Возвращение бомжа

Глава седьмая В ОГНЕ БРОДА НЕТ

Разворачивавшееся под стенами Гондураса файер-шоу радовало глаз бывалых фанатов: катапульты без устали метали ведра с горящей смолой, по городским улицам стелился едкий дым, а сбившиеся с ног пожарные команды не успевали тушить многочисленные пожары, пылавшие по всему периметру крепостных стен. Покуда гондурасцы не слишком умело боролись с огнем, урки пошли в «последний и решительный», принявшись штурмовать ворота.

Пендальф, носившийся повсюду в своем некогда белом плаще, словно почувствовав, что наступает стратегический момент, принялся лично руководить укреплением этого участка фронта:

—　Держи ворота! Опять лезут!

Впрочем, момент все-таки уже был упущен — уркам удалось стянуть сюда несметное количество народу и самое главное — скрытно доставить и развернуть нехилых размеров стенобитное орудие, первый же удар которого заставил защитников крепости пожалеть о собственной роли в истории.

Один Пендальф все еще надеялся спасти положение, стараясь переорать гулкие и равномерные шлепки тарана по кованым доскам:

—　Ставим стенку! Быстрее! В этот самый момент очередной мощный удар проломил-таки створки насквозь — сверху на столпившихся возле ворот бойцов посыпались обломки, а драконья пасть тарана, дернувшись, исчезла, чтобы вернуться через несколько секунд, окончательно сокрушая остатки преграды. Людей, ломанувшихся прочь от образовавшейся дыры, Пендальф постарался взбодрить новой психологической установкой на матч:

—　Команда Гондураса! Неважно, кто бежит на ваши ворота! Главное — держать удар!

И тут же, решив окончательно разрядить обстановку, запел дурным голосом:

Эй вратарь, готовься к бою,

Часовым ты поставлен у ворот.

Ты представь что за тобою…

И сам ринулся мочить вломившихся в крепость урок.

Чук, отправленный Пендальфом на спецзадание, едва не заблудился в хитросплетении маленьких улочек — сунуться на центральный проспект он не рискнул. Осторожный карапуз весьма правильно рассудил, что соваться в творящийся там дурдом не стоит: либо зашибет вражеским снарядом, либо свои же паникеры задавят.

Впрочем, на боковых улицах тоже было неспокойно: всякая шушера стремилась под шумок обтяпать свои грязные делишки — в военное время такое запросто сходило с рук, да и обычно бравых ментов нынче словно коровы в три смены вылизали с улиц — в городе пахло анархией и прохудившейся канализацией. Пару раз умело избежав контакта с темными личностями, пытавшимися гоп-стопнуть явно не местного паренька, Чук практически без приключений добрался-таки до ставшего ему теперь родным здания местного ГУВД.

Когда запыхавшийся карапуз появился на своем новом рабочем месте, там вовсю шли какие-то непонятные приготовления: между кабинетами сновали люди с тяжелыми связками папок и внушительных размеров канистрами. Нервно расхаживавший по коридору генерал Димедрол размахивал наганом и, пыхтя донельзя вонючей папироской, бормотал себе под нос нечто бессвязное:

—　Вот и закончились у меня и сыновья, и зебры. Не бегать нам больше по зеленой лужайке. Зажгу как следует в последний раз.

Повысив голос, он поторопил подчиненных:

—　В баню, несите все в баню!　— и сам бросился следом.

Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Чук проследовал вслед за своим начальником и, заглянув внутрь, едва удержался от вопля — на столе, застеленном бархатной красной скатертью, украшенной золотистой бахромой с невообразимых размеров кистями, возлежал Эффералган, обложенный со всех сторон папками с уголовными делами, которые подручные Димедрола не прекращали доставлять сюда из архива.

Сам генерал, покачиваясь на каблуках, стоял возле бездыханного тела и, возмущенно качая головой, повторял одну и ту же фразу:

—　Момент для бальзамирования категорически упущен. Момент для бальзамирования категорически упущен. Момент…

Чук, едва удерживавший себя в руках, потерял остатки воли после пятого повтора, бросившись растаскивать пухлые кипы бумаг с явным намерением пробраться к Эффералгану:

—　Какого бальзамирования? Он живой еще! Вы чего творите? Он живой!

Вот тут-то очнувшийся Димедрол наконец разглядел в неожиданном смельчаке едва-едва принятого на работу оперуполномоченного и, скорчив начальственно-недовольную гримасу, бросился лично выкручивать руки выскочке. Оттащив карапуза от груды бумаг, наваленных подле Эффералгана, он сунул Чуку кулаком поддых и, одним пинком выкинув того на улицу, заорал:

—　Так, а ну пошел писать рапорт о проделанной работе. Уже полдня как на должности, а денег я еще не видел! Давай, пошел! Приду — проверю!

Карапуз остался сидеть перед захлопнувшейся дверью, недоуменно вращая головой. Придя в себя, он растер намечавшийся на груди синяк и бросился прочь из здания ГУВД.

Защитники крепости, прочно верившие в незыблемость гондурасских крепостных стен, были деморализованы уже одним фактом того, что уркам удалось сокрушить первый ярус обороны, совершенно не говоря о численном превосходстве противника в живой силе. Скорее всего, именно поэтому все потуги Пендальфа по поддержанию высокого боевого духа не находили отклика среди бойцов. Клич, брошенный кем-то в толпе, отбивавшейся от наседавших упырей, вызвал куда более яркий отклик:

—　Атас, отходим!

Подхваченный сотнями глоток, этот призыв возымел более чем губительное для города действие.

Слегка прифигевший от разворачивающихся малоприятных событий Пендальф, кажется, пытался подбадривать уже исключительно себя:

—　Порвали! Порвали нашу защиту! Я же говорил! Нужно было Онопку в центр ставить. Давайте быстрее, отходим ко вторым воротам на перегруппировку!

Сообразив, что такими средствами добиться хоть мало-мальской самоотдачи от бойцов вряд ли удастся, он поспешил скорректировать свои вопли:

—　Всех, кто живой,　— перевожу на следующий, уровень! Уходя — мочите всех!

Командурк, наблюдавший со своего командного поста за происходящим в крепости, удовлетворенно хлопнул себя по бедру и бодро скомандовал: — Начинайте погромы! Пленных не брать! В этот самый момент подскочивший к нему адъютант что-то настойчиво принялся втолковывать на ухо своему боссу. Улыбка постепенно сползала с лица урки. Наконец, выхватив из чьих-то услужливых рук мощный армейский бинокль, он принялся изучать обстановку на направлении, которое указал ему гонец.

Картинка, которую транслировали ему на бинокль, похоже, не сулила ничего хорошего:

—　Що цэ такэ? Опять отряд Витязь подослали?

Конницу во главе с атаманом Борисом, высыпавшую, словно мухи на навоз, на вершину холма, возвышавшегося в тылу урочьего войска, можно было уже разглядеть и без помощи оптики, но командурк не спешил расставаться с биноклем, скрывая за окулярами собственную досаду. По всему выходило так, что ситуация складывалась совершенно не по-пацански — честь по чести мочились стенка на стенку и на тебе! Похоже было, что «гондурасские» договорились-таки с «рохляндскими» — открытие второго фронта грозило уркам исторически известными неприятностями.

Здоровенный бинокль жалобно похрустывал в руках раздосадованного урки — больше всего бывалого военачальника раздражал придурок в золоченой броне, елозивший с умным видом перед явившейся на разборки бандой. Кажется, этот идиот давал какую-то установку своим бойцам. Погрозив неприятелю кулаком, командурк тоже принялся раздавать указания своим подчиненным.

Рохляндской армии, впрочем, требовалась не просто установка, а скорее целый сеанс психотерапии. Бойцы всю дорогу до Гондураса обещавшие «порвать уркам ж… на еврейский флаг», едва завидев несметные полчища, уткнувшиеся в порядком уже разрушенные стены крепости, мигом растеряли весь свой ратный пыл, и Борису впору было объявлять субботник по борьбе с энурезом, вместо того чтобы вести войска в атаку.

Атаман, к слову, и сам слегка оторопел, разглядывая колыхавшуюся внизу урочью массу: «маленькой победоносной войной» с нехилым банкетом по окончании, мыслями о которых он тешил себя и окружающих, тут и не пахло. Притихшие рохляндцы несмело приглядывали за боссом, ожидая от впавшего в кому командира волевых решений. Из ступора Бориса вывел голос дочери — как всегда, не слишком адекватная особа и сегодня не блеснула рассудительностью:

—　Вот, блин, понабежало-то! Кто ж их всех хоронить будет?

Борис сморщился так, будто проглотил лимонку. Оглянувшись на дочурку, впереди которой, вцепившись в гриву лошади, сидел в седле крепко-накрепко зажмурившийся Гек, он покачал головой, стеганул свою кобылу и принялся носиться с фланга на фланг, одаряя своих подчиненных ОЦУКА (особо ценными указаниями командира армии):

—　Фурманов, поведешь правый эскадрон! Петька, поведешь левый. Гаврила! Пойдешь посередине, налево и направо не ходи.

Урки тем временем успели развернуть часть своей армии навстречу подъехавшим на раздачу «новеньким». Борис привстал на стременах, оглядывая свое войско, и, набрав побольше воздуха в легкие, завопил:

—　Граждане незалежной Рохляндии! Рахиты и рахитки! От Чукотки до Финляндии все болеют за Рохляндию! Аллюр три креста!

Рохляндская принцесска наклонилась к Геку и поделилась своими «сокровенными» мыслями:

—　Знаешь, за что я батю люблю? За чувство юмора.

Борис и вправду сегодня был в ударе:

—　Вашему царю показали фигу! Не простим обиды! Умрем все до последнего!

Первыми, задрав кверху свои клюшки, приняли вызов гвардейцы из сборной Рохляндии по поло, во главе с Борисовым отпрыском, а дальше, словно волна по стадиону, по нестройным рядам пошла цепная реакция, встряхнувшая и остальных бойцов. Конница вмиг ощерилась, словно гигантский еж-мутант, выставивший свои иголки. Борис промчался вдоль первого ряда, колотя по выставленным железякам своим мечом — звук был, что гаечным ключом по батарее, да и смысла в этом было немногим больше, но эти «досадные мелочи» не мешали Борису самозабвенно поднимать боевой дух своего войска:

—　Победа!

Кто-то на левом фланге несмело вякнул в ответ:

—　Победа!

Борис метнул взгляд в толпу и повторил:

—　Победа! Двух мнений быть не может!

В толпе начались едва заметные шевеления, и атаман поспешил укрепиться на занятых позициях:

—　Мы победим! Ура!

—　Ура!　— заголосили бойцы.

—　Ура!　— вписался Гек. Что-что, а поорать он любил…

Напоследок же опытный оратор припас для полного счастья и собравшихся бойцов самую что ни на есть магическую фразу:

—　Мочи козлов!

Конная лавина сдвинулась с места, принявшись скатываться в котлован, посреди которого торчала как флаг из дерьма, гондурасская крепость, окруженная полчищами урок. Видел бы бедолага Эффералган, как ходить в психологические атаки! Буденному на зависть, широкой подковой охватывая все урочье войско, рохляндская конница, поднимая клубы пыли, мчалась навстречу неприятелю.

Командурк, не будучи парнем впечатлительным, не стал разглядывать приближающихся «кентавров Рохляндии». Вместо этого он, не напрягая мозг поиском нестандартных решений, скомандовал просто и незатейливо:

—　Огонь!

Первый же залп заметно проредил первые ряды рохляндской армии, второй тоже был хорош — не хуже третьего, вот только по эффективности эта операция могла сравниться разве что с гуманитарной помощью в виде десяти тысяч презервативов для решения демографической проблемы в Китае.

Остановить взбесившихся коне-людей могла разве что маленькая атомная бомба. Собственно, поэтому первые ряды урок были сметены начисто, тем более что стрелять в такой ситуации было сложно, а отбиться прикладом от боевой лошади и вовсе представлялось утопичным.

Урочье войско дрогнуло — конница топтала, рубила, давила и в общем полностью соответствовала основной стратегии Бориса Николаевича, которую он не прекращал двигать в массы:

—　Мочи!

Среди урок началась плохо скрываемая паника: те, кого еще не замочили рохляндцы, едва-едва сами не довели себя до громогласно требуемых командиром неприятелей кондиций. Даже командурк, в чьем взгляде уже не было прежней стальной уверенности, аккуратно ретировался вместе с собственным штабом с передовой, спешно отступив к стенам крепости под видом «перегруппировки» сил.

Со стен крепости происходящее внизу выглядело еще более впечатляющим, вот только оценить это было совершенно некому — защитники Гондураса были куда как больше заняты спасением собственных филейных частей — ворвавшиеся в город урки уже прочно обосновались на первом ярусе защиты и методично прорывались на второй уровень. Чук, с превеликим трудом пробивавшийся сквозь лезущую в противоположную сторону толпу, вопил что было дури:

—　Пендальф! Пендальф!

Однако найти старого разведчика было сложно: все еще пытаясь сохранить хоть какую-то видимость осмысленности оборонительным действиям гондурасского гарнизона, старикан мотался по всему переднему краю, возникая то тут, то там — Чуку всякий раз сообщали что «только что был тут» или же «пять минут назад его видели неподалеку».

Карапуз в конце концов предпочел влезть на полуразрушенный постамент памятника кому-то теперь уже точно неизвестному и там поджидал вездесущего старика, не переставая орать что было мочи, покуда искомый объект не оказался поблизости, вопрошающе уставившись на чумазого посыльного.!

Спрыгнув с постамента, Чук бросился к старику:

—　Там у генерала башня напрочь съехала! Говорит, хочет камикадзе стать!

Пендальф скорчил удивленную физиономию, после чего покачал головой и, резко перегнувшись через седло, ухватил карапуза за шиворот, выдергивая его из толпы.

Усадив подростка на лошадь, он заговорщицки подмигнул тому:

—　Айда смотреть!　— и пришпорил свою животинку.

На верхних этажах города-крепости царила идиллическая картинка: оцепившие несколько верхних ярусов солдатики из подконтрольных Димедролу частей внутренних войск не пускали сюда ни беженцев, ни всякую прочую шваль, а потому войной здесь и не пахло.

Напротив, жизнь здесь била ключом — да так, словно бойня, устроенная урками, происходила за тысячи километров отсюда. На заднем дворе местного ГУВД хлопали двери, над небольшим бревенчатым срубом поднимался веселый дымок. Время от времени двери секретной баньки распахивались, и тогда оттуда можно было услышать заливистый девичий смех и непрекращающийся звон пивных кружек вкупе с нестройными мужскими голосами, тянущими какую-то песню.

Сам генерал, сидевший за длинным столом, общего веселья не поддерживал, вяло отхлебывая из кружки золотистый напиток и периодически зажевывая пивко вяленой рыбкой.

Наконец, устав от бесконечных песнопений, он поднялся на ноги и, не глядя на собравшихся, отправился в парилку, по пути запустив опустошенной кружкой в бассейн, где уже плавало порядочное количество разнообразного мусора, часть из которого спьяну стала возмущаться учиненному разбою, не сразу сообразив, с кем имеет дело.

Зайдя в парилку, генерал уставился на верхнюю полку, где, не подавая признаков жизни, возлежал Эффералган собственной потрепанной персоной. Димедрол пнул ногой дверь и завопил в открывшийся проем:

—　Махмуд, парку бы подбросить!

Минутой позже внутрь с шайкой воды, в которой плавали две бутылки пива и какие-то хитровымоченные листья, втиснулся банщик. Покрутив головой, этот сын неизвестного народа поставил тазик на пол и, щелкнув по градуснику, который упрямо показывал сто сорок градусов, позволил себе усомниться:

—　Шеф, может, не надо?

Димедрол в ответ лишь зло плюнул на раскаленные камни, плевок моментально скукожился и исчез, оставив на боку гранитного кругляша едва заметный соляной след. Проследив быструю гибель продукта жизнедеятельности собственных слюнных желез, генерал процедил сквозь зубы:

—　А я говорю — надо зажечь! Так что не рассуждай, а подкинь-ка еще пару папочек!

Дальше случилось странное: ловко выхватив из шайки пивные баклажки, он с размаху шваркнул их об камни, и помещение моментально наполнилось вонючим пивным паром, а сам Димедрол довольно завопил:

—　Эх, хорошо!!!!

Выскочив наружу, генерал с разбегу кинулся в бассейн, едва не потеряв на ходу ярко-красные трусы, украшенные погонами, и, вынырнув, заорал:

—　Быстрее тащите веники!

Однако Махмуд, бросившийся выполнять поручение шефа, был почти тут же сшиблен с ног Пендальфом, вломившимся в баню вместе со своим малолетним подручным. Вместо требуемого веника Димедрол получил неслабый удар в живот, а метнувшийся в парилку Чук, задыхаясь от нестерпимого жара и пивной вони, принялся вытаскивать из душегубки краснющего, будто вареный кальмар Эффералгана.

Очухавшийся генерал бросился вслед за карапузом, принявшись прессовать потерявшего стыд салагу, но на помощь Чуку опять весьма кстати подоспел Пендальф, одним пинком сообщивший гондурасскому суперменту траекторию, удачно приземлившую Димедрола прямиком на раскаленные камни.

Ударившись головой о бревенчатую стенку, шеф гондурасского ГУВД буквально через секунду превратился в «опального генерала» — трусы на нем вспыхнули почище авиационного керосина и, издав вопль, никак не спешивший окончательно оборваться, Димедрол с пылающим задом выскочил из баньки.

Вслед за ним оттуда высыпали и все остальные «участники и гости» банкета. Глядя на то, с какой невероятной скоростью генерал пересекает площадь, Пендальф достал из бумажника внушительных цифирь купюру и, помахав ей перед носом собравшихся, заявил:

—　Думаю, не взлетит. Тяги не хватит.

Покуда «Икар наоборот» набирал и набирал скорость, Пендальф успел принять несколько нехилых Ставок и, когда Димедрол, не вписавшись в поворот, неуклюже заскользил на смотровой площадке и наконец перевалился через поручень, с диким воплем рухнув вниз, старый лис, издевательски улыбаясь, спрятал честно заработанные бабки в свой лопатник.

Рохляндская конница рубилась на славу — ошеломленные ее мощью упыри практически не сопротивлялись, предпочитая спасаться бегством. Впрочем, получалось это плохо — поскольку негры, обколотые анаболиками, встречались среди урок крайне редко, а всем остальным тягаться с лошадьми в скорости бега в полной боевой выкладке представлялось изначально бесперспективным.

Борис Николаич, прирожденный атаман и комментатор, поспешил окончательно закрепить победу рохляндского оружия:

—　Урки дрогнули, жмем!

Одарив приближенных небывалой ширины улыбкой, он принялся вертеться в седле, разглядывая, как его «молодцы» «душат чурок» на всех направлениях, покуда его весьма приятным наблюдениям не пришел вполне обоснованный капут. Застыв, словно в корень молнией ударенный баобаб, он едва не подавился собственной бородой и, едва вспомнив резко позабытую технику дыхания, широко открыв рот и выпучив глаза, принялся разглядывать исполинских животин, появившихся в клубах дыма, стелившегося от подожженной крепости. Почти тут же раздался пронзительный вопль невесть откуда взявшегося муэдзина, затянувшего какую-то невообразимую тягомотину.

По рядам доблестной конармии словно пропустили ток: вздрогнувшие от неожиданности бойцы опускали свое оружие и ошалело шарили взглядами по округе в поисках источника звука, неизменно останавливая свой взгляд на приближающихся гигантских тварях. Похоже, урки решили тоже потрепать нервишки своим неприятелям, двинув против конницы пусть и малочисленный, но потому вовсе не менее внушительный отряд слонопотамов.

Борис помотал головой, сгоняя хваткое оцепенение и шмальнув в воздух из собственного нагана, завопил, в свою очередь приводя в чувства бойцов:

—　Строиться! Строиться!

К нему подрулил запыхавшийся сынишка и, стянув с себя фирменный шлем, доложил:

—　Сборная Индии по поло. Хреновы колонизаторы, научили хиндусов имперской забаве!!!

Борис только раздосадованно покачал головой в ответ, наблюдая, как неспешно перестраиваются его полки. Выждав небольшую паузу, он театральным жестом поднял вверх руку и провозгласил:

—　Кто завалит больше всех слонопотамов, тому пузырь с царского стола! Не боись, ребята,　— слонопотам ходит только по диагонали… и под себя! Мочи козлов! Тьфу, блин, слонов! Вали слонов!

Конная армада ринулась в новую атаку, не менее внушительную, чем в первый раз, вот только водители слонопотамов были куда как менее впечатлительны, чем пешие урки.

За несколько секунд до столкновения с рохляндцами слонопотамы принялись старательно мотать исполинскими черепушками из стороны в сторону, гигантскими бивнями, словно веником, сметая разогнавшуюся конницу со своего пути. Кроме всего прочего, хитрые чурки укрепили меж слонопотамовых бивней невесть откуда взявшиеся молотильные барабаны с колхозных комбайнов, которые кромсали все, что попадалось им на пути, с совершенно нечеловеческой силой. Все попытки причинить гигантским тварям хотя бы теоретический вред, казалось, были обречены на провал, а вот стрелкам, вольготно расположившимся в укрепленных на слонопотамах башнях, удавалось отстреливать всадников с пугающей легкостью.

Избиение «маленьких» затягивалось сверх всех Рамо: слонопотамы перетоптали, перебодали и перемногочегоеще кучу народу, прежде чем в светлую голову атаманового сынишки и по совместительству капитана сборной Рохляндии по поло пришла не менее блондинистая мысль.

Вместо того, чтобы пытаться завалить слонопотама с заранее отсутствующими шансами на успех, он аккуратно подобрался к одной из скотинок и, острым взглядом зацепив болтающегося в своей кибитке «командира экипажа», ловким броском клюшки, вышиб того из кресла. Издав дикий вопль ужаса и недоумения, «водитель слона» едва не свалился под ноги своего же «брата меньшого» (если так можно сказать о слонопотаме), в последний момент умудрившись уцепиться за страховочный трос, пребольно впившийся животине в ухо. Ошалев от боли, слонопотам протрубил «всемтрындец» и, завалив башку на ту сторону, где болтался лузер-извозчик, понесся сломя голову по поляне, не чувствуя ни поводка, ни совести.

Первыми пострадали не успевшие сориентироваться урки, шагавшие в атаку возле слонопотамов, будто эсэсовцы подле танков. Затем настала очередь бежавшего в строю слонопотама, по собственному несчастью оказавшегося ближе всех к пораненному собрату. Молотилка, все еще вращавшаяся промеж бивней ополумевшего животного, словно коса, подрубила соседнюю скотинку. Тот, в свою очередь принявшись валиться на бок, завалил и своего обидчика. Со спин «живых танков» посыпались, будто горох в суп, прибалдевшие от такого поворота событий чурки, которых ушлые рохляндские конники тут же начали прикноплять к земле, будто бабочек в альбом. Борисов сынок, ухмыляясь, тряс головой:

—　Ненавижу талибов. Ишь, как скотинок затиранили!

Подкатив поближе, он встал напротив подыхающего слонопотама и, внимательно изучив скотинку, взглядом, тронул поводья и загадочно произнес:

—　Тот самый слон, тот самый чай. Кури бамбук, парниша.

Взяв на вооружение метод атаманова сынка, рохляндцы принялись выцеливать «слонопилотов», аккуратно маневрируя между мощными, но не слишком поворотливыми «фетишами гигантомана». Тактика приносила свои плоды: лишенные управления исполины с интеллектом мыши принимались, дико трубя, носиться по полю, топча и своих, и чужих, но в целом представляя куда как менее грозную силу, чем прежде.

Сестричка смышленого капитана рохляндской поло-тим взяла на вооружение собственную тактику, доверив поводья без толку болтавшемуся в седле Геку:

—　Держи веревки!

А дальше смышленая девка, пользуясь голосовым управлением (pat. USA 12345678), принялась выгадывать маршрут, который позволил бы зайти слонопотамам с тыла:

—　Рули влево! Левее!

Когда вконец ошалевший Гек вырулил-таки в хвост гигантской твари, сумасшедшая тетка прибавила газу, воткнув шпоры в бока своей кобылки, и, когда Броня понесла, не разбирая пути, прям промеж ног слонопотама, ушлая рохляндская принцесска принялась в две руки рубить слону сухожилия. Карапуз едва не лишился ушей, так лихо промелькнули мимо него свистящие лезвия: раз — по задним лапам, два — по передним. Гек, вцепившись в поводья, зачарованно наблюдал, как над ним проплывает гигантская туша.

Едва они выскочили из-под слоновьего брюха, порезанная скотинка рухнула на землю, разнося в клочья кибитку со своими седоками. Впрочем, разгадывать происходящее не было времени — приходилось лавировать между все еще многочисленными слонопотамами да еще и отбиваться от болтающихся под копытами урок, неслабо осмелевших при поддержке своих «танковых дивизий».

Откуда-то слева опять голосил Рохляндский наследник:

—　По кумполу бей, у слона голова слабая!

И, подавая «личный пример», зарядил из винтовки прямо в лоб ближайшему гиганту — благо «догадливые» чурки намалевали на лбу слонопотама свою традиционную точечку-мишень. Метка помогла покруче лазерного прицела: один выстрел, и животное будто налетело на бетонную стенку трехметровой толщины, после чего принялось заваливаться на спину, передавив весь свой экипаж.

Разделившись по собственным предпочтениям на «лобострелов», «лапорубов» и «пилотобилов», рохляндцы принялись шустро выводить из строя одного слонопотама за другим, с радостью вымещая на животинках свою злость за первоначальную панику, которую эти гиганты внесли в их ряды. «Танковая» дивизия урок гибла на глазах, практически не причиняя более никакого вреда конармии под предводительством Бориса Николаевича,　— страдали разве что те, кто не успевали вывернуться из-под погибающих слонопотамов, рискуя быть раздавленными.

В числе таких вот «неудачников» оказались и Гек с рохляндской принцессой: водитель кобылы из карапуза был никудышный, и, в очередной раз не рассчитав поворот, он едва не врезался в рухнувшую со слоновьей спины будку. Броня поднялась на дыбы, скинув с себя седоков, а потерявший свою ношу слоёнопотам, оставшийся без управления, едва-едва не рухнул на них сверху. Ловко перекатившись через плечо, рохляндская принцесска-акробатка вскочила на ноги и, сообразив, как легко отделалась, принялась растерянно крутить башкой в надежде разглядеть, куда же делся нерасторопный карапуз:

—　Карапузик! Ты где? Вернись, я все прощу!!!