Возрожденный молнией

Глава 12. Мой друг-итальянец

Ночной клуб Антонелли представлялся мне в довольно мрачных тонах, как злачное место, предназначенное для "стрелок" тёмных личностей. Я совсем не ориентировался в городе. Несмотря на то, что Хэнк заверил, что найти клуб "The Golden Sands" будет легко, я не отважился поехать туда на метро и вызвал такси.

Уже стемнело. Небо плотно затянуло тучами, в которых спрятался тонкий полумесяц, что усилило моё беспокойство. Жёлтый кэб мчался стрелой по безлюдным улицам. Освещаемых тусклым светом фонарей унылых каменных зданий с разбитыми окнами, кирпичных стен с пожарными лестницами, обшарпанных дверей, высоких металлических решёток, угрюмых заборов. Изредка мелькали скудные кляксы неоновых вывесок, которые сменялись на закрытые металлическими щитами витрины. Город лучших развлечений в мире, "который никогда не спит", я представлял иначе.

Неожиданно авто вылетело на пересечении двух широких улиц.

— Приехали, — бросил водила.- 52-я улица.

Это совсем не походило на трущобы. Вниз простиралась широкая прямая улица с рядами домов и припаркованными солидными обтекаемой формой машинами. Все заливал ярко-оранжевый свет, отражаясь в мокром асфальте. Фасады зданий украшали сверкающие всеми цветами радуги надписи в разнообразном стиле — строгие и вычурные, написанные традиционно слева направо, или сверху вниз. Это место явно пыталось реабилитировать в моих глазах город.

Среди искрящихся неоновых огней я не сразу обнаружил вывеску "Золотые пески", буквально втиснутую между остальными. На мгновенье в душе шевельнулась досада, что Антонелли не владел лучшим клубом города, а довольствовался одним из многих. Впрочем, возможно, он владел всеми клубами, чьи названия простирались до самого горизонта.

Я прошёл по улице мимо вывешенных на стенах афиш и оказался около входа, над которым красовалась надпись "Золотые пески". Рядом возвышался широкоплечий швейцар. Осмотрев меня с ног до головы мрачным взглядом, он все-таки соизволил открыть дверь, пропустив внутрь. Ко мне подскочил тощий молодой человек с сильно набриолиненными волосами, в чёрных брюках и белом пиджаке. Он заученно разулыбался. Сделав широкий гостеприимный жест, изрёк:

— Проходите, мистер Стэнли. Босс сейчас к вам выйдет.

Небольшое помещение, тесно заставленное круглыми столиками с белыми скатертями и маленькими светильниками. У стены справа располагалась длинная во всю стену стойка бара, и барменом в белой куртке. Сверху нависал широкий ярус балконов, куда вела широкая лестница. По центру — эстрада, ограниченная невысокой деревянной балюстрадой. В самом углу, за колонной, находился столик, куда провёл меня официант. Я обвёл глазами зал в поисках друга-гангстера, чтобы приготовиться к "тёплой" встрече. Но люди, сидевшие за столиками или стоявшие у бара, выглядели вполне мирно и обыденно.

Мастерски свинговал биг-бэнд — пара трубачей, саксофонист, пианист, барабанщик. Солировала стройная девушка с курносым носиком и густыми тёмными волосами, ниспадавшими на плечи. Нежный вокал замечательно гармонировал с виртуозным соло тромбониста, полноватого мужчины с залысинами, в очках, который показался мне знакомым. Тёплый звук его инструмента создавал удивительно доброжелательную атмосферу, немного сентиментальную. Я отчётливо осознал, что вижу воочию лидера одного из самых успешных биг-бэндов послевоенных лет — Томми Дорси, "сентиментального джентльмена свинга". Представить не мог, что это возможно. Я машинально оглядел зал, понимают ли люди, кого им довелось услышать? Нет, они не осознавали важности момента, а я не мог объяснить.

Джаз, свинг, как популярная музыка доживали последние дни. На смену рвался другой стиль, агрессивный, жёсткий. Скоро он будет собирать стадионы, демонстрировать эффектные световые шоу. Но убьёт наповал лиричное звучание, безупречную фразировку вокалистов, импровизацию, профессионально написанную музыку с проработанной аранжировкой. Рок-н-роллу это будет не нужно.

Я представил, что нахожусь в то время, где могу не только услышать, но увидеть вживую оркестры Гарри Джеймса. Каунта Бейси, Бенни Гудмана, легендарных вокалистов: Билли Холидей, Пегги Ли, Эллу Фицджеральд, Лену Хорн, Бинга Кросби, Фрэнка Синатру, Перри Комо, Билли Экстайна и многих, многих других. Эта мысль частично примирила с тем, что волей случая я оказался в совершенно чуждом для меня, человека двадцать первого столетия, времени. Может в том, что я попал в то время, которое так любил, был какой-то затаённый смысл? Проблема лишь в том, что я не знал, как выбраться отсюда.

Мне жутко надоело ждать. Я с надеждой обвёл глазами зал, обнаружив в дальнем углу у стойки бара знакомого официанта. Он что-то подобострастно лепетал на ухо высокому, статному мужчине в безупречном сшитом смокинге и галстуке-бабочке, лицо которого оставалось удивительно невозмутимым, лишь время от времени ярко вспыхивали и гасли глаза. Я посчитал, что это метрдотель и решительно направился к нему. Заметив меня, мужчина в смокинге резко отстранил мгновенно заткнувшегося на полуслове официанта, улыбнулся и скользящей походкой пантеры пошёл навстречу. Чем ближе он подходил, тем сильнее меня охватывало смутное беспокойство. Смуглое лицо, рельефные высокие скулы, вьющиеся тёмные волосы, длинный нос с горбинкой. Итальянец, без сомнения. Голубые, отливающие сталью глаза, притягивающие словно магнитом. На удивление обаятельный тип.

Он настиг меня на середине зала, сжав в объятьях так, что у меня перехватило дыхание. Я прекрасно ощутил кобуру у него под мышкой.

— Бродяга Стэн! Рад видеть тебя! — воскликнул он знакомым хрипловатым баритоном. Извини, пришлось задержаться с этими…удаками. Вечно они все перепутают.

Я сглотнул комок в горле, изо всех сил стараясь сделать вид, что рад встрече. Не обращая внимания на мой обескураженный вид, он подтащил меня к столику. Щёлкнул пальцами. Как чёртик из табакерки выскочил официант с подносом, выставив квадратную бутылку шикарного виски "Jack Daniels'", несколько блюд и также же молниеносно исчез.

— Я тоже рад тебя видеть, Франческо, — пробормотал я, осёкся, сильно пожалев, что произнёс эти слова.

Улыбка сползла с его лица, сменившись гримасой недоумения. Он сощурился, недоверчиво всматриваясь в моё лицо, будто видел в первый раз.

— Франческо? Почему ты меня так странно называешь? Ты звал меня всегда Слайфокс (Хитрый лис). И что ты так смотришь. Боишься что ли?

— Я просто должен тебе сказать, — медленно подбирая слова, ответил я. — Когда мне через мозги пропустили ток, я все забыл.

Он откинулся на спинку стула, изучая меня. Его лицо оставалось невозмутимым, только чуть задрожала нижняя губа.

— Да, я понимаю, — глухо отозвался он. Налив мне в бокал виски, он наполнил свой и сделал пару глотков. — Жаль. Значит, ты забыл наше детство? Лучшие годы, черт возьми!

Я решил, что мне здесь больше делать нечего и приподнялся. Он мгновенно усадил меня обратно.

— Ты что?! Я тебе все расскажу! Я-то ничего не забыл! Может, ты что вспомнишь.

Он снял пиджак, повесив на спинку стула. Продемонстрировав отменную наплечную кобуру из светло-коричневой кожи. Вытащил портсигар и золотую зажигалку Zippo. С удовольствием затянулся. Я как заворожённый наблюдал за этим ритуалом, он словно готовился выступить с программным монологом на сцене.

— Я знаю, мы с тобой родились в Редкасле, учились вместе, — я решил все-таки прервать его молчание.

— Да, верно, — он улыбнулся, словно льдинки растаяли в глазах, сделав по-детски беззащитным. — Только учились — это громко сказано. Ты учился на А с плюсом, а я только ходил в школу. Изредка. После окончания ты пошёл в Колумбийский университет, а я первый раз сел. По мелочи. У меня ведь с двенадцати лет была своя банда, — в голосе зазвенела нескрываемая гордость.

Он сбросил пепел на пол, вздохнул.

— Ты спас мне жизнь, Стэн. У нас в Редкасле все было поделено на районы: итальянцы, евреи, ирландцы, цветные. И никто не смел пересекать границу, иначе — смерть. А я хотел большего. Сцепился с Большим Джо. Тот сильно порезал меня и бросил подыхать. Было жутко холодно, я истекал кровью. Мне было 15, мне здорово не хотелось отправляться на тот свет. Но ни одна собака не хотела помочь. Только ты нашёл меня, полудохлого, отвёз в больницу. Заставил своих предков оплатить лечение. Мой папашка-то в тот момент сидел за бутлегерство. Видишь, — он повернулся ко мне левой стороной, демонстрируя на щеке крестообразный шрам, уходивший за ворот рубашки. — На долгую память осталось.

— И ты мне должок вернул? — поинтересовался я.

— Ну да, пару раз. Но это не то совсем. Ты для меня сделал такое, что я никогда не забуду и зубами загрызу любого, кто встанет на твоём пути. Я ведь хотел тебя из тюряги выдернуть. А ты упёрся рогом. Упрямый осёл.

— Слай… — начал я и споткнулся.

— Да ладно, называй Франко, так проще, — он понял мои мучения.

— Скажи, ты не знаешь, остались ли материалы, которые я собирал на Джонса?

Глаза Франко погасли, словно на солнечный диск набежали тучи. Лицо посуровело.

— На кой черт тебе это нужно, Стэн? — буркнул он, гася окурок в пепельнице. — Ты опять за старое?! Посмотри на свою рожу. Хуже меня выглядишь. Чудом не сдох.

— Так знаешь или нет? — я стал настойчивее, ясно ощутив, он что-то скрывает.

— Ты мой единственный друг, — с несвойственной мягкостью произнёс он, наклонившись ближе. — Из всего класса мы с тобой одни выжили. Остальные спились, кого застрелили, кого зарезали. Кто на электрическом стуле на тот свет отправился. Я не хочу тебя лишиться.

— Ну как хочешь, — бросил я, делая вид, что решил уйти.

— Сядь на место, — сурово приказал он.

Он пошарил во внутреннем кармане пиджака и бросил на стол ключ.

— От банковской ячейки? А какой банк знаешь?

Он покачал отрицательно головой.

— Франко! Не валяй дурака!

— Мадонной клянусь, не знаю.

— А кто может знать? Давай, колись.

— Ну, может твой дружок-коп знает. Раймонд Кларк. Детектив. Он меня пару раз тоже за задницу хватал. Суровый такой, но справедливый. В Бронксе живёт.

— А конкретно?

Он сделал незаметный жест рукой, рядом нарисовался вышколенный официант, и через мгновение на столе возник толстенный талмуд. Я углубился в изучение, пытаясь разобрать мелкий шрифт. Увлёкся и не сразу понял, что произошло.

— Руки вверх! — за спиной раздался окрик.

И то же мгновение увидел, как Франко лежит на полу. Опираясь на локти, сжимает в обеих руках кольт с длинным стволом. Я судорожно оглянулся, заметив дамочку в балахоне с бахромой по подолу и смешной шляпке с перьями. В её руках дрожал игрушечный водяной пистолет. Она была совершенно пьяна, еле держалась на ногах. Рухнув на задницу, она выронила игрушку и затряслась всем телом.

— Тьфу, зараза, — Франко недовольно встал, матерно выругался, пряча кольт в кобуру. К бабёнке молча подскочили двое вышибал, грубо подхватив под руки. — Осторожней, твою мать, проворчал он. — Лео, вызови ей такси и отвези домой.

Какой нечеловеческой реакцией надо обладать, чтобы в доли секунды выхватить кольт, упасть на пол, но не выстрелить в беззащитную жертву?

— Расслабься, — весело сказал он, усаживаясь на стул. — Адрес нашёл? Слушай, Стэн, давай с тобой сходим на "Доджерсов". Ты ведь раньше любил. А то у меня ложа простаивает. Плачу-плачу. Ну чего ты уставился? Все в порядке. Я никого не убил. Уж, наверно, ты знал, кто я такой. Твой дружок Хэнк тебе доложил. Он меня до смерти боится. Как видит, сразу в штаны накладывает. Ну что пойдём? Я на них уже кучу бабок просадил.

От его очаровательной улыбки растаяло бы любое сердце. Только, не моё. Я не мог избавиться от ощущения, что рядом со мной не человек, а сжатая пружина, готовая распрямиться в мгновение ока и убить.

— Нравится тебе у меня? — поинтересовался он, вальяжно развалившись на стуле.

Теперь на сцене с биг-бэндом Дорси пел худой черноволосый парень, Гордон Полк, брат Люси.

— Да, круто у тебя. И музыка — первый класс. Жаль, что Синатра ушёл от Дорси. Я бы его сейчас послушал. А ты можешь его пригласить?

— Синатру? На кой чёрт? — удивился Франко. — Его уже списали в утиль. На следующей неделе у меня будет Эдди Фишер. Вот это будет круто. Хочешь, приходи.

Я изумлённо уставился на него, но тут же вспомнил, что в 52-м Синатра находился в самой нижней точке своей карьеры. Я знал, все изменится через пару лет, но никто, кроме меня об этом даже не догадывался.

— А почему мафия ему не поможет?

— Кто? А сицилийцы что ли? С какой стати они будут ему помогать? Он — лузер, спустил свою жизнь в унитаз. Надо было думать башкой. И не ссориться с Хёрстом.

— Главой медиа-империи?

— Разумеется. А есть другой придурок, помешанный на лютой ненависти к коммунякам? Да и вообще с журналистами не стоит ссориться, — его глаза хитро сверкнули. — Когда Синатра дал в морду племяннику Хёрста, подписал себе смертный приговор.

— Ли Мортимеру? Он же последняя мразь, подонок.

— Верно, Стэн. Такую сволочь ещё поискать надо. Но ссориться с этими жидами не стоило. Они его раздавили.

— Разве Синатра не работал на мафию? Почему они не хотят помочь своему?

— Что, значит, работал? — не понял он.

— Ну не знаю. Бабло возил на Кубу.

Франко откровенно расхохотался.

— Неужели ты веришь в басни говнюка Ли Мортимера? Никогда бы не подумал. Синатра был слишком заметная мишень, чтобы дать ему что-то важное. Да и горячий слишком. Сразу лезет в драку. Такому нельзя ничего доверить. Я бы не доверил. И потом, Стэн, ты знаешь, сколько весит два лимона баксов?

Я отрицательно покачал головой.

— У меня отродясь таких денег не было.

— Вот-вот. А я знаю. Два лимона в мелких банкнотах весят 4 тыщи фунтов. Такую кучу не унесёт даже пара докеров, не то, что этот хиляк.

— Но слухи-то были, что он работал на гангстеров…

— А ты на меня работаешь? — усмехнулся он. — Нет. Ты только дружишь. И он дружил. До поры, до времени. Нельзя из-за бабы так терять голову. Это ни к чему не приводит хорошему.

— Но ведь ты-то мне поможешь, если понадобится? А, Франко?

— Стэн, ты мне спас жизнь. Если бы не ты, я бы не сидел рядом и не пил это первоклассное виски. Это другое дело. Ты хочешь, чтобы я его пригласил?

— Не надо. Бог с ним.

— Я не обедняю из-за пары кусков. Только имей в виду, он терпеть не может журналюг. Если ты к нему полезешь, а он будет в паршивом настроении… Надо сказать, он сейчас все время именно в таком. Может и в морду дать, не посмотри, что он такой тощий.

— Я знаю, — устало бросил я. — Не надо, Франко, я обойдусь. Он же выступает где-то. Схожу и посмотрю. В Копу, к примеру.

— Да, это правда. Слушай, Стэн, я хочу приставить к тебе пару моих парней. Что смотришь? Если ты решил опять копать под Джонса, это не помешает.

— Почему?

— Если с его компанией не чисто, они не оставят попыток тебя убрать. Или подставить. Я простить себе не могу, что не вытащил из этого дерьма в первый раз. Понадеялся на твои слова, что ты выберешься сам. Второй промашки я не совершу.

Я хорошо помнил нападение на меня в лазарете тюрьмы, где приходил в себя. Но рассказывать об этом Франко мне не хотелось.

— Не надо, Франко. Я обойдусь. Клянусь. Мне так будет свободнее.

Он помрачнел, налил себе виски. Прикончив уже вторую бутылку, он был по-прежнему абсолютно трезв. Биг-бэнд Дорси закончил выступление, теперь на сцене наяривала зажигательный танец группа с примой — высокой мулаткой с пухлыми губками, курносым носиком, привлекающей внимание невероятно длинными стройными ножками.

— Нравится? — спросил Франко, заметив мой интерес к танцующим девушкам. — Как тебе солистка?

— Классная куколка, ножки, попка и грудь. Не отказался скоротать с ней вечерок.

Он усмехнулся, в глазах запрыгали весёлые бесенята.

— Только попробуй, яйца тебе отстрелю, — пообещал он, без тени злости. — Это моя Лиза. Лиза Митчелл.

— Твоя жена?

— Ну, какая к чёртовой матери, у меня может быть жена?

Я услышал за спиной странный шум. Оглянулся. Размашистым шагом зал пересекал широкоплечий мужчина, выше двух метров ростом. Под чёрной формой офицера со значком на левой стороне груди отлично угадывались внушительных размеров бицепсы. Под стать мощной фигуре было крупное лобастое лицо с упрямо сжатыми губами.

За ним еле поспевало двое подручных в такой же чёрной форме и фуражках с кокардами. Франко напрягся, но не сделал даже попытки вытащить кольт или сбежать. Несмотря на размеры, верзила резво подскочил к нашему столику. Схватив за плечи моего друга-гангстера, с бешеной злобой шваркнул об стену. Подельники мгновенно оказались рядом, крепко схватив Антонелли, который на фоне громилы выглядел хрупким, как соломинка. Главный коп бесцеремонно обыскал его, вытащил кольт из кобуры Франко. Высыпав на ладонь патроны из барабана, небрежно сунул их в карман.

— На добрую память. Дон Моретти, — прочитал он выгравированную надпись.

Гримаса отвращения скривила его лицо. Он с размаха ударил рукояткой в лицо Антонелли. Из носа хлынула кровь, на белой рубашке быстро начало расплываться багровое пятно.

— Я знаю, что это ты! — заорал он прямо в лицо Франко. — Пять трупов! Мразь! Пять трупов!

— Рэндольф, о чём речь, твою мать! — пытаясь вырваться, прорычал Франко. — В чем меня обвиняют?!

— Ах, ты не знаешь, о чём речь?! Вот в чём! — Рэндольф вытащил из кармана пачку фотографий и потряс перед его лицом. — Семья Сартарелли! Смотри внимательно, мразь! Муж, жена, двое детей и старик. Ты изнасиловал жену на глазах мужа, задушил её. Потом издевался над детьми, убил их выстрелами в затылок. Прикончил главу семейства, а потом убил свидетеля, отца Марка Сартарелли.

— Это не я сделал, твою мать! — взвился Франко, глаза вспыхнули так яростно, словно из автогена вырвался сноп голубого пламени, готовый прожечь в мучителе дыру. Он сделал ещё одну попытку вывернуться из объятий копов, но те лишь прижали его сильнее. Рэндольф размахнулся огромным кулачищем, нанёс сокрушительный удар под дых, а второй — впечатал в нижнюю челюсть. Франко дёрнулся, уронив голову на грудь. Но Рэндольф приподнял его за подбородок и грубо потряс, приводя в чувство.

— Если не ты, так кто?! Кто это сделал?! Кто? Говори, подонок! Ты знаешь! Кому твой мерзавец Моретти мог это поручить! Ты знаешь! — вопил он, нанося с каждой фразой удар за ударом.

Застыв на месте, я наблюдал за омерзительным побоищем. На глазах почти сотни свидетелей, сбившихся в кучу дрожащих танцовщиц на эстраде и меня, журналиста, полицейский избивал беспомощную жертву. Не предъявив обвинений, не имея ордера на арест. Представить не мог, что такое возможно.

— Не знаю, — захлёбываясь кровью, простонал Франко. — Не знаю, сука, Рэндольф.

— Ах, не знаешь, — зловеще прошипел тот.

Он выхватил из кобуры револьвер, другой рукой сорвал с Антонелли брюки и приложил дуло к паху.

— Считаю до трёх, мерзавец, тварь, подонок. Не скажешь, станешь евнухом на всю оставшуюся жизнь. Надеюсь, короткую. Раз, — он демонстративно взвёл курок. Глаза Антонелли распахнулись, в них бился настоящий ужас. Он дёрнулся, скорее интуитивно. — Два! Признавайся сейчас! Пока не поздно! Три!

Я машинально вжал голову в плечи. Оглушительный выстрел потряс помещение, отразившись от стен и потолка. Начало расползаться облако сизого дыма, в нос ударил запах пороха.

Франко, уронив голову, сидел у стены. Рэндольф, сунув револьвер в кобуру, наклонившись над ним, проорал, чеканя каждое слово:

— Запомни, мразь! Таких, как ты я бы вешал в центральном парке. На самом высоком дереве. Чтобы твой труп там гнил для устрашения остальных.

Он резко развернулся на месте и так же стремительно покинул зал. Его подручным пришлось бежать, чтобы догнать патрона.

— Дорогой! — к Франко бросилась длинноногая мулатка-танцовщица.

Рухнув рядом на колени, она обняла его, прижалась, вздрагивая всем телом. Он поднял голову и попытался с её помощью встать, опираясь на стену. Рядом оказалось две громил Франко, они подхватили его под руки и увели.

Я постоял пару минут и направился следом. Франко лежал, вытянувшись на большом кожаном диване, закрыв глаза и тяжело дыша. Здесь располагался большой письменный стол из красного дерева с полированной столешницей с выложенными рядами стопками бумаг и книг. Несколько книжных шкафов. На стенах пара акварелей в тонких рамках. Наверно, Франко здесь работал. Скорее кабинет, чем комната отдыха.

Лиза стояла на коленях рядом с диваном, нежно проводя по лицу Франко, стирала влажной губкой кровь. Открыв глаза, он слабо произнёс:

— Стэн, езжай домой. Нико, отвези мистера Стэнли домой. Давай. Только аккуратно.

Вышибала, коренастый низкорослый парень в форме швейцара, кивнул и направился ко мне. Я сделал жест, показывая, что не собираюсь уезжать. Подошёл ближе и остановился за круглым валиком дивана, вглядываясь в иссиня-бледное лицо Антонелли.

— Франко, если ты пойдёшь в суд…

— Я не пойду в суд, — перебил он меня, обессилено закрыв глаза.

— Он тебя покалечил! — возмущённо воскликнул я.

— Только избил. Всегда так делает, объяснил он, с трудом выговаривая слова. — Ты забыл. У него… метод такой… расследования. Если… убийство. Много жертв… Вытаскивает свою картотеку… методично всех обходит. Избивает… пытается выбить признание. Метод устрашения, — открыв глаза, он слабо улыбнулся, — Не переживай, яйца при мне остались. Он выстрелил в стену рядом с моей головой. Сволочь.

У меня ясно перед глазами вспыхнула багровая лужа, которая расползалась у его ног. И понял, что он лжёт. Но как ему удалось выжить, не умереть от болевого шока?

— Не понимаю, Франко, почему твои друзья с ним не разберутся?!

— Никто не хочет связываться. У него такие влиятельные покровители. Дай боже! Если его хоть пальцем тронешь, Прямой путь к рубильнику в пару киловольт. Стэн, если ты собираешься здесь торчать и надоедать мне, лучше принеси выпить. У меня в горле пересохло. В баре возьми.

Я только покачал головой. Он довольно быстро начал приходить в себя, несмотря на синяки и багровые кровоподтёки, густо расплывшиеся на лице, распухший нос, и губы. Медленно, осторожно прислушиваясь к ощущениям, присел. Болезненно морщась, налил стакан и жадно выпил, словно это была вода, а не крепкий алкоголь.

— Слушай, у тебя тоже есть права. Презумпция невиновности, в конце концов.

Франко слабо рассмеялся.

— Наивный. У меня нет прав. Никаких. В глазах Рэндольфа я никто, ноль.

— Ты знаешь этих Сартарелли? — спросил я.

— Знаю. Марк Сартарелли был бухгалтером, работал на Карло, — глухо объяснил он.

Я нахмурился, подошёл ближе, вглядываясь в его лицо.

— И ты знаешь, кто их убрал?

— Стэн! Я не знаю! — гневно воскликнул он. — Но это не я! Понятно? Если бы Карло мне приказал, я мог убрать Сартарелли. Но не стал бы насиловать его жену, убивать детей. Убирайся к чёрту! Твою мать!

Когда я возвращался домой, все время размышлял о нашем разговоре. Почему я испытывал к Антонелли жалость? Потому что он оказался обаятельным голубоглазым итальянцем? А если на его месте был бы безжалостный чеченец Рахмет с ухмылкой убийцы? Я бы пожалел его? Вряд ли. Думаю, лишь испытывал бы удовлетворение, наблюдая за его избиением. А что если мой друг-гангстер врал? Недаром ведь его называли "Хитрый лис". Хитрый. Он вполне мог хладнокровно по заказу своего Дона вырезать всю семью Сартарелли, несчастного "чёрного" бухгалтера. Поиздеваться над его женой, детьми. Чтобы его остановило? Он не убил пьяную дамочку? Но он мог лишь разыграть представление передо мной. Упал на пол, но даже не снял кольт с предохранителя. Он отдал ключ от ячейки, где может лежать компромат на компанию Джонса. Но не сказал, где находится сам банк. Мог отдать первый-попавшийся ключ и я никогда не найду этих материалов. Он хотел приставить ко мне своих людей. Якобы для защиты. А может просто боялся, что я что-то раскопаю на него или на его Дона? Я вновь ощутил себя совершенно потерянным в этом чуждом для меня мире, где я никому не мог доверять.

Вернуться к содержанию