Возвращение домой

10

РЕШАЮЩЕЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ

В отличие от большинства других, кто открыл ее для себя, мы обнаружили Православную Церковь в исторических книгах. Мы изучили Новый Завет, ранних отцов и соборы, и Великий Раскол. Мы сделали свой выбор. На Востоке была сохранена полнота апостольского христианства.

Но нам еще предстояло встретить Православную Церковь в ее современном виде. На что она похожа? Примет ли она нас? И, что самое важное — является ли она преданной своему учению, духовно живой — короче говоря, осталось ли она Православной?

Первые контакты

Джон Бартке вырос в консервативной пресвитерианской конгрегации, а позднее его семья перешла в «свободную евангелическую церковь». Когда он был в предпоследнем классе средней школы, в 1969 году, он попал в группу по изучению Библии, руководимую Джеком Спарксом в Беркли, Калифорния. В течение двух лет перед поступлением в колледж, Джон был частым участником занятий этой группы. Под конец он был включен в список членов Христианского фронта освобождения мира (ХФОМ), организации, основанной Джеком Спарксом, чтобы ограничить распространение берклеевской контр–культуры.

Через личный поиск более глубокого опыта Церкви Бартке к последнему году пребывания в колледже стал православным христианином. Прямо из колледжа он перешел в Свято–Владимирскую семинарию, расположенную в пригороде Нью–Йорка, находящуюся в ведении Американской Православной Церкви (АПЦ) — Американского ответвления Русской Православной Церкви. В то же время он оставался в списках ХФОМ.

К 1976 году ХФОМ стал выглядеть более православным. Там обсуждались темы таинств, соборов и символов веры. Бартке написал своему бывшему учителю Библии с просьбой о более полной информации. В начале 1977 года Джек Спаркс послал ему материалы некоторых предварительных исследований, особо подчеркнув недопустимость их распространения: это были лишь первые неопубликованные черновики. Джон сразу же по прочтении отнес их о. Александру, декану семинарии.

— Эти вещи — православные, — заявил он о. Александру Шмеману, рассказав предварительно о своей дружбе с Джеком Спарксом.

О. Шмеман позвонил епископу Димитрию, который в юности перешел в православие из Южной баптистской общины в Техасе. В описываемый момент он возглавлял западную епархию АПЦ.

— Несколько из этих людей живут около Санта–Барбара. Они являются группой евангелических христиан, которые, похоже, начинают открывать для себя Православную Церковь. Могу я попросить Вас встретиться с ними? — спросил о. Шмеман.

Позднее этой весной епископ Димитрий позвонил о. Тэду Войстику, священнику православной церкви Святых Отцов в пригороде Лос–Анджелеса Тарзана и попросил его нанести визит в Санта–Барбару. Из–за Великого Поста, затем выпускных экзаменов и летних каникул, о. Тэд смог совершить это путешествие только ранней осенью.

По прибытии в Санта–Барбару осенью 1977 года о. Тэд зашел в телефонную будку, позвонил домой Спарксу и узнал, что тот находится на занятиях в недавно открытой Академии православного богословия. О. Ричард Бэлью вспоминает, как в середине его лекции об арианских разногласиях «вошел никому из нас неизвестный священник, который спокойно сел и слушал лекцию вместе со студентами». После занятий мы представились друг другу и пригласили о. Тэда на ленч. Это было нашей первой встречей с православным христианином и началом крепкой и долгой дружбы.

Два важных шага вперед были сделаны в 1977 году. Во–первых, Кен Бервен открыл наше издательство «Консилиар Пресс» и начал выпускать ежеквартальный журнал «Эгейн». Тем самым была установлена прямая и эффективная связь на уровне публикаций и с евангелическими, и с православными христианами. Во–вторых, мы открыли в Санта–Барбаре Академию Православного Богословия (позднее названную именем Св. Афанасия) с целью собрать вместе сообщество исследователей для изучения Православной веры, перевода и обучения наших молодых людей. Мы пригласили епископа Димитрия выступить перед нашими студентами во время его визита в Санта–Барбару в 1978 году.

Ранее в том же году несколько человек из нас посетили службы Страстной недели в православной церкви в Тарзане. Здесь мы увидели в действии все, о чем прежде читали. Но в культурном плане служба казалась принадлежащей другому миру, совершенно отличному от нашего. Так что к прибытию епископа у нас накопилось множество вопросов.

— Почему они так часто произносят «Господи, помилуй?»

— Расскажите нам о священнических облачениях.

— Что означает такое количество свечей?

— Употребляется ли ладан на каждой службе? Будучи сам хорошо знаком с евангелическим протестантизмом, епископ понял наш «культурный шок». Мы уверовали в основные догматы этой древней веры, но правила богослужения попросту отсутствовали в исторических книгах.

— Давайте, начнем с нашей веры во Христа, — посоветовал епископ Димитрий. — Мы должны быть уверены, что у нас нет разногласий в ответе на вопрос, заданный Самим Господом: «Кем считают Меня люди? » Если мы согласны в том, что Он был рожден от Отца прежде всех времен, воплотился во чреве Марии и стал Спасителем наших душ, все остальное, в православном христианстве встанет на свое место. Ибо все, что мы используем — облачения, молитвы, иконы и остальное — особым образом связано с Христом.

Тщательно рассмотрев учение Христа, мы согласились с этим. От догмата воплощения мы проследили путь ко всем другим положениям, вытекающим из него. И фрагмент за фрагментом, положение за положением, истина за истиной, вся картина стала приобретать четкие контуры.

В 1978 году некоторые из нас получили возможность посетить Свято–Владимирскую семинарию в Нью–Йорке. По–прежнему переполненные вопросами, мы были тепло встречены митрополитом Феодосием главой АПЦ, и профессорами Александром Шмеманом, Иоанном Мейендорфом, Фомой Хопко, Павлом Лазаром и Веселином Кесичем. Многие из них также периодически приезжали с лекциями в Академию Св. Афанасия в Санта–Барбару. Замечательные разговоры, полные вдохновения, научения и радости можно вспомнить с каждым из этих братьев. Но позвольте мне все же выделить одного их них: истинного апологета Христа, отца Александра Шмемана.

Он был государственным мужем в Царстве Божием (на самом деле, вместо «был» можно было бы сказать «есть»: он отошел ко Господу в 1983 году). У меня в горле встает комок, когда я пишу об этом блаженной памяти человеке. Говоря по–человечески, если можно сказать, что кто–то «привел нас в Церковь» (подобно тому, как человек говорит, что такой–то «привел меня ко Христу»), то о. Александр сыграл центральную роль в приведении нас в Православную Церковь двадцатого века.

Три раза он совершал путешествия на запад, чтобы побыть с нами в Санта–Барбаре. Ко времени его первого приезда в 1978 году мы в своем прослеживании исторического пути Церкви находились в 1054 году, где приняли сторону Востока. В вероучительном отношении мы были близки к принятию Православия. К нему был расположен наш ум, отчасти наше сердце, но в нашей литургической практике оно почти не отражалось.

Так или иначе, о. Александра не оттолкнуло это обличье, он сумел заглянуть в наши умы и сердца. Это была взаимная любовь с первого взгляда. После путешествия о. Александр сказал своей жене: «Они уже православные, хотя сами еще до конца этого не осознают».

Пока он был у нас, мы, разумеется, обратились к нему с просьбой о руководстве. Оглядываясь в прошлое, понимаешь, что о. Александр действовал очень осторожно, избегая давать нам слишком трудные задания или учить нас большему, чем мы могли воспринять.

— Было бы полезно построить алтарь и повесить несколько икон, — посоветовал он.

К его следующему приезду в 1981 году алтарь был готов и рядом с ним на стене, по одной с каждой стороны, висели две маленькие иконы — размером чуть больше почтовой карточки — одна Христа, другая Девы Марии. С великой гордостью за наш потрясающий прогресс, я пригласил о. Александра в храм и подвел к алтарю. В конце концов, он подошел достаточно близко, чтобы бросить взгляд на наше иконное благолепие. Он улыбнулся:

— Что ж, я могу ехать домой и, наконец, сообщить, что вы больше не состоите в активной оппозиции к иконам!

Так порой в шутливой манере он обращал нас в Православие. Именно во время этого второго визита о. Александр указал нам еще одно направление деятельности, которое оказалось центральным для оставшейся части нашего путешествия. Выступая перед нашим собранием по вопросу о различных православных юрисдикциях в Северной Америке, он посоветовал:

— Не ограничивайтесь изучением лишь АПЦ. Когда для вас настанет время войти в Православие, это будет соединение со всей Церковью. Поэтому познакомьтесь с Греческой, Антиохийской и Сербской церквами.

Расширяя круг дружбы

Примерно в то же время один из наших пресвитеров на Среднем Западе встретил священника Греческой Православной Церкви о. Джеймса Каррелласа, который, по его словам, «проповедует как евангелический пастор». Во время моего следующего путешествия в те места была устроена встреча с о. Джеймсом. Я знаю, что это не единственный показатель, но когда говоришь с коллегой–священником об Иисусе Христе, и на глаза наворачиваются слезы, начинаешь подозревать, что встретил настоящего брата по духу.

— Вы должны встретиться с епископом Питтсбургским Максимом, — сказал мне о. Джеймс, выслушав нашу историю. — Он истинный знаток Православия в Америке и любит новообращенных, приходящих извне.

Я должен был быть в Питтсбурге в ближайшие два месяца, поэтому сделал для себя заметку, а позднее позвонил по телефону и договорился о встрече.

Выражение, которое я всегда использую для характеристики епископа Максима — это «сосредоточенный на Христе», термин, которым он часто пользуется сам. Я говорю людям, что он наполовину человек, а наполовину ангел. Во время нашего разговора в его прекрасной резиденции стиля начала века на Элсворс Авеню в Питтсбурге, он спросил, не смог бы я приехать еще раз и выступить перед студентами колледжа в его епархии с рассказом о моем приходе ко Христу и в Церковь.

Состоявшаяся несколько месяцев спустя встреча в колледже была одним из самых ярких духовных событий в моей жизни. Около двухсот студентов, которые всю жизнь были православными, пришли послушать о нашем путешествии. Многие студенты говорили мне впоследствии, что в тот вечер они по–новому взглянули на свои взаимоотношения с Господом. Один молодой человек, который только что вернулся в город после двухмесячного путешествия по стране на перекладных, заметил:

— Отец, Вы дали мне хороший пинок, в котором я так нуждался сегодня вечером!

Еще два эпизода того путешествия врезались мне в память. На следующий вечер я выступал перед группой мирян в соборе Св. Николая. После моих замечаний последовали вопросы и ответы. Одна леди сказала:

— Я не могу поверить, что Вы считаете необходимым участвовать в богослужении и причащаться каждую неделю. Моя бабушка учила меня, что мы недостойны делать это больше чем один или два раза в год.

— Если бы дело было в нашем достоинстве, мы никогда не смогли бы прийти ко Христу, — ответил я. — Вследствие нашего соединения с Ним Он поставил нас на путь обновления. Следовательно, по Его милости все мы призваны жить в полноте общения с Ним.

Как только я сказал: «Возможно, его преосвященство прокомментирует мои слова», то увидел краем глаза, что епископ уже идет к подиуму. Наблюдая, как он призывает свою паству к более глубокому единению со Христом, я мог видеть, что он не только любит Бога, но и ненавидит минимализм. Признаюсь, что во время перерыва, я осмотрел аналой, чтобы выяснить, не треснул ли он после того, как на него дважды обрушился кулак епископа во время его страстной речи. (Мне хотелось бы думать, что я увидел, по крайней мере, тоненькую трещину!)

На следующий день я снова выступал в резиденции епископа Максима, рассказывая группе активистов из мирян и духовенства об одном отрывке из Послания к Римлянам. Кто–то прервал доклад и сказал: «Нам, как православным, нужна только Литургия, а не знание Библии». На этот раз я не успел ответить. Епископ вскочил, чтобы внести ясность в этот вопрос, причем начал говорить по–английски, а кончил — по–гречески! Я не знаю всего, что он сказал, но, как и в новозаветные времена, оппонент «не осмелился больше задавать вопросов!».

Действительность такова, что в любом сообществе людей, полемически развитом или первобытном, баптистском или византийском, есть и горячие приверженцы и те, кого называют «теплохладными». Под руководством «епископа Макса» Питтсбургская епархия пережила чудесное обновление. Я научился от него, как побуждать людей к любви и добрым делам.

Наша следующая встреча с греческим православием в Америке произошла на следующий год в семинарии Св. Креста в Бостоне. Группа наших людей была приглашена для диалога на факультете. Декан о. Алкивиадис Каливас руководил собраниями, на которых присутствовали среди прочих отцы Стэнли Харакас, Тэд Стилианопулос, Том Фитуждеральд (из новообращенных), Джордж Пападемитриу и Михаил Вапорис — а также много священников из Бостона и прилегающих районов. Перед нашим вторым визитом в эту семинарию я посетил в Нью–Йорке архиепископа Иакова и его любезного помощника, покойного о. Александра Доумороса.

Примерно в этот же период времени я старался изо всех сил организовать встречу с человеком, о котором так многие отзывались чрезвычайно высоко — митрополитом Филиппом Салибой, главой Антиохийской Православной Церкви в Северной Америке. На самом деле, кто–то в семинарии Св. Креста предсказал, что после всего, что было сказано и сделано, дверью, через которую мы войдем в Православие, будет Антиохия. Во время, по меньшей мере, трех случаев, когда я попадал в Нью–Йорк, митрополит Филипп оказывался в другом месте. Нам никак не удавалось согласовать свои расписания.

Византийская интрига

Развитие отношений с Православной Церковью успешно продолжалось. Но в развитии любых отношений существуют две опасности. С одной стороны, например, свадьба может состояться слишком быстро, прежде чем жених и невеста успеют достаточно хорошо узнать друг друга. Мы были уверены, что если нам и суждено ошибиться, то не таким образом. С другой стороны, опасно ждать слишком долго. В этом случае отношения затягиваются настолько, что можно утратить любовь.

В январе 1985 года мы собрались как Синод Евангелической православной Церкви. Отец Гордон Уолкер почувствовал, что продолжительное затягивание конкретного шага для вступления в Православную Церковь чревато риском отпадения от нее.

— Позвольте мне внести предложение, — начал он. — Я думаю, что мы должны позвонить епископу Максиму прямо отсюда, из конференц–центра. и попросить его организовать нам поездку в Константинополь. Я считаю, что при наличии стольких православных юрисдикции в Америке, нам необходимо представиться непосредственно Вселенскому патриарху и попросить его совета о том, как мы должны войти в Церковь. Несомненно, будучи Вселенским патриархом, он может дать нам конкретные указания — это будет лучше, чем самими решать, что делать.

После довольно короткого обсуждения все согласились, что именно так и следует поступить. Я посмотрел на часы. Мы находились в Калифорнии, а в Питтсбурге было на три часа позже.

— Сейчас слишком поздно звонить, сказал я. — Я позвоню епископу Максу утром.

Как только я произнес эти слова, в комнату вошел Том Уэбстер и вручил мне записку: «Звонила Мерилин. Епископ Максим пытается связаться с о. Гордоном. Пожалуйста, перезвоните ему».

— Слава Тебе, Господи, — прошептал я.

— Доброе утро, Ваше Преосвященство, — сказал Гордон, в 7.00 следующего утра (я слушал разговор по отводной трубке). — Мне передали, что вы звонили. И я думаю, что у нас есть кое–какие новости, которые Вы хотели бы услышать.

Епископ Макс звонил, чтобы пригласить о. Гордона выступить на конференции и был в восторге от нашего решения насчет Константинополя. Он начал готовить поездку через епархиальное управление в Нью–Йорке.

— Превосходные даты. Если мы поедем в начале июня, то сможем провести день Пятидесятницы на острове Халки, где я учился в семинарии. В этот день исполняется семь лет со дня моего рукоположения в епископы, — сказал епископ Максим. — Из всех мест в мире я предпочел бы встретить праздник Св. Троицы именно там.

Те девятнадцать из нас, кто выполнял роль епископов в ЕПЦ, возвратились домой с собрания Синода, чтобы немедленно заняться получением паспортов и сбором средств на авиабилеты, проживание и денежный подарок патриарху. Кроме того, каждый должен был привезти особенный подарок, представляющий его часть Северной Америки — предметы эскимосского ремесла с Аляски, ящик фруктов с Северо–запада, книжку с картинками для кофейного столика из Нэшвила.

В апреле 1985 года нас посетил Джон Бартке, к этому времени ставший священником и назначенный в храм Св. Михаила в Ван–Нуйсе, Калифорния, входящего в юрисдикцию Антиохийской Православной Церкви.

— Мы только что получили известие, что Патриарх Антиохийский Игнатий Четвертый будет здесь в Лос–Анджелесе в конце июня или начале июля. С ним будет митрополит Филипп. Я хотел бы организовать вашу встречу с ними, — проинформировал он.

Я не знал, что ответить. С одной стороны, я неоднократно пытался увидеть митрополита Филиппа, а здесь предоставлялась возможность встретиться еще и с патриархом. Но, с другой стороны, у нас была запланирована поездка в Константинополь, и мне не хотелось, чтобы дело выглядело таким образом, будто мы ведем двойную игру, пытаясь заключить «более выгодную сделку». Пока я обдумывал свои слова, вмешался о. Джон.

— Послушайте, я знаю, что вы направляетесь к Вселенскому Патриарху, и может вполне оказаться так, что он укажет вам путь вхождения в Церковь. Если так и произойдет, все же приезжайте с несколькими вашими людьми, чтобы встретиться с патриархом и митрополитом просто из уважения. В конце концов, для вас в любом случае будет важно встретиться с руководителями Антиохийской Церкви.

— Вы абсолютно правы, — сказал я. — Включите нас в программу и дайте мне знать о дате и месте встречи.

В мае мы с Мерилин планировали четырехдневную поездку в Нью–Йорк по случаю двадцать пятой годовщины нашей свадьбы.

— Я хотел бы нанести один деловой визит, — сообщил я ей. — Но только если ты позволишь.

— О чем идет речь? — спросила она, зная, что у нас мало времени.

— Я хотел бы встретиться с архиепископом Иаковом и взять у него благословение на поездку в Константинополь.

— Я буду рада его увидеть, — сказала она. Я позвонил секретарю архиепископа и договорился о встрече. Но на следующий день позвонили от архиепископа и сказали, что он перенес встречу на полдень в пятницу. Он уже позволил епископу Максиму возглавить нашу делегацию в патриархат, но я так или иначе хотел лично убедить его в искренности нашего желания ехать туда.

В назначенную пятницу мы прибыли в епархиальное управление Греческой Православной Церкви в Нью–Йорке, но только с тем, чтобы узнать, что архиепископ вынужден был уйти утром домой с гриппом. Мы имели теплую встречу с другими иерархами и оставили архиепископу Иакову подарок и записку с пожеланием скорейшего выздоровления. Мы поехали поездом в Крествуд на всенощную в Свято–Владимирской семинарии, а оставшуюся часть уикенда провели в праздновании великолепных двадцати пяти лет семейной жизни.

Я был дома утром накануне дня нашего отъезда в Константинополь, помогая накормить завтраком детей. Зазвонил телефон. Это был епископ Максим. Его голос звучал глубоко разочарованно.

— Я не знаю, что случилось, — сказал он, — но архиепископ не хочет, чтобы я ехал. Я рекомендую вместо себя о. Григория Винденбаха.

Когда православные люди шутят о таких внезапных изменениях, они называют их «византийской интригой». Так говорят, когда на высшем церковном уровне происходят неожиданные вещи и никто не знает причину. Для нас все это было ново. И шутка не казалась смешной.

Я позвонил о. Григорию, с которым мы много лет были близкими друзьями, и он также был озадачен.

- Рука Господня по–прежнему присутствует в этом деле, — уверил он меня. — Епископ очень расстроен тем, что не сможет отпраздновать свою годовщину на Халки вместе с нами, но он обещал позвонить нам в воскресенье вечером в отель. Я встречусь с теми из вас, кто летит через Нью–Йорк, в аэропорту Кеннеди завтра вечером.

Я напомнил себе, что когда являешься архиепископом, то привыкаешь к изменению своих решений.

Паломничество в Константинополь

На следующий день все мы, кто совершал путешествие вместе из Санта–Барбары, сели во взятый Щапрокат автомобиль и направились по 101 и 405 дорогам в Лос–Анджелесский Международный Аэропорт. Мы должны были встретиться с другими епископами ЕПЦ из восточной части США и о. Винденбахом в Лондоне, провести там ночь и на следующий день лететь вместе в Константинополь.

До своего возвращения домой две недели спустя я не знал, что архиепископ Иаков послал мне в последний момент телеграмму, предупреждая, что мы «не должны ехать в это время». Телеграмма пришла, когда мы были уже в воздухе, перелетая через полюс из Лос–Анджелеса в Лондон.

Впоследствии нам рассказали, что несколько представителей греческого православного духовенства вместе с должностным лицом греческого правительства активно выступали против нашей поездки в Константинополь и вхождения в Церковь. Они якобы считали, что мы так или иначе «разбавим» православие в Америке до популярной версии древней веры и не будем поддерживать в приходах приверженности к эллинистической культуре. В одном из докладов предполагалось, что мы собираемся «захватывать Церковь».

Большинство членов нашей делегации узнали по пути в Нью–Йорк, что епископ Максим не принимает участия в поездке и мы, возможно, не будем приняты патриархом. Мое настроение было таково, что если нашей миссии и суждено провалиться, все равно, нужно действовать решительно. Мы просто продолжали надеяться на успех.

Нас ждал еще один сюрприз. Мы прибывали в Константинополь во время Рамадана, времени, когда мусульмане постятся весь день, а потом всю ночь едят, пьют и шумят! Где–то около 3 часов ночи они начинают молиться и шумят еще сильнее. В июне так жарко, что если в вашем отеле нет кондиционера, что вы вынуждены держать окна открытыми всю ночь. Поскольку мы находились в одном из старейших отелей в «исторической» части этого древнего города, и поскольку от туалетов исходил отвратительный запах, у нас был ограниченный выбор. В Константинополе вы можете или закрыть окна и не спать из–за жары и запаха, или открыть их и не спать из–за шума. В некоторые ночи бывает так жарко, что вы получаете оба удовольствия одновременно!

В Константинополе к нам присоединялась еще одна ключевая персона: наш сосед доктор Апостолос Афанассакис, глава Классического отделения Калифорнийского университета в Санта–Барбаре. Он проводил год в Критском университете и прилетел в Стамбул, чтобы встретиться с нами. У него были личные друзья как в турецком правительстве, так и в патриархате. Вдобавок к тому, он был блестящим и дипломатичным переводчиком. Его помощь оказалась неоценимой.

Воскресение Пятидесятницы наступило спустя два дня после нашего прибытия. Мы встали рано, добрались до патриархата на заказном автобусе и молились в этот великий праздник в церкви Св. Георгия. Там присутствовал Вселенский патриарх Димитрий с Синодом митрополитов по обе стороны от него. Наша группа в составе около двадцати человек стояла напротив них по другую сторону церкви: одни в отсеках ручной резьбы, другие — на каменном полу. Традиционно продолжительная литургия удлинилась еще больше за счет прекрасных коленопреклоненных молитв Пятидесятницы. У отца Григория Винденбаха был английский перевод службы, и он передавал его нам по кругу, когда мы все вместе стояли на коленях на каменном полу церкви.

После литургии мы получили от патриарха антидор — освященный хлеб. Отец Григорий быстро объяснил по–гречески, кто мы такие. К этому моменту патриарх уже был полностью информирован о нас. Хотя мы знали, что диалог всей нашей группы с патриархом, являвшийся целью нашего визита, крайне маловероятен, мы надеялись, по крайней мере, на краткий визит вежливости. Но и такому визиту не суждено было осуществиться.

Вместо этого патриарх и его Синод митрополитов вышли из церкви, оставив нас в одиночестве. О. Гордон Уолкер взорвался:

— Куда они уходят? — спросил он отца Григория. — Вы считаете, что мы потратили пятьдесят тысяч долларов и проехали тысячи миль, чтобы они повернулись и ушли прочь? Если бы мы были мусульманами, они обращались бы с нами с большим почтением! Отец Григорий, попросите их вернуться и по крайней мере поговорить с нами!

Отец Григорий немедленно отправился за ними и завязал с несколькими из митрополитов оживленный разговор. Несколько минут спустя митрополиты Хризостомос и Варфоломей любезно вернулись, чтобы побеседовать с нами. Они приветствовали нас от имени патриарха, но сообщили, что какой–либо диалог или встреча с ним не может состояться. Они убеждали нас вернуться домой и продолжить разговор там.

Сфотографировав иконостас церкви Св. Георгия, мы направились обратно в автобус. По дороге мы горячо обсуждали происшедшее. Отец Григорий смело пытался сохранить лояльность своим иерархам и старался в то же время понять и утешить нас в нашем разочаровании и огорчении.

В тот же день туристическая компания, которая организовала наше путешествие, наняла частный паром, чтобы свозить нас по Босфорскому проливу к Черному морю и обратно. Почти никто не хотел ехать. Мы были слишком подавлены, чтобы наслаждаться путешествием. Но наш отказ обидел бы людей, запланировавших это мероприятие. Поэтому мы все же решили поехать. Мы хорошо провели время и смягчили свои оскорбленные чувства.

Вечером в это воскресенье мы провели собрание в комнате на крыше отеля, предоставленной для заседаний нашего Синода. Комната была просторной и имела стеклянные стены со всех четырех сторон, через которые открывалась панорама старого Константинополя. В нашу память врезался печальный и в то же время прекрасный вид бесчисленных куполов церквей, давно закрытых турками. Городом какой культуры он должен был быть когда–то!

На заседании нашего синода в тот вечер мы решили сделать последнюю отчаянную попытку увидеться с патриархом или, по крайней мере, его представителями в официальной встрече. Мы попросили доктора Афанассакиса (его фамилия означает «маленький Афанасий») написать от нашего имени обращение к патриарху и лично ему вручить. Несколько человек из нас проработали вместе с ним долгое время до того момента, когда он сначала составил прекрасное письмо на английском, а затем перевел его на блестящий греческий.

В понедельник утром он отправился в патриархат только для того, чтобы узнать, что два митрополита — Хризостомос и Варфоломей — служат литургию в одном из пригородов. Он потратил весь день, ездя на такси по церквам и лично обращаясь к этим людям. В ответ они пригласили нас прислать представителей в патриархат на следующий день, во вторник, для встречи.

Тем временем остальные из нас отправились на огромном пароме на остров Халки, чтобы посетить семинарию, в которой учился архиепископ Максим, и которая много лет назад была закрыта турками. От морской пристани до школы мы добирались на запряженных лошадьми экипажах, и я всегда буду помнить очаровательный вид бухты, открывающийся от семинарии, расположенной на вершине холма. Но еще больше запомнился сердечный прием, оказанный нам митрополитом Максимом, человеком высокого благочестия, доживающим там свои дни в почти полном одиночестве. Семинария, замечательное учреждение с его несравненной библиотекой, содержащей древние книги, написанные унциальным греческим шрифтом, находится под властью турок и более недоступна для использования церковью.

Во вторник утром я выбрал Ричарда Бэлью, который в это время исполнял обязанности епископа Западной епархии ЕПЦ и Гордона Уолкера, являвшегося епископом Восточной епархии, чтобы идти со мной в патриархат. Мы взяли Тома Уэбстера и Марка Данавэя для помощи в переноске многочисленных тяжелых чемоданов с подарками и в фотографировании. Нас сопровождали также доктор Афанассакис и о. Григорий Винденбах в качестве переводчика и посредника.

Доктор Афанассакис выполнил свою работу на совесть. Одночасовая встреча с митрополитами Хризостомосом и Бартоломео была сердечной и теплой. Мы показали им фотографии наших людей и вручили свои подарки, которые включали чек на 3000 долларов. Митрополиты сказали, что деньги будут переданы приюту для сирот около Стамбула. Однако окончательный результат был тем же, что в воскресенье. Никаких существенных указаний или помощи по вхождению в Православную Церковь нам дано не было.

Все, что оставалось сделать — это совершить несколько экскурсионных поездок для осмотра достопримечательностей этого прекрасного и древнего города, включавших остановки во внушающей благоговение Айа Софии и Голубой Мечети. В заключение нашего визита мы отправились в Фессалоники и оттуда в Афины, перед тем, как улететь обратно.

Новое посещение семинарии Святого Креста

Мы приземлились в Бостоне вместо Нью–Йорка, как было запланировано. По любезному приглашению факультета мы решили вернуться в семинарию Святого Креста для проведения собрания нашего Синода, на котором первоначально предполагалось обсудить рекомендации, полученные от Константинополя и совместно решить, каковы должны быть наши ответные действия. Но оказалось, что отвечать не на что.

Мы собрались в зале заседаний правления семинарии на следующее утро после нашего прибытия в Бостон. Никогда в жизни я не был так рад тому, что наша встреча не записывалась на магнитофон. В тот раз мы вплотную подошли к тому, чтобы дружно отвернуться от Православной Церкви. Но для того, чтобы отказаться от Церкви, вы должны также отказаться и от веры, а этого мы сделать не могли. Слишком много мы знали. Кроме того, нам просто некуда было больше идти.

Выйдя из административного здания в различной степени отчаяния, мы подняли глаза и увидели епископа Максима! Подобно Самому Христу, он не мог покинуть нас или отказаться от нас. Он присоединился к нам за обедом в этот вечер и напомнил нам о необходимости постоянно искать волю Божию. Да сохранит Вас Господь на многие лета, Ваше Преосвященство!

Полет из Бостонского аэропорта Логан Филд в различные пункты нашего назначения был очень скучным для каждого из нас. Я лично могу подтвердить, что он был в высшей степени угрюмым для тех из нас, кто летел в Лос–Анджелес. Это был конец самого захватывающего путешествия, которое любой из нас когда–либо предпринимал. Древние церкви были великолепны. В Фессалониках мы собрались и молились — каждый из нас — в том месте, где стоял и проповедовал апостол Павел во время его первого визита в этот город. Я в тот день пережил удивительное ощущение Божьего присутствия и еще раз укрепился в решимости посвятить свою жизнь Христу и проповедованию Его Евангелия.

В другой день мы пели все вместе гимн со слезами радости на глазах перед алтарем церкви, которая считается древнейшей из всех, сохранившихся в христианском мире, и расположена в непосредственной близости от Константинополя. Христиане пели здесь этот гимн в течение сотен и сотен лет. Некоторые другие туристы плакали вместе с нами, и я даже не уверен, понимали ли они — почему.

Все путешествие было подобно этому — один духовный подъем за другим. И в то же время оно стало колоссальной неудачей. Мы стучались в дверь Православия настолько сильно, что костяшки наших пальцев стали красными. Имели место дискуссии, кивки и любезности, но ни одного приглашения войти. Или, как говорят на Западе, никаких сигар.

По возвращении домой даже солнечная Санта–Барбара показалась нам мрачной.

11

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ!

— Подождите минуту! — сказал я. Джон Браун, Ричард Бэлью и я сидели вместе с Джеком Спарксом во внутреннем дворике его дома в воскресный полдень, два дня спустя после константинопольско–бостонского путешествия, все еще приходя в себя после перехода на новое время.

— Вы помните, что через три дня у нас назначена встреча с Антиохийским Патриархом?

— По крайней мере, нам не придется проехать полсвета, чтобы попасть на нее, — пробормотал кто–то.

— Я совершенно забыл об этом, — сказал другой. Предвкушение данной встречи дало нам как раз достаточно энтузиазма, чтобы скоротать остаток этого дня. А также и два последующих дня.

Была среда, когда епископы Браун, Бэлью и я солнечным утром держали путь в Лос–Анджелес. Джек Спаркс остался дома из–за непрекращающихся болей в пояснице.

— Знаете, что, по–моему, мы должны сделать сегодня? — спросил Джон Браун. — Я считаю, что мы должны развлечься!

— Что ты имеешь в виду? — спросил я. Двое из нас, епископ Ричард и я, ожидали наихудшей философской дискуссии, которую нам придется выслушивать в течение всей недели.

— Мы ехали в Константинополь со всей серьезностью, озабоченные тем, как кого приветствовать, когда стоять, когда садиться. Сегодня же давайте будем самими собой и получим от этого удовольствие.

Ни епископ Ричард, ни я не нашлись, что ответить. «Пусть продолжает свой монолог», — подумал я про себя. Он так и сделал.

— Я вам скажу, как я намерен поступить. Я собираюсь сказать митрополиту Филиппу: «Ваше преосвященство, мы очень рады встрече с Вами», и это будет правдой. Я не собираюсь изображать религиозность, высокопарность или благочестие («Если это вообще возможно», — неслышно прошептал я). Я просто хочу пойти туда и проявить энтузиазм, и если патриарху и митрополиту понравится наша программа — прекрасно. Если нет — тоже прекрасно. Тогда мы найдем себе другого патриарха и другого митрополита где–нибудь еще. Но вот, что я вам скажу. Я устал от всего этого напряжения. Я просто собираюсь получить удовольствие и немного развлечься.

К этому моменту нам начало передаваться его настроение. Мы понимали, что должны рассеять подавленное состояние, навеянное Константинополем. Было бы оскорблением, как для иерархов, так и для тех, кого мы представляли в ЕПЦ, прийти на встречу с протянутой рукой. Настало время избавиться от хандры и двигаться дальше, несмотря ни на что. И еще одна вещь. Мы договорились избегать унылых повествований, если зайдет речь о Константинополе. В конце концов, мы по–прежнему не знали, почему дело закончилось неудачей. Мы будем говорить то, что нам известно: наша попытка не увенчалась успехом. Мы не будем строить догадок или обвинять кого–либо.

Сразу же за большой стеклянной входной дверью отеля Шератон Юниверсал мы обнаружили доктора Фрэда Милки, которому было поручено встретить нас и проводить в резиденцию Патриарха на седьмом этаже. Доктор Милки оказался высоким, обаятельным человеком с приятной улыбкой — как раз то, что нам было нужно, чтобы начать встречу на той радостной ноте, на которую мы были настроены. Мы прошли через вестибюль, поднялись на лифте, вышли на седьмом этаже, пересекли холл и остановились. Фрэд постучал в дверь.

Встреча с антиохийцами

Появился один из диаконов и пригласил нас войти. Митрополит Филипп вышел навстречу, чтобы приветствовать нас.

— Как приятно встретиться снова после столь долгого перерыва, — сказал он, сопровождая свои слова крепким рукопожатием и приветливым взглядом.

Он казался совершенно искренним и никак не подчеркивал своего архиерейского сана. Создавалось впечатление, что вы встречаетесь с высокопоставленным христианским сановником. У него был вид сердечного и очень заботливого человека.

— Проходите, и позвольте представить вас нашему патриарху Игнатию.

В противоположном конце огромной центральной комнаты, рядом с окном, сидел Патриарх Антиохийский. Вероятно, это знакомо каждому: вы встречаете человека, который сразу же поражает вас тем, что выглядит, как христианин. Именно таково было мое отчетливое впечатление от Патриарха. Его лицо было лицом святого и излучало радость. Когда мы приблизились к нему, он протянул к нам руки и улыбнулся.

— Добро пожаловать, братья, — сказал он. Было ли возможно, что эти три блудных сына, наконец, обрели дом?

Мы разговаривали в течение почти часа, впятером — патриарх, митрополит, Джон Браун, Ричард Бэлью и я. Нас попросили рассказать о процессе нашего прихода к Православному христианству, о наших семьях и о нашем недавнем заокеанском путешествии. Мы обрисовали им каждый из приходов Евангелической Православной Церкви и описали наши учреждения — колледж Св. Афанасия и Консилиар Пресс.

Через три четверти часа митрополит Филипп вопросительно посмотрел на Патриарха.

— Давайте сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь им, — ответил Патриарх.

— Отлично, — сказал митрополит, поворачиваясь обратно к нам. — Вы узнаете кое–что об этой архиепископии. Мы принимаем решения и принимаем их быстро.

Это было лучшей новостью, которую я слышал за последние несколько месяцев!

— Я хотел бы получить от вас две вещи. Во–первых, мне хотелось бы иметь краткую историю Евангелической Православной Церкви, последовательно излагающую ваш путь к Православию. Затем, во–вторых, подготовьте для меня сведения о каждом приходе — кто является настоятелем, его образование, количество прихожан, виды деятельности — не больше страницы на один приход.

— Я мог бы это сделать — сказал Джон Браун.

— Сколько вам нужно времени?

— Дайте подумать. Сейчас конец июня. Что вы скажете о Дне труда[3]?

— Прекрасно. Отправьте бумаги по почте в мой офис в Иглвуде. И приложите к ним экземпляры вашего журнала «Эгейн», книги и другую литературу, издававшуюся ЕПЦ, а также то, что было написано о вас. Мы это тщательно просмотрим и возвратим вам.

Мы встали, чтобы попрощаться. Митрополит крепко пожал мою руку и снова посмотрел мне прямо в глаза.

— Мы не заставим вас долго ждать, — сказал он. Я думаю, что у всех нас троих было одно и то же желание, чтобы в лифте никого больше не оказалось, тогда мы могли бы нажать кнопку «Вестибюль», проследить, как закроются двери и закричать!

— Где были эти люди всю нашу жизнь? — завопил я от восторга.

Мы были слишком возбуждены, чтобы забраться в автомобиль и поехать домой. У нас слишком кружилась голова, чтобы идти куда бы то ни было. Поэтому, мы спустились по лестнице в кафе и заказали ленч. Я не помню больше ничего из того, чтобы было сказано в этот день.

Доклад и две коробки с литературой были отправлены непосредственно перед Днем труда, а поздней осенью я снова посетил офис митрополита. В середине января 1986 года должен был собраться Синод епископов ЕПЦ и митрополит Филипп попросил подготовить наши предложения по процедуре вхождения в Церковь: предполагаемые сроки, как мы собираемся интегрировать свои приходы и органы управления в структуры архиепископии и проблемы, которые мы предвидим. Мы решили, что в конце марта я должен поехать в Иглвуд и обсудить эти предложения.

Уточнение деталей

Когда приблизился март, меня пригласили посетить заседание Национальной Ассоциации Евангеликов (НАЕ) в Канзас Сити. Мне удалось включить в свое расписание эту встречу с тем, чтобы прямо оттуда лететь в Нью–Йорк для дискуссий с митрополитом Филиппом.

На второй день заседаний НАЕ мне передали записку с просьбой позвонить моему секретарю в наш церковный офис в Санта–Барбаре.

— Секретарь митрополита Филиппа, Кэти Мейер, звонила Вам сегодня утром, — сказала Линда Уоллес. — Он и его сотрудники закончили ознакомление со всеми присланными нами материалами, и митрополит хочет посвятить встрече с вами целиком завтрашний день, а не просто час или два. Они просят вас прилететь сегодня вечером.

— Я могу это сделать, — сказал я, — но нужно, чтобы вы перезаказали рейс, забронировали номер в отеле и перезвонили мне. Мы заседаем здесь целый день без перерыва.

— Вам не понадобиться бронь в отеле, — сказала Линда. — Митрополит просил вас остановиться в его резиденции.

К тому времени, когда Линда перезвонила с информацией о рейсе, она уже успела сообщить Кэти Мейер, что я прилетаю в десять вечера.

— Помощник митрополита диакон Ханс встретит вас у выхода. Кэти сказала, что вы его легко узнаете, поскольку он выглядит в точности как Омар Шариф!

Диакон Ханс — один из самых приятных людей, которых я когда–либо встречал. Все, кто его знает, говорят то же самое. Он являет собой образец христианского служения, он — целибат, уроженец Ливана, и выпускник Свято–Владимирской семинарии. И он действительно выглядит в точности как Омар Шариф!

Было больше 11 часов вечера, когда мы достигли Иглвуда. Резиденция, которая служит как домом митрополита, так и его епархиальным управлением, представляет собой традиционную постройку тюдоровского стиля в пригородной части Нью–Йорка. Дом спал, когда мы прошли на цыпочках через парадный вход и поднялись вместе с багажом по лестнице в Мою комнату. Дьякон вошел за мной в комнату с моим чемоданом. Я положил свой портфель на кресло, а сумку повесил на обратную сторону двери ванной. Я поблагодарил дьякона Ханса и пожелал ему спокойной ночи, провожая его до двери. В этот момент я увидел митрополита Филиппа в рясе, спускающегося по лестнице. Он встал, чтобы приветствовать меня в своем доме.

— Епископ Питер, считаю за честь принять Вас у себя, — сказал он, игнорируя мою протянутую руку и обнимая меня. — Господь даровал Вам благополучное путешествие. Вы немного отдохните, а завтра утром мы встретимся внизу в 10 часов.

О. Павел Шнейрла, священник православной церкви Св. Марии в Бруклине, должен был присоединиться к нам на утренней встрече. Он прибыл рано и мы с ним позавтракали вдвоем. О. Павел — бывший лютеранский пастор, который обратился в православие более сорока пяти лет назад и привел за собой много других людей. Ровно к 10:00 митрополит спустился вниз с бумагой в руке.

— Доброе утро, — сказал он. — Я готов ко встрече. Я просил Вас привезти предложения и подготовил свои.

Он вручил мне экземпляр своего текста, а я дал ему наш вариант. Мы стояли в холле, примыкающем к его офису, и просматривали документы друг друга.

— Я вижу, мы двигаемся по одному и тому же пути, — сказал он.

Его умещавшиеся на одной странице предложения содержали девять пунктов, очень близких по содержанию к тому, что написали мы.

— Давайте пройдем в столовую, где мы сможем расположиться вокруг стола и побеседовать. Кэти принесет нам кофе.

Столовая размером с небольшой банкетный зал располагалась в задней части дома (здесь каждый год проводятся многочисленные обеды и встречи). В задней стене имелись стеклянные панели и скользящая стеклянная дверь, открывавшаяся в просторный внутренний дворик. Он был окружен огромной лужайкой и бесчисленными деревьями. На дальнем конце длинного стола, находившегося в левой части комнаты, лежали три блокнота и карандаши.

День прошел за разговором — в основном, об обоих вариантах предложений. Поскольку предложения митрополита Филиппа были короче наших, мы использовали их как рабочий вариант и включили в него несколько наших пунктов. К концу дня был составлен следующий документ, с которым все мы были полностью согласны.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ СОГЛАШЕНИЕ МЕЖДУ МИТРОПОЛИТОМ ФИЛИППОМ И ЕПИСКОПОМ ПИТЕРОМ ГИЛЛКВИСТОМ

1. Выражение надежды на полное объединение в обозримом будущем.

2. Объединение потребует некоторого изменения позиций с обеих сторон. Нам будет необходимо решить проблему женатого епископата. Это решение будет выработано на предстоящей встрече митрополита и Синода Евангелической Православной Церкви.

3. Введение в Антиохийскую архиепископию членов ЕПЦ, выражающих такое желание и отвечающих необходимым требованиям, должно осуществляться через миропомазание и рукоположение.

4. Структура, являющаяся в настоящее время Евангелической Православной Церковью, будет продолжать свою миссию проповеди Православия американской общественности.

5. Подчиняясь митрополиту, эта новая организация будет возглавляться Советом, руководимым его президентом.

6. Митрополит назначит специального сотрудника, который будет осуществлять взаимодействие с управлением ныне существующей Евангелической Православной Церкви. Этот сотрудник будет давать рекомендации, и отвечать на вопросы, которые могут возникнуть у Совета, и после определенного периода его должность будет упразднена.

7. Митрополитом будет сформирована специальная комиссия богословов, к которой Совет будет обращаться за разъяснением богословских и литургических проблем.

8. Новая структура будет соблюдать правила финансовых взаимоотношений, установленные в настоящее время в архиепископии, и будет ежеквартально докладывать в епархиальное управление о своем финансовом положении.

9. Новая структура архиепископии установит внутреннее литургическое единообразие, приемлемое для всех, на основе консультаций с богословской комиссией.

Я должен был представить эту бумагу Синоду ЕПЦ в июне для обсуждения и выработки ответа. Мы прервались на ленч, а затем перешли в гостиную, чтобы закончить переговоры.

— Ваше Высокопреосвященство, у меня есть к вам важная просьба, — сказал я, когда мы сели. — Я думаю, что наши люди согласятся с тем, что мы написали сегодня утром. Но если говорить о вхождении в Антиохийскую архиепископию. очень важно, чтобы все девятнадцать из нас имели возможность встретиться с Вами в скором времени с тем, чтобы услышать Вашу точку зрения на перспективы распространения Православия в Северной Америке и обсудить с вами лицом к лицу некоторые из связанных с этим вопросов. Могли бы мы после нашего июньского Синода, скажем, в конце лета, приехать сюда и провести с Вами день?

— Несомненно, — сказал он без колебаний. — Давайте ориентироваться на начало сентября.

Наш Синод в июне состоял из пятнадцати, а не девятнадцати человек. Четверо из наших епископов предпочли выйти из ЕПЦ. Их желанием было прекратить любые попытки быть принятыми в Православную Церковь и продолжать строительство ЕПЦ. Мы уговаривали их подождать со своим решением до сентября 1986 года, когда они, по крайней мере, получат возможность поговорить с митрополитом, которого они никогда не видели. Но наши увещания остались безуспешными. Сыграло ли здесь свою роль Константинопольское разочарование? Как бы то ни было, но нам не удалось убедить их приехать.

Пришел сентябрь и вот мы — Синод ЕПЦ — снова собрались на борту самолета, на этот раз направляясь в Нью–Йорк. Мы прибыли на место в четверг вечером — пятнадцать епископов, и еще пятнадцать наблюдателей. Мы взяли напрокат автомобили и поехали в мотель, находящийся совсем рядом с Иглвудом. Наша встреча с митрополитом Филиппом была запланирована на пятницу. В субботу утром мы должны были собраться в церкви Св. Антония в близлежащем Бергенфилде, Нью–Джерси, чтобы служить в присутствии митрополита Филиппа Божественную литургию, которую он должен был увидеть и высказать свое мнение. В воскресение нам предстояло участвовать в совместном богослужении в церкви Св. Антония, а затем отправиться через Джордж Вашингтон Бридж в Крествуд. Там Синод должен был собраться в полдень в Свято–Владимирской семинарии. Мы предполагали находиться там в течение нескольких дней с тем, чтобы принять решение о вхождении в Церковь.

Встреча с митрополитом

Настроение, с которым мы пришли в пятницу утором на встречу с митрополитом Филиппом, было трезвым. Несколько человек были готовы принять православие. Другие еще немного колебались, выражая опасение быть «проглоченными» — то же чувство, которое уже оттолкнуло некоторых наших людей.

Утро пятницы мы встретили за тем же длинным столом, где трое из нас сидели вместе в Марте. Блокноты и карандаши были снова на месте, на этот раз в количестве двух дюжин. С митрополитом на его конце стола находились Его Высокопреосвященство митрополит Багдадский Константин, Его Преосвященство епископ Аннуциан, викарий митрополита, и о. Джозеф Аллен, главный викарий Антиохийской архиепископии в Северной Америке. Наблюдатели сидели за нами. Кэти Мейер и диакон Ханс снабжали нас кофе.

Митрополит Филипп открыл встречу молитвой и заготовленным заявлением, включавшим следующие замечания:

Мы знакомы в общих чертах с вашим прошлым и вашим поиском пути к полному обретению Святой Православной веры. Мы понимаем, что ваш путь к Православию не был легким ввиду многообразия православных юрисдикции на этом континенте. Я уверен, однако, что Святой Дух, Который всегда присутствует в Церкви, должен, говоря словами службы Пятидесятницы, «ввести вас в землю обетованную». Православие, несмотря на юрисдикционную ситуацию в Северной Америке, является вечной истиной Христовой вчера, сегодня и навеки.

Я хотел бы предостеречь вас от поспешных решений, но в то же время, мой братский совет вам — не закоснеть в своем нынешнем состоянии. Какое бы решение вы ни приняли — сейчас или в будущем — примите его вместе единым разумом, единым сердцем и единым духом. Не позволяйте сатане — мастеру лжи и раздора — оказаться среди вас и разрушить ваше единство. Видит Бог, мы имеем достаточно отколовшихся от Церкви религиозных групп в этой стране и достаточно духовной слепоты.

Мы восхищаемся вашим евангельским усердием и глубоко убеждены, что наш Господь умер на кресте и был воскрешен из мертвых, чтобы основать Церковь не для славян, греков или арабов, но для всего человечества. В Нем не существует ни запада, ни востока, ни севера или юга. «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа».

Именно в этом духе мы приглашаем вас снова в ваш дом. Пусть Всесвятый Дух ведет всех нас к тем делам, которые приятны для Его Святой Церкви.

К концу дня мы тщательно изучили тексты предложений с помощью митрополита и других участников встречи, любезно и терпеливо отвечавших на наши вопросы. В обмене мнениями приняли участие большинство наблюдателей. Субботняя литургия и ее обсуждение также оказались полезными, поскольку мы изучали православное богослужение по книгам и нужно было кое–что уточнить. Прихожане церкви Св. Антония устроили нам после литургии изысканный пир.

Теперь наши отношения вышли на новый уровень. Мы изучали православное христианство в течение пятнадцати лет и взаимодействовали с православными людьми на протяжении десятилетия. Митрополит дал нам больше времени, чем мы просили, ответил на каждый поставленный нами вопрос и предложил быть нашим отцом во Христе. Он готов привести нас в Церковь в течение года, если мы выразим такое желание. Мы вернулись в Свято–Владимирскую семинарию и устроились на ночь. Самое важное в нашей жизни собрание было назначено на 9 часов утра в понедельник. Я отчетливо помню его.

После молитвы я сказал:

— Братья, я никогда в жизни не проводил и не посещал собрания, подобного этому. Поэтому я просто сяду, а вы говорите, как пожелаете.

Хэролд Данавэй выступил первым. Начиная с Константинопольского путешествия, его колебания относительно вхождения в Церковь нарастали. Я предполагал, что его мнение будет отрицательным.

— Джентльмены, у нас нет выбора, — сказал он. — Я говорю «да». Я готов войти.

Он человек немногословный и это могла быть одна из его длинных речей!

Следующим был Уэлдон Харденбрук. Он, также как Хэролд, занимал отрицательную позицию в последний год.

— Я согласен, — сказал он. — Мне понравилось то, что я увидел за этот уикенд.

При положительном мнении этих двух людей дело было решено. Каждый знал это. Собрание закончилось за пять минут, или даже меньше, не считая формального подтверждения остальными своего положительного ответа. Было только одно «может быть» от того, кто хотел больше времени на размышления, и в течение последующих недель оно превратилось в «нет». Но даже он чувствовал, то мы должны войти в Церковь. Мы обладали в Синоде большинством в четырнадцать голосов, вместе с семнадцатью приходами и почти двумя тысячами людей от Аляски до Атланты.

Я хотел бы сказать, что это был счастливейший день моей жизни, но этот день еще должен был прийти. Несомненно, я был счастлив. Но та часть меня, которая вырабатывает чувства, была перегружена в течение всего уикенда, и ощущение значимости только что происшедшего было притуплено. Мы прервали утреннее заседание перед полуднем и я предполагал пойти к телефону, чтобы позвонить митрополиту Филиппу. Но я встретил друга на факультете Свято–Владимирской семинарии и не успел. К тому времени, как мы закончили ленч, пора было возвращаться на заседания.

Мы закончили работу чуть раньше 4 часов и я быстро покинул помещение, спеша позвонить в Иглвуд. Ответила Кэти Мейер.

— У меня есть кое–какие хорошие новости для митрополита, если он на месте, — сказал я.

— Епископ Питер, благодарю Вас за звонок, — сказал митрополит, взяв трубку.

— Я с радостью сообщаю Вам, что нашим ответом является «да», но мы хотели бы сообщить вам об этом лично. Если мы заедем в 3 часа дня в среду, не могли бы Вы выйти на порог и дать нам благословение? Я имею в виду, самое большее, пять минут.

— Кэти, буду ли я здесь в три часа в среду? — спросил он мимо трубки. Что–то невнятно донеслось из другой комнаты о необходимости уйти с какой–то встречи.

— Я буду счастлив видеть вас. Приезжайте в три.

На следующее утро я сказал своим в начале собрания, что мы должны пообещать друг другу быть краткими в среду.

— Митрополит прерывает что–то для встречи с нами, — сказал я. — Давайте появимся точно вовремя, я скажу «да» от имени нас всех, попросим у него благословение и уедем.

Мы провели за обсуждением дел ЕПЦ весь вторник и утро среды. После ленча в среду мы быстро сели в свои автомобили и за 40 минут доехали до Иглвуда. В 2:55 последняя машина припарковалась к тротуару. На минуту мы собрались на дороге.

— Давайте подойдем вместе по дорожке к ступеням парадного входа. Диакон Говард Шеннон постучит в дверь, а дальше буду действовать я. Помните, максимум пять минут.

Мы спустились по дорожке и встали вместе у подножья лестницы. Диакон Говард постучал и диакон Ханс подошел к двери, сопровождаемый митрополитом.

— Входите, — сказал митрополит Филипп, жестом приглашая нас внутрь.

— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, но вы заняты, а все, что мы хотим — это сообщить Вам о нашем решении и попросить Вашего…

— Я сказал, входите, — прервал он, может быть, немного взволнованно. — Ханс, ведите их сюда. Проходите, проходите.

Митрополит направился в банкетный зал в задней части дома и мы вынуждены были проследовать за ним. Я взглянул вперед — и не мог поверить своим глазам. Столы были расставлены в форме буквы «П», перекладина которой находилась в передней части комнаты, а палочки шли вдоль стен. Они были покрыты скатертью и уставлены фарфором, серебром, хрусталем и бесчисленными подносами со всевозможными видами восточных кондитерских изделий. Слезы навернулись мне на глаза, когда митрополит жестом предложил нам выбрать места и сесть. Сам митрополит Филипп остался стоять на своем месте в центре.

— Братья, — сказал он, широко улыбаясь. — Добро пожаловать домой!

Кнопка моего счастья, наконец, оказалась нажатой! После благословения каждый приступил к кофе, сладостям и разговору. Но чего–то все же недоставало. Ощущение было такое, что хотелось выбежать на улицу, чтобы танцевать и праздновать. Но люди, которым за тридцать, в воротничках духовных лиц, не танцуют друг с другом (по крайней мере, в православной Церкви). Может быть, нам стоило петь, нанять духовой оркестр или «короновать короля»?

— В чем дело, епископ Питер? — спросил митрополит.

Я сидел прямо через стол напротив него и переполнявшие меня чувства, очевидно, отражались на моем лице.

— Я настолько взволнован, я хочу как–то отпраздновать это событие. Все, что вы сделали, просто чудесно. Но должны же и мы сделать что–то такое, что даст выход этому чувству…

— Ханс, — позвал он, делая диакону знак подойти к столу. — Принесите сигары!

Весь зал взорвался от хохота. Это было именно то, что требовалось в данный момент. Диакон Ханс вернулся в комнату с двумя ящиками огромных импортных сигар. Люди, которые никогда не курили, взяли по одной и зажгли. Это было подобно вскрытию огромного выпускного клапана. Минуту или около того спустя Кэти вошла в зал с новым кофейником.

— Ваше Высокопреосвященство, — сказала она. — Это выглядит как притон для курения опиума.

Мы снова расхохотались. Мы как будто забыли о своем сане на несколько драгоценных моментов и наслаждались каждой минутой этого состояния.

После того как эмоции смягчились за кофе и десертом, отец Гордон Уолкер задал вопрос:

— Ваше Высокопреосвященство, — начал он. — Многие из нас происходят из среды, которая была очень произраильской. Теперь мы входим в Церковь, которая была принесена в Америку арабскими христианами. Воспользуйтесь минутой, пока эти развращенные люди докуривают свои сигары (у него тоже была в руках сигара, а он их ненавидит) и расскажите нам, какова ваша точка зрения на воссоединение израильской нации.

Можно горько сожалеть о том, что ответ митрополита не был записан на магнитофон. В течение тридцати минут, начав с Авраама в Ветхом Завете, митрополит Филипп дал нам самое волнующее изложение библейского рассказа об израильской и арабской нациях, которое я когда–либо слышал. Он тщательно объяснил разницу между сионизмом, для которого характерны национализм и апартеид, и иудаизмом как уважаемой верой. Я не могу представить евангелического христианина, который не встал бы в очередь и не заплатил за вход, чтобы услышать эту речь. Я ушел с еще большим желанием мира и справедливости на Ближнем Востоке — как для Израиля, так и для палестинцев — чем имел до этого.

— Господь да будет со всеми вами, — сказал митрополит, закончив свой ответ, — и, пожалуйста, передайте мою любовь всем вашим прихожанам. Давайте, используем предстоящий год для того, чтобы лучше узнать друг друга. Будем рассчитывать не позднее следующего лета или, самое позднее, осени начать миропомазание и рукоположение для введения вас в Церковь.

Есть песнопение, которое православные христиане поют на свадьбах, годовщинах и особенно на архиепископских служениях Божественной литургии. Мы выучили это песнопение много лет назад и оно уже стало частью нашей традиции. Когда мы встали, чтобы выйти из–за стола, то, не сговариваясь, повернулись к нашему старшему другу и запели в один голос: «Многая лет, многая лета, многая, многая, многая лета!» Мы пели во весь голос. Все помещение растворилось в слезах и объятиях. Никогда в жизни я не вкладывал столько значения в слова песнопения!

По дороге к выходу о. Джо Аллен, прибывший во время празднования, взял меня за руку и отвел в сторону.

— Я хочу кое о чем вас попросить. В декабре мы будем праздновать 20–летнюю годовщину служения митрополита в епископском сане. В воскресенье, 9 декабря, будет служиться архиерейская литургия в соборе в Бруклине, а за ней последует банкет на острове Статен–Айленд. Не могли бы вы и ваша жена приехать в качестве наших гостей и представителей ЕПЦ?

Нью–йоркский уикенд

Мы решили приехать в Нью–Йорк на два дня раньше, чтобы посетить Рождественскую ярмарку на Манхэттене. За месяц или около того до нашего отъезда, когда я заказывал по телефону билеты на самолет, что–то подсказывало мне позвонить в Бостон нашим друзьям Тому и Лавлейс Говард — узнать, не захотят ли они подъехать на день, чтобы сделать субботние покупки и пообедать с нами вечером. «Подсказывает ли мне эту мысль Господь? — подумал я. — Вряд ли. У Говардов и так больше, чем достаточно дел в это время года». Я заказал билеты и забронировал номер в отеле.

Самолет приземлился в Ла Гардия после обеда, и мы с Мерилин отправились на автобусе в Манхэттен. Было 9:00, когда мы зарегистрировали свое прибытие в отеле — слишком рано, чтобы устраиваться на ночь. Поэтому, мы оделись потеплее и отправились бродить в Рокфеллеровский центр, чтобы посмотреть на конькобежцев и елку, к «Саксу» — взглянуть на анимированные рождественские окна, в собор Св. Патрика, по Пятой авеню к башне Трам и обратно в отель.

Суббота была оставлена для магазинов. Мы решили начать с «Сакса» на Пятой авеню. Выйдя из отеля и направившись вниз по улице, мы наткнулись на Валдорф Астория.

— Давай проберемся через вестибюль и посмотрим рождественские декорации, — предложил я Мерилин, чувствуя, что мы должны были пройти через вестибюль.

Мы вошли внутрь, поднялись на эскалаторе и спустились вниз через холл. Все декорации были вывешены и выглядели красиво. Мы провели некоторое время, дрейфуя из одного конца в другой, пока не вышли на улицу. Толпа снаружи была уплотнена до предела — локоть к локтю, плечо к плечу. Я посмотрел вперед в направлении угла и вдруг увидел протискивающихся вниз по тротуару Тома и Лавлейс Говард и их сына Чарльза! Это казалось еще одним символическим событием в нашем путешествии. «Господь прямым путем привел меня…» (Быт. 24:27). Мы все вошли снова в Валдорф, все еще не веря этой случайной встрече после того, как мы несколько лет не видели друг друга и назначили время для обеда в этот вечер.

Воскресное утро настало очень быстро. Мы взяли такси до собора и прибыли туда точно к девяти. Православные христиане собрались со всей страны, и миряне, и духовенство, включая митрополита Феодосия и архиепископа Иакова. С проповедью на литургии выступил о. Павел Шнейрла. После службы о. Энтони Габриэл из Монреаля отвез нас на праздничный банкет. В течение нескольких часов мы пировали, чествуя человека, которого нам скоро предстояло называть «Сайдна» — почтительное арабское слово, означающее «господин». Понедельник мы провели с друзьями в Свято–Владимирской семинарии, а на вторник мы с Мерилин, согласно предварительной договоренности, должны были встретиться с митрополитом Филиппом, чтобы кратко проинформировать его о нашем продвижении за последние три месяца.

Программа вторника состояла из двух частей: ленч и «Сюрприз». Ибо в дополнение к красивому медному подносу с Ближнего Востока сайдна Филипп приготовил для нас еще один рождественский подарок.

— Как дела у людей в ЕПЦ, — спросил он, когда мы собрались в гостиной после

ленча. — Готовы ли они быть приведенными в Церковь?

— Они готовы, — заверил я его, предполагая, что он может предложить начать миропомазание и рукоположение на съезде Североамериканской архиепископии в Детройте следующим летом.

— Хорошо! Я буду в Калифорнии в начале февраля и мы начнем миропомазание и рукоположение 8 февраля в церкви Св. Михаила в Ван–Нуйсе, — ответил он без колебаний.

8 февраля! Это через два месяца. Год был сокращен до пяти месяцев. Я думаю, что сказал: «Это будет захватывающе», или что–то вроде этого. Через два месяца около двух тысяч евангелических пилигримов завершат свое путешествие к православному христианству.

— Кэти, принеси сюда календарь. Мы начинаем миропомазание евангелических православных в феврале, — крикнул он своему секретарю в соседнюю комнату.

Оставшуюся часть времени после полудня мы составляли расписание. В Лос–Анджелесском регионе большинство членов ЕПЦ должны быть миропомазаны, а духовенство рукоположено в диаконов 8 февраля. В следующее воскресенье в соборе Св. Николая будет миропомазана остальная часть мирян Лос–Анджелесского региона, а диаконы будут рукоположены в священников. Оттуда митрополит Филипп отправится вверх по побережью и повторит тот же процесс в Санта–Круз, а затем, на следующий уикенд, — в Нэшвилле.

Епископ Антуан подключится в середине марта, чтобы ввести в Церковь наши приходы в Джексоне, Мемфисе, Бэри, Индиане, а также три прихода в Канаде. В конце концов, митрополит должен был полететь в Анкоридж и Сиэтл, чтобы завершить процесс к началу апреля.

— Таким образом, к Пасхе ЕПЦ в полном составе перейдет в Святое Православие, — улыбнулся митрополит. — Друг мой, Питер, ваше путешествие почти окончено — или, я бы сказал, оно только начинается.

Попрощавшись, мы пожелали друг другу счастливого Рождества. В этом году было так много поводов для благодарности. И год 1987 обещал быть еще лучше.

Во время полета домой на следующий день я составил список людей, которым необходимо было позвонить. У семнадцати приходов было в распоряжении два месяца, чтобы окончательно подготовиться к встрече одного из наших новых епископов. Знакомство подходило к концу, приближалась свадьба.

12

НА ПУТИ В ТРЕТЬЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ

Диакон Ханс выразился лучше всех.

— Каждая из этих служб миропомазания и рукоположения подобна небольшой Пятидесятнице, — заметил он во время Божественной литургии в Нэшвилле, когда люди выходили вперед, чтобы в первый раз причаститься в качестве православных христиан.

Служба в соборе Св. Михаила в Ван–Нуйсе двумя неделями раньше продолжалась около четыре часов, в течение которых более двухсот прихожан были миропомазаны и много человек рукоположены в диаконы. На самом деле, толпа была настолько огромной, что пришлось снять все стеклянные панели в западной части храма и растянуть огромный взятый напрокат тент, чтобы вместить всех собравшихся. — Это выглядит как возрождение Пятидесятницы, — сказал я отцу Джону Бартке перед началом службы.

В классическом смысле этого термина, так оно и было.

Первым, кого я встретил, когда мы вошли в церковь этим февральским утром, была Ульяна Шмеман, жена покойного о. Александра Шмемана. Она проделала весь путь от Нью–Йорка до Лос–Анджелеса, чтобы стать свидетельницей этого события. Ее присутствие было огромной радостью для каждого из нас и мне трудно выразить ей свою признательность за приезд.

Все мы, и духовенство, и миряне ЕПЦ были миропомазаны в начале службы. Затем, во время самой литургии, состоялось рукоположение диаконов — митрополит возложил руки на каждого в отдельности. Новые калифорнийские приходы были представлены: Св. Варнавы, Хантингтон, — о. Уэйном Уилсоном; Св. Афанасия, Санта–Барбара, — о. Ричардом Бэлью; Св. Тимофея, Ломпос, — о. Дэвидом Оганом; Св. Афанасия, Сакраменто, — о. Томасом Рэнфри, и из Невады, Св. Иакова, Рено, — о. Тимоти Мак–Коем.

Хотя в Новом Завете и на протяжении большей части истории Церкви имели место одновременные рукоположения нескольких человек, позднее в Православии вошло в обычай рукоположение во время службы только одного диакона или пресвитера. Но нас было так много, что обычай уступил место традиции и митрополит Филипп, подобно апостолу Павлу, «возложил на них руки» (Деян. 19:6), низводя благодать Святого Духа.

Молитва, которой епископ молится за каждого нового диакона включает такие слова:

Даждь ему любити благолепие дому Твоего, предстояти дверем храма святого Твоего, возжигати светильник селения славы Твоея, и насади его во святей Твоей Церкви яко маслину плодовиту, плодоносяща плод правды, и совершенна покажи раба Твоего, во время пришествия Твоего, благо угодивших Тебе восприяти воздаяние.

Мы входили в святую чреду диаконов, начавшуюся с семи человек, включая Св. Стефана, первомученика за Иисуса Христа в новорожденной Церкви.

В то утро в соборе Св. Михаила отсутствовал один человек. Пегги Томас находилась в Санта–Барбаре, выдерживая битву с раком, находящимся в последней стадии. Она была слишком больна, чтобы приехать. Ее семья была миропомазана, а ее муж, Стив, рукоположен этим утром в ее отсутствие.

— Она должна принять миропомазание на следующей неделе, — сказал он, когда мы вышли из храма. — Молитесь за нее.

После службы прихожане собора Св. Михаила устроили нам настоящий пир. Это был один из нескольких раз, когда я готов был допустить, что частичной причиной моего перехода в Православие была пища!

Следующее воскресенье принесло новые миропомазания и рукоположения диаконов в священники в соборе Св. Николая в Лос–Анджелесе, где настоятелем является о. Павел Роили. С нами был епископ Питтсбургский Максим, а также епископ Японский Серафим, который в свое время, будучи евангелическим протестантом, закончил Ньяк Байбл колледж. Вдобавок к этому, около двадцати православных священников приехали со всех концов Северной Америки. Прихожане Собора, множество друзей и родителей, включая моих собственных, находились здесь же, чтобы стать свидетелями этого славного события.

Это была еще одна Пятидесятница. Радость о Господе наполняла Его храм. В то время как священники рукополагались один за другим, митрополит Филипп молился:

Божественная благодать, всегда немощная врачующи, и оскудевающая восполняющи, пророчествует … благоговейнейшего диакона во пресвитера.

Я знал, что с того момента, когда должны быть сказаны эти слова, я буду полагаться на благодать, которая восполняет все недостающее, всю оставшуюся часть моей жизни и служения. Господь воистину избирает немудрых мира сего, чтобы посрамить разумных.

На последовавшем за службой банкете выступил епископ Максим. Он поблагодарил Бога за Его неизменную поддержку нас, в нашем странствовании, а митрополита — в его смелости и решимости в открытии нам двери в Церковь. Я с радостью воспользовался возможностью представить своих родителей этим двум Божиим избранникам, которые приняли нас так великодушно.

Выйдя на улицу из задней двери собора, чтобы пройти к своему автомобилю, я заметил фургон припарковавшийся поблизости к тротуару. Задвижная дверь с его боковой стороны была открыта, и я заглянул внутрь, проходя мимо. Там, отдыхая и улыбаясь до ушей, находилась Пэгги Томас.

— Я сделала это! — сказала она. — Это было моей целью — стать православной.

Всего месяц спустя митрополит Филипп написал о. Стиву Томасу такое письмо:

Мы только что с глубокой скорбью узнали об успении во Христе Вашей возлюбленной жены. Пэгги. Пусть Всемогущий Господь примет ее в Своих святых обителях, где лица святых сияют подобно звездам на небесах. За пределами этого мира страдания и слез Христос пообещал нам другой мир, где нет ни болезни, ни печали, ни боли. Нашим утешением служит то, что рано или поздно мы соединимся с теми, кого мы любили, за покровом этого временного существования.

К другим приходам

Каждый приход, хотя и имеет одного Господа, одну веру и одну надежду, обладает вместе с тем индивидуальными особенностями. В православной церкви Св. Петра и Павла, расположенной в непосредственной близости от Санта–Круз и возглавляемой о. Уэлдоном Харденбруком, такой индивидуальной чертой является энтузиазм. Он проявляется в молитве священников и пении прихожан во время службы. Митрополит Филипп миропомазал более пятисот человек в этом приходе всего через три дня после воскресного торжества в соборе Св. Николая. Я искренне допускал, что небеса могут раскрыться и принять всех нас, когда собрание верующих встало, чтобы спеть многолетие митрополиту.

На следующий день мы поднялись на борт самолета, следующего рейсом в Нэшвилл, имея целью ввести в Церковь прихожан и духовенство церквей Святой Троицы, возглавляемой о. Гордоном Уолкером и Св. Стефана, руководимой о. Эндрю Муром.

В следующем месяце, марте 1987 года, наши приходы, включающие Св. Петра в Джексоне, Миссисипи; Св. Иоанна в Мемфисе и святого Воскресения в Тэрри, Индиана, принимали епископа Антуана в течение двух уикендов и испытали те же исполненные Духа радость и веселие, что и другие. Еще три епископа ЕПЦ — Кларк Хендерсон, Дейл Отрей и Грегори Роджерс, пасторы этих приходов, стали священниками. Позднее в том же месяце епископ полетел в Саскатун в центральной Канаде, чтобы миропомазать местных верующих и рукоположить духовенство. К концу месяца приход о. Даниэла Матесона, Святая Епифания, в Оттаве; Св. Викентия в Саскатуне, руководимый о. Бернардом Функом и Св. Андрея в близлежащем Бордене, возглавляемый о. Ларри Рейнемейером, стали православными.

Две последние остановки были сделаны в начале апреля: в Анкоридже, Аляска, для введения в Церковь прихода Св. Иоанна в пригороде Игл–Ривер, руководимого о. Хэролдом Данавэем, и, наконец, в Сиэтле, штат Вашингтон, для объединения с Церковью прихода о. Джозефа Коуплонда при храме Святого Креста в Якиме, а также Св. Павла в Сиэтле, ранее управлявшегося о. Кеннетом Бервеном и о. Мелвином Джимакой, а ныне — о. Дэвидом Андерсоном.

Я должен был встретить митрополита Филиппа в первую среду апреля в Анкоридже. Кэти Мейер позвонила за несколько дней до этого с сообщением, что авиа–агентство вынуждено было запланировать его прилет на вторник. О. Хэролд встретил его и диакона Ханса в аэропорту и отвез в общину на Игл–Ривер.

— Когда Сайдна Филипп вошел в Церковь, — рассказал мне о. Хэролд на следующий день, — он сказал: «Это собор».

В тот вечер по просьбе митрополита было созвано собрание прихода и церковь освящена как собор Св. Иоанна Богослова. Люди стояли безмолвно. Они спроектировали и построили церковь три года назад своими собственными руками. И она стала православной на день раньше их!

На второй день, сразу после ленча, восемь из нас, включая митрополита, были приглашены совершить двухчасовой экскурсионный полет над горой Мак–Кинли и несколькими ледниками. Мы прибыли в назначенное время в аэропорт, чтобы сесть на борт самолета, но тот так и не прилетел. Самолет потерпел аварию в то утро, и двое пилотов трагически погибли. Мы решили совершить путешествие на следующий день, зная, что наша жизнь — в руках Божиих.

— Это самый прекрасный полет, который я когда–либо совершал, — заметил митрополит, когда мы приблизились к величественной горе Мак–Кинли.

Пятница застала нас на пути в Сиэтл. Там ощущалась та же радость, и, несмотря на усталость, было грустно, что праздничные мероприятия закончились.

— Мне будет не хватать столь частых встреч с вами, — сказал я диакону Хансу, когда мы прощались в аэропорту.

Национальный съезд

В следующее лето митрополит публично приветствовал нас в Детройте на Национальном Съезде.

— Дамы и господа, мы празднуем в этом году событие, происшедшее не в отдаленном прошлом, а всего несколько месяцев назад, — начал он.

Он рассказал о нашей первой встрече с патриархом в Лос–Анджелесе, а затем перешел к встрече с Синодом ЕПЦ 5 сентября 1986 года.

— После четырех часов интенсивных богословских обсуждений, случилось нечто, чего я никогда не забуду. Епископ Гордон Уолкер из Теннеси не выдержал и со слезами на глазах сказал нам: «Братья, мы стучались в двери Православия десять лет, но тщетно. Сейчас мы пришли к вашему порогу, ища Святой Кафолической и Апостольской веры. Если и вы не примите нас, куда нам идти?»

— Я был глубоко тронут и взволнован искренностью епископа Уолкера и, начиная с этого момента у меня не было никаких сомнений в том, что такой диалог, очищенный слезами, будет увенчан небесной радостью.

Позднее в своем выступлении митрополит рассказал о тех чувствах, которые вызвали у него североамериканские службы миропомазания.

— Мне трудно найти слова, чтобы описать вам ту радость, которую я испытал, когда миропомазывал маленьких детей евангелических православных. Каждое впечатление, которое я получил, было подобно главе из книги Деяний. Я чувствовал, как будто Церковь возвращала свой апостольский дух и вновь обретала свое миссионерское измерение.

— Среди некоторых православных существует ошибочное мнение, что Православная Церковь не занимается прозелитизмом. Это крайне далеко от истины. Вы можете представить, где находилась бы Церковь, если бы Петр и Павел, Филипп и Андрей и другие апостолы не занимались прозелитизмом? В чем Америка нуждается сегодня, особенно после краха электронной проповеди, так это в православном евангелизме, основанном на подлинном толковании Писания, учения Апостолов и святых отцов в литургической и сакраментальной жизни Церкви.

— Еще раз из глубины своего сердца я говорю евангелическим православным: Добро пожаловать домой!

Начало

Орден Св. Игнатия — это состоящая из восьмисот человек группа поддержки в структуре Антиохийской архиепископии, которая осуществляет специальные проекты. Один из них — двадцатидвухминутная видеопрезентация под названием «Добро пожаловать домой!», в которой заснято на пленку вхождение ЕПЦ а Православную Церковь. В конце фильма, когда вы ожидаете увидеть на экране «Конец», вместо него появляется слово «Начало». Я считаю это слово пророческим.

В течение нескольких месяцев после нашего приема в Православную Церковь еще сотни людей пришли к Православию. Новые миссии начали свое существование в нескольких американских городах — таких местах, как Фарго, Северная Дакота; Солт Лейк Сити, Юта; Ист Лансинг, Мичиган; Блумингстон, Индиана; Бивер фоллз, Пенсильвания и Витон, Иллинойс. В дополнение к этому, стали поступать запросы, иногда по несколько в один день, от пасторов, любящих Христа и Его Церковь и ищущих полноты Православного богослужения и веры.

Многие из них — это евангелические протестанты, которые рассматривали православие в течение многих лет, но считали его слишком этническим для себя. Другие — протестанты, римо–католики, благочестивые люди, разочарованные тем, что каждый раз, когда они оборачиваются вокруг, почва под их ногами оказывается поколебленной. Они ищут вероучительные, литургические и экклезиологические корни.

Интерес к православию проявлялся также в кампусах христианских колледжей и семинарий. Мы получали предложения выступить там, часто при поддержке администрации. Школы, которые двадцать лет назад не задумываясь, отвергли бы православного священника — и я сам в этом участвовал — сегодня вторично, более внимательно, всматриваются в эту древнюю веру. Почему?

В последней книге Ветхого Завета — собственно, это последний стих Ветхого Завета — было сделано вдохновенное пророчество. Бог пообещал, что Он «обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их» (Мал. 4:6). Народ Божий разделяет общее неутолимое желание найти основателей своей веры, Церковь, которую Иисус Христос основал через Своих Апостолов и отцов Церкви. Малахия говорит нам, что это произойдет перед «наступлением дня Господня, великого и страшного» (Мал. 4:5).

Когда Воплотившийся Бог Господь наш Иисус Христос пришел на землю в первый раз, именно люди, всерьез воспринимавшие Закон и Пророков, узнали Его и последовали за Ним. Как это будет в Его второе пришествие — узнаем ли мы Его? Будем ли мы готовы? Иисус предупреждает, что некоторые, считающие себя подготовленными, на самом деле таковыми не являются.

Сегодня значительная часть христианства раздроблена. Огромное количество людей, считающих себя христианами в той или иной степени, оставили веру. Верующие осиротели и оторваны от своих корней. Но, несмотря на всю трагичность положения, помните, что Бог использует даже гнев человека для Своего прославления. Ибо наше вероотступничество вызывает жажду полноты новозаветной веры, новой жизни во Христе, поклонения Святой Троице и самой Церкви.

Чего хотим мы, православные христиане? Что является нашей мечтой, нашим желанием? Просто следующего: мы хотим быть настоящей Церковью для всех всерьез преданных своей идее христиан в англоязычном мире. Христиане в Северной Америке, например, имеют возможность решать, хотят ли они быть римо–католиками, баптистами, лютеранами, пресвитерианами, методистами или даже независимыми. Очень мало у кого был шанс решать, хотят ли они быть православными. Мы хотим сделать выбор возможным и убедить людей стать частью подлинной Церкви Иисуса Христа.

В книге Откровения Иисус неоднократно говорит: «Кто имеет уши слышать, да слышит, что Дух говорит Церквам!» Я думаю, что в эти дни Святой Дух обращается с призывом к народу Божьему: «Дети, вернитесь домой к вере ваших отцов, к вашим корням в христианстве, к зеленым пастбищам и спокойным водам Церкви, которая выдержала испытание временем». До принятия православия у нас не было подлинного Спасителя, хотя мы пришли к лучшему знанию Его, вместе с Богом Отцом и Богом Святым Духом. У нас была подлинная Библия, которую нам также удалось постигнуть глубже. Но мы просмотрели огромный недостающий фактор — подлинную Церковь. Дух и Невеста поманили нас, и мы с радостью пришли к Ним.

Вот то сокровище, которое мы нашли. И мы не осмеливаемся его скрывать.

О. Джеймс Мина был прав в тот день в соборе Св. Николая. Наши отцы приняли эту православно–христианскую веру и принесли ее в Америку. Теперь наш черед привести Америку — и Запад — к Православному христианству. Вперед к третьему тысячелетию!