Всадники апокалипсиса

Глава 5

Иван Владимирович Мазуркин был человеком очень практичным. Вот и сейчас, на важную деловую встречу он взял с собой веник и бутерброды на всякий случай. Веник, потому что надеялся попариться сегодня, несмотря на предстоящий разговор с Бугровым. А бутерброды – потому, что он не терпел острой ресторанной пищи. И даже на утомительных застольях с икрой и дорогим шампанским любил уединиться и съесть бутерброд собственного приготовления, сделанный на скорую руку.

Впрочем, сегодня он понял, что встреча с Бугром будет не самой легкой и, что самое неприятное, долгой. А это могло повредить его планам. Вопросы эти можно было решить утром, на худой конец днем. Но у босса было свое ощущение времени, и Иван Владимирович должен был подчиниться. У шефа не было вопросов по банку, и вызов, по всей видимости, касался другого. Но чего конкретно, Мазуркин не знал и лишь по настроению Бугрова догадывался о причинах встречи.

Обычно шеф все банковские и финансовые вопросы перекладывал на плечи своих замов, и в первую очередь на самого Мазуркина, который был незаменимым директором ООО «МоскваСитиБанка». Финансовые вопросы, несомненно, были в компетенции Мазуркина. Но когда вопрос касался не только судьбы банка, но, как считал босс, и его самого, тогда возникали непредвиденные совещания вроде сегодняшнего. «По всей видимости, у Бугра серьезные проблемы», – подумалось Мазуркину.

Иван Владимирович потянулся было за бутербродом в портфель, но дверь комнаты открылась и в ней появилась симпатичная девушка в белом фирменном фартучке и, громко поздоровавшись с Мазуркиным, вкатила тележку, уставленную спиртным и закусками.

Мазуркин инстинктивно вынул руку из черного портфеля и, сделав несколько виноватый вид, рассеянно улыбнулся и стал доставать бумаги, раскладывая их на столе, как карточный пасьянс. Хотя это был всего лишь ловкий маневр, чтобы перестроиться и получше рассмотреть молодую особу, которая ему давно нравилась. Ольга была и в самом деле милой и симпатичной девушкой, и, хотя Мазуркин видел ее не в первый раз, поговорить с этой миловидной девушкой не выпадало.

Для Мазуркина, который минут пятнадцать сидел в шикарной капитанской каюте на борту прогулочного судна и нервничал, это было каким-никаким развлечением. Он не любил ждать. Однако вступать первым в разговор не хотел. Иван Владимирович решил скоротать время и, пока хозяин решал с кем-то вопросы по телефону, переключился на официантку, которая хлопотала за столом.

Мазуркин встал с кресла и раскачивающейся походкой подошел к невысокой симпатичной девушке.

– Ну что ты, Оленька! Могла бы и мне сказать, я бы помог, – улыбнулся Иван Владимирович и, подойдя к девушке сзади, обнял ее за талию.

Оленька, видимо, привыкла к такому обращению со стороны VIP-персон, но все-таки мягко убрала руки Ивана Владимировича.

– Ну что вы? Я уже привыкла, это моя работа, – улыбнулась девушка.

– А я, Оленька, всегда помогаю красивым девушкам.

– Вот как? – изобразила удивление официантка и стыдливо покраснела.

А Мазуркин вместо ответа чувственно продекламировал:

Но когда коварны очи

Очаруют вдруг тебя

Иль уста во мраке ночи

Поцелуют не любя, –

Милый друг! От преступленья,

От сердечных новых ран,

От измены, от забвенья

Сохранит мой талисман.

– Как вы красиво читаете стихи, – искренне восхитилась девушка. – А почему талисман?

– Вообще это Пушкин написал, – заметил Иван Владимирович. – А талисман, – на секунду задумался Мазуркин, – понимаете, для поэта нет большего преступления, чем игра в чувство. И хотя талисман не может уберечь от напастей и недугов, в нем все равно есть таинственная сила. Мне кажется, Оленька, вы тоже со мной играете, – шутливо пригрозил указательным пальцем Иван Владимирович.

– Ну что вы! – не согласилась девушка. – Я просто давно не слышала, как декламируют стихи, – искренне призналась она. – Разве что в школе.

– «Я помню чудное мгновенье...» – процитировал Иван Владимирович.

– «Передо мной явилась ты», – вспомнила строчки собеседница и даже захлопала в ладоши. – Вот видите, я еще помню!

– Вам, Оленька, незачем это помнить, – заявил Иван Владимирович. – Главное, чтоб ваши поклонники об этом помнили.

– Какие поклонники! – вздохнула девушка и рассеянно развела руками. – Вы так интересно говорите, Иван Владимирович, мне это очень нравится, – искренне заметила девушка.

– А для тебя, милая, у меня есть и в самом деле талисман, – усмехнулся Иван Владимирович, вспомнив некоторые мгновения прежнего разговора. При этом он демонстративно полез рукой во внутренний карман пиджака, а потом в боковые карманы.

Девушка была и в самом деле захвачена происходящим так, что на миг забыла свои непосредственные обязанности и со сверкающей улыбкой, которую дополнял приоткрытый от удивления рот, ждала сюрприза со стороны Ивана Владимировича.

Через мгновение Мазуркин достал небольшую нарядную коробочку. Девушка сразу поняла, что это дорогие духи, и приняла их без попытки отказаться, расцеловав своего собеседника.

Иван Владимирович воспользовался случаем, чтобы усадить барышню себе на колени, и Ольга не сопротивлялась.

Иван Владимирович любил охмурять молодых женщин. Для этой цели в подмогу шли не только красивые слова и стихи, но и связи и деньги. Многих прелестниц Мазуркин отмазывал от тюрьмы, кого-то устраивал в институт и в большинстве случаев не требовал ничего взамен. Это приводило к тому, что знакомых девиц у него было столько, что не хватало страниц в его шикарной записной книжке. С другой стороны, это выливалось в известные злоупотребления со стороны слабого пола – многие умело пользовались его финансовыми возможностями, часто пренебрегая элементарными приличиями. Наверное, поэтому, использовав его кошелек, многие после первого возмущения с его стороны бросали Мазуркина и не появлялись до тех пор, пока сердце руководителя банка не оттаивало (а это случалось в большинстве случаев) и он снова не позволял опустошать свой кошелек. Но даже после этого он поздравлял их с днями рождения и вел по этому поводу записную книжку – на всякий случай (хоть на память не жаловался), чтобы не перепутать Марину с Машей, а Галю с Олей.

– А еще я петь умею и играть. Когда-то в молодости в ансамбле играл, – заметил Иван Владимирович и крепко прижался к спине девушки, но, почувствовав ее сопротивление, ослабил объятия и манерно вдохнул воздух в себя.

– Что с вами? – спросила девушка.

– Оленька, вы как цветок! Я вдыхаю ваш аромат, – закрыв глаза, томно произнес Иван Владимирович.

Девушка промолчала.

– Так вот, – после некоторой паузы кокетливо продолжил Мазуркин. – Я играю, и неплохо, надо сказать, вот записываю альбом. У меня уже есть пятнадцать песен.

– Правда? – удивилась девушка и, как бы опомнившись, поднялась с колен Мазуркина.

– Да, Оленька, – вздохнул Иван Владимирович, – золотые времена прошли, но, – с твердостью в голосе отметил Мазуркин, – у нас все еще получится! – Он подошел к столику, чтобы отпить из чашки чаю. – Я мечтаю бросить свою работу и заняться творчеством. Мне кажется, пора, а денег мне на старость хватит. И не только мне одному, – подмигнул он девушке. – А насчет музыки – и в самом деле хочу записать альбом, за всю жизнь столько идей в голове накопилось, надо высказаться, – заключил Мазуркин. – Поэтому, Оленька, я держу форму, не пью спиртного.

– А вы знаете, и мне пьяные не нравятся, – серьезно заметила девушка.

– А музыканты, странники и трубадуры? – игриво спросил Иван Владимирович.

– И музыканты тоже. Может быть, среди них и есть нормальные люди, но в основном все они чокнутые и наркоманы, – безапелляционно заявила девушка. – Амбиций выше крыши, а мысли только об одном. Но, естественно, к вам это не относится, – польстила собеседнику девушка.

– Правильно, Оленька, – согласился Иван Владимирович и громко засмеялся, показав свою сияющую улыбку, которую слегка портили золотые коронки. – Мне тоже не нравится, я вот все больше чайком балуюсь. Знаете, зеленый больше люблю, говорят, от сердца помогает. Но насчет музыки ты, Оленька, не права, – возразил Иван Владимирович. – Музыка иногда человеку жить помогает.

В этот момент Иван Владимирович на миг стал серьезным и провел короткими пальцами по своему животику, который, если присмотреться, довольно сильно портил общее впечатление о поддержании им формы. Наверное, ощутив это, Мазуркин смущенно поправил красный галстук, а потом воротничок белой рубашки, как будто не замечая собеседницы.

– Ну что вы, Иван Владимирович, такие, как вы, нравятся женщинам, – польстила собеседнику девушка, которая все это время исподтишка наблюдала за Мазуркиным.

– Спасибо, конечно, Оленька, но годы все равно не те, – кряхтя, как старая труба, поднялся Иван Владимирович и подошел к официантке.

– Вот вам еще чай, – участливо сказала Оля и передала фарфоровую чашку Мазуркину. – Если что – зовите. Вот по этому телефону.

– А если, Оленька, вы будете заняты с другими клиентами?

– Я сегодня обслуживаю только вашу компанию, – улыбнулась девушка.

– Спасибо, Оленька, – как-то слишком вежливо поблагодарил Мазуркин. – А во сколько вы заканчиваете сегодня? – держа одной рукой чашку с чаем, а второй беря руку девушки, ласково спросил Иван Владимирович.

– Ой, я сегодня работаю до одиннадцати, да и потом шеф может работой загрузить, – серьезно ответила Ольга и аккуратно забрала свою руку.

– Ну, с шефом мы договоримся, – заверил молодую официантку Иван Владимирович. – Вот что, Оленька, вы мне нравитесь, – на этот раз громко заявил Мазуркин. – Я вижу, вы чудесная девушка. Я давно таких не встречал, – томно произнес Иван Владимирович и, поставив чашку с чаем на стол, взял руку девушки в свою и чувственно продекламировал:

Мне дорого моей любви мученье.

Пускай умру, но пусть умру любя!

Ольга на этот раз не убрала руку Мазуркина, когда тот прижал ее руку к своей груди и поцеловал ее в лоб.

– Ну что, договорились? – спросил он серьезно.

– Иван Владимирович, – покраснела девушка и убрала свою руку, – я замужем.

– Ничего, – невозмутимо ответил Мазуркин, – и с мужем мы договоримся.

– Нет, нет, – возразила девушка и удалилась от собеседника на несколько шагов.

– Оленька, о чем вы подумали? Мы ведь взрослые люди, – серьезно заявил Иван Владимирович и сделал несколько шагов по направлению к девушке.

Но в этот момент открылась дверь и показался Бугров.

– Что, Иван Владимирович, все тебе неймется? Девок мало? – сказал он сердито, вогнав в краску и Мазуркина, и Ольгу. Последняя и вовсе перепугалась, чуть было не выронила из рук поднос.

– Ну что вы, Петр Андреевич? – заикаясь, ответил Мазуркин. – Мы тут с Оленькой за жизнь говорили, она хорошая девушка, – начал оправдываться Иван Владимирович. В его словах звучал не только испуг, но и раздраженность, смешанная с досадой.

Установившуюся паузу прервал хрипловатый голос Бугрова.

– Оля, ты все подготовила, как я просил? – спросил он у девушки.

– Да, как вы просили, – ответила Ольга.

– Тогда ты свободна, – коротко бросил он девушке, которая уже сделала несколько шагов к выходу. – Если понадобится, я позвоню.

– Хорошо, – ответила ему Ольга и ухватилась двумя руками за тележку, на которой находилась ненужная посуда.

– Я думаю, свободна на час, – бросил в ее сторону и посмотрел на ручные часы Бугров.

– Хорошо, – снова ответила девушка.

Эти слова не понравились Мазуркину, который понял, что его личные планы придется скорректировать. Не понравился ему и тон Бугрова, который был резким и неприятным. А Мазуркину, который не любил разговоров на повышенных тонах, это могло стоить испорченного настроения. В такие моменты Мазуркин становился совсем другим. Кротость и мягкость улетучивались, и их место занимали агрессивность и язвительность.

– Оленька, мы с тобой не закончили, – выдавливая из себя хладнокровие, бросил ей вслед Иван Владимирович Мазуркин.

Несмотря на то, что девушка не ответила, Иван Владимирович сам подошел к двери и помог ей переставить через порог тележку с посудой.

– Оленька, я серьезно, – приложив руку к сердцу, обратился к девушке Мазуркин.

– Я поняла, – слегка улыбнувшись, ответила ему Ольга. – Вас ждут, – заметила она сухо и покатила тележку в сторону ресторана, откуда доносилась громкая ритмичная музыка.

Иван Владимирович, почесав затылок, решительно вошел в каюту, где его ожидал Бугров, и закрыл за собой двери.

Уязвленное самолюбие толкало Мазуркина к скандалу. И он был близок к тому, чтобы попросить босса не лезть в его личные дела. Он даже внутренне решился покинуть это помещение, чего бы это ему ни стоило, или на худой конец напиться в драбадан и таким образом выразить свой протест Бугрову.

Бугрова он застал сидящим в роскошном кожаном кресле и смотрящим в одну точку на стене. Только сейчас Мазуркин заметил, что профиль босса был угрожающим. С его орлиным носом вкупе с оттопыренным воротом и взъерошенными волосами, он был похож на голодного стервятника. В этот момент Мазуркин понял, что не хотел бы встретиться взглядом со своим собеседником. Поэтому он поспешил присесть в кресло, стоящее в углу, сбоку от Бугрова, который продолжал недвижимо сидеть в кресле.

Секунд двадцать в комнате царила тишина. И только громкая музыка, которая просачивалась через двери и открытые иллюминаторы капитанской каюты, напоминала о том, что где-то совсем рядом кипит беззаботная жизнь.

Бугров продолжал молчать, но Мазуркин кожей чувствовал, что босс силится сказать что-то, но каждый раз откладывает. Зная Бугрова долгое время, Иван Владимирович понимал, что развязка произойдет неожиданно и разговор пойдет на повышенных тонах. Он также знал, что в этот момент лучше молчать. Но Мазуркин понимал и то, что с Бугровым нельзя быть излишне податливым. Для человека с богатым криминальным прошлым такая позиция могла быть воспринята как рабское согласие и вызвать ненужное раздражение.

Впрочем, о гневе босса Мазуркин знал больше от своих подчиненных, попавших под горячую руку хозяина, так как его лично это явление эмоциональной природы Бугрова практически не касалось. Иван Владимирович в глубине души гордился этим и полагал, что у босса есть уважение к нему и его работе. Еще он думал, что Бугров справедливо полагал, что повышать свой голос на лучшего помощника не имеет смысла.

И все же волнение шефа невольно передалось и Мазуркину, который поймал себя на мысли, что давно не видел Бугрова таким. Иван Владимирович боялся только того, что их прежние отношения могут нарушиться, и поэтому попытался усмирить свой гнев.

– Почему все не так, мать их?! – грязно выругался Бугров.

– Что-нибудь случилось? – решился спросить Мазуркин.

– Да, случилось! – раздраженно ответил собеседник Ивана Владимировича. – У меня ощущение, что наш банк пасут.

– Кто? – недоуменно спросил Мазуркин.

– Дед Пихто! – со злостью ответил Бугров.

– У меня все нормально и по активам и по процентным ставкам. Мы же недавно лицензию свою подтвердили, Центробанк дал добро, – взволнованно затараторил Мазуркин.

– Да что ты заладил со своим Центробанком! – Бугров поднялся с кресла и нервно ударил кулаком по столику. Удар был таким, что несколько серебряных ложечек соскочили со стола и разлетелись в разные стороны.

– Как хотите... но у меня все чисто, – повторил Мазуркин, но, встретившись взглядом с шефом, запнулся.

– Не хватало, чтобы у тебя были проблемы, – огрызнулся Бугров и, подойдя к Мазуркину, посмотрел ему прямо в глаза. – Ты же у нас грамотный мужик? – ухмыльнулся Бугров, и после своих слов колюче засмеялся.

Мазуркин понял грязный намек со стороны босса, но сделал вид, что пропустил шутку мимо ушей и продолжает внимательно слушать собеседника.

– Или ты не мужик? – продолжал ржать Бугров, провоцируя Мазуркина на конфликт.

– Так кто нас пасет? – попытался перевести разговор в другое русло Мазуркин.

– Я сам пока не знаю, – вытирая мокрые от слез глаза, нервно всхлипывая и продолжая смеяться, ответил Бугров.

– Конкуренты? – неуверенно предположил Мазуркин.

Этот вопрос вызвал у Бугрова новый прилив дикого смеха. Если в прошлый раз невооруженным глазом было видно, что это реакция на происходящее или затаенная злоба, то теперь все выглядело иначе. Теперь смех босса звучал почти искренне, насколько искренним может быть смех видавшего виды человека.

– Не думаю, у меня все схвачено, ты же знаешь, – отрицательно покачал головой Бугров. – Я думаю, органы нас пасут... Но черта лысого они ко мне доберутся! В банке тоже все чисто – все легально.

– Конечно, все легально, – подтвердил Мазуркин. – Кроме одного...

Несколько секунд, как будто по инерции, Бугров продолжал улыбаться. Потом он мгновенно смолк, обдумывая смысл последних слов Мазуркина.

– Чего «одного»?! – рявкнул Бугров и пристально посмотрел на Ивана Владимировича.

Вены на его шее вздулись, как у тяжелоатлета, и он на мгновение покраснел от неожиданного прилива крови.

Иван Владимирович не любил таких поворотов в разговоре и поэтому невольно отвел свой взгляд – от греха подальше. Мазуркин вспомнил, что несколько раз затевал разговор об этом, но босс не хотел его слушать. Тогда ему казалось, что Бугров не понимает предмета разговора, теперь он понял, что босс размышлял над этой темой, но откладывал ее на потом.

– Офшоры, офшоры! Что ты мне их тычешь! – грубо отреагировал Бугров.

– Да, Петр Андреевич, офшоры, – коротко ответил Иван Владимирович и многозначительно вздохнул. – Я вам говорил, что это может быть опасным.

– Они ничего не знают и не узнают, – безапелляционно заявил Бугров.

– Ваши слова да Богу в уши, – заметил Мазуркин.

– Все вы трясетесь, бухгалтера сраные! Когда я тебя ставил директором банка, я знал, кто ты такой. А кто тебя от суда отмазал, когда «Поиск-банк» рухнул?! – напомнил события семилетней давности Бугров.

– Да, за это вам спасибо... Но я к тому, что если это органы, то они отечественными активами вряд ли заинтересуются. А вот счета за границей могут быть для них интересны. Во-первых, повод отрапортовать об операции за границей, а во-вторых, их никто не контролирует в этом вопросе. Ни правительство, ни президент… В прошлом году у Тахира Рамсонова, нашего партнера, почти все отобрали. Его взяли в Египте на глазах у десятков людей. А ведь все было спокойно, никто ничего не знал. Спокойно, кстати, вывезли через границу. А теперь он здесь, в Москве. И, между прочим, знает достаточно много, чтобы и нас с вами по этапу отправить.

– Знаю, – согласился Бугров.

– Это очень просто сейчас делается. Если он, конечно, грамотно не откупился от ФСБ.

– Если бы он откупился, давно бы был на свободе.

– Ой, не скажите, Петр Андреевич, – заметил Мазуркин и деловито налил себе чаю. – Такие дела просто так не решаются. Даже очень большие деньги не сыграют роли, если дело на контроле сами знаете у кого. А это целая система. Тахира могут отпустить только тогда, когда обдерут как липку, до последней копейки.

– Ну хорошо, допустим, Тахир стуканул, что дальше?

– Не знаю, Петр Андреевич, – неуверенно произнес Мазуркин. – Тут никто ничего не скажет. Может быть, эти последние события, о которых вы говорите, не связаны с этим. Я только предполагаю.

– Я не понимаю, что они могли у меня искать?

– Чеки, суммы переводов, адреса, транши. Все, что их может вывести на подставные фирмы на Карибах, в Бразилии.

– Ну и что они накопают, у них все равно нет ключей? Да и доступ к ним есть только у меня и у тебя.

На последних словах Бугров резко замолчал. Мазуркин заметил, как его глаза снова наливаются кровью, что символизировало о кратковременной вспышке гнева.

– А зачем им ключи? Они хорошо умеют вытрясать информацию из людей, когда надо.

– Ты смотри у меня! Если узнаю, что ты денежки того, – Бугров многозначительно повернул головой в сторону, – в смысле те деньги, которые тебе не предназначены, крутишь, я за твою жизнь не ручаюсь. При этих словах Бугров, злобно скалясь, недвусмысленно провел ладонью по горлу.

– Ну что вы, – виновато улыбнулся Мазуркин, явно не ожидая такого поворота в разговоре.

– Ладно, – впервые за весь разговор улыбнулся Бугров и, потянувшись за бутылкой коньяка, уточнил: – Ну, чего ты там хотел рассказать?

– У «Технобанка» в прошлом году были проблемы с прокуратурой по этому вопросу. Переводили туркам за строительные работы в Кремле бабки через офшоры. Но кому-то не подмазали вовремя. В общем, история обычная, – закончил Мазуркин и положил по привычке руки себе на живот.

– Ну и что у них сейчас? Посадили кого-нибудь? – злорадно ухмыльнулся Бугров.

– Нет. Назначили в банке временную администрацию.

– Ваня, чего ты вечно темнишь? – раздраженно заметил Бугров. – Да мне плевать, что они назначили! Ты нормально со мной, по-людски, побазарить можешь? Что ты мне все на своей бухгалтерской фене паришь? Если надо кому на лапу дать – так и скажи. Только душу мне не трави! Мне этот банк еще нужен. – Последние два слова он произнес как-то не твердо. И в какой-то момент показалось, что Бугров обмяк и потерял интерес к разговору.

– Какие вопросы, – улыбнулся Мазуркин, подумав, что, возможно, представился момент не только сгладить острые углы разговора, но и вовсе закончить его. В эту минуту он также подумал о том, что, возможно, успеет договориться с официанткой Олей о встрече, и даже посмотрел на часы – было без пятнадцати восемь.

– Ты, Иван Владимирович, на часы не поглядывай, – спустил Мазуркина с небес на землю Бугров. – Сегодня надо решить несколько вопросов. Я не хотел тебя напрягать, но боюсь, без тебя не обойтись. Про офшоры поговорим завтра, а сегодня бакланить будем о другом.

– О чем? – насторожился Мазуркин.

– Вопрос очень серьезный. Чем мы все это время занимались? – многозначительно спросил Бугор и серьезно, даже испытующе посмотрел на собеседника, а через несколько секунд сам ответил на поставленный вопрос: – Мелочью!

– Ну, я бы не сказал, – попытался возразить Мазуркин. – За последние три года...

Бугор не дал договорить своему директору.

– Снова ты меня грузишь! – перебил его Бугров. – Два, три года, пять лет, – какая разница? Какие у нас обороты? Да, спасает то, что в России живем. И делаем что хотим. Ну, перевели мы двадцать лимонов на Мальдивы. А дальше что? Московская братва не такими бабками ворочает... А ты мне вешаешь!

– Ну а что же вы хотите? Для этого нужны оборотные средства, начальный капитал. С чего мы начинали?

– Ты мне не гони! Если бы не я – ничего бы не было. И сидел бы ты в лучшем случае на параше.

– На параше я бы не сидел, – впервые за все это время стал перечить Иван Владимирович. – Я на зоне не меньше твоего отмотал и никогда у параши там не сидел.

Честному вору здесь было за что оскорбиться. Иван Владимирович и в самом деле у параши не сидел. Еще во время суда получил не полагающегося ему «строгача», а общий режим, а там в «красной», как говорили сидельцы, зоне, то есть где законы устанавливало начальство, а не блатные и воры, быстро, как юрист и экономист, нашел работу в канцелярии и потом стал заведовать экономическими вопросами всей зоны. Даже заработать успел не только скорую амнистию, но и некоторый капитал. Бугор был прав только в одном, что вернулся он в другую Москву, которая встретила его не теплом, а свинцовым дождем, и в этой ситуации помог Бугров, молодой и перспективный боевик.

– Не сидел? – оскалился Бугров и застыл над Мазуркиным в такой позе, словно хотел броситься на него. – Не сидел, говоришь?!!

– Да, не сидел бы! Хотя тебе спасибо, – от волнения красный как рак, с крупными каплями пота на лице встал Иван Владимирович. Для него этот разговор кое-что обозначил. Мазуркин оскорбился. Во-первых, он поставил жирную точку насчет его отношений с Бугром, во-вторых, помог преодолеть страх, который присутствовал у него в общении с боссом. Сейчас он почти не боялся последствий. Конечно, Бугор не только был физически сильнее рыхлого банкира, но и мог запросто приказать своим ребяткам, стоявшим за дверью, повлиять на ситуацию. Но интуиция Ивана Владимировича и на этот раз не подвела. Слишком нужной фигурой был он для Бугра, слишком многое знал.

– Ладно, не будем об этом, – разрядил обстановку Бугров. – Я доверяю тебе, Иван. Доверяю, понимаешь? Но жизнь заставляет еще думать и о собственной шкуре. – При этом он налил себе и Мазуркину коньяку и, подождав, когда разволнованный управляющий банка выпьет, потянул бокал сам.

– Я тоже думаю о собственной шкуре, но не только, – нервно заметил Мазуркин. В этот момент он выпрямился, как оратор, готовый к речи.

– У нас есть хороший шанс подняться, – самоуверенно заметил Бугров. И, не дожидаясь реплик собеседника, продолжил: – В районе гребной базы собираются возводить новый, современный спортивный комплекс. Бабок начнут вкачивать немерено. И если мы подсуетимся – хороший кусок из этого потока может достаться нам.

– А кто распределяет средства? – заинтересовался Мазуркин.

– Большую часть правительство, меньшую долю западные фонды.

– Сколько собираются вложить? – с бухгалтерской расчетливостью переспросил Мазуркин.

– Я точной цифры не знаю, но на совещании у мэра называлась сумма под полмиллиарда зеленых.

– Неслабо, – присвистнул Мазуркин.

– Просекаешь? – удовлетворенно хмыкнул Бугров.

– Просекаю-то просекаю, – недоверчиво отреагировал на слова шефа Мазуркин, – только нам от всего этого какой резон?

– А такой, – наклонился ближе к собеседнику Бугров, – что надо поднапрячься и перехватить часть подрядов.

– Хм-м, – Иван Владимирович скорчил скептическую гримасу, но промолчал.

– Знаю, о чем ты думаешь, Иван. Что нет подвязок? Что у других губа не дура? Я угадал? – ухмыльнулся Бугров.

Мазуркин в ответ кивнул и молча налил себе чаю в кружку., а затем также молча уткнулся в потолок.

– У меня есть кое-что интересное на этот счет. – Бугров отлил себе из большой бутылки виски, набрал воздуха и залпом опрокинул ее. – Территория вокруг гребной базы наполовину является частным владением, – сказал он вместе с выдохом.

– Ну и что с того? – буркнул Мазуркин.

– А то, что при строительстве базы это станет проблемой для инвесторов. Им придется или довольствоваться небольшой площадью, или развернуться по-настоящему.

– Ну и как они развернутся? Не выкинут же частника с земли! – парировал Мазуркин.

– В нашей стране, и ты прекрасно об этом знаешь, это не самая главная проблема. Если придется – выкинут. Или помогут это сделать.

– Неужели мы будем заниматься этим? – недовольно посмотрев в глаза шефу, спросил Мазуркин.

– Если надо будет – займешься, – резко ответил Бугров.

– Один уже отзанимался, – опустив глаза и уставившись в пол, медленно произнес Мазуркин.

Но на этот раз шеф оставил реплику Ивана Владимировича без внимания и продолжал развивать свою мысль:

– Самая лучшая земля – в радиусе двух километров от артюшинской базы. И она пять лет назад была отдана под частную застройку. Тогда никто не предполагал, что у мэра возникнут такие планы. Самое главное, что двадцать гектаров земли рядом с базой знаешь кому принадлежат?

– Кому?

– Младшему Сапогу, пусть земля ему будет пухом, – произнес Бугров и, закатив глаза, выпил.

На этот раз он жадно закусывал, как будто бы не ел целый день. Мазуркин же все это время смотрел на шефа с отвращением. Сейчас он вспомнил о своих домашних бутербродах, и ему показалось, что у него в животе заурчало. В этот момент он посмотрел на часы, но время, как назло, тянулось медленно. Ивану Владимировичу на миг показалось, что, вырвись он из этого круга сегодня, непременно напился бы. И домой смог бы пригласить не Олю, а другую девушку. Найти прямо здесь, в ресторане, заказать что-нибудь из съестного, шампанского. А затем на такси укатить в покой и уют. А потом можно и проболтать полночи ни о чем, для души.

Плотно закусывая и громко чавкая, Бугров в буквальном смысле ворвался в грезы Ивана Владимировича:

– Зачем брату Сапога эта собственность? Дадим ему денег, и пусть валит себе за бугор спокойно доживать старость.

– Для начала надо с ним самим потолковать, – процедил сквозь зубы Мазуркин.

– Вот и потолкуем, облизываясь и вытирая салфеткой жирные пальцы, произнес Бугров и взял зазвонивший у него в кармане телефон.

Бугров молча выслушал информацию и положил мобильник себе в карман.

– Когда будем толковать? – нетерпеливо спросил Мазуркин, всем видом показывая, что не прочь закончить беседу.

– А прямо сейчас, – улыбнулся Бугров. – Подожди минутку, мне надо два слова охраннику сказать.

С этими словами Бугров вышел из комнаты, оставив Мазуркина в одиночестве.