Войны языческой Руси

23. ХРИСТИАНСТВО И ЕРЕСИ

Европа в эпоху раннего Средневековья представляла собой довольно сумрачную картину. Франки, бургунды, лангобарды, баварцы, англы, поделившие Римскую империю, утратили собственную культуру, стараясь перенять римскую. Но и ее быстро растеряли. Награбленные богатства потратились и истлели. Вся знать западных королевств была неграмотной, не говоря уж о простонародье. Население в непрерывных войнах уменьшилось. Города разрушались. Некогда возделанные равнины Франции, Англии, Италии, заросли дремучими лесами. В этих дебрях то там, то здесь, гнездились замки феодалов.

Короли раздавали земли вассалам за службу, но обязательства быстро забылись. Герцоги, графы, бароны мало считались с монархами, воевали с ними и между собой. У франков короли из династии Меровингов вообще лишились реальной власти. Они только сидели с важным видом на официальных приемах, а все дела решал майордом (управляющий двором). От него зависел и сам король. Летописец Эйнгард сообщал: «Даже расходы на весьма скудное питание оплачивал майордом, и то в зависимости от настроения. Если королю надо было куда-нибудь поехать, ему подавали, как простому крестьянину, повозку, запряженную быками».

Те германские народы, которые остались за пределами бывших римских владений — саксы, датчане, шведы, норвежцы, сохранили старые традиции. Жили племенными княжествами и королевствами, исповедовали древние языческие верования. В честь Одина пленных или рабов резали, в честь Тора вешали, бога плодородия Фрейра ублажали похабными обрядами [113].

На фоне упадка Европы резко выделялась блестящая Византия. Но она была очень противоречивым государством. Византия оказалась хранительницей высокой античной культуры, донесла ее остатки до будущих поколений. Она создала и собственную неповторимую культуру, христианскую. Империя была средоточием, сердцем мирового христианства, в ней прославились многочисленные святые подвижники, отцы Церкви, трудились замечательные богословы, архитекторы, иконописцы. Но со всем этим соседствовали совершенно иные явления. Константинополь жил в роскоши, это был город придворных, вельмож, крупных купцов. А при них неплохо кормились толпы слуг, мелкие перекупщики, ремесленники. Официальное благочестие ничуть не мешало лжи, коварству, корыстолюбию, разврату.

Империю губила ее гордость. Ведь она по-прежнему называлась Римской, считалась даже не наследницей Рима, а отождествляла себя с ним. Всячески выпячивала статус ведущей мировой державы. Теперь в Византии не только римлян, но и коренных греков было уже мало. В городах перемешались огречившиеся армяне, сирийцы, выходцы из Малой Азии. Но они упорно величали себя «ромеями», цеплялись за римское наследство. Узурпаторы, усаживаясь на трон, принимали римские и греческие имена, Апсимар становился Тиберием, Вардан Филиппиком.

Правда, претензии на мировое первенство уже давно показали свою несостоятельность. Выяснялось, что Византии далеко до легендарного римского могущества, она постепенно теряла провинции. Но понятие лидерства переосмыслили, политику подкрепили религией. Если империя является оплотом христианства, в этом и состоит ее первенство. Христиане приналежат Церкви. А руководство Церкви — подданные императора. Значит, он выступает повелителем всех христиан мира. По сути интересы Византии и отдельных ее монархов приравняли к заповедям Самого Господа. В таком случае стоило ли стесняться с «варварами», соблюдать договоры с ними? Польза христианству, то бишь империи, неизмеримо выше. И если императора убил более сильный соперник, это тоже может быть полезно империи, читай — христианству.

Но ведь и само христианство не было единым. Триста лет оно существовало в тайных общинах. В каждой были свои проповедники, понимали учение по-разному. Когда христианство вышло из-под запрета, выплеснулись противоречия. Ариане считали Иисуса Христа не Богом, а человеком, на которого снизошел Святой Дух. Монофизиты — Богом, но не человеком. Несториане принижали святость Богородицы. Сторонники Савелия разделяли Св. Троицу на трех богов. Монтанисты и донатисты отрицали покаяние. А чтобы очиститься от грехов и достичь «спасения», лучшим способом видели «мученичество»: истязали сами себя, друг друга, а то и заставляя посторонних убивать себя. Император Ираклий хотел найти компромисс между православными и монофизитами, а в результате породил еще одну ересь, монофелитство. Этот разброд Церковь трудно и настойчиво преодолевала на шести Вселенских Соборах. Вырабатывался Символ Веры, разоблачались и осуждались лжеучения.

Но и язычество, казалось бы, побежденное, дало неожиданную поросль. Оно тоже было неоднородным. Простые люди искренне верили в древних богов. Ходили в святилища кланяться статуям, несли им свои нехитрые жертвы. Добросовестно исполняли обряды, доставшиеся от предков. Уж какие есть, а так было принято — в одних странах исцарапать себе лицо в честь возлюбленного богини, отдаться ради нее первому встречному, в других устроить общее пьяное беснование. Самые увлеченные по-прежнему готовы были искалечиться, отдавать богам жизни, чужие или свои. Население языческого Рима с энтузиазмом подхватило культ «матери богов» Кибелы, и сенат несколько раз расследовал дела о массовых сектах с членовредительством и человеческими жертвоприношениями [85]. Тянулись и к сирийскому Элагабалу, к арабской богине любви, для которой резали девочек.

Такое язычество пало. Когда селяне и городская беднота узнавали о Настоящем Боге — светлом, добром, чистом, они отвергали мертвых идолов и принимали Живого Христа. Принимали без мудрствований, простодушно, всем сердцем. Но существовало и другое язычество. Интеллектуальные римляне, греки, сирийцы, египтяне давным-давно не верили в истуканов. Не верили в мифы о своих богах и богинях. Сутью религии, как они полагали, были некие сокрытые знания. Обрети их — и откроешь бессмертие души, смысл жизни, власть над людьми и природой.

Эти знания искали в тайных мистериях Изиды, Астарты, Кибелы, Диониса, Деметры, Орфея, Гермеса, кабиров. Мифы переводились на уровень символов, облекались в философские теории. Они были сложными, понятными далеко не всем, но образованная элита как раз и считала себя особенной, неизмеримо выше черни. Приобщалась к грязным и темным ритуалам, но оправдывала их «высшим» смыслом. Прочие участники не знали его, а «посвященные» знали. В рядовых язычниках, фанатиках, жертвах, блудницах, они видели лишь «сырье» для собственного совершенствования. А раскрывать тайны было нельзя, тайны предназначены для немногих «избранных». Иначе чем ты будешь отличаться от наивной глупой массы?

Вот эти-то интеллектуалы никак не могли принять христианского равенства перед Богом. Для них оказывалась недоступной евангельская чистота и простота. Не вмещалось в сознание, как можно стремиться к Господу одной лишь Верой? Они начали приспосабливать христианское учение к своим старым оккультным теориям, и родился гностицизм (от греческого «гносис» — знание). Гностических теорий было много, но объединяло их одно, приоритет в них отдавался не Вере, а разуму. Выискивали переносный смысл в текстах Священного Писания. Бога-Творца низводили до уровня «демиурга» — ремесленника, причем злого, если он запретил людям трогать «плод познания». А благим началом выступал Змий. Ну а Крестная жертва Христа вообще не вписывалась в представления философов. Христос, по их мнению, приходил только для того, чтобы передать людям еще одно важное знание. Конечно, не всем людям, а тоже скрыл его для «посвященных». Появились апокрифические (т. е. тайные) евангелия, деяния, апокалипсисы, будто бы содержащие эти знания… [114]

Еретические течения рождались не только в христианстве. Персидские евреи нахватались «мудрости» вавилонских магов, и возник каббализм. Он, в общем-то, очень сильно отличался от иудаизма. Согласитесь, это не одно и то же — чтить Бога или «божественное ничто». Тем не менее у евреев религиозного раскола не случилось. Разным общинам было важно поддерживать между собой деловые связи, поэтому каббалисты мирно уживались с ортодоксальными иудеями.

В Иране некий Мани заразился учениями гностиков, соединил их с зороастризмом, и появилось манихейство. От зороастризма оно сохранило дуализм добра и зла. Но эти понятия поменялись местами. Злом объявлялся весь материальный мир, якобы сотворенный дьяволом. А задача верующих состояла в разрушении этого мира, в том числе и собственного тела, дабы высвободить частицы «божественного света», плененного материей. Манихейство быстро нашло последователей — охотников разрушать всегда хватает. Что же касается разрушения самого себя, то способы применялись разные. Кто-то ударялся в крайний аскетизм, но это было не интересно и неприятно. Свальные оргии и наркотики привлекали куда больше желающих.

В Персии манихейство запретили, поскольку Мани выступил против зороастризма. Но подобный запрет стал редким исключением для иранцев, их страна была очень веротерпимой. Зороастрийцем мог быть лишь перс по рождению, а остальным народам предоставлялось верить во что угодно. В Византии еретиков сурово преследовали, и персы охотно принимали к себе ариан, монофизитов, несториан, гностиков. Сохранились и манихеи, они приспособились маскироваться под христиан, иудеев. Каббалисты, гностики, манихеи взаимодействовали между собой, создавали различные секты.

Они претендовали на переустройство мира в соответствии со своими теориями, и первой от этого пострадала сама Персия. В V в., опираясь на сектантов, устроил революцию визирь Маздак. Он вознамерился строить «царство разума». Знать казнили как «сторонников зла», ее имущество конфисковывали, женщин из гаремов «обобществляли». А львиная доля награбленного шла руководителям революции, это признавалось «разумным», ведь они выступали главными поборниками «добра». Маздакитов подавили и истребляли поголовно. Но сектанты затаились, попрятались, и Персия оставалась гнездом всевозможных ересей.

После арабского завоевания эта религиозная мешанина полезла наружу. Евреям перемена власти в Иране очень не понравилась. Они лишились почета и привилегированного положения, которое занимали при шахах. В 690 г. персы подняли восстание, и евреи активно поддержали их. Но с мятежами арабы не церемонились, давили без пощады. И как только запахло жареным, проигравшие кинулись спасаться кто куда. Иосиф бен Иегошуа Га-Коген писал, что «многочисленные евреи из страны Парас» бежали «в страну Русию и землю Ашкеназ (Германию) и Швецию». Точнее, не в Русию, а в Хазарию, в Русию они перебрались значительно позже.

Но и тайным сектам стало неуютно. Арабы гораздо внимательнее, чем персы, вникали в духовные вопросы: ведь представителей одних верований требовалось обложить дополнительным налогом, других — обратить в ислам. Часть манихеев подалась на восток, в Уйгурию, навязала ей свою религию. Другие бежали на запад, их приняли короли лангобардов. От них ереси поползли по Италии. В городах создавались общины «патаренов», появились и сатанисты — если материальный мир «от лукавого», выглядело логичным поклоняться ему.

Некоторые сектанты укрылись в пустынных и малодоступных районах. В горах Армении и Малой Азии поселились так называемые павликиане. Они использовали христианскую терминологию, но суть их учения была манихейской. Павликиане полагали, что мир сотворен и захвачен дьяволом, считали злом государство, Церковь, отрицали браки, в общинах процветала «свободная любовь». Но эти общины отнюдь не были мирными кружками инакомыслящих. Они развернули оголтелую войну против христиан, совершали набеги на их селения. Разрушали храмы, безжалостно убивали всех, «поклоняющихся кресту». В живых оставляли лишь девушек и юношей, которых продавали в рабство. Торговля захваченными невольниками как раз и стала основным промыслом павликиан.

Многие еретики очутились в Средней Азии. В больших торговых городах они легко находили и вербовали сторонников. Для местных жителей это обернулось бедствиями. После гибели Тюркского каганата Средняя Азия разделилась на ряд государств. Самым сильным из них был Хорезм, он отбил несколько арабских наступлений. Но в 712 г. сектанты организовали здесь революцию. Табари писал, что они расправлялись «с хорезмийской знатью, отнимая у нее имущество, скот, девушек, дочерей, сестер и красивых жен». Хорезмшах Чаган бежал к арабам и попросил у них помощи. Они согласились в обмен на подданство халифу и принятие ислама. Овладели Хорезмом, казнили революционеров, и хорезмийцы, спасенные от бесчинств, стали с этого времени ревностными мусульманами и друзьями арабов.

В 730-х гг. начались антиарабские восстания в южной части Средней Азии. Они разлились широко, перекидывались от города к городу. Для подавления войск не хватало, и наместник халифа Наср ибн-Сейяр набирал полки добровольцев в Персии. Различные сектанты тоже поучаствовали в восстаниях. Но они, избивая чиновников халифата, пытались сами захватить власть и насаждать собственные порядки. Это раскалывало повстанцев, ссорило между собой. Завоевателям их раздоры были на руку. Они не особо интересовались разногласиями среди мятежников, карали всех подряд. Да так карали, что от «веселой Согдианы» остались руины городов и сел с грудами трупов, кучами отрубленных голов, лесами кольев и виселиц. А толпы пленных женщин и детей переполнили рынки, цены на рабов упали небывало низко. Такой товар не окупал содержания. И арабские командиры рассчитывались с солдатами-персами этими же женщинами и детьми, участками опустошенной земли. От смешения персов и согдианок образовался новый народ, таджики — «таджиками» называли воинов халифа.

Уцелевшие повстанцы разбегались в Индию, в Китай. Находили пристанище и в Хазарии. Она была еще более веротерпимой страной, чем Персия. Принимала всех, не мешала никому соблюдать родные обычаи. Тюркская верхушка исповедовала митраизм, культ неба-Тенгри. Мадьяры были огнепоклонниками, хорезмийцы — солнцепоклонниками. Особые верования были у хазар, славян. В Хазарии проживало немало иудеев, хватало и христиан — аланы, готы, крымские и таманские греки. Византийский император Лев III всячески укреплял союз с Хазарией. Даже женил сына Константина на дочери кагана Чичак, в крещении она получила имя Ирина. Общаясь с греками, переходили в христианство и другие хазары, русы. Их было немало, Константинопольский патриарх учредил для них Хазарско-Хорезмийскую епархию, позже она развернулась в митрополию из семи епархий.

Империи и впрямь требовалось держатьсй за друзей. Арабов отбросили от Константинополя, но их позиции в Малой Азии располагались совсем недалеко от столицы. Внутри государства тоже было неладно, оно не имело прочного тыла. Мусульманских и болгарских ударов избежали итальянские владения Византии. Но в них все более отчетливо проявлялись сепаратистские настроения. Местные аристократы и богачи с завистью поглядывали на соседние королевства и герцогства. Власть императора их раздражала. Хотелось таких же «свобод», как у западных феодалов. Почему бы не отделиться от греков?

А тон самостийникам задавали папы римские. Они были подданными императора, а по своему духовному рангу не отличались от патриархов Константинопольского, Александрийского, Антиохийского, Иерусалимского. Но Рим кичился прошедшей славой «мировой столицы». Поэтому и папы претендовали на исключительное положение, на первенство в церковной иерархии. Теперь же восточные духовные центры Александрия, Антиохия, Иерусалим, оказались в составе Арабского халифата. А папы окормляли не только итальянцев, но и государства франков, лангобардов, баварцев, имели в этих странах церковные земли, епископства, монастыри. Чувствовали себя независимо, и уже не желали быть послушными исполнителями воли императоров.

Напрашивались совсем другие идеи — ведь наверное, не император, а папа должен считаться главой христианского мира? Даже в относительно благополучные времена Рим начал конфликтовать с Константинополем. Под разными предлогами, иногда чисто формальными, папы не принимали указов Константа, Константина IV, Юстиниана II. Доходило до угроз, репрессий, Константин IV сослал строптивого папу в Херсонес, где тот и умер. А когда за престол империи передрались самозванцы, Рим вообще перестал признавать их.

Ну а дальнейшие события приняли совершенно непредвиденный оборот. Заразилась ересью… сама Византия. Лев III Исавр, спасший Константинрполь от арабов, приобрел огромную популярность в армии и народе. Но происхождения он был довольно темного, родился и вырос в Исаврии, горной области на границе с Сирией. В этих глухих местах контроля правительства почти не было, тут прятались всевозможные сектанты, и император оказался приверженцем какого-то тайного учения. В 726 г. он неожиданно провозгласил кампанию иконоборчества. Официально ее обосновывали тем, что мусульмане обвиняют христиан в «идолопоклонстве». Вот и нужны, мол, церковные реформы, чтобы избежать нападок.

На самом же деле, развернулась настоящая атака на христианство. Мало того, Лев III замышлял вообще изменить религию. Он издал указ о поголовном крещении евреев, и реформированное христианство, по его мысли, должно было слиться с иудаизмом. Хотя евреям такая перспектива не показалась привлекательной. Они указ проигнорировали. Тем не менее, император относился к ним весьма благосклонно, не настаивал и не наказывал их за непокорство. С христианами обходились иначе. Было велено уничтожать иконы по всей стране. В Константинополе гвардия учинила побоище женщин, пытавшихся защитить чудотворный лик Спасителя-Антифонита. Казнили 30 священнослужителей, посмевших возражать и протестовать, многих лишали сана, ссылали. В Греции православные восстали, их жестоко подавляли [144].

Зато для сепаратистов иконоборчество стало настоящим подарком. Сам император подарил им вполне законный и настолько вопиющий предлог послать его подальше! Папа Григорий обрушился на Льва III с гневными обличениями и разорвал с ним отношения. От Византии отпали почти все итальянские владения. А привести их к повиновению у императора уже не было сил. Повторялись бунты на Балканах, началось брожение в других частях империи, и Льву Исавру пришлось свернуть кампанию. Еретические требования в общем-то не отменялись, патриарх и столичное духовенство не рисковали противоречить монарху. Но в провинциях иконоборческий эдикт не выполнялся, и на это закрывали глаза.

Однако Лев III постарался вырастить ярым еретиком наследника, Константина V Копронима. «Копро» — по-гречески «дерьмо». При крещении, когда царевича погружали в купель, он обделался и тем самым как бы дал себе имя. Это прозвище он полностью оправдал. Опорой Копронима стали охваченная ересью армия и разложившаяся столичная чернь. Вот ей-то духовная сторона дела была совершенно безразлична. Ей нравилось громить, хулиганить, любоваться казнями и издевательствами. Константин V открыл для этого широкие возможности. В 754 г. он провел церковный собор, назвал его «вселенским». Было предано проклятию почитание икон, святых мощей. Иконы и фрески в храмах уничтожали, заменяли светскими картинами. Мощи сжигали, выбрасывали в море. Копроним решил ликвидировать и монашество. Монастыри крушили, превращали в склады, казармы, конюшни.

А на тех, кто остался верен Православию, обрушились расправы, сравнимые только с гонениями языческого Рима. Многие приняли мученическую кончину. Один из источников упоминает 340 монахов в тюрьме Константинополя — без глаз, носов, ушей, с отрубленными руками, ногами. Кульминацией бесчинств стали «празднества» на столичном ипподроме в 765 г. Монахов соединили попарно с монахинями и вели в позорном шествии. Зрители оплевывали их, били, швыряли камнями. Император кричал, что монахи не дают ему покоя, а народ вопил в ответ: «Больше уже нет этого отродья». Патриарха Константина провезли в шутовской одежде, посадив на осла задом наперед, а толпа закидывала его грязью. Потом патриарха, 19 вельмож и их родных обезглавили.

Каратели свирепствовали и по провинциям. В 766 г. в Эфесе патрикий Михаил Лахондракон согнал со всех окрестностей монахов и монахинь, объявив им: «Кто не хочет быть ослушниками царской воли, пусть снимет темное одеяние и тотчас возьмет себе жену, в противном случае будет ослеплен и сослан на остров Кипр». Кто-то покорился, большинство было изувечено и погибло. Репрессии были и в Крыму, пострадал св. исповедник епископ Стефан Сурожский.

Колоссальные богатства, награбленные в храмах и монастырях, позволили Копрониму усилить армию. Он, как и его отец, проявил себя умелым полководцем. А хазарских каганов его религиозные воззрения не интересовали. Они оставались надежными союзниками императора. Каганат восстановил свое господство на Северном Кавказе, и теперь уже не арабы наступали на север, а хазары и русы беспрестанно вторгались в их владения. Захватывали Тбилиси, громили Армению. А территория Азербайджана была полностью разорена. Раньше она была населена христианами-агванами, но по ним столько раз прокатилась война, что властям халифата пришлось заново заселять здешний край мусульманами из Персии. Они смешались с остатками агван, и образовался еще один новый народ, азербайджанцы.

Удары хазар и русов немало помогли императору, он отобрал у арабов Малую Азию. А после этого расторг союз с Болгарией. Правда, она строго соблюдала договор, заключенный с отцом Копронима. Получала дань, но не тревожила византийских границ, присылала отряды конницы для операций против халифата. Константин V пришел к выводу, что надобность в союзе отпала. Если его армии одолели арабов, неужели болгары выдержат? Их царство Копроним рассчитывал вообще разрушить. Но он переоценил свои силы и недооценил противника. В боях на Балканах византийцы завязли прочно и надолго, то и дело терпели поражения.

Северные союзники императора в войнах с болгарами тоже участвовали. Греческие хроники отметили, что в 773 г. Копроним отправился на Дунай со своим флотом и эскадрой русских кораблей. Однако другие славянские племена выступили на противоположной стороне. Славяне, жившие внутри империи, восстали, послали 20-тысячную армию на помощь болгарскому царю. И если Константина V сопровождала в походе русская флотилия, то еще одна флотилия примерно в эти же годы напала на греческие владения в Крыму [76]. «Великая рать новгородская» под командованием князя Бравлина проутюжила берег от Херсонеса до Керчи, после десятидневной осады взяла штурмом Сурож (Судак).

Хотя у гробницы св. Стефана Сурожского Бравлин раскаялся, освободил пленных и принял крещение. Может быть, после того, как узнал, что св. Стефан претерпел гонения и мучения от императора? Житие св. Стефана упоминает и крещеного хазарина Юрия Тархана, который подружился с князем, находился вместе с ним в храме. И стоит отметить, что обращенные «варвары» становились куда более твердыми христианами, чем многие коренные византийцы. Даже жена Копронима, хазарка Ирина-Чичак, до конца дней была убежденной православной. Старалась сдерживать мужа, помогала иконопочитателям, воспитывала в христианском духе сына, Льва Хазара. А дочь императора Анфуса под влиянием матери стала настоящей подвижницей, истратила все свое состояние на приюты для сирот и постриглась в монахини [144].

Но стоит коснуться и итальянских провинций, отделившихся от Византии. Независимость обернулась для них совсем не теми последствиями, о которых они мечтали. Как только они лишились защиты империи, на них полезли лангобарды. Захватывали города, грабили, уже готовы были наложить лапу на Рим. Выручило его королевство франков. Оно взяло римских первосвященников под покровительство, поколотило и приструнило лангобардов. В выигрыше оказались короли франков, они получили мощную поддержку папы. Но и церковь не осталась в накладе, она приобрела в западных странах солидный политический вес. При королях и феодалах, не умеющих читать и писать, епископы и священники занимали посты министров, секретарей, советников, получали щедрые пожалования. А чтобы закрепить эту монополию и не допустить распространения грамотности, западные иерархи созвали собор и постановили, что богослужения и вся церковная литература должны вестись только на трех языках: латыни, греческом и еврейском (попробуй-ка, выучи!) Так родилась еще одна ересь, католическая.