Ранним утром последней недели августа Яр стоял на высоком берегу, смотрел на синюю воду реки, руки его покоились на чёрном руле велосипеда. Ветер нежно трепал взъерошенные тёмные волосы. На щеках пробивалась щетина; он провёл ладонью по скуле – это его всегда успокаивало. Природа, одиночество, небрежная щетина – что ещё может быть нужно?
В последнее время ему снились странные сны, а снам он доверял. Он давно уже не сомневался в том, что мир – это иллюзия, но сны воспринимал как конкретное послание, адресованное ему лично. Яр давно, ещё с детства, убедился, что какая-то незримая сила управляет его жизнью через сны. Его судьба подчинялась всегда неким странным законам, которые он изучал по своим снам и частично по книгам и семинарам. Семинары могли быть разными: по йоге, рэйки, шаманским практикам, сновидениям, какие-то авторские методики, трансовые танцы, но главное – в них должна была присутствовать духовная составляющая, нечто, уводящее за пределы обычного восприятия, раздвигающее границы реальности для новых состояний и ощущений – более сильных, чем то, что предлагала обычная жизнь.
Каждый раз Яр постигал что-то новое и все тщательно собираемые частички опыта прикладывал к своему основному мировоззрению. Так что его личная философия представляла собой некий паззл, являющий уже довольно гармоничную картину, но всё же многих кусочков в нём ещё недоставало, и он продолжал страстно искать эти кусочки, чтобы заполнить оставшиеся пробелы.
Иногда возникало ощущение, почти уверенность, что очередной духовный наставник, наконец, открыл ему глаза, и всё встало на свои места, что больше нет вопросов и всё предельно просто и ясно, но стоило вернуться обратно в реальную жизнь, и достигнутая гармония достаточно быстро лопалась, как мыльный пузырь – окружающие люди не замечали его духовных подвигов и словно специально провоцировали на негативные эмоции, хотя он никогда не желал никому зла и старался вести себя с близкими, коллегами и подчинёнными разумно, спокойно и корректно.
Поэтому он вновь и вновь стремился убежать от действительности в свои сны, фантазии и приятные состояния: на природу, тренинги или в женские объятия.
Почему-то ему всегда казалось, что женщины знают больше – они как будто видят всю картину в целом, в то время как мужчины вынуждены выкладывать кирпичики – работая в строительстве, он знал в этом толк. Есть инженеры, которые создают проект, есть начальники, контролирующие работу, есть рабочие, но никто из них точно не знает до самого конца, каким будет конечный результат, у женщин же есть некая способность видеть всё сразу во всех временах. Именно это и привлекало Ярослава в женщинах.
Каждый раз погружаясь в новый мир ощущений с очередной дамой, он открывал для себя целую вселенную. Не то чтобы там находились нужные кусочки паззла, нет, но на какое-то время глубокое взаимодействие с женщиной позволяло увидеть конечный результат, ещё не проявленный, но уже существующий на тонком плане – общую вселенскую гармонию, которую он и искал.
Правда, чаще всего это занимало какие-то краткие мгновения, поэтому очень важно было уметь растягивать общение, как бы выпадая из времени в пространство абсолютного наслаждения.
Теперь все его мысли занимала прелестная брюнетка – художница с глубокими мудрыми глазами и стройными ножками, к тому же картины, которые она писала, удивительным образом повторяли многие образы из его снов. Скрытое послание из духовного мира вдруг начало материализоваться, и Яр не мог не думать об этом.
Но его беспокоила Маша, разговоры о ребёнке, о котором она мечтала, и просьбы начать в коттедже ремонт. В прошлом месяце, уступив истерикам жены, Яр действительно нанял бригаду, чтобы построить для неё идеальную жизнь. Но это был просто порыв, который прошёл так же быстро, как и начался – ветер успокоился, и снова ровно и сильно забилось сердце – сердце, которое методично, как часы, отстукивало ритм смысла, ради которого он жил. Этот смысл был поиском божественной гармонии, тех недостающих кусочков паззла, без которых он после кратковременных моментов прозрения снова падал во тьму неведения, заблуждений, омрачающих страстей. Если кого-то не устраивали его ценности, то это были их проблемы. Проблемы недостатка ума, мудрости или контроля. Его жизнь подчинялась поиску – и он не собирался поддаваться ни на какие манипуляции.
На самом деле, Яр вообще не понимал, зачем нужны дети, да и коттедж, построенный как-то в нетрезвом порыве по европейскому макету, слишком большой для одной маленькой семьи, не вызывал в нём никакого интереса. Яр вообще считал, что для жизни в городе достаточно и квартиры.
Его пугали эмоции Маши, которые она не выплёскивала сразу, а подолгу копила внутри, он всю жизнь обладал повышенной чувствительностью к ритмам других людей и просто не мог находиться рядом с ней – это было всё равно, что сидеть возле бомбы и слушать часовой механизм.
Яр знал, что долго она не выдержит и скоро взорвётся. Как именно это произойдёт, он не мог предсказать, но оказаться рядом в этот момент точно не хотел.
Однако он испытывал некоторое недоумение, не до конца понимая, что именно завело механизм саморазрушения в этой хрупкой девочке. Она всегда была спокойна, мила и сговорчива, как истинная ведическая жена, ни в чём ему не перечила и готова была на всё, лишь бы быть с ним – даже отпускала одного на семинары, хотя ей и не нравились увлечения мужа. Она доверяла ему, да и как иначе – он ведь фактически вытащил её из нищеты и беспросветной жизни в этой халупе у вокзала с тараканами, вонючими кошками и бухими родственниками. Теперь она могла даже не работать, но продолжала, потому что не хотела сидеть у него на шее – хотя это, конечно, был просто каприз. В любом случае, он ни в чём не ограничивал жену и вообще всегда относился уважительно к ней и её свободной воле.
Но с тех пор, как Маше взбрело в голову завести ребёнка, что-то вдруг поменялось: она стала вздорной, капризной и требовательной, и Яру всё меньше времени хотелось проводить дома. Конечно, у него не раз бывали мысли разойтись с Машей – он давно ничего к ней не чувствовал, да и привычки никакой не осталось. Привыкать к чему-то – это было ему не свойственно, он любил разнообразие и свободу. Можно было бы ещё привыкнуть к чему-то приятному, но в жизни с Машей приятного явно не хватало. Он не относился к числу тех мужчин, которые хотят после рабочего дня прийти в вылизанную квартиру и наесться до отвала домашней еды – хотя с этим Маша справлялась даже слишком хорошо.
Ярослав предпочитал питаться очень скромно, часто устраивал себе разгрузочные дни или вообще мог неделями голодать. Так что последнее время, возвращаясь с работы, он чаще всего переодевался и уходил – гулять, на тренировку, на семинар, в гости к Злате. Со Златой он проводил довольно много времени и знал, что Маша ревнует к ней больше всего, но тут у неё не было повода для ревности. Конечно, Яру не могла не нравится Злата, но она не воспринимала его как мужчину, да и в ней, казалось, недоставало той открытости и глубины, которых искал Яр в женщинах. Подруга скорее напоминала недоступную вечно прекрасную богиню, манящую издалека и дарящую лишь платонические чувства, возвышенные и обезличенные. Они могли говорить часами на темы, интересные обоим, прокладывать себе пути по сказочным дорогам образов, сновидений и духовных озарений, и он ни за что бы не отказался от этого удивительного общения.
Другое дело эта огненная Лара! Она сначала явилась ему во сне – сошла с трона, охваченного пламенем и полуобнажённая, в развевающихся красных лентах, спустилась к нему и, оплетая его своим горячим телом, танцевала с ним танец страсти.
Затем он увидел её впервые в реальной жизни, когда они собирались на очередной семинар. Яр тогда заехал за Златой, а она попросила забрать ещё её подругу. Он остановил машину возле голубой девятиэтажки и почему-то, посмотрев вверх, не мог отвести взгляда от крыши над угловым балконом на девятом этаже – ему вдруг захотелось обязательно подняться на эту крышу, потому что угол смотрел прямо на широкую улицу, уводящую к лесу. Оттуда должен был открываться изумительный вид.
А потом появилась она. Это действительно было как во сне. Он медленно переводил свой взгляд с крыши вниз, пока не увидел девушку, грациозную и энергичную, в ней чувствовалось много силы и огня. Высоко подняв голову, она торопилась к машине на каблуках, в чулочках (он обожал чулки), в коротком чёрном приталенном пальто, длинные тёмные волосы развевались на ветру. Он сразу запомнил все детали, впитывая её всем своим вниманием, она была как гром – после сияния молнии во сне – неожиданная, яркая, манящая.
Однако в тот миг он не выдал себя – ни словом, ни жестом, он вёл себя как будто ничего не случилось, позволяя событиям развиваться своим чередом. В конце концов, Яр никуда не спешил.
То, что должно произойти, рано или поздно происходит. Вот и всё.
Ему всегда всё давалось легко.
Так почему же он не разводится? Из жалости? (действительно, очень не хочется смотреть на женские слёзы, слушать проклятия в свой адрес и смотреть, как расстроенная Маша собирает свои вещи, чтобы, поджав хвост, с позором убраться обратно в тот бомжатник, откуда она пришла). Возможно. Яр не был злым человеком, и он ни за что не выгнал бы её вот так, но знал, что, если объявит о расставании, она сразу уйдёт. И кем после этого он будет себя чувствовать?
Лень и страх? Конечно, все эти бумажные хлопоты с разводом… А вопросы родных, коллег? Не хотелось даже представлять. Да и вообще, зачем? Чтобы женщины открыли на него охоту? (Так и будет, ведь он, в общем-то достойный жених. У большинства местных работяг и квартиры-то своей нет.) Чтобы жениться снова и опять наступить на те же грабли? Маша, по крайней мере, несмотря на заскоки, достаточно беспроблемная жена.
«Подожду, – подумал Яр, – посоветуюсь ещё раз со Златой».