Возмещение ущерба

14

Пол возле ее двери задрожал. Дана потянулась к телефонному аппарату на столе, приложила к уху трубку, а дверь все не распахивалась. Она повесила трубку, дожидаясь, когда же Марвин Крокет осмелится наконец войти. В ее первый по возвращении на работу день они уже виделись с ним утром в коридоре, и Крокет опасливо покосился на нее, видимо, припомнив их последнее столкновение и как она опрокинула на него стол. По словам Линды, Крокет выскочил тогда из ее кабинета, как разъяренный бык на улицах испанской Памплоны, пронесся прямиком к Гэри Термонду, где бушевал и вопил добрых пятнадцать минут, расписывая эмоциональную нестабильность Даны и непрофессиональность ее поведения. По-видимому, заключил он свой монолог требованием предоставить ему на блюде голову Даны, а за невозможностью последнего — требованием ее немедленного увольнения. Термонд, этот закаленный в боях шестидесятипятилетний боевой конь, знавший и ценивший Джеймса Хилла-старшего и в зале суда, и на полях для гольфа, по-видимому, не согласился. В утро ее возвращения табличка с фамилией Даны оставалась на своем месте — на стене возле ее двери, а на столе в кабинете был букет цветов.

Пол снова дрогнул, и Дана успела схватить трубку на полсекунды раньше, чем в кабинет ворвался Крокет:

— Мы ждем предложения от Металлического кон…

Она подняла на него глаза с притворной досадой, после чего вернулась к воображаемому разговору, предоставив Крокету переминаться с ноги на ногу. Он все не уходил, и она, зажав трубку подбородком, как можно шире развела руки в стороны, показывая, что разговор обещает быть долгим. Крокет нахмурился и, изобразив в свой черед, что ему требуется сообщить ей что-то немедленно, выкатился, оставив дверь открытой. Выждав еще секунду, Дана положила трубку, и в кабинет тотчас же заглянула Линда:

— Что-нибудь надо?

Дана покачала головой:

— Нет, Линда, спасибо. Все в порядке.

Линда вошла и прикрыла за собой дверь.

Внешность этой двадцатилетней девушки была впечатляющей: огненно-рыжая грива, в правой мочке — несколько серег, кольцо в носу и татуировка на спине. Все это не очень вписывалось в образ почтенной юридической фирмы, какой хотела выглядеть на рынке юридических услуг «Стронг и Термонд». Но Линда проявила осмотрительность. На интервью она явилась в старомодном и строгом синем костюме и с волосами, утянутыми в пучок. И облик этот она более или менее сохраняла все девяносто дней своего испытательного срока, после чего сбросила личину, явившись, как пестрая бабочка из куколки. Некоторые из компаньонов пожелали ее уволить, но секретарем она оказалась первоклассным, и всякая заявленная причина увольнения в суде по трудовым спорам была бы расценена как безосновательная и признана лишь хитрой отговоркой. Взамен ее стали перебрасывать от одного служащего фирмы к другому, и каждый из них пополнял ее личное дело какой-нибудь очередной идиотской претензией. В конечном счете она оказалась в приемной перед кабинетом Даны, и за два прошедших с тех пор года между ними возникла дружба — этакая близость двух отщепенцев.

— Я рада, что вы опять здесь, — сказала Линда.

— И я рада, что ты здесь со мной.

— Крокет затребовал все ваши бумаги и счета. Хочет что-нибудь нарыть. Я видела его докладную насчет той презентации. Он в ней здорово вас чихвостит.

Дана улыбнулась: теперь все это казалось такой мелочью.

— Спасибо, что заботишься обо мне. Но не наживи себе неприятностей, Линда. Не давай им повода тебя уволить. Сделай то, что он просит. Насчет Крокета я не беспокоюсь: он может придираться ко мне, но не к моей работе. Это-то его и бесит. — Она подмигнула: — Впрочем, тебе ли не знать, как это бывает.

Линда хмыкнула:

— Может, и вам стоит кольцо в нос продеть?

— Лучше я ему в нос кольцо продену! Позаписывай звонки, пожалуйста. Мне надо заняться кое-какими личными делами.

Когда дверь за Линдой закрылась, Дана придвинула к себе стоявшую на полу коробку с личными бумагами Джеймса. Следующий час она изучала кредитную карточку и разбиралась в банковских счетах брата. Состояние Джеймса было довольно значительно, но так как большая его часть была им утрачена вследствие перехода на преподавательскую работу, финансовые дела его оказались довольно прозрачны. 183 тысячи долларов в пенсионном фонде и еще 78 тысяч — в ценных бумагах. Дом на Грин-Лейк оценен в 425 тысяч долларов. 62 тысячи наличными, вырученные от продажи дома на Капитол-Хилл, были вложены в инвестиционные фонды открытого типа. Вдобавок имелась страховка жизни на миллион долларов. Дана уже связалась со страховой компанией. Там ей сообщили, что начинается расследование, видимо, для выяснения, не сам ли он избил себя до смерти — версия самоубийства полностью еще не отвергалась. Брайен Гриффин уверял ее, что составлял для Джеймса и завещание, и доверенность на управление имуществом. Но копий Дана не обнаружила. Ей надо было встретиться с Гриффином, и они договорились пообедать вместе, как она и обещала.

Банковские операции Джеймса были в компьютере. Пароль значился на обороте файла — М — о - л — л - и. Дана отыскала в Интернете его кредитку, прошлась по строчкам. Внимательно изучив ее, она не нашла, чего искала, и, переключившись на банковские операции, проглядела его счета за последние девять месяцев, но ни кредитных снятий со счетов, ни выданных чеков там не значилось. Она уже хотела отключить компьютер, как вдруг внимание ее привлек чек, выданный компании «Недвижимость Монтгомери», — чек тем более загадочный, что никакой недвижимости, кроме дома, брат не имел.

Вновь пройдясь по строчкам счетов, она заметила такой же точно чек и в предыдущем месяце и еще один — четырьмя месяцами раньше. Она записывала название компании в своем блокноте, когда зазвонил ее телефон — внутренний звонок.

— Я помню, что вы просили не беспокоить, — сказала Линда, — но вам звонит доктор Бриджет Нил. Она сказала, что это важно.