Пермь встретила Серебренниковых недружелюбно. Павел Николаевич, имея докторскую степень и приверженность к санитарии, вынужден был устроиться школьным врачом. Не могла найти работу по специальности и Евгения Павловна. Ей не хотелось заниматься частной практикой. Она мечтала о других масштабах деятельности. Лечить больных бесплатно, как это было в Ирбите, и жить на средства мужа Евгения Павловна считала теперь неудобным для себя. Она пытается найти выход из создавшегося положения.
В единственной крупной больнице Перми — Александровской, как и во всех земских больницах России, в то время не было глазного отделения. В городе не было штатной должности врача-глазника. Но у Серебренниковых теплилась, надежда на то, что в скором времени при земской больнице может быть открыто глазное отделение.
Офтальмологическая наука в России развивалась. Постепенно улучшалась помощь людям, страдающим заболеваниями глаз. В связи с этим количество выявленных больных росло. Состоявшийся в 1885 году Первый всероссийский съезд глазников поставил вопрос об открытии глазных отделений в земских больницах. Пермское губернское земство в свое время считалось одним из самых прогрессивных, и можно было надеяться, что оно поддержит предложение съезда.
Но пока отделения нет. Евгения Павловна решила заняться лечением бесплатно. Она обратилась к старшему врачу Александровской больницы Земблинову с просьбой разрешить ей вести прием амбулаторных больных. Земблинов в принципе ответил утвердительно, он даже сам мечтал о глазном отделении, ему необходимо лишь отношение губернской земской управы. Серебренникова побывала в управе, но там сослались на отсутствие места, на невозможность пересмотра смет текущего года. Не помогли Евгении Павловне ссылки на то, что глазные больные из Перми ездят лечиться в Казань, что Пермская губерния по глазным заболеваниям занимает одно из первых мест. Чиновники из управы отнеслись к Серебренниковой весьма недоверчиво. Они сразу заметили: за ее горячностью и простотой скрывается сознание собственного достоинства, требовательность, энергия. Они-то не раз убеждались: с такими людьми хлопот потом не оберешься. В желании Евгении Павловны работать бесплатно, чиновники видели лишь стремление к независимости. Их устраивал другой человек, более сговорчивый, обремененный заботами о материальном благополучии. Земская управа наотрез отказала в просьбе единственному на всю губернию глазному врачу.
Серебренникову угнетает равнодушие окружающих, томит вынужденное безделье. Иногда жизнь кажется ей мелкой и бесцельной, но она не хочет сдаваться.
Общественная жизнь Перми в то время чуть теплилась. Уныние, неверие в свои силы, пресмыкательство перед сильными мира сего были распространены среди интеллигенции.
К восьмидесятым годам в Перми под влиянием политических ссыльных был создан ряд кружков, в которые вошли местные интеллигенты, учащиеся, рабочие. В кружках изучалась нелегальная литература, кружковцы оказывали материальную помощь политическим заключенным. Движение росло и ширилось, пока не было захлестнуто докатившейся до Перми волной реакции. В декабре 1883 года по доносу провокатора в городе начались массовые аресты. Царские власти заключили в тюрьму и сослали в Сибирь около семидесяти наиболее активных участников кружков.
К приезду Серебренниковых в Пермь среди интеллигенции города еще не рассеялась тягостная обстановка отчужденности, взаимной подозрительности. Как и повсюду, значительная часть народнической интеллигенции отказалась от борьбы с царизмом, отошла от общественной жизни.
Все эти события, конечно, не могли не сказаться на самочувствии Серебренниковой.
Евгения Павловна всеми силами стремится доказать необходимость открытия глазного отделения. Наконец, лед тронулся. Земская управа разрешила амбулаторный прием глазных больных в Александровской больнице. Теперь осталось лишь договориться с Земблиновым.
— С помещением у нас трудновато, — говорит старший врач, — но ничего, придется потесниться немного…
С помещением, действительно, очень трудно. Евгению Павловну поместили в том же кабинете, где дергают зубы и перевязывают хирургических больных. Но это не останавливает ее, и она начинает готовить инструменты к приему.
Сначала к Серебренниковой обращались только случайные больные. Но вскоре весть о новом докторе распространилась по всему городу. На приеме появилась очередь.
Потянулись больные из ближних, затем из дальних уездов. Приемы росли, вместе с ними рос и авторитет Серебренниковой. Однажды к ней в кабинет, нащупывая дорогу палкой, вошел высокий старик. Недавно еще сильный и властный, он теперь стал обузой в родной семье. Сыновья, не желая кормить его, говорили: «Собачьей кожей оброс, помирать пора». А причиной всему — слепота. Старик просит сделать все, что угодно, лишь бы восстановить часть зрения. Случай оказался не из тяжелых. Евгения Павловна поочередно извлекла из глаз старика помутневший хрусталик и выписала ему очки. Старик прозрел. Живой рекламой ходил он по городу, рассказывая всем о молодом докторе, исцелившем его от слепоты.
Однажды осенним пасмурным утром Серебренникова заметила, что на крыльце дома, в котором она жила (теперь угол улиц газеты «Звезда» и Луначарского), собралось несколько человек. Это были больные. Они ждали ее. С этого дня часто, особенно в летнюю пору, больные встречали Серебренникову на крыльце ее дома и три квартала сопровождали до амбулатории.
Наконец-то желание Евгении Павловны сбылось. При Александровской больнице открылось глазное отделение — первое в России глазное отделение при земской больнице. В хронике шестого номера «Врача» за 1886 год появилась такая заметка: «Волжский вестник» сообщает ряд отрадных известий из Пермского земства… 20 января Пермское губернское земское собрание постановило открыть при губернской больнице особое глазное отделение, поручив заведывание им врачу-специалисту г-же Серебренниковой. Имея в виду массу глазных больных, пользующихся у г-жи С., и то обстоятельство, что до сих пор она работала в больнице бесплатно, собрание постановило назначить ей жалованье не 1200–1500 р., как предлагала управа, а 1800 р.».
Открытие глазного отделения окрылило Серебренникову. Впоследствии она писала А. В. Кролюницкому: «С устройством в Перми начинается медовый месяц моей врачебной деятельности, зато муж делается, как он выражается шутя, «жертвой женского вопроса», потому что в Перми было место мне и не было ему. Я поступила на земскую службу, а он стал заниматься частной практикой, т. е. высуня язык ездить по больным целый день, а часто и ночь.
Дело было так: я сначала предложила устроить бесплатно прием глазных больных в земской больнице. Дело пошло неожиданно хорошо, больные стали являться массами. Земское собрание в виду этого решило открыть глазное отделение, пригласив меня заведывать им и объезжать, кроме того, те места губернии, где много слепых и больных глазами. Название мое — губернский окулист. Вы не можете себе представить, какое блаженное состояние я ощутила!.. Во-первых, за женский вопрос. Мест губернского окулиста всего 7–8 в России. Любой мужчина погнался бы за ним, и вот это место имеет женщина! Во-вторых, за себя — наконец-то — я примкнула к какой-то общественной машине; я — в больнице. Из году в год будут лечиться у меня сотни и тысячи крестьян, и таким образом у меня появится связь с одной, десятками, сотнями сел и деревень; кроме того, я буду в среде многих врачей, земцев, участником съезда и т. д. и т. д.; словом, буду уже не пятой спицей в колеснице. Я была буквально на седьмом небе. Весь первый год прошел как в чаду. Дело шло хорошо — больные любят, зовут «кормилица», «родная» и т. п. Земство со мной носится, как с писаной торбой, прекраснейший человек — старший врач, хороший человек женщина-врач — гинеколог, да и прочие ничего, все живем дружно и действуем; устроили фельдшерскую школу, были на съезде — я делегатом; зажили, как говорится, на славу…»
В первые годы работы окулистом Серебренникова особенно большое внимание уделяла лечению катаракт. Катаракта — это помутнение глазного хрусталика или его сумки. Она может возникнуть от ушиба и при длительной болезни, при ожогах и отравлениях, в раннем детстве и в глубокой старости у больного постепенно падает зрение, очертания предметов становятся неясными, наконец, остается способность отличать лишь свет от тьмы. В принципе лечение катаракты просто: врачу необходимо убрать мешающий прохождению световых лучей помутневший хрусталик, заменив его стеклянной линзой очков. Но это не простая операция. Исход ее зависит от состояния больного, от метода операции, от старательности и опыта врача.
За два с половиной года Серебренникова сделала триста операций катаракты, а всего за одиннадцать лет работы в Перми — более тысячи ста. Многим людям дала она возможность видеть, работать, ощущать радость жизни.
В глазном отделении Пермской областной больницы в небольшом ящике за стеклянной дверкой стоит несколько банок. На одной из них этикетка с едва заметной надписью: «Врач Серебренникова, с 1885 года». На других, с более ясными этикетками, фамилии Иванова, Чирковского, Чистякова. В этих банках хранятся хрусталики, извлеченные окулистами, работавшими и работающими в Александровской больнице.
Серебренникова творчески подходила к операциям катаракты. В то время офтальмологи спорили о способах проведения этих операций и о послеоперационном режиме. На обсуждаемые вопросы Евгения Павловна искала ответы в своей практической работе. Она применяла различные способы проведения операций, выбирая наилучший, выступала в связи с этим в медицинских журналах. Применявшийся для повязки плотный фланелевый бинт Серебренникова заменила более легким, марлевым.
Спорным был вопрос о послеоперационном режиме. Одни говорили: после операции нужен недельный покой. Другие предлагали операцию делать амбулаторно, ссылаясь на то, что некоторые больные после операций катаракты сами встают со стола и уходят и что, дескать, осложнений после этого отмечено не было. Но как бы то ни было скудость больничных средств, плата за лечение в стационаре при бедности многих больных заставляли сокращать сроки лечения. Серебренникова резко возражала против подобного послеоперационного режима. «Мне кажется невозможным и уже отнюдь не научным, — писала она, — принимать какой бы то ни было режим на том основании, что «сходит с рук»… Глаз — орган весьма выносливый, и все погрешности часто проходят бесследно, но это не причина признавать режим, который явно расходится с нашими теоретическими рассуждениями».
В первое время послеоперационный режим в глазном отделении Александровской больницы был легким: больной сам уходил из операционной. Затем порядок изменился: больным стали разрешать ходить только на третий день после операции. Этот порядок Серебренникова установила в результате тщательной проверки чужих данных и после своих настойчивых наблюдений.
Чтение специальной литературы, чуть не ежедневные встречи с больными, операции давали Серебренниковой богатый материал для наблюдения. Евгения Павловна не просто замечает и фиксирует факты, а старается найти между ними взаимосвязь, сделать на основе их определенные выводы, обобщения. Серебренникова целиком отдает себя любимому делу.
Операционный день. Больных к операции готовят долго, но сама она проходит быстро. Это несмотря на то, что Серебренникова оперирует одна, без ассистентов. Она все делает скоро.
Евгения Павловна чуть улыбнулась, вспомнив, что на вечер взяты билеты в оперетку. Павел Николаевич давно ждал случая посмотреть «Нищего студента». «Сегодня нельзя задерживаться», — думает она.
После операции Евгения Павловна обходит больных. В каждой из четырех палат ее ждут. Больные приветливо улыбаются, каждому хочется с ней поговорить, задержать у своей койки. Сделав перевязки, Евгения Павловна уходит в терапевтическое отделение, — там ее просили проконсультировать двух больных.
Уже три часа. В амбулатории ожидают приема более тридцати человек. Некоторые из них здесь уже не первый раз. Много времени отнимает выписывание лекарств, учет, заполнение амбулаторных карточек — все приходится делать самой. Больные прибывают еще и еще. Тени за окном вытягиваются.
Скоро во дворе больницы появилась серая лошадь, запряженная в простенькую пролетку. Это Павел Николаевич прислал за супругой.
Наконец Евгения Павловна проводила из своего кабинета последнего больного. Она быстро сняла халат и вышла в коридор. Неожиданно навстречу ей еще двое: старушка и молодой мужчина — слепой.
— Вы к кому?
— К Серебренниковой, да говорят уж поздно.
— Ну, уж если пришли, заходите. Больному никогда не поздно.
Не надевая халата, Серебренникова осматривает глаза больного. Зрачки расширены, правый на свет реагирует, левый — зловеще спокоен. «Так и есть, — подумала Евгения Павловна, — левый сосок атрофирован». Потом она беседует с больным и его матерью и вместе с ними выходит во двор больницы. Дорогой она вдруг вспомнила: «Павел Николаевич, наверное, устал ждать?» Но Евгения Павловна знает: муж попытается сделать так, чтобы она не чувствовала себя неловко за свое опоздание.
Ей дорог этот человек, в котором проявляющиеся иногда грубые манеры уживаются с редкой природной деликатностью и тактичностью. Бывший семинарист, он до сих пор, например, не может усвоить, что не принято чистить ногти в присутствии других, тем более при разговоре с кем-нибудь. Но он не покажет и вида, что жалеет о пропущенном действии спектакля.
— Вот и дом. Здесь все так радостно, привычно, близко. Сколько здесь родилось сбывшихся и еще не сбывшихся мечтаний.
— Давно? — спрашивает Евгения Павловна у мужа.
— Нет-нет, тоже только приехал.
— Да?
Евгению Павловну провести трудно. Она чуть-чуть качает головой из стороны в сторону и внимательно смотрит на мужа. Неожиданно они оба смеются.
— Однако у тебя случилось что-то? — спрашивает Павел Николаевич.
— Случилось. Был больной с атрофией зрительного нерва… Человек здоров, полон сил, а просит о помощи. Помощи нет.
— Что же делать? Медицина в этом случае пока бессильна
— А если я испробую вытяжение зрительного нерва?
— Но кто же так лечит?
— Векер отмечает успех.
— Статью Векера я читал. Однако операцию он основывает лишь на нескольких случаях. А правильность доводов никто еще не подтвердил, никто не проверил и метода.
— Ты хочешь, чтобы я подождала, когда появятся отклики?
— Вот именно. Так поступил бы любой зрелый врач.
— Нельзя ждать. Левым глазом больной не видит, правым чуть ощущает свет, скоро и здесь наступит полная атрофия… Когда я стану зрелым врачом, поздно будет говорить о помощи. Нужно искать, надеяться, проверять…
— Для этого есть профессора. У них есть опыт, клиники, все условия… В случае неудачи — тебе не простят. Спросят, имела ли ты моральное право экспериментировать на человеке.
— Не знаю, есть ли у меня это право, но я обязана помочь больному любой ценой.
Разговор о больном с атрофией зрительного нерва затянулся. Супруги не могли закончить его и по дороге в театр, хотя уже давно запаздывали..
Спустя несколько дней Серебренникова оперировала больного, сделав вытяжение зрительного нерва. Через неделю совершенно не видевший до этого левый глаз различал движение руки и блестящие предметы. Значительно лучше стал видеть правый глаз.
В 1886 году в журнале «Врач» появилась статья Серебренниковой «К вопросу о вытяжении зрительного нерва», которая вызвала интерес не только в России, но и за границей. Она была перепечатана в некоторых зарубежных специальных журналах.
Много сил Серебренникова положила на борьбу с трахомой — заразным заболеванием, дававшим наибольший процент слепоты. Трахома страшна своей длительностью. Во времена Серебренниковой было предложено много способов борьбы с трахомой, но все они были не радикальными.
В 1886 году доктор Щепкин описал свой метод лечения трахомы карболовой кислотой. Серебренникова проверила новый способ и в 1887 году в журнале «Врач» сообщила о неутешительных результатах своих наблюдений. В дальнейшем подтвердилось, что метод Щепкина не оправдал себя.
Борясь с трахомой, Серебренникова применяла самые разнообразные способы лечения, отыскивая наилучшие… Но она понимала, что дело здесь не только в лечении. Она знала, в каких антисанитарных условиях живет простой народ, особенно крестьяне. Стоило в семье заболеть трахомой одному, как заражались и другие. Были случаи, когда больные матери выделения из своих глаз втирали в глаза детям, говоря: «Пусть сразу переболеют». Серебренникова не раз говорила с гневом: «Врач ли им нужен! Никакое предупреждение и лечение болезней не будет успешным, пока не настанет материального благополучия в каждой семье, пока не поднимется культура народа». О профилактике трахомы Серебренникова писала: «Борьба с этой болезнью, в смысле предупреждения, — пока вещь непостижимая. Только просвещение и известный материальный достаток масс даст место гигиене в народной жизни. Пока же можно говорить только о расширении врачебной помощи…»
Многих врачей в царской России волновали эти же мысли. Человек, склонный к анализу и не лишенный умения наблюдать, в конце концов неизменно приходил к выводу, что болезни — зло социальное и лечить их надо, прежде всего, улучшением условий жизни. Натуры слабые, не приспособленные к борьбе, равнодушно выписывали «кали бромати», дорожа своим спокойствием. И только сильные люди, не поддающиеся ржавчине равнодушия, вступали в настоящую борьбу за человека, насколько это позволяло время и обстановка.
Серебренникова часто беседует с больными, занимается с приехавшими к ней на специализацию врачами, обучает фельдшеров, настаивает на полном излечении трахоматозных больных. Она с уверенностью, завидной для многих преподавателей, пишет: «Если обратить внимание на подготовку фельдшеров в этом направлении, то мы значительно уменьшим это зло. По крайней мере, за учеников нашей школы я ручаюсь, что они сумеют распознать и вылечить трахому». Считая трахому социальным злом, Серебренникова на шестом губернском съезде врачей добивается занесения этого заболевания в категорию заразных болезней, подлежащих бесплатному лечению.
Серебренникова не замыкалась в своей специальности. Углубленная теоретическая и практическая работа по медицине не заслоняла от нее жизни и человека. Самые обыкновенные ежегодные отчеты о работе глазного отделения и амбулатории, другие официальные материалы Серебренникова умела наполнить жизнью. Эти документы волнуют, толкают на размышления.
В отчете за 1886 год, например, Евгения Павловна горячо заступается за тех больных, которые в глазное отделение были приняты с «мелкими» заболеваниями или находились в нем после излечения. Свой «либерализм» Серебренникова объясняла стесненным материальным положением больных, невозможностью поехать домой, риском послеоперационных осложнений и т. д. В губернской управе отчетом Серебренниковой остались недовольны, особенно ее защитой больных. Нового врача решили осадить, прибрать к рукам.
Чиновники из управы тайно от Серебренниковой проверили, с какими болезнями в глазном отделении лежат больные из Оханского уезда. Затем они писали в своем заключении: «Не менее ½ больных из жителей Оханского уезда, пользованных в Александровской больнице, судя по диагнозам, обозначенным в списках, не требовали, по самому роду болезни, больничного лечения… Многие из тех больных, которым требовалось это лечение, например, по глазным болезням, сифилитики, могли быть отправлены в больницы уезда…»
Случай с «проверкой» еще раз напомнил Евгении Павловне о незавидном положении земского врача. Сегодня он, все забывая, работает не покладая рук. Сегодня он нужен обществу… А завтра чиновники выкинут его с работы — кто тогда встанет на его защиту? Серебренникова знает: там, в управе, хотят, чтобы она смирилась, замолчала, отошла в сторону, успокоила себя какой-нибудь куцей философией, вроде «плетью обуха не перешибешь». Но она не может так! И в отчете за 1887 год она дает резкую и справедливую отповедь чиновникам из губернской управы.
«За отчетный год, — писала Серебренникова, — в глазном отделении из Оханского уезда находилось 44 больных. Все 44 случая, принятые в больницу:
1) были настолько серьезны, что субъекты, страдавшие ими были или совсем, или почти слепы;
2) болезни эти многие имели по нескольку лет (1, 2, 5 и 10 л.), стало быть, должны же были, наконец, быть приняты в больницу и лечимы;
3) помощь, в которой они нуждались, была из 44 случаев в 39 оперативная.
Из всего этого явствует, что отказать в принятии в больницу и помощи таковым больным было бы не совместимо ни с гуманностью, ни с обязанностью врача.
Кроме того, я должна сказать, что никакой врач не возьмет на себя роль судьи знаний и искусства своих товарищей; определять, не зная ни лиц, ни средств, ни помещения, что такие-то болезни там-то могут лечить, а эти не могут. Очень возможно, что в других больницах все операции и все лечение ведется в 10 раз искуснее, но раз я врач, заведующий глазным отделением, то я не вправе уклоняться от лечения тех болезней, которые грозят зрению и требуют серьезного, по моему мнению, вмешательства. Отказывая им, я нанесу двойной вред тем, которых я отошлю обратно, на новые поиски врача и лечения, и тем, которые, услыша от них об их неудачном путешествии, не приедут, опасаясь, что и им придется лишь прокатиться взад и вперед без всякого толку.
Мне приходилось видеть много глазных больниц и глазных клиник и могу уверить, что всюду подобные больные пользуются больничным лечением. Для врача возможна одна дилемма: или не принимать вовсе больных и тем свести на нет существование отделения, или же принимать всех больных, которые к нему обращаются, распределяя тех, которые, по роду болезней, требуют больничного лечения — в больнице, а тех, которые нет, — в амбулатории…
…Из таблиц видно, что обвинение, будто в глазном отделении лечатся больные с пустячными формами и тем обременяются земские платежные средства, — в корне несправедливо…
…Я думаю, что было бы более справедливо поощрить глазное отделение, действовать в том же направлении и способствовать отправлению туда больных.
При ином же отношении лишь будет наноситься вред больным и у врача парализоваться энергия и стремление приносить посильную пользу».
Серебренникова по-матерински ласково и заботливо относилась ко всем больным. Рассказывают о таком случае. Зимой 1889 года в отделение к Евгении Павловне поступила Е. Г. Яковлева — мать девяти детей. Она была слепа на один глаз. Теперь у нее начались боли во втором глазу, головные боли. Это была глаукома. Облегчить страдания и задержать развитие болезни могла лишь быстрая противоглаукоматозная операция. Но она все откладывалась, так как разрешение на ее проведение мог дать только… муж больной, а его не было в Перми. Евгения Павловна часто спрашивала у Яковлевой:
— Ну как, голубушка, не приехал еще ваш муж? Как появится, пусть непременно зайдет ко мне. Откладывать операцию нельзя.
Наконец муж Яковлевой приехал. Только согласия на операцию он не дал и отказался разговаривать с врачом. Евгения Павловна не выдержала и с обидой сказала Яковлевой:
— Извините меня, Елизавета Гавриловна, но ваш муж — дурак!
Несмотря на такой оборот дела, Серебренникова не отказалась от больной и продолжала ее лечить всеми возможными средствами.
За одиннадцать лет работы в Перми Серебренникова сделала более семи тысяч глазных операций. Это были пластические операции при завороте верхнего века, операции над роговицей, сосудистой оболочкой, хрусталиком. Делала она вытяжение зрительного нерва, пластические операции на роговице и мышцах глазного яблока. За это время Евгения Павловна приняла более тридцати тысяч амбулаторных больных, не считая повторных посещений.
Большую ценность представляет научное наследие Серебренниковой. Она автор многих статей, научных отчетов, докладов, заметок. Заслуженный деятель науки профессор П. И. Чистяков в 1927 году говорил о статьях Серебренниковой: «Прошло свыше 30 лет, как писались эти статьи, но они читаются с интересом и теперь, — в них отразился врач, вечно искавший лучшего, врач, которого тревожили те же вопросы клинической медицины, какие не разрешены и в настоящее время».
Научная деятельность Серебренниковой получила широкое признание практических врачей-офтальмологов. В Петербурге и Красноярске, Ялте и Екатеринбурге внимательно следили за операциями, которые делала Евгения Павловна. Основатель казанской офтальмологической школы профессор Адамюк, когда к нему обращались за помощью больные из Пермской или соседних с нею губерний, обычно говорил; «И охота вам кататься. У вас там свой профессор есть».
Серебренникова никогда не уставала учиться у других. Ее учителями были виднейшие русские офтальмологи. С ними она всегда поддерживала деловую связь. В 1891 году Евгения Павловна была за границей — в Германии и Франции. В Берлине она специализировалась по глазным болезням у Шеллера, в Висбадене — у Поггенштеккера, в Париже — у профессоров Векера, Ландольта и Труссо.
Работа в глазном отделении и в фельдшерской школе (там Евгения Павловна наряду с глазными болезнями преподавала физику и физиологию) давала богатейший материал для научных занятий и требовала его обобщения. Заветным желанием Серебренниковой было написать практическое руководство по глазным болезням. Однако постоянная загруженность помешала ей сделать это. Стремясь помочь врачам, Серебренникова переводит с французского и подготавливает к изданию «Практические лекции по терапии глаза» профессора Труссо. Эти лекции появились в издании журнала «Практическая медицина» и были для врачей хорошим руководством в лечении глазных больных.
Много времени и сил отдавала Серебренникова общественной деятельности. Не было, пожалуй, в Перми, ни одного сколько-нибудь значительного хорошего начинания, в котором Евгения Павловна не принимала бы деятельного участия.
Вместе с Моллесоном, Виноградовым и некоторыми другими деятелями медицины Серебренникова много сделала для развития общественного самосознания пермских врачей. Вместе с тем она горячо протестовала против назначения директором санитарной станции преподавателя гимназии Рума, невежественного в вопросах медицины человека, против незаконного увольнения с работы Земблинова и Моллесона. Видя поддержку земцев, Рума оклеветал Моллесона и других врачей. В защиту Моллесона в журнале «Врач» выступили тридцать пять врачей Пермской губернии, в том числе и Серебренникова. Их письмо редактор журнала Манассеин сопроводил таким примечанием:
«Печатаем настоящее письмо с особенным удовольствием, как еще одно доказательство, что русские врачи сознают все больше и больше нравственную обязанность поддерживать честных товарищей, несправедливо подвергающихся оскорблениям. У нас, в России, такая нравственная поддержка особенно важна, ибо честным работникам у нас уж часто приходится бороться при самых невыгодных условиях с личными интересами некоторых и с невежеством и все тормозящей апатией большинства».
Серебренникова, Моллесон, Виноградов через редакцию журнала просят устроить общественный суд над Рума. Но земство осталось непреклонным. Оно не поддержало Моллесона и Земблинова и продолжало стоять на стороне проходимца Рума. Началось преследование прогрессивно настроенных врачей. Серебренникова в 1887 году писала: «Появился раскол в среде врачей… Шире, дальше, — дело дошло до того, что на нашу партию ополчились и травят, но пока честные люди на нашей стороне, мы не унываем и надеемся, что удержим за собой позицию. Обидно только бывает за людей! Какие низкие способы борьбы! Во всем узнаешь реакцию».
Серебренникова, Скворцова и Виноградов протестуют против назначения старшим врачом Александровской больницы вместо Земблинова Губовича, работавшего ранее тюремным врачом. Защищая их, журнал «Врач» писал в 1888 году: «Пермское земство, с губернской управой во главе, никак не могло помириться с тем, что «его» врачи осмелились поднять голос против лица, которому сочувствовало само земство — «хозяин», и вот возникло гонение на врачей со стороны земства; …врачи были объявлены на земском собрании подпольными агитаторами и доносчиками!»
Серебренникова была деятельным участником губернских и всероссийских съездов врачей. Ее выступления на них далеко выходили за рамки офтальмологии. Серебренникова видела перед собой не только больной глаз, но и прежде всего человека. Более чем четырехлетняя работа общим врачом, хорошее знание хирургии, терапии и нервных болезней, а также постоянное участие в консилиумах, частые выезды к больным помогли ей выработать твердое убеждение в том, что успех в лечении глазных болезней зависит от общего состояния больного.
Многие медицинские проблемы по-настоящему глубоко волновали Серебренникову. Интересно проследить тематику ее выступлений на съездах. На третьем съезде земских врачей Пермской губернии она сделала доклады: «Некоторые данные к вопросу о статистике и этиологии слепоты в Пермской губернии» и «Об оспопрививании в Пермской губернии», на пятом — «Об оспопрививании», на шестом — «О детской смертности». На пятом же съезде, 7 ноября 1895 года, Серебренникова выступила с предложением об отмене телесных наказаний. На врачебном съезде можно было говорить о вреде телесных наказаний только с медицинской точки зрения. Но выступление Серебренниковой имело и политическое значение: оно было направлено в защиту достоинства человека, против бесправного положения трудящихся, против казавшихся незыблемыми царских законов. После бурных прений съезд почти единодушно одобрил предложение Серебренниковой. Узнав об этой «вольности», министр внутренних дел запретил обсуждать вопросы о телесных наказаниях в губерниях.
Весной 1896 года Евгения Павловна участвует в работе шестого Пироговского съезда врачей в Киеве. Как сообщал журнал «Врач», на заседании глазной секции 25 апреля «почетным председателем по предложению проф. Ходина А. И. была избрана женщина-врач Е. П. Серебренникова (Пермь) при шумных рукоплесканиях». На Киевском съезде по инициативе Евгении Павловны снова поднимается вопрос об отмене телесных наказаний.
Бывший на съезде доктор Жбанков, видный деятель земской медицины, в письме к П. Н. Серебренникову рассказывал: «Живая, бодрая, энергичная Евгения Павловна будила нас, засыпающих на Киевском съезде, и заставляла бороться против вопиющей несправедливости нашей придавленной жизни, полной всяких гадостей и подлостей, — только благодаря ее словам выдвинулся на съезде этот проклятый вопрос о телесном наказании!»
Как общественный деятель и как глазной врач, Серебренникова много внимания уделяла вопросам предупреждения слепоты, боролась за расширение помощи слепым.
В 1886 году Евгения Павловна выступает со статьей «Несколько слов о нашей слепоте», где призывает общество взять на себя заботу о слепых. Она считала, что для предупреждения слепоты необходимо повысить офтальмологическое образование врачей, расширить офтальмологическую помощь населению, лечить глазных больных бесплатно. Вскоре в своем отделении она организует специализацию врачей по глазным болезням.
По инициативе и при непосредственном участии Серебренниковой в Перми создается попечительство о слепых. В 1886 году она открывает приют, в котором через год насчитывается более тридцати слепых детей. Евгения Павловна ведет в приюте организационную и лечебную работу.
Наблюдая за воспитанниками приюта, Серебренникова отмечала, что слепые дети развиваются хуже своих зрячих сверстников. Она предлагает практиковать в приюте гимнастические упражнения, учебные занятия, занятия ремеслами, искусством; она говорит о необходимости открытия в Перми училища для слепых. Серебренникова организует цикл платных лекций и этим кладет начало обору средств для постройки училища. В 1889 году она вместе с П. Вологдиным в брошюре «Призрение слепых» обращается за помощью к общественности Пермской губернии.
30 августа 1890 года училище слепых открылось.
Большое упорство, любовь к своему делу проявили Серебренникова и ее друзья, чтобы наладить в училище регулярные занятия. Одна из старожилов города Перми М. А. Теплоухова, бывшая во времена Серебренниковой гимназисткой, рассказывает, что Евгения Павловна часто заходила в гимназию, просила помочь училищу. Она приносила бумагу, азбуку Брайля и учила гимназисток накалывать книги для слепых.
Училищу слепых в Перми приходилось вести тяжелую борьбу за свое существование. Оно жило в основном за счет частных пожертвований.
Каждый шаг в деятельности Серебренниковой был направлен на то, чтобы быть полезной людям. С этой целью она принимает активное участие в работе местного благотворительного общества.
Серебренникова хорошо понимала, что никакая благотворительность не даст народу свободной жизни, заметно не улучшит его благосостояние и просвещение. Большинства благотворителей одной рукой раздавало народу грошовую милостыню, а другой безжалостно грабило его. Замаливающие свои грехи купцы, ожиревшие чиновники, сюсюкающие о «бедненьких» барыньки были далеки от того, чтобы действительно улучшить жизнь трудящихся. Но в благотворительные общества входили и прогрессивно настроенные люди. По их инициативе удавалось строить детские приюты, больницы, библиотеки. К таким людям относилась и Серебренникова.
В 1888 году Серебренникова принимала активное участие в работе комиссии по оказанию помощи переселенцам, которая была организована общественностью Перми. По ее инициативе ставится платный любительский спектакль (в котором играла и сама Евгения Павловна). Все вырученные от спектакля деньги пошли на железнодорожные билеты переселенцам.
Весной 1892 года Серебренникова участвует в сборе средств на помощь голодающим. С этой же целью она организует цикл платных публичных лекций.
В городе Перми на углу улиц газеты «Звезда» и Кирова стоит двухэтажное кирпичное здание. Теперь здесь помещается школа № 26. Здание это построено в 1896 году благодаря заботам Е. П. и П. Н. Серебренниковых. Строилось оно три года на частные пожертвования и на средства Богородицкого попечительства, председателем которого был Павел Николаевич. Везде успевающая, неутомимая Евгения Павловна провела огромную работу по сбору пожертвований.
Серебренникова была инициатором различных литературных вечеров, спектаклей, художественных чтений. Она часто выступала с публичными лекциями, привлекала к чтению их пермскую интеллигенцию.
Многим в Перми были известны «среды», которые устраивались в квартире Серебренниковых. Здесь приветливо встречали каждого нового человека. Присутствовавшие на «средах» были гарантированы от скуки, выпивки, карт. Здесь читали и обсуждали статьи по вопросам литературы, искусства, философии, разговаривали на все современные темы.
На «средах» читали такие книги, как «Политическая экономия» Милля с примечаниями Н. Г. Чернышевского, «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» Г. В. Плеханова..
По роду своей врачебной деятельности Серебренниковой часто приходилось бывать в разъездах по губернии. Во время этих поездок она близко наблюдала деревенскую и заводскую жизнь. Ее глубоко возмущали каторжные условия существования трудящихся. Евгения Павловна страстно мечтала о том времени, когда «человек человеку будет братом». Но действительность была безрадостна. «Надеяться сейчас на улучшение материального благосостояния народа — благие пожелания», — утверждала она в отчете о своей десятилетней работе.
В письме к А. В. Кролюницкому Евгения Павловна писала: «Общественный режим гнетет. Удовлетворяет ли меня моя деятельность вообще? Нет! — за исключением таких периодов, которые я называю медовыми месяцами. Лишь только дело начинает идти ровно, буднично… я чувствую, что я больше могу делать, что у меня больше способностей, чем на лечение больных, а где же теперь приложить их, когда и говорить-то не смеешь, не то что писать или действовать?»
В связи с простым народом черпала Серебренникова новые силы. В 1895–1896 годах она, губернский окулист, загруженный основной работой, находит время для чтения курса публичных лекций по истории России. Среди слушателей ее было много рабочих. Евгения Павловна замечает, что это уже не забитые, недавно оторванные от сохи крестьяне, с которыми она встречалась в Екатеринбурге и Салде. С большим уважением смотрит Серебренникова на новое поколение рабочих — на их организованность, выдержку, чувство собственного достоинства.
Все свои силы Серебренникова отдала служению народу. Напряженная работа в глазном отделении, разъезды по губернии, преподавание в фельдшерской школе, огромная общественная деятельность подорвали здоровье Серебренниковой.
Уже в самом начале 1896 года Евгения Павловна стала чувствовать постепенный упадок сил. Нарастало малокровие.
Несмотря на это, она участвует в Киевском съезде врачей, продолжает плодотворную работу в глазном отделении. В феврале 1897 года здоровье резко ухудшилось. Появились судороги, временная потеря сознания и другие симптомы опухоли головного мозга.
Жители Перми с большим участием следили за ходом болезни Евгении Павловны. Врачи установили постоянное дежурство около больной. Запросы о состоянии здоровья Серебренниковой шли из разных мест России.
19 апреля 1897 года Евгения Павловна Серебренникова скончалась.
У гроба покойной было установлено почетное дежурство. На имя П. Н. Серебренникова и в адрес Александровской больницы пришло множество телеграмм с соболезнованием: из Петербурга и Ялты, Чердыни и Тифлиса, Ирбита и Киева, Екатеринбурга и Новгорода, Воронежа и других городов.
Ясным, весенним утром 21 апреля несколько тысяч человек собралось у дома покойной. Под печальный перезвон колоколов похоронная процессия направилась к кладбищу. Всю дорогу гроб несли на руках. Все улицы по пути к кладбищу были запружены народом, слышались рыдания. Никогда еще похороны в Перми не были так многолюдны.
Многие русские газеты и журналы напечатали некрологи, посвященные памяти Е. П. Серебренниковой, среди них: «Волгарь», «Вятский край», «Новости», «Степной край» «Урал», «Нива», «Русская мысль». Журнал «Врач» вместе с некрологом поместил портрет Серебренниковой.
Газета «Русь» в то время писала: «…В лице умершей Е. П. Серебренниковой мы имеем еще новое доказательство богатства духовных сил нашей русской женщины. Силы эти проявляются в самых разнообразных формах и дают возможность русской женщине заявить себя выдающейся деятельностью в самых разнообразных областях жизни. И в интересах общественного блага приходится желать, чтобы русская женщина находила все меньше и меньше препятствий для приложения своих сил, чтобы общество могло получить от деятельности русской женщины все то благо, которое эта деятельность может создать».
За годы Советской власти борьба с заболеванием глаз в нашей стране достигла небывалого размаха. Достаточно сказать, что за сорок лет количество коек в глазных отделениях выросло более чем в десять раз, в семь раз увеличилось число кафедр глазных болезней при высших учебных заведениях, в 25 раз больше стало врачей-окулистов.
После Октября открылось семь научно-исследовательских институтов по офтальмологии, много трахоматозных диспансеров, тысячи трахоматозных пунктов. Резко снижена заболеваемость трахомой, сифилисом и другими болезнями, приводящими к слепоте. Много сделано в распознавании и лечении трахомы, атрофии зрительных нервов, глаукомы, ранений глаза.
Развитие советской офтальмологической науки немыслимо без использования опыта прошлого. Е. П. Серебренникова — одна из первых женщин-врачей в России — внесла ценный вклад в дело борьбы с заболеваниями глаз и слепотой. Она по праву принадлежит к тем замечательным людям, которые в тяжелые годы царизма самоотверженно служили родному народу. Образ Евгении Павловны Серебренниковой дорог не только медицинским работникам, но и каждому советскому человеку.