Всё еще люди. Рассказы

Аглинесс

Мы — агли, уроды. Не те, кто не соответствует распространенным в обществе стандартам красоты невольно из-за нехватки денег. Нет, мы сами выбрали бытие некрасивыми, отвратительными, тошнотворными или как еще там может назвать нас очередной гость очередного ток-шоу.

По мере того, как развивались и становились более доступными бионанокосметология, генетическая коррекция, выращивание частей тела, протезирование и пережила революцию пластическая хирургия, большинство людей внешне стали, как мы это называем, стереотипными. Но проблема не в технологиях, а в распространенных стандартах и слишком узком понимании нормы внешнего вида. Кстати говоря, когда-то многие из тех, кто сейчас считается уродами, были бы приняты как обычные члены общества.

Есть люди, которые распространяют уродства против воли их жертв: инжинируют заразные болезни с симптоматикой во внешности, пишут вирусный код, заставляющий модифицированные им косметические программы уродовать пользователей. Мы не признаем их частью нашего движения, что бы они ни говорили и ни думали. Мы — за осознанный выбор и самостоятельное намерение сделать себя уродами.

Мне тридцать пять, и таких как я, старше двадцати пяти, среди агли много — что опровергает расхожее представление о нас как почти исключительно подростках; у меня есть работа. Кстати, о работе: мне приходилось каждый раз в поисках нового места сталкиваться с предрассудками, да и на моем нынешнем коллеги хоть и не издеваются, но подшучивают надо мной.

Как я стал таким?

Возможно, этот нонкомформизм в какой-то части даже имеет генетические корни. Сколько я помню себя, начиная с детства, я был в чем-то всегда не похожим на других. И это часто делало меня одиноким.

Аглинесс, или, как говорят, используя вместо заимствования старое русское слово, уродство, я открыл для себя в подростковом возрасте, лет в пятнадцать. У меня не было своих проблем с кожей, но я скачивал программы-регуляторы на бионанорои, вызывающие покраснение и шелушение. Покупал геномные редакторы на повышение кожного жировыделения, скоро прыщи так и полезли.

Конечно, меня начали травить. Но, по крайней мере, я был в школе не один такой, и мы, избравшие путь аглинесс, тусовались своей компашкой. Там, кстати, я нашел свою первую девушку, ее звали… не буду использовать настоящее имя, пусть будет Аня. Она тогда делала с собой всё то же, что и я, только еще делала себе порезы, чтобы потом оставались шрамы — и я тоже начал.

Вскоре мы, школьные агли, получили важный урок — одновременное использование различных средств как попало может быть опасным для жизни. Так чуть не умер от несовместимости программ, влияющих на иммунитет, один парень из десятого класса. После этого родители, которым и так не нравилось то, что мы с собой делаем, взяли заботу о наших здоровье и внешности под жесткий контроль. Будучи агли, можно быть, хоть и не во всех случаях, здоровым — но инцидент послужил взрослым поводом пресечь ненавистное увлечение, установив над нами диктатуру.

Но когда родительская хватка через некоторое время ослабла, мы взялись за старое. Правда, теперь мы тщательнее рассчитывали комбинации средств для уродования. Конечно, было нелегко — скандалы с родителями, их попытки нас ограничить. Нас пыталась «воспитывать» и школа. Они напоминали нам про случай с иммунными программами, но мы понимали, что из этого следует не то, что надо перестать быть агли, а то, что нужно быть аккуратнее и умнее, меняя себя. Тот парень, кстати, вернулся к аглинесс и верен ему до сих пор, мы общаемся.

Через год Аня решила отказаться от аглинесс и заодно ушла от меня. Было очень грустно из-за этого и все еще напряжно из-за травли, но у меня оставалась и товарищеская поддержка. Трудно переоценить то, как она мне помогла.

В универе стало полегче. Тут были только насмешки и выражение дискомфорта от нахождения рядом. Родители, с которыми я продолжал жить, в целом приняли меня таким, какой я есть, лишь то и дело беспокоясь, как бы я не интегрировал в себя плохо совместимые средства изменения внешности.

Потом — первая работа, чуть позже — жизнь отдельно от родителей, а заодно — более продвинутые и дорогие способы уродования. Я изменил в том числе структуру черепа: даже под густыми жирными волосами заметны большие асимметричные шишкообразные наросты; нижняя челюсть выступает вперед сильно дальше передней. Лицо, испещренное акне и рубцами, перекошено, правая его часть будто чуть сползла вниз… Я мог бы описывать и дальше, но этого уже достаточно, чтобы показать, что я сильно изменился со школьных времен.

Сейчас я админ сайта об агли-культуре и передаю свой опыт новичкам. Большинство через соскакивает — не через пару-тройку месяцев, так через пару-тройку лет — и тут дело не только в общественном давлении, хотя оно, безусловно, играет огромную роль. Многим бывает самим противно жить с новым обликом. Это нормально. Быть агли может не каждый.

Часто говорят, что агли — это пустое, но такие люди не понимают: в мире, где быть красивым согласно общепринятым стандартам крайне просто, мы, уроды, демонстрируем, что современные средства можно использовать для получения более чем одного типа результатов. Мы показываем, что у вас есть выбор, какими быть, и хотим, чтобы выбор выглядеть радикально по-другому считался чем-то нормальным. К сожалению, мы так и не достигли этого в полной мере, но подвижки безусловно имеются. Сегодня даже есть множество медицинско-косметологических центров, где люди могут стать агли или усилить уже имеющееся аглинесс.

Всегда ли нужно для того, чтобы сказать о наличии выбора, давать пример чего-то крайне отличного от широко признанной «нормы»? Вообще это в разных вопросах по-разному, но, как мне кажется, в том, что касается внешности, это необходимо. И даже если я ошибаюсь в этом, я точно знаю, что аглинесс — неотъемлемая часть меня.