Время и случай

Послесловие к немецкому изданию

В марте 1991 года, вскоре после референдума о будущем Советского Союза, я встречал на аэродроме прибывшего в Москву британского министра иностранных дел Д. Хэрда. По пути в его резиденцию мы разговорились о книгах. У нас мало кто знает, что Д. Хэрд не только дипломат, но и писатель — автор детективных романов.

Я сказал ему, что вряд ли когда-нибудь возьмусь писать мемуары. Воспоминания — сложная штука. Писать их по горячим следам не очень удобно: живы и участвуют в политической жизни люди, о которых пишешь. Когда эти люди уйдут из жизни или сойдут с политической сцены, пройдет много времени, а время безжалостно убивает интерес к тому, что совсем недавно столь волновало людей, казалось таким важным.

Я бы и не стал, наверное, писать эту книгу, если бы не произошли события, перевернувшие всю жизнь страны, моих друзей, коллег, партнеров, наконец, мою собственную жизнь. Это не позволяет тем не менее рассказать обо всем. Не все еще кончено и безвозвратно принадлежит истории. Но рассказать по крайней мере об очень многом стало позволительным. И, наверное, нужным. Ничто не уходит бесследно. Нет такого нового начала, которое рано или поздно не возвращалось бы к истокам. У каждого народа есть свои вечные интересы и предназначение, они лишь по-разному артикулируются в зависимости от исторических обстоятельств. Но они будут живы и пробьют себе дорогу всегда, пока жив народ — их носитель. Россия и ее народ живы. Они не ушли в небытие и заявят о себе, каким бы трудным ни было нынешнее положение.

Наши деды и родители, люди моего поколения служили России, а затем Советскому Союзу, восстановившему былую Россию почти в ее прежних границах, защищали ее интересы, заботились о ее будущем, сделали ее великой мировой державой. Сейчас говорят, что мы при этом 70 лет служили фальшивому идеалу, в жертву которому были принесены миллионы жизней и несметные национальные богатства. Да, жертвы были. И какие жертвы! Были ошибки и преступления. Но человек не выбирает себе ни отечество, в котором рождается, ни общество, в котором появился на свет и рос. У меня, как и у других граждан СССР, не было другого отечества, не было другой родины и народа, которым я обязан всем. Пусть те, кто говорит, что Советский Союз был лишь «гигантской ошибкой истории», осознают, что и их собственное существование, и нынешняя деятельность в таком случае не более чем следствие этой ошибки. Нельзя отречься от своей истории и своего прошлого. Народ без прошлого не будет иметь и будущего.

Поэтому я трижды подписываюсь под мудрым английским правилом: «Right or wrong — my country» («Моя страна — права она или нет»). Россия спасла Европу от Наполеона. Если бы не Советский Союз, Европой, а может быть, и не только ей одной, сейчас правила бы гитлеровская НСДАП. В конце концов все действительное разумно, все разумное — действительно. Не будем забывать об этом выводе Гегеля — великого мыслителя Германии и Европы, формировавшего взгляды поколений своих потомков, на плечах которых мы все стоим. Он сделал этот вывод, безусловно, сознавая, как много ошибок и заблуждений сопровождает движение человечества вперед. Но в то же время и понимая, как закономерны и оправданы зигзаги развития. Никто не властен разорвать или прервать связь времен. И каждое время было и должно было быть таким, каким оно было. Оно не поддается членению на правильные и неправильные куски, хотя люди всякий раз пытаются заняться этим. Говорю это, чувствуя, что грешат тем же недостатком и мои воспоминания.

В августе — декабре 1991 года завершился этап нашей истории и истории всего мира. Советский Союз, несомненно, был в этом столетии одним из крупнейших факторов, определявших глобальный баланс сил, формировавших течение мировых событий, духовный мир значительной части человечества, его представления о добре и зле, о будущем, о справедливости. Советского Союза не стало. Вместе с ним рухнула одна из опор современного мира. Мы все находимся не v в конце, а, скорее всего, лишь в начале процесса великих перемен, потрясений и тектонических сдвигов, последствий которых пока не можем ни видеть, ни даже приблизительно просчитать. История еще не раз наградит громким хохотом тех, кому кажется сейчас, что он владеет ходом событий и направляет его. Слишком много нарушилось в прежнем порядке вещей, слишком огромные силы вырвались на свободу. Слишком нереальная задача вернуть то, что было раньше Советским Союзом, к прошлому, отвергнутому в 1917 году, либо перенести на его почву чужие модели, не рожденные и не выстраданные нашим собственным материальным и духовным развитием, не отвечающие особенностям нашей истории и уровню цивилизации.

Когда говорят о крушении Советского Союза, нередко забывают или не хотят признать, что рухнул не только Советский Союз, но и Россия, которая создавалась веками, начиная с княжества Московского. Она была хотя и многонациональным, но всегда единым государством, родиной для всех населявших ее народов, все более смешивавшихся и сраставшихся между собой. Российская экспансия и колонизация никогда не были похожи на англосаксонскую. Они не сопровождались политикой сознательного вытеснения и истребления коренного населения из районов, призванных стать составными частями Российской империи, как это делалось, например, англичанами в Америке, Канаде, Австралии, Новой Зеландии. Русская колонизация была, скорее, похожа на испанскую в Северной Африке: она не строилась на противопоставлении населения метрополии и окраин. Попадая под высокую руку русских царей, украинцы, белорусы, поляки, грузины, армяне, татары быстро заполняли придворные и правительственные должности в Москве и Петербурге, причем никакого отторжения со стороны русских это не вызывало.

Так было и в советские времена. Так это остается и сейчас, несмотря на обвальный процесс суверенизации бывших республик СССР, который, как это ни маскируй, в своей основе носит характер освобождения от российского «засилья», «диктата Центра», то есть отвержения Москвы. Но в самой-то Москве тем не менее никто не думает освобождаться от «засилья» тех же украинцев, армян или татар. Сама такая постановка вопроса была бы сочтена неприличной. Она не соответствовала бы ни традициям, ни душевному состоянию россиян.

Не лицемерил наш великий поэт А. С. Пушкин, когда был счастлив тем, что будет его славить в России «всяк сущий в ней язык», не делая разницы между гордыми внуками славян, тунгусами и калмыками. Не лицемерило и Советское правительство, принимая программы ускоренного развития отсталых окраин России, финансируя их и направляя в эти районы тысячи и тысячи квалифицированных специалистов. Россия есть Россия. Это определенный уровень благосостояния, цивилизации, культуры. Она не могла дать больше того, чем владела сама. Можно критиковать результаты этой политики, как сейчас это делают в некоторых государствах СНГ, но ставить под сомнение ее искренность и честность вряд ли оправдано.

И тем не менее Советский Союз распался. Разорвали его только межнациональные противоречия или были и другие, более мощные факторы? Сказано ли сейчас историей последнее слово в отношении его судеб? Никто не может знать этого. Российское государство разваливается и возрождается не в первый раз, и происходит это всегда в периоды великой смуты, кризиса, охватывающего экономику, государственные структуры, духовное состояние общества. Мы вновь переживаем период такой смуты, которая, как исстари ведется, возникла в сердце нашей страны — Москве и охватила затем все пространство от Буга до Тихого океана.

Если Советский Союз не имел права на существование, был обречен как государство на гибель из-за своего многонационального характера, то и у государств, образовавшихся на его месте, не больше прав на существование, чем у СССР. Большинство из них тоже многонациональные (хотя и пытаются организоваться по национальному признаку), причем русскоязычное население составляет местами до 40 и более процентов. Нет, дело не только и не столько в национальном вопросе, сколько в другом. Продолжатся кризис и смута — так затрещат по швам и Российская Федерация, и Украина, и Казахстан, и другие более мелкие государства СНГ. Закончится смута — события могут, как не раз бывало раньше, начать развиваться в обратную сторону.

У центростремительных сил сохранится и еще долго будет сохраняться веками складывавшаяся прочная база. Но для такого поворота нужна стабилизация Центра и выход его из кризиса или по крайней мере появление надежной перспективы на такой выход. Чем дольше будет длиться смутное время, тем глубже будут рвы и выше стены, разделяющие части бывшего СССР, тем больше будет потерь, если когда-либо начнется восстановление новой единой государственности.

Смута, однако, вечно продолжаться не сможет. Это единственно несомненное, что можно было бы сказать в нынешней ситуации. Близоруко поступают те, кто спешит утвердить и закрепить ее результаты, подталкивать развитие дел в таком направлении. Период стабилизации неизбежно наступит. Восстановится и возрастет самосознание русских и россиян, униженных плевками и проклятиями в свой адрес, разделенных на десятки частей, ставших инородцами на землях своего отечества, потерявших свое прежнее государство и усомнившихся в правомерности для них самого понятия национального достоинства и патриотизма.

Поэтому разумная политика по отношению к СНГ — это прежде всего осмотрительная политика, живущая не одним сегодняшним днем. Сейчас закладываются основы не только нового сотрудничества и доверия, сколько бы об этом ни говорили, но и, возможно, конфликтов и обид, метастазы которых прорастут в следующее тысячелетие. Еще страшнее возможность реанимации генетической вражды с некоторыми народами и государствами, доставшейся нам из недоброй памяти прошлого.

К сожалению, нам не дано заглянуть за горизонты будущего. Пока что мы в своем падении еще не достигли низшей точки, пружина продолжает сжиматься, накапливая страшный потенциал последующего отталкивания.

Нельзя сказать, что наши политики совсем не предвидели, что может произойти. В конце 1990 года Э. А. Шеварднадзе советовал мне при поездке в Западную Европу откровенно предупреждать ее ведущих политических деятелей о негативных для всех последствиях возможного распада Советского Союза. Я говорил о них, в частности, Ж. Делору: полное нарушение веками складывавшегося равновесия в Европе, реанимация старых территориальных и иных конфликтов и споров, которые в этом случае вряд ли удастся держать в «придавленном» состоянии, монопольное положение США как ядерной сверхдержавы, прыжок на север исламского фундаментализма через Среднюю Азию и Кавказ, дальнейшее повышение роли и возможностей Японии в тихоокеанской зоне и, наконец, перспектива возникновения на месте Советского Союза нескольких ядерных государств, действия и политика которых не поддаются прогнозированию. Многое из этого уже произошло или происходит на наших глазах.

Каковы могут быть варианты развития событий на обозримую перспективу?

Наверное, пока оптимальным для всех было бы возникновение на месте бывшего Союза какой-то рыхлой федерации или конфедерации с включением в нее возможно большего числа государств, провозгласивших свой суверенитет. Советский Союз в его прежнем виде возродиться, конечно, не сможет. Нужны были бы какие-то новые формы государственной организации, предполагающие, однако, как минимум единую армию, внешнюю политику, денежную систему и экономическое пространство, а также одинаковые гражданские права и свободы для всех граждан этого образования. В таком виде оно бы никому не угрожало, смогло вернуть себе внутреннюю стабильность, восстановить крупное производство, без которого немыслимо существование современного общества, отвечать по своим международным обязательствам и вносить свой вклад в международное разделение труда.

В нынешних условиях, однако, это, к сожалению, вряд ли будет получаться. Во всяком случае СНГ — не путь к этой цели. Оно замышлялось и создавалось для того, чтобы «откусить» столько суверенитета, сколько мог заглотнуть каждый участник, и покончить с существованием СССР путем его раздробления. Во всяком случае, пожалуй, мало кто знает, что такое СНГ и так ли уж нужно быть его членом. Украина прямо говорит, что видит в СНГ этап перехода не к новым формам государственной интеграции, а полному разъединению.

Реалистично поэтому впредь до лучших времен, которые рано или поздно, но неизбежно наступят, исходить из того, что у военных принято называть «worst case scenario», то есть исходить из худшего. Не все в этом худшем из всех вариантов должно обязательно случиться в реальной жизни, но ко всему надо быть внутренне готовым. Вот некоторые фрагменты, из которых может складываться мозаика будущего развития событий.

Расчеты российского руководства на то, что огромный потенциал и богатства России позволяют ей добиться быстрых экономических успехов, которые в сочетании с военными возможностями России, как великой державы, сделают ее вновь центром притяжения государств, называемых теперь в Москве «ближним зарубежьем», могут не оправдаться. Никто не знает путей выхода России из кризиса. Не имеют для этого готовых рецептов ни Международный валютный фонд, ни Всемирный банк, ни Маргарет Тэтчер, ни Сакс, ни Явлинский, ни Гайдар. Решается задача, не имеющая аналогов в истории человечества. И, увы, скорее всего, она будет решаться стихийно, мучительно и долго, пока кривая куда-то не выведет нашу многострадальную страну. Разговоры о переходе к рынку это еще далеко не рынок. К тому же и рынок бывает разный, есть рынок американский или западногерманский, но есть рынок и индийский или мадагаскарский. Рынок — это определенный уровень цивилизации и развития производительных сил. Нам, конечно, хочется, поставив себе цель перехода к рынку, поскорее получить такую жизнь, как в США или в ФРГ. Слава богу, все больше людей понимают, что этого быть не может. Как мне говорила однажды Н. И. Сац, она с большим интересом слушает дебаты в наших Верховных Советах, какую все же модель общества нам лучше всего избрать для себя — американскую, немецкую, французскую или шведскую. Кажется, склоняются к шведской. Это прекрасно. Только вот неясен вопрос, откуда в Советском Союзе набрать столько шведов.

Нет, господа демократы, партократы, центристы и прочие. У нас может быть только российский рынок, и будет он длительное время не самым привлекательным. При этом не следует забывать, что сам по себе рынок как социальный механизм будет иметь оправдание в глазах народа лишь в том случае, если он будет обеспечивать большинству людей приемлемые условия жизни. Не будет этого, произойдут новые катаклизмы.

Имея перед глазами подобную невеселую перспективу, наиболее развитые республики бывшего СССР постараются подальше отойти от России и прибиться поближе к европейским сообществам. По сути дела, они будут в ближайшее время делать примерно то же самое, что делают сейчас государства Восточной Европы, — пытаться использовать Россию как источник дешевого сырья и энергоносителей и рынок своей, не находящей сбыта на Западе продукции и в то же время идти на максимальное политическое, военное, экономическое и прочее сближение с развитыми странами, причем если попросят, то и в ущерб стратегическим и иным интересам России. Яркий пример тому — Украина.

Применительно к республикам Средней Азии, судя по всему, будет происходить то же самое, но с поправкой на иные геополитические реалии, особенности экономических, социальных и религиозных структур. Здесь все более вожделенными партнерами, скорее всего, будут становиться Турция, Иран, Пакистан, арабские государства. Не сказали, но еще скажут о своих заявках Индия и Китай.

Пожалуй, правы те западные политики, которые полагают, что на первых порах с Россией останутся из государств СНГ наиболее бедные и малоинтересные партнеры для других стран. Их внутреннее состояние и финансовые проблемы могут быть балластом для бюджета России и тормозом для ее реформ.

Однако процесс «разбегания» во все стороны от Москвы, скорее всего, не будет столь однозначным и одномерным. Производственно-хозяйственные, научно-культурные, транспортные, коммунальные, наконец, родственные и семейные связи, сформировавшиеся в условиях единой государственности, будут оставаться мощной скрепкой на многие, многие годы. Схватившиеся с такой жадностью за суверенитет и независимость новые государства вскоре столкнутся с территориальными и иными проблемами в своих международных делах и смогут убедиться, что не все из них поддаются удовлетворительному решению через механизмы ООН или СБСЕ. Потребуется сильный союзник или союзники. Тогда взоры вновь обратятся к России. Никто, кстати, никогда не входил в состав Российской империи или Советского Союза в результате досужих размышлений в тени чинар или у днепровских круч. Всегда действовали другие — реальные, жесткие, императивные — интересы и необходимости.

Сейчас, особенно после исчезновения Югославии, заговорили о Европе 1914 года, о развале наследства Антанты и т. п. Не хочу каркать, хотя на месте кое-кого в Европе, особенно наших бывших восточноевропейских соседей, следовало бы встрепенуться. Но тем не менее, коль скоро речь пошла об этом, надо бы и припомнить, что в своих нынешних национальных границах Украина и Белоруссия — плод политики Советского Союза, то есть союза с Россией и опоры на нее. Есть о чем подумать в этой связи и среднеазиатским республикам. Вещи, казавшиеся до сих пор сами собой разумеющимися, могут перестать быть таковыми, тем более в условиях сознательного разрушения и расчленения единых вооруженных сил и общего стратегического пространства. «Свобода» сладкое слово. Но ценой свободы были всегда риск, ответственность, а нередко и одиночество.

Вернемся, однако, к России. В условиях перестройки, начатой, как в конце концов оказалось, без четкого плана и представлений об ее этапах и целях, с Россией сыграл злую шутку ленинский принцип самоопределения наций вплоть до отделения. Выдуманный в противовес действительно разумному и ответственному бундовскому лозунгу о национально-культурной автономии в рамках единого государства, он преследовал одну-единственную цель — любой ценой свергнуть правительство и захватить власть. Для этой цели были хороши все средства — даже поражение в войне собственного отечества. Нет сомнений, апелляция к этому принципу и национализму послужила основным катализатором процесса отстранения от власти через 73 года после Октябрьской революции партии Ленина ценой развала Советского Союза. Правда, есть и существенное различие: взяв власть, большевики тут же превратились из пораженцев в оборонцев-оборонцев-защитниковсоциалистического отечества, а из национал-сепаратистов в федералистов и даже унитаристов. Пришедшие же к власти в 1991 году демократы признали случившееся оптимальным решением и разбрелись затем по национал-государственным квартирам.

Тем самым они взяли на себя тяжелую историческую ипотеку. То, что полгода спустя после августовских событий Председатель Верховного Совета России Р. И. Хасбулатов заговорил 17 марта 1992 года о «трагическом распаде» Советского Союза, может свидетельствовать о прозрении. Но импульсы-то к этому «трагическому распаду» исходили именно от российского руководства. Историю не перепишешь, и слов из песни не выкинешь.

Большевики прекрасно понимали, какая мина замедленного действия стала тикать в их руках, когда начался распад Российской империи и они очутились перед необходимостью подписать Брестский мир с Германией. «Ни мира, ни войны», — говорил в Бресте Троцкий не потому, что не слушался Ленина, а потому что отказ от Прибалтики, Украины, западных областей Белоруссии был страшен для большевиков, ставя на них клеймо предателей интересов России, подкрепляя обвинения в адрес Ленина как агента германского генштаба. Почитайте Троцкого и увидите, что ЦК РКП(б) своей тактикой «ни мира, ни войны» специально провоцировал новое наступление немцев, их приближение к Петрограду, чтобы еще раз показать народу, что иного выхода, как подписать Брестский мир, не остается.

Большевикам, правда, повезло. Начавшаяся в Германии революция позволила вернуть основную часть утраченной территории. Но Сталин не успокоился до тех пор, пока не возвратил всего, что было потеряно. Лишь в вопросе о Финляндии он сломал себе зубы, но княжество Финляндское всегда воспринималось в России как что-то лишь условно свое. Восстановление России, ее былого величия и преумножение могущества, победа в Великой Отечественной войне — вот что обеспечило в конце концов непререкаемый авторитет Сталина и искренние слезы миллионов людей в день его смерти. Не за 1937 год и не за архипелаг ГУЛАГ его чтили и слепо ему доверяли.

Именно вопрос, что сталось с Россией и Советским Союзом и почему, будет ахиллесовой пятой не только зачинателей перестройки и сменившего их российского руководства, но и многих лидеров, взявших на себя руководство обломками империи! Не знаю, когда будет острее стоять этот вопрос — на фоне нынешнего кризиса, массового обнищания, растущей социальной напряженности и чувства безысходности, когда, кажется, достаточно одной искры, чтобы произошел взрыв, либо в момент, когда люди станут постепенно освобождаться от гнетущих их ныне ежедневных и столь унизительных условий бытия, расправлять плечи и спрашивать, что все же стало с нашей страной и со всеми нами. Но вопрос этот неизбежен, и будет он острым как нож.

То, что возникло сейчас под названием Россия или Российская Федерация, в глазах большинства населения Россией, конечно, не является. И это неудивительно, поскольку в нынешних границах Россия за всю свою историю никогда, ни разу не существовала. Это обрубок России, сколько ни драпируй его трехцветным или андреевским флагами, двуглавым золотым орлом или изображениями Георгия Победоносца. Огромные районы компактного проживания русского населения остались вне пределов этого государства, люди стали диаспорой в своем собственном отечестве, национальными меньшинствами в государствах, без обиняков отрицающих право наций на самоопределение вплоть до отделения, которым воспользовались для своего становления, и организованных по унитарному принципу, который перед этим был торжественно проклят ими и признан несовременным, недопустимым, предосудительным, но… только применительно к Советскому Союзу.

В Прибалтике русскоязычное население становится объектом законодательной дискриминации и вытеснения, из других бывших республик СССР начинается добровольное бегство в Россию, в третьих, как в Молдове, не исключена гражданская война против румынизации. На Украине пока спокойно, но страшно подумать, что может произойти, если, пройдя первоначальный период становления и укрепления своей государственности, новые политические силы перешли бы к агрессивной украинизации всего населения. Сербско-хорватская драма по сравнению с этим была бы мелким и безобидным эпизодом.

Приток иммигрантов в Россию из других государств СНГ и колоссальные расходы, связанные с их приемом, трудоустройством и включением в новую жизнь. Защита интересов русскоязычного населения вовне. Потеря незамерзающих портов на Балтике. Выход из прямого соприкосновения с граничившими ранее с СССР европейскими государствами и откат к западным рубежам России времен Ивана Грозного. Потеря позиций в черноморском районе, на Кавказе, тревожная перспектива развития обстановки на среднеазиатском направлении. Опасность возникновения территориальных проблем с соседними государствами в силу искусственного, чисто административного характера установленных при формировании Советского Союза межреспубликанских границ. Все это, наверное, лишь небольшая часть проблем, которые надвинутся так или иначе на Россию и будут вызывать каждый раз вопрос, насколько все происходящее было неизбежным, зачем и кому это было нужно.

Главным доводом в пользу суверенизации республик, входивших в состав СССР, и ликвидации прежнего Союза была идея, что это важнейшая предпосылка утверждения демократии, прав человека, глубокой реформы политической и общественной жизни. Не знаю, не станет ли на самом деле распад Советского Союза одним из главных препятствий на пути к достижению этих целей. Возникновение ирредентистских и реставрационных тенденций почти во всех областях того геополитического пространства, которое объединял ранее СССР, практически неизбежно. Не уверен, правильно ли поступили бы те наши или зарубежные политики, которые решились бы противопоставлять себя им или хотя бы не считаться с ними. Здесь таится заряд огромной взрывной силы.

Мир, затаив дыхание, наблюдает сейчас за событиями в бывшем СССР. Нам помогают, нам сочувствуют, нам желают добра и аплодируют. И мы благодарны за это. Такие испытания, какие выпали на нашу долю, не часто случаются в жизни народов. Но политика есть политика. Государственные интересы есть государственные интересы. Их продвигали и будут продвигать в меру возможностей и понимания ситуации. Так будут действовать и действуют применительно и к нынешнему СНГ — одни мягче, другие жестче, грубее, бесцеремоннее, играя на противоречиях между новообразованными государствами, пытаясь выстроить в этом районе зоны своих жизненных интересов, добиться легких преимуществ и выгод. Это столь же естественно, как и то, что ничто не будет забыто, всё со временем получит свою оценку и воздаяние.

В истории великого государства Российского наступила заминка. Оно переживает тяжелый процесс обновления, скорость течения которого и конечный результат пока знают только звезды. Но при любом раскладе событий Россия была и останется доминирующим фактором в силу целого ряда объективных, непреходящих причин, которые очевидны и не нуждаются в перечислении. Она будет и наиболее динамичным фактором хотя бы потому, что на многих направлениях ее развития и формирования в новых условиях последнее слово далеко не сказано. Такой гигант, как Россия, не может уйти с международной арены и замкнуться в себе. Для всякого политика всегда было очевидно: из многих возможностей наиболее целесообразно ставить на ту, что будет определять положение. Лейтмотив может играться и без аккомпанемента, аккомпанемент же без лейтмотива бессмыслен. Важно правильно выбрать лейтмотив. Думается, что он должен быть русским, российским, по крайней мере для тех государств, которые хотят вести большую политику.

Заканчивая эту книгу, я еще раз прихожу к убеждению: то, что было сделано в отношениях с Германией, Францией, Италией, Испанией в 1990 году, те вехи, которые удалось расставить в отношениях между СССР и США, были хорошим фундаментом для строительства будущего. Россия стала продолжательницей СССР. Ее политика на основных направлениях стоит на надежных якорях, исходные позиции для дальнейшего движения благоприятны.

Особо хочу сказать о том, что мне всегда было очень близко. Новые отношения между нашей страной и Германией должны стать реальностью в государственной жизни и в душах людей. Заключенные договоры, прежде всего «большой договор», подписанный 9 ноября 1990 года в Бонне, не должны, не могут остаться втуне. Не только доверия, но и подлинного партнерства хотят наши народы. Они готовы к коренному повороту. Российско-германские отношения самой судьбой предназначены быть несущей осью европейского развития. Сейчас это тем более справедливо, что мы живем в новой Европе, где Россия может стать не противником, а настоящим партнером для всех.

Пусть возродится то, что когда-то вдохновляло Берлин и Петербург на дружественные, почти родственные отношения и связи. Пусть тема «Россия — Германия» станет постоянным спутником политической и общественной жизни народов и граждан наших государств, предметом их совместных усилий, постоянных бережных забот и внимания. Пусть будет так, ибо мы по опыту знаем, как ужасны другие альтернативы.

В беседах, которые велись в Москве и Бонне, Мюнстере и. Бресте в 1990–1991 годах, Г.-Д. Геншер не раз говорил, что для СССР, видимо, было непросто расставаться со своим другом — Германской Демократической Республикой. Но так судила история, так хотели немцы в самой ГДР. Встав на позицию признания права немцев самим решать свою судьбу, в том числе и вопрос о форме своего дальнейшего государственного существования, подчеркивал Г.-Д. Геншер, Советский Союз обретает себе настоящего друга в лице всего немецкого народа. Хочется, чтобы это предсказание исполнилось, несмотря на дезинтеграцию СССР. Государствам СНГ, прежде всего России, нужны в эти сложные годы надежные, добрые отношения с Германией. Тот, кто инвестирует в партнерство и стабильность наших отношений, тот инвестирует в будущее.

Эта книга не претендует на всестороннее и полностью аутентичное освещение событий, о которых в ней рассказывается. Я нарочно не сверялся с воспоминаниями современников, не обращался к печати и архивам. Я не хочу вступать в спор ни с кем, подтверждать или опровергать что-либо. Единственное, чем я пользовался, — мои собственные записи и память. Память же всегда субъективна.

Все написанное не более чем заметки профессионала на полях — сначала слабого и неловкого, затем более зрелого. Профессионалы же, как сказал в каком-то из своих выступлений по возвращении в Москву из Фороса М. С. Горбачев, это страшные люди. Страшные для политиков, наверное, не только своей односторонностью, но и знаниями, неверием в чудеса и мифы, а нередко и нежеланием быть лицеприятным, делать неправду за кусок хлеба. Но профессионалов, владеющих всеми областями жизни и знаний, нет. Не было их и не будет. Миром по-прежнему будут править политики разносторонние, а поэтому порой торопливые языком и близорукие. Мир, как встарь, будет опасно крениться из стороны в сторону и рыскать по курсу.

Приступая к работе над этой книгой в октябре 1991 года, я ненавидел плоды, как казалось, никчемных трудов своих. А написав ее, успокоился, еще раз поняв, что всякой вещи свое время, но заниматься любимым делом — великое счастье для человека. Оно со мной, как и готовность и далее служить людям. Что касается поворотов жизни, прав был Екклесиаст, сын Давидов, царь в Иерусалиме: «Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было; и Бог воззовет прошедшее». Великая Россия возродится. Придут и люди, которые сделают это.

Кружит время. Нужны сейчас надежда, вера, труд и подвиг. Несмотря ни на что. Остальное сбудется.

Книгу эту я посвящаю своим родителям и жене Инге, которые сделали в жизни меня тем, чем я стал. Она не появилась бы на свет, если бы не помощь и поддержка моих друзей и сотрудников В. Поленова, О. Красницкого, С. Артемьевой и М. Рыжковой, которым я приношу свою глубокую признательность.

Москва, апрель 1992 г.