Возрождение

ГЛАВА 48

В следующие несколько недель у меня не было возможности поговорить с Ниелем или найти ответы на свои вопросы. Ниель больше не спрашивал меня о сыне и ничем не выказывал своего неудовольствия. Я продолжал учиться ходить по снам, но не больше двух часов в день. Ниель сказал, что ему необходимо время на подготовку заклятий, чтобы осуществить мое превращение. Он никак не намекал, когда, как, где произойдет это событие, только еще раз пообещал, что я смогу выбирать на каждом этапе превращения. Обычные уроки, сон и еда отнимали у меня все меньше времени, но я почему-то все равно был все время занят. Хотя Ниель так и не ответил на мои вопросы, он позаботился о том, чтобы мне хватало дел.

Он усадил меня читать свитки в библиотеке, истории о мадонеях, их сказки, поэзию, научные исследования. Они жили полной жизнью, вникая во все загадки Вселенной и постигая ее красоту. Жизнью, в которой был мир во всем многообразии, от горных вершин до океанских глубин, где жили удивительные создания, неведомые в нашем мире. Они все время учились, узнавая, как растут деревья, почему изменяется погода и откуда берутся легенды, тонко чувствуя живопись, музыку и их влияние на душу человека. Целыми днями я проводил за чтением, но не обрел и малой доли их знаний.

А в других комнатах мой нынешний наставник придумывал для меня задания, простейшие заклятия, не требующие всей силы мадонеев. Один день я провел, исследуя мир внутри дерева, бродил по протокам, охватывающим тело дерева, путешествовал по стволу от корней до самым маленьких листочков на ветвях. Я шагал по годовым кольцам рассказывающим его историю, годы засухи и упоительных дождей, пожаров, бурь и набегов паразитов. Находясь внутри зеленого листика, я чувствовал пульсации его роста ощущал, как горячее солнце ласкает мою спину, и впитывал жидкость, несущую в себе жизнь. Я вышел из заклятия, пораженный его силой и красотой, изумленный тем, насколько я понимаю его. Запах, вкус, чувства этого дерева, его жизнь, не похожая на жизни других, стали частью меня, я совершенно искренне мог сказать: «Я дуб, именно этот дуб из множества дубов мира». Я мог бы назвать его имя, если бы мой язык и губы были приспособлены для таких звуков.

– Хорошо получилось? – спросил Ниель, его седые брови сошлись у переносицы, когда я опустился на траву под тем самым деревом, освещенным луной. – Я не могу следовать за тобой в подобные места, как я могу ходить по снам. Это мне запрещено. – Запрещено, потому что у него отнято имя, канал души, по которому должна течь сила. Чудовищно лишить человека имени, так, чтобы его забыли даже те, кто знал, чтобы все дружеские и родственные связи испарились, как роса под солнцем. Когда кто-то умирает, все следы его существования умирают вместе с ним, вычеркнутые из свитков истории, словно их не было никогда.

– Хорошо. Просто прекрасно, – ответил я. – Не знаю, как будут складываться дальше наши отношения, Ниель, но я благодарю тебя за это путешествие. Я и представить не мог…

– Испытать бесконечное многообразие жизни… да, думаю, тебе понравится. Каждое путешествие – такое чудо. Красота и сложность творения развивают ум и расширяют душу. И весь мир ждет тебя, – сказал он, улыбаясь. В первый раз с момента моего возвращения в Кир-Наваррин на его лице отразилось явное удовольствие. – Я могу научить тебя тысячам подобных заклятий. Мне пришлось так долго ждать, чтобы поделиться ими с тобой.

И, как я уже один раз видел, улыбка полностью изменила его. Но на этот раз я не стал отводить глаза. Я попытался исследовать это существо, полное красоты, мудрости и силы, как я исследовал дуб. Идти по пути его мыслей, разгадывая загадки его намерений. Но у меня не было силы, зрение тут же затуманилось. Ниель предстал передо мной просто худощавым седым человеком с чудесными глазами, в которых светились доброта, любовь и давно сдерживаемая горечь.

Я сказал себе, что этот человек ненормальный, что все мои ощущения – просто наваждение. Но я был Смотрителем, меня учили видеть и чувствовать правду, он не притворялся. Все его проявления отражались во мне, словно я стал зеркалом его сердца. И я снова задал ему вопрос:

– Ниель, скажи, почему я здесь. Почему я?

Его улыбка померкла, и он снова не ответил.

Каждый день после моих занятий в библиотеке и путешествий я плыл над океаном снов, возвращаясь к Александру через моего спящего. Спасение Беков и взятие Ган-Хиффира было значительной, необходимой победой, рассказы о ней обрели собственную жизнь и распространились по всей Империи. Принц отправил Бодана к Эдеку в том же виде, в котором я доставил его, голым и связанным. Рискуя жизнью, четверо воинов Бека привели негодяя к ногам Эдека, оставив его решать нелегкую задачу. Отправить ли Бодана Хамрашам, рискуя потерять таких союзников, как могущественные Рыжки, или же не отдать Хамрашам их законную добычу, рискуя навлечь на себя месть, как это сделал Александр? Вместе с Боданом воины Бека доставили Эдеку еще один подарок – перышко сокола. Ни один человек в Загаде не мог ошибиться в значении этого подношения. Сокол Денискаров в полете. Александр приближается.

Ган-Хиффир был небольшим, но ценным приобретением, хотя, взяв штурмом крепость, принц тоже оказался вынужден решать нелегкую задачу. Сражения в Сире, Таине-Хорете и Ган-Хиффире стоили ему пятидесяти лучших бойцов, кроме них погибло еще сто пятьдесят человек. Хотя Беки были достойными союзниками, они не могли дать принцу воинов. Небольшой Дом решился участвовать в битве за северный Манганар, осознавая, что ему придется обучать воинов Юлая и Терлаха. Каждый человек будет на счету, когда они сойдутся с Рыжками в бою, где, несомненно, окажутся и присланные Эдеком воины из Загада. Если Александр не найдет людей немедленно, у него кончатся солдаты еще до того, как начнется настоящая война.

Ответ был найден с помощью Блеза. Александр попросил его найти воинов. Ход был прекрасный. Блез владел словом лучше, чем мечом, вызывая в слушателях живейший отклик. И он разнес по Манганару, Сузе и Триду новость, что Аведди поднимает знамя их давно погибших королевств и будет сражаться бок о бок с их правителями. В следующие недели, когда я наблюдал прибывающие в Зиф-Акер отряды рудокопов и пастухов, крестьян и молочниц, взволнованных и сосредоточенных одновременно, я понял, что Блез нашел свое истинное призвание.

Что касается более опытных бойцов, принц нашел занятие и им. Лорд Серег, умный и воспитанный четвертый лорд Беков, остался при Александре. Прошло несколько дней, и он вместе с Рошем отправился поговорить с Мардеком в Карн-Хегесе, с Фозети в Вайяполисе и прочими небольшими семействами, которые обещали поддержать Александра, если его поддержат и другие. Серег представлял собой живое доказательство этой поддержки, когда сообщал, что Александр сражается не для того, чтобы вернуть трон Империи, а для того, чтобы создать новый мир.

Пока Блез с Серегом увеличивали армию, Александр совершал небольшие набеги, причиняя знатным дерзийцам и их слугам массу неприятностей. Свои обширные знания о жизни и нравах Империи Александр использовал, выбирая очередную жертву. Мы похищали сборщиков податей, не самых свирепых, а тех, с кем можно было договориться, припугнув, очаровав или продемонстрировав законного монарха, заставляя их снижать налоги, душившие купцов, которые, в свою очередь, обирали несчастных покупателей. Вместо того чтобы нападать на отдельные караваны, мы напали на три больших торговых города в пустыне, прекратив движение товаров к центру Империи. Мы совершили набег на лагерь вештарцев, где наши шпионы обнаружили сидящих в клетках детей Наддасина. Я сидел на скале, глядя сверху на кровавые ошметки после битвы, и видел, как Александр освободил двести рабов. Он протягивал руки еле живым скелетам, помогая им встать и подносил собственную флягу к губам почти обезумевших от жажды людей. Тайные запасы зерна, спорные территории, собственность, принадлежащая разным членам семьи, торговцы племенными лошадьми… все самые уязвимые места Империи становились мишенями Александра.

Я участвовал в большинстве набегов. Когда я оказывался во сне и чувствовал, что приближается время набега, я просил Ниеля отправить меня к Феиду. Мадоней каждый раз настаивал, чтобы я подождал, пока не обрету «настоящую форму», чтобы мое тело не было таким уязвимым.

– Ты выбираешь этот нелепый путь добровольно, – спрашивал он, – или же уступаешь мольбам того, кому наплевать на твои раны? Подожди еще немного, ты станешь таким сильным, каким и не мечтаешь.

– Да, я выбираю сам. Я понимаю, что рискую, но гораздо опаснее оставаться в бездействии.

И как бы я ни уговаривал, ни упрашивал Ниеля, он отказывался рассказать, когда и как осуществится мое превращение. Он не собирался «идти на поводу нетерпения маложивущих созданий», ускоряя подготовку ответственного события. Поэтому я скрывал нетерпение и любопытство, все время работая, чтобы увеличить свою силу и крепость духа.

За все долгие недели подготовки я не говорил ни с одним человеком, за исключением Феида. Сначала это казалось мне сложным, но скоро я привык. Мой спящий пересказывал мне план набега, если в моих умениях нуждались, я отправлял его к Александру сообщить, что готов. Если особой необходимости во мне не было, я появлялся в разгар событий без предупреждения, выполняя то, что было необходимо: иногда помогал переломить ход сражения, иногда сдерживал врагов, давая Александру возможность уйти. Они выигрывали почти все битвы, и с моей помощью избегали серьезных поражений. Несмотря на недовольство Ниеля, я не мог покинуть друзей.

Мне очень хотелось отправить спящего в Загад и прикончить Эдека или лордов Двадцатки, чтобы ускорить ход событий. Но мое место было рядом с Александром. Клятва Смотрителя и человеческие привязанности по-прежнему составляли суть моего бытия, заставляли меня защищать и оберегать того, кто нес в себе божественную отметину, и я собирался делать это до конца своих дней.

Сначала Александр спрашивал Феида обо мне, пытался передать мне свои слова. Когда я появлялся рядом с ним, он усмехался и приподнимал одну бровь, как обычно, когда пытался разгадать мои загадки. Но недели шли, я оставался безмолвным, и он оставил попытки выстроить между нами мост. Если время и место позволяли, он приветствовал меня легким поклоном. Без улыбки. Без слов. Без вопроса в глазах. Прошло еще немного времени, и поклоны тоже прекратились. Мое присутствие воспринималось как удача, как хорошая погода или удобный для сражения ландшафт. Александр больше не пытался руководить моими действиями или предугадывать их, так же как он не пытался оказывать влияния на ветер или песок пустыни. Я чувствовал безграничную свободу, не связанный больше его вниманием или любопытством. Смутное сожаление я ощущал, когда видел, как он шутит с Фарролом или вместе с Элинор и другими товарищами склоняется над картой. Я обещал себе, что все изменится, когда Ниель покончит с нашими делами. А тем временем моя сила продолжала увеличиваться, как, впрочем, и желание силы.

Если я не учился и не сражался, то гулял или бегал, лазил по горам, стараясь освободить тело и разум от мыслей о превращении. Когда прошло уже почти четыре месяца с момента моего появления в Кир-Наваррине, я заметил однажды спешащего по коридору Каспариана и последовал за ним. Решительное выражение на его лице подсказало мне, что он торопится на свои занятия с мечом.

– Не возьмешь ли меня с собой? – окликнул я Каспариана, глядя, как он размашисто вышагивает по коридору. – Я тоже хотел бы поупражняться. – Погода испортилась, лили дожди, Александру я пока что был не нужен. Проведя в полном безделье два дня, я был готов скрежетать зубами от скуки.

Бросив на меня мрачный взгляд, из которого следовало, что он охотно сделал бы из меня сегодняшнюю жертву, Каспариан ответил:

– Идем, если хочешь.

Он сбежал по широкой лестнице, ведущей в подвалы замка, и остановился у арки, за которой я нашел его в первый день пребывания в Тиррад-Норе. За дверью царила кромешная тьма. Взмахом руки он зажег пятьдесят факелов, осветивших длинную узкую комнату, такую огромную, что фритяне могли бы проводить здесь свои рыцарские турниры. Справа и слева под невысоким потолком тянулись ряды арок, зрительно сужая помещение. В глубине стояла широкая скамья с различным оружием: мечи, ножи и копья различного размера и веса, луки, стрелы, пики, посохи, дубины, хлысты, а также невероятное количество разнообразных щитов и доспехов. Отличный выбор для человека, чьими противниками бывают только иллюзии.

– Мадонеи не всегда были миролюбивой расой, – ответил он на мой не заданный вслух вопрос. – Но мы переросли это, хотя некоторые из нас предпочитают не забывать боевые умения. Всегда есть какие-то твари, готовые напасть, они гораздо опаснее тех, что живут в вашем мире. – Пока Каспариан облачался в кожаный доспех, он продолжал рассказывать мне истории, которых не было в библиотеке Ниеля, об охоте на страшных зверей, о человекоподобных существах, пьющих кровь, о созданиях из огня, чье прикосновение губительно для души. – Теперь у меня другие противники, – объявил он.

Волна заклятия, и мы оказались на заросшем высокой травой лугу, который понижался к горизонту, переходя в болотистую низину. Раскаленное добела солнце светило в серебристом небе. Я в изумлении обернулся и увидел за спиной ту же комнату с арками. Хотя четкого прямоугольника не было, серое свечение было точно таким же, какое я привык видеть, отправляясь на битву с демонами. Между мной и входом в комнату возникло пять вооруженных существ.

– Я посоветовал бы тебе вооружиться или уйти, пока я буду с ними расправляться.

Уйдя с луга, я ощутил, как нестерпимая жара сменилась прохладой массивных каменных стен. Я повесил на крюк упавшую кожаную куртку и взвесил на руке несколько мечей. Но меня все еще занимали истории Каспариана. Желания участвовать в битве не было. Мне хватало настоящих убийств.

Поэтому когда пять воинов, залитых солнечным светом, двинулись на Каспариана, я замер в тени колоннады, намереваясь покинуть арену. Каспариан пошел в наступление, двигаясь быстрее любого двуногого создания, которое мне доводилось видеть. Когда я пошел к дверям, мне пришлось перешагнуть через одного из его соперников, который скорчился под аркой после удара в живот.

– Смилуйтесь… – Я был почти у самой двери, когда до меня донесся шепот умирающего, почти заглушенный криками и звоном мечей. Что за иллюзия может быть такой реальной, чтобы умолять о пощаде, когда создатель не слышит?

Я поспешил к поверженному воину и опустился на колени.

– Кто ты? – спросил я, снимая его кожаный шлем. – Что ты такое?

Светлые волосы, мокрые от пота, упали мне на руку, движение, видимо, отодвинуло несчастного на миг от порога смерти, он дернулся, задохнулся, застонал.

– Мне жаль тебя, кем бы ты ни был. – Я убрал волосы с его лица, и мой рот раскрылся от изумления. – Криддон?

Гаснущие глаза рей-кирраха расширились на миг, он попытался заговорить.

– Друг Сейонн, благородный Денас… – Из последних сил он вцепился в мою рубаху и притянул меня к себе. Кровавые пузыри лопались на его губах. – Спасайся. Иди к госпоже. Мы умираем…

Прежде чем я успел расспросить Криддона, его рука упала, и я почувствовал, как содрогнулся мир, как всегда бывает, когда умирает демон. Что творится за каменной стеной? Как Криддон оказался посреди заклятия Каспариана? Я считал, что Ниель забирает силу рей-киррахов через сны. Замешаны ли здесь заклинания Каспариана? И кто эта «госпожа»? Может ли она ходить в изумрудном платье и жить в гамарандовом лесу? Но мне некому было задавать свои вопросы, Каспариан был поглощен битвой, а Ниель куда-то исчез. Он не позволял задавать вопросы по утрам перед нашими походами по снам, но я поклялся, что после я не оставлю его в покое.

Но следующим утром мои планы изменились. Из снов я узнал, что Александр готовится к серьезной битве, и снова отправился в мир людей.