы.
— Бей их! — крикнул Ждан и, не медля, ударил самого крупного из левшей, который стоял поблизости.
Удар пришелся по шее, отрубленная усатая голова, гримасничая, покатилась под ноги коню, но тут же, словно мыльный пузырь, лопнула, и лишь клуб фиолетового зловонного дыма стал подниматься от нее вверх. То же произошло и с телом зарубленного. От него не осталось ничего, кроме смрада.
— Коли! Коли их, коли! — кричал Ждан, набрасываясь на следующего. — Я вам, собаки, покажу, как морок устраивать!
Поддельные воины были до странного неловкими. Или еще не совсем успели сделаться похожими на живых людей. Дружинники Ждана управились с ними быстро.
Трудней всего было с купцом — а ну как он настоящий?
— Отца не трогать! Отца — в плен! — крикнул Ждан.
Но было уже поздно. Кто-то из его воинов метнул в «отца» топорик, и тот также лопнул, оставив после себя лишь фиолетовый вонючий дымок.
— Ты смотри! У них даже крови нет! — удивлялись его парни. — Ничего от них не осталось!
— Хвала Перуну, вроде бы всю нечисть перебили! — сказал Ждан, обернулся к лесу и увидел Владигора.
Только этого еще не хватало! Если князь тоже поддельный, кто ж поднимет на него руку?!
Но Владигор уверенно приближался к ним верхом на незнакомой лошади.
Ждан всмотрелся и облегченно вздохнул: свой меч князь держал в правой руке.
Забавка и Радигаст встретились у входа в замок. Отец не знал, где была дочь, а дочь не ведала, что делал отец. Вид у отца был немного растерянный. В руках он держал хрустальный шар и, увидев дочь, попытался спрятать его за спину.
Спрятать не удалось, и тогда Радигаст сказал весело:
— Вот, забавную игрушку принес.
Забавка кивнула в ответ и ушла к себе. Слишком много сил отдала она, чтобы у князя заросли все его раны и переломы, да еще эти дурни, попытавшиеся взять ее в полон! От всего этого она едва держалась на ногах.
Когда за окнами стемнело и отдохнувшая дочь вышла в общий зал, подумав, что нехорошо бросать отца в одиночестве, Радигаста в замке уже не было. «Опять улетел по своим чародейским делам», — с уважением подумала дочь.
Она попыталась войти туда, где отец проводил свои опыты, и почувствовала заслон. «Смешной, он никак не может понять, что я уже большая и к тому же мы служим одному богу». Забавка улыбнулась и, представив себя внутри закрытого помещения, сразу оказалась в нем.
Там ничего не изменилось. Только на дубовом столе лежал тот самый хрустальный шар, который отец недавно принес откуда-то.
Забавка потрогала его гладкую поверхность, составленную из множества прохладных блестящих граней. Потом решила взять его в руки. Шар оказался тяжелым.
«Странная игрушка, — подумала она, — интересно, что отец будет с ней делать?»
Ближе к ночи, не вставая с постели, она снова представила себя в том же помещении. На всякий случай, чтобы отец ее не заметил, она в своем представлении, поместилась внутри стены. И вот появился отец, встал у стола, по обеим сторонам которого горели светильники.
Отец был хмур и раз за разом, приподняв шар, произносил одно и то же заклинание: «Крутящийся, крутись! Летающий, лети!»
Но ничего не происходило, и отец опускал шар на стол.
Скоро он почувствовал, что за ним наблюдают. Но и Забавка угадала, что он вот-вот обернется в ее сторону. Она успела вернуться к себе. И когда он взглянул на нее из стены, весело улыбнулась и подмигнула.
Он лишь хмыкнул в ответ, тоже улыбнулся и исчез.
У чародеев, ведуний и ведунов не принято вмешиваться в жизнь и дела друг друга. И если один поставил заслон, то другой, наткнувшись на него, спокойно отходит в сторону. Не хочешь,
чтобы проникали в твои тайны, — так и не лезь в чужие.
Так учила когда-то Зарема Забавку.
Но то посторонние чародеи, а то — собственный отец. Забавке очень хотелось узнать, что за странный шар принес Радигаст и почему этот предмет не слушается заклинаний. А может, все просто — не те заклинания произносил отец?
И однажды она решилась. Едва отец покинул замок, Забавка пробралась в его кабинет для опытов. Шар по-прежнему стоял на столе. Забавка подняла его, как это делал отец, и произнесла заклинание, которое он произносил уже не раз.
Едва заклинание было произнесено, как шар засветился многими огнями, вырвался из рук и, поднявшись выше, стал вращаться над одним и тем же местом на столе. Огоньки его слились в луч. Шар описал этим оранжевым лучом окружность, и Забавка увидела моря, горы, долины, реки. Она увидела мчащуюся куда-то конницу диких полуголых людей с копьями. С другой стороны из-за северных гор мчались другие люди: утаптывая снег, куда-то спешили всадники, одетые в шкуры. Потом она увидела поле боя, раненых воинов. А потом появилось лицо ее князя, и оно выражало страдание.
Забавка вскрикнула, шар сразу потускнел и стал снижаться. Она поймала его руками, поставила на стол и побежала к себе.
Снежанка решила умереть. Она снова вернулась в кривобокую ветхую избушку. Ввела туда и кобылку, у которой от слабости дрожали ноги, и, как в прошлый раз, закрыла на кол первую покривившуюся дверь, потом вторую. Ей было страшно и очень себя жалко, но все же — лучше умереть своей смертью по собственной воле, чем стать жертвой нечисти или, еще хуже, самой превратиться в нечисть.
Лежа на голом топчане — трухлявая солома была уже скормлена лошадке, — она тихо плакала и ждала смерти. Так и заснула — незаметно, спокойно.
Разбудил ее странный шорох — под полом избушки кто-то скребся.
Снежанка стала настороженно прислушиваться: шорохи становились громче и ближе. Если некоторые думают, что самое страшное для человека — это смерть, то они ошибаются. Для Снежанки самым страшным животным была мышь. Медведя, например, она не боялась. Медведь уж много лет жил у них на отцовском дворе и, хотя был посажен на цепь, оставался таким же веселым и ласковым, как тогда, когда его медвежонком принесли из лесу. С этим медведем она с детства играла, а с мышью никогда в жизни играть бы не согласилась.
И все же здесь, в ветхой избушке посреди Заморочного леса, она даже мыши не испугалась. При входе лежало старое тяжелое полено, и Снежанка решила им вооружиться. Уж если мышь захотела вылезти из-под пола наверх, она ее тут сразу пристукнет!
Забыв о том, что она собралась умирать, Снежанка, подняв полено, встала у стены.
Она успела вовремя. Кривая серая половица как раз зашевелилась — видать, очень сильная была мышь, — потом слегка приподнялась, потом поднялась больше и отвалилась на сторону. Снежанка изо всех сил ударила поленом в то, что показалось из щели.
— Ты чего дерешься?! — послышался оттуда человеческий голос. — А ну брось полено! А то я не вылезу.
Снежанка нерешительно откинула полено в сторону.
— Ее, понимаешь ли, спасать лезут, а она — драться! — проворчал тот, кто находился под полом. — Сейчас вторую половицу откину, только ты по рукам больше не бей.
— Ты кто? — растерянно спросила Снежанка.
— Вылезу — увидишь, — пообещал тот, кто возился под полом.
Скоро и вторая половица тоже зашевелилась, а потом чья-то волосатая, но вполне человеческая рука отбросила ее в сторону.
— Все, можно вылезать, — из отверстия в полу высунулась голова. — Ну, как ты тут? Со страху не померла?
— Я… есть хочу,
— Есть? — переспросил человечек. — Сейчас. — Он повозился — видимо, рылся в карманах — и протянул из-под пола слегка замусоленный кусок хлеба с солью. — И вот еще луковица. Ешь скорее.
Снежанка поделилась хлебом со своей несчастной, ослабевшей от голода кобылкой.
— Умница! — похвалил человечек. — Теперь вижу, что спасаю не зря. Будем знакомиться. Я — Чуча, ученый подземельщик. А ты — невеста Млада. Из-за тебя целый тарарам поднялся в Ладоре. А я как услышал, сразу подумал: если ты жива, то где еще можешь быть, как не в этой избушке? Она — одна на весь Заморочный лес. Ее отчего-то никакие черные силы не касаются. Стоит себе и стоит.
Чуча вылез наконец и оказался очень невысоким, но зато весьма широкоплечим мужичком.
— Бледная-то какая! — сказал он, с жалостью посмотрев на Снежану. — И седая, что ли?
— Да нет, я — рыжая, — не согласилась Снежанка.
— Была рыжая. — Чуча еще порылся в карманах и достал яблоко. — Съешь хоть вот это, больше ничего нет. Я ж не знал, что ты тут себя голодом заморила. И пошли отсюда скорей.
— Я отсюда не выйду, — со страхом проговорила Снежанка. — Там нечисть всякая!
— Не стало твоей нечисти. Всю нечисть князь смыл водой из Тухлого озера. Первый раз Заморочный лес очистился.
— Я сама недавно на дороге видела…
— Кого видела? — сразу посерьезнел Чуча.
— С виду как воины, а мечи — в левой руке.
— Эти-то! — обрадовался Чуча. — С ними уже тоже князь покончил. Всю вонь из них выпустил, — он даже брезгливо поморщился, — а больше ничего от них и не остается.
Снежанка слушала непонятно откуда взявшегося смешного волосатого мужичка и думала, какое же это счастье разговаривать с живым настоящим человеком!
И еще она подумала про отца. И заплакала:
— Папенька мой, папенька мой где?
— Жив твой купчик-голубчик, ничего с ним не сделалось, — успокоил Чуча, заботливо утирая ей слезы длинным своим рукавом. — В схороне отсиделся. Мы, подземельщики, давно уже в этом Заморочном лесу схоронов нарыли, чтобы человеку было где укрыться от нечисти, ежели нечаянно сюда забредет.
Он взял Снежанку за руку, она — за уздечку — свою кобылку, и пошли они через лес. В лесу вовсю пели птицы, распускались цветы, словно никакого морока и не было.
На дороге стояли князь с дружиной и отец. Настоящий.
— Снежанушка! — счастливо прошептал отец и стал оседать на землю, но его подхватили руки воинов.
В это время небо прочертила тень крупной птицы. Птица была ночная. Филин. Только раза в два больше.
«Какие же филины, если день стоит и солнце светит? Значит, все-таки есть он, морок?» — испуганно подумала Снежанка.
— Филимон пожаловал. Небось с вестью какой, — радостно сказал князь.
Птица спикировала за близкие деревья, а потом оттуда вышел стройный красивый парень. Лицо его было хмурым.
— Поторопись в город, Владигор, — сказал Парень, едва поздоровался, — сестра твоя Любава зовет прибыть скорей.
— Случилось что? — спросил князь, спешившись и отведя Филимона в сторону. — Говори скорей, не молчи.
— Дурные вести. Все княжества, одно за другим, объявляют тебе войну.
— Это за что же? Только что помощи просили, я вроде бы всем добрые письма отправил?
— Из-за писем твоих и объявляют. Не знаю, что ты там такого понаписал в этих своих письмах, но только каждый из правителей, прочитав твое послание, пришел в ярость и объявил своему народу сбор на войну.
— Да что же это?! — возмутился князь. — Я же к ним ко всем с дружбой и уважением! Тут что-то не то!
— И я так думаю.
— Что же делать, Филимон? Белуна уж нет?
— Ни Белуна, ни его замка. Я пока у Заремы. Или у тебя поселюсь в виде человека. Пустишь в свои хоромы?
— Да какие теперь хоромы, если, как ты говоришь, со всех сторон надвигается войско.
— Спать-то мне где-то надо? Я, конечно, могу и в дупле. Только, когда налетаешься за весь день, постель удобнее кажется. Полечу в Борею, как что узнаю — сразу к тебе. Иди к своим.
Владигор знал, как Филимон не любит, когда люди наблюдают за его превращениями, и повернулся к нему спиной. Скоро из-за деревьев снова поднялась огромная птица, а князь подошел к своей дружине.
Дружинники, вглядываясь в его лицо, пытались определить, что за новости принес крылатый вестник: хорошие или дурные. Но князь решил до прибытия в столицу не откровенничать, а потому только и сказал, усаживаясь на Лиходея:
— Поторопиться надо.
Для жителей Ладора в скором возвращении князя не было ничего необычного — портомойки, например, даже не поднялись от воды, завидев княжескую дружину и князя с воеводой впереди.
Князь уезжал — то ли на охоту, то ли покарать каких-то разбойников, которые, видать, очень уж расшалились у въезда в Заморочный лес. Лишь бледность незнакомой девицы, которая держалась вблизи Ждана верхом на старом рассудительном мерине, удивила их.
— Кто такая?
— Невеста, говорят, чья-то.
— Уж не князя ли?
— Была бы князя, народу бы объявили.
— Болезная, такая болезная, еле в седле держится! И смотри-ка — седая вся!
— Ой, и правда — невеста-то седая, вот потеха!
— Ежели невеста — откормят на ладорских хлебах, а волосы можно настоями выкрасить.
Стражники у ворот приветствовали князя, взяв секиры на караул.
Так он и въехал в свою столицу.
А новости были такие — выбеленное, без единой зазубрины оленье ребро и стрела, из тех, что пускают лучники в южной пустыне.
— Первым примчался человек, одетый в шкуры, — рассказывала Любава. — Молча вошел, поклонился, протянул мне ребро, снова поклонился и вышел. Пока я раздумывала, как и что, его уж и след простыл. Послала за ним вдогон: надо же было хотя бы ответ дать, — исчез, словно его и не было. Только стражники у ворот донесли: было у тех, кто сопровождал его, по три запасные лошади, да еще и лоси бежали в пристяжных.
— Сыщешь толмача, знакомого с языком угоры? — спросил князь старосту Разномысла.
— Есть один, из их же племени, как раз завтра утром убывает.
— Не он один убывает, многие торговые гости покидают Ладор, — вставил Млад.
Все нахмурились — это был нехороший знак.
— Ну а со стрелой как было? — Владигор постарался смягчить голос — не Любава же виновата, что Синегорью с разных сторон объявляют войну.
— Так же и было. Будто в пути послы сговорились. Вошел, поклонился, протянул молча стрелу и вышел.
— Нехорошо, ой нехорошо! — сказал Разномысл. — Только отстроились!
— Подожди, словно по покойнику, выть! — оборвал его Ждан. — Тут еще дело повернуть можно.
— Повернула баба зад, так он едва передом не стал, — ответил грубостью Разномысл. — Если купцы бегут — жди беды.
— А тебе лишь бы каркать! — ответил Ждан.
Владигор строго глянул на них по очереди, и страсти, готовые разбушеваться, слегка улеглись.
— Тут сразу о многом надо подумать. Войско Угоры сначала будет разбирать завалы в Рифейских горах — на это неделя понадобится. К тому же воинов со всех далей собрать, корм. Но уж ежели они решатся — Ладор, может, и не возьмут, а селения в половине княжества потопчут, пожгут и людей выкосят.
— Так это только с севера, а еще — с юга, — не сдержался и вставил Разномысл. — Почитай, ничего от княжества не останется. И подмоги просить не у кого, все, как волки голодные, разъярились.
— Подмогу придется у самого народа просить. Если мужиков, баб сумеем поднять — будет и войско. Они же это поймут: лучше на своей земле хозяйство вести, чем быть в рабах на чужой, — не удержался теперь Ждан.
— Вот ты и подымай, — уколол его Разномысл.
— И подыму. Нам с князем это привычно.
— Сделаем так: Ждан набирает ополчение в селах, Разномысл — в самом Ладоре, а я — попробую договориться с Эльгой, — объявил свое решение князь. — Что-то тут не так. Не мог он после моего письма пойти на нас войной. Слажу дело миром — сразу к Абдархору с Саддамом. Со мной поедет Млад. — Князь повернулся к Младу. — Подбери сам троих верных людей, смекалистых и чтоб кони были быстры.
После княжьего слова обычно все расходились и сразу брались исполнять его. Так было и тут. Один лишь подземельщик Чуча, за все время разговора не произнесший ни слова, остался сидеть в углу.
Что скажешь? — спросил его Владигор, когда они остались вдвоем. Князь чувствовал, что у Чучи есть свое предложение, и не ошибся.
— И сколько дней ты думаешь добираться до этого Великого Эльги? — спросил, ехидно улыбаясь, Чуча. — За это время реки замерзнут и снова растают, пока ты будешь карабкаться по Рифейским горам.
— А что же мне делать, по небу лететь?
— Зачем по небу, если можно под землей? Путь тебе известен. Через временной колодец.
— Ты хочешь сказать?.. — поразился Владигор.
— Разве я не говорил, что мой народ за несколько веков прокопал галереи по всему Поднебесью? Или ты думаешь, я зря сижу который год над старинными письменами? Да ты у меня окажешься за Рифейскими горами за один миг, причем не выходя из замка! — с гордостью сообщил Чуча. — Я как раз расшифровал одно древнее сообщение про этот путь.
— Невероятно! — только и воскликнул князь.
Сыну посадника Младу Владигор мог доверить тайну временных колодцев. Но никому другому, потому как такая тайна может обернуться опасным оружием против княжества.
— Люди готовы, князь, — явился с докладом Млад. — Когда выезжать?
— Что за люди, кто да кто? — спросил князь.
Один приходился братом самому Младу, на полтора года моложе, два других — тоже молодые, но уже опытные воины.
— Сделай так, — приказал князь, — завтра, едва рассветет, пусть они втроем отправляются к Рифейским горам и ждут нас у Черного лога. Место приметное, не ошибутся. Старшим поставишь брата. Справится?
— Справится, — подтвердил Млад.
— Пойдут быстро, не прячась. Могут так себя и объявлять: княжье посольство к угоре. И чтоб одежда была теплая, запас еды…
— А мы? — не удержался от вопроса Млад.
— А мы с тобой — иным путем. Тоже запасись теплой одеждой, овса прихвати лошадям — у них там овес не растет — и с первым проблеском ко мне.
У князя оставалось еще множество дел. И оконца его светились допоздна, так что для сна остался лишь хвост от ночи. С первым же проблеском один за другим появились в княжеских палатах Чуча и Млад.
— Как с конями быть? Не пешими же туда отправляться? — озабоченно спросил Владигор. — Кони пройдут?
— Ежели ноги сумеют подогнуть, так и пройдут. — Подземелыцик Чуча был важен и сосредоточен.
В подземную часть замка он отправился первым. За ним, ведя нагруженного дорожными сумками Лиходея, стал спускаться Владигор. Следом вел своего коня Млад. Испуганный конь упирался, дрожал, непривычно ему было идти по подземелью. Да и молодой хозяин тоже едва сдерживал страх.
— Чуча переправит нас за Рифейские горы своим потайным путем. Будет отправлять поодиночке. Там всякая неожиданность может случиться. Действуй по разумению, — предупредил князь, когда они подошли к потайной двери в каморку подземельщика.
Сын посадника хоть и наслышался дома немало разговоров о княжьих тайнах, но все никак не мог взять в толк — как же так: стоит стена каменная, и вот князь с лошадью проходят сквозь нее. И он сам легко руку просовывает, словно это пустое место.
— Пустое и есть, одна лишь видимость стены, — объяснил князь. — Это подземельщики такую хитрость измыслили, чтоб от врагов прятаться.
Князь с Лиходеем, послушно подогнувшим ноги, едва поместились в каморке Чучи, уставленной полками с древними книгами.
— Ну, вперед?! — спросил князь. — Только смотри в другое место не отправь! — пошутил он.
Чуча что-то ответил, и изумленный Млад увидел, как его князь с конем обрели полупрозрачный вид, подобно спицам у быстро вращающегося колеса, а потом и вовсе исчезли.
— Теперь твоя очередь, — обернулся Чуча к Младу. — Заводи коня.
Только конь никак не желал войти в каморку Чучи. Потолок у каморки был низким, а конь храпел, отбивался ногами и не подгибал их. Они возились с перепуганным животным до тех пор, пока Чуча не просунулся между дверью и боком лошади и не встал сзади. Что уж он там сделал, то ли просто коня толкал, уперевшись в его круп, или какое слово приговаривал, Млад не знал. Он затаскивал коня за уздечку спереди, попутно то приговаривая успокаивающие слова, то раздраженно прикрикивая.
Наконец конь встал так, как это было надо для Чучи.
— Держись за него и ни о чем не думай. И глаза держи закрытыми, — посоветовал подземельщик.
Млад сразу почувствовал, как под ним зашаталась земля, а потом тело закололи тысячи мелких иголок, словно на еловые ветки упал.
Когда земля снова стала твердой и повеяло откуда-то холодом, Млад открыл глаза. Кругом лежал снег, и его освещало низкое солнце. Рядом рассерженно бил копытом Лиходей и было много следов, похожих на конские, но вроде бы и не конских. Князя рядом не было. Вдали высились заснеженные горы. В сторону, противоположную горам, быстро-быстро удалялись несколько оленьих упряжек, везущих сани.
— Где же князь-то? — растерянно спросил Млад Лиходея.
Но Лиходей продолжал лишь яростно бить копытом снег.