Возвращение любви

Глава первая

Елена вышла замуж рано и по любви. Думать не думала, что избранником ее будет военный, но так уж случилось, а там, глядишь, стало ясно: это судьба.

В Ярославль она приехала из маленькой приобской деревни — поступать в педагогический институт. Жила в общежитии с другими девочками, которые во многом были похожи на нее: такие же наивные и неопытные, деревенские и от того, должно быть, жадные до городских развлечений. Впрочем, выбор развлечений был невелик, а для них вообще сводился к одному — танцевальной площадке.

Там и познакомились. Валерий был в сером костюме, который очень хорошо на нем сидел. От природы наблюдательная, Елена также отметила в нем какую-то необычную серьезность, сдержанность в движениях. Другие парни из кожи лезли, чтобы понравиться, выпендривались, а он — ни капельки.

Валерий танцевал с Еленой, с ее новыми подружками, а потом проводил их до общежития. Прощаясь, задержал руку Елены в своей и тихо, чтобы не слышали другие, сказал:

— Приду завтра.

И ушел, не оглядываясь.

Елену еще тогда поразили глаза Валерия. «Люди с такими глазами не врут», — подумала она, а про себя почему-то решила: «Не придет».

Однако вышла под вечер в скверик, перед зданием общежития и выбрала скамейку так, чтобы видеть крыльцо. Нет, она и себе не признавалась, что ждет Валерия. Просто выпал теплый погожий вечер, она готовится к экзамену — читает Флобера, словом, все в полном порядке.

Прибежали подруги — Ирка и Вера — стали удивляться, что она не собирается на дискотеку.

— Я не пойду, — заявила Елена и сама удивилась тому, как решительно это у нее прозвучало.

— Почему? — распахнула Ирка свои красивые глазки.

— Уж не заболела ли? — насторожилась более степенная Вера.

— Экзамен послезавтра.

— Тебе ли бояться? — сказала Вера. — Ты у нас уже все знаешь.

Так и не поддалась на уговоры подруг. Она не первый раз читала «Мадам Бовари» и потанцевать была не прочь, но что-то ее удерживало, взгляды отчего-то невольно обращались к крыльцу общежития, возле которого они вчера расстались с Валерием.

«Да что же это? — думала она, начиная сердиться на себя. — Ну, не такая же я дура, не жду же его. Нет, я просто не хочу на дискотеку. Там толкаются, много пьяных. А я этого не люблю. Мне хорошо и тут. И потом — я зачем приехала? Я приехала поступить в институт. Вот и готовься к экзаменам, Елена Петровна. А танцульки подождут. Провалишься — стыдно будет ехать домой. Как на тебя посмотрят? Отличница — и на тебе!»

Елена выросла в таежной деревне на большой реке. Подруги, должно быть, сильно удивились бы, если бы знали, что она лихо гоняла моторку, ставила сети и днями пропадала в тайге, промышляя белку.

Она была невысокого роста, но очень стройная, волосы густые и светлые, большие серые глаза, полные губы. Говорила Елена всегда так, что не сразу и поймешь, шутит она, нет ли. Это было у них в роду — ко всему относиться с улыбкой. Однако, сейчас сидя на скамейке в скверике, Елена была сама серьезность и даже отложила Флобера и взяла Писарева, раздражавшего ее своей петушиной бойкостью. Надо же: посмел усомниться в обожаемом ею Пушкине! Елена любила Пушкина, как можно любить небо и землю, весь божий мир — глубоко и навсегда. Однако, увлекшись, и не заметила, с какой стороны и когда подошел Валерий. Может быть, он долго стоял и смотрел на нее. Оторвалась от книги, когда Валерий сел рядом.

— Здравствуй! — сказал он.

Хотела заметить, что на «ты» они не переходили, не было для этого повода да и желания, скажем, с ее стороны, но вместо длинной тирады ответила против воли:

— Здравствуй!

Может, оттого так получилось, что Валерий был в форме, на плечах — погоны старшего лейтенанта. И еще: он явно был чем-то озабочен. Чем?

С минуту молчали. Елена уже и не знала, как себя вести, говорить ли что-нибудь или вообще встать и уйти, но тут Валерий сказал:

— Я уезжаю.

«И скатертью дорожка! — подумала про себя Елена. — С какой стати ты мне это говоришь? Кто я тебе? И зачем мне знать, что ты куда-то уезжаешь?»

А спросила совсем о другом:

— Куда?

— Служба, — ответил он просто.

«Хорошо хоть, не сказал — военная тайна. Но мне-то что до его службы?»

— Это опасно? — спросила она и поймала себя на том, что в ее голосе прозвучала тревога.

«Что с тобой, подруга? Тебе-то какая разница — опасно или нет?»

Валерий пожал плечами. Он не стал врать, говорить, что, мол, нет, не опасно. И она это поняла. Ей понравилось, как он смотрел на нее. Но что все-таки ему от нее нужно? Похоже он чем-то мучается, чего-то не решается сказать. А с виду такой смелый.

Минуту сидел, хмуро глядя под ноги, потом собрался с духом.

— Знаешь что? — поднял глаза на Елену. — Жди меня месяц.

«Вот еще! — возмутилась она про себя. — С чего это я его ждать буду? Знакомы-то без году неделя. Да и того меньше. Станцевали пару раз, да проводил с подругами. И пожалуйста — жди меня. Ага! Жди меня и я вернусь. Больно ты нужен. Много таких, всех не переждешь».

А вслух сказала, пожав плечами:

— Ладно.

У него сразу лицо посветлело, и посмотрел на нее так, словно бог весть что посулила. А ей-то не трудно. Будет повод отказаться, если позовут на танцульки. Обещала, мол, человеку и слово свое сдержит. Уж в этом отношении ее никто не посмеет упрекнуть, она словами на ветер не бросается: сказала, что отрезала. С детства такая была.

— Значит, не будешь бегать на дискотеку? — переспросил он, смущаясь своего вопроса.

— Сказала же…

Елена смотрела в книгу, но почему-то буквы слились в сплошные линии, что-то случилось с глазами. Однако, она упрямо делала вид, будто читает. Такая, значит, грамотейка, так вгрызлась в книгу, что и не оторвать.

«Дура я, что ли? — думала Елена про себя. — Человек в гости, считай, пришел, а я — как бука. Нельзя, милая, так себя вести. Нехорошо».

А от книги и впрямь не оторваться. Тогда придется посмотреть на него, встретиться глазами. А она вдруг оробела.

— Можно спросить? — подал он голос.

— Спрашивай.

— У тебя есть кто-нибудь?

— Конечно. Отец есть, мать. Полдеревни — родня. Все Чупровы. Пришли провожать, так всю пристань заняли.

У него глаза ожили, смотрит на нее, не мигая, и так слушает, будто она ему лучшие в мире слова говорит. Елена прекрасно поняла, о чем он спросил. Но ответить прямо было неловко. С чего он вдруг такие вопросы задает? Знакомство-то шапочное, можно сказать… И стала она рассказывать о своих родных, о дядьях да тетках. Чего это на нее нашло?

Валерий не перебивал, молча слушал, все больше успокаиваясь и утверждаясь в своей главной мысли — нет у нее парня.

— Ну, я пошел, — сказал он наконец и поднялся.

— Пока, — ответила Елена.

Он хотел, видимо, пожать руку, но посчитал неудобным, и она уже хотела было подняться, да раздумала.

Так и расстались.

Елена усердно готовилась к каждому экзамену. И нельзя сказать, чтобы часто вспоминала Валерия, но не забывала. В институт она поступила. И за все время никуда не ходила с подругами, кроме кино. И не тянуло ее, главное, потому что в один прекрасный день вдруг поняла: она и впрямь ждет. Это открытие сперва озадачило, а потом даже рассердило.

«Да ты что?! — ругала она себя мысленно. — Совсем свихнулась! Ты же его не знаешь. Может, просто пошутил. Перевели куда-нибудь — на то и военный — и служит теперь в другом городе».

Но почему-то не верилось, чтобы мог Валерий поступить так: слишком это глупо и мелко. А он был сильный и правдивый — Елена в людях разбиралась. И хоть умом понимала, что зашла в своем затворничестве слишком далеко, менять ничего не хотела.

— Ты что это? — спросит, бывало, Ирка. — У Игоря день рождения. Тебя приглашал. Пойдем?

— Нет.

— Но, почему, почему?

— Потому.

— Постриглась бы в монашки, честное слово!

— Надо будет — постригусь.

— Может у тебя кто-то есть?

— Может быть.

— Ну и скрытница ты! А ведь глупо.

— Что глупо?

— Прошли те времена, когда вот так ждали. Правильно говорит Константин Васильевич.

— Это еще кто такой?

— Один мой новый приятель. Могу познакомить. Хочешь?

— Нет. И что же он говорит?

— Кто живет прошлым, говорит, тот дурак. Кто живет будущим — тот псих ненормальный. Надо жить только настоящим.

— Просто философ этот твой Константин Васильевич.

— Ай, что я на тебя время трачу! Лучше объясняться с телеграфным столбом, тот быстрее поймет.

Такие разговоры возникали не раз, пока Ирка и другие подружки не поняли, что характер у Елены твердый, такую не переубедишь, если она того сама не захочет. И оставили в покое.

Уж, видно, такая судьба выпала на долю Елены, что влюбилась она в своего будущего мужа, так сказать, заочно, — разлука соединила их. Между тем прошел месяц, а Валерий не объявлялся. Прошла еще неделя, потом еще… И так три долгих месяца. Елена не могла бы объяснить, почему продолжала ждать. Но с каждым днем это ожидание все более укоренялось в душе, и человек, которого все-таки и видела два раза, становился более понятным и родным: она его придумывала в бесконечные часы одиночества.

Велика и таинственна душа человеческая.

— Ты посмотрись в зеркало, — сказала как-то та же Ирка.

— А что?

— Ты понимаешь, на кого похожа?

— Мне все равно.

— Ты похожа на солдатку, которая ждет всю жизнь погибшего на войне мужа.

Она, Ирка, недавно видела кино о такой солдатке: в глазах у той был похожий блеск отчаянного упрямства. Ирка сболтнула, не подумав, и тут же спохватилась, потому что Елена вдруг схватилась за горло, побледнела, упала на кровать и забилась в истерике.

— Нет, нет! — кричала она. — Нет!

Ирка до смерти напугалась, на крик прибежали девчата-соседки, еле успокоили Елену. Ирка больше не приставала к ней с подобными разговорами — болтала о пустяках.

А дни шли…

Однажды Елена прогнала подруг и взялась за уборку в комнате. В трико, босая, простоволосая она мыла пол, когда кто-то постучал.

— Ну, кто там еще? Входите!

Думала, кто-нибудь из соседок, что вечно бегали за тем или другим, а чаще от нечего делать. Выжимая тряпку, она выпрямилась и увидела в дверях Валерия. Он был в гражданском, держал в руках красные розы и смущенно улыбался.

— Я не вовремя, — сказал почему-то.

А она стояла и боялась только одного — не упасть бы: так ослабли ноги. Он, должно быть, что-то понял, бросился к ней, подхватил в последнюю минуту и прижал к себе…

Уже потом, спустя время, она дотронулась до шрама на его груди и спросила:

— Это тогда?

Он кивнул.

— Ты мог погибнуть?

— Раз плюнуть, — улыбнулся он.

— А что было бы со мной? — с ужасом в голосе спросила она, впервые поняв, какое огромное несчастье прошло рядом, обдав их обоих горячим дыханием.

— Я об этом подумал, — сказал он. — Потому и жив.

— Спасибо.

— Не знаю, кто кого должен благодарить. Был случай… Если бы не ты, я не сделал бы последнего отчаянного шага, не стал бы цепляться за жизнь. Вот так, моя дорогая женушка. А не хотите ли, мадам, какава?

— Какава не принимаем-с, — ответила в тон Елена. — Пьем только кофий.

— Ах, ах, ах! Какие у нас тонкие вкусы! Но пить придется чай.

— Обожаю чай!

Пять лет супружеской жизни пролетели, как пять дней. Они никогда не ссорились, не опускались до выяснения отношений, одинаково просто относились к житейским неурядицам, счастливы были, когда в чем-то везло: он честно служил, она учительствовала, умели отдыхать, слыли славными людьми, хлебосольными хозяевами.

Больше не было долгосрочных командировок, Валерий получил капитанскую звездочку и уже маячила майорская.

Иногда прибегала Ирка, всплескивала руками и восклицала:

— Ну, подружка! Ну, скрытница! Это же надо!

— О чем ты? — делая вид, будто ничего не понимает, спрашивал Валерий.

— Углов! — шумела она. — Ты ее не знаешь. Она под пытками не выдаст.

— Чего не выдаст?

— Как чего? Тайну.

— Какую тайну?

— Откуда я знаю. Любую. Вот к примеру. Это мне, лучшей своей подруге, не сказать, что ждет Углова. Ну не обидно?

— Что по этому поводу говорит Константин Васильевич? — вмешивалась в разговор Елена.

— Да ну его! — отмахивалась Ирка. — У него уже новая теория.

— Какая же?

— Все меня убеждал — надо жить настоящим. Я и жила, три аборта сделала, дура. Углов, не слушай бабьи разговоры. Чего уши навострил?

— Я не слышу.

— Теперь говорит… Углов, послушай, что говорит мой Константин Васильевич. Мол, настоящее — понятие растяжимое. День это? Год? Неделя? Надо жить текущим мигом. Понял, Углов. Эх, Елена! Мне бы такого мужика, как твой Углов, я бы…

— И что бы ты? — заинтересовался Валерий.

— Я порхала бы, как птичка.

Ирка изобразила, как бы она порхала, и это получилось очень выразительно. В последнее время она растолстела, ручки — короткие и полные. Ни дать ни взять пташка! Она была шумной, болтливой, но, по сути, безобидной, очень доброй женщиной.

Все было хорошо в семье Угловых, первые тучи почудились Елене, когда он однажды сказал о возможном своем сокращении. Страна не могла содержать такую огромную армию. Часть, в которой служил Углов, должна была расформироваться.

— Ты можешь что-нибудь изменить? — спросила, стараясь быть мягче, Елена.

— Конечно, нет, — ответил хмуро Валерий.

— Тогда смирись.

— Я учился быть солдатом.

— Мы еще молоды. Переучишься.

— Тем более, что в доме есть учительница…

Тогда Валерий ушел от разговора, но Елена замечала, что он часто стал задумываться, уходить в себя, таясь от нее, чего прежде никогда не бывало. Елена не приставала с расспросами. Пусть сам привыкнет к мысли, что надо выбирать другую профессию.

И отец, и дед Валерия были офицерами, и он продолжил семейную традицию. Очень серьезно относился к службе. Елена переживала за него, однако надеялась, что он справится и обретет прежнюю уверенность.

Однажды Ира, которая для Елены по-прежнему оставалась Иркой — такая была несерьезная, — завела опасный разговор.

— Углов! — обратилась она к Валерию. — Слышь?

— Что-нибудь новое от Константина Васильевича? — притворился очень заинтересованным Валерий.

Они на кухне пили чай.

— Не от него, от Потапьева.

— Это еще кто такой?

— Не важно. Важно то, что он сообщил. Разгоняют вас.

— Не понял.

— Будто не знаешь. Елена, ты-то хоть знаешь?

— Помолчала бы, Ирка, — вздохнула Елена.

— Вы что, братцы, и впрямь не знаете? Твой Углов, Елена, скоро останется не у дел.

— Тебе-то что? — в сердцах сказала Елена, заметив, как напряглось лицо Валерия.

— Как это? — не поняла ситуации Ира. — Я тебе кто? Я тебе лучшая подруга. И мне совсем не безразлично, что будет с Угловым. Я уже подумала. Углов, слушай меня. Слушай внимательно. Твоя жена совершенно непрактичная женщина. Ты прекрасно это знаешь. И жениться тебе, собственно, надо было не на ней, а на мне. Я уже вывела бы тебя в полковники.

— Ну, Ира! — повысила голос Елена.

Но разве можно было остановить подругу, если она заводилась? Даже и пытаться не стоило.

— А ты помолчи, — сказала Ира Елене и снова обратилась к Валерию: — Углов, слушай. Я тебя устрою на прекрасную работу. Я уже прозондировала почву. Все — о’кей!

— И кем я буду по твоей милости? — спросил вроде бы шутливо и небрежно Валерий, но Елена уловила в его голосе боль.

— Ах! Ах! «По твоей милости». Да ты еще, Углов, руки целовать мне будешь. Хорошо, так и быть. Руки не целуй, но шоколадку купи. Можешь даже две.

— Сойдемся на трех.

— Отлично. Ненавижу скупых мужчин. Мой Константин… Ах ты, мой пупсик! Как вспомню, так дрожь пробирает. У него попроси мороженого, так он лекцию прочитает. И не купит.

— Не отвлекайся, Ирина, — перебил ее Валерий.

Не понравился Елене его голос, будто сквозь зубы говорил.

— Ты, знаю, машину водишь, как бог. Ну вот! Хочешь возить большого начальника? Очень большого! Очень важного! Ему квартиру для кого-то сделать — раз плюнуть.

— Не пойдет, — сказал Валерий, покачав головой и глядя в стол.

— Ты что, Углов! Опомнись! Да за такое место…

— Понимаю, Ирина. Очень польщен. Но я с детства мечтал быть сторожем.

С этими словами Валерий поднялся и вышел из кухни. Елена не бросилась за ним, понимая, что этого делать не надо. Она сокрушенно уронила голову на руки и простонала:

— Ой, Ирка, ну что ты делаешь?

— А что, что я такое сказала? — недоумевала Ира, старательно распахнув глаза.

— Он же переживает… Что ты знаешь!

— Я хотела как лучше.

— Не заводи больше этих разговоров.

— Ну, хорошо. Могла бы и подмигнуть. Мол, замолчи.

— Да-да, все правильно. Могла. Тебя остановишь…

— Ой, Угловы! Вы так мне надоели. Все у вас как-то сложно. Надо жить просто. Вот мой Константин Васильевич говорит…

— Когда хоть он женится на тебе?

— Да все обещает. А я, дура, верю.

Ира непритворно огорчилась, загрустила, и Елене стало жалко ее.

— Много ты ему прощаешь.

— Ага. Ты права, Лена. А что делать? Я уже привыкла к нему. Вот так и живем. Он вообще-то неплохой, меня не обижает, но такой эгоист, такой эгоист, свет подобного не видел. Но я понимаю, все мужчины такие. Может, кроме твоего Углова. Но и Углов, конечно, эгоист. Такую работу предложила. Ты, Лена, подумай… Это же тебе не такси. Я так старалась. Что я теперь скажу?

Ира пригорюнилась, подперев пухлыми кулачками полные щеки. Но долго молчать, а тем более пребывать в грустном расположении духа она не могла и тут же быстро заговорила:

— Вот что, подруга. Мужчины — беспомощные люди. Мы должны за них думать. Что он там говорил насчет сторожа? Я что-то не поняла. Если он сторожем хочет, я устрою. У меня есть один знакомый…

Елена расхохоталась, обняла подругу и сказала:

— Милая ты моя Ирка! Душа ты святая…