– И что тебе дома не сидится? – спросила Лена, стройная миловидная девушка с мелкими рыжими кудряшками до плеч, заворачивая очередную прядку в фольгу. – Понятное дело, я. У меня Серега не так много приносит, да ещё за съемное жилье платить, а ты – делай что угодно, сама могла бы по салонам бегать кудри вить.
– Не хочу, – возразила хрупкая бледная светленькая Маша, – не могу, не привыкла. Всегда работала, и потом, мне это нравится. Когда рожу, тогда и буду дома сидеть.
– Вот оно что, – засмеялась Лена. – Ты ещё даже не беременна. А так ходила бы ко мне – я бы каждый день тебе новую причёску делала.
– Муж-то не против, что ты трудишься? – спросила клиентка Лены, пожилая дама, не боящаяся экстремальных цветов – парикмахерша выборочно намазывала её короткие прядки ярко-фиолетовым.
– А я всё успеваю, – сказала Маша, – ужин каждый вечер на плите, я ж не беру лишних, работаю в удовольствие.
– Ну и хорошо, – сказала женщина, – главное, чтоб муж не возражал.
– А так-то он ей предлагал дома сидеть, – сказала Лена, – потому я и говорю. Могла бы шопиться целыми днями, деньги у него есть, и он их вроде как на жену не жалеет.
– Про деньги ничего не могу сказать, – вздохнула Маша, выводя на искусственном ногте красивый завиток, – может, и не жалеет, но и дорогими подарками не балует. Он знает, что я много не трачу.
– Ишь, как ему повезло, – усмехнулась Лена, – а ты попробуй потрать, и посмотришь.
– Зачем? – не поняла Маша.
– Да шучу, – весело ответила подруга, – но я бы на твоём месте слишком его не жалела. Мужиков надо воспитывать, а ты что? Он у тебя вечно где-то пропадает.
– Это правда, – Маша положила ноготь в лампу сушиться и закрутила баночку с краской, – потому он и не жалуется. Вечно его дома нет. Днём работа, вечером тренинги.
– Да ещё и поездки какие-то, – возмутилась Лена, – можно, конечно, понять, почему ты такое терпишь, но я бы не стала.
– Что за поездки? – спросила дама в кресле.
– Семинары по духовному развитию, – с наигранным пафосом ответила Лена, насмешливо улыбаясь.
– Ну что поделать, это важно для него, – вздохнула Маша, – он мне сразу об этом говорил.
– У тебя что, клиентка не пришла? – спросила Лена.
– Да, отменилась только утром. Так что окно. Вот и болтаю с вами.
Она грустно улыбнулась. Хрупкая девушка со светло-серыми глазами, внешние уголки которых опускались книзу, придавая ей печальный вид. Белёсые жиденькие реснички вокруг глаз были почти незаметны. Брови и волосы у неё тоже были светлые – всё своё, натуральное. Лена не раз предлагала ей покраситься, но Маша отказывалась наотрез – не любила искусственное, хотя сама и делала яркий маникюр другим девушкам, но с собственной внешностью экспериментировать не решалась. Она хотела жить спокойно, ценила естественную красоту и не стремилась выделяться. Впрочем, Маша была довольно миловидна и, возможно от натуральности, выглядела моложе своих лет.
– А что за семинары у вашего мужа? – не отставала женщина. – Не подумайте, что я какая-то наглая, мне просто интересно, потому что мой тоже пару лет назад в какую-то секту попал. Еле вытащила его оттуда. Домой приходил, какую-то нёс околесицу про планеты и конец света, книжки странные в дом таскал и вообще стал шальной совсем. Я тогда ремонт на кухне затеяла, чтоб его от этой ерунды отвлечь, он побухтел, но взялся за дело. Ну, и некогда ему стало по семинарам шастать.
– Какая вы молодец, Наталья Ивановна, – засмеялась Лена, – одним выстрелом двух зайцев.
– Да, – сказала дама серьёзно, – теперь на кухне красота и у мужа голова на месте. Бывает, иногда, конечно, вспомнит, но боится, что я опять что-нибудь затею. Я уж ему намекаю, мол, вон в туалете плитка откололась, да и в комнате неплохо бы обои обновить. Он и замолкает сразу.
– У меня такое не сработает, – сказала Маша, – мой муж сам начальник, бригаду вызовет да и всё. Мне иногда кажется, что эти семинары для него важней всего – работы, дома и уж тем более меня.
– Ну, перестань, Машут, он любит тебя! – возразила Лена, но голос её прозвучал неискренне.
– Но Лена, все эти семинары, я не знаю, он каждый раз приезжает оттуда чужой.
– Я уже говорила, что, может, лучше бы ты ездила туда с ним.
– Да, но… ты же знаешь, я не хочу! Я этого не понимаю, это не моё!
– Понимаю, – кивнула Лена.
– Да ещё девушки постоянно пишут, звонят, эта Злата – она ему как лучший друг, ну что это такое!
– Ох, девоньки, – покачала головой Наталья Ивановна, – ну вы даёте. Разве ж можно так мужиков запускать!
Маша замолчала, бездумно разглядывая собственные ногти – короткие, ровные, идеально покрытые лаком телесного цвета.
Почему-то вдруг вспомнилась мама. Эта странная неопрятная женщина, пахнущая потом и готовкой из дешёвых продуктов, ужасный дом, в котором с рождения жила Маша: как вообще из человека может получиться что-то хорошее, если он растёт в такой грязи?!
Постоянно вокруг бардак, вся квартира завалена вещами, толстый слой грязи на полу – маме нравилось так жить. Она и Маше не давала прибираться. Да ещё брат, который начал пить с тринадцати лет. Маша ещё в школьные годы стала подрабатывать летом, покупала себе какие-то вещи, а он воровал и вещи и деньги – да что там говорить, вся эта проклятая семейка с рождения воровала у неё жизнь. Потом ещё этот ужасный отчим, который тоже только сидел в кресле и пил. Семья еле сводила концы с концами, и видимо, от этой беспросветной печали Маша и загремела в больницу с гастритом в двадцать пять лет.
Не зная ничего о её жизни, никто бы не поверил в это, но Маше там было хорошо. Чистые опрятные постели, добрые медсестры, свежий воздух, блаженное безделье, любимые книги. Ни мамы, ни отчима, ни брата – делай всё, что хочется. Маша будто попала на курорт.
Она подружилась с девушкой с соседней кровати, Олей. Оля была грациозная и стройная, кареглазая, с длинными пышными каштановыми волосами. Она всё делала красиво. Сидя на кровати в трусах и футболке со скрещёнными ногами, своими тонкими длинными пальчиками с красивым маникюром Оля почти целыми днями раскладывала карты. Потом она что-то писала в узористом толстом блокноте, а иногда уходила в коридор, на лестницу и, стоя у окна, долго с кем-то говорила по телефону. Голос у неё был нежный, низкий, с приятной хрипотцой.
Иногда она делала перерывчики и, попивая чай из большущей кружки с белыми лилиями, болтала с соседками по палате.
«Знаете, девчонки, я даже рада, что сюда попала, – говорила Оля, улыбаясь одним краешком рта, как будто усмехаясь, но это была её обычная манера общения, – а то я дома ничего не успеваю. Столько заказано раскладов, девочки ждут, а я совсем замоталась. Муж вообще не помогает, хоть бы денег приносил, так нет, я одна кручусь с дочкой, на двух работах, да вот это ещё, но мне хоть нравится… я бы вообще только картами занималась, но он мне покою из-за этого не даёт, говорит, что типа я порчу на семью навожу, это мать его настраивает против меня, а она и всегда была против».
Оля отхлебнула чая.
«Ну к чёрту, в общем, беда, даром что я людям помогаю, у самой дома просто бардак. Вот пускай один попробует пожить».
«А за ребёнка не беспокоишься?» – спросила круглолицая темноволосая девушка у окна.
«Знаешь, милая, если честно, то я так устала, что во мне и беспокойства-то не осталось. Да нет, он неплохой отец, если б всё было совсем ужасно, стала бы, думаешь, я его терпеть! Просто, когда я дома, он знает, что всё будет сделано, а так по нужде и зашевелится, как миленький».
«А гадание всегда сбывается?» – спросила Маша.
От глубокого пристального взгляда карих глаз Оли Маше стало не по себе. Но потом Оля улыбнулась, как обычно, краешком рта, и ответила мягко:
«Знаешь, у тех, кто серьёзно относится, сбывается. Надо просто изначально верить. А если приходят девочки побаловаться и поглядеть, сбудется или нет, то чаще всего и карты играются с ними. Это же не игрушка, а инструмент – с помощью карт можно пообщаться со своим подсознанием. Обычно у людей слишком много всего в голове; мысли, программы мешают слышать свой внутренний голос, а карты говорят с нами образами, понятно?»
Маша кивнула.
«А разве человек не должен быть рядом, чтобы гадать?»
«Конечно, так лучше, – сказала Оля, – но я не успеваю, да и муж не любит, когда ко мне паломничество, так что приходится дистанционно».
«А мне погадаешь?»
«Конечно, сегодня вечерком, окей? Мне ещё нужно днём парочку раскладов успеть, а потом я свободна».
Странно, почему все эти подробности так ярко всплыли в памяти сейчас, как будто это было совсем недавно? Может быть, потому что в жизни Маши последнее время так мало происходило интересного. Но разве больничная палата и полузнакомая гадалка – это что-то интересное? Да нет, просто ведь именно тогда Маша встретила Яра…
– Я так не могу, как вы, – со вздохом сказала она, – воспитывать мужчину, в смысле. У меня другая ситуация.
– Да, у неё другая ситуация, – согласилась Лена.
– Может быть, – пожала плечами дама, – я вникать не стану, но распускать их слишком тоже не следует. Ты должна говорить о том, что тебя не устраивает и что тебе хочется.
– Блин, да я говорила не раз, что хочу поехать куда-то отдохнуть, полежать у моря, но он только отшучивается, ему это непонятно… Говорит, зачем, типа, такой бессмысленный отдых, надо с пользой время свободное проводить.
– На семинарах, – цинично заметила Лена.
– Ну, да, – вздохнула Маша.
– Так поезжай сама на море тогда, – сказала подруга, – отдохнёшь, найдёшь там себе молодого любовника, отплатишь той же монетой.
– Да я не хочу одна, Лена, – Маша с отчаянием посмотрела на коллегу, – с ним бы я поехала, а одна – нет. Ты что, какие любовники! Мне никто, кроме Яра, не нужен.
– Успокойся, я шучу, – сказала Лена, немного испуганно глядя на Машу, – извини, конечно, но ты на нём слишком зациклилась. Тебе надо отвлечься, хотя бы по магазинам походить, а лучше вечером в клуб с подружками. Давай напьёмся?
– Ты же знаешь, я не пью, – возразила Маша.
– Эхх, ну что с ней делать, – развела руками Лена, ловя в отражении в зеркале взгляд своей клиентки.
Наталья Ивановна засмеялась, качая головой.
– Даа, девчонки, – протянула она, – ну, и страсти у вас. Я всё равно считаю, что мужа надо держать в ежовых рукавицах, что бы вы не говорили. Эта распущенность до добра не доведёт.
– Если я пытаюсь его контролировать, то он совсем пропадает, – вздохнула Маша.
– Значит, не так контролируешь, – авторитетно сказала пожилая дама, – ты его не пили, а в сексуальном пеньюарчике дома встречай и будь милой, а потом говори твёрдо о своих желаниях.
– У него вечно другое что-то на уме, – сказала Маша, – я его совсем не понимаю. Пеньюарчик даже не всегда помогает.
– Да что ещё им может быть нужно? – удивилась дама, – дом, вкусная еда, жена в сорочке. Мой бы это ни на что не променял. Мы уже, конечно, не те, что прежде, – она засмеялась, – но порох ещё имеется.
– Моему, как видно, нужно что-то ещё, – сказала Маша сумрачно.
– Давай, я тебя покрашу в какой-нибудь яркий цвет, – предложила Лена, – вот Наталья Ивановна и то не боится экспериментировать.
– Неет, – Маша, улыбаясь, покачала головой, – не моё это.
– Вот что не предложишь, всё не твоё, – сказала Лена, – может, и жизнь не твоя?
«И жизнь, – грустно подумала Маша, – и дом чужой, и мужчина, которого люблю. Я будто украла что-то, но почему? Может, бросить всё и вернуться. Но куда? К маме? Нет, только не к маме».
Открылась дверь, и салон вместе с ветром влетела юная темноволосая девушка.
– Я на маникюр, – сказала она, – не опоздала?
– Проходите, – улыбнулась ей Маша, разглаживая на столе салфетку, – что будем делать?