Пролог

Not a course for the faint hearted,

This journey that I’m on demands my all,

I will overthrow my tribulations

And value what they’re worth let it be heard:

Gain control, self-esteem, ‘till I reach my dream[1].

Xandria. Call Of Destiny

Тропу, петлявшую меж холмов, было трудно отыскать и днем; по сути, она и тропой-то не была – так, полоска примятой травы. Сейчас же, в свете луны, она и вовсе не выделялась из окружающего пейзажа. Однако бредущий по ней человек явно знал, куда шел, и, хотя едва переставлял ноги от усталости, целеустремленно продолжал путь. По виду он мало чем отличался от бродяги: грязная заношенная одежда, давно не мытые, всклокоченные волосы, опущенные плечи, исхудавшее, осунувшееся лицо. Вряд ли кто-то теперь признал бы в нем Верховного мага – всегда аккуратного, представительного и даже чопорного Измиера. И лишь когда он изредка вскидывал голову, устремляя взгляд вдаль, в его облике проступала былая гордыня и на лице появлялась улыбка – маг был очень доволен собой.

Хорошо происходить из благородного, пускай и малоизвестного рода, видеть уважение и почитание со стороны простолюдинов, ощущать его и наслаждаться им.

Хорошо родиться со способностью к магии. И пусть все окружающие, включая родных, относятся к тебе с опаской: в конце концов, можно и не показывать при них свои умения – по меньшей мере пока втайне ото всех не доведешь их до совершенства, будучи уверенным, что однажды эта сила тебе пригодится. Ведь уважение черни – это так мало, особенно когда оно достается даром, а вот расположение кого-то повыше придется заслужить.

Хорошо быть наемным магом, видеть, как люди со страхом глядят на тебя, обращаясь с просьбой о помощи и предлагая приличное вознаграждение. Приятно чувствовать свое превосходство, что они нуждаются в твоей силе.

Здорово быть искателем приключений, странствовать по миру, без страха ввязываясь в самые опасные дела, все увеличивая свое богатство, чтобы твоя власть опиралась не только на силу, но и на деньги. Таким однажды тебя примут даже в столице, где ты сможешь подняться до самых верхов, потому что никто из лощеных неженок, что зовутся там власть имущими, не обладает твоей волей.

Монархом нельзя стать, им надо родиться, но если занять нужное место, например встать во главе Светлого Совета, то вполне сможешь принимать решения за самого короля. Даже самые честолюбивые сочли бы это пределом мечтаний, но Измиер просто не умел останавливаться на достигнутом. Видимо, потому она и выбрала его.

Сначала сны были неясными – даже не образы, эмоции. Что-то легкое, едва коснувшись сознания, оставляло поутру чувство тревоги или, напротив, спокойной уверенности. Измиер догадывался, что это не просто сны, но трусливо убегать, столкнувшись с чем-то неведомым, или пытаться не замечать его в надежде, что оно само уйдет, было не в его характере. Он не стал сопротивляться, открылся этой силе, пытаясь понять, с чем имеет дело, готовый, однако, в случае чего дать отпор. И тогда она стала действовать смелее. Появились видения, голоса, сперва неразборчивые, но вскоре обретшие форму и ясность. Ему предлагали встретиться с кем-то, обещая за послушание силу, которую даже он, глава Светлого Совета, не мог вообразить.

Как он вскоре осознал, сила, что явилась к нему, была Пустотой. Так ее называли в тех редких книгах, где она вообще упоминалась. Писали о ней как о великой угрозе для каждого, кто послушает ее, и даже для мира в целом. Однако опирались эти книги на древние рукописи тех времен, когда люди жили в ладу с другими народами, времен иных богов и суеверий, ныне забытых. Впрочем, в саму Пустоту Измиер прежде тоже не верил, так что разобраться, где в древних книгах правда, а где вымысел, было нелегко, и Верховный маг принял решение вести себя осмотрительно, а заодно постараться изучить вопрос получше. Но пока требования Пустоты казались относительно безвредными, он рассудил, что выполнять их стоит. Упускать такую возможность, без веской причины давать повод этой силе выбрать другого он не собирался.

Того, с кем Пустота предложила ему встретиться, звали Триан, и он оказался эльфом. Просил он непонятного, предлагал большие деньги за нечто на первый взгляд бесполезное. Обращаться с подобным предложением к прежнему Измиеру – искателю приключений – было бы еще разумно, но просить того же от главы Светлого Совета казалось более чем странным. Вряд ли Триан сам додумался бы до такого: очевидно, того на встречу также привела Пустота.

Прядь волос с правого виска орка, чешуйки с определенного плавника мориана, нижнее ребро гнома и золотые перья тейнара – вот что хотел получить эльф. Измиер выполнял заказы, втайне собирая те же компоненты и для себя, не зная, для чего ему это, но понимая: что ценно для этого эльфа, то и ему может пригодиться.

Триан тщательно скрывал свои истинные намерения, но даже ему было не обойтись без помощников, с которыми договориться оказалось проще. Так Измиер узнал про Алую Сферу.

Пустота – ненадежный союзник, она помогает тебе, когда сама захочет, ее не поставить себе на службу. К тому же это лишь разрушительная сила, не способная творить. Алая Сфера – дело другое: возможность управлять стихиями, как это могут их Дети, а не маги; обращаться к стихиям на внешней стороне мира, без нитей, без изнанки, да еще и к нескольким одновременно, хоть ко всем разом!

Подробностей подручный Триана не знал. До сих пор Верховный маг считал, что неплохо умеет получать нужные сведения, для этого у него хватало и денег, и времени, и влияния. Но вот о Сфере даже ему не удавалось ничего раскопать. По всему выходило, что кроме Триана и его ближайших сподвижников об этом загадочном предмете никто ничего не слышал. Обширная библиотека Академии Магии и все те книги, что хранились у самого Измиера, также не смогли дать ответа.

А потом Измиер вспомнил, что в молодости читал запрещенную в Хаммаре книгу Фурхата Диамарского. Жил в древности такой человек, могущественный маг, и, подобно многим в те времена, гнался за несбыточными фантазиями – думал, что магия способна дать человеку все, чего тот пожелает. Желания его не отличались оригинальностью: сперва он пытался найти ключ к вечной жизни, потом к воскрешению мертвых, позже – лекарство от любых болезней, а когда потерпел неудачу во всем этом, сосредоточился на поиске источника неиссякаемого богатства. В общем-то, он не добился ничего из вышеупомянутого, зато попутно сделал несколько менее важных открытий (Измиер уже точно не помнил каких). Интересен он, однако, был не этим, подобных мечтателей хватало во все времена, – но, в отличие от большинства из них, Фурхат считал приемлемыми любые средства для достижения своих целей. Не считаясь ни с чем, он легко приносил в жертву своим поискам животных, людей и Детей Стихий. Однажды он вырвал сердце из груди еще живого человека, просто чтобы поглядеть, можно ли заставить его продолжать биться. Если верить записям, Фурхату это отчасти удалось: сердце застыло только через несколько долей. Опыт мог бы считаться удачным, однако ни сам Фурхат, ни его последователи не придумали, какую из этого можно извлечь пользу. И это было еще не самое жестокое из того, что он творил.

Чудо, что подобная книга вообще сохранилась. В серьезно пострадавшей после Первого Буйства Стихий Нихаммарской империи – нынешнем Хаммаре – строжайше запретили все, связанное с магией, и любые подобные книги ждало немедленное сожжение. К счастью, уцелевшие записи попали в руки одному собирателю редкостей, и тому удалось вывести их на Виэлию, где он и составил из разрозненных заметок более-менее связную книгу. Впоследствии в Арденне книга была разрешена к прочтению только магам, да и то Треугольник, а после и Светлый Совет настоятельно указывали этого не делать.

Последним опытом, который собирался провести Фурхат, должна была стать попытка выйти за пределы мира. Ближе к концу жизни он где-то услышал, что это возможно, но Создательница Кириат разрешила это только Детям Стихий, да и то лишь в том случае, если придется спасаться из погибающего мира. Чтобы открыть выход в другие миры, нужно было собрать хотя бы по одному представителю от каждого народа. Согласно последней записи в книге Фурхата, он намеревался убить по одному из Детей Стихий каждого вида и использовать их кровь для ритуала, создав таким образом иллюзию, что шесть представителей объединились. На этом записи обрывались. Удалось ли магу совершить задуманное и, если да, к чему это привело, осталось тайной. Однако тут прослеживалось явное сходство с тем, что задумал Триан.

Тем не менее все еще было неясно, почему эльф просил принести столь странные части тел. Фурхат писал, что кровь или плоть нелюдей позволяет на время получить их силу, управлять связанными с ними стихиями на этой стороне мира, без помощи нитей. Вот только действует эта кровь очень недолго. Если взять кровь от живого Дитя Стихии, то сможешь пользоваться ей всего несколько дней, и то при должном хранении, позже она неминуемо портится. Если же нелюдь убить, пройдет меньше суток, прежде чем его кровь, как и тело, распадется, слившись со своей стихией. Это объясняло, почему Триана не устраивала просто кровь, но в чем была значимость именно этих частей тела? Фурхат об этом не сообщал, и Измиеру пришлось потратить немало времени на поиск разгадки. В конце концов он обнаружил и это.

У каждого вида Детей Стихий была своя часть тела, непосредственно связанная с его стихией. Если кого-то из них лишить этой части, он обречен на скорую, но весьма мучительную смерть. Также его тело лишится возможности вернуться в собственную стихию и родиться заново. Но самое главное: эта связующая часть, отделенная от основного тела, остается нетленной навеки. Вот почему для создания Сферы нужна была именно она. Эти части могли лежать в тайнике в первозданном виде столько времени, сколько потребуется для поиска остальных компонентов. Измиер удивлялся только, как Фурхат собирался добыть кровь всех представителей Детей Стихий в такой срок, чтобы она осталась свежей. Впрочем, в те годы люди и нелюди жили бок о бок, и ему это было куда проще.

За частью тела эльфа Триан Измиера не отправлял, значит, уже сам добыл ее. Что ж, Измиер выяснил подробности и достал себе такую же. Ей оказался правый глаз.

Оставался последний компонент – серебристая прядь волос фейра. Или правильней сказать – клочок шерсти? Кто этих фейров разберет… В любом случае дело было нелегким, но оно превратилось в почти невыполнимое, когда Измиер решил, что пора действовать самостоятельно, отказавшись от помощи Триана. Тому он ничего не сказал, просто однажды в Гамардан[2] исчез, отправившись на Оссианду – далекий материк, где никогда не жили люди, давно выбранный фейрами, самыми малоизученными из всех Детей Стихий.

Он до сих пор не хотел признаваться себе в этом, но Пустота пришла к Триану раньше и выбрала его главным из них двоих. Измиер мог пользоваться ее силой лишь до тех пор, пока действовал заодно с эльфом. Пустота создавала порталы, надрывая саму ткань мира: это позволяло Измиеру быстро и легко попадать в нужное место и так же возвращаться обратно. Перестав работать на Триана, он сам лишил себя этой возможности.

Конечно, можно достать Триану последний компонент, как и прежде, оставив себе такой же, но кто мог знать, что у эльфа на уме. Позволить ему получить столь мощный артефакт слишком неразумно. К тому же создание Сферы – план Пустоты, и, если хоть часть известного о ней – правда, следование ее советам могло привести к катастрофе. Заполучив Сферу, Измиер больше не собирался иметь с Пустотой дела, но он не мог с уверенностью сказать того же о Триане. В общем, как в былые годы, приходилось рассчитывать лишь на себя.

Корабли на Оссианду не ходили: все морские пути в том направлении давно перекрыли морианы, и для путешествия Измиеру предстояло найти еще больших безумцев, чем он сам. И ему-то это плавание казалось большой опасностью, а любой здравомыслящий человек посчитал бы это предприятие верной смертью.

Прибыв в Гермин, порт на море Эйслинд, Измиер ежедневно наведывался в гавань, пытаясь отыскать того, кто все же решился бы на это путешествие. Он подходил к каждому владельцу небольшого судна, предлагал тройную цену ему и каждому члену экипажа, которого тот уговорит. Своего настоящего имени он не называл, но того, что владеет магией, не скрывал, в надежде, что хоть это вселит в очередного капитана уверенность в успехе. Он опасался, что Триан может начать его искать, что слухи о маге, пытающемся добраться до Оссианды, могут привести того сюда… но дни шли, а эльф так и не появился.

Наконец спустя несколько декан[3] ему удалось нанять легкий бриг, точнее, уговорить капитана, бывалого морского волка, в юности промышлявшего контрабандой, да и сейчас не брезговавшего незаконными источниками дохода. На поиски команды ушло еще столько же времени и немало золотых эрдоинов[4]. И вот в один из солнечных дней Талатерна[5] они отплыли.

Несколько дней спустя бриг достиг вод, куда корабли не заходили уже около сотни лет, и теперь все на корабле, кто не был занят работой, всматривались в морскую даль, ожидая беды. Многие даже на ночь оставались на палубе – Измиер в том числе, и все же разразившийся шторм застал всех врасплох.

Спокойное до самого горизонта море вдруг взметнулось волнами, легко перехлестнувшими не слишком высокий борт. Нескольких человек сразу смыло, остальные бросились прочь от бортов. Кто-то полез было спускать паруса, но капитан остановил его – дул прежний попутный бриз, но обезумевшее море жило своей жизнью. Чудовищные волны, кидавшие бриг как щепку, бушевали под безоблачным небом и ярким теплым солнцем – зрелище жуткое в своей неестественности. Удержаться на пляшущей под ногами палубе было не легче, чем на спине дикого коня: Измиер мог стоять, лишь вцепившись в ванты изо всех сил. Поудобнее перехватившись одной рукой, второй он нащупал один из множества кулонов на шее. Все они были зачарованы и заряжены лишь одной стихией – ветром.

– Волны понесут нас на рифы, пусть рулевой глядит во все глаза! – крикнул он капитану. – И прикажи поднять все паруса, тогда, может, и уцелеем.

И он раскрыл первый кулон.

Невидимая трещина расколола внешний мир, связав его с той стороной. Ветер ворвался с изнанки, но не рядом с кораблем, а там, где наметил Измиер, – далеко, почти у горизонта. То, что стихия накопилась рядом с талисманом, значения не имело, нити позволяли выпустить ее почти где угодно. Измиер не видел, как возникшие словно из ниоткуда потоки воздуха поднимают волны и несутся к кораблю, но чувствовал это. Он вцепился в нити той же рукой, которой сжимал кулон, и напрягал все силы, чтобы подтолкнуть стихию, заставить ускориться.

Буря налетела, мгновенно наполнив паруса. Первый же порыв толкнул корабль вперед, Измиера прижало к вантам, кто-то, не удержавшись, рухнул на палубу, но в то же время качка заметно ослабела. Казалось, что осадка брига уменьшилась, что он поднялся из волн и теперь лишь едва задевал их килем. Этого не могло быть, даже самый сильный ураган был на это не способен, но корабль перестал заваливаться, едва не черпая воду то одним, то другим бортом, и понесся вперед так стремительно, что и впрямь чудилось, будто он взлетел. Шторм ослаб, волны, поднятые ветром Измиера, шли наперерез и частично гасили его.

Видел ли кто-нибудь рифы, смог ли направить корабль по безопасному пути, или они проскочили лишь благодаря везению – Измиер не знал. Гул ветра смешался с ревом волн, не позволяя ему услышать кого-нибудь на расстоянии даже нескольких шагов. Когда ветер стал затихать, а волны по-прежнему бушевали, он раскрыл второй кулон, позже – еще один. Когда иссякла стихия, накопленная в восьмом, на море осталась лишь легкая рябь. Они выбрались из смертельной ловушки.

Оставшаяся часть пути прошла спокойно.

Многие в Арденне представляли Оссианду чудовищным миром огня и камня, где способны выживать лишь огненные демоны. На деле же вулканы занимали лишь сравнительно небольшую часть на юге континента – большинство огненных гор ушло на дно во Втором Буйстве Стихий. Те места и впрямь были опасны для людей, к тому же оказалось почти невозможно причалить к скалистым обрывистым берегам, да и лезть прямо к фейрам Измиер не собирался. Так что бриг укрылся в небольшой бухте на северо-востоке материка, и маг, оставив команду дожидаться, сошел на берег один.

Его путь пролегал через живописные луга, трава которых доходила ему почти до груди, небольшие рощи, где оглушительно щебетали птицы, мимо рек и озер с хрустально-чистой водой. Повсюду кипела жизнь. Мелкие луговые зверьки, конечно, старались не показываться на глаза – их выдавал лишь шорох да колыхание травы; крупные животные пока не встречались, а вот птиц на острове было полно. Они носились по небу поодиночке и целыми стайками, а порой вспархивали почти из-под ног.

Измиер много путешествовал по Виэлии, причем не только по городам – в глушь его тоже заносило, и он по достоинству мог оценить разнообразие природы родного материка, однако живописные виды Оссианды впечатлили даже его. Просто удивительно, что именно этот цветущий край люди полагали кошмарным, лишенным жизни местом. Пейзаж портило лишь затянутое дымом и пеплом небо на горизонте, как раз в той стороне, куда Измиер держал путь.

Припасов с корабля он взял немного, зато прихватил охотничий лук, уверенный, что с ним без особых усилий сможет добыть себе пищу. Так и вышло: подбивать стрелами вездесущих птиц оказалось совсем не трудно. В молодости Измиер нередко сталкивался с опасностью и давно уяснил, что магия – дело хорошее, но полагаться только на нее одну – не лучшее решение, и другие навыки тоже весьма полезны. Теперь он убедился, что за годы спокойной и сытой жизни в Виарене еще не разучился стрелять. В добыче пищи магия тоже могла сослужить неплохую службу: если птица пролетала прямо над его головой, Измиер создавал воздушную воронку, и пернатая сама падала ему в руки – оставалось лишь свернуть шею и ощипать. И уж конечно, с помощью магии удобно было разводить костер. Несколько раз ему удавалось подбить стрелами крупных белок – те беззаботно скакали по верхним веткам и чувствовали себя в полной безопасности. Впрочем, Измиер не гнушался любой пищи: собирал грибы и ягоды, попадавшиеся на пути, откапывал питательные корешки.

Так день за днем он шел на юг, но пока не встретил никого, похожего на фейров. И вот спустя примерно три деканы он заметил, как в траве за деревьями мелькает что-то рыжее. В первый миг Измиер решил, что это лисица, но вскоре зверь выскочил на поляну, и он понял, что ошибся.

Кошка. Самая обычная кошка, вот только больше привычных Измиеру раза в три. По рассказам Триана, фейры могли принять почти любой вид, но истинных облика у них было два: птицы и кошки. В одном из них они рождались и в обоих могли пребывать сколь угодно долго. Эта внезапная мысль заставила Измиера замереть на месте, и кошка также застыла, глядя ему прямо в глаза – осмысленно, почти по-человечески. Это продолжалось несколько мгновений, и все это время Измиер старался не дышать и даже не моргать.

Наконец кошку отвлекла пролетавшая мимо бабочка. Она погналась следом, смешно подпрыгивая, пытаясь поймать ускользавшую в последний миг добычу. Она носилась по всей поляне, потеряв к человеку всякий интерес. Могла ли фейра так вести себя? Гномы, орки и прочие нелюди были вполне разумны, эта же вела себя как животное или… как ребенок. Возможно ли, что она просто слишком молода? По-прежнему не шевелясь, следя за животным одними глазами, Измиер пригляделся получше. Так и есть, в кошачьей шерстке проскакивали едва заметные крохотные искорки.

Медленно, стараясь не спугнуть странное существо, он поднял руку к груди, взявшись за амулет, который давно перезарядил, но на этот раз уже не ветром. Вот теперь он не боялся ее напугать, теперь именно это и требовалось. Подождав, когда кошка приблизится, Измиер с громким криком бросился на нее.

Та взвизгнула совсем не по-кошачьи и прыгнула вверх. Ее тело потеряло очертания, расплылось в воздухе мазком огненной краски и вновь обрело четкость, став совсем другим. Взмахнув яркими крыльями, фейра птицей устремилась ввысь.

Но улететь далеко ей было не суждено. Измиер раскрыл амулет, и плотная масса песка рухнула на фейру сверху, сбивая на землю. Раз за разом птица пыталась подняться, но лишь билась на траве, не в силах преодолеть льющийся с небес тяжелый поток. Подойдя ближе, к самой границе песчаного дождя, Измиер вновь крикнул, постаравшись придать голосу искреннюю ярость, и защитный инстинкт фейры сработал. Огонь коконом окутал тело птицы, разгорелся ярче, полыхнул, расширяясь, стремясь уничтожить любую угрозу для своей хозяйки. Измиер бросился на землю, закрываясь от смертельного жара, пополз прочь, чувствуя, что одежда вот-вот вспыхнет. Но, как маг и надеялся, песок сдержал огненную стихию, – плавясь, жидким стеклом облепляя птицу, он окончательно сковал ее движения, проникая сквозь перья до самой кожи. Напуганная фейра разжигала огонь все сильнее, но от этого становилось только хуже – стеклянная оболочка росла, и не было никакой возможности спастись.

Этого Измиер уже не видел: он по-прежнему полз, одновременно стараясь закрыть руками лицо и борясь с желанием вскочить на ноги. Он ощущал, как воздух вокруг становится все горячее, но знал, что выше он и вовсе раскален. Отчаянный резкий крик резанул его по ушам. Ни птицы, ни кошки не способны издать такой звук, это был плач ребенка, напуганного смертельно, в самом прямом смысле этого слова, ощутившего себя на пороге гибели. Крик сорвался на визг и смолк. Жар утих, Измиер наконец смог подняться.

Все прошло даже легче, чем он ожидал; сложнее оказалось добраться до искомой шерсти. Та оставалась неизменной даже среди птичьих перьев; вырастая из головы, она струилась аккуратной прядкой вдоль позвоночника, однако сейчас под слоем расплавленного песка различалась с трудом. К счастью, поскольку песок призвал с изнанки сам Измиер, он по-прежнему имел над ним власть. Стекло потрескалось и раскрошилось, повинуясь воле мага, и вскоре клок серебристой шерсти был у него.

На корабль Измиер вернулся без приключений, а вот путешествие до Виэлии прошло далеко не так гладко. На этот раз амулеты не спасли. Шторм начался ночью, да еще в пасмурную погоду, было почти невозможно разглядеть, куда их несет. Измиер решил уже позволить освобожденному им ветру дуть как вздумается и, потянувшись к стихии энергии, пролить хоть немного света на черные воды. Но тут луна вышла из-за туч, открыв жуткое зрелище.

Скалы торчали из воды буквально повсюду, вода вокруг брига прямо кипела, разбиваясь о черные острые камни. О том, чтобы спастись от крушения, меняя направление ветра, не могло быть и речи: извлекать воздух с изнанки приходилось на большом расстоянии от корабля, чтобы была возможность его разогнать. Это требовало времени, а опасность грозила судну раз по десять за секану[6]. Некоторое время рулевому удавалось избежать столкновения, но вскоре очередная волна швырнула их прямо на рифы.

Дальше и вспоминать не хотелось… а забыть было непросто. Измиер оказался в воде. Он сносно умел плавать, но большой любви к купанию и раньше-то не испытывал, а уж теперь… Волны то подбрасывали его вверх, то роняли в бездну, постоянно норовя захлестнуть с головой. Измиер отплевывался, судорожно глотая воздух и вновь уходя под воду, и рвался к поверхности изо всех сил. Поймать ритм было невозможно, волны шли абсолютно хаотично, накатывали с разных сторон – то сравнительно небольшие, то огромные, в несколько ланов[7] высотой. И все же вскоре ему удалось приноровиться и, насколько это было возможно, успокоиться. Он перестал сопротивляться, отдавшись во власть стихии, позволив волнам погружать его вниз и помогая им же выталкивать его обратно; он начал чувствовать, когда лучше всплывать, а когда толща воды над головой слишком велика.

Теперь можно было и осмотреться. Выживших в поле зрения не наблюдалось. Поначалу слышались крики, но они затихли до того, как Измиер сообразил, откуда те доносились. Вдалеке он заметил шлюпку с брига и попытался плыть в ту сторону, но волны не давали приблизиться. Вскоре лодка пропала из виду – то ли тоже разбилась, то ли просто скрылась за волнами. Еще через некоторое время ему удалось зацепиться за обломок мачты, и держаться на плаву сразу стало куда проще. Главное теперь – не отпускать спасительную деревяшку.

Было холодно. Не смертельно, но весьма неприятно. А хуже всего было от мысли, что совершенно невозможно предсказать, сколько еще предстоит так плыть. Амулеты Измиер потерял: видимо, их сорвало с шеи волнами, он и не заметил когда, но накрепко привязанный к поясу кошель оставался на месте, это главное. Денег там почти не оставалось – он отдал обещанное капитану, как только вернулся с материка на корабль, зато серебристая прядь фейры сохранилась в целости.

К утру шторм утих, вокруг, до самого горизонта, простиралось спокойное море – ни кораблей, ни островов, ни даже рифов. Так, вцепившись в мачту, Измиер и плыл по казавшимся бескрайними волнам. Время шло, и в нем нарастал страх. Голод и даже жажду он пока еще мог терпеть, страшнее было заснуть. Он привязал себя к обломку собственной рубахой, но это не мешало ему окунаться с головой всякий раз, когда усталость брала свое, и сон побеждал. Глотнув воды, Измиер тут же просыпался и немедленно выныривал, но вскоре глаза опять норовили закрыться, и все повторялось. Наконец он смог опереться грудью о мачту так, что лицо его оставалось над водой, даже если он переставал держаться. Положение было не слишком устойчивым: со временем он все равно соскальзывал, или шальная волна сбрасывала его, но все же немного отдохнуть ему таким образом удалось.

Землю Измиер увидел лишь через несколько дней, жажда к тому времени стала почти нестерпимой, давно заставив его забыть о голоде. Одной Кириат известно, сколько ему потребовалось воли, чтобы сдержаться и не напиться морской воды.

Добравшись до берега, Измиер заснул, едва отвязался от мачты и отполз от воды на сотню-другую шагов. Жажда по-прежнему сжигала его изнутри, но сил искать ближайшую реку или ручей уже не осталось.

Кто-то потряс его за плечи. Казалось, это случилось сразу, стоило закрыть глаза, но, судя по положению солнца, проспал он не одну долю[8]. Над ним склонился Товин, моряк с брига, за его спиной маячил второй – кажется, Дун. Смотрели оба не слишком дружелюбно, но и не враждебно.

Измиер ожидал худшего. Он не испытывал угрызений совести: те сами согласились на это путешествие, и капитан честно им заплатил. Однако людям свойственно взваливать вину на кого угодно, кроме себя, и потому Измиер ждал от них обвинений в крушении брига. Однако ничего подобного не случилось; моряки разве что не слишком приветливо с ним разговаривали, хотя это могло быть и не связано с кораблем – Товин с Дуном просто не знали, как себя держать с человеком не их круга. Впрочем, даже эта натянутость длилась недолго и не помешала морякам позвать Измиера к костру, предложить воды и угостить мясом местной птицы. На пищу маг сперва даже не взглянул – он готов был выпить до дня всю флягу, но знал, что так делать не стоит: его может стошнить, от чего станет только хуже. Потому он осторожно цедил воду маленькими глотками, сдерживая себя из последних сил, и лишь когда фляга опустела, обратил свое внимание на мясо, да и то не стал набрасываться сразу. Здоровенный окорок прожарился плохо, но Измиеру пришелся по вкусу. Правда, сейчас он съел бы все что угодно.

На вопрос, как же удалось изловить такую добычу, Товин ответил, что место здесь странное, птицы не летают и вообще удивительно доверчивы. Руками, конечно, поймать трудновато, но вот камнем подбить проще простого.

Выяснилось, что моряки попали сюда за день до Измиера. После крушения они добрались до лодки – та проплывала совсем близко. Они держались в бушующем море несколько долей, но потом посудина все же зачерпнула воду бортом и пошла ко дну. К тому времени их отнесло от обломков корабля уже довольно далеко. К счастью, оба уверенно чувствовали себя в воде. Когда шторм утих, они смогли определить направление по солнцу. Судя по картам, которые они прекрасно помнили, ближайшей землей в этих водах были Эриотийские острова к северу от места крушения. Туда-то оба и направились вплавь, не зная, какие тут течения и куда их будет сносить. Им удалось продержаться на воде почти двое суток, по истечении которых, полностью выбившись из сил, они все же добрались до берега. Судя по тому, что Измиера выбросило туда же днем позже, течение было попутным. В этом всем троим невероятно повезло. Есть ли другие выжившие, моряки не знали.

Остров оказался необитаемым: люди, похоже, и не жили тут никогда, а из животных кроме тех крупных нелетающих птиц водились разве что грызуны. Травы и кусты по высоте не уступали деревьям: над головой огромными зонтиками раскинулись широкие мясистые листья, на стеблях белели крупные цветы. Встречались и плоды – тоже крупные, круглые, сочные, с резким, но приятным запахом. Однако эти фрукты (или их стоило считать ягодами?) не были знакомы никому из троих, и пробовать их остереглись. В конце концов, мяса птиц вполне хватало для пропитания.

За день небольшой остров можно было пересечь целиком. С берега Измиер и его спутники разглядели полоску земли на горизонте. Насколько маг помнил, на Эриотийских островах никогда не было постоянного населения, лишь на самом большом из них, Илмане, посменно жили шахтеры и охотники, несколько тысяч человек. В основном там добывали золото, также оттуда привозили уникальную черную кость – прочный и красивый материал, получаемый от животных, водившихся только здесь. Были попытки переселить их на Виэлию и Мэллу, но они оказались не приспособлены к жизни на материках и быстро погибали. Измиер даже не мог вспомнить, как они выглядят. После Второго Буйства Стихий морианы перекрыли морские пути, и, что после случилось с людьми на острове, никто не знал.

Неизвестно, на каком из островов оказались выжившие, в какой стороне Илман, но попробовать добраться до видневшейся на горизонте земли определенно стоило. Товин и Дун наверняка смогли бы переплыть пролив, но Измиер не был так уверен в своих силах.

При помощи огня и заостренных камней им удалось повалить несколько толстых стеблей. Разорвав на лоскуты рубахи и отобрав несколько прочных гибких веток, мужчины связали стебли в подобие плота – с виду не слишком надежное, но долго его использовать и не собирались. Вес всех троих плот выдержать не мог, в лучшем случае одного, поэтому пришлось плыть в воде, придерживаясь за край. Стебли пропитывались водой и постепенно погружались все глубже, пока плот не затонул окончательно – к счастью, до земли оставалось недалеко.

Новый остров оказался побольше первого, но в остальном мало от него отличался, если бы не явные признаки присутствия человека: грубые хижины, рыболовные снасти, старые кострища. По всему выходило, что люди ушли отсюда не больше года назад. Других островов, не считая первого, отсюда видно не было, плыть в неизвестном направлении не хотелось, и товарищи по несчастью решили пожить тут какое-то время, в надежде, что те люди вернутся.

Ждать пришлось до самого Эвлияра[9]. Повезло, что Эриотийские острова располагались значительно южнее Виэлии, практически на одном уровне с жарким Хаммаром, так что холодные сезоны Измиер и моряки пережили вполне сносно. Спустя пару дней после смены цвета солнца с желтого на голубой к острову причалило несколько десятков рыбачьих лодок с крепкими, смуглыми и вполне дружелюбными людьми. Мозолистыми руками и обветренными лицами они напоминали моряков, но что-то неуловимое выдавало в них людей, привыкших большую часть времени проводить на суше. Говорили они на арденнском, но так сильно коверкая слова, что понять их можно было лишь с большим трудом.

Рыбаков очень расстроило, что Измиер и моряки убили и съели почти всех птиц на острове, но они понимали, что у тех не было особого выбора. Они рассказали, что жители Илмана издавна старались защитить этих красивых созданий. Когда люди только прибыли на эти острова, птиц было совсем мало и выживали они чудом. Крупных хищников тут не водилось, но мелкие любили полакомиться яйцами. Люди истребили их, позволив птицам жить здесь свободно, стать украшением острова. Назвали их ниссами.

Помет этих птиц оказался отличным удобрением, и со временем растения на острове, и прежде довольно высокие, вымахали еще чуть ли не в полтора раза. Росту овощей он тоже способствовал, потому на Илмане ниссы особенно ценились, ведь на других островах архипелага люди постоянно не жили. Позже хищники появлялись на островах снова, и никто не понимал, откуда они берутся. Это случалось в том числе и после Второго Буйства, когда корабли их сюда точно не привозили, а на водоплавающих эти звери не походили. Хорошо хоть происходило это примерно два раза в столетие. Людям снова приходилось их истреблять, защищая ниссов.

В этот сезон мимо острова, где находился Измиер с моряками, проходили огромные косяки серебристого лосося, потому каждый год мужчины с Илмана приплывали сюда рыбачить. Улова хватало едва ли не на целый год. Рыба – это, конечно, хорошо, но все согласились, что помочь потерпевшим кораблекрушение куда важнее, и двое рыбаков переправили их на Илман.

На самом крупном острове архипелага ниссы бегали повсюду; кроме этого, жители разводили свиней и коз. Крупные ароматные фрукты, виденные путешественниками на других островах, росли и здесь и оказались очень даже съедобны. Людей за сто лет стало больше – уже не одно поселение, а целых три. Жили островитяне в небольших деревянных домах. Измиер сразу обратил внимание, что на Илмане растут настоящие деревья, а не только гигантская трава: это было важно, если он хотел выбраться оттуда.

Дома выглядели довольно просто, даже бедно, и тем страннее смотрелись выставленные прямо на улице золотые статуэтки, чаши и различные украшения. Все ясно: золото здесь добывалось издавна, в основном ради него люди и приезжали на Илман, а после того, как архипелаг отрезало от материков, менять драгоценный металл стало не на что, и золотые изделия превратились в безделушки. Однако, даже понимая это, Измиер не сразу привык к такому зрелищу, а моряки, знавшие историю острова куда хуже, и вовсе не могли отвести глаз. Посуду островитяне также делали в основном из золота, а вот изделий из черной кости что-то не попадалось. За поселком лежали поля: зеленые от картофельной ботвы, желтые от колосьев пшеницы. А еще дальше…

Зря Измиер думал, что после Оссианды и предыдущих островов его уже ничем не удивить. В лесах Илмана бродили кнериты, довольно крупные животные с длинным вислым носом – от них-то в свое время и получали черную кость. Пока жители материков щедро платили за нее, кнеритов не жалели, но отделенные от остального мира островитяне предпочли жить в гармонии с природой и не убивать животных ради красивых безделушек. Но даже кнериты были не столь удивительны в сравнении с ауридами – тоже нелетающими птицами, столь огромными, что ниссы рядом с ними казались не больше курицы. Невероятно, но островитяне запрягали их в повозки вместо лошадей, а дети и вовсе катались на них верхом. Других ездовых животных на острове не водилось.

Нашлись на Илмане и два храма: один – посвященный Создательнице-Кириат, другой – шести Стихиям (правда, с явным преобладанием культа Воды, Земли и Энергии). О Богах Зеленых Равнин здесь даже не слышали. Магия, как ни странно, была разрешена, и даже без ограничений.

Но все это Измиер рассмотрел и узнал уже в последующие дни, а для начала его отвели к старосте ближайшего поселения. Попавшиеся навстречу люди окружили путешественников, засыпав их вопросами. Товин пытался что-то отвечать, но горстка людей невообразимо шумела, перебивая и его, и друг друга. Каждому хотелось, чтобы ответили именно на его вопросы. С учетом того, как изменился их язык за сто лет, разобрать что-то в этом шуме было решительно невозможно. В конце концов моряк плюнул и замолчал, пообещав только, что расскажет обо всем позже.

Дом старосты был побольше прочих, но ненамного: целиком из дерева, с красивой резной мебелью и плетеными травяными коврами на полу и стенах. Староста, еще не старый и вполне крепкий, угостил пришельца козьим мясом и ягодным настоем, попутно расспрашивая о путешествии и жизни на большой земле.

– Скажи, – перешел наконец к делу Измиер, – за все годы после Второго Буйства Стихий хоть кто-то пытался вернуться отсюда на материк? Я слышал о нескольких, утверждавших, что выбрались с Илмана, но не знаю, насколько им можно верить. К тому же сейчас с ними не поговоришь – последний раз слухи ходили несколько поколений назад.

– Да, первое время отсюда пытались выбраться, – сразу уловив, что его речь не всегда понятна гостю, староста неторопливо, тщательно выговаривал слова, – самые отчаянные строили плоты. Но вот сюда никто не приплывал – вы первые. Мы так и не выяснили, добрался ли до цели хоть один. Большинство осталось здесь, боясь рисковать. А потом люди привыкли. Сам понимаешь, все местные, включая меня, родились на этом острове. Мы не знаем другой жизни, о материках нам известно только из старых историй, множество раз изменившихся при пересказе. Мне, да и всем остальным, было бы очень интересно узнать о жизни в большом мире. В ответ я покажу вам остров, здесь есть на что поглядеть.

– Понимаю, но мне хотелось бы отплыть как можно скорее, – вежливо отказался Измиер. – Путешествие и так затянулось. Жители острова помогут мне сделать плот? Заплатить мне особо нечем, да и глупо предлагать вам золото, но мы могли бы сделать в ответ хоть что-то.

Староста искренне огорчился.

– Задержитесь на несколько дней, хоть на декану. Ваши рассказы будут для меня лучшей наградой. Плот вам построят, это столь небольшая услуга, что мне и в голову не пришло бы просить за нее плату. Но подумайте еще раз: отсюда отплывали сотни людей, а вы говорите, что до материков добирались очень немногие. Может, лучше останетесь у нас?

– Благодарю, но я уже твердо решил вернуться к привычной жизни. Сколь бы ни было у вас тут хорошо, я не могу всю жизнь довольствоваться одним островом. Возможно, по моему виду этого и не скажешь, но по натуре я бродяга. Я готов на любой риск.

– Ну что ж, – вздохнул староста. – Тогда мне остается только попросить для вас благословения у Эвлии и Кириат.

Плот получился прочным и большим. На него спокойно поместились припасы и рыболовные снасти, и еще осталось много свободного места. Его оказалось еще больше, когда Товин заявил, что остается.

– Это чудо, что я выжил, – убежденно заявил он. – Чудо, что крушение случилось неподалеку от островов, чудо, что я смог добраться сюда. Не хочу больше пытать судьбу. Люди здесь хорошие, место для жизни подходящее, что еще надо? Не вижу повода снова рисковать жизнью. На материке меня никто не ждет.

Измиер не стал спорить, он прекрасно знал настоящую причину этого решения. Уже несколько дней Товин увивался за одной молоденькой миловидной островитянкой. Моряку не было и тридцати, и Измиер видел, как горят его глаза, да и сама девушка охотно гуляла с ним. Дун пытался отговорить приятеля, но любые слова были бесполезны, Товин их словно и не слышал. Поэтому с острова отплыли только двое.

Путь был долгим и нелегким. Их немало помотало по волнам, дважды они попадали в шторм – на сей раз обычный, а не устроенный жителями моря. Неоднократно казалось, что плот вот-вот рассыплется по бревнышку, но островитяне хорошо потрудились, и он выдержал все передряги. Припасы закончились, когда они не проплыли и половины пути, а улова рыбы могло не быть по нескольку дней. Когда же, уже к концу Фрайкорина[10], путешественники добрались до Виэлии, оказалось, что их отнесло обратно на юг, на дальний рубеж Арденны, почти к проливу Ангер-Эль. До Виарена оттуда дорога занимала долгие деканы пути даже верхом, а у Измиера не было ни лошади, ни денег. Дун отправился в ближайший порт в надежде наняться на первый попавшийся корабль, и на этом их пути разошлись.

Измиеру было не привыкать путешествовать одному, но давно не приходилось делать это с почти пустым карманом. В ином случае ему стоило лишь назвать свое имя, как в любом трактире ему приносили все, что бы он ни попросил, но так далеко от столицы главу Светлого Совета не знали в лицо, да и кто бы поверил, что этот оборванный бродяга – сам Верховный маг. Пришлось вновь добывать пищу охотой, не гнушаясь и всем съедобным, что попадалось в лесу. Проходя через города и поселения, он несколько раз прибегал к воровству. И вот наконец почти добрался до цели.

Тропинка окончательно исчезла, затерявшись в траве, и Измиер свернул вбок, туда, где за небольшой рощей скрывался древний храм шести Стихий. Раньше такие можно было встретить повсюду, но после Первого Буйства люди решили, что Стихии обезумели. Тех, кому раньше поклонялись как богам, теперь сочли жестокими демонами. Храмы в городах были уничтожены: хоть их боялись трогать, не желая навлечь на себя беду, но жить рядом с таким проклятым местом было еще страшнее. Впрочем, храмы в основном строили вдали от поселений и крупных трактов – людям не было нужды часто ходить туда. Чтобы обратиться к соответствующему божеству, достаточно находиться рядом с относящейся к нему стихией. Так, изменчивая Альматил лучше услышит тебя там, где течет вода, сияющая Рианет – при свете солнца или луны, для общения с пылающим Шиххаром стоило развести огонь, воздух и земля есть повсюду, да и металл найти нетрудно. В храмы ходили, когда хотели попросить покровителя о помощи в важном большом деле или же, напротив, в особо личном; многим хотелось сделать это в уединении, вот и строились храмы в пустынных местах, подальше от людей. Потому многие и уцелели, но их постепенно разрушало время. Жрецов разогнали, тех, кто продолжал поклоняться Стихиям, обвиняли во всех несчастьях, принуждали отказаться от служения им. Особо упорных нередко казнили, а порой они просто пропадали, возможно, по-тихому убитые соседями.

Отныне почитать можно было лишь Создательницу Кириат. Однако со временем и этот закон изменился. Еще до Первого Буйства на Арафельских островах существовал культ богов Зеленых Равнин. По всему миру он насчитывал жалкие сотни приверженцев и почти не развивался. Но после разрушения старых храмов в представлении людей об устройстве мира появилась брешь, и учение о Зеленых Равнинах успешно могло ее заполнить. Так культ начал быстро захватывать новые территории. Дети Стихий его, конечно, принять не могли. У них не было веры как таковой: каждый нес в себе частичку своей стихии, ощущал ее внутри, сомневаться в ее существовании не приходилось, как и в существовании прародителя у каждого из народов. Ведь эти прародители и воплощали те самые стихии, с которыми их Дети были неразрывно связаны. Вот почему Дети Стихий не поклонялись иным богам, кроме, конечно, Создательницы Кириат – ее они называли Рэйной, да и у разных людских народов она носила разные имена.

Тогда-то между людьми и Детьми Стихий и возник серьезный конфликт: ведь, если все нелюди созданы Стихиями, выходило, что они порождения демонов. И даже то, что они также поклонялись Создательнице, ничего особо не меняло. Некоторое время к ним просто относились с опаской; произошло несколько крупных стычек, но это были единичные случаи, разом разрушить многолетний взаимовыгодный союз с Детьми Стихий никто не желал. Отношения стали натянутыми, но в целом оставались дружескими.

Второе Буйство Стихий положило этому конец. Правда, несмотря на открытую враждебность, до войны и тогда не дошло. Земли хватало на всех, и Дети Стихий скрылись в отдаленных уголках мира.

Измиер же давно полагал, что у Стихий были веские причины устроить те разрушения, ведь желай они людям зла, давно могли бы уничтожить хоть всех их разом. Потому его ненависть к другим народам никогда не была искренней. Показная вражда к ним – ширма, защита от подозрений, что он может иметь дело с кем-то из них. Также полезно укрепить страх народа перед нелюдями – так подданными легче управлять. В любом случае Измиер не стал бы из-за предрассудков отказываться от знакомства с теми, кто мог быть ему полезен. В прошлом он встречал гномов и даже орков, а в компании эльфов однажды провел целый сезон. Это была труппа бродячих артистов, решивших повидать мир. Конечно, нелюдей не пустили бы ни в один город, но эльфы, выступавшие для простого народа, вообще нередко носили маски – это было частью их традиций, и этому театру подобный обычай позволил путешествовать по городам людей, не опасаясь разоблачения. Измиеру оказалось с ними по пути, он смог завоевать их доверие, и те раскрыли, кто они на самом деле. За время совместного путешествия он рассказал новым знакомцам много интересного о жизни людей, в свою очередь немало узнав об истории и культуре эльфов. Впоследствии это оказалось весьма полезно, в том числе при общении с Трианом.

Храм был совсем близко: сложенный на века, в отличие от многих ему подобных. Годы почти не коснулись мрамора стен и крыши. Конечно, кое-где камень потрескался, наружные барельефы заметно осыпались, алтарные столбы внутри превратились в груду обломков. Но все же храм стоял, хоть и был заброшен не одну сотню лет.

Измиер вошел в темноту и тут же шарахнулся назад: он почти ничего не успел увидеть, но ощутил чье-то присутствие. Потянулся было к груди, но остановился на полпути, вспомнив, что все амулеты давно потеряны.

– Не стоит, арен[11] Измиер. Хоть ты и отверг руку дружбы нашего короля, мы все еще не враги, если ты сам того не желаешь.

Из глубины храма на свет вышел высокий воин, следом еще четверо, встав за ним полукругом. Эльфы Триана. Измиер уже мельком видел их при встречах с советником, а говорившего, Мирталя, даже знал лично. Эльфы и в сто лет выглядят очень молодо, но сейчас перед ним стояли юнцы – по глазам видно. Взгляды были нарочито надменными, делано презрительными – так пытаются показать уверенность и силу, когда их не хватает. Опытные воины так не смотрят. На миг Измиер удивился, почему Триан послал на встречу именно их, но вскоре догадался. Достаточно услышать, с каким выражением Мирталь произнес слово «король». Он явно по-собачьи предан своему хозяину. Триан не мог допустить, чтобы кто-то еще завладел компонентами; вот почему в данном деле верность была для него важнее силы и опыта. В случае с Измиером у него не оставалось выбора: наемник всегда верен лишь себе, но поручать задачу, связанную со Сферой, эльфу, которому не мог полностью доверять, он бы не стал, будь тот хоть лучшим воином королевства.

– Уж кем-кем, а другом ваш хозяин мне не был. Он просто нуждался в моих услугах. И с каких это пор Триан стал королем?

При этом Измиер прикидывал, удастся ли одолеть всю пятерку. Без амулетов сложновато, но отнюдь не безнадежно. К тому же, что бы те из себя ни строили, его репутация им известна, так что, может, удастся договориться и без крови.

– Тебя долго не было, многое поменялось. Впрочем, это неважно. Просто отдай последний компонент, и разойдемся мирно.

– А если я откажусь? Вас, конечно, больше, но, дойди у нас дело до драки, я бы еще подумал, на кого поставить. А прикончить тебя, Мирталь, я успею при любом раскладе, не сомневаюсь.

Тот улыбнулся почти по-дружески – в лице ни малейшего страха или напряжения.

– Ты же чувствуешь, что за сила скрыта здесь? – И погладил рукоять ножа на поясе. – Наш король поделился ей с нами. Ты предал его, и тебе она помогать не станет. И твоей магией ее не одолеть. Но дело не только в этом. Мы нашли твой тайник, ты закопал под столбом Шиххара те же компоненты, что приносил повелителю. Две Сферы – слишком много для одного мира, ты и сам это понимаешь, поэтому содержимое тайника я также передал повелителю. Тот компонент, что при тебе, бесполезен без остальных. Неужели ты хочешь начать все сначала? Лучше смирись с тем, что проиграл, и отдай шерсть фейры.

Подобные ножи были у каждого. Теперь Измиер и впрямь почувствовал: Мирталь не блефовал, все пять клинков заряжены Пустотой. Кстати, маг сам их в свое время и зарядил.

– А что насчет оплаты?

– Ты первым нарушил уговор, – пожал плечами Мирталь.

Чуть помедлив, Измиер нехотя снял с пояса мешочек и швырнул его эльфу. Тот проверил содержимое и удовлетворенно кивнул.

– Что ж… – Измиер не спеша приблизился, встав рядом с тем, кто показался ему моложе и неопытнее других. – Вернешься к Триану – передай ему, свидимся еще.

Протянул руку, указывая куда-то вдаль, шевельнул пальцами – и стоящее в сотне шагов деревце охватил огонь. На миг все пять пар глаз устремились туда, правда, в них читалась откровенная скука.

– Вот уж не ожидал от Верховного мага людей столь дешевых трюков и смешных угроз, – покачал головой Мирталь. – Прощай, арен Измиер.

«Трюк был и впрямь дешевый, – размышлял Измиер, шагая по дороге. – А вот угрозы я имею обыкновение выполнять».

На поясе у него висел нож, который он незаметно стащил у самого молодого из воинов, пока те отвлеклись на огонь.

Загрузка...