Врач Е. П. Серебренникова

Женские врачебные курсы

В январе 1873 года Евгения Солонинина приехала в Петербург. Здесь уже собралось много девушек, которые мечтали о врачебной деятельности. Прибывающих на курсы встречали студенты университета и медико-хирургической академии. Они помогали девушкам найти жилье, знакомили с достопримечательностями Петербурга. Студенты организовали кружки для подготовки девушек к вступительным экзаменам.

Оказалось, что к приемным экзаменам будут допущены только те девушки, которым уже исполнилось двадцать лет. А Евгении в то время не было и девятнадцати. Но девушка решила не сдаваться. «Нет правил без исключения», подумала она и отправилась к почетной инспектрисе курсов М. Г. Ермоловой. Инспектриса выслушала сбивчивый рассказ Евгении и холодно сказала:

— Как я ни сожалею, но я вынуждена вам отказать. Видите ли, курсы только что открыты. Нас на каждом шагу подстерегают трудности. И мы увеличим эти трудности, если начнем нарушать утвержденные государем правила. Ведь вам ничего не стоит подождать один год до следующего набора.

Ермолова дает понять, что дальнейший разговор бесполезен, и углубляется в перелистывание каких-то бумажек, но Евгения не уходит. Смуглое лицо ее побледнело и будто осунулось. «Вам ничего не стоит, вам ничего не стоит», — повторяет она про себя. Как можно из жизни выкинуть целый год? Опять Екатеринбург? А дальше что?.. Наконец, она зло произносит:

— Не за отказом я ехала из Екатеринбурга.

— Но вы заставляете меня идти против закона.

— Поверьте, я так хочу учиться! Хочу много знать! Я буду хорошо учиться, — говорит Евгения и не слышит своего голоса.

Ермолова удивленно смотрит на темно-каштановые волосы девушки, заплетенные в толстую длинную косу, на простенькое коричневое платье, на ее темные глаза, из глубины которых льется какой-то удивительно живой свет, и в сердце инспектрисы затеплилось что-то мягкое, человеческое.

— Так вы из Екатеринбурга? — спросила она.

— Да.

Инспектриса неожиданно заинтересовалась судьбой Евгении. Она расспросила девушку о родном городе, о ее семье. После получасовой беседы они расстались довольные друг другом.

Через несколько дней Евгения узнала, что ее допустили к приемным экзаменам. Сдача экзаменов прошла успешно. Евгения Солонинина становится слушательницей женских врачебных курсов при Петербургской медико-хирургической академии.

Студенты медико-хирургической академии испытывали большие материальные затруднения. Стипендию получали только некоторые из них. Почти все студенты, в большинстве своем дети мелких чиновников, зарабатывали деньги частными уроками. Небольшую материальную поддержку оказывало им «Общество для вспомоществования нуждающимся студентам».

Еще более тяжелое положение было на женских курсах. «Врачебные ведомости» сообщали в 1877 году: «Более ¼ слушательниц (женских курсов) находятся в нищете, существуют случайными пособиями частных лиц и продолжают курс, благодаря лишь своей неослабной энергии».

Многие слушательницы из-за болезни или смерти не смогли окончить курсов. А те, кому все же удавалось получить диплом об окончании курсов, навсегда подрывали свое здоровье. Показателен такой факт. В 1877–1879 годах женские курсы закончили 111 человек. Через четырнадцать лет в живых из них остались 73 человека. Это давало тогда повод говорить о вымирании врачей-женщин.

Студенты много времени отдают лекциям и практическим занятиям. Но только специальные знания не удовлетворяют их. Взгляды на жизнь, свое мировоззрение студенты формируют в дружеских беседах, в жарких спорах, в совместном чтении. В медико-хирургической академии и на женских врачебных курсах ключом била общественная жизнь. Здесь активно действовала группа революционно настроенных студентов, связанная с народниками. Эта группа распространяла легальную и нелегальную литературу, организовывала кружки, призывала учащихся идти в народ.

Евгения Солонинина принимала активное участие в общественной жизни врачебных курсов. Помимо медицины, она глубоко интересовалась общественными науками, искусством. По инициативе Евгении на курсы был приглашен юрист Сергиевский, который в течение четырех месяцев читал девяти курсисткам лекции по уголовному судопроизводству.

Большое влияние на развитие Евгении и ее подруг оказала деятельность известного земского врача И. И. Моллесона, автора книги «Земская медицина», изданной в 1871 году, и ряда статей. Об этом Е. П. Серебренникова писала в 1890 году И. И. Моллесону, поздравляя его с 25-летием врачебной деятельности.

«…Иван Иванович! 25 лет тому назад вы вступили в общественную жизнь. Деятельность ваша началась в ту светлую, молодую пору, которую переживало наше отечество — в эпоху шестидесятых годов.

Хорошее было время!..

Вместо профессорской кафедры, для которой вы предназначались университетом, вы отправились земским врачом в русскую деревню.

Действительность не замедлила дать себя знать.

Земский врач 60-х годов, кроме светлой головы и горячего сердца, ничем не располагал: не только не было больниц, аптек, помощников, даже пациентов не было, хотя кругом свирепствовали болезни и косила смерть. Мужик не шел к врачу, и врачу негде и нечем было лечить его… Ум терялся, не зная за что взяться… Надо было работать над организацией земской медицины, выбирая между разъездной и стационарной системой, а пока не устроятся больницы, надо странствовать то в телеге, то верхом — по деревням и избам, — во всякую непогодь и притом часто нежеланным и непрошенным гостем, соперником знахаря и всех его сторонников. А кругом невежество массы, претензии общества, недостаток средств у земства…

Глаза видели, где зло, голова знала, как исправить его, сердце рвалось на помощь ближнему, но руки были связаны…

В это время вы издали брошюру «Земская медицина», из которой впервые общество и земство познакомились с тогдашним плачевным положением земско-медицинского дела и в которой впервые была проведена грань между врачебной и санитарной медициной в земстве…

Я в то время только что начала учиться медицине и думать о предстоящей врачебной деятельности, и, часто собираясь студенческим кружком, мы читали ваши статьи, увлекались ими и стремились работать на той же земской ниве, откуда раздавался ваш голос. Образ ваш, образ земского врача, труженика, луча света в темном царстве, был создан нашим воображением…»

Студенты медико-хирургической академии во всем помогали слушательницам женских курсов. Большинство из них горячо выступало за равноправие мужчин и женщин.

Однажды на лекцию по анатомии, которая читалась для первокурсников (среди них находились и курсистки), пришли студенты старших курсов. Читал профессор Ландцерт. Зализанные набок светлые волосы на прямо посаженной голове молодили профессора. Слегка навыкате голубые глаза его уверенно оценивали аудиторию, оставаясь всегда ясными и холодными. Профессор со вкусом выбирал слова и отрывисто бросал их. Во всем чувствовалась эрудиция, хорошее знание своего предмета. Новички прощали профессору и снисходительность и самоуверенный тон: лекция увлекла их. Однако, когда она кончилась, раздались не аплодисменты, а крики, свист и топанье ног. Это студенты-старшекурсники мстили Ландцерту за его презрительное отношение к девушкам-курсисткам, которое он часто проявлял.

Студенты медико-хирургической академии оказывали курсисткам и материальную поддержку: устраивали им частные уроки, подыскивали жилье подешевле и т. д.

Евгения Солонинина была отзывчивым товарищем. Она могла отдать последнее, лишь бы помочь другим. Соученицы вспоминают о таком случае. Одна из курсисток вышла замуж. Муж у нее был такой же бедняк-студент, как и она сама. Когда у молодых супругов появился ребенок, им не во что было даже завернуть его. Узнав об этом, Евгения начала сбор денег среди студентов. Ей помогали другие курсистки. Вечером, собрав значительную сумму денег, они купили материала на детское бельё и всю ночь занимались шитьем. Утром молодые супруги неожиданно получили все необходимое для ребенка.

Молодежь стремилась найти в жизни целесообразное применение своим силам. Ее мучили тысячи вопросов о смысле жизни, о путях преобразования общества. Но множество прочитанных книг и жаркие ежедневные споры не давали ответов. Студенты принимали самые разнообразные программы действий, чаще всего они сводились к самоусовершенствованию. Участники кружка, в который входила и Евгения, решили в обыденной жизни пользоваться лишь самым необходимым, ограничивая себя в домашней обстановке, в одежде и даже в питании. Как-то после занятий кружка Евгения и ее подруги вышли на улицу. Была ранняя весна. Евгения посмотрела на свои ботинки с галошами и вдруг подумала: «Зачем галоши? Тысячи людей ходят без галош». Евгения сняла с ботинок галоши и, поставив их рядышком на Литейном мосту, не оглядываясь пошла дальше.

Взлеты живой, непосредственной мысли, искренние увлечения при соприкосновении с действительностью, нередко сменялись приступами неверия в свои силы, угнетенного состояния. Тогда Евгения говорила: «Надоели мне все, опротивели — говорят, говорят, а сделать ничего не могут. Знать их больше не хочу. Уеду домой, в Екатеринбург, или утоплюсь». Но проходило некоторое время и ее вновь неудержимо тянуло к друзьям и подругам, вновь она тормошила всех, строила тысячи планов, мечтала о лучших временах.

Евгения, получившая навыки самостоятельной работы еще в гимназические годы, легко справлялась с занятиями на курсах. Она умело распоряжалась своим временем. Она старалась бывать на всех лекциях. В медико-хирургической академии тогда преподавали Бородин, Боткин, Грубер, Зинин, Манассеин, Склифосовский и другие ученые с мировым именем. Несмотря на учебную загрузку, Евгения выкраивала время и для знакомства с художественной литературой. По словам знавших ее, она регулярно просматривала газеты и толстые журналы. Образцом поэзии, зовущей на подвиг в борьбе за счастье народа, были для нее произведения Н. А. Некрасова. Их она перечитывала много раз, переписывала себе в тетрадь, многое знала наизусть и с увлечением декламировала.

Местом диспутов и собраний обычно бывала студенческая библиотека, которая находилась во дворе академии. Студенты здесь вели себя свободно и непринужденно. Стоило лишь выступить одному, как в диспут включались все, находившиеся в библиотеке. Аплодисментами встречали студенты каждого оратора. В библиотеке не один раз выступала и Евгения Солонинина.

Евгения всегда и везде находила друзей. Она не избегала знакомств. Наоборот, решив, что Россия должна быть богаче талантами, она всюду старалась отыскать способных людей, знакомилась с ними, приглашала на собрания своего кружка.

Не только на женских курсах, но, пожалуй, всем в академии была известна искрометная веселость Евгении, ее прямота, горячность. Некоторым за свой живой, напористый характер она казалась «несдержанной». Но все видели в ней талантливого человека. Один из ее хороших знакомых, Н. И. Катенин, некогда друживший с великим кобзарем Т. Г. Шевченко, говорил о Евгении-курсистке: «Найдет доброго мужа и такое дело, при котором всегда были бы заняты руки, — выйдет отличным человеком, а нет — худо кончит». Надо полагать, что Н. И. Катенин, человек умеренных взглядов, худым концом считал судьбу студентов-народников, арестованных в марте 1874 года и привлеченных к дознанию по делу «о революционной пропаганде в империи».

Евгения Солонинина успешно окончила два первых курса. Начались занятия в клиниках — самая интересная пора для студента-медика. Евгения радуется тому, что она может облегчить страдания людей. Она знает: не только доброе сердце нужно здесь, но и знания, много знаний. Вечерами, в одни и те же часы, Евгения приходит в библиотеку. Она садится всегда за третий стол от двери. Через стол от нее занимается молодой человек лет 25–26, студент пятого курса. Готовясь после окончания академии остаться на кафедре анатомии, он ежедневно штудирует различные анатомические атласы. Студент изредка отрывается от раскрашенных таблиц и смотрит в сторону Евгении. Девушка что-то пишет. Одета она просто, по-обычному — в отличие от многих своих подруг, которые «учёности» ради коротко подстригаются, носят синие очки, клеенчатые шляпы и короткие платья. Студент все чаще начинает поднимать голову от своих атласов. Наконец, он не выдерживает и обращается к девушке:

— Как я ни посмотрю в вашу сторону, вы все время что-то переписываете из учебника. Извините, для чего это вам?

Евгения настороженно смотрит на молодого человека. Она, сама большая насмешница, боится — нет ли здесь какого подвоха… Студент, между тем, решил разговор продолжить:

— Наши студенты берут в магазине нужные учебники и договариваются выплатить деньги в течение первых шести месяцев работы. Если и вы так поступите, то вам не понадобятся потом ваши записи.

— Нет, просто я привыкла делать себе заметки о прочитанном.

— Вы списываете операцию удаления зоба?

— Да, у меня больной с зобом.

— Однако об этой операции вам нужно лишь общее понятие.

— Общее понятие?

— Да, если учитывать требования ваших курсов.

— Ну и пусть. Мне знания нужны, а не общее понятие.

— Простите, — смутился молодой человек, — я только пожалел ваше время, потому что вы иногда теряете его напрасно.

— Вы так добры, благодарю вас.

— Нет, на самом деле, знание этой операции не понадобится вам ни для экзаменов, ни для практической работы.

— А вам понадобится? Да?

Студент умолк. Вскоре он собрал книги и вышел на улицу. Волнами набегал моросящий дождик. Было холодно, но молодой человек был терпелив. Прошло не менее часа. Наконец, появилась и она.

— Ваша фамилия Солонинина? — сразу же спросил студент. — Я слышал, как вы однажды выступали в библиотеке. Вы родом тоже из Пермской губернии. Больше о вас я ничего не знаю. Я…

Евгения рассмеялась.

— Да, вы. У вас теперь есть обо мне общее понятие, так вы сами, кажется, говорили. Зачем вам знать больше? Зачем же вы напрасно теряете время?

— Нет… Я, правда…

Эта встреча положила начало большой дружбе Евгении Солонининой и Павла Серебренникова.

Евгения все чаще и чаще в разговоре с подругами упоминает имя Павла Серебренникова. Ей нравится его гуманное отношение к людям, его целеустремленность, неутомимость в работе, логичность взглядов и действий. Вскоре пришла любовь.

Осенью 1876 года Евгения Солонинина и Павел Серебренников обвенчались. Евгения Павловна в то время училась на четвертом курсе. Павел Николаевич был принят помощником прозектора на кафедру анатомии, которой руководил всемирно известный профессор Грубер. Серебренниковы сняли квартиру на Васильевском острове. «Квартира была вполне студенческая, из самых бедных, и состояла из двух небольших комнат с неприглядной обстановкой, — вспоминала соученица Евгении Павловны Белозерская. — Такая же обстановка бывала и после у Серебренниковых, когда они приезжали в Петербург на короткое или более продолжительное время, если не останавливались у брата Евгении Павловны. Они помещались, обыкновенно, в самых неудобных меблированных комнатах и делали это не из скупости — оба они не отличались расчетливостью, — а по равнодушию к комфорту и другим материальным благам жизни».