Наше изучение этой связи началось в конце 1980-х годов. В 1989 году, до рассвета эпохи Интернета, мы написали малоизвестную серию из четырёх статей о нефти, вооружениях и Ближнем Востоке[12]. В статьях показано, что к началу 1970-х годов Ближний Восток стал центром двух важных потоков — поступлений от импорта оружия в регион и доходов от экспорта нефти из него. В основе этих двух потоков мы определили возникновение грозного, хотя и непростого, глобального альянса между интегрированными нефтяными компаниями, крупными подрядчиками по вооружениям, ведущими западными правительствами и ключевыми странами-производителями нефти. Мы назвали этот глобальный альянс «Оружейно-нефтедолларовой коалицией» и намеревались изучить её природу, историю и последствия[13].
Мы утверждали, что интересы Оружейнo-нефтедолларовой коалиции сходятся к высоким ценам на сырую нефть. Для нефтедобывающих стран это очень просто логически обосновать: поскольку затраты на добычу сырой нефти изменяются только постепенно, большая часть роста цен приводит к более высокому чистому доходу (более высокие цены могут уменьшить количество проданных баррелей, но с нефтью это потеря имеет тенденцию быть относительно маленькой).
Для интегрированных нефтяных компаний причина несколько сложнее. Сырая нефть для этих фирм является основным ресурсом для операций по переработке, поэтому, когда цена нефти возрастает, увеличивается и стоимость продукции компаний. Однако нефтяные компании не просто поглощают эту более высокую стоимость, не изменяя цену. Вместо этого они обычно помечают свои расходы определённой маржой, передавая большую часть увеличения цен, а иногда и больше, на своих потребителей в форме более высокой цены. Однако эффект этой «передачи» совсем не нейтрален. Маржа прибыли компаний, определяемая как отношение прибыли к продажам, может оставаться стабильной; но именно эта стабильность подтверждает, что абсолютный долларовый уровень их прибыли будет расти в соответствии с их более высокими расходами. Таким образом, для интегрированных нефтяных компаний более высокие цены на сырую нефть, как правило, выражаются в более высоких прибылях[14].
График 2.
ОПЕК и Нефте-Ядро
ПРИМЕЧАНИЕ: серии показывают годовые данных. Нефте-Ядро состоиз из British Petroleum (BP-Amoco с 1998 г.), Chevron (с Texaco с 2001 г.), Exxon (ExxonMobil с 1999 г.), Mobil (до 1998 г.), Royal-Dutch/Shell и Texaco (до 2000 г.) Изменения в компаниях связаны со слияниями. Данные дефлированы с помощью пересчетного дефлятора цен США. Последние данные за 2013 г.
ИСТОЧНИК: Статистический бюллютень ОПЕК за 2014 г., таблица 2.4. Стоимость экспорта нефти членами ОПЕК (для экспорта нефти ОПЕК) http://www.opec.org/library/Annual%20Statistical%20Bulletin/interactive/current/FileZ/XL/T24.XLS Министерство США, Бюро экономического анализа с помощью Data Insight (код серий PDIGDP для дефлятора ВВП США). Fortune и Compustat с помощью WRDS (чистая прибыль Нефте-Ядра).
Совпадающие показатели этих двух групп, а именно, интегрированных нефтяных компаний и стран-производителей нефти, показаны на Графике 2[15]. График, выраженный в постоянных долларах 2013 года, сравнивает общий экспорт нефти ОПЕК с чистой прибылью «Нефте-Ядра», это имя, мы дали для обозначения ведущих в мире частных интегрированных нефтяных компаний. В начале 1960-х годов это ядро включало шесть фирм — British Petroleum, Chevron, Exxon, Mobil, Royal-Dutch / Shell и Texaco. В результате слияния Exxon и Mobil в 1999 году в ExxonMobil это число сократилось до пяти, а в 2001 году поглощение Texaco компанией Chevron сократило его до четырёх (на текущий момент)[16].
Как видно из графика, корреляция между двумя сериями положительная (коэффициент Пирсона составляет 0,88 от максимального значения 1). Эта корреляция означает, что всё, что определяет доход одной группы, оказывает аналогичное влияние на доходы другой группы, и наоборот. И самым важным фактором, определяющим доходы от нефти, по крайней мере с 1970-х годов, была цена на нефть.
Ключевая роль цены показана на Графике 3. График сопоставляет дифференциальную прибыль на акцию (ПНА) интегрированных нефтяных компаний и относительную цену сырой нефти (ежемесячные данные сглаживаются как средние за 12 месяцев)[17]. Ряд дифференциальной прибыли на акцию (сплошная линия) — это соотношение между средним значением ПНА для интегрированных нефтяных компаний и средним значением ПНА для компаний в мире. Когда это соотношение возрастает, т. е. когда нефтяные компании превышают среднемировые показатели, результатом является дифференциальное накопление; когда соотношение снижается, то есть когда нефтяные компании отстают от этого среднего значения, результатом является дифференциальное денакопление.
Показатель относительной цены (пунктирный ряд) показывает долларовую стоимость барреля сырой нефти, выраженную в постоянных ценах 2013 года (полученную путём дефилирования текущей цены с помощью ИПЦ США). Повышение этого индекса означает, что цены на нефть растут (или падают медленнее), чем потребительские цены, в то время как падение предполагает, что они снижаются быстрее (или растут медленнее).
Обратите внимание, что относительная цена на нефть представлена с годовым опозданием, поэтому текущие показания на графике показывают цену за 12 месяцев до этого. Причина этого опоздания заключается в том, что «текущие» месячные ПНА (прибыль на акцию) не являются действительно текущими; вместо этого они представляют средние значения за последние четыре квартала, поэтому полное воздействие на прибыль изменения цен на нефть чувствуется только через год.
Историческая картина, изображённая на этом графике, оставляет мало места воображению. Она показывает, что для дифференциальной прибыли интегрированных нефтяных компаний ключевым фактором, по крайней мере с начала 1970-х годов, была и остаётся относительная цена на нефть. Высокий коэффициент корреляции Пирсона между двумя рядами (0,83) означает, что аналитикам, пытающимся предсказать дифференциальную прибыль интегрированных нефтяных компаний, не нужно ходить далеко. Им не нужно прогнозировать спрос и предложение, даже потребление и производство. Им не нужно беспокоиться о жадном аппетите Китая к энергии или о буме сланцевой нефти в Соединённых Штатах. Им не нужно распутывать сеть международных отношений, и им не нужно деконструировать культуру и религию. Все, что им нужно знать, это относительную цену на нефть 12 месяцами ранее. А поскольку доходы от нефти неразрывно связаны с доходами нефтедобывающих стран (График 2), такая же логика применима и к ОПЕК. Короче говоря, в нефтяном секторе прибыль и доходы «все в цене»[18].
График 3.
Дифференциальная прибыль на акцию и относительная цена сырой нефти
ПРИМЕЧАНИЕ: ряды показывают месячные данные, сглаженные с помощью 12-месячных скользящих средних. ПНА обозначает прибыль на акцию и рассчитывается путем деления индекса цен на акции на соотношение цены и прибыли. Дифференциальная прибыль на акцию рассчитывается путем деления ПНА интегрированного нефтяного индекса на ПНА мирового индекса. Относительная цена на нефть — это средняя цена на нефть, дефлированная по ИПЦ США. Последними точками данных являются октябрь 2014 года для дифференциальной ПНА и август 2014 года для относительной цены на нефть.
ИСТОЧНИК: Datastream (коды серий: TOTMKWD(PI) и TOTMKWD(PE) для индекса цен и соотношения цены и прибыли всех перечисленных фирм соответственно; OILINWD(PI) и OILINWD(PE) для индекса цен и соотношения цены и прибыли всех перечисленных интегрированных нефтяных компаний соответственно). Международный валютный фонд, статистические данные о международных финансах, полученные с помощью Data Insight (коды серий: L76AA&Z@C001 для средней цены сырой нефти; L64@C111 для ИПЦ США).
Ведущие подрядчики по вооружениям, базирующиеся, главным образом, в Соединённых Штатах, а также в Европе, Советском Союзе (позднее России) и в других странах, также получили выгоду от повышения цен на нефть. Это впервые стало очевидным в 1970-х годах. Ослабление вьетнамского конфликта сместило акцент с экспорта оружия в Восточную Азию на Ближний Восток. В конце 1960-х годов на Восточную Азию приходилось почти 40 процентов мирового экспорта оружия, а на Ближний Восток и Северную Африку (БВСА) приходилось только 15 процентов. Однако к середине 1970-х годов ситуация изменилась: доля Восточной Азии сократилась до менее чем 10 процентов, а доля стран БВСА увеличилась в четыре раза, примерно до 60 процентов[19].
1970-е годы были тяжёлыми для производителей оружия. Конец войны во Вьетнаме и начало разрядки привели к резкому сокращению военных бюджетов. В Соединённых Штатах доля ВВП в военных расходах сократилась вдвое — с 10 процентов в конце 1960-х годов до 5 процентов в конце 1970-х годов[20]. В этих условиях одновременное сокращение экспортного рынка, где размер прибыли, как правило, намного выше, чем на внутреннем рынке, означало бы катастрофу для военных подрядчиков. И именно здесь на помощь пришёл Ближний Восток.
Цена на нефть, которая утроилась с учётом инфляции в начале 1970-х годов и снова удвоилась в конце десятилетия (График 1), многократно увеличила нефтяные доходы стран-производителей нефти на Ближнем Востоке (Рисунок 2). И с их быстро растущей покупательной способностью, эти страны начали закупки. Они импортировали все, что угодно, в том числе много оружия. Согласно нашим эмпирическим оценкам, в период с 1973 по 1989 год каждые дополнительные 100 долларов нефтяных доходов с Ближнего Востока приносили 6 долларов импорта вооружений[21]. Таким образом, более высокие цены на нефть стали жизненно важной поддержкой для ослабленных военных подрядчиков.
Позиция западных правительств по вопросу цен на нефть была более сложной, а иногда и двуличной. На публике большинство политиков считают целесообразным призывать к «дешёвой» или, по крайней мере, «доступной» нефти, и этому есть причины. В 1970-х годах более высокие цены на нефть обвинялись в том, что вызвали кризис стагфляции, который поставил их избирателей между молотом инфляции и наковальней стагнации. Экономисты назвали это «шоком предложения», экзогенным «искажением», которое потрясло самоуравновешивающуюся рыночную систему. И этот брендинг дал возможность обвинять других[22].
Обычными подозреваемыми были жадные нефтяные шейхи, хотя были и другие преступники, особенно недобросовестные профсоюзы и капризные небесные боги. Эти «акторы», жаловались экономисты, не играли по правилам. Вместо того, чтобы просто реагировать на «рыночные силы» как того требуют учебники, они выступили с «самостоятельной» инициативой. Действуя в одностороннем порядке, без провокаций и без оправданий, они просто повысили цены на нефть, рабочую силу и продукты питания. Просто так. Хуже того, увеличение было полностью «произвольным»: оно не было вызвано ни техническим прогрессом и ни желаниями (читай спросом и предложением), а властью, жадностью и прихотью.
К сожалению, нет такой вещи как бесплатный обед. Законы рынка, как и законы любой организованной религии, не могут быть нарушены без последствий. И поскольку нам не удалось предотвратить грубое нарушение этих законов, мы все должны заплатить цену в форме общей стагфляции. Учитывая этот «нарратив», ни один здравомыслящий политик не станет открыто призывать к высоким ценам на нефть.
Но были и другие, менее известные стороны у этих событий. Рост цен на нефть служил интересам крупных нефтяных компаний и компаний, производящих вооружение, которые в 1970-х и 1980-х годах господствовали в деловой среде, особенно в США, и чьи интересы политики не могли легко игнорировать[23]. Ожидалось также, что рост цен на нефть нарушит геополитический баланс в пользу Соединённых Штатов и Великобритании, которые имеют собственные нефтяные ресурсы, и были направлены против Японии и континентальной Европы, которые этих ресурсов не имели. И, наконец, что не менее важно, рост цен на нефть помог укрепить автократические режимы Ирана и Саудовской Аравии — «два столпа» политики США на Ближнем Востоке. Взятые вместе, эти соображения могут служить объяснением, кажущейся шизофренической позиции администрации США, которая, хотя официально и поддерживала низкие цены на энергоносители, сыграла важную роль в соглашениях Триполи и Тегерана 1971 года, которые укрепили ОПЕК и привели к двенадцатикратному росту цен на нефть[24].
Интерес Оружиейно-нефтедолларовой коалиции к высоким ценам на нефть коренным образом изменил характер нефтяного бизнеса. До конца 1960-х годов этот сектор функционировал на основе «свободного потока» (наш термин). В основном концентрировались на объёме. Нефте-Ядро все-еще владело большей частью своей сырой нефти, а цены были относительно низкими и стабильными. График 1 показывает, что в 1950-х и 1960-х годах они составляли в среднем 10-20 долларов в долларах 2013 года, а прибыльность положительно коррелировала с уровнем добычи.
Ситуация полностью изменилась в 1970-х годах. Рост ОПЕК и массивная национализация нефтяных ресурсов лишило Нефте-Ядро, а также менее крупные компании их прежней собственности во многих нефтедобывающих регионах. Они стали «поставщиками услуг» для нефтедобывающих стран. Они добывали, очищали и продавали нефть и её продукты, но их собственность на сырье была значительно сокращена. Самое главное, они потеряли контроль над ценами.
Это было рассветом нового режима «ограниченного потока» (наш термин). Цены в этом новом режиме стали глубоко политизированными. Они больше не устанавливались невидимой рукой всемогущего «рынка» (то есть ведущими нефтяными компаниями и основными потребителями нефти). Вместо этого они явно определялись ОПЕК при большом вмешательстве и давлении со стороны различных правительств и международных организаций. И сама нефть, вместо того, чтобы течь «свободно», была теперь отрегулирована квотами ОПЕК, чтобы соответствовать «тому, что может выдержать рынок»[25].
Первоначально ведущие нефтяные компании были встревожены таким поворотом событий. Занимая командные высоты энергетического мира в течение большей части двадцатого века, они внезапно оказались пониженными в статусе «заинтересованных сторонних наблюдателей», как выразился один наблюдатель. Однако их опасения были недолгими. Они быстро поняли, что ОПЕК — их манна небесная. Несмотря на то, что они больше не руководили процессом, они оставались незаменимыми для добычи и транспортировки, не говоря уже об операциях по переработке нефти и сложных деловых сделках[26]. В обмен на эти услуги компании получили то, чего сами не могли бы достичь: десятикратного повышения цен на нефть с учётом инфляции и сопутствующий скачок в их дифференциальной прибыли, читай власти (График 3).
Таким образом, нефтяная арена перешла от логики «свободного потока» — расширения, к новой логике «ограниченного потока» — стагфляционного углубления. Вместо того, чтобы добывать все больше и больше нефти для извлечения прибыли из растущей экономики, ОПЕК и компании сконцентрировались на повышении цен на нефть, чтобы получить прибыль от саботажа инфляцией и стагнацией, которую они навязали остальному миру. Этот сдвиг был поддержан военными подрядчиками, которые увидели, как резко возрос экспорт оружия на Ближний Восток, и правительства США и Британии, как правило, молчаливо, хотя иногда и открыто, это приветствовали.