Изображать из себя плохого парня, когда ты на самом деле им не являешься — та ещё работка, но я учился быстро, да и стимул у меня был мощный. Кое в чём помог Тайсон. Собственно, он никогда не был плохим парнем — я имею в виду, он, скорее, вызывал у людей не страх, а брезгливость — но он как никто другой понимал все трудности этого дела. Тайсон воспринимал процесс обучения меня тонкостям злодейского имиджа как отменное развлечение. Мы уселись за кухонным столом, и он начал урок:
— Очень важно, в какой позе ты сидишь. Надо отодвинуться подальше от стола и хорошенько, нагло так развалиться.
Я попробовал.
— Не пойдёт, — забраковал Тайсон. — Ты всё равно слишком близко к столу — руки достают до тетради. А ты должен отодвинуться подальше, может, даже чуть-чуть наклонить стул назад, так чтобы все поняли: чтобы дотянуться до учебника, тебе требуются невероятные усилия.
— А, понял. Это как будто твои собственные книжки сами отталкивают тебя, не хотят, чтобы ты к ним прикасался.
— Точно. — Он прошёлся по кухне, внимательно изучая мою позу. — Ладно, сейчас вроде сидишь как надо. А теперь вообрази, что я учитель. Что будешь делать?
— Злобно пронзать глазами, — сказал я, — как будто вижу насквозь.
Тайсон покачал головой. Ответ неверный.
— Не-а. Для Грина, должно быть, сошло, потому что он первый начал злобно пронзать тебя. С учителем надо наоборот — избегать зрительного контакта.
Я попытался избегать.
— Да нет, не гляди в окно, а то похоже, что ты просто замечтался. И не вниз. Надо выбрать пустое место на стене и пялиться в него, чтобы становилось ясно — ты смотришь в никуда. И все должны понять, что делаешь ты это нарочно.
Я удручённо вздохнул.
— И что, всё это прямо так необходимо?
— Ну ты же хочешь выглядеть сволочью или как?
До наступления темноты я сходил в торговый центр и купил себе новое, «злодейское» одеяние: штаны и рубашки ужасного вида, с дырками и жуткими картинками. Вернувшись домой, я продефилировал перед Тайсоном в своём новом обличье. Вот теперь он встревожился.
— Ты чего? — осведомился я. — Или тряпки не те?
— Да нет... — замялся Тайсон, — я просто... ну, не знаю... Ты сам на себя не похож, Джаред.
Я глянул в зеркало, вмонтированное в дверцу его шкафа. Он прав. Я выглядел, словно злой двойник себя самого.
— Отлично, как раз то что надо.
Тайсон поёжился.
— Слушай, а зачем тебе это всё?
Но я ничего ему не рассказал. На то у меня имелись свои соображения, поделиться которыми я покуда ни с кем не мог.
В коридоре я налетел на маму. Та отреагировала немедленно:
— Мне не нравится, когда ты так одеваешься, Джаред.
Меня удивило не то, что ей мой новый стиль не по нутру. Меня удивило, как она это сказала — словно я уже одевался так прежде.
— Да сейчас все так ходят.
— Ты не все, — возразила она и добавила: — Будешь таскать это — стирай его сам. Я и пальцем не притронусь.
На следующий день я надел свои злодейские одёжки в школу, и эффект получился впечатляющий. Все встречные-поперечные оборачивались мне вслед — как ученики, так и учителя. Немало бровей ошеломлённо поднималось при виде моего поведения на уроках — развалистая небрежная поза, взгляд в никуда... Я словно бы окутался густой мрачной тенью, тяжёлой, как запах некоторых одеколонов.
Именно таким в глазах всех и должен быть лидер Теневого клуба. Мой великий эксперимент «Мрачный Теневой Владыка (МТВ)» начался.
Грин натуральным образом взъярился, что, с одной стороны, испугало меня, а с другой, можно сказать, обрадовало: теперь из нас двоих параноиком был он, а не я. На одной из переменок Джоди Латтимер попыталась передать мне какой-то конспект, но Грин помешал, устроив нечто вроде допроса третьей степени. Он вынырнул из ниоткуда и уставился на нас таким взглядом, словно мы занимались чем-то предосудительным.
— Это ещё что такое?! — набросился завуч на Джоди. Мы оба воззрились на него, словно он явился с Марса. — Я жду объяснений, мисс Латтимер!
На Джоди была её любимая джинсовая бейсболка, только сегодня она надела её как положено. Над козырьком бейсболки красовались ярко-оранжевые буквы «ТК».
— А что? — спокойно отозвалась она. — Мой папа ходит в теннисный клуб. Там таких кепок навалом.
Только тут мне стал ясен ход мыслей Грина. Он, конечно, думал, что «ТК» означает «Теневой клуб».
— Неужели вы отстраните Джоди от занятий из-за какой-то шапки? — поинтересовался я. Грин бросил на меня взгляд, способный заморозить море. Я знал, что на конец недели он запланировал встречу со мной и моими родителями. Он метал громы и молнии, грозил отстранением и исключением, и что греха таить — меня это беспокоило, потому что запись об исключении из школы остаётся в твоём личном деле на всю жизнь. И всё же рентгеновский взгляд завуча больше меня не пугал, потому что я ясно отдавал себе отчёт: видеть насквозь мистер Грин не способен.
Я всё больше проникаюсь уверенностью, что в термодинамике помимо известных трёх законов существует четвёртый. Наряду с законом сохранения энергии имеет место закон сохранения странности, или, иначе, «закон закидона», благодаря которому в мире поддерживается равновесие. В моём случае он выразился в следующем: в то время как я всё больше становился похож на худший кошмар всех матерей, кое у кого другого поведение изменилось в сторону большей нормальности.
Как-то на первой неделе эксперимента «МТВ», вернувшись домой из школы, я застал на кухне незнакомого пацана — тот копался у нас в холодильнике. Наверно, приятель Тайсона, решил я; хотя странно — Тайсон никогда не приводил своих друзей домой. Да и были ли у него друзья? Я уже собрался спросить чужака, что он, собственно, забыл в нашем холодильнике и не нужна ли ему помощь, но вовремя вспомнил, что я теперь Мрачный Теневой Владыка, и прорычал:
— Эй, приятель, берёшь товар? А платить кто будет?
Пацан обернулся. У него оказалось знакомое лицо в совершенно незнакомой упаковке.
— Привет, Джаред!
Вот тебе и раз. Это не был дружок Тайсона. Это был сам Тайсон. Его лохмы, чересчур длинные и вечно торчащие дыбом, а теперь коротко подстриженные, образовывали на затылке аккуратную, чёткую линию. Он даже сбрил реденькие козлиные волоски на подбородке, грозящие когда-нибудь стать бородой.
— А... э... — ошеломлённо промычал я, — классный причесон...
Как там называется штука, содержащая в себе логическое противоречие? Ах да, оксюморон. Вот его я сейчас и видел перед собой во плоти. «Тайсон Макгоу» и «аккуратная причёска» — если эти два понятия всунуть в одну фразу, они вызовут катастрофическое короткое замыкание в мозгу, что в данный момент со мной и произошло. Самый настоящий оксюморон. Впрочем, в моём случае это можно было назвать "вовсю-баран", потому что я стоял с разинутым ртом, тупо созерцая, как проявляется действие «закона закидона».
— Нравится? — спросил он, приглаживая ладонью то, что осталось от некогда пышной шевелюры.
— А... ну да... — промямлил я, с трудом приходя в себя. — Завтра все в школе ошизеют...
— Я подумал, что если ты превратился в собственного злого двойника, то я в лёгкую могу стать своим непсихованным двойником. — Тайсон схватил куртку и направился к двери.
— Куда это ты разогнался? — осведомился я. — Неужели на свиданку торопишься?
Я, понятное дело, шутил, но Тайсон и не думал смеяться.
— Вообще-то, так оно и есть.
Кажется, впереди замигала надпись «Сумеречная зона», вот только я не мог понять, откуда пришёл этот сигнал тревоги. «Можешь-можешь, — отрезвляюще зашептал мне внутренний голос, — ещё как можешь понять! Потому что Тайсон — это Тайсон. Земля, должно быть, сошла с орбиты, если Тайсон вдруг подстригся, и обзавёлся приятелями, и нашёл себе подружку, и...»
— И кто эта счастливица?
— Джоди Латтимер.
— Да ладно!
— Угу, мы идём в «Королеву сливок» поесть мороженого, ну и вообще потрепаться, то-сё, сам понимаешь...
— Тогда это не свидание! — проинформировал я его, хотя отлично понимал, что, фактически, это оно и есть.
Он передёрнул плечами.
— Да называй как хочешь.
И тут я заметил ещё кое-что. На нём была одна из моих рубашек.
— Эй, тебе кто разрешил?! — На этот раз я не разыгрывал из себя МТВ, я и вправду разозлился.
— А что? Ты же больше не носишь свои старые рубашки.
— Она тебе не подходит! Висит, как на вешалке, потому что у тебя грудь впалая!
Тайсон посчитал мои слова оскорблением, чем они, собственно, и являлись.
— И ничего не впалая! — Он выпятил рёбра. — Я тренировался! У меня теперь мышц до фига и больше!
Блин! Он прав, моя рубашка действительно сидела на нём как влитая, но ведь дело не в этом, дело в том, что... в том, что... Я не мог определить, в чём, но одно было ясно — меня это бесило.
И тут меня как молнией ударило. Тайсон предстал передо мной в совсем ином свете.
— И давно ты ходишь в моих рубашках?
Он пожал плечами.
— Ну, примерил одну вче...
И тут его лицо внезапно изменилось, когда он понял, почему я спросил. Он на мгновение задумался, черты его затвердели, как каменные, губы сжались в тонкую полоску.
— А, ну да, ещё было дело — на прошлой неделе я натянул твою рубашку и потерял пуговицу во дворе Алекса Смартца. Никто ничего не заподозрил. Знали только мы со скунсом.
Временами — не часто, лишь иногда — мои мозги превращаются в слипшуюся лапшу. В такие моменты я способен только разевать и захлопывать рот, пытаясь выдавить из себя хоть какую-нибудь разумную мысль — наподобие того, как тесто продавливается сквозь лапшерезку.
— Тьфу ты... Ты что, серьёзно? Нет, ты скажи — ты серьёзно? Сознаёшься, что ли?.. Да нет, ты шутишь или как?..
Тайсон покачал головой.
— Если ты задаёшь такой вопрос, то ты не стоишь того, чтобы я на него отвечал.
Он ушёл, оставив меня на пороге мучиться с лапшерезкой.
На следующее утро я пришёл к неизбежному выводу, что Тайсон в своём сарказме всё-таки остался верен себе и к пуговице он не имеет никакого отношения. Сначала я ломал голову, откуда он про неё узнал, но потом вспомнил, что теперь вся школа знает. И всё же отголосок подозрения продолжал жить во мне, словно неистребимый запах пестицида в летнем саду. Я то сомневался в Тайсоне, то ругал самого себя за эти сомнения.
На переменке Джоди возилась в своём шкафчике. Я приблизился к ней с беспечным видом, словно хотел лишь поболтать, но на самом деле у меня была серьёзная причина завести с ней разговор. Даже две причины.
— Привет, Джоди!
— Привет, Джаред.
— Э-э... Я слышал, вы с Тайсоном ходили в «Королеву сливок»...
— Ага, — сказала она, как будто в этом не было ничего такого. — А на следующей неделе пойдём в кино.
— Здорово! — отозвался я. — Отлично. Значит, он и правда нравится тебе.
— Ну да. В это так трудно поверить?
— Нет, что ты. — Ой, кажется, ситуация становится неловкой. — Просто... просто Тайсону в жизни досталось, понимаешь... Н-ну... и не хочется, чтобы его обидели...
— Да ты, похоже, ревнуешь!
Кто его знает... Может, я и ревновал, а может и нет. Я сам ещё не разобрался, но был убеждён, что ревность — если это она — вторична по отношению к моей искренней обеспокоенности за судьбу Тайсона. Да, я переживал за него — по крайней мере в те моменты, когда не подозревал в нехороших делах. В любом случае, обуреваемому гормонами Тайсону только того и не доставало, чтобы его поматросила и забросила какая-нибудь легкомысленная девица.
— Только не играй с ним, хорошо?
— Что это ты строишь из себя его отца?
— У него нет отца — на случай, если тебе это неизвестно.
— Слышала.
Что-то наш разговор зашёл не туда. Но прежде чем мы скатились к обмену репликами типа «смотри у меня — сам смотри», Джоди разрядила обстановку.
— Знаешь, Джаред... — проговорила она, — Тайсон способен сам о себе позаботиться. И делает он это очень хорошо. — Тут она окинула меня взглядом. — Классный прикид, — сказала она таким тоном, что невозможно было догадаться, нравится ей мой новый стиль или это она так иронизирует.
— Маскарад, — сказал я. — Ладно, я не о Тайсоне собирался с тобой поговорить. Такое дело... Ты мне свою кепку не отдашь?
— Кепку?
— Ну да, — сказал я как можно безразличнее, пытаясь скрыть, насколько мне в действительности хочется её бейсболку. — Она такая клёвая.
— Да пойди сам в теннисный клуб и возьми!
Я вытащил из кармана купюру.
— Даю десятку.
— Идёт.
Она взяла деньги, сдёрнула с головы бейсболку и передала её мне без дальнейших вопросов. Баксы — аргумент весомый. А может, Джоди было всё равно. Как бы там ни было, любой, кто видел на мне эту бейсболку, даже зная, откуда она на самом деле, понимал, какое значение я придаю надписи «ТК». Это послужило завершающим штрихом к моему имиджу скверного парня.
В тот день я не пошёл на ланч к Солерно, остался в школьной столовой. Поправив на голове бейсболку с надписью «ТК» — чтобы всем бросалась в глаза — я выбрал парнишку побезобиднее и нагло влез в очередь впереди него.
— Эй! — возмутился тот.
Повернувшись, я уставился на него каменным взглядом.
— Ты что-то сказал?
Парнишка съёжился и не ответил.
Моё поведение не осталось незамеченным, и я взял на заметку, кто из ребят испугался, кто возмутился, а кого вдруг потянула ко мне гравитация моего нового зловещего имиджа. В течение следующей пары дней я продемонстрировал этим школьникам особое отношение, при встрече кивая им или приятельски похлопывая по плечу, как будто они теперь мои новые лучшие друзья.
Митчел Барток, парень настолько крутой, что, должно быть, даже пелёнки в младенчестве носил не иначе как кожаные, на третий день моего МТВ-эксперимента почтил меня своей компанией, присев в обеденный перерыв за мой стол. Мы вместе перемыли косточки учителям и грубо прошлись на счёт некоторых девочек, сидевших в столовой. Я прикинулся, будто разбираюсь в Харлеях, после чего Митчел выложил мне историю свой жизни. Когда прозвенел первый звонок на урок, я повернулся к нему и произнёс:
— Да, Митчел, а клёво ты Алека уделал! Молодец.
Он озадаченно уставился на меня.
— Я думал, это ты его уделал.
— Ну да... конечно, — сказал я. — Ты ж понимаешь, я просто стебусь.
Когда он ушёл, я открыл блокнот и вычеркнул его имя из списка подозреваемых.
Каждый день, вернувшись домой, я сдирал с себя своё новое обличье, после чего залезал под горячий душ и скрёб, скрёб... Счищал с себя грязь, отлично сознавая, что с помощью мыла и щётки невозможно отмыться от всех мерзостей, которые я делал или говорил, чтобы выстроить свой новый имидж; от подленьких трюков, которые я проворачивал с ребятами типа Митча Бартока, чтобы выудить из них правду. А больше всего мне не давало покоя то, с какой лёгкостью все поверили моему новому негодяйскому образу. Я хочу сказать, актёр из меня тот ещё, но в данном случае стать тем, кем они меня считали, оказалось проще простого. И это пугало меня, потому что какой-то части моего существа это нравилось, как когда-то нравилась моя тайная власть председателя Теневого клуба. Вот почему я каждый день тёр и тёр себя мочалкой, пытаясь извлечь из-под грязи своё настоящее «я» — того Джареда, который нравился мне гораздо больше.
Уже не говорю о родителях. Те отдалились от меня — не в физическом, но в эмоциональном отношении. Я точно знал, что на следующую неделю Грин запланировал собрание, на котором должна будет присутствовать вся наша семья; однако папа с мамой ни словом мне об этом не обмолвились, как молчали и о том, чтó им про меня наговаривал Грин. И это пугало больше всего. Должно быть, мои родители извелись до такой степени, что предпочли зарыть голову в песок и прекратили всякое общение со мной. Вы понимаете, что я хочу сказать: а если бы я и впрямь был замешан в каких-то ужасных делах? Как могли они не взволноваться, не забить тревогу при виде моего поведения? Почему не затерзали меня допросами? Это мне было бы куда легче простить, чем их странную безучастность.
В конце первой недели моего МТВ-эксперимента, в пятницу, наш дом посетила Джоди. Просто прошествовала сквозь дверь, словно к себе домой. Поделом мне, потому что это я оставил дверь открытой.
Я валялся на кровати, стараясь ни о чём не думать. Ещё недавно я был по этой части мастером, но в последнее время мысли меня просто замучили — причём по преимуществу о вещах, которые мне были совсем не по нутру. Я лежал и подбрасывал свою любимую раковину: интересно, как высоко она сможет взлететь, не ударившись при этом о потолок? Мама когда-то сказала мне, что это очень «по-дзэнски», правда, я без понятия, что бы это значило. В наушниках гремела музыка — сквозь дом мог бы проехать товарняк, а я бы и не заметил. Так что, невзначай подняв глаза и обнаружив у себя на пороге Джоди, я вздрогнул, потерял фокус, и раковина, упав, угодила мне прямо в глаз. Я сорвал с себя наушники, и рёв музыки превратился в далёкий комариный писк.
— Я Тайсона ищу, — сообщила Джоди.
— Его нет. Я передам, что ты заглядывала.
Но гостья пока не собиралась уходить. Она бросила взгляд на раковину, которая, сделав своё коварное дело, невинно покоилась на моей постели.
— По-моему, для этого используют бейсбольный мяч, — сказала Джоди. — Ну, ты знаешь — подбрасывают вверх-вниз.
Я пожал плечами.
— Мячу же ничего не делается, он не бьётся.
— Ну да. Разве не в этом всё дело?
— Н-не знаю... — протянул я. — А какой же тогда интерес, если ничем не рискуешь?
— Ух ты, — промолвила Джоди. — Глубоко.
Она окинула взглядом мою комнату, не переступая, однако, порога. Я опять почувствовал себя словно под микроскопом.
— Видишь что-нибудь интересное? — осведомился я.
— Твоя комната совсем не такая, как я себе представляла.
Я тоже осмотрелся. На столе бесформенной кучей громоздились книжки и тетрадки, а в остальном комната была в порядке. Стены украшали плакаты: один с олимпийским чемпионом Карлом Льюисом, пересекающим финишную линию — я же как-никак бегун; другой с Ferrari Testarosa — потому что я люблю автомобили; и ещё один с супермоделью Лорной Лебланк — потому что... потому, что кончается на «у». Словом, комната как комната, ничего особенного.
— А ты чего ожидала? — спросил я. — Что у меня тут склад самодельных бомб и неофашистской литературы?
— Нет, ты для этого слишком умён, — сказала Джоди и серьёзно (по-моему, чересчур серьёзно) добавила: — Такие вещи ты наверняка не держал бы на виду. — Она посмотрела на ракушку, которая к этому моменту перекочевала обратно в мои беспокойные руки. — И что ты слышишь, когда прикладываешь её к уху? Неужто море?
— Слышу голоса ребят, которых пришлось убить за то, что они видели мою резиденцию.
Я думал, Джоди засмеётся, но она даже не улыбнулась. Тогда я признался:
— Да, я и правда слышу море, и оно напоминает мне обо всех тех гнусностях, что я натворил в октябре.
— На твоём месте, — сказала моя гостья, — я бы держала её подальше от своих ушей.
— Предпочитаю напоминать себе, — произнёс я. — Чтобы мне никогда больше не пришло в голову сотворить что-нибудь подобное. — Чувствовалось, что Джоди не совсем мне поверила, но меня больше не волновало, верят мне или нет. — Слушай, Джоди, если вы с Тайсоном встречаетесь, то с чего это ты так интересуешься моей персоной?
Она пожала плечами.
— Несколько месяцев назад ты его чуть не убил, и всё равно он на тебя чуть ли не молиться готов. Ну, вот я и заинтересовалась. — Джоди повернулась, собравшись уходить. — Скажи Тайсону, что я заглядывала, и... — она указала на мой глаз, который всё ещё ныл после ракушки, — лёд, что ли, приложи... если только подбитый глаз — не часть твоего нового имиджа.
Она ушла, а я положил раковину в ящик комода — не на полку, где она обычно лежала.
«На твоём месте я бы держала её подальше от своих ушей».
Скорей всего, Джоди права. Для напоминания о тех событиях ракушка мне не нужна. Достаточно и людей — уж они-то не дадут забыть.