Легкие горят, горят глаза. Я дышу уже больше каким-то дерьмовым осадком со дна последнего баллона.
Время от времени я ощущаю себя стоящим на возвышенности. Мне приходится помогать себе руками, взгляда уже не хватает. Ладони — дополнительный источник, принимающий силу. Камень едва слушается меня…
«…Имя твое подобно свисту лезвия, рассекающего плоть», — говорит она мне.
Я смотрю на корону, венчающую голову Танэ-Ра, корону, что ныне венчает голову моего каменного творения, и шепчу: «Вот убийца, стократ опаснее любого злодея!»
Я не хотел короны, я хотел только ее. Безраздельно.
Последний взгляд в любимые синие глаза — и я один в темнице. Это было наваждение о наваждении. Теперь, здесь, на Але, эти каменные глаза безмолвно смотрят в небо…
…Тут картина сменяется. Мне привиделось то, что будет через тысячи, а может даже через миллионы лет там, на планете — Пристанище. Всё зря. Всё зря. Нас забудут, все наши жизни и смерти просто канут в небытие. Глядя на отголоски, оставленные нами, они не поверят, что это были мы. Время и стихия исказят и лик моего предсмертного творения, его рукотворность уже не будет в те дни столь очевидна, как ныне. В нее тоже не будут верить…
Так что же, пропади оно все пропадом, что же останется от нас?!
Я выныриваю из кошмара. К чему вся эта возня? Любой на моем месте после такого откровения опустил бы руки, а я снова напрягаю тело и поднимаю их. Незримая волна вспарывает ее щеку…
Темные силы! Я не брал последнего слова, потому что мне не хотелось ни с кем из них говорить… А теперь разве мне не будет простительна пусть не первая, но точно уж последняя в моей жизни сентиментальная глупость?!
Не знаю, чем я дышал все эти минуты. Может статься, не дышал вовсе.
Я разожмуриваю сначала один, потом — другой глаз и вижу бесформенное возвышение на щеке скульптуры. И я точно знаю, каким оно выглядит для них.
Вытянутая капля катится из ее правой глазницы. Единственная слеза.
Ноги подкашиваются, я падаю в ложбинку между носом и верхней губой изваяния. Эта ложбинка в сравнении со мной — глубокий каньон. Пытаюсь выкарабкаться, но дышать уже нечем.
Кажется, лицо мое само, вопреки моей воле, поворачивается в сторону большой голубоватой звездочки, которая мигает в отсветах потухающего вулкана.
Ну, кто кого, аллийцы? Сейчас-то я выясню, какой тут ветер…
Я отстегиваю и срываю шлем.