У обоих был выходной, и они проводили его дома. У Джо справляли день рождения его дочери Джекки - ей исполнилось десять лет.
Внезапно среди всеобщего веселья Том вполголоса сказал Джо, что должен поговорить с ним наедине.
Вдвоем они прошли в гостиную, где было значительно тише, и Джо сказал:
- Ладно, в чем дело?
Возбужденным полушепотом Том ответил:
- Я нашел!
- Нашел - что?
Том поднял палец и ухмыльнулся.
- Половину, - сказал он. - Я нашел половину решения нашей проблемы.
- Что же это за проблема, Том? - едко спросил Джо, явно ничего не понимая.
- Ограбление.
Джо испугался, что их могут подслушать.
- Ради бога! - воскликнул он и посмотрел через плечо в сторону кухни.
- Все в порядке, они ничего не услышат из-за этого шума.
Джо не думал об ограблении, да и не хотел думать. Чтобы поскорее покончить с темой, он приблизился к Тому и прошептал:
- Хорошо, что же это?
На этот раз Том поднял два пальца.
- Помнишь, мы решили, что нам нужны две вещи. Нечто, что можно сразу продать за кучу денег, и некто с кучей денег, кто это сразу купит.
Джо согласно кивнул, хотя понял не до конца. Его не покидало ощущение нереальности происходящего, так как все это время он относился к идее крупного ограбления полушутя. Тема интересного, щекочущего нервы разговора - но не более того...
- Да, помню, - пробормотал он.
- Я нашел покупателя, - сказал Том.
Джо недоверчиво нахмурился.
- И кто это?
- Мафия.
- Что? - У Джо округлились глаза. - Ты сошел с ума!
- У кого еще есть два миллиона долларов наличными? Кто еще купит горящий товар в таком количестве?
- Боже, Том, - протянул Джо, - а ведь они действительно купят, а?
- Я рассказывал тебе о кражах грузов на пирсе, - продолжал Том, - которые расследовал когда-то. Все они пошли прямо к мафии. Четыре миллиона в год - они считали, что дело того стоит.
Джо задумался.
- Но это не было одним ограблением, - сказал он наконец, - а длилось целый год.
- Суть не в этом, - отмахнулся Том. - Ты сам понимаешь.
- Хорошо, - согласился Джо. - Ну и что же мы им продадим?
- Все, что они захотят купить, - ответил Том.
Мы с Джо подробно все обсудили и прикинули, каким образом связаться с мафией. Не было смысла идти по инстанциям, начав с "рядового состава" - мелкой шпаны на улицах. Таким путем мы или вообще не доберемся до главарей, или, если через какого-нибудь стукача слухи пойдут по цепочке, мы попадем в беду прежде, чем успеем что-либо сделать. Кроме того, о мафии всегда говорят так, будто это обычное предприятие, а на любом предприятии, если у вас возникает проблема или предложение, следует обращаться прямо к высшему начальству, а не тратить время на служащих.
Поэтому мы решили сразу выходить на Энтони Вигано. Он находился, как и предсказывал, на свободе, выпущенный под залог, поэтому не составляло особого труда встретиться с ним. Мы рассудили, что будет лучше, если обратится к нему только один из нас, а поскольку идея была прежде всего моя, то и пойти на встречу выпало мне.
В участке на Вигано было заведено дело, и я, служащий полиции, мог запросто ознакомиться с ним. В деле я нашел адрес Вигано - в районе Ред Бэнк, штат Нью-Джерси, плюс кучу информации о тех делах, в которых он был замешан. Поначалу он провел восемь месяцев в тюрьме - тогда ему было всего двадцать два года - за вооруженное нападение. Потом его арестовывали так часто, что сосчитать не хватит волос на моей голове, но ни разу не осуждали. Вигано неоднократно избирался депутатом, некоторое время он занимался импортом-экспортом, а сейчас являлся крупным акционером пивоваренного завода в штате Нью-Джерси и совладельцем компании по перевозке грузов в Трентоне. Аресты были связаны с наркотиками, вымогательством, хранением краденых товаров, подкупом и всеми прочими преступлениями, перечисленными в уголовном кодексе, за исключением проституции. Дважды пытались поймать его на неуплате подоходного налога, но ничего не вышло.
Нельзя не упомянуть и три покушения на его жизнь - последнее было девять лет назад в Бруклине. Вигано не расставался с телохранителями, один из которых даже погиб в Бруклине, и до сих пор на Вигано не было ни царапины
Его жилище в Ред Бэнк представляло поместье возле берега, целый квартал, окруженный высоким железным забором и живой изгородью высотой восемь футов. Я взял "шевроле", поехал днем в Нью-Джерси и сделал круг у поместья, осматривая местность. Сквозь закрытые стальные ворота можно было видеть асфальтированную дорожку, которая вела по подстриженной лужайке с большими дубами к белому трехэтажному особняку с четырьмя колоннами. Перед домом стояли три дорогие машины, а у самых ворот болтался невзрачный парень, одетый как садовник... Садовник, черт побери...
Удобным в нашем положении было то, что мы могли получить необходимые для ограбления вещи непосредственно в полиции. В участке наверху есть комната, полная масок, костюмов, париков, подложных животов и прочего в том же роде. Вскоре после поездки на "шевроле" я поднялся вечером наверх и подобрал усы, парик и роговые очки с обыкновенными стеклами. Затем передал все свои документы Джо и сел в поезд на Ред Бэнк. Я мог посетить Вигано, а он меня - нет.
На станции я взял такси и поехал к дому Энтони. Если водитель и знал что-нибудь о названном мною адресе, он этого никак не показал.
Я расплатился с таксистом, вышел из машины, подождал, пока он уедет, и подошел к воротам. Там кто-то внезапно включил фонарь - прямо мне в глаза. Я закрылся рукой и крикнул:
- Эй, ослеплять меня не обязательно.
- Что вам нужно? - спросил голос. Он был хриплый - пропитый и прокуренный.
Я продолжал закрывать лицо рукой.
- Уберите эту чертову иллюминацию.
Луч фонаря медленно опустился до уровня пряжки моего ремня. Я по-прежнему ничего не видел, но по крайней мере меня не слепило. Да и лицо мое разглядеть было трудно.
- Так что вам нужно? - повторил голос.
Я опустил руку.
- Увидеть мистера Вигано.
Вдруг я заметил, что очень нервничаю. Я был здесь без всего того, что обычно защищало меня. И дело не столько в револьвере, сколько в моем положении офицера полиции...
- Я не знаю вас, - сказал человек с фонарем.
- Я - нью-йоркский полицейский, у меня есть предложение.
- Мы не принимаем перебежчиков.
- Предложение, и только, - уточнил я. - Я ведь могу пойти к кому-нибудь другому.
В течение секунд десяти ничего не происходило, а затем свет внезапно погас. Теперь я вообще ничего не видел.
- Ждите здесь, - произнес голос, и послышался звук удаляющихся шагов.
Спустя минуту или около того мои глаза снова привыкли к темноте, и я смог разглядеть огни в доме за оградой. Но не знал, стоит кто-нибудь за воротами или нет.
Я ждал почти пять минут. Этого времени мне хватило, чтобы прийти к заключению, что я идиот. Что мне здесь вообще нужно? Неужели я действительно собираюсь украсть что-нибудь, получить миллион долларов и жить на Тринидаде?
Вышло так, что в полицию я попал потому, что хотел работать в каком-то учреждении. Я сдал экзамены и стал агентом по страхованию безработных в Квинзе. А однажды, когда мне нечего было делать, прочитал в своей же конторе плакат, рекламирующий службу в полиции. Тогда мне пришло в голову, что быть полицейским - это значит сочетать гражданскую службу с увлекательным времяпрепровождением. Работа страхового клерка была слишком нудной и уже не удовлетворяла меня, поэтому я поменял ее. А плакат не лгал. Быть полицейским значило именно это: гражданская служба плюс волнения.
Но теперь все как-то изменилось. В городе жить невозможно. Он постепенно стал адом. Это не место даже для взрослых, о детях я уж не говорю. Я терпеть не могу ездить туда каждый рабочий день, мне и смотреть в ту сторону не хочется. Но что же делать? Я женат, дети, заклад на дом, платежи за машину и мебель - и вот уже нет решений, которые можно принять. Я не мог бы, например, завтра утром перестать быть нью-йоркским полицейским. Выбросить свое положение и свой статус государственного служащего? Выбросить годы, идущие в зачет пенсии? И где я найду другую работу за ту же самую плату? И будет ли она сколько-нибудь лучше?..
Между тем от дома по дорожке ко мне двигался свет фонаря. Я весь напрягся. Я еще мог повернуться и уйти, оставить все это в области фантазии...
За сиянием фонаря просматривалось несколько человек, я не смог бы наверняка сказать сколько. Теперь свет фонаря вообще не падал на меня - вначале он освещал землю, а затем заплясал на воротах, когда их отпирали. Голос произнес: "Входите". Это был не тот хриплый голос, что раньше, а совсем другой, более мягкий, более маслянистый.
Я вошел, и они заперли за мной ворота. Меня обыскали, быстро и со знанием дела, а затем взяли под руки выше локтей и повели к дому.
Вскоре я оказался в зале для игры в кегли. Картина была просто удивительной. Ярко освещенное помещение, кегельбан с одной дорожкой. Позади дорожки - обычная, обитая кожей кушетка, и на ней - Вигано. На нем купальный халат, черные тапочки, на шее висело белое полотенце; на карточном столике стояла бутылка пива "Мичелоб", и он пил из пльзеньского стакана.
В дальнем конце дорожки, у кеглей, сидел полный парень лет тридцати в черном костюме. Он был совсем такой же, как те громилы, которые привели меня и стояли сейчас у двери.
Я направился к кушетке. Вигано повернул голову и одарил меня тяжелой улыбкой. У него были жутковатые глаза: похоже, он позволял показываться только мертвой части своих глаз, все же живое в них пряталось под веками. Вигано смотрел на меня несколько секунд, а затем погасил улыбку и кивнул в сторону кушетки.
- Садитесь! - пригласил он. Это была команда, а не жест гостеприимства.
Я сел, подальше от Вигано. В другом конце дорожки громила в черном костюме закончил установку кеглей и устроился на сиденье, которого не было видно с моего места.
Вигано внимательно изучал меня.
- На вас парик, - сказал он наконец.
- Ходят слухи, - пояснил я, - что ФБР снимает на пленку ваших посетителей. Я не хочу быть опознанным.
Он кивнул.
- Усы тоже фальшивые?
- Конечно.
- Они выглядят естественнее, чем парик. - Он отпил немного пива. - Вы полицейский, да?
- Детектив третьего разряда. Работаю в Манхэттене.
Вигано вылил остатки пива из бутылки в стакан. Не глядя на меня, сказал:
- Мне доложили, что при вас нет документов. Бумажника, шоферского удостоверения - ничего подобного.
- Вы не должны знать, кто я.
Он снова кивнул. Теперь он все-таки поживее посмотрел на меня.
- Но вы хотите сделать что-то для меня.
- Вернее, что-нибудь продать вам.
Он слегка прищурился.
- Продать?
- Я хочу продать вам что-нибудь за два миллиона долларов наличными.
Он не знал, смеяться или отнестись ко мне всерьез.
- Продать мне что?
- Все, что вы пожелаете купить.
Он притворился обиженным.
- Что это за чертовщина?
Я заговорил так быстро, как только мог:
- Вы покупаете вещи. У меня есть друг, он тоже полицейский. При нашем положении мы можем попасть в Нью-Йорке в любое место, куда вы захотите, и достать для вас все, что вы хотите. Вы просто скажите нам, что вам нужно, за что вы уплатите два миллиона долларов - и мы достанем это.
Покачивая головой и делая вид, что он говорит больше себе, чем мне, Вигано произнес:
- Не могу поверить, что какой-нибудь окружной прокурор мог оказаться настолько глуп. Эту чепуху вы придумали сами.
- Разумеется, - подтвердил я. - И каким образом она может повредить вам? Ваши мальчики обыскали меня по пути сюда, у меня нет магнитофона, а если бы и был, то он выдал бы меня. Я не настолько сумасшедший, чтобы просто передать вам необходимое и ожидать, что получу тут же два миллиона наличными, поэтому нам придется разработать условия, надежные методы, а это означает, что вас вряд ли сцапают за укрывательство краденых товаров.
Теперь он внимательно изучал меня, пытаясь понять, кто я.
- Вы хотите сказать, что действительно предлагаете украсть что-нибудь - все, что я захочу?
- То, за что вы заплатите два миллиона, - подтвердил я. - И то, что нам по силам: я не собираюсь красть для вас самолет.
- У меня есть самолет, - сказал он и, отвернувшись от меня, посмотрел на кегли, установленные в дальнем конце дорожки.
Вигано задумался. Я чувствовал, что сказал не все, не объяснил нужным образом, но в то же время понимал, что лучше всего сейчас держать язык за зубами и дать ему подумать самому.
Через некоторое время он решительно кивнул, посмотрел на меня своими устрашающими глазами и сказал:
- Ценные бумаги.
Эта фраза не сразу дошла до меня. Единственное, о чем я мог подумать, это о протоколах в нашем участке и в полицейском управлении. Я переспросил:
- Ценные бумаги?
- Долгосрочные казначейские обязательства, - пояснил он, - облигации на предъявителя. И ничего другого. Можете вы это устроить?
- Вы имеете в виду Уолл-стрит, наверное? - спросил я.
- Разумеется, Уолл-стрит. Вы знаете кого-нибудь в маклерской конторе?
А я-то думал, что нам не придется выходить за пределы нашего полицейского района, где мы знали все ходы и выходы.
- Нет, никого, - ответил я. - А это необходимо?
Вигано пожал плечами и махнул рукой. Руки у него были удивительно большие и плоские.
- Мы заменим номера, - сказал он. - Только не приносите бумаг с именами.
- Не понимаю...
Он раздраженно засопел.
- Если на сертификате есть фамилия владельца, то мне он не нужен. Только те бумаги, на которых написано "Уплатить предъявителю".
- Вы сказали - долгосрочные казначейские обязательства?
- Правильно. Они или любые другие виды облигаций на предъявителя.
Меня это заинтересовало само по себе, помимо вопроса о краже. Я никогда не слыхал об облигациях на предъявителя.
- Вы хотите сказать, что это другой вид денег?
- Это и есть деньги, - проворчал с улыбочкой Вигано.
Мне стало хорошо при этой мысли, совсем как в квартире той богатой женщины в западной части Центрального парка.
- Деньги богатых людей...
Вигано ухмыльнулся. Мне кажется, мы оба были удивлены тем, как хорошо понимаем друг друга.
- Правильно, - подтвердил он. - Деньги богачей.
- И вы купите их у нас...
- По двадцать центов за доллар.
- Одна пятая? - Меня это ошарашило.
Он пожал плечами.
- Я даю вам хорошую цену, потому что вы собираетесь украсть оптом. Обычно это стоит десять центов за доллар.
Я-то имел в виду, что процент низкий, а не высокий.
- Если они оплачиваются предъявителю, то почему бы мне не продать их самому?
- Вы не знаете, как менять номера, - объяснил Вигано. - И у вас нет контактов, чтобы вернуть бумаги на законный рынок.
Он был прав по обоим пунктам.
- Хорошо, - уступил я. - Значит, нам придется взять их на десять миллионов, чтобы получить два миллиона от вас.
- Ничего слишком крупного, - сказал он. - Ни одна бумага не должна быть стоимостью свыше ста тысяч долларов.
- А насколько крупными они бывают? - спросил я. От всего этого у меня начала кружиться голова.
- Долгосрочные казначейские обязательства США выпускаются на сумму до одного миллиона. Но их невозможно разменять.
Я пришел в благоговейный ужас и не смог этого скрыть.
- Миллион долларов... - прошептал я.
- Берите мелкие бумаги, - подчеркнул Вигано. - Сто тысяч и меньше.
Сто тысяч долларов были для него мелочью. Я чувствовал, как мои мысли начинают вращаться вокруг этой точки зрения, и получал величайшее удовольствие...
Вигано следил за моей реакцией.
- Теперь до вас дошла идея? - спросил он.
- Да, - подтвердил я. - Облигации на предъявителя, не крупнее, чем сто тысяч долларов.
- Правильно.
- А теперь, - сказал я, - насчет оплаты.
- Вначале добудьте бумаги, - возразил он.
- Дайте мне номер телефона. Того, который не прослушивается.
- Дайте мне свой номер, - сказал Вигано.
- Не выйдет. Я уже говорил, что не хочу, чтобы вы знали, кто я. Кроме того, моя жена в этом не участвует.
Он посмотрел на меня с удивленной ухмылкой.
- Ваша жена в этом не участвует, - повторил он. Ухмылка стала шире, Вигано громко рассмеялся. - Ваша жена в этом не участвует! Вот тут-то я поверил, что вы говорите всерьез.
Он заставил меня почувствовать себя дураком, и я не был даже уверен почему. Сердито, но стараясь не показать этого, я сказал:
- Я говорю серьезно.
Вигано опять нахмурился. Потянувшись к карточному столику, он взял шариковый карандаш и маленький блокнот для заметок. Потом протянул их мне, сказав:
- Вот. Я дам вам номер, запишите сами.
Он не хотел приложить руку даже к телефонному номеру... Я взял карандаш и блокнот и замер в ожидании.
- Это в Манхэттене, - продолжал Вигано. - Шесть, девять, один, девять, десять, семь, ноль.
Я записал.
- Вы наберете этот номер в Манхэттене; не звоните из другого района и тем более из другого города. Вы спросите: "Артур на месте?" Вам ответят: "Нет". Вы будете звонить из телефона-автомата или из любого другого места, в надежности которого уверены. Оставите свой номер. Артур позвонит вам. Вы услышите меня в течение пятнадцати минут. Если не услышите, значит, меня нет в городе, попытайтесь еще раз, позднее.
Я кивнул в знак согласия.
- Хорошо.
- Когда вы позвоните, - сказал он, - вы скажете, что вас зовут мистер Копп. К-о-п-п.
- Это легко запомнить.
- Но не звоните по мелочам, - продолжал Вигано. - Вы делаете дело - или не делаете. Если вы возьмете на Уолл-стрит на десять миллионов ценных бумаг, я прочитаю об этом в газете. Если же получу извещение об этом от вас, то не отвечу.
- Конечно, - усмехнулся я. - Нас это устраивает.
- Разумно с вашей стороны, - сказал он и снова поднял свой пивной стакан. Мне он пива не предложил.
Он явно хотел, чтобы разговор закончился, поэтому я поднялся.
- Вы услышите обо мне, - пообещал я. Я знал, что это бравада и на гангстера она не произведет впечатления, но все же произнес эти слова.
Он пожал плечами. Я его больше не интересовал.
- Прекрасно.
Вигано следил за тем, как посетитель уходит с сопровождающими. Он подождал полминуты, размышляя и потягивая "Мичелоб", а затем нажал кнопку интеркома на столе. В комнату вошел Марти.
- Да, сэр?
Вигано повернулся к нему.
- Парень, который сейчас уходит от меня... - сказал он. - Мне нужна его фамилия и адрес, и где работает.
- Да, сэр, - Марти вышел.
Из затеи с ценными бумагами, вероятно, ничего не получится. Но на тот случай, если все же что-нибудь да выйдет, Вигано хотел, чтобы его поручение было выполнено. Именно в деталях, думал он, заключается различие между победителем и дураком.
Он встал, выбрал шар и бросил его.
Когда Том и я обсуждали идею о мафии, один пункт, на котором мы сразу же согласились, заключался в том, что если гангстеры узнают, кто мы такие, ничего путного у нас не выйдет. Так что либо мы сможем встретиться с Вигано и остаться нераспознанными, либо придется отбросить эту идею и придумать что-нибудь другое.
Мы приняли как само собой разумеющееся, что Вигано пошлет кого-нибудь следить за Томом после их разговора. Необходимо было избавить Тома от слежки.
Последний поезд из Ред Бэнк на станцию Пенн в Нью-Йорке приходит в 00.40. На этом поезде людей немного, особенно в буднюю ночь, поэтому мы его и выбрали. Кроме того, со станции Пенн вела только одна лестница.
Я был в форме и явился на станцию за пятнадцать минут. Мы репетировали это три раза, и поезд ни разу не пришел раньше срока, но страховка всегда необходима. Встал я наверху лестницы.
Мне подумалось, что впервые в жизни я надел форму, не будучи на работе. Я никогда не был влюблен в свою работу. Единственная причина, по которой я оказался в полиции, заключалась в том, что армии не нужны были водители танков в тот день, когда закончилась начальная подготовка и меня отправили в часть. Мне предлагали стать поваром, военным полицейским, кем-то еще, я забыл кем. В тот день набирали также санитаров и писарей, но результаты проверки показали, что я не гожусь для этой работы. Я хотел водить танк, а стал военным полицейским.
Я был им полтора года, одиннадцать месяцев из этого срока служил в жилом районе Фогельвех возле Кайзерлаутерна, Западная Германия. Мне это понравилось. Приятно было носить на бедре пистолет 45-го калибра, стрелять по мишеням, ездить по городу в джипе и не давать белым солдатам избивать черных солдат. Раньше, до призыва, у меня вообще не было никакой работы, я хочу сказать - ничего, к чему мне бы хотелось вернуться. Поэтому когда я демобилизовался из армии, вопрос заключался в том, чем я буду зарабатывать себе на жизнь, и ответ был прост и ясен. Делать то же, что и раньше. Цвет формы поменялся с коричневого на голубой, а оружие - с автоматического пистолета 45-го калибра на револьвер 38-го калибра, и еще пришлось стать чуточку осторожнее в обращении с людьми, но в остальном это была почти такая же работа.
Я услышал, как подошел поезд - там, внизу. Я стоял на лестнице, сбоку, и смотрел вниз. Ступеньки были бетонные и достаточно широкие, чтобы по ним прошли в ряд три человека, а по обеим сторонам были стены, выложенные янтарными плитками.
Том подошел к ступенькам первый, как и предполагалось. Если бы я уже не видел его в маскировке, то сейчас не узнал бы. Цвет и длина волос у парика были другие, чем собственные Тома, и казалось, что они изменили все очертания головы. А усы делали его намного моложе, очки же в роговой оправе значительно изменили глаза, и он был похож на бухгалтера...
Что касается меня, то моей главной маскировкой была форма. Люди редко видят за ней реального человека. Единственной дополнительной деталью были длинные усы, как у шерифа в вестерне, я нацепил их скорее для шика, чем по необходимости.
За Томом шло с десяток пассажиров, и было совсем нетрудно узнать среди них людей Вигано. Их было трое - громилы с суровыми, гранитными лицами.
Том быстро поднимался по лестнице, шагая через две-три ступеньки. Следившие за ним смешались с толпой, а она двигалась медленнее: когда Том поднялся наверх, ближайший из пассажиров находился на восемь ступенек ниже него.
Том прошел мимо, не посмотрев на меня, как и было условлено. Он прошел, и я немедленно сделал шаг вперед и блокировал лестницу. Привычным властным жестом подняв обе руки, я сказал:
- Подождите минутку. Постойте здесь.
По инерции они прошли еще несколько ступенек, но затем остановились, глядя на меня. Люди повинуются мундиру. Я увидел, как двое из посланных Вигано проталкиваются мимо других пассажиров ко мне, а третий возвращается вниз по лестнице - вероятно, чтобы поискать другой путь наверх. Но его-то и не было на этой платформе.
Все они толпились на лестнице - десять человек, сбившихся в плотную кучу. Нью-йоркцы привычны к подобным вещам, поэтому особых протестов не звучало. Один из людей Вигано протиснулся вперед и смотрел мимо меня на спину уходящего Тома. Он раздраженно хмурился, но старался говорить безразличным тоном, когда обратился ко мне:
- В чем дело, офицер?
- Всего на одну минуту, - сказал я.
Глаза громилы неотступно следили за Томом, и я мог угадать по выражению его лица, когда Том свернул за угол. Но я продолжал удерживать всех их, пока медленно не сосчитал до тридцати. Третий громила появился у подножия лестницы и затрусил вверх с очень недовольным видом.
Я отошел в сторону медленно и небрежно.
- Хорошо, - сказал я. - Идите.
Все ринулись вперед, причем люди Вигано почти бежали. Я смотрел, как они удаляются, и знал, что напрасно тратят время. Мы достаточно потренировались, Том и я, и подсчитали, сколько потребуется времени, чтобы дойти до ближайшего выхода, где стояла его машина со специальным полицейским пропуском на солнечном козырьке. К этому времени Том, вероятно, уже сворачивал на Девятую авеню.
Я побрел в другую сторону.