Возвращение к лисьей норе

8

Полукруглое подворье замка, погруженное во тьму, казалось пустынным и безлюдным. Посередине желтел прошлогодний газон с тремя древними, могучими дубами. Их ветви, словно скрюченные ревматические пальцы, служили насестом для ночного отдыха воронам и галкам, которые днем предпочитали башни костела.

Оказалось, замок обитаем. На втором этаже светились несколько окон, бросая полоски света на островки пожелтевшей травы. На фасаде пронзительно алым и золотым сиянием выделялся вход, открывавшийся под каменной балюстрадой как кровожадная звериная пасть.

«Татра» объехала газон, словно совершив круг почета, и плавно затормозила. Навстречу выбежал мужчина в безупречно сидящем на нем коричневом костюме, белоснежной сорочке и со вкусом подобранном галстуке. Распахнув дверцу автомобиля, он почтительно поклонился.

— Приветствую вас, товарищ зампред.

Выйдя из автомобиля, Бартик кивнул Земану, приглашая следовать за ним.

— Сын приехал? — спросил он у мужчины, который, вероятнее всего, был управляющим замка.

— Все уже собрались, товарищ зампред. Ожидали только вас.

— А это мой гость. Друг молодости. Майор Земан, — представил Бартик своего спутника.

— Большая честь познакомиться с вами.

Управляющий слегка склонил голову, сохраняя профессионально вежливое выражение лица. Он почти бежал перед ними, словно собственным телом хотел оградить их от возможных неприятностей, распахивал двери, пропуская хозяина с гостем, а затем снова забегал вперед.

Теперь Земан понял, откуда исходило это ало-золотое сияние: от входа вверх поднималась беломраморная лестница, ослепительная в свете хрустальных люстр со множеством подвесок. Покрыта она была огненно-красным ковром и ограждена перилами с золоченой ковкой.

Поднимаясь с Бартиком по величественной лестнице, Земан сокрушенно думал о том, что нарушает идеальную ее чистоту грязными подошвами. Очень хотелось сойти на незастланный ковром мраморный краешек лестницы, ведь с него проще смыть грязь, но Бартик и управляющий, сопровождая его с двух сторон, вели себя настолько естественно и непринужденно, словно следы на дорогом ковре — обычное, не заслуживающее внимания дело.

Бартик прекрасно вписывается в этот величественный интерьер, отметил Земан. Чувствует себя свободно и уверенно, словно с давних пор является хозяином этого замка. Трудно было представить Бартика прежним — длинным, тощим, прыщавым мальчишкой-полицейским. В слишком большой для него грубой зеленой форме он выглядел очень смешно и вовсе не был похож на представителя органа народной власти. Теперь Земану казалось невероятным, что этот высокомерный политик спал когда-то рядом с ним на одних нарах, ночи напролет с увлечением собирал старую трофейную немецкую радиостанцию, которую они обнаружили в заброшенном доме. И уж совсем невозможно было представить его в роли начальника радиоцентра госбезопасности.

Теперь это был совершенно иной человек. Он не просто постарел, полысел и потолстел, хотя элегантным костюмом старался скрыть брюшко и по лестнице поднимался с наигранно юношеской легкостью. Он точно вырос, выделился из окружающей серой среды и стал Представителем.

Вот в этом-то все и дело, понял Земан. Это уже не тот Лойза Бартик, друг юности. При всей своей сердечности он постоянно помнит, что он — Представитель. Поэтому он все время как бы начеку, он как бы наблюдает за собой со стороны. И именно поэтому я не чувствую себя с ним легко и свободно, как когда-то.

Они добрались до конца лестницы, и управляющий широко распахнул высокие с инкрустацией двери, а сам почтительно отступил в сторону.

У Земана было такое чувство, будто он прошел сквозь невидимую стену в сверхъестественный мир четвертого измерения. Огромный салон, куда они вошли, белый с золотом, сиял от множества огромных хрустальных люстр. Они висели над большим круглым столом, уставленным изысканными блюдами: салатами, мясом, копченостями, дичью, сырами и пирожными. На сервировочных столиках приготовлены были бутылки с напитками и хрустальные рюмки. Обслуживали двое официантов в безукоризненных смокингах и повар в белоснежном крахмальном колпаке.

Но не это было удивительным.

Особенными были лица за столом. Всех их Земан хорошо знал, хотя до сих пор ни разу не видел так близко. Он помнил их позы и улыбки. Правда, он видел их подкрашенными ретушью в газетах или прилизанными гримерами на экранах кино и телевизоров. И вот совершенно неожиданно он оказался среди них. В этом хрустально-золотом сиянии белого салона ему показалось, будто он попал в какую-то телевизионную комедию. Все здесь были дородные, откормленные, с несколько одутловатыми, точно у хомячков, лицами, раскрасневшимися от вкусной еды и доброго питья. И Земану вспомнилось слово, которым метко называет народ таких функционеров: «пупы».

— Ну наконец-то ты пришел, Лойза, — сказал один из них. — А то нам уже начали наливать вино из литровых бутылок. Ты же знаешь, в таких случаях я всегда ухожу.

Это был розовощекий мужчина с седыми, почти белыми волнистыми волосами, с которыми резко контрастировало его круглое мальчишеское лицо. Это «серый кардинал», вспомнил Земан, организатор всех торжественных мероприятий, транслируемых по телевидению.

— «Мюллер-Тюргау» в бутылках по ноль семь у нас кончился, товарищ зампред, — обиженно оправдывался управляющий. — А я не хотел менять марку выбранного вами вина, поэтому распорядился наливать из литровок.

— А ты и в самом деле почувствовал разницу, Кая? — ухмыльнулся Бартик.

— Моментально. После первого же глотка. Эту бурду из литровок просто невозможно пить. Такую бутылку я мог бы купить и в магазине, но для этого вовсе не обязательно приезжать в замок.

Почему ему не нравится пить то, что пьют обычные люди? — удивленно подумал Земан. А потом вспомнил своего друга Иозефа Машталиржа, бывшего директора концерна «Бензин», а ныне члена ревизионной комиссии ЦК. Он когда-то сказал ему: «Самая большая опасность и несчастье для партии — обуржуазивание некоторых ее функционеров. Они давно забыли о своем пролетарском происхождении и о тех, кто выдвинул их наверх. Они стали просто мещанами. Едят не те сосиски и не те рогалики, что простые люди, поэтому перестали понимать народ. Живут в роскошных виллах, как в замках, напрочь оторванные от жизни. У них осталось одно-единственное желание — как можно дольше удержаться у кормушки. И народ будет вынужден снова пойти штурмом на их виллы и замки, как на Зимний дворец, чтобы не погубить революцию…»

Он даже не предполагал, как близки эти горькие размышления к тезисам средневекового философа Кастеллия, который когда-то писал, что революция, — утратившая способность постоянно сомневаться, превратившая свою правоту в незыблемую догму, созрела для свержения, для замены ее новой волной молодого, более революционного мышления…

В этот момент из-под стола донесся дикий рев:

— Бедная Русалка бледная! Красою мира очарованна-а-а-я-а-а…

— Боже мой, Калоус, — раздраженно проговорил Бартик, — опять ты напился. И когда успел? — Приподняв краешек скатерти, он приказал: — Не ори и вылезай! — А Земану объяснил: — Как выпьет, лезет под стол и начинает горланить арию из «Русалки».

Из-под стола вынырнул раскрасневшийся Калоус.

— Тебе не нравится, Лойза? Могу исполнить и еще кое-что. Вот, слушай-ка. — И завыл: — Неделю с тобой мы бок к боку, но сухо у тебя в паху…

— Фу, свинья. — Бартик поморщился. — Деградируешь. Потрясающе вульгарен.

Последнее показалось Калоусу слишком обидным. Он вдруг побледнел и спросил:

— Как это понимать?

Потом, усевшись, замолчал, обиженно надувшись.

Юру Калоуса Земан знал. Его называли Юродиусом. Когда-то он был заместителем генерального директора на телевидении, но творил там такие чудеса, что от него быстро постарались избавиться — вытолкнув, впрочем, наверх. На высокий правительственный пост, где его глупость была не так заметна.

И еще один гость был знаком Земану. Необычайно популярный актер Ян Буреш, прославившийся исполнением главной роли в многосерийном телевизионном детективе. Именно к нему вел теперь Бартик Земана, чтобы похвастать: дескать, и эта звезда — в моем близком окружении.

— Познакомьтесь, криминалисты, — радостно воскликнул он. — Это мой друг Гонза Земан, один из самых опытных начальников нашего уголовного розыска. А это тоже знаменитый детектив, но тебе его, Гонза, представлять, наверное, не нужно.

— И в самом деле, — улыбнулся Земан, — мы давно знакомы. А я смотрю, вы, маэстро, неравнодушны к Бартикам, — иронично заметил он Бурешу.

Заместитель председателя правительства тут же понял, на что Земан намекает. Несколько лет назад у Буреша были неприятности из-за связей с его однофамильцем, диссидентом Павлом Бартиком. По этому поводу Земан даже беседовал с ним. И зампреду было весьма неприятно, что Земан напомнил об этом Бурешу. Поэтому он достаточно резко заметил:

— За моим столом ты встретишь только достойных людей, Гонза. — И, чтобы как-то загладить неловкость, дружески обнял Буреша за плечи. — Так что же вы приготовили нам на сегодня, маэстро?

— Франца Кафку, — вызывающе ответил Буреш.

Было заметно, что он давно вращается в высших партийных кругах и перестал здесь бояться.

Помедлив, Бартик великодушно сказал:

— О боже мой, ведь мы же здесь — у себя, в своем обществе. И имеем полное право относиться терпимо к некоторым явлениям культуры! — рассмеялся он, словно извиняясь перед Земаном.

— Послушай, Лойза, это ужас как смешно! — воскликнул розовощекий ценитель вина, которого все здесь называли Кая. — Пусть читает. Он кое-что нам уже зачитывал, мы чуть животы не надорвали. Этот Кафка был молодец, даже трудно поверить, что это он написал еще бог знает когда, в двадцатые годы. Ну, прочитай ему отрывок о партии.

— Говоря о партии, Кафка имел в виду не институт, а стремление человека быть услышанным…

— Все равно! — веселился Кая в предвкушении того, что по этому поводу скажет зампред. — Давай читай, не бойся.

Буреш раскрыл тоненькую книжечку, лежавшую перед ним на столе, и принялся читать:

Он читал, а сидящие за столом умирали со смеху.

И Бартик, заместитель председателя правительства, смеялся тоже.

Господи, а над кем он-то смеется? — думал Земан.