Одна поэтесса сказала,
что свитер прекрасный связала
знакомой для мужа ее.
Другая — с таким интересом! —
(он редко присущ поэтессам)
спросила: «А после чего?»
Вязальщица грустно вздохнула
и так беззащитно взглянула,
ответив: «Не после, а для.
Он в курточке ходит…
Смекнула?
А в небе уже просверкнула
жестокая суть февраля».
«Ну, так для чего ж ты вязала?
Ты что-то мне недосказала…
Уж не доверяешь ли мне?!»
«Да просто связала я свитер,
чтоб парень отправился в Питер,
ведь там холоднее вдвойне».
«Аг-га, — согласилась другая,
от новости изнемогая,—
и что же, он свитер надел?»
«Конечно. А ты бы подруге
в такой отказала услуге?
Ведь вяжущий стан поредел».
«Ну, что ты, ну, что ты,
ну, что ты!
Я знаю твои все работы…»
«О чем ты?»
«Конечно, о вязке…
Ты только не бойся огласки:
неважно, кто строил нам «глазки»,
неважно, и кто в них глядел…»
И та поэтесса, поверьте,
что верила в снадобье шерсти,
так и не сумела понять:
друзья, что вязать заказали,
от дома ей вдруг отказали,
в буфете чураются, в зале…
За то я, чтобы завязали,
свои языки завязали
те, кто нам мешает…
вязать.