Время светлячков

Видения

Когда небо озарилось оранжевыми отсветами закатного солнца, Лара поднялась на крышу с бутылочкой красного сухого вина. Она любовалась цветом напитка, покачивая бокал, отпивала маленькими глоточками, наслаждаясь терпким насыщенным вкусом, и размышляла о сегодняшней беседе.

Если верить Злате, то счастье возможно… Он спрашивал о ней… у них с женой не очень. Но значит, нужно что-то делать, они ведь давно знакомы, и он так часто заходит. Лето кончается. Всё чаще мерзнут руки. Она устала от неудач в любви и больше не хочет быть одна. Конечно, может быть, нужно куда-то выходить и знакомиться с новыми людьми – если б у неё была мама, то она наверняка не позволила бы ей сидеть одной на крыше, размышляя о чужом мужчине, не имея друзей и общаясь лишь с одной подругой. Но Лара всегда была замкнута, и шумный пустой мир вокруг совсем её не привлекал.

А семинары Златы, общение с Яром – всё это открывало новые грани жизни, расцвечивало красками её одинокую жизнь – совсем как картины. Разве сможет она найти других людей, с которыми ей будет так же хорошо? Вряд ли! В общении важна глубина, а много ли тех, кто легко открывается навстречу и у кого внутри – целый мир? Конечно, она не знает точно, но наверняка нет.

Ей вдруг захотелось написать особую картину. Образ невесты с карты Стаса не давал покоя, но, возникая ежедневно перед её внутренним взором, видоизменился в таинственную фантасмагорию.

Девушка в свадебном платье, перед ней – зеркало в кованой оправе, в отражении – чудовищная фигура, оскалившаяся по-звериному, одетая в чёрный костюм жениха с белой бабочкой на шее. Из-за ворота пробивается уродливая шерсть, а позади виден длинный лохматый хвост – как у волка или большой собаки.

Дальше, на заднем плане, ей представлялись две реки, сливающиеся в одну – белая и красная.

– Не знаю, зачем, – сказала Лара сама себе, – это надо нарисовать. Тут есть смысл, пока не понятно, какой, но в любом случае, должно получиться красиво и интересно.

Живя одна, девушка иногда разговаривала сама с собой.

Лара отпила ещё вина. Она смотрела на лес вдали. Тени деревьев углублялись, темнели, и ей почудилось вдруг, что они движутся, оскаливаясь мордами чудовищ, но она помотала головой, чтобы стряхнуть наваждение.

– В конце концов, всё просто отлично, – улыбнулась она, – я люблю Яра, и мы будем вместе.

* * *

Проснувшись на рассвете, Лара задумчиво лежала без сна. Она вспоминала парня, с которым встречалась пару лет назад. Парень ей очень нравился, он работал в баре, у него были светлые волнистые волосы, которые он завязывал в пучок на затылке. Его звали Марк. Когда они оставались наедине, он распускал волосы, и Лара любила прикасаться к ним, зарывшись в них носом, вдыхать лёгкий ванильный запах с ароматом дыма трубки, которую он курил… Ничего не существовало в тот момент: только они вдвоём, их тела, переплетённые в страстном порыве, учащённое дыхание, стоны наслаждения, и всё пропадало, мир дрожал и падал в глубокую тьму, они летели вместе – свободно, бесстрашно. Хотелось, чтобы это длилось подольше.

Но всё когда-то заканчивается. Положив голову на обнажённую грудь Марка, она продолжала ласкать пальцами его нежную светлую кожу, а он курил свою трубку, наполняя комнату ароматом ванили.

Потом он уходил, обычно не говоря ни слова, и она не знала, когда он снова вернётся.

Она думала, что любит его, но боялась об этом сказать.

«Ты клёвый» и «Мне с тобой хорошо» – вот и все слова, на которые она решалась. Страшно было не сказать о любви, а услышать молчание в ответ. Или ещё хуже – не разделяя её чувств, он бы просто ушёл и больше не вернулся. Лара не знала, что у него в голове.

На её попытки выразить свои чувства Марк отвечал:

«Ты просто очень впечатлительная. Быстро увлекаешься».

Сейчас, на заре уходящего лета, чувствуя приближение холодов и внутренне страшась этого, Лара вспомнила почему-то этого парня. Однажды он просто перестал приходить, а она больше не бывала в том баре, чтобы не видеть его и не испытывать боли.

Тогда ей было легко это сделать, а будет ли так же легко сейчас?

Правда ли то, что она просто впечатлительная и новое увлечение пройдёт и быстро забудется? Вообще, это свойственно творческим людям.

Но что в сущности она знала о Марке? В её воображении он не был реальным человеком, а состоял из мгновений и образов, на которые она реагировала, как наркоман на свои любимые снадобья. Дым, запахи, ощущение мягкого шёлка волос и нежной кожи под пальцами, таинственность… Он ничего о себе не рассказывал. Возможно, даже имя его было ненастоящее. Лара не знала этого парня.

Но Яра – Яра она знала! Они столько часов проводили вместе за душевными беседами, она до краёв была наполнена его миром, которым он делился с ней – не бытовыми деталями, но тем, чем жила его душа: горными вершинами, родниками, далёкими лесами, по которым он любил гулять… он показывал ей свои любимые места и делился сомнениями и переживаниями на духовном пути. Он рассказывал ей свои сны… странно, но почему-то все образы его реальности были необыкновенно близки ей.

При воспоминании о нём сердце Лары забилось сильнее. Увлечение это или любовь? А может быть, всё дело в том, что они слишком много времени проводят вместе, и любой другой мужчина, находясь всегда рядом, точно так же проник бы в её мысли?

Столько вопросов, а ответов нет. И где их взять?

«К чёрту», – сказала Лара, мотая головой. Мысли утомили её. Она рывком отбросила одеяло, встала с постели и пошла на кухню заваривать чай. С чашкой в руке девушка вернулась в комнату и, отхлёбывая на ходу, начала доставать краски, кисти, палитры, поставила мольберт, закрепила холст.

Думать было бессмысленно. Она хотела изобразить то, что рвалось наружу, в поисках ответов. Так всегда бывало. Ответы приходили через творчество.

Красные мазки поползли по белому холсту, их становилось всё больше, и вот они превратились в поток кровавой реки, которая мчала свои ужасные воды навстречу белому руслу. У основания огромного дерева, уходящего ввысь множеством ветвей, корнями пронизывающего всю землю вокруг, две реки слились в одну, соединяя в себе мечты и боль, любовь и отчаяние.

Кованые завитки зеркала превратились в страшных чудовищ. Юная невеста ожидала увидеть себя в отражении, но на неё смотрел ужасный монстр с козлиной мордой, оскалившейся в злобной ухмылке, глаза его, заросшие кустистыми бровями – две чёрные блестящие зловещие точки – таили омуты тьмы. Покрытые чёрной шерстью когтистые руки монстр тянул к девушке, желая схватить – но не её ли это были собственные руки, не её ли лицо – истинное обличье невинной красоты, в глубине души скрывающее демона?

Не за себя ли саму выходила замуж эта милая красавица? Красавица ли? Её лица не видно было со спины, а что отражало зеркало: галлюцинацию или реальность?

Когда Лара опомнилась, то весь пол вокруг и всю её одежду покрывали разбрызганные пятна краски – ничего себе, она разошлась. Время пропало – и даже не было желания смотреть на часы. Хотелось продолжать, какое-то исступление обуяло девушку, и, если бы не орущий кот, кто знает, когда бы это закончилось.

Пошатываясь на затёкших ногах, Лара поковыляла на кухню. Всё плыло перед глазами, за окном уже стемнело. Надо же, целый день прошёл, а она съела с утра лишь половину эклера и даже чай не допила. Во рту пересохло, живот сводило от голода. От включенного света глазам стало больно, они, видимо, уже привыкли к темноте. Дрожащими руками девушка насыпала корм коту, подогрела чай. Проходя в прихожей мимо зеркала, мельком глянула в него: бледное вытянувшееся лицо, на щеках – пятна красной краски. Лара вздрогнула, они напоминали кровь.

Комнату наполняла тьма. Как она рисовала без света? Чёрный проём, дверь, открытая внутрь. Какое-то странное неприятное чувство завозилось в животе… Лара остановилась в нерешительности, вдруг стало страшно, как в детстве, когда боишься ночью идти в туалет, ведь кто-то может напасть на тебя в клубящейся черноте. Тьма впереди действительно клубилась и дрожала, из неё как будто появлялись светлые облака тумана… и пятна крови.

«Нет, это мне только кажется, – подумала Лара, – да и не мудрено: весь день перед глазами красные и белые мазки, поэтому они теперь повсюду мерещатся».

И тут она услышала плач. Электричество страха пронзило всё тело от макушки до пальчиков ног, как будто оно состояло из сетки проводов, и вдруг по ним неожиданно пустили ток. Сердце билось где-то в животе.

«Нет, это наверно кот мяучит, – пронеслось в голове, – но он же был на кухне, только что хрустел кусочками корма… ЧТО ЭТО?»

Преодолевая страх и уверяя себя, что всё это ей только кажется, Лара сделала шаг вперёд, торопясь зажечь в комнате свет, но, когда её рука потянулась к выключателю, крик повторился. Он был жутким: как будто плакал младенец, которого оставили одного, плакал не просто громко, а отчаянно, с надрывом.

«Наверно, забыла закрыть окно, и это у соседей» – продолжала успокаивать себя Лара.

И тут она его увидела….

Он лежал в комнате прямо у входа, на полу, в какой-то тёмной луже, голый, страшный, очень маленький, как будто недоношенный, пуповина тянулась из живота и скрывалась в чёрной жидкости под ним. Он резко и страшно размахивал ручками и ножками, весь покрытый синими вспученными венами, раскрывал чёрный беззубый рот и вопил неестественно, со скрежетом и присвистом.

У Лары подкосились ноги, чашка выпала из рук и разбилась. Кот пронёсся мимо из кухни в комнату, заорал, уронил что-то с грохотом и затаился внутри.

Ребёнок замолчал.

Но Лара продолжала видеть его, только он больше не сучил крохотными конечностями, а лежал неподвижно, безжизненно откинув головку. На затылке зияла свежая рваная рана, из которой масляными мазками сочилась чёрно-красная кровь.

* * *

Лара проснулась на полу, на том самом месте, где явился ей накануне мёртвый младенец… Дома царило спокойствие, даже кот мирно спал на подоконнике – удивительно, обычно он начинал беситься ранним утром. Было уже светло. Мышцы болели, как будто она не спала всю ночь. Усталость, тяжёлые мысли, стук в висках – всё это, вероятно, было следствием напряжённой работы накануне и того, что она за весь день почти ничего не ела. Живот прямо скручивало от голода – а кота она, видимо, перекормила, так что он даже и не просил.

Лара кое-как поднялась с пола. На холст не хотелось смотреть – вчерашний день казался сплошным провалом во тьму, и началось всё именно с образов этой картины – а потом с первого мазка. Сознание будто погрузилось в забытье, словно всеми её действиями управлял кто-то другой, некие неизвестные, но неприятные силы, выбравшие Лару быть инструментом в их руках.

Девушка глубоко вздохнула и пошла заварить себе чай.

Ей было страшно. То, что она действительно помнила с ужасающей ясностью – это образ окровавленного страшного иссиня-чёрного младенца на полу. Сейчас Лара даже не могла смотреть на место при входе в комнату, где он лежал, и обходила его стороной.

Она на самом деле видела этого ребёнка – вот что пугало по-настоящему! Это не было воспоминанием полузабытого сна, нет, Лара как будто до сих пор ощущала обрывки его разбитой энергии, словно он вправду лежал и кричал здесь накануне живой, а затем моментально погиб по неизвестной причине прямо у неё на глазах, и она всем существом почему-то ощущала свою вину.

Лара не знала, как избавиться от этого чувства и глубоко, прерывисто вздохнула.

* * *

Яр зашёл вечером и долго сидел молча, крутя свой телефон, как будто не знал, что сказать и ждал от кого-то звонка. Лара заваривала чай и пристально присматривалась к нему. В последнее время стало то ли трудно, то ли не о чем говорить. Казалось, всё давно уже рассказано по многу раз, и теперь в воздухе между ними висела мягкая тишина. Именно мягкая, потому что в ней не было напряжения, а чувствовалась теплота принятия и абсолютного понимания без слов.

Сегодня Лара в двух словах поделилась с ним своими кошмарами, и он так же просто и легко успокоил её, убедив в том, что она просто перетрудилась, и ей нельзя так глубоко погружаться в творчество. Но картина стояла в комнате занавешенная серым бархатом, и Лара не хотела пока показывать её никому. К тому же, она ещё не закончила.

Густой ароматный пар заклубился над чашкой Яра, и он улыбнулся, глядя Ларе в глаза. Она стояла перед ним в чёрном коротеньком шёлковом халатике, расписанном драконами, держала в руках чайник и улыбалась в ответ. Сердце в её груди трепетало и разливало по всему телу приятную негу, она больше не понимала, что делать, но знала одно: страшные образы прошлой ночи и тревога, появившаяся с ними всё это бесследно исчезало в его присутствии.

– Если бы ты был рядом, мне точно не приснились бы такие страшные сны, – сказала она, опустив глаза.

– А хочешь, я сделаю тебе массаж, – вдруг предложил он, – ты расслабишься, тебе будет хорошо.

– Конечно!

– У тебя есть какое-нибудь массажное масло?

У Лары нашлось. На тренингах иногда изучали какие-то массажи и пользовались маслом. Они зажгли свечи и благовония, лёгкий дым струился завитками и наполнял комнату приятным ароматом. У Лары в очередной раз в присутствии Яра возникло ощущение, что всё это уже было прежде, только вот когда?

Она легла на матрас, расстеленный на полу, и когда его тёплые руки прикоснулись к её спине, поглаживающими движениями распространяя масло, Лара полностью растворилась в блаженстве, и весь мир для неё исчез. Мелодичная музыка с мантрами помогала унестись куда-то далеко от этого мира… там к ней подлетела огромная золотистая птица, горящая, словно солнце, большие перья на её крыльях казались всполохами огня, и она вся светилась, так, что глазам было больно от неземного сияния. Птица смотрела на Лару искрящимися глазами и будто приглашала к полёту.

Лара села на её огромную спину, и птица понесла девушку в небо, устремляясь всё выше и выше, к свету. Они летели и, казалось, привычная реальность растворялась в волшебном сиянии, птица приближалась к солнцу, да и сама она, казалось, была этим солнцем, и Ларе становилось всё жарче и всё труднее дышать. Мир пропал из виду, и раскалённые перья птицы уже не ласкали своей мягкостью, а обжигали, и это огромное удивительное существо, недавно казавшееся таким дружелюбным, вдруг превратилось в пылающего монстра, а затем – просто в огненный шар, который больше не летел вверх, а падал вниз, в бездну отчаяния. Лара чувствовала даже не телом, а сердцем своим неизбывную боль, и вместе с падением в пропасть усиливался жар в груди. Она вспоминала то, чего помнить не могла – огромный костёр и множество людей вокруг – они смотрели на неё, выкрикивая проклятия, они желали ей зла. И в этом костре погибало её тело, оставляя след в душе, который ей, как крест, пришлось нести в новое воплощение.

Потом Лара оказалась на дне пропасти, там было холодно, темно и страшно, сырые стены вокруг пахли землёй и разложением, воскрешая в памяти то, что она бы хотела забыть… больничную палату с запахами чистоты и лекарств, белоснежные простыни и одеяла, плачущих детей, которых утешали взрослые, жалостливые взгляды и её саму – лет трёх-четырёх, в старых штанишках с дырками на коленках и такой же замызганной маечке непонятного цвета…

…Она могла делать всё, что угодно. Сидеть в палате, выходить в коридор, где взрослые прогуливались и играли со своими детьми, вот только с ней никто не играл… Она была одна и не понимала, почему так.

Лара зашла в туалет и возле раковины встала на цыпочки, чтобы посмотреть на своё отражение. Из куска разбитого зеркала на неё глядела странная коротко стриженая девочка с худым лицом и огромными глазами, с зелёной соплёй под носом… сколько она себя помнила в детстве – она всё время болела. По ночам её бил сухой страшный кашель, как будто что-то скрипело, скрежетало и грозило сломаться внутри, и иногда чья-нибудь более жалостливая мама подходила, садилась на краешек кровати и растирала ей спинку или даже брала на руки и качала недолго.

Маленькая Лара, обезумевшая от такого внимания, утром бросалась к этой чужой доброй женщине, забиралась к ней на колени, но женщина, хоть и жалела девочку, старалась поспешно спустить её на пол и отправить обратно на кроватку, сунув книжку или игрушку, пока её собственный ребёнок не заходился криком от ревности.

Лара не плакала. Она, наверно, когда-то ещё в самом начале своей коротенькой жизни накричалась и узнала, что это не помогает, а потому перестала плакать совсем. Но, глядя в зеркало, девочка видела следы этих печальных дней, которых она не помнила – залёгшие под глазами синеватые круги. Лара моргала, смотрела на себя и шла бродить по коридору дальше.

Отражение было единственным другом, который у неё был.

А потом она начала видеть необычные вещи – во снах, а иногда даже и просто так, вокруг. Трудно сказать, было ли это плодом её воображения или какой-то болезнью, но, разглядывая страшные картинки, которые она рисовала, взрослые предпочли второй вариант и отправили её на лечение в другую больницу. Там Лара встретила множество странных детей с кривыми ногами и руками, с холодной, как у лягушек, кожей, детей, которые не следили за собой, ходили растрёпанными и не умели говорить, хотя были уже совсем не маленькими, или, что ещё хуже, болтали беспрерывно всякую чушь. Детей, которые носились как бешеные и орали, задирая всех подряд, или, наоборот, сидели тихо в уголке, раскачиваясь взад-вперёд и бурно реагируя на всякие попытки их тронуть, детей, которые плохо пахли, потому что не мылись сами и не давали их мыть… несчастных, брошенных, обиженных больных детей.

В этой больнице Ларе давали лекарства, от которых постоянно хотелось спать, и все мысли и образы из головы пропали совсем. К сожалению, исчезло не только плохое, но и хорошее – то, что служило ей утешением – яркие краски цветов, рек, лесов и полей, образы родителей, которых она постоянно придумывала – они тоже пропали, и девочка лежала печальная в кровати целыми днями, потому что ей ничего не хотелось. Ей разрешали рисовать, давали карандаши, но она подолгу сидела над белыми листками и изредка выводила на них бессмысленные круги и разводы.

Через месяц Лару отправили обратно в приют, в эту шумную толпу безликих детей, ни с кем из которых она не дружила. Ей перестали давать сонные таблетки, и страшные образы вернулись вновь: языки пламени, пожирающего всё вокруг, ощущение огня на коже, запах палёного мяса, удушающий дым… а порой, когда она лежала без сна в темноте, из углов комнаты вылезали страшные чудовища с окровавленными острыми клыками, вращающимися глазами, с ушами, рогами, когтями, копытами, с раздвоенными хвостами, с крыльями и чешуёй – совершенно разные, один ужаснее другого. Лара видела странную печь с горящим внутри огнём, круглые склянки разных размеров, необычные инструменты, разноцветные порошки, древние потрёпанные книги, над которыми она сидела, склонившись, пытаясь разобрать написанные в них полустёртые символы. Это была как будто она и не она в то же время, а взрослая растрёпанная женщина с безумным сияющим взглядом, в груди которой горел огонь познания, огонь желания, огонь страсти….

В маленькую комнату, освещённую тусклым светом свечи со стекающим воском, заходил высокий темноволосый человек и садился рядом. Она чувствовала его тепло, и они, почти соприкасаясь головами, вместе разгадывали странные знаки в книге. Невероятное чувство восторга захватывало её, а потом было пламя – только пламя, и всё снова сгорало и тонуло в душном дыму.

Девочка задыхалась, билась в своей кровати, всхлипывала и пыталась уснуть. Приходили нянечки, они пахли чаем и булочками, которые ели, дежуря по ночам, они обычно бывали добрыми и утешали, успокаивали, гладили по головке, пели колыбельные, но недолго, и очень скоро возвращались обратно к булочкам, а Лара опять оставалась одна со своими кошмарами.

Ей тогда было, должно быть, около шести лет.

С началом школы стало полегче. Вся эта мучительная огненная энергия, которую она не желала тратить на общение с шумными сверстниками, устремилась в русло учёбы. Девочке было невероятно интересно узнавать что-то новое, она жаждала знаний, но особенно её захватило творчество. Получив все необходимые инструменты, она кинулась в это без оглядки, спасая себя от дальнейшего безумия. Лару перестали отправлять в сонную больницу, а отдали в изостудию, где она очень быстро развивалась и прилежно рисовала на заданные темы, чтобы потом, в свободное время, изображать то, чего желала её душа.

Мрачные огненные образы постепенно уступили место более мирным и красивым картинам природы, закатного солнца, невиданных пляжей из её мечтаний, красивых людей, которых она ещё не встретила – всей той красоты, какой никогда не видела, но жаждала её душа…

Все ужасы детства сознание вытеснило и заперло под замок, чтобы они больше не возвращались, ведь с этого времени жизнь её стала неизменно улучшаться.

После школы Лара пошла в художественное училище и, успешно окончив его, продолжала писать, выставляться, продавать свои работы. Она получила свою собственную квартиру, а одиночество никогда не тяготило её. Друзей девушка не искала, находя всё необходимое в собственном творчестве, порой могла на время увлечься кем-то или чем-то реальным, но обычно это быстро проходило.

В последний год всё вдруг стало меняться. Это случилось в тот день, когда она пришла на занятие по йоге, решив, что сидячий образ жизни не полезен для здоровья и заметив, как стала болеть спина и шея, а затем и голова. Не интересуясь активным спортом, Лара решила заняться чем-то более спокойным и лёгким и отправилась в самую ближайшую студию йоги.

Войдя в зал, она попала в непривычную атмосферу: на подоконниках горели свечи, играла приятная лёгкая индийская музыка, дым благовоний наполнял пространство, а несколько учениц уже заняли свои места на ковриках: кто-то тянулся, кто-то просто сидел и ждал. Стройная светловолосая девушка среднего роста стояла возле магнитофона и настраивала музыку, переключая композиции. Когда Лара вошла, она обернулась и улыбнулась ей.

– Добрый день, – мягким мелодичным голосом произнесла девушка – инструктор, – вы в первый раз к нам?

– Да, – улыбнулась в ответ Лара.

– Хорошо, проходите, занимайте свободное место.

Так она впервые встретилась со Златой. После занятия по йоге, которое показалось Ларе очень приятным, светловолосая девушка объявила о семинаре по шаманским и энергетическим практикам. Лара понятия не имела, что это такое, но ей стало интересно.

Тот одинокий образ жизни, который она вела, вдруг показался ей скучным— в последнее время творчество скорее подавляло её, чем радовало, уводя от реальности. Собственной фантазии уже как будто не хватало, и она ощутила необходимость в новых переживаниях и образах. Лара жаждала перемен и с радостью откликнулась на предложение принять участие в семинаре.

И вот небольшая группа людей, в основном девушки, выехали за город, нашли красивую полянку. Наставник со странным именем Лунный Волк был невысоким достаточно молодым парнем с раскосыми глазами. Он улыбался и давал различные задания. Вначале это напоминало детскую игру: они ходили гусеницей, обнимая впереди идущего, водили друг друга за руки с завязанными глазами и делали много подобных глупостей, от которых все расслабились и повеселели.

Затем развели большой костёр и устроили пляски вокруг него. У всех в руках было что-то, найденное дома: детские бубенцы, трещотки, у кого-то даже блюдо с ложкой – что-то, чем можно было шуметь. У наставника Лунного Волка, который надел на себя шаманскую накидку и шапку с перьями, в руках был огромный бубен. Каждый удар бубна гулко отдавался внутри, и это вызывало у Лары непередаваемый восторг. Казалось, время пропало. Она громко звенела тибетским колокольчиком, который ей как-то подарили друзья на день рождения, и вместе со всеми распевала мантры, посвящённые божествам прошлого, настоящего и будущего.

Продолжая прыгать вокруг костра, люди кидали в огонь специально принесённые вещи, символизирующие то, что они хотят оставить в прошлом, затем писали записки о том, чего хотят сейчас и снова шаманили, выкрикивая имя богини настоящего, а в конце закладывали программу на будущее.

Когда костёр почти догорел, наставник начал готовить группу к хождению по углям. Никто не верил, что действительно сможет, но все хотели попробовать, опьянённые ритуалами. Разувшись и громко произнося мантры, люди с силой топали по земле, входя в некое подобие транса, в котором уже ничто не казалось страшным.

А затем каждый по очереди побежал по дорожке из красных углей, специально выложенной наставником. Задыхаясь от счастья, зажмурившись и готовясь к боли, Лара неслась, едва касаясь углей босыми ногами, но никакой боли не было, а дорожка быстро кончилась, и вот она уже стояла в конце рядом с такими же прошедшими испытание, разглядывая свои пятки, совершенно целёхонькие, немного испачканные и всё.

Лунный Волк сказал, чтобы они набрали понемножку этих углей и положили их дома на алтарь или просто в какой-то уголок, потому что это священные угли, которые принесут удачу.

После ритуалов нужно было пройтись и помолчать в одиночестве. Лара ушла дальше других и долго сидела под деревом в тишине. Её наполнило безграничное спокойствие, но вместе с тем и какая-то глубокая беспросветная грусть, будто вся жизнь до сих пор была совершенно пустой и бессмысленной: в ней не хватало чего-то главного, какой-то мечты, сильной, ясной, настоящей. Пытаясь разобраться в мыслях и понять, чего она хочет, Лара увидела внутренним взором образ мужчины и женщины, слившихся воедино в любовном союзе. Это наполнило её желанием и дрожью…. Все былые увлечения показались вдруг пресными и плоскими, лишёнными объёма, красок, эмоций, а самое главное – глубины проникновения в волшебный внутренний мир другого человека, такой же огромный и сказочный, как её собственный.

Вернувшись домой, Лара нарисовала такую картину, а затем ещё серию полотен, изображающих любовь в её представлении – высшее проявление чувств, соединение миров, образы и фантазии двух людей в порыве страсти, создающие новую Вселенную – мир из двух половинок, сложный и гармоничный.

Эта выставка была не первой, но самой лучшей за всю её жизнь. Лара пригласила на неё всех участниц семинара и Злату, да и много других людей пришло посмотреть и купить её картины: она неплохо заработала и услышала много приятных слов, но всё это оставалось пустым…

Вся жизнь в полчаса пронеслась перед её глазами, и она не увидела в ней ни одного мгновения истинного счастья, но вдруг, на волнах наслаждения от мягких ласкающих прикосновений рук Яра, её сознание начало пробуждаться и всплывать из этой глубокой тёмной ямы одиночества и безысходности. Раздвигая руками мутную воду грусти и сомнений, Лара поднималась всё выше, к свету, пока, счастливо вздохнув, не выплыла на поверхность.

– Ты спала? – спросил Яр, и от звука его голоса всё затрепетало внутри.

– Кажется, да…

На неё одновременно вдруг обрушился такой фейерверк разноцветных переживаний, что она едва могла дышать, а сердце билось сильно-сильно, как маленькая птичка в клетке.

– Так хорошооо, – нараспев произнесла она и потянулась рукой к его руке, ещё скользящей по её спине, но он убрал руку и накрыл Лару пледом.

– Полежи, – тихо сказал он.

Она не открывала глаз и не шевелилась, оставаясь в приятном расслаблении, но ощущала, что он лёг и лежит рядом с ней, даже слышала его тихое дыхание. Прошло минут пять, и Лара повернулась в надежде коснуться его, обнять, но он быстро поднялся и ушёл на кухню.

Девушка вздохнула и села на полу. Разочарование чёрной кошкой заскребло внутри. Опять! Ну почему всё так! Что это за человек такой?

Она оделась и пошла на кухню. Они пили чай в тишине. Всё было хорошо, но он опять ускользал.

Ночью Лара долго не могла заснуть. Рядом с ней лежали камни из походов, которые он подарил ей, она спала с ними, как ребёнок с мягкими игрушками, представляя, что они создают невидимую связь между ней и Яром.