Все это очень странно

ШЛЯПА СПЕЦИАЛИСТА

— Когда ты Мертвая, — говорит Саманта, — тебе не надо чистить зубы.

— Когда ты Мертвая, — говорит Клер, — ты лежишь в деревянном ящике, и там всегда темно, но ты нисколько не боишься.

Клер и Саманта — двойняшки. Вместе им двадцать лет, четыре месяца и шесть дней. Быть Мертвой у Клер получается лучше, чем у Саманты.

Няня зевает, прикрыв рот длинной белой ладонью.

— Я сказала, идите чистить зубы и пора спать.

Она сидит между ними на цветастом покрывале. Все трое играют в паунс, карточную игру с тремя колодами, по одной на каждого игрока. У Саманты не хватает валета пик и двойки червей, Клер то и дело жульничает, но няня все равно выигрывает. На руках у нее разводы крема для бритья и прилипшие кусочки туалетной бумаги. Трудно сказать, сколько лет этой новой няне — сперва двойняшки думали, она взрослая, но сейчас няня кажется не старше их самих. Как ее зовут, Саманта забыла.

— Когда ты Мертвая, — упрямится Клер, — ты не спишь всю ночь.

— Когда ты Мертвая, — объясняет няня, — тебе всегда очень холодно и сыро, и надо лежать тихо-тихо, а то придет Специалист и заберет тебя.

— Тут в доме водятся привидения, — сообщает Клер.

— Я знаю, — кивает няня, — я здесь жила.

Клер и Саманта приехали на лето к отцу, в старый дом под названием Восемь Труб. Мама у них умерла. Ровно двести восемьдесят два дня назад.

Отец пишет книгу о Восьми Трубах и о поэте Чарльзе Читхеме Рэше, который жил здесь в конце прошлого века. В тринадцать лет Рэш убежал из дома на море, а в тридцать восемь вернулся. Женился, произвел на свет ребенка, три тома слабых малопонятных стихов, роман под названием «Смотрящий на меня в окно», еще более слабый и малопонятный, и в 1907 году снова исчез из дому, теперь уже навсегда. Отец говорит, что некоторые стихи Рэша все же не лишены смысла, да и роман не такой уж длинный, в конце концов.

Как-то раз Саманта спросила, почему он решил писать книгу именно о Рэше. Потому что этого еще никто не делал, сказал отец, а вы с Самантой лучше идите играть на улицу. Это я Саманта, сказала она, но он только нахмурился и проворчал — как вас различить, если обе в синих джинсах и клетчатых рубашках? Почему одна не может одеваться в зеленое, например, а вторая — в розовое?

Двойняшкам больше нравится играть в доме. Восемь Труб — дом большой, не меньше приличного замка, только еще темнее и грязнее, чем Саманта представляла себе замок. Правда, здесь больше всяких диванов, фарфоровых пастушек с отбитыми пальцами и меньше комплектов оружия. А рва вовсе нет.

Дом открыт для экскурсий. Туристы, в основном семьи с детьми, осматривают угодья Восьми Труб и два первых этажа. Третий этаж отдан в распоряжение Саманте и Клер. Иногда они играют в исследователей, иногда ходят за служителем, который проводит экскурсии. Через неделю после приезда двойняшки выучили все его пояснения наизусть и теперь беззвучно, одними губами рассказывают вместе с ним. А иногда помогают продавать открытки и книги Рэша в маленькой сувенирной лавке.

Мамаши улыбаются им и часто говорят что-нибудь ласковое, но двойняшки лишь молча смотрят в ответ. Вечные сумерки старого дома придают полноватым женщинам бледный, усталый, какой-то расплывчатый вид. В Восьми Трубах все они, — отцы, матери, дети — кажутся уже не совсем настоящими, не такими, как в очереди у кассы. Туристы уходят и никогда не возвращаются, так что, возможно, они и не настоящие. Двойняшкам хочется предупредить их: лучше не выходить из дома, а если вам надо ехать, идите прямо к машинам, и побыстрее.

Служитель говорит, в лесу небезопасно.

По утрам отец сидит в библиотеке на втором этаже и пишет, а после обеда долго гуляет в лесу. Но берет с собой не Саманту и Клер, а карманный диктофон и флягу виски.

Служителя Восьми Труб зовут мистер Коуслек. Левая нога у него заметно короче правой, и на ботинках разные каблуки. Из ушей и ноздрей торчат жесткие черные волосы, а на макушке волос совсем нет. Зато мистер Коуслек разрешил Саманте и Клер ходить по всему дому, исследовать его. Это он рассказал им, что в лесу водятся медноголовые гадюки, а в доме привидения. Всё это довольно злобная компания — и змеи, и призраки, — говорит служитель, так что девочкам лучше ходить по протоптанным дорожкам и держаться подальше от чердака.

Мистер Коуслек различает двойняшек, хотя их не различает даже отец, — говорит, у Клер глаза се-ерые, как кошачья шерстка, а у Саманты сер-рые, как море под дождем.

В лес двойняшки пошли на второй день после приезда. И увидели что-то странное. Саманта считает, что это была женщина, а Клер — что змея. Лестница на чердак оказалась заперта. Они посмотрели в замочную скважину, но там было темно и ничего не видно.

Восьми Трубам больше двухсот лет. Дом получил свое название из-за каминных труб на крыше, таких больших, что Клер и Саманта даже вдвоем могли бы запросто поместиться в любую из них. Трубы сложены из красного кирпича, и каждая идет через три камина — один над другим, по восемь на каждом этаже, всего двадцать четыре. Саманте кажется, что трубы проросли сквозь дом и шиферную крышу, как толстые красные деревья. Рядом с каждым камином стоит чугунная подставка для дров и кованые кочерги в виде змей. У себя в комнате Клер и Саманта играют ими в дуэль. По трубе гуляет ветер. Если сунуть голову в камин, чувствуешь, как сырой поток воздуха устремляется вверх, словно вода в реке. Дымоход пахнет копотью, сыростью и стариной, как камни с речного дна.

Их комната всегда была детской. Там стоит одна большая кровать с балдахином на четырех шестах, похожая на четырехмачтовый корабль. Матрас пахнет нафталином, и Клер брыкается во сне. Чарльз Читхем Рэш тоже спал здесь в детстве, а потом спала его дочь. Она исчезла одновременно с отцом. Возможно, это карточные долги, сказал мистер Коуслек. Возможно, они уехали в Новый Орлеан. Девочке было четырнадцать. Клер спросила, как ее звали, а Саманта — что стало с ее матерью. Мистер Коуслек закрыл глаза и тут же открыл, будто подмигивал. Миссис Рэш умерла от какой-то ужасной таинственной болезни, сказал он, за год до исчезновения мужа и дочери. Как звали бедную девочку, он забыл.

У Восьми Труб ровно сто окон, и в каждом до сих пор старые, волнистые, вручную изготовленные стекла. С таким множеством окон дом мог бы быть светлым и веселым, думает Саманта, но деревья так близко прижимаются к нему, что на первом, втором и даже третьем этаже стоит зеленый полумрак, как будто двойняшки живут глубоко под водой. Из-за этого зеленоватого света туристы кажутся призраками. Утром и поздним вечером вокруг Восьми Труб ложится туман. Иногда се-ерый, как глаза Клер, иногда сер-рый, как глаза Саманты.

Дня два или три назад ветер вздыхал в трубе детской особенно жалобно. Отец уже загнал двойняшек в постель и выключил свет. Клер поспорила с Самантой — слабо ли ей сунуть голову в дымоход, в темноту. Саманта пошла к камину. Лицо лизнул холодный сырой воздух, в нем слышались голоса, тихое невнятное бормотание. Слов Саманта не разобрала.

После приезда двойняшек в Восемь Труб отец почти не обращал на них внимания. О матери он никогда не говорил. Однажды вечером из библиотеки послышался его крик, Клер и Саманта прибежали и увидели на столе липкую лужу от опрокинутого стакана с виски. Оно смотрело на меня, сказал отец, смотрело сквозь окно. У него оранжевые глаза.

Клер и Саманта не стали напоминать отцу, что библиотека высоко, на втором этаже.

По вечерам от отца стало еще сильнее пахнуть виски. Теперь он все меньше и меньше времени проводит в библиотеке и больше в лесу. За ужином (обычно хот-доги с баночной фасолью) в столовой на первом этаже, под австрийской люстрой (шестьсот тридцать две каплевидных хрустальных подвески), отец декламирует стихи Чарльза Читхема Рэша, которые ни Клер, ни Саманту совершенно не интересуют.

Еще отец рассказывает о корабельных дневниках поэта — там нашлось доказательство, что самое известное его стихотворение, «Шляпа Специалиста», совсем не стихотворение и написал его вовсе не Рэш. Эти слова бормотал один из пассажиров их китобоя, надеясь таким образом подманить кита. Рэш просто записал всё, приставил концовку и объявил своим стихотворением.

Тот человек был с острова Мулатуппу, о котором ни Клер, ни Саманта ни разу не слышали. Он был кем-то вроде колдуна, но утонул вскоре после возвращения Рэша в Восемь Труб. Матросы хотели вышвырнуть за борт его торбу, но Рэш уговорил их подождать до ближайшей остановки на побережье Северной Каролины, где ее отправили на берег вместе с колдуном.

Няня Саманте и Клер понадобилась потому, что отец встретил в лесу какую-то женщину. Сегодня вечером они с ней решили устроить поздний пикник и полюбоваться звездами. Сейчас пора метеорных потоков, в ясные ночи Персеиды чертят по небу свои яркие стрелы. Отец сказал, что теперь каждый день гуляет в лесу с этой женщиной. Она как-то связана с Рэшем, и потом, сказал он, нужно же ему хоть иногда поговорить со взрослым человеком, провести ночь на воздухе!

Мистер Коуслек отказался ночевать в Восьми Трубах, но обещал найти няню для Клер и Саманты. Найти самого мистера Коуслека отец потом так и не смог, однако няня появилась ровно в семь. Эта няня, чье имя ни одна из двойняшек толком не расслышала, была в синем платье с короткими широкими рукавами. Старомодно, решили Саманта и Клер, но красиво.

Когда она пришла, двойняшки сидели с отцом в библиотеке и искали в красном кожаном атласе Мулатуппу. Няня не стала стучать у входа, просто вошла и поднялась в библиотеку, — будто знала, где их искать.

Отец торопливо чмокнул двойняшек на ночь, сказал, чтобы вели себя хорошо, и тогда в выходные он отвезет их в город на мультфильмы. Клер и Саманта смотрели из окна, как он идет по тропинке к лесу.

Темнело, над лужайкой уже вились светляки — крошечные желтые искорки в сумерках. Когда отец совсем исчез за деревьями, двойняшки отошли от окна и повернулись к няне.

— Ну? — подняла она брови. — Во что вы любите играть?

Они поиграли в ловись-рыбка, потом в сумасшедшие восьмерки, а потом в мумию. Забальзамировали няню — намазали ее отцовским кремом для бритья и обмотали туалетной бумагой. Это оказалась лучшая няня из всех, что сидели с Клер и Самантой.

В половине десятого она попробовала уложить их в постель. Ни Саманта, ни Клер в постель не хотели, и тогда они стали играть в Мертвых. Двойняшки играли в эту игру уже двести семьдесят четыре дня — все время, когда оставались без отца или других взрослых. Когда ты Мертвая, можно делать все что хочешь. Даже летать. Прыгаешь на огромной кровати и машешь руками. Иногда получается, если очень стараться.

У игры в Мертвых три правила.

Первое. Числа — это очень важно. Все важные и интересные числа двойняшки записывают в зеленую записную книжку, которую носила в сумочке мама. Особенно много они почерпнули из рассказов мистера Коуслека. Двойняшки пишут собственную трагическую историю чисел.

Второе. При взрослых в Мертвых играть нельзя. Клер и Саманта подумали насчет новой няни и решили, что она не считается. Ей можно рассказать.

Третье правило — самое лучшее, самое главное. Когда ты Мертвая, ты не должна ничего бояться. Двойняшки не знают, кто такой Специалист, но его они тоже не боятся.

Чтобы стать Мертвой, надо задержать дыхание и посчитать до тридцати пяти — почти столько лет было маме, только нескольких дней не хватило.

— Ничего вы здесь не жили, — заявляет Клер. — Здесь живет только мистер Коуслек.

— Но он уходит на ночь, — говорит няня. — А я здесь спала, когда была маленькая. Это моя бывшая спальня.

— Правда? — удивляется Саманта.

— Докажите, — требует Клер.

Няня смотрит на них оценивающим взглядом, словно меряет их рост, возраст, сообразительность, храбрость. Потом кивает. По дымоходу гуляет ветер, из камина ползут молочно-белые струи тумана.

— Если забраться в трубу, — говорит няня, — встать на цыпочки, как можно выше, и пошарить рукой — там слева будет выемка, а в выемке ключ.

Саманта оглядывается на Клер, а та говорит:

— Иди.

Клер старше Саманты на пятнадцать минут и неизвестно сколько секунд, поэтому обычно решения принимает она. Вспоминается неразборчивое бормотание в трубе, но Саманта тут же одергивает себя — она же Мертвая. Подходит к камину и залезает внутрь.

Когда целиком забираешься в трубу, внизу виден только маленький краешек комнаты: бахрома старого синего ковра, край покрывала с кровати, нога Клер в кроссовке — качается, как маятник. Шнурки развязались, на лодыжке белеет пластырь. Из трубы все это выглядит очень мирным и уютным, будто хороший сон, и Саманта на секунду жалеет, что она Мертвая. Но так лучше, правда-правда.

Она ведет ладонью по крошащимся кирпичам, выше, выше, насколько можно достать, и нащупывает выемку. Чудятся пауки, отрезанные пальцы, ржавые лезвия. Не отрывая глаз от полоски света у пола, от качающейся ноги Клер, Саманта сует руку куда-то в пыль и сырость.

Там лежит маленький холодный ключик, бородкой наружу. Саманта забирает его и выныривает обратно.

— Точно, не врет, — сообщает она Клер.

— Конечно, не вру, — улыбается няня. — Когда ты Мертвая, тебе нельзя врать.

— Можно, только если очень хочется, — поправляет Клер.

С семи лет двойняшки ездили на каникулы в лагерь. В этом году отец так и не спросил, хотят ли они поехать туда; ну и хорошо, решили Клер и Саманта. Зато не надо будет рассказывать друзьям о своем сиротстве. Они привыкли, что им все завидуют, потому что они двойняшки. Не хочется, чтобы тебя жалели.

Даже года еще не прошло, но Саманта вдруг замечает, что уже не так хорошо помнит маму. Забывается не только ее лицо, забывается запах — что-то вроде запаха сухого сена, «Шанель № 5» и еще чего-то такого. Саманта пробует вспомнить, какие у мамы были глаза — се-ерые, как у Клер, или сер-рые, как у нее? Мама больше не снится ей, зато снится Принц, гнедой жеребец, на котором она каталась в лагере. Во сне от Принца совсем не пахло лошадью. От него пахло «Шанель № 5». Когда ты Мертвая, у тебя могут быть все лошади, какие хочешь, и каждая пахнет «Шанель № 5».

— От чего этот ключ? — спрашивает Саманта.

— От чердака, — протягивает руку няня. — Вам это вряд ли понадобится, но по лестнице карабкаться легче, чем по трубе. Особенно в первый раз.

— Вы же хотели отправить нас спать, — говорит Клер.

Няня не обращает на нее внимания.

— Когда я была маленькая, отец запирал меня на чердаке, но я особо не возражала. Там был велосипед, и я выписывала восьмерки вокруг труб, пока не приходила мама и не выпускала меня. Вы умеете ездить на велосипеде?

— Конечно, — кивает Клер.

— Если ездить быстро, Специалист не поймает.

— Какой Специалист? — спрашивает Саманта. Велик — тоже неплохо, но лошадь намного быстрее.

— Специалист ходит в шляпе, — говорит няня, — а шляпа издает разные звуки.

И больше ничего не объясняет.

Чердак оказался большой и пустынный, гораздо больше, чем думали двойняшки. Нянин ключ открывает запертую дверь в конце коридора, за ней лестница с высокими узкими ступеньками. Няня машет им, приглашая вперед, наверх.

Там совсем не так темно, как им представлялось. Листва дубов, из-за которых весь дом такой тусклый, зеленоватый и таинственный, до крыши не достает. В слуховые окна щедро льется бледный пыльный свет — лунные лучи. При таком освещении хорошо видно весь чердак, где хватило бы места даже для игры в софтбол. Саманте мерещится, что в стоящих вдоль стены сундуках кто-то сидит и подглядывает за ними. Наклонную крышу протыкают восемь толстых кирпичных труб — резко, почти со злобой, как живые существа, которых нельзя запирать в таком пустом и заброшенном месте. В лунном свете кажется, что трубы дышат.

— Такие красивые, — говорит Саманта.

— А какая труба идет через детскую? — спрашивает Клер.

— Вот эта, — няня показывает на ближайшую справа. — Начинается в бальной зале на первом этаже, проходит через библиотеку и через детскую.

Из трубы торчит гвоздь, на котором висит какой-то длинный черный предмет. С виду тяжелый, будто чем-то набитый. Няня снимает его и вертит на пальце. Эта черная штуковина, оказывается, вся в дырах, и при каждом движении жалобно посвистывает.

— Шляпа Специалиста, — говорит няня.

— Не похоже на шляпу, — хмурится Клер, — вообще ни на что не похоже.

Она рассматривает коробки и сундуки, сваленные у дальней стены.

— Это такая специальная шляпа, — объясняет няня, — она и не должна быть на что-то похожа. Но она издает любые звуки, какие только можно вообразить. Ее сделал мой папа.

— А наш папа пишет книги, — сообщает Саманта.

— Мой папа тоже писал, — няня вешает шляпу обратно на гвоздь. Длинный черный конец уныло сворачивается вокруг трубы. Саманта смотрит. Шляпа вдруг тихо ржет. — Поэтом он был плохим, но с магией получилось еще хуже.

Прошлым летом Саманта больше всего на свете хотела, чтобы у нее была лошадь. Все что угодно отдала бы за это — даже иметь сестру-близнеца не так интересно, как лошадь. Но лошади у нее нет, а теперь нет и мамы; Саманта часто думает, насколько она в этом виновата. Шляпа снова ржет. А может быть, это ветер в трубах.

— Что с ним произошло? — спрашивает Клер.

— Когда он сделал шляпу, пришел Специалист и забрал его. Я пряталась в детской, в трубе, когда он искал папу. Он не нашел меня.

— Страшно было?

Раздается дрожащее позвякиванье и постукиванье. Клер нашла нянин велосипед и тащит его за руль из-за трубы.

Няня пожимает плечами:

— Правило третье.

Клер срывает шляпу с гвоздя.

— Я Специалист! — кричит она, нахлобучивая черную штуковину на голову. Шляпа съезжает ей на глаза; болтающиеся бесформенные поля расшиты светлыми пуговицами разной формы, блестящими в лунном свете, как зубы. Саманта смотрит внимательнее — это и есть зубы. Она вдруг видит, даже не считая, что на шляпе их ровно пятьдесят два и что это зубы ленивца, муравьеда, капибары и жены Чарльза Читхема Рэша. Трубы глухо стонут, из-под шляпы доносится голос Клер:

— Бегите, а то поймаю! Я вас съем!

Саманта и няня, смеясь, бросаются прочь, а Клер забирается на ржавый скрипучий велосипед и едет за ними, изо всех сил накручивая педали и дергая за звонок. Шляпа Специалиста подпрыгивает у нее на голове и фыркает, как кошка. У звонка высокий пронзительный звук, велосипед жалобно скрипит и взвизгивает. Его клонит то направо, то налево. Круглые коленки Клер мелькают с двух сторон, как гирьки на весах.

Клер кружит между кирпичных стволов в погоне за Самантой и няней. Саманта то и дело отстает, оборачивается назад. Клер почти догоняет ее, отрывает от руля руку и протягивает к сестре. Ей почти удается схватить Саманту, но в последнюю секунду няня срывает шляпу у нее с головы.

— Черт! — няня вскрикивает и роняет шляпу. На руке выступает кровь, черная в лунном свете — шляпа Специалиста укусила ее.

Клер, смеясь, слезает с велосипеда. Саманта смотрит, как шляпа катится по полу. Описывая дугу, она вдруг набирает скорость и исчезает на лестнице, прыгает по ступенькам вниз.

— Иди достань, — говорит Клер Саманте. — Теперь ты будешь Специалистом!

— Нет, — няня слизывает кровь с ранки, — пора спать.

Когда они спускаются с чердака, на лестнице пусто. Никакой шляпы Специалиста. Двойняшки чистят зубы, залезают в свою постель-корабль и укрываются одеялом. Няня садится у них в ногах.

— Когда ты Мертвая, — спрашивает Саманта, — ты все равно устаешь и обязательно надо спать? Тебе снятся сны?

— Когда ты Мертвая, — говорит няня, — все гораздо проще. Если ты чего-то не хочешь, то и не надо. Необязательно спать, необязательно иметь имя, необязательно помнить. Даже дышать необязательно.

Няня показывает, как это делается.

Когда есть время подумать (а теперь у нее есть целая вечность, чтобы подумать), Саманта с легким болезненным толчком понимает, что застряла где-то между десятью и одиннадцатью годами, застряла вместе с няней и Клер. Она размышляет об этом. Число 10 — круглое, симпатичное, как пляжный надувной мяч, и все-таки год был нелегким. Каким был бы следующий, с числом 11? Наверно, еще острее и неудобнее. Эти единицы как иголки. Но Саманта выбрала быть Мертвой. Хоть бы это был правильный выбор. Интересно, мама тоже выбрала бы быть Мертвой, а не мертвой, если бы могла выбирать?

В прошлом году, когда мама умерла, они в школе проходили дроби. Дроби напоминали Саманте диких лошадей, пестрых, пегих, пятнистых. Их так много, и все — вот, пожалуйста, — неправильные, норовистые и непослушные. Стоит только подумать, что справилась с какой-нибудь, как она тут же взбрыкивает и сбрасывает тебя. У Клер любимое число 4, она говорит, это высокий худенький мальчик. Саманту мальчики интересуют меньше. Ей нравятся числа и цифры. Например, цифра 8, которая может быть совершенно разной. Если восьмерка стоит вертикально, она похожа на женщину с узкой талией и пышными волосами. А если положить ее на бок, она напоминает свернувшуюся змею с собственным хвостом во рту. Это что-то вроде разницы между Мертвой и мертвой. Если устанешь от одного состояния, можно попробовать другое.

Кто-то стоит на газоне под дубами и зовет ее. Саманта вылезает из постели, идет к окну. За волнистым стеклом машет руками мистер Коуслек.

— Саманта, Клер! — кричит он. — С вами все в порядке? Отец вернулся?

Луна светит ему в спину; кажется, свет идет сквозь него.

— Вечно запирают меня в кладовке с инвентарем! Проклятые призраки! Саманта, вы здесь? Клер! Девочки!

Няня тоже подходит к окну и смотрит вниз. Прижимает палец к губам. Из темной постели блестят глаза Клер. Саманта молча машет рукой мистеру Коуслеку. Няня тоже машет. Наверное, он их увидел, потому что почти сразу перестал кричать и ушел.

— Берегитесь, — говорит няня. — Он скоро придет. Оно скоро придет.

Няня берет Саманту за руку и ведет в постель. Они сидят и ждут. Время идет, но они не чувствуют усталости и не стареют ни на минуту.

Кто там?

Пустота.

На первом этаже открывается парадная дверь; Саманта, Клер и няня слышат — кто-то крадется. Крадется по лестнице.

— Тихо, — шепчет няня, — это Специалист.

Саманта и Клер сидят тихо. В детской темно, и воздух в камине потрескивает, как огонь.

— Клер, Саманта, Саманта, Клер?! — плаксиво бубнит Специалист. Похоже на голос отца, но ведь шляпа может подделать любой звук, любой голос. — Вы еще не спите?

— Быстрее, — шепчет няня, — забираемся на чердак, прячемся.

Клер и Саманта вылезают из-под одеяла и молча одеваются. Идут за няней. Не говоря ни слова, не дыша, она тащит их под защиту кирпичной трубы. Там темнота еще гуще, совсем ничего не видно, но они прекрасно понимают слово, которое няня произносит одними губами: «Вверх». Она лезет первой, показывая им зацепки и выпуклые кирпичи, на которые можно поставить ногу. Потом лезет Клер. Саманта смотрит на ноги сестры — поднимаются, словно дым, и шнурки до сих пор развязаны.

— Клер? Саманта? Черт, вы меня пугаете. Куда вы делись? — Специалист стоит прямо за полуоткрытой дверью. — Саманта? Кажется, меня кто-то укусил. Какая-то чертова змея!

Саманта стоит в нерешительности только секунду. И карабкается по трубе — вверх, вверх, вверх.