Мы все умны и объективны. Но только в тех вопросах, которые нас по-настоящему не задевают.
Может быть, по этим приметам отбирают советников для решения государственных проблем? С недавнего времени ей, супруге Правителя, стало отчетливо представляться, что нет в их окружении настоящих, искренних людей — одни советники.
Здесь, на острове Трех Пещер, можно было отступить от требований придворного циркуляра и погулять в одиночестве, что она и сделала, едва дождавшись окончания торжественной части.
Жара уже спала, и птичье братство оживилось. Танэ-Ра медленно брела к одной из пещер, иногда пригибаясь под раскидистыми ветвями. И тут какой-то звук под обрывом заставил ее отвлечься от меланхолических раздумий. Плеск озерной волны соединялся с монотонным глухим стуком дерева о камень.
Танэ-Ра подошла к краю утеса и, улегшись на грудь, осторожно заглянула вниз.
Так и есть: в прибое неровно колыхалась пустая махонькая лодочка, с такой высоты и подавно кажущаяся младенческой колыбелькой, а весла, что крест-накрест лежали в ней, — десертными ложечками. Это судно перевезет лишь одного, да и то в безветренную погоду. Скорлупа ореха куда надежнее…
Что-то кольнуло в подреберье. С недавних пор в народе было беспокойно, зрел огромный бунт. Эмигранты все еще надеялись, что вернутся условия жизни, к которым они так привыкли на родной Але, а третья планета, Пристанище, встретила их сурово и неприветливо. В правительстве постоянно шли разговоры о том, что необходимо усилить охрану Правителя. Стражи становилось все больше, а страх перед повстанцами не проходил.
Вот откуда взялась эта лодка? Сегодня, во время праздничных гуляний, когда этот остров заранее приготовили к приезду венценосной четы и приближенных? Откуда?
Танэ-Ра оттолкнулась руками от камней и выпрямилась. За нею следили: она чувствовала взгляд. Понимая всю опасность своего положения, жена Правителя, комкая материю, подобрала подол, чтобы припустить со всех ног назад, к лагерю. Здесь был кто-то чужой, и он разглядывал ее из засады. Нужно объявить тревогу, нужно поднять на ноги ох…
— Ох!
Выскочив за поворот, молодая женщина нос к носу столкнулась с незнакомцем, который успел за это время переместиться к скале. Там он ее и подкараулил. Она вся сжалась и завопила бы изо всех сил, если бы он не стиснул ей рот забинтованной ладонью и не утянул в пещеру.
— Тихо, тихо! — прозвучал над ухом мужской голос. — Кричать не надо, ни к чему это. Уяснила?
Она закивала, лишь бы эта грязная повязка поскорее убралась от ее лица. Ну все, это точно один из разбойников-повстанцев… Ей несдобровать. Наверняка он уже проведал, кто она такая…
— Я здесь просто прячусь, мне совсем не выгодно охотиться. Поэтому не бойся. Кто ты такая?
Она что-то промычала ему в ладонь и закивала.
— Не вздумай кричать: из пещеры тебя не услышат, а мне придется сделать тебе очень больно. Кто ты такая?
Только после повторного ее кивка он убрал руку. Танэ-Ра обернулась, встрепенулась, замерла. Замер и ее похититель. Они молча смотрели друг на друга.
Он был далеко не юн, между тридцатью и сорока. Развеселые серые глаза то темнели, то светлели, и мальчишеский азарт в их взоре заставил ее сердце дико заплясать, но не от страха — страх прошел без остатка при виде незнакомца. Все лицо в шрамах, в пыли, заросло клочковатой бородой, темно-русые волосы длинные, растрепанные, да и весь он какой-то взъерошенный, а ведь прежде наверняка был красив — не смазливой красотой придворных неженок, а своей особенной, мужской. Он и сейчас красив. Танэ-Ра не могла насмотреться, как будто знала его всю жизнь.
— Кто… ты? — уже совсем другим тоном спросил повстанец.
— Я, — голос сорвался и, кашлянув, Танэ-Ра повторила чуть хрипло: — Я жена одного из советников. Мое имя ничего вам не скажет.
— Послушай, — он подтянул к ноге висящий на поясе меч и уселся с нею рядом, — я в бегах.
Она кивнула, потому что не надо быть семи пядей во лбу, чтобы это понять.
— Мои люди остались там, я здесь один. Никому из вас я не опасен: это за мной охотятся сыскари. Когда ваши разъедутся, я просто сяду в свою скорлупку и выгребу на сушу. Но вот беда: если я возьму тебя в заложницы, тебя хватятся, начнут прочесывать весь остров. А когда найдут, я свою жизнь дешево не продам — ну, ты понимаешь? — он задорно подмигнул, и выражение его лица столь не подходило к серьезности того, о чем он сказал, что Танэ-Ра подивилась, каким нужно быть безрассудно смелым, чтобы выстроить под такой распорядок свою жизнь. — Поэтому у нас с тобой один выход: ты возвращаешься к своим, отвлекаешь их и уводишь на ту сторону острова, а я в это время подобру-поздорову уплываю отсюда вон с той стороны. И не вздумай устраивать мне ловушку, иначе ваш праздник закончится еще несколькими трупами, кроме одного моего.
Пока он говорил, Танэ-Ра не сводила с него взгляда, следила за губами, произносившими страшные слова — и не пугалась; заглядывала в смешливые серые глаза — и не видела там разбойной жестокости. Она даже не знала, что так бывает в жизни. Встречая подобное в глупых книжонках, Танэ-Ра всегда отдавала себе отчет, что это придумано для красивости и трогательности сюжета, и после третьего однообразного и раздражающего описания перестала читать беллетристику совсем. А сейчас она смотрела на этого отчаянного парня и понимала: здесь что-то не так. Может быть, он натерся каким-нибудь приворотным зельем? Но отчего же тогда и в его взгляде мелькает удивление пополам с восхищением? Он вроде бы и угрожает, а по всему видно, что не тронет ее пальцем.
— Я не выдам вас, — сказала царица. — Не нужно бежать сейчас, переждите, мы уедем после заката. Никто вас не потревожит.
Почему-то он ей поверил и не стал возражать, когда она встала и пошла к выходу из пещеры.
— Эй!
Танэ-Ра вздрогнула и оглянулась через плечо. Он по-прежнему сидел на камне и насмешливо смотрел на нее:
— А ты мне соврала!
— В чем?
— Ты не можешь быть одной из этих чванливых дур. Слишком умна и слишком хороша собой для жены какого-то советника. Если ты вообще чья-то жена, — он подмигнул и махнул рукой. — Ну давай, давай, проваливай, важная цаца!
И в речи его было не пренебрежение, а какая-то странная фамильярная ласковость, которая совсем ее не оскорбила. Откуда вообще ему знать, какими бывают жены советников, этому простолюдину?! А при этом… хм!.. при этом он прав!
Танэ-Ра и не подозревала, что после ее ухода мятежник, поднеся к переломанному носу обернутую замызганной повязкой ладонь, вдохнет сохранившийся в ткани запах благовоний, дернет темными бровями и с изумлением покачает головой.
Правитель не особенно интересовался ее жизнью, а потому даже и не узнал, что по возвращении жена потребовала у советника по сыску протоколы, заведенные на мятежников. Однако принес их другой человек. Поджарый и темноглазый Паском был духовным наставником Правителя, он тоже входил в совет и консультировал по юридическим и медицинским вопросам.
— Как вы распорядились, царица, — сказал он, выставив на ее стол целую коробку со свитками.
Она могла бы поклясться, что в какой-то миг на непроницаемом лице духовника проступило любопытство. Мол, не поделитесь ли, зачем вам это все? Но, конечно, перебирать документы в его присутствии она не стала, дождалась ухода.
Когда лица на снимках и имена в подписях к ним уже слились для Танэ-Ра в хаотическое наваждение, взгляд выхватил то, что она искала.
Здесь он был гладко выбрит и причесан. А белозубая улыбка, мягкий, лукавый прищур и азартный огонек в серых зрачках — все те же. Не узнать невозможно.
— Не может быть! — вырвалось у Танэ-Ра.
Это был лидер мятежников, сумасбродный Тассатио. Сколько всего она слышала о нем, но ни разу не доводилось поинтересоваться больше, а тем паче — увидеть!
Невероятно! В досье сухо сообщались одни факты, и эти факты поразили царицу до глубины души. Потомок аристократического аллийского рода, талантливейший скульптор, с восемнадцати лет и вплоть до эмиграции он служил при Храме в их родном городе — Гатанаравелле. Танэ-Ра была тогда еще слишком мала, чтобы хорошо помнить столицу, навеки стертую с лица планеты несколькими ударами камней с неба. Но как этот скульптор стал преступником, отъявленным головорезом, если верить тому, о чем судачили при дворе? Что надоумило его пойти против сограждан? Здесь, в этих свитках, ответов не было.
Танэ-Ра ухватилась за голову, тонкими пальцами сжала виски. Похоже, ей на роду было написано влюбиться в разбойника. Он сумасшедший, это явно, однако забыть его ей не удалось ни прошлой ночью, ни весь нынешний день.
Ее выдали за Правителя уже после Великого Переселения на третью планету от солнца. Она была тогда еще совсем юна, замужество пугало ее, но родителям хотелось пристроить дочь получше, а Правитель рассчитывал улучшить за счет нее породу: девочка была невероятно хороша собой и с каждым годом расцветала, обретая все большую прелесть. Но они не учли другого. Танэ-Ра была сильна в умениях, доступных далеко не всем. Оттого годы шли, а наследники у Правителя не появлялись — она не желала этого, и без того едва терпя близость с чужим ей человеком.
Тем временем в стране, куда переселилась с Алы кучка уцелевших людей, начались массовые бунты. Мужу стало не до нее, и Танэ-Ра, вздохнув и расправив плечи, занялась учебой. На людях ей удавалось притворяться недалекой избалованной самочкой, все только любовались ею, но никто не подозревал, что в красивой головке могут таиться самостоятельные мысли и мнения, не совпадающие с циркуляром. Пожалуй, разбойник Тассатио был первым, кто отметил ее ум. Но это случилось лишь потому, что, будучи в опасности, Танэ-Ра не сумела как следует закрыться.
Строчки досье подтверждали главное: этот сумасшедший был неординарной личностью. Он хватался за все, что только мог познать, что только мог освоить, и делал это играючи, поскольку почти все давалось ему с легкостью. Удивительно, однако Тассатио за свою жизнь успел не только стать непревзойденным скульптором и уже в двадцать лет превратить в сказку один из парков Гатанаравеллы, но и сделаться одним из лучших спортивных мечников родного города, побеждая со своим наследным мечом во всех турнирах, где участвовал. В Пристанище, месте их изгнания, он выживал теперь исключительно благодаря своим превосходным ментальным способностям — иначе всех мятежников давно бы уже переловили.
«Может быть, именно потому ему и удалось очаровать меня?» — с опаской подумала Танэ-Ра, всеми силами не желая, чтобы это оказалось правдой. И снова вспомнила его собственный обескураженный взгляд, как будто он испытал то же самое и совершенно этого не ожидал.
Однако супруга Правителя обладала недюжинной силой воли: ей удалось не только скрыть свои мысли от мужа и приближенных, но и в самом деле вытеснить чувства к загадочному повстанцу в самую глубину души, а тот кусочек сердца, где они теперь обретались, запереть на замок. Правда, раз или два при встречах с нею духовный наставник Паском смотрел так, будто ожидал — не хочет ли она поделиться сокровенным? Предвидел, наверное? Он ведь тоже, как выяснилось потом, обладал немалыми умениями в области «тонкого»…