Время, задержанное до выяснения

Глава пятая ВДОХНОВЕНИЕ

Юзеф, как уже известно, был писателем. Однако к писателям причисляют самых разных людей, например, всех тех, кто состоит в Союзе писателей. Юзеф — член Союза, это правда, но писатель он вовсе не поэтому. Так почему же? Потому что у него талант. Оказывается, однако, что таланта тоже недостаточно. Нужно еще, чтобы тебя посещало вдохновение, которое никогда не считается с писателем, даже если он член Союза, и приходит и уходит по своей, никем и ничем не контролируемой прихоти. Вдохновение не терпит шума и суеты, избегает свидетелей, а бывает и так, что не выносит дневного света.

Вдохновение не терпит шума и суеты, избегает свидетелей, а бывает и так, что не выносит дневного света.

Юзеф прекрасно об этом знал. Поэтому он велел Вполне Приличной Секретарше отвечать за него на телефонные звонки. Всем, у кого было какое-то дело к «товарищу Секретарю», он велел говорить, что занят, закрывался на ключ в своем кабинете, задергивал шторы на окнах и даже зажигал лампу, но вдохновение не приходило. Тогда Юзеф выходил на улицу, садился на трамвай и ехал в свою однокомнатную квартиру с крохотной газовой плиткой в нише узенького коридорчика возле входа в ванную, варил себе крепкий кофе по-турецки и снова ждал вдохновения. Иногда оно появлялось, а иногда нет. В последнее время это бывало все реже и реже. А как-то даже случилось, что оно пришло, но Юзеф не сумел написать ни единого предложения.

Дело в том, что Юзеф не был обычным писателем. Кроме таланта и вдохновения, ему, чтобы писать, необходимо было присутствие маленького Юзека. Почему же он никогда не приглашал Юзека в свою квартирку? Конечно же, не потому, что на ночном столике у него стоял будильник, который исправно ходил. Будильник можно сломать и даже выбросить, но нельзя было сломать и уж тем более выбросить стенные часы, которые назойливо тикали за стеной, в соседней квартире. По ночам там храпел, а днем шаркал и возился кто-то, кто не состоял в Союзе и не был обязан подчиняться Юзефу.

Поэтому Юзеф покидал свою комнатушку, снова садился на трамвай и ехал к серому дому, где во дворе играл Юзек. Так он поступил и на этот раз.

Он вошел в подворотню, поздоровался с Рахилью, которая торопилась в лавку за продуктами, прошел во двор, но Юзека там не оказалось. Тогда он вспомнил, что сейчас ведь утро, и Юзек наверняка в школе. К сожалению, и там Юзека не было. А маленький Гольдберг немного подумал и сказал: «Может, он заболел. Может, у него ангина». Юзеф вернулся в серый дом, по пути заглянул к Черту и в маленькую кондитерскую на углу, где Юзека тоже и в помине не было, проскользнул в квартиру, воспользовавшись тем, что Рахиль забыла купить соль и опять побежала в лавку, открыл дверь в комнату, где стояли рядом две кровати, накрытые цветастым покрывалом, а у окна софа, тоже под покрывалом, только цветы на нем были желтые, а не красные — но Юзека и тут не было. Что же делать? Вернулась Рахиль, и Юзеф хотел было спрятаться, но прятаться не понадобилось, потому что Рахиль еще раз побежала в лавку — оказывается, она забыла купить спички.

— Где же он может быть? — спросил себя Юзеф.

Спросил чуть громче, чем следовало, так как разбудил ежа, который спал в углу под вешалкой для пальто. Недовольный еж затопал ногами, а Юзеф испугался и убежал.

Вдруг, когда он был уже на улице, к нему пришло вдохновение. Он присел на ступеньках, ведущих в выкрашенную в зеленый цвет забегаловку с вывеской «Вегетарианские блюда», где торговали еще и пивом, и начал писать. Писал он недолго, потому что ему помешал Критик.

— Здравствуйте, коллега, — сказал он и уселся рядом с Юзефом.

Юзеф прикрыл рукой исписанную страницу. Ему не хотелось, чтобы Критик увидел, что он снова пишет про двор. Очень сердито, потому что Критик ему помешал, он спросил:

— А вы что здесь делаете?

— У меня сегодня свободный день, — ответил ничуть не смущенный таким приемом Критик, — и я пользуюсь этим, чтобы почитать.

Он вынул из кармана последний номер «Литературного Обозрения», разложил его на коленях и начал читать написанную Юзефом статью о партии как источнике творческого вдохновения.

Юзефу стало неловко, что он так обошелся с Критиком. Он хотел было извиниться, но вместо этого спросил:

— Вы не знаете, куда девался маленький Юзек?

— Знаю, — ответил Критик. — Убежал из дому.

Юзеф не удивился, только погрустнел и, не обращая больше внимания на Критика, вновь принялся писать. Писал он о том, почему маленький Юзек убежал из дому.

Юзек убежал из дому, писал большой Юзеф, потому что не мог простить своим родителям, хотя и очень их любил, что они воспитывают его евреем.

«Чушь какая», — сказал бы Юзек, если б это прочел. — Что ни слово, то вранье. Во-первых, Юзек вовсе не задумывался над тем, любит ли он своих родителей. Родители у тебя просто есть, вот и все. Только когда ты становишься взрослым, и их уже нет — ты начинаешь их любить. Во-вторых, Юзек вовсе не знал, кем именно хотят его воспитать родители. Они повторяли, что хотят, чтобы он вырос порядочным человеком. Но что это значит? Можно было еще примириться с тем, что каждый порядочный человек должен уметь читать, писать и считать, и чтобы этому научиться, надо ходить в школу. И Юзек в школу ходил. Он начал даже посещать уроки закона Божия, хотя ему не нравилось, что учитель его целует. Но зачем папка нанял для Юзека ребе, который приходит к ним два раза в неделю, учит Юзека выводить древнееврейские закорючки, которые к тому же, чтоб было труднее, надо писать справа налево? От этого ребе всегда так воняет, что хотя Юзек сидит по другую сторону стола, ему приходится отворачиваться, так что он не может смотреть в книгу. И зачем этот ребе, который никогда не снимает ермолки, не позволяет Юзеку сидеть во время урока с непокрытой головой? И, в-третьих, Юзек вовсе не убежал из дому. Куда ему было бежать? К Гольдбергу нельзя — все бы сразу раскрылось. К Сташеку? Тоже нет. Это правда, Юзек подумывал о том, чтобы отправиться скитаться по белу свету, но ему становилось жалко самого себя, бредущего по улице, голодного, озябшего и дрожащего от холода под дождем. А что он будет делать зимой? Еще замерзнет где-нибудь, как та девочка, что продавала спички. А что если продать перочинный ножик и книжки? И мамины красные бусы и папкины карманные часы? Он их вытащит осторожно из ящика ночного столика, когда папка будет спать. Захватит с собой целую буханку хлеба, все это положит в ранец и убежит ночью. Только вот ворота на улицу на ночь запирают. А может, сделать иначе? Выйти утром из дому, как будто в школу — и убежать. Мама будет ждать его к обеду, а он не придет. Будет уже вечер, папка вернется с работы, а его все нет. Они будут его искать, расспрашивать ребят во дворе, сперва Сташека, потом Хенека, пойдут в школу, узнают, что в школе его не было, и пойдут в полицию. Мама будет плакать… И Юзеку стало жалко маму. Полиция его, конечно, найдет и приведет домой, и все узнают, что он убежал из дому и не побоялся в одиночку отправиться странствовать, как это делают взрослые. А если его найдут только через неделю? Где он будет ночевать? Может, лучше убежать ненадолго — всего на несколько дней? Да и одного дня хватит. А спрятаться надо так, чтобы мама сама его нашла. Может, в шкафу? Нет, тогда это никакой не побег. Или в подвале? Нет, лучше всего на чердаке. В маленькое окошко он сможет наблюдать за тем, что творится во дворе, как мама его ищет, расспрашивает ребят и соседей.

Обо всем этом большой Юзеф позабыл, потому что уже был взрослый. И хотя вдохновение его не покидало, он снова написал чушь:

У маленького Юзека, — писал Юзеф большой, — было высоко развито чувство справедливости, своим побегом из дому он протестовал против деления людей по происхождению, хотя протест этот был еще неосознанным.

А на самом деле произошло вот что:

Юзек сбегал от ребе и прятался от него, мама не могла его найти, ребе ждал час, пил чай, беседовал с мамой и уходил. Но об этом узнал отец, устроил Юзеку нагоняй и, если бы не мама, даже задал бы ему трепку. Юзек вынес бы и трепку, но папка сказал: «Не нравится тебе в нашем доме, ты, гойский выродок, так поищи себе другой, найди себе других родителей. Плакать по тебе никто не будет, можешь убираться вон!» Этого Юзек уже стерпеть не мог, что другое — пожалуйста, но чтоб его из дому выгоняли! Нет. Посмотрим, не будут ли они его искать, звать. А мама наверняка будет плакать, да и папка тоже. Разве он не плакал, не кричал от отчаяния, когда Юзек задыхался, потому что у него был дифтерит? Наверно, папка уже позабыл.

А большой Юзеф, который, как и папка, был взрослый, тоже ничего не помнил, потому что написал:

Целью своего побега маленький Юзек выбрал вокзал. Но равнодушие людское таково, что никто не заинтересовался, почему маленький мальчик со школьным ранцем в такое время, когда все дети в школе, слоняется по городским улицам, где большое движение и очень опасно.

А маленький Юзек в полной безопасности сидел на чердаке. Сидел у окошка и глядел во двор. Он видел, как мама шла из лавки. Какая мама отсюда маленькая, подумал Юзек, я больше нее. Во дворе было пусто. Юзеку захотелось есть. Он вынул из ранца булку, но булка оказалась с сыром, и Юзек отложил ее в сторону. Он стал бродить по чердаку, запутался в какой-то простыне, что сушилась на веревке, вернулся к окошку, вытащил тетрадь, вырвал из нее несколько страниц и начал делать голубей. Когда ребята придут из школы, он запустит бумажных голубей и таким образом даст им знать, где его найти. Дворничиха вкатила во двор тачку с какими-то ведрами. Юзек высунул голову из окошка и плюнул, но промахнулся. Потом он бросил несколько кусочков кирпича и попал в ведро и в спину дворничихе, потому что она как раз нагнулась. Он видел, как она осматривалась и грозила пальцем, но не в его сторону. Ему это очень понравилось, и он опять швырнул вниз уже целую горсть кирпичной крошки. Обломки рассыпались по всему двору. Дворничиха скверно выругалась и побежала. Вскоре он услышал, как она взбирается по лестнице и идет прямо на чердак. Он спрятался за балки, но она его нашла, схватила за шиворот и отвела к маме, стоявшей на галерее.

А тем временем большой Юзеф писал, как маленького Юзека нашли совсем в другом городе, потому что тот поехал зайцем на поезде.

Что было дальше, Юзеф написать не успел, так как Критик, который все время тихонько сидел рядом, захрапел над газетой. От этого храпа вдохновение у Юзефа улетучилось, и больше он писать не мог. Он встал, спрятал исписанные страницы в карман и поднялся по ступеням в забегаловку. Хотел заказать кофе, но кофе был только ячменный, и молоко кончилось. Юзеф выпил пива и снова отправился в серый дом на разведку. Он как раз поднимался на второй этаж, когда увидел дворничиху, которая держала за шиворот Юзека и вела его к Рахили. Большому Юзефу стало очень стыдно, он хотел извиниться перед дворничихой, но ему уже надо было идти в Союз, потому что приближалось время обеда.

А Критик продолжал храпеть и ему снилось, что полиция поймала маленького Юзека и за то, что он ехал в поезде без билета, отдала его в специальную школу для трудных детей, где он, Критик, служил воспитателем.