Все, что вы хотели знать о королях, но не решались спросить

Глава тринадцатая. ЧТО НОСИТ КОРОЛЕВА В СВОЕЙ СУМОЧКЕ (И ДРУГИЕ КОРОЛЕВСКИЕ СЕКРЕТЫ)

Право немного изменять в случае надобности жесткие правила — важная королевская привилегия. Только таким образом королевская власть становится достаточно приспособленной, чтобы существовать тысячелетиями. Как раз в вопросах легитимности особенно важна гибкость. В истории монархий постоянно происходит смена династий, причем законность этой смены сомнительна. В первобытных культурах с этим проблем не было, в архаических обществах избавиться от короля было относительно просто. Тот, кто оказывался непригодным — например, не мог гарантировать хороший урожаи, — подвергался в высшей степени торжественному ритуальному убийству, и его заменял новый харизматический лидер. И в выборных монархиях Священной Римской империи смена династий происходила сравнительно легко. При современном достижении — наследственной монархии — все уже сложнее.

Так, некоторые традиционалистски настроенные шотландцы (якобиты) оспаривают, например, законность «Славной революции» 1688 года, в результате которой последний король династии Стюартов Яков II потерял трон и английская корона перешла к Ганноверскому дому. Законным претендентом на трон от Стюартов является, как ни странно, немец, а именно герцог Франц Баварский, потомок Стюартов по материнской линии. В семье Виттельсбахов то обстоятельство, что традиционалистское английское общество считает их Франца своим королем Франком II, вызывает улыбку. Для якобитов, отстаивающих легитимность династии Стюартов, наоборот, все обстоит очень серьезно: так как герцог Франц бездетен, а английское престолонаследие распространяется и на женскую часть королевской семьи, то однажды — с точки зрения якобитов — его племянница София станет законной королевой Англии. София замужем за наследным принцем Алоисом фон унд цу Лихтенштейн. Их сын, Йозеф Венцель, родившийся в 1995 году в Лондоне, является, таким образом, в глазах якобитов просто идеальным кандидатом на трон.

Если быть совсем, совсем строгим, то можно усомниться и в законности прославленного Французского королевского дома. В конце концов, Каролинги пришли к власти в середине VIII века в результате государственной измены. Последний король из династии Меровингов был доставлен в монастырь своим майордомом Карлом Мартеллом, дедом Карла Великого, а младший сын Мартелла, Пипин III Короткий, объявил себя королем — без какой бы то ни было претензии на законность.

Капетинги, следующая за Каролингами монаршая династия Франции, по крайней мере, могли заявить о своем дальнем родстве с первой династией — с Меровингами. Хотя королевская власть во Франции безвозвратно канула в Лету в 1793 году, когда был казнен последний из Капетингов Людовик XVI (с королевской властью дело обстоит так же, как с девственностью: ее можно потерять только один раз!), французские роялисты все еще жарко спорят, кто же — в невероятном случае реставрации монархии — был бы законным претендентом на трон. Ответ прост: уж во всяком случае, не граф Парижский, потомок «короля-гражданина» Людовика-Филиппа. С монархической точки зрения представители Орлеанской династии — предатели. Они были одной из действующих сил французской революции, а проголосовав за казнь короля, герцог Орлеанский стал цареубийцей. При одной только мысли о графе Анри Парижском в качестве претендента на трон французские традиционалисты осеняют себя крестным знамением. Но прямых потомков обезглавленного Людовика XVI можно найти лишь окольными путями. Претензии дома Бурбонов на престол перешли к испанской ветви династии. Сегодняшний глава Французского дома родился в 1974 году в Мадриде, а в настоящее время живет с женой и детьми в Венесуэле, это — инвестиционный банкир Луи-Альфонс де Бурбон.

Еще запутаннее вопрос, кто, чисто теоретически, может быть претендентом на немецкий трон. Если бы кто-то захотел превратить Германию в конституционную монархию, то после существования республики пришлось бы заново перетасовать всю колоду, бывший Прусский королевский дом не мог бы автоматически заявить о своих правах. Первоначально Монархическая партия Германии, которая с 1949 по 1960 год была частью правящей коалиции и членом которой был федеральный министр юстиции Ганс-Иоахим фон Меркац, выступала, например, за более древний и благородный дом Вельфов. Но какой-нибудь Эрнст-Август Ганноверский в качестве короля Германии сегодня — даже для самых ярых монархистов — едва ли возможен. Есть несколько немецких династий, которые превосходят бывший Прусский королевский дом своей древностью и знатностью (династия Веттинов, Вельфы, Виттельсбахи, Церингенская династия, Брабантская..) Так как немецкая монархия традиционно была выборной, возникает следующая «проблема»: кому пришлось бы сегодня быть курфюрстами? И кто стал бы той духовной инстанцией, которая, как того требует традиция, благословила бы все это?

Для живущего в Берлине молодого главы дома Гогенцоллернов, Георга-Фридриха Прусского, дипломированного специалиста по экономике и организации производства, вопрос о конституционной монархии в Германии, как он не устает повторять в интервью, вообще не стоит. И это делает его (см. главу вторую) идеальным кандидатом.

Окончив экскурс на тему «Легитимность» (повторю еще раз, и запишите, пожалуйста: королем Англии, строго говоря, должен однажды стать подрастающий в Вадуце мальчик по имени Йозеф Венцель; законный претендент на французский престол — живущий в Венесуэле банкир; самый перспективный кандидат для Германии — берлинский дипломированный экономист), я могу наконец обратиться к важным вопросам этой главы — если не королевской власти вообще — а именно: что носит королева в своей сумочке? Какую роль играют любимые королевские собачки корги? И почему большинство служащих Букингемского дворца голубые?

Сначала о сумочке.

Когда Елизавета II в 2000 году была с государственным визитом в помешанной на моде Италии, итальянская пресса объявила ее «иконой моды». Особый восторг вызвали ее сумочки, которые она меняла каждый день. Дизайнер Миучча Прада, среди клиентов которой и Виктория Бекхэм, восхваляла ее как «одну из самых элегантных женщин вообще», а Карла Фенди публично сказала, что мечтает получить право придумать сумочку для королевы. Иллюстрированный журнал «Панорама» отрядил целую дюжину опытных репортеров и итальянских специалистов по протоколу, чтобы выяснить, что носит королева в сумочке. Результаты расследования оказались довольно скудными. Кроме того факта, что там, наверное, есть губная помада, репортеры не смогли узнать ничего примечательного. Но зато они выяснили, что у королевы Англии больше двухсот сумочек. Уже около сорока лет их производит фирма «Лаунер» в городе Уолсолле в Центральной Англии. Фирма «Лаунер» обладает так называемым королевским сертификатом, удостоверяющим, что она — эксклюзивный дворцовый производитель и имеет право размещать герб королевы рядом со своим логотипом. Сумки делают в основном из телячьей, страусовой или крокодиловой кожи. Королева с помощью сумочек подает шифрованные сигналы ближайшим служащим и тем, кому она наносит визит. Когда королева бывает где-то, то принимающую сторону заранее оповещают, что, если она поставит сумочку на стол, это значит: визит близится к концу и она начнет прощаться в течение следующих пяти минут. Если королева с придворными дамами принимает визит и сумочка перемещается с левой на правую сторону, это следует понимать: «Пора уже заканчивать». Чрезвычайный сигнал тревоги, своего рода внутридворцовый SOS, — королева ставит сумочку на пол слева от себя. Для ее придворных это означает: спасите меня! Причем немедленно! Если сумочка висит на согнутой левой руке, а перчатки она держит в правой, то этим королева дает знать, что она всем довольна.

А что же носит королева в своей сумочке? Ну, во-первых: денег там нет. Ключей тоже. И паспорта. У королевы — между прочим, в отличие от испанского короля — нет ни паспорта, ни удостоверения личности. В ее сумочке (барабанная дробь!) лежит множество маленьких талисманов, которые когда-то смастерили для нее ее дети. Она всегда носит их с собой. Дело в том, что королева немного суеверна и твердо убеждена, что эти маленькие, ничего не стоящие детские подарки приносят ей счастье. Как любая мать, гордящаяся детьми, она всегда держит в сумочке фотографии детей и внуков, среди них фото второго сына Эндрю, на котором он запечатлен после службы во время Фолклендской войны. Кроме того, там есть небольшая коробочка с мятными леденцами, несколько печений для собак и, на случай, если ей станет скучно, кроссворд, который она вырезает из «Таймс». Кроме того, перьевая ручка (королева ненавидит шариковые ручки), маленькое зеркальце, крошечный ежедневник от «Эспри» с ее инициалами «ER» (Elisabeth Regina — королева Елизавета), очки для чтения и самая дорогая вещь — маленькая серебряная коробочка для косметики, которую принц Филипп подарил ей после обручения. С недавних пор она все чаще берет с собой небольшой цифровой фотоаппарат, рождественский подарок принца Уильяма. В ноябре 2007 года, на встрече Британского содружества наций в Уганде, собравшиеся там главы правительств были ошеломлены, когда во время приема королева вдруг достала фотоаппарат и начала всех фотографировать.

Ну и, наконец, о важнейших «личностях» при английском дворе — о собаках королевы породы корги.

Все говорят, что королева предпочитает общество собак обществу людей. Может, это даже верно. Когда она и ее младшая сестра Маргарет были маленькими, они проводили очень много времени одни. Тогда их самыми верными друзьями были собаки. Вероятно, поэтому корги для королевы неприкосновенны.

Слуги королевы обязаны ухаживать за семью своенравными и не очень хорошо воспитанными корги. Собаки спят прямо у дверей королевской спальни в Виндзоре. В их корзиночках лежат толстые шерстяные пледы в шотландскую клетку, чтобы собакам не дуло. Специальный лакей каждое утро около восьми часов идет с ними в парк, чтобы они «сделали свои дела». Но так как в отличие от остальных членов королевской семьи они получили не очень строгое воспитание, то во дворце нередко случается беда, поэтому слугам ее величества приходится всегда держать наготове раствор соды и промокательную бумагу. В защиту чести корги надо, однако, сказать, что в таком огромном дворце им нелегко различить, внутри они или уже снаружи. Длинный, холодный коридор кажется собакам — в отличие от теплых залов и спальни — уже улицей.

У королевы чрезвычайно уравновешенный характер, она практически никогда не теряет самообладания. Один из немногих известных приступов ярости случился, когда слуга подмешал в корм собачкам джин и очень веселился, глядя, как они с трудом держались на своих коротких лапках. Слугу, Мэтью Кайнда, понизили в должности; один из его бывших коллег говорит, он должен радоваться, что его не выгнали сразу же:

— Ему это показалось смешным. А королеве, мягко выражаясь, было совсем не до смеха!

Но все-таки прислуга не очень любит собак. Во-первых, они невозможно избалованны, во-вторых — кусаются. Однажды один из корги атаковал лакея, как раз когда тот шел с серебряным подносом, уставленным напитками, в курительный салон, бедняга упал во весь рост, разбив в кровь руки и нос. Королева поспешила к месту происшествия, она не обратила ни малейшего внимания на слугу и волновалась исключительно о своей собачке. В настоящее время у королевы пять корги: Эмма, Линнет, Монти, Холли и Уиллоу. К ним следует прибавить еще Сайдера, Берри, Кэнди и Вулкана, это четыре дорги, порода, которую королева сама вывела, скрещивая корги и такс. Ведущий специалист по психологии животных Великобритании, доктор Роджер Магфорд, однажды сказал ей, что нехорошо держать так много собак одновременно, так как они собьются в стаю, начнут соперничать друг с другом за роль вожака и перестанут признавать авторитет человека. Думаю, по реакции королевы доктор очень скоро понял, что своему суверену можно дать ограниченное количество советов, прежде чем окажешься в Тауэре. На Рождество 2003 года в Сэндрингхэме произошла ужасная, по мнению королевы, трагедия, когда один из бультерьеров принцессы Анны убил Фароса, любимого корги королевы. По прибытии принцессы Анны вся стая корги с оглушительным лаем рванулась ей навстречу по лестнице; Флоранс, немолодой уже бультерьер, почувствовал себя в опасности и разорвал одну из собак.

— Ужасно. Весь вестибюль был залит кровью, — вспоминает один из придворных служащих.

Несколько дней королева была безутешна, из-за этого происшествия даже изменилось ее, обычно очень сердечное, отношение к дочери. С тех пор принцессе не разрешается привозить своих собак ни в Виндзор, ни в Сэндрингхэм, ни в Балморал.

Еще одна щекотливая тема — прислуга при английском дворе. Считается секретом Полишинеля, что по какой-то странной причине необычайно высокий процент мужского персонала (а это около ста человек) — гомосексуалисты. Некоторые утверждают, даже половина. Возможно, все дело в том, что люди, не связанные крепкими семейными узами, скорее соглашаются посвятить свою личную жизнь службе другим. Королева-мать дала своим слугам легендарное прозвище «бригада вязальщиц». Однажды она сидела в одном из залов Виндзора и ждала, когда же два болтавших друг с другом лакея принесут ей джин. В конце концов она потеряла терпение и произнесла легендарную фразу: «Дамы, когда вы прекратите сплетничать, попрошу одну из вас принести этой Даме джин с тоником!» Как-то королева, королева-мать и принцесса Маргарет незадолго до начала государственного банкета в Букингемском дворце застали двух камердинеров как раз в тот момент, когда те в королевской гардеробной примеряли украшения королевы. Три дамы вышли из лифта, и неожиданно перед ними оказались двое слуг, нарумяненных, накрасивших губы и увешанных украшениями, на головах у них красовались тиары, которые королева и принцесса Маргарет выбрали для банкета. Оба очень смутились. А королева — нет, она только сухо заметила:

— Боюсь, нам они больше к лицу.

Растерявшиеся слуги поспешили выйти.

В начале восьмидесятых заголовки газет пестрели сообщениями об оргиях, якобы устраиваемых «голубой» прислугой в Букингемском дворце. Королева-мать ничего не могла поделать с гомофобией, раздуваемой газетами Мёрдока, одной подруге она сказала:

— Мы не против гомосексуалистов. Наоборот, они очаровательны. И вообще, без них нам пришлось бы перейти на самообслуживание.

Но после того как сообщение о еще одной «оргии геев», на этот раз на борту «Британии», появилось на страницах бульварных газет, гофмаршальская королевская служба решила больше не нанимать на работу хотя бы совсем уж явных гомосексуалистов.

Дворецкие, которые раньше были на королевской службе, считаются среди английских миллионеров обязательным символом статуса. Дэвид и Виктория Бекхэмы тоже долгое время очень гордились, что им удалось нанять бывшего слугу королевы. Каждому гостю не меньше трех раз напоминали, что Джеймс (разумеется, его звали иначе, но Бекхэмы считали это имя «шикарным») раньше служил у королевы в Виндзоре. Но уже через год они расторгли контракт, за солидное отступное. Джеймс оказался для них слишком гомосексуальным. Футболисту было неприятно, что Джеймс все время под каким-нибудь предлогом без стука входил к нему в спальню, чтобы полюбоваться его прекрасным телом, как у Адониса.

К «секретам», которые также давно ожидают, когда с них снимут покров тайны, относятся и гастрономические предпочтения английской королевской семьи. Королева, например, никогда не ест острого. Чеснок, кэрри, кориандр и вообще все слишком резкие приправы она не признает. А еще спагетти (от них остаются пятна!) и фрукты с маленькими косточками (как у малины). Совместная трапеза, строго соблюдаемая в королевской семье, — чаепитие. Принц Чарльз однажды сказал, что пристрастие его семьи к ритуалу пятичасового чая прямо-таки сбивает с толку, «всё замирает, все думают только о сандвичах с огурцом и чае». Эти легендарные сандвичи с огурцом подаются, разумеется, без горбушки, причем удивительно, что у них нет углов.

— В моей семье не бывает квадратных или прямоугольных тостов, — разоткровенничался как-то принц Чарльз. — Это связано со старым суеверием: если подают тосты, сандвичи или какую-то другую еду с углами, то это предзнаменование — значит, кто-то попытается свергнуть суверена с трона.

Перед ужином обычно бывает аперитив (большей частью джин с мартини). Королева терпеть не может шампанское. Когда на государственных банкетах она поднимает бокал с шампанским, то лишь делает вид, будто выпивает маленький глоточек.

Королева очень патриотична и, что неожиданно, совершенно не капризна. Если того требует вежливость, она может съесть даже рагу из крысятины (как во время государственного визита в Белиз в Центральной Америке. Потом она сказала Филиппу, что это было совсем не так отвратительно, «немного похоже на крольчатину»). Во время ее исторического официального визита в Китай в 1986 году ей пришлось есть не только тухлые яйца (их на несколько недель закапывают в землю, чтобы они приобрели вкус настоящей тухлятины), но и сырых морских улиток, и тушеного трепанга, самое, кажется, удивительное существо в мире, называемое еще морским огурцом, осклизлое нечто, единственная цель жизни которого заключается в том, чтобы поесть и наоборот. Весь дипломатический корпус не сводил с нее глаз, с ужасом ожидая, какое у нее будет выражение лица. Палочками из слоновой кости королева отправила в рот слизистую массу, проглотила и произнесла ко всеобщему облегчению:

— Очень вкусно!

Подвиг, совершенный на благо отечества. Потом в узком кругу она рассказывала, что это блюдо мало отличается от крабового мяса.

Высокую кухню королева находит скорее неприятной. В этом отношении принц Чарльз намного привередливей. Куда бы он ни ехал, он берет с собой собственного повара и прежде всего собственные продукты. Принц требует, чтобы ему подавали только натуральные продукты; а так как он предпочитает овощи со своей сельскохозяйственной биофермы в Хайгроуве, то всегда возит их с собой. Даже когда он навещает свою мать в Балморале, то предпочитает везти свои «биоовощи» больше восьмисот километров в рефрижераторе, а не есть те, что поставляют местные фермеры королевскому двору. Благодаря таким капризам он приобретает не только друзей. Да и его требования относительно завтрака даже в собственной семье иногда вызывают гримасу раздражения: свежевыжатый апельсиновый сок, немного очищенных и нарезанных фруктов, изготовленные специально для него мюсли, молоко (исключительно с собственной молочной фермы!), тост из цельнозернового хлеба и восемь — да-да, восемь! — различных сортов меда. Кроме того, каждое утро принц Уэльский соблюдает довольно экстравагантный ритуал, прежде чем съесть яйцо (естественно, только от куриц, находящихся на естественном содержании). Ему всегда подают четыре яйца, которые варились следующим образом: первое — четыре с половиной, последнее — шесть минут и вынимались из кипятка с интервалом в тридцать секунд. Их расставляют в ряд перед его тарелкой соответственно времени варки. Если яйцо № 1 кажется ему немного мягким, он оставляет его и переходит к № 2 — и так далее.

Вот, пожалуй, и все о маленьких капризах и привычках при английском дворе, без которых история была бы неполной. Прежде чем перейти к следующей главе, еще несколько мелких замечаний касательно общения королевских особ друг с другом. Принц Филипп — в общем-то единственный человек в этом мире, который обращается с королевой «нормально». Для королевы это значит очень много, потому что в остальном она имеет дело с людьми, старающимися создать вокруг нее искусственную «парфюмерную» атмосферу. Однажды принц Филипп ехал с королевой по Виндзорскому парку, причем так быстро, что она немного занервничала. В какой-то момент он не выдержал:

— Если ты не прекратишь свой спектакль, я остановлю машину и можешь дальше идти пешком.

Лорд Маунтбаттен, ехавший на заднем сиденье, потом спросил ее, почему она терпит такой стиль вождения своего мужа. Ответ:

— Но ты же слышал, что он сказал.

И еще один маленький эпизод из жизни незабвенной королевы-матери, дамы, обладавшей способностью самым очаровательным образом вуалировать маленькие колкости. Спустя два года после смерти Дианы Чарльз решил, что приличия соблюдены, и начал все чаще появляться в узком кругу с Камиллой Паркер-Боулз. Королеву-мать это сердило. Она этого не одобряла. Как-то принцу Чарльзу все-таки удалось устроить, что королева-мать пригласила его вместе с Камиллой на обед к себе в Кларенс-Хаус. В какой-то момент во время еды нервозность Камиллы дала себя знать, и она оперлась локтями на стол. Королева-мать заметила эту оплошность и с озабоченным видом спросила:

— Вы вполне здоровы, дорогая?

Это не тот день, о котором Камилла любит вспоминать. Покойная королева-мамочка. Благослови ее Господь! Я вспоминаю короткую встречу с ней в Чатсворт-Хаусе, замке ее подруги, герцогини Девонширской. Она заметила, что я несколько растерянно слоняюсь по гостиной, держась за свою сигарету, пригласила меня присесть рядом с ней, постучав рукой по свободному месту на диване около себя, и начала самую дружескую беседу. Она была очаровательна. Слышала королева-мать уже не очень хорошо, поэтому я придвинулся поближе, наверное, слишком близко. Она не стала требовать, чтобы я отодвинулся, вместо этого лишь сказала:

— Вы не находите, что становится немного жарко?

Что за великая женщина!