ВРАТА

23

Начался новый месяц, и сразу потеплело. К этому времени все увольнения и перемещения на службе, предпринятые в связи с прибавкой жалованья, в основном закончились. Служащие только и говорили об этом. Каждый раз Соскэ слышал то знакомые, то незнакомые имена уволенных и, придя домой, говорил:

— Теперь, возможно, придёт и мой черёд.

О-Ёнэ то принимала эти слова в шутку, то всерьёз, то вдруг ей начинало казаться, что они накличут беду. Да и у самого Соскэ на душе бывало то пасмурно, то ясно.

И когда наконец все эти передряги закончились, не коснувшись Соскэ, он не знал, считать ли это закономерным или случайным.

— Кажется, пронесло, — мрачно сказал Соскэ жене.

Ещё через два дня выяснилось, что он получил прибавку в пять иен.

— Вообще-то полагается прибавка в двадцать пять процентов. Но не забудь, что у некоторых осталось прежнее жалованье, а многих вообще уволили. — Для Соскэ, видимо, сам факт прибавки значил гораздо больше, чем эти пять иен, и О-Ёнэ не решилась даже заикнуться о том, что денег не хватает.

Садясь на следующий день ужинать, Соскэ увидел на своём столике большую рыбу, которая даже не уместилась на тарелке, её хвост и голова торчали по краям. И в нос ему ударил аппетитный запах риса, сдобренного красной фасолью. Пришёл Короку, за которым О-Ёнэ специально посылала служанку к Сакаи, и воскликнул:

— О, да здесь настоящий пир!

На сливовом дереве уже появились цветы, некоторые, самые ранние, даже успели поблёкнуть и стали осыпаться. Пошли мелкие моросящие дожди, но когда выглядывало солнце, от земли и от крыш поднимался пар, напоминая о весне. В ясные дни у чёрного хода, сверкая в лучах солнца, сушились дождевые зонты, возле них прыгал щенок.

— Ну, зима, слава богу, кажется, кончилась… В субботу сходи к тётушке, поговори о Короку, — сказала О-Ёнэ мужу. — А то Ясу-сан совсем о нём забудет.

— Непременно схожу, — отозвался Соскэ. Короку теперь жил у Сакаи в качестве сёсэя. Соскэ сказал, что часть расходов на его учёбу может взять на себя, Ясуноскэ тоже поможет — так всё и уладится. Не дожидаясь, пока брат соберётся поговорить с Ясуноскэ, Короку сам пошёл к нему, и Ясуноскэ согласился помочь, если Соскэ его об этом попросит.

Наконец-то супруги, так опасавшиеся всяких тревог, обрели на время покой. Однажды, в воскресный полдень, Соскэ собрался в баню и там услыхал, как беседовали о погоде двое. Один лет пятидесяти, бритоголовый, очень похожий на торговца, другой помоложе, лет сорока. Тот, что помоложе, сказал, будто нынче утром уже слышал соловья, на что бритоголовый ответил, что слышал его уже два-три дня назад.

— Ещё не распелся, весна только началась.

— Да, пока не очень хорошо поёт.

Вернувшись, Соскэ передал весь этот разговор О-Ёнэ. Глядя, как прыгают на сёдзи солнечные зайчики, О-Ёнэ, просветлённая, сказала:

— Просто благодать, что наконец наступила весна.

— Да, — отозвался Соскэ, подстригавший в это время ногти на веранде. — Но не успеешь оглянуться, как вновь придёт зима.