Всадники (отрывки)

₆₃₀ Принуждай нас, комедии древней поэт.

Пред театром явиться с речами,

Не легко б он добился… Но ныне поэт

Этой части по праву достоин:

Ненавистных он ненавидит душой

₆₃₅ И правдивых речей не боится,

И с Тифоном[60] на бой и на битву с «грозой»[61]

В благородной отваге стремится…

Говорил он, как вы изумленной толпой

Приступали к нему и пытали,

₆₄₀ Почему уж давно, не скрываясь,[62] поэт

Для себя не «потребует хора»?..[63]

Так сказать вам велел он на это в ответ:

Не с безумья он медлит и времени ждет,

Дар комедии — мнит он — труднее всех дел:

₆₄₅ Много ищут его, а немногим в удел

Достается в нем радость успеха.

Вы ж, познал он давно, только на год верны

От природы таков ваш характер

И поэтам своим, если стары они,

₆₅₀ Вы и раньше всегда изменяли…

Так, он знает, что выстрадал Магнес[64] поэт,

Убелился когда сединою;

Над хорами других много знаков побед

Он воздвиг… Царство звуков открыл вам,

₆₅₅ Услаждая вас пением птиц и жуков,

И хорами лягушек и лидских певцов,

И игрой вдохновенной на лире…

Но угоден не стал, — не во цвете уж лет,

В завершенье освистан был старый поэт,

₆₆₀ Что шутить уже был он не в силах…

Он и Кратина[65] помнит… Венчанный хвалой,

Уносился тогда он в пространство;

Вдохновенным порывом он влек за собой

И дубы, и платаны с их почвы,

₆₆₅ И соперников с корнем он всех вырывал,

На пирах лишь «Добро с башмачком» воспевал

И «Творцов звучных гимнов»[66]… Так цвел он…

А теперь, уж в бреду, вам не жалок поэт,

Пали звенья янтарные… тона уж нет…

₆₇₀ И распались все связи, а он стариком,

Как Коннас,[67] уж поблеклым увитый венком,

Все бродил, погибая от жажды…

А ему б за победы с пританами пить,

Не болтать, а блестящим бы зрителем быть

₆₇₅ Наряду со жрецом Диониса…

Сколько Кратес[68] от вас оскорблений принял;

Он же пищей простой вас кормил и питал.

И из уст своих чистых мир светлых идей

Вам открыл, и судьбе подчинялся своей

₆₈₀ Он один, то в паденье, то в славе,

Так все медлил поэт… И к тому ж, он судил

Быть гребцом должно прежде, чем стать у кормил,

И командовать носом, и ветры узнать,

Уж тогда самому управлять…

₆₈₅ Вы ж за то, что с умом поступал

И с порыва вам вздор не болтал,

Громче плеск подымите,

И с ладьями и с праздничным шумом Леней[69]

Вы его проводите,

₆₉₀ Чтоб он радостный шел

Гордый мыслью своей

И челом просветленным сияя.

Мы жаждем славу воспевать отцам,

Достойным родины и «покрывала»,[70]

Они в боях, на суше, по морям,

₇₁₀ С победой всюду город украшали…

Из них никто, заметивши врагов,

Их не считал, но в миг бойцом был грозным…

Случись рукой припасть в пылу боев,

Стряхнувшись, в том не признавались,

₇₁₅ И бились вновь. Стратег из прежних лет

Не требовал у Клеайнета[71] «корма».[72]

Теперь коль «кресла»[73] им и корма нет,

Так в бой нейдут… А мы за честь считаем

Наш град, богов туземных защищать

₇₂₀ И об одном лишь просим: мир коль будет

И станем от трудов мы отдыхать,

Нарядам нашим и кудрям не смейтесь…

Хотим воспеть, что знаем о конях;

Хвалы они достойны: много с нами

Несли они в вторженьях и в боях…

₇₄₀ Но на суше не будем им дивиться:

Без страха на суда тогда вбежав,

Купивши ранцы — кто чеснок и луку

Так в гребле и кипели… «Гей, кто в веслах?»

«Берись…» «Что там, Самфорас, не гребешь?»

₇₄₅ И на Коринф вскочили[74]… Ложа стлала,

Копьем землянки рыла молодежь…

И ели, вместо трав Мидийских, крабов,

На берегу поймав иль в глубине…

₇₅₀ — Так говорил Теор,[75] стал рак «Коринфским»

Посейдон. Страшно… Не уйти на дне,

Так и нигде от всадников не скрыться…

Милейший и достойнейший из смертных,

Какую дал ты нам, уйдя, заботу.

Теперь, назад вернувшись невредим,

₇₅₅ Вещай нам, как ты в деле состязался.

Чего там… Победитель я Совета.

Радостно все пусть приветствуют ныне…

Дивный в речах ты и, слов всяких лучше

Дело свершивший, расскажешь

₇₆₀ Все по порядку…

Так мне угодно

Дальний хоть путь предстоит нам

Выслушать все. Для того-то

Смело, достойный, рассказывай:

₇₆₅ Всем ты нам ведь на радость.

И правда, стоит выслушать о деле.

За Пафлагонцем следом я держался…

Он там, громовой речью разразясь,

С враньем на всадников стал нападать,

₇₇₀ «Ломя во всю», виня их убежденно

В союзе тайном… Слушая, Совет

Весь полон чрез него стал дрянью лживой

И, словно съев горчицы, поднял брови…

Увидевши, что он словам поверил

₇₇₅ И штуками его уж проведен,

«О, Скиталы,[76] воззвал я, и Фенаки,[77]

Бес наглости, Глупец и Домовой,

И площадь, где я в детстве был воспитан

Мне смелость ныне дайте, бойкость речи,

₇₈₀ Бесстыдный голос…» Только пожелал,

Как справа кто-то…

Поклон отвесил я, потом, напрягшись,

Дверь вышиб и, раскрыв широко рот,

Воскликнул: «О Совет, хочу я первый

₇₈₅ Вас весточкой порадовать приятной:

С тех пор как разразилась здесь война,

Не видел никогда сельдей дешевле…»

Совет сейчас лицом повеселел

И увенчал меня за весть… А я,

₇₉₀ Прося хранить в секрете, дал совет,

Чтоб за обол скупить могли сельдей,

Скорей у продавцов забрать посуду.

Они ж мне хлопали и рты раскрыли…

Смекнувши тут и зная Пафлагонец,

₇₉₅ Какая речь Совету по душе,

Им мненье подал: «Мужи, мне сдается,

За возвещенные удачи к счастью

Богине должно сто быков заклать…»

Расположился вновь к нему Совет…

₈₀₀ А я, узнав, что победило мясо,

Двустами поразил его быками

И увещал на завтра Агротере,[78]

Чтоб тысячею коз обет свершили,

Коль будут сто сельдей обол лишь стоить.

₈₀₅ Вновь поднял голову ко мне Совет…

Он слыша, пораженный, потерялся…

И повлекли его пританы с стражей…

Они ж, встав с мест, шумели о сельдях.

Он умолял их подождать немножко,

₈₁₀ Чтоб от посла из Спарты разузнать,

Что скажет он, — ведь с миром он идет.

Но все тут, как один, подняли крик:

«Теперь-то с миром, дружище, узнали

Когда, что дешева у нас селедка?

₈₁₅ Не нужно мира нам, война пусть длится».

И, приказав пританам уходить,

Перескочили через все решетки,

А я, тайком удрав, кореньев пряных,

Что были только в рынке, накупил

₈₂₀ И тут-то им, беспомощным, к сельдям

Приправу даром дал и их утешил…

Они ж превозносили все меня,

И так хвалили, что Совет я целый

За обол лишь кореньями увлек.

₈₂₅ Все ты свершил, как и должен счастливый;

Он[79] же, лукавый, иное придумал,

Прежнего много запутанней.

Хитрыми штуками,

Лестью злокозненной;

₈₃₀ Ты же в борьбе предстоящей

Выйти со славой старайся;

В нас, ведь издавна ты знаешь,

Верных имеешь союзников.

Пафлагонец входит на сцену.

Да вот подходит Пафлагонец сам,

₈₃₅ Как грозный вал, бушуя и крутя,

Чтоб поглотить меня… Мормог[80] он страшный.

Коль я тебя не погублю, и будь

Частица прежней лжи во мне — пусть сгибну…

Угрозам рад, смеюсь пустому звону,

₈₄₀ Пляшу себе трепак и издеваюсь…

Клянусь Деметрой, из земли коль этой

Не выгрызу тебя, то жив не буду…

«Не выгрызешь». А я — коли не «выпью»,

Хоть сам бы лопнул, проглотив тебя…

₈₄₅ Сгублю тебя, клянусь театра «креслом»,[81]

Что я за Пилос ныне получил.

Пусть — «креслом». А как с «кресла» — то тебя

Увижу зрителем в ряду последнем…

Забью в колодки — небом в том клянусь.

Вот прыткий. Ну-тко, что тебе дать съесть?

₈₅₀ Что рад он был бы закусить?.. Кошель?..

Тебе я внутренность ногтями вырву.

Лишу тебя кормленья в Пританее.

К ответу пред народом потащу.

И я стащу, и больше наскажу.

₈₅₅ Тебя, прохвост, не слушает ни в чем он,

А я, как захочу, — над ним смеюсь…

Как смело ты своим народ считаешь.

Питается он чем, я знаю — вот!

И потому, как мамки, скверно кормишь:

₈₆₀ Жуя, ему ты мало оставляешь,

А сам с него всегда срывал втройне.

Вот Зевс, с моим уменьем я могу

Народ и узким и широким сделать…

. . . . . . . . . .

₈₆₅ Нет, не сочтут,

Дружок, что одолел меня в Совете,

Пойдем-ка к Демосу.

Пойдем, изволь.

Иди.

Ничто пусть нас не держит.

О Демос, выйди сюда.

Ей-ей, отец,

₈₇₀ Милейший ты Демочек, выходи.

Кто там кричит? Уйдете ль вы от двери?

Вы праздничный сорвете мне венок,

О, выйди, чтоб узнать, как оскорблен я.

Кто, Пафлагонец, твой обидчик?

Бьют

₈₇₅ Из-за тебя юнцы и он.

За что?

Что, Дем, люблю тебя и твой любовник.

Ты ж, вправду, кто такой?

Его соперник,

Давно в любви тебе хотящий сделать

Добро, и как все знатные другие…

₈₈₀ Но мы не можем чрез него. Ведь ты

Подобен мальчикам, которых любят:

Хороших, знатных ты не принимаешь,

Торговцев маслом, кожами, себе

Сапожников и шорников даришь…

₈₈₅ Народу благодетель я.

Да чем?

А вот: когда стратеги замешались,

Я, всплыв туда, с Пилоса свел Лаконцев.[82]

А я — так, шляясь попусту, из лавки,

Пока другой варил, стащил горшок…

₈₉₀ Так ты, о Дем, сейчас созвав собранье,

Чтоб видеть, кто из нас тебе милей,

Решай и дай тому свою любовь…

Да, да, решай, да только не на Пниксе.

В другом я месте восседать не стану

₈₉₅ По-старому, пусть явятся на Пникс.

Увы, несчастный я погиб. Ведь старец

В дому своем милейший из людей,

Когда ж на эту он скалу садится,

То, как за смоквой, разевает рот…

₉₀₀ Теперь ты должен в ход пустить все средства,

Отважный пыл явить и речь заплесть,

Чтоб превзойти его, — он малый тонкий,

И без путей найти способен путь…

А тут предстань ему блестящим, сильным;

₉₀₅ Но берегись и прежде, чем напал он,

«Дельфинов вверх вздыми и брось ладью…»[83]

Я Афине, царице державной, молюсь…

Коль славнейшим в народе моем окажусь,

После Кинны, Лисикла[84] и Салабакхо,[85]

₉₁₀ Чтоб тогда, как теперь, не свершив ничего,

Мне бы «стол» получить в Пританее…

Коль тебя не люблю и на бой за тебя

Коль один на один не пошел бы,

Пусть погибну тогда, пусть распилят меня,

₉₁₅ Пусть ремни из спины моей режут…

Дем… И я, коль тебя не люблю, не ценю,

Пусть в кусочки разрежут и варят меня;

А не веришь, — пусть с сыром в приправу столкут

На столе, пусть в Керамик крюками влекут.[86]

₉₂₀ Демос! Может ли он, по сравненью со мной,

Для тебя гражданином быть лучшим?

Ведь же с первых шагов, как в Совете я был,

Тьму сокровищ в казне для тебя я открыл;

Я с людей вымогал, их тянул и душил!

₉₂₅ Без зазренья, — тебе б быть угодным…

Эка штука, о Демос… Я тоже могу

Хлеб чужой утащу и тебе поднесу.

Покажу ж я сперва, как не любит, не друг

Он тебе, разве в том, что твой делит очаг…

₉₃₀ Ты, кто Мидян рубил в Марафонских полях,

Чьи победы величье нам дали в речах,

Что так жестко тебе на скалах восседать,

Во вниманье он это не примет;

Он — не я, чтоб тебе это сшить и подать…

₉₃₅ Сядь помягче…

Кто ты, муж? Не от тех ли Армодья[87] сынов?

Твой поступок такой благородный

И воистину Демос любить ты готов…

Небольшими услужками мил уже стал.

₉₄₀ Ты же и меньшей приманкой его привлекал…

Головой поручусь, если явится кто,

Иль в любви иль в защите для Дема сильней…

Как, любя его так, не жалеешь, что он

Вот восьмой уже год и в щелях принужден,

₉₄₅ И на башнях, и в бочках спасаться?

Ты же теснишь его, давишь… ты мир разогнал,

Принесенный нам Архиптолемом,[88]

И послов с предложением мира ты гнал

И гоняешь из града в затылок…

₉₅₀ Чтоб Элладой он правил… Оракул речет,

Если выдержит он терпеливо,

Гелиастом в Аркадию[89] он попадет

И получит пять óболов платы…

И питать я его, и ему прислужить

₉₅₅ Я уж всячески буду стараться,

Хорошо или худо стараясь добыть

Для него три обола наградных…

Нет, Зевесом клянусь, твой план не таков,

Чтоб в Аркадии властвовал Демос,

₉₆₀ А чтоб грабить и взятки хватать с городов…

Чтоб войной и туманом народ ослеплен

Им нарочно его ты окутал

Не смотрел за тобой, а, нуждою стеснен,

Из-за денег кричал в твою пользу…

₉₆₅ Если ж, в поле уйдя, станет мирно он жить,

И подбодрится кашей, и вкусит плодов,

То узнает, каких он лишился даров

Чрез тебя из-за платы ничтожной…

И свирепым и грубым он станет к тебе,

₉₇₀ Под тебя поведет он подкопы…

Зная это, морочишь его, о себе

Небылицы и сны напевая…

Не смешно ль так тебе говорить обо мне,

Пред народом Афин на меня клеветать,

₉₇₅ Что для города больше, чем сам Фемистокл,

Сделал блага — клянусь в том Деметрой…

Город Аргуса[90]… Слышишь ты речи его?

Ты равняешь себя с Фемистоклом.[91]

Кто наполнил, с избытком наполнил наш град

₉₈₀ И Пирей[92] нам на завтрак сготовил,

И, не тронув из прежних богатств ничего,

Новой рыбы ему предоставил…

Ты ж Афинян загнать в городишко хотел,

Вкось построил им стену, оракулы пел,

₉₈₅ Фемистоклу в заслугах ты равный.

Но смотри, — ведь и он из земли полетел,

Ты же «чистишься хлебом Ахилла».[93]

От него мне не странно ли это слыхать?

Ведь тебя я люблю…

Перестань ты брехать…

₉₉₀ Без конца и теперь мне ты шепчешь тайком…

Дем великий! Подлец он! Пока ты зевнешь,

Много пакостей делает он:

Из отчетов[94] он сок выжимает,

И рукою, и той и другой,

₉₉₅ Из народной казны загребает…

Не взликуешь… Тебя уличу

В воровстве я на три мириады…

Зря что воду толчешь ты и бьешь,

О гнуснейший в народе Афинском?

₁₀₀₀ Ведь и я на тебя покажу.

Вот Деметра, иль жив я не буду,

Что мин сорок и больше того

Своровал с Митилены ты взяткой…

Всем людям о могучая опора,

₁₀₀₅ Дивлюсь я дару слова твоему,

Коль так пойдешь, — славнейшим Греком будешь.

Один все сдержишь здесь и, вождь союзным,

Тьму дел свершишь, трезубцем помавая…

Но не пускай его, ведь он «открылся»…

₁₀₁₀ С такою грудью ты легко возьмешь…

Нет, милые, не так-то это,

Будь Посейдон порукой вам.

Такое совершил я дело,

Что рты зажал своим врагам,

₁₀₁₅ Пока хоть что-нибудь с Пилоса

Останется от тех щитов[95]…

Постой со щитами. Ты проврался:

Коль ты народ любить готов,

Тебе бы с умыслом не надо

₁₀₂₀ Позволить жертвовать их в храм,

Как были — вместе с рукояткой…

Но тут — злой умысел, о Дем:

Чтоб, наказать его желая,

Не мог ты это сделать, — с тем…

₁₀₂₅ Ты видишь, тут какая свита

Кожевников-юнцов за ним…

Вокруг же них — торговцы медом

И сыровары; все с одним

Намереньем толпа собралась:

₁₀₃₀ Коль в гнев впадешь и станешь ты

Смотреть, как в «черепки» играют

Они, сняв ночью те щиты,

Бегом займут все входы к рынку…

Ах, бедный я. Ремни у них.

₁₀₃₅ Мерзавец… Время только отнял,

Меня мороча вкривь и вкось…

С ним заодно не будь, милейший,

И друга лучшего найти,

Чем я, когда-нибудь, не думай;

₁₀₄₀ Один я мог их извести.

Союз злокозненный, и в граде

Все, что творится, от меня

Не скрылось; тотчас крикнул я…

С тобой бывает то, что с теми,

₁₀₄₅ Что занят ловлею угрей:

Пока вода стоит спокойно,

Не ловят ничего; как в ней

Начнут месить со дна всю тину,

Так ловят. Так и ты берешь,

₁₀₅₀ Как взмутишь, город. Об одном мне

Скажи — ты кожи продаешь

В таком обилье — подарил ли

Ему подошву к башмакам

Ты от себя… его любя?

₁₀₅₅ О Аполлон, конечно — нет.

Узнал теперь, каков он? Я же,

Купивши пару башмаков,

Тебе их приношу в подарок…

Из граждан тут, знакомых мне,

₁₀₆₀ Ты — самый преданный и лучший

Для города и ног чужих.

Не странно ль, — башмаки так сильны.

А от меня что получил,

Не помнишь ты: как, выгнав Гритта,[96]

Я многих тут освободил…

₁₀₆₅ Не странно ль то, что охраняешь

. . . . . . . . . .

Быть может, дал ты им свободу

Из зависти, чтобы речей

Блестящих говорить не стали?

₁₀₇₀ Его же видя без хитона,

Не думал, чтоб старик такой,

Чтоб дряхлый Демос мог одеться

В широкий плащ хотя б зимой…

Так я ж его тебе дарую.

₁₀₇₅ И Фемистокл не изобрел

Такой бы вещи, хоть и мудро

Пирей тогда он приобрел…

По мне ж, удачней нет находки,

Как этот плащ.

Ах, бедный я.

₁₀₈₀ Какою обезьяньей штукой

Кругом обходишь ты меня.

Нет, я, как тот, в гостях кто, выпив,

Вдруг застрадает животом,

Твоею пользуясь системой,

₁₀₈₅ Как тот — хозяйским башмаком.

Меня ты в лести не осилишь:

Ему одеть я это дам,

А ты вопи себе, мерзавец…

Ой, уберешься ль ты к чертям?

₁₀₉₀…Невыносимо кожей пахнет.

Одеть тебе нарочно дал,

Чтоб ты задохся. Ведь и прежде

Он на тебя злоумышлял…

Тебе знаком ли сок сильфия,[97]

₁₀₉₅ Что дешев стал?

Да как не знать.

Так он нарочно постарался

Нам сок дешевле доставать,

Чтоб судьи, покупая, ели

И с диарреи в гелиейе[98]

₁₁₀₀ Друг друга стали убивать…

Вот Посейдон, один «Копреец»[99]

То самое мне говорил.

С таким расстройством вы, конечно,

Не явите чрезмерный пыл…

₁₁₀₅ Клянусь Зевесом, эта штука

«Пиррандром»[100] сделана была.

Каким меня, прохвост, сбиваешь

Ты шутовством.

Мне победить

Богиня хитростью велела…

₁₁₁₀ Не победишь. Тебе, о Дем,

Я обещаю блюдо денег

На поедение; причем

Не будешь ничего ты делать…

Я ж мазь и баночку даю,

₁₁₁₅ Чтоб в голенях ты смазал раны.

А я вот молодость верну

Тебе, повыбравши седины.

На, получай, на хвост от зайца,

Чтоб глазки протереть себе.

₁₁₂₀ Сморкнувшись, Дем, ты вытри пальцы

Об голову мою…

Нет, об мою.

Нет, об мою.

Устрою так,

Что будешь ты

На флоте триерархом,[101]

₁₁₂₅ Старик-корабль

Возьмешь себе

И бездну будешь тратить,

Его чиня…

Устрою я,

₁₁₃₀ Чтоб был с гнилой он мачтой…

Ай, муж «кипит».

Постой, постой

Ты через край хватаешь.

Унять огонь,

₁₁₃₅ Счерпнуть угроз

Своей ты должен ложкой…

Отлично ты

Отплатишь мне,

Как взносами притиснут:

₁₁₄₀ Тебя ведь я

В богатых ряд

Зачислить постараюсь…

Тебе грозить

Не стану я

₁₁₄₅ Ничем; о том молюсь лишь

Уха из рыб

Кипела б тут;

Ты ж об Милете мненье

Сбирался б дать,

₁₁₅₀ И взять талант,

Удастся если, в прибыль,

Ты б тут спешил,

Чтобы успеть

Себя едой наполнить…

₁₁₅₅ Потом держать

В собранье путь…

И вдруг бы раньше кто-нибудь

Пришел, чем есть ты начал,

И в жажде получить талант,

₁₁₆₀ Едой ты б подавился.

Ах, хорошо бы это было, клянусь Зевсом

Аполлоном и Деметрой…

И для меня все остальное ясно,

О, славный гражданин, каких давно

₁₁₆₅ Уж нет в толпе поклонников обола…

Ты ж, Пафлагон, любя — меня лишь гневал.

Теперь отдай печать — не будешь больше

Правителем моим.

На, знай одно:

Коль мне служить ты не позволишь,

₁₁₇₀ Другой вредней окажется тебе…

Не может быть, чтоб то моя была

Печать… Кажись, на ней не мой рисунок,

Иль плохо вижу…

Твой какой рисунок?

Бычачий жир, поджаренный в листе…

₁₁₇₅ Тут нет…

Листа? А что же тут?

С раскрытым клювом чайка на скалах,

Народу речь держащая…

Несчастье…

В чем дело?

Прочь бери, — он не мою,

А Клеонимову[102] имел печать…

₁₁₈₀ Прими-ка это от меня и правь.