Врата Вечности

ГЛАВА 7 Перебежчик

Когда сияющая колесница Асуры плывет по небу над благословенной землей Вендии, Солнечный Бог любуется творением рук своих. Густые джунгли, полные зверья и птицы, перемежаются долинами широких рек, вдоль которых располагаются поля, дающие жителям сей страны пропитание.

Прекрасные города и величественные храмы украшают страну, как белые и голубые опалы в оправе из сочно-зеленого зморродона. Плодоносные сады окружают селения, нитки дорог пересекают державу из конца в конец, с севера на юг и с востока на запад – к горам Тайдук-Нубас.

Асура любуется склонами этих гор, обращенными на закат. Джунгли достигают их отрогов и, редея, отступают, как морская волна, набежавшая на берег, спешит уйти обратно в море, оставив мокрый песок. Выше растут лиственные деревья, а за ними – высокие сосны, между стволов которых висят, цепляясь за ветви, словно куски тончайшей ваты, облака. То тут, то там на склонах видны селения, прозрачные ручьи весело бегут среди камней, а на лужайках дети пасут коротконогих буйволов с черной блестящей шкурой и стада круторогих коз.

Но, когда колесница, запряженная шестью птицами с женскими лицами, переваливает вершины Тайдук-Нубаса, Асура спешит отвернуться, чтобы не видеть горячие желто-красные откосы, ниже которых – только мертвый щебень.

И погоняет Царь Небесный упряжку, чтобы быстрее миновать место, опаленное, когда он спускался на грешную землю, дабы наставить Вакришамитру на путь истинный.

Каждый вендиец по эту сторону гор помнит, что пустыня совсем недалеко – за перевалом. Оттуда, из долины Мехем-Ту, льется через ущелья зной, летит по ветру сухой песок, рассеивается над полями и селениями, проникает в окна, набивается в рот, обжигает глаза. Впрочем, такое бывает редко: ветры чаще дуют в долину Мехем-Ту, словно в огромную раскаленную чашу, но когда порывы его все же одолевают перевалы, вендийцы молят богов послать дождь. И дождь выпадает, спасая урожай, охлаждая воздух, наполняя его свежестью и ароматом трав. Дождь выпадает по эту сторону гор, на восточном склоне, на западных откосах всегда сухо. Плохое место долина Мехем, и делать там простым людям нечего.

Другое дело кшатрии. Боги сотворили их, дабы постоянно испытывать мужество рода человеческого. Что там пустыня, если нужно, воин и в огонь пойдет ради славы. Из другой глины сделаны кшатрии, что и говорить, не чета простолюдинам…

Так судачили между собой жители горных сел, когда отряд в сотню конников с длинными копьями, с луками, колчанами и круглыми щитами, сопровождаемый сотней пехотинцев, проследовал единственной дорогой, ведущей от приграничного города Балдах в Сокровенную долину. Впереди вышагивали трубачи и литаврщики, знаменосцы и десяток гвардейцев в высоких конусообразных шапках, золотых кольчужных рубашках и красных сапогах с загнутыми носами. За гвардейцами шел длинноногий верблюд, между его горбов под широким зонтом ехал начальник войска – черноволосый гигант в червленой броне и шлеме, украшенном страусовыми перьями.

Завидев столь великолепную процессию, селяне спешили к своим плетням, махали миртовыми ветками и радостно вопили, приветствуя воинов, которых редко видели в этих местах. «Куда вы идете?» – кричали те, кто посмелей. «Идем покорять Эль-Мехем, – отвечали воины, – зададим перцу наглецам!» В ответ раздавались крики одобрения, в воздух летели шапки.

Сидя между горбов верблюда и важно надувая щеки, Конан только посмеивался про себя. Пожалуй, с такой шумихой Абу-Дастану не нужен никакой волшебный флюгер. Если шахсар держит шпионов в приграничных селениях, он будет знать о выступлении вендийцев очень скоро. И будет знать, что по Балдахской дороге движется отряд всего в две сотни копий. Киммерийцу очень хотелось посмотреть, какое войско выставит немедиец, когда кшатрии ступят на землю «великого» княжества.

С этим он, впрочем, не торопился. Еще три отряда скрытно двигались к границам Мехема, намереваясь пройти малохожеными ущельями. Это была часть плана, который варвар предложил дэви: сделать вылазку в четырех местах и решить, какими силами на самом деле обладает противник. Жазмина собирала тем временем в Айодхье большое войско, готовясь нанести удар там, где оборона мехемцев окажется наиболее уязвимой.

Нужно было дать время трем другим отрядам пробраться через горы, поэтому Конан, миновав со своими людьми перевал, решил заночевать на небольшом каменистом плато, где росли чахлые кусты и искривленные ветрами и зноем деревья.

Велев расседлать коней и выставить караулы, киммериец отправил вниз четверых лазутчиков и задремал сидя, завернувшись в плащ и прислонившись спиной к теплому камню.

Ему казалось, что он вовсе не спит, а сидит с открытыми глазами и смотрит на яркие холодные звезды. Их далекие огни светили, словно костры огромного войска, разбившего лагерь в черном поле. Возможно, то была армия Мардука, небесного воителя, безжалостного Бога Войны.

И вдруг две звезды, самые яркие, стремительно понеслись вниз и превратились в ледяные иглы, нацеленные ему в сердце. Голова огромной кобры неумолимо надвигалась из мертвых глубин Пустоты, а звезды были ее глазами – безжалостными, несущими гибель…

Конан вскрикнул и проснулся.

– Раджиб, наши поймали мехемца! – услышал он голос сотника Аджара, начальника своих пехотинцев.

Двое воинов вытолкнули в круг света, отбрасываемый небольшим костерком, испуганного человека в изодранной одежде. Борода его торчала клочьями, лицо было разбито в кровь.

– Я все скажу, все! – заголосил человек, падая на колени. – Я сам к вам шел, все рассказать хотел!

Конан мотнул головой, стряхивая остатки ночного кошмара. Занималось утро: солнце уже золотило вершины гор, но на плато еще лежали глубокие холодные тени.

– Ты кто? – спросил он пленника.

Тот, опасливо оглянувшись на кшатриев, стукнул лбом в землю, потом сел на пятки и сказал, постаравшись придать солидность своим словам:

– Да будет тебе известно, о достойнейший из военачальников, что зовусь я Абу-Гарим и звание имею немалое: младший викиль шахсара эль-мехемского.

– Важная птица, – усмехнулся варвар, разглядывая разбитую физиономию викиля. – А чего в горах забыл? Или послал кто?

– Сам бежал, о лев среди кшатриев! – воскликнул Абу-Гарим и ударил себя в грудь в знак подтверждения искренности своих слов так, что закашлялся. – Нет сил терпеть узурпатора, проклятого немедийца, севшего на престол силой коварства и попустительством наших вельмож, кои далее своего носа ничего видеть не желают!

– А ты, значит, позорче оказался. И что же узрел такого, что иные не смогли?

– А узрел я, о могущественный, гибель скорую, грозящую нашему княжеству и всем, кто имеет глупость оставаться за стенами Эль-Мехема. Ибо дэви Жазмина справедлива и покарает отступников…

– Врешь, собака! – раздался голос подошедшего сотника конников Мугаджара. Воин держал в руке обнаженную саблю, явно намереваясь снести пленнику голову. – Ты – лазутчик!

Несчастный викиль снова пал ниц, потом, воздев руки и не поднимаясь с колен, заголосил жалобно:

– Не лазутчик я, клянусь Асурой, да поразит меня огненный смерч, если есть в моих словах хоть толика неправды! Не нужны шпионы проклятому Дастану, ибо обладает он неким чудесным талисманом, хранящим его земли до поры до времени. А чтобы не сомневались вы в моей искренности, открою страшную тайну! Есть в предгорьях Тайдук-Нубаса башня, построенная стигийским колдуном, а на башне той – чудесный серебряный всадник…

Он замолчал, выпучив глаза на черноволосого раджиба, хохотавшего во все горло.

– Уморил! – едва выговорил Конан, утирая слезы. – Великая тайна! Кажется, о вашем флюгере не болтают только ослы, да и то потому, что лишены дара речи. Так ты это хотел рассказать, направляясь в Вендию? Новость, за которую в базарный день не дадут и медного гроша. Если хочешь сохранить голову, скажи лучше, откуда у Дастана войско, разгромившее косальцев?

– Этого я не знаю.

– Давай, Мугаджар, – кивнул киммериец сотнику, – руби…

– Нет! – завопил Абу-Гарим. – Все скажу! Только не убивайте!

– Убери саблю, Мугаджар, – приказал варвар, – послушаем, что почтенный викиль нам поведает. А там решим, что с ним делать.

Викиль, всхлипывая и жалобно постанывая, стал клясться всеми богами, а также здоровьем чад и домочадцев, что не знает, откуда взялось войско, подвластное стигийскому колдуну.

Но войско есть, и оно непобедимо. Ходят слухи, что чародей устроил в горах огромные пещеры, соединенные подземным ходом не то с Иранистаном, не то с Тураном, и оттуда приходят грозные янпачи, неустрашимые в бою, как дикие тигры. Они всегда появляются там, откуда грозит нападение, и нет пощады, дерзнувшим посягнуть на княжество Мехем…

– Отчего же ты бежал из этого благословенного места, коли так? – перебил Абу-Гарима Конан.

– А бежал я потому, о начальник кшатриев, – отвечал викиль, – что властитель, доверивший безопасность своего государства магии, губит и себя, и свою страну вместе со всеми подданными. Абу-Дастан, дерзкий чужеземец, вообразил, что держит волшебника за бороду, тогда как сам он – лишь игрушка в руках стигийца. И стоит чернокнижнику осерчать на шахсара, как все благоденствие Эль-Мехема рухнет, как замок, построенный на песке. Ввиду же того, что между Дастаном и Арр-Магарбаном отношения ухудшаются день ото дня, я и принял решение бежать в Вендию, дабы помочь дэви Жазмине – да продлятся дни ее! – воспользоваться ссорой шахсара и волшебника и восстановить попранную справедливость.

– Что же произошло? Говори толком!

– Позволь мне, о лев воинской доблести, изложить события по порядку, дабы тебе стало ясно, сколь коварен стигийский колдун и сколь шатко благополучие проклятого Дастана…

– Дайте ему вина промочить горло, – распорядился Конан, и мехемец, сраженный столь неслыханной щедростью, тут же бросился целовать грязные сапоги киммерийца.

Утолив жажду и поудобнее усевшись на собственных пятках, викиль принялся выдавать государственные секреты.