Воздух небесного Града

Белгородский чудотворец Иоасаф

Я люблю наш язык, люблю ту плавную текучесть, когда согласные и гласные, мерно чередуясь, убаюкивают слух. Мо-ло-ко, го-лова, до-ро-га… Можно лечь на эти «о-о-о» и «а-а-а», лечь, словно уставший пловец – на спину, и отдыхать. «Чужой» вторгается в жизнь не только вихрем непонятной энергии или непривычным разрезом хищных глаз. Чужак нарушает твой покой и распространяет вокруг себя тревогу непривычными звуками. Гортанные и отрывистые, как крики погонщика, или хлёсткие, резкие, как щелчок бича, чужие звуки заставляют вобрать голову в плечи и сжать кулаки. В этой чужой звуковой стихии нельзя отдохнуть и нужно внюхиваться в воздух, ожидая опасности.

Я почувствовал это впервые очень давно, классе в пятом, на уроке рисования. Наша учительница (умница!) выводила уроки за рамки программы, и мы не только перерисовывали стоящую у неё на столе вазу, но и слушали рассказы о жизни художников, о разных странах и их культурах. Это она привела нам примеры языков, в которых многие согласные идут подряд, и написала на доске всем известную фамилию: Мкртчян. Я хорошо знал, благодаря телевизору, милое и незлое лицо человека, носившего эту фамилию. Но лицо лицом, а звуки – звуками. Какой-то чужой ветер, то ли знойный из степи, то ли прохладный – с гор, шевельнул тогда мою детскую шевелюру при звуках «м-к-р-т-ч».

Но есть и другая филологическая крайность, есть другие слова, в которых многие гласные нанизываются друг на друга и, хотя создают трудности при произнесении, никого не пугают. И-о-анн, И-о-асаф, И-о-ав. Эти слова пришли к нам из еврейского, то есть из языка, где гласные звуки на письме не изображаются. Такой вот парадокс – обилие гласных в словах из языка, в котором гласные не пишутся.

Я могу теперь перевести дух. Нужное мне имя названо. Теперь можно его повторить: Иоасаф, – и затем повести речь о человеке, чья личность скрывается за этим именем. Так издали, и как-то боком, и вприприжку – я подбирался к теме. А вы думали, как можно говорить о святых сегодня? Вот так просто: «Святой такой-то родился там-то, совершил то-то, память тогда-то». Нет, господа. Этот номер не пройдёт. Вернее, пройдёт, но плодов не даст. Извольте подобраться к священной теме в обход, через карту звёздного неба, через вопросы теоретической физики или через анализ архитектурных особенностей ансамбля Новгородского Кремля. Иначе толстая кость и не менее толстая кожа обывательского лба не пропустят внутрь своего черепа вами поданную информацию. А уже через час новый поток информации смоет всякую память о том, что вы сказали, и значит, святое зерно, посеянное при дороге, склюют птицы.

Иоасаф. Святой епископ Белгородский. На этом свете пожил немногим больше сорока девяти лет. При жизни был известен как человек одновременно строгий и милостивый. К безбожникам, к нерадивым попам – строг, к убогим, старым, кающимся – милостив. К себе самому строг – до беспощадности. По смерти – славен как чудотворец. Мощи нетленны и благодатны. Родился в день Рождества Богородицы и назван в честь отца Её Иоакимом. Отсюда и продолжим чуть подробнее.

Как видим, имя его и до монашества было богато всё теми же гласными: «и-о-а». Еврейское имя, в скрытом виде содержащее неизреченное имя Божие, примет он потом и в постриге. Родившись в день Рождества Пречистой, нося в младенчестве имя Её отца, будущий святитель чудесным образом с раннего детства полюбил молитву и полюбил Царицу молитвы – Пресвятую Богородицу. Восемь лет было Иоакиму, когда отец его видел в видении Божию Матерь, говорящую с отроком и произносящую:

«Довлеет Мне молитва твоя». Это, между всем прочим, говорит и том, что в святости есть тайна, раз уже в восемь лет ребёнок мог радовать своими молитвами Богородицу.

Поскольку мы не пишем подробный биографический очерк, промчимся, словно Гоголь на тройке, мимо юношеских лет, пострига, монашеского искуса первых лет, скорбей, смены обителей. Остановимся на том периоде, который дал владыке вторую часть имени – Белгородский. Последние шесть с небольшим лет Иоасаф был епископом Белгорода. Он встретил скудость, грубость, разруху и невежество. Говорят, местный юродивый Яков встретил владыку на подъезде к городу и «доложил ситуацию». «Церкви бедные, паны вредные, а губернатор – казюля». Если предреволюционное время рисуется в нашем воображении красками свежими и яркими, то одно из двух: либо мы не знаем сути дела, либо Белгород к Святой Руси не принадлежал.

Любое житие великого отечественного святителя вскрывает перед нами одинаковые язвы: духовенство бесправно и малограмотно, дворянство атеистично либо вольнодумно, народ беден и тёмен. С этим боролся Димитрий Ростовский. Против этого же восставал Тихон Задонский. Не иные проблемы пришлось решать и Иоасафу.

Духовенство нужно было перевоспитывать, употребляя власть, народ нужно было учить, подавая пример. Хуже всего было с помещиками и дворянами. Те могли пороть попов наравне с крепостными, могли и епископу съездить по уху кулаком, как это было со святителем Тихоном. В Иоасафовой же пастве был такой барин, который недействующую церковь в своём имении разобрал на кирпич и сделал ограду для дома. До большевистских злодейств было ещё полтора столетия, но дорога к ним уже была вымощена. В общем, сколько бед перетерпели чистые и пламенные души в ежедневной борьбе с вездесущей грязью, нам понять трудно. Если же захотим понять, то для этого есть специальная и подробная биографическая литература.

Хотя дело не в подробной информации. Архиерею предстоит во все времена одна и та же задача. Во-первых, победить свои немощи, со-распяться Христу, умереть для мира. Затем, освятившись, он должен других освящать; став светом, других просвещать. Если первая часть задачи не решена, то вторая, в силу неумолимости духовных законов, решена быть не может. Если же человек совершает свой внутренний труд терпеливо и мужественно, если он по мере приближения к Богу начинает и других вслед за собой вести, то мир восстанет на такого человека всегда. Восстанет с клеветой, восстанет с кулаками, восстанет при феодализме, восстанет при демократии.

Святитель Димитрий Ростовский, кстати, похож на Златоуста. Не только яркостью проповеди, но и широтою знаний, и пафосом, с которым он обличал «дела тьмы». Святитель Тихон похож на Григория Богослова. И тот, и тот – любители пустыни, молчания, одиночества. И тот, и тот – любители слёз, добровольной бедности, непрестанной молитвы. Это – образ страдальцев, которые плачут о Небесном Отечестве и не успокоятся, пока туда не переселятся.

А Иоасаф похож на Николая Чудотворца. Он не пишет так много, как Тихон. Он не говорит так много, как Димитрий. Но он входит в бедные хижины стопами Мирликийского святителя, он тайком раздаёт деньги и вещи, покупает дрова, сам рубит их, если в доме только старухи и дети. Тихон Задонский, чтобы вести жизнь тихую и молитвенную, оставил кафедру. Иоасаф, чтоб делать то же, на кафедре остался, но вёл жизнь двойную. Днём это – облечённый высокой властью строгий и мудрый человек. Ночью это – странник, обходящий с пригоршнями милостыни бедные жилища, или подвижник, не позволяющий глазам закрыться, проводящий всю ночь на молитве.

Ресурс, который при любви к себе можно растянуть на десятилетия, святой тратит за годы. Поскольку любит он Бога и ближних. Особенно тяжко ему, если живёт он не в пустыне, а среди многолюдства, вникая в ежедневные чужие беды, сострадая, ужасаясь, жертвуя собой. Иоасаф, как было сказано ранее, до полстолетия не дожил. 50 лет – это некий рубеж. Иисусу Христу, Предвечному Божиему Слову, Который во дни плоти Своей в глазах людей был молод, иудеи говорили: Тебе нет ещё пятидесяти лет, – и Ты видел Авраама? (Ин. 8:57). И Иоасафу не было пятидесяти лет, но в детстве он видел Богородицу, при жизни непрестанно очищал сердце, чтобы иметь возможность узреть Бога (см.: Мф. 5:8), а теперь лицом к лицу видит Господа, Воскресшего из мёртвых.

Иоасаф, урождённый Горленко, сын бунчукового товарища Андрея Дмитриевича. Лет на земле прожил от рождения сорок девять. Свят несомненно. Почитаем всецерковно. И в крещении, и в монашестве носил имена, нашему уху не привычные: И-о-аким и И-о-асаф. Да помилует нас его молитвами Христос в оный день Суда, справедливого и страшного.