* * *

В нашей семье за стирку отвечаю я, и мне эта работа по душе. Она вселяет чувство исполненного долга. И еще, так сказать, сопричастности с жизнью остальных домочадцев. А еще — возможность побыть одному, без этих самых домочадцев, что тоже иногда неплохо.

Мне нравится перебирать белье — светлые вещи, темные, цветные. Мне нравится настраивать ручки и рычаги — горячая вода, холодная вода, полоскание, время, нагревание. Все это для меня просто и понятно, я решительно и умело выбираю нужное. Новая стереосистема до сих пор загадка для меня, а вот стиральными машинами и сушилками я пользоваться уже научился. Как только слышится звонок — можно вынимать теплое, мягкое белье, нести его в столовую, сортировать на столе и складывать в аккуратные стопки. Мне ужасно нравится, когда белье сильно наэлектризуется — можно всего себя обвешать носками, они прилипают и не спадают. (Однажды жена застала меня за этим занятием и ТАК на меня посмотрела! Но ведь нельзя же всегда и всем объяснять все, что делаешь…)

Когда стирка закончена, у меня есть чувство исполненного долга. Дело сделано хорошо. Со стиркой я справляюсь неплохо. Хотя бы это умею. Вы не поверите, но в стирке я вижу космическую сторону. Вода, земля, огонь — противоположности мокрого и сухого, горячего и холодного, грязного и чистого. Великие круговороты, снова и снова — начало и конец — альфа и омега, аминь. Я соприкасаюсь с ЧЕМ-ТО ВЕЛИКИМ. И на миг, всего на миг, жизнь чиста и имеет смысл. А потом — все заново…

На прошлой неделе наша стиральная машина сломалась. Я, наверное, слишком много полотенец в нее заложил, и в режиме вращения барабана все они комом сбились на одну сторону. Машина, сильно кренясь, исполнила какой-то жуткий танец в стиле «прыг-скок» и взорвалась. Мне сначала показалось, что она решила наброситься на меня. Только что она жила, вся содрогаясь, а уже в следующий момент передо мной стоял холодный белый ящик, полный недопереваренных полотенец, с пеной у рта — я, видимо, и мыла слишком много эаложил. Через пять минут испустила дух и сушилка. Словно пожилая чета в доме престарелых: они до того тесно переплелись судьбами, что даже умирают почти одновременно.

Машина сломалась в субботу днем, и в доме не осталось ни одного сухого полотенца, ни одной сухой пары моих трусов или носков — что было делать? Я прекрасно знал: если позвонить в ремонтную мастерскую, то придется проторчать дома тридцать шесть часов подряд, ожидая мастера, да еще чтобы при этом рядом непременно стоял директор банка и помахивал уже подтвержденным чеком — в противном случае мастер к вам и на порог не ступит. У меня же на все это времени не было, и я отправился в прачечную самообслуживания.

Со студенческих лет мне не приходилось проводить субботний вечер в прачечной самообслуживания. Кто не бывает в таких местах, тот много теряет, ибо только там можно увидеть чужое белье и услышать массу любопытного. Я видел, как пожилая дама перебирала целую кучу пикантного черного женского белья, и все гадал — ее это вещи или нет? Я слышал, как студент объяснял приятелю отличный способ удалить с замшевого пиджака следы рвоты.

Сидя в ожидании, я изучал коробку с моющим средством. Я пользуюсь порошком «Радость». Мне по душе идея радостной стирки, Был уже поздний вечер; я сел, прислонился к теплой сушилке, принялся жевать сыр и крекеры, потягивая белое вино из термоса (подготовился я основательно), и начал размышлять о смысле жизни и читать надписи на коробке. С ума сойти! Порошок содержит вещества для удаления грязи с одежды (анионовые поверхностно-активные элементы) и смягчения воды (сложные фосфаты натрия). Кроме того, вещества для защиты моющих деталей (силикаты натрия) и для улучшения действия (сульфаты натрия), незначительные добавки — уменьшить образование морщин и предупредить появление желтизны, плюс ко всему отбеливатели, восстановители цвета и ароматизирующие вещества. Вот так! А стоит всего ничего; чайная ложка — один цент. Да, чуть не забыл: остатки легко разлагаются микроорганизмами, оптимально порошок действует в холодной воде, к тому же он экологически чистый. Чудеса в коробке.

Я смотрел, как белье кружится в сушилке, и думал о том, что мир круглый и еще о гигиене. Человечество шагнуло далеко вперед. Раньше считали, что болезни посылает Бог. Но потом поняли — виновато человеческое невежество, и с тех пор стали вычищать все за собой — в буквальном смысле слова. Люди и по сей день удаляют грязь с рук, одежды, тела, еды и из жилища.

Но если б ученые и изобретатели могли найти средство удалить грязь из наших помыслов! Всего один колпачок надежного и устойчивого закрепителя, который удалил бы грязь из нашей жизни, смягчил жестокость ее, защитил наши скрытые части — души и сердца, улучшил наше действие, уменьшил образование моршин и появление желтизны, восстановил наш естественный цвет, сделал нас мягкими, нежными и хорошими…

Кстати, не советую для этой цели есть «Радость». Я пробовал — ужасная гадость. (Зато язык у меня теперь чистый.)


А вот и моя соседка, очень милая дама. Выходит из дому через парадное крыльцо, на работу отправляется; вид и настроение у нее — «на все сто». Запирает дверь на ключ, берет свою обычную кладь: косметичку, пакет с бутербродами, спортивную сумку с причиндалами для аэробики и мусорное ведро — на выброс. Оборачивается, замечает меня, приветливо улыбается, здоровается, делает два-три шага, и вдруг: «А-А-А-А-А-А-А-Г-Х!!!» (Я цитирую.) Почти как включенная на полную мощность пожарная сирена. Паутина! Дама на ходу попала прямо в паутину! И с ужасом думает об одном: неужели паук теперь ползает по мне?

Соседка разбрасывает вещи куда попало и при этом исполняет дикую, судорожную пляску — разновидность шейка, — точь-в-точь аист в разгар брачных игр. Она ощупывает лицо, волосы, и с удвоенной силой раздается: «А-А-А-А-А-А-А-Г-Х!!!» Она пытается без ключа открыть запертую дверь — раз, другой. Затем все-таки вставляет ключ в скважину и ломает его. Бежит к черному ходу, создавая допплеровский эффект затухания звука: «А-А-А-А-а-а-а-а…»

А теперь посмотрим на происшествие с другой точки зрения — паука, точнее, паучихи: ничем не примечательной, сероватой паучихи средних лет. Еще до рассвета принялась она плести паутину, и все шло чудесно. День выдался погожий, безветренный, росы выпало в меру, и паутина получилась клейкая. Паучиха проверила снасти и уже представляла себе мошек, что попадут к ней на завтрак. Настроение хорошее, и она готова к охоте. И вдруг — все летит в тартарары — землетрясение, тайфун, извержение вулкана! Паутина порвалась и обмоталась вокруг обезумевшей живой копны сена, а огромный кусок сырого, раскрашенного мяса издает такой звук, какого паучиха в жизни не слыхивала: «А-А-А-А-А-А-А-Г-Х!!!» Добыча слишком большая — паутиной всю не обмотать, чтобы съесть потом, и двигается слишком быстро, не удержать. Что же делать? Наброситься? Вцепиться покрепче и висеть — наудачу? Или вонзиться сразу?

Да это же человек! Она поймала человека! И паучиха с ужасом думает об одном: куда он идет и чем займется, когда придет туда, куда ему нужно?

Соседка уверена — паук размером с огромного рака, у него громадные присоски и ядовитые клыки. До́ма она наверняка все с себя скинет, примет душ и тщательно вымоет голову — убедится, что от паука она точно избавилась. Белье и одежду сменит полностью — чтобы уж точно не носить на себе никаких насекомых.

А что же станется с паучихой? Ну, если она вообще выживет, то ей будет что рассказать: «ВОТ ТАКАЯ огромная попалась, жаль только — вырвалась! А какая ПАСТЬ — это надо видеть!..»

Удивительные существа — пауки! На Земле живут уже 350 миллионов лет, так что, поди, ко всему привыкли. А сколько их — диву даешься: семьдесят тысяч на полгектара любого пригорода. Больше всего меня восхищает паутина. Вы только подумайте, что творилось бы, если бы у людей, как и у пауков, где-то на конце брюшка имелось крошечное отверстие с шестью каналами, с помощью которого можно было бы делать длинные нити собственного, скажем так, стекловолокна. И вот тогда… Упаковать, связать что-нибудь — никаких проблем! А во что превратился бы альпинизм! И олимпийские виды спорта… Совсем другой размах получило бы произведение на свет потомства и уход за ним. Да вы и сами можете продолжить этот перечень. Даже дух захватывает… Правда, убирать такие огромные паутины замучаешься.

И вспомнилась мне одна песенка. Вы ее тоже, наверное, знаете, да и не только вы, но и родители, и дети ваши:

Лезет маленький паук

В водосточную трубу.

Дождик хлынул вдруг

На его беду:

Паучка на землю смыло.

Вышло солнце погулять —

Все на свете просушило,

Паучок собрался с силой

И в трубу полез опять.

Вы, может, быть, даже умеете под эту песенку жестами изображать паучка.

Что же в этой песенке такого? Ведь мы не только сами ее помним, но и детям своим поем. Паучок-то в ней представлен храбрым и веселым. И кто ее поет, тот уже не станет кричать: «А-А-А-А-А-А-А-Г-Х!!!» Кроме того, в ней просто и незатейливо говорится о том, как интересно жить на свете. Крошечный любознательный паучок ищет приключений; ему попадается водосточная труба — длинный тоннель, ведущий наверх, к свету. Но паучок об этом даже не думает и просто лезет в трубу. На него обрушиваются всевозможные напасти — ливень, потоп, слепые силы природы. Его смывает и выбрасывает из трубы еще дальше того места, откуда он начинал свой поход. И что же паучок? Разве он говорит: «А ну это все к шуту!»? Нет! Солнышко вышло, все высушило, и как только сам паучок обсох, он снова направляется к водосточной трубе, заглядывает в нее и решает, что он действительно хотел бы знать — а что же там, наверху? Только теперь он действует осмотрительнее: прежде всего смотрит на небо — нет ли туч? — выбирает маршрут понадежнее и, прочитав паучью молитву, лезет вверх, через таинственную темноту, вперед — навстречу свету и неизвестности.

Издавна все живое на Земле поступало так же. Наперекор напастям, неудачам и бедствиям. Мы с вами — потомки тех, кто выжил. И мы учим своих детей умению выживать и идти вперед. И пауки, может быть, тому же учат паучат — по-своему, по-паучьи.

А соседка моя не только переживет эту напасть — теперь, отправляясь на работу и выходя из дому, она будет осмотрительнее. И паучиха, если останется жива, тоже станет мудрее и осторожнее. Если же ей повезет меньше… Что ж, на свете останется много других пауков, и они об этой истории непременно услышат. Да и как не услышать, когда так кричат: «А-А-А-А-А-А-А-Г-Х!!!»


У жителей Соломоновых островов, что в западной части Тихого океана, есть любопытный способ заготовки дров. Если дерево настолько большое, что топором его не срубить, туземцы валят его криком. (Клянусь, я это вычитал в одной статье, только не помню в какой.) На рассвете лесорубы, обладающие особым даром, осторожно влезают на дерево и неожиданно кричат на него что есть мочи. Так продолжается тридцать дней. Затем дерево погибает и падает. Согласно поверию, крики убивают дух дерева. Туземцы утверждают, что способ действует безотказно.

Ах, эти бедные, наивные туземцы! Какие милые, оригинальные обычаи джунглей! Кричать на деревья — фу, как примитивно… Жаль, у них нет наших преимуществ: современной технологии и научного склада ума.

То ли дело мы. Сам я кричу на жену. На телефон и на машинку для стрижки газонов. И еще на телевизор, на газеты и на своих детей. Иногда, потрясая кулаком, кричу даже на силы небесные.

Сосед, к примеру, часто кричит на свой автомобиль. А этим летом я слышал, как он добрых полдня орал на стремянку. Мы — современные, цивилизованные, воспитанные люди — кричим на транспорт, на арбитров, на счета, на банки и — особенно на механизмы. Больше всего достается им и родственникам.

Какой от этото толк — даже и не знаю. На механизмы и прочие предметы все ра но не действует. Пинки и то не всегда помогают. Что касается людей, то здесь туземцы с Соломоновых островов, возможно, в чем-то правы. Если кричать на живое существо, то действительно можно убить его дух. Говорят, слово не обух, в лоб не бьет. Верно, не в лоб оно бьет, а в самое сердце…


Видели когда-нибудь счеты? Они похожи на сороконожек с тельцем из деревянных костяшек. В Америке они обычно продаются в сувенирных магазинах среди прочих привозных безделушек, в качестве настенных украшений. Но на самом деле счеты — это арифмометр, калькулятор и даже компьютер. Что, впрочем, тоже не совсем верно. Ведь счеты — всего лишь видимая картина вычислений, которые счетчик производит в уме.

В Азии многие и поныне пользуются счетами изо дня в день. И так — две тысячи лет, а то и больше. Счеты не только полезный, но и красивый предмет обихода, их приятно держать в руках, приятно трогать дерево, латунь, слоновую кость. Чем старее счеты и чем дольше служат, тем приятнее становятся — гладенькие, потемневшие, отшлифованные. Их хватит на всю жизнь, их не нужно усовершенствовать; все необходимое программное обеспечение расположено у вас между ушами; ну а сломаются — их легко починит даже первоклассник, вооружившись простейшим инструментом.

Благодаря счетам можно иначе взглянуть на некоторые стороны технического прогресса. Вспоминается мне один случай. Некий американо-японский компьютерный концерн начал усиленно проникать на китайский рынок. Чтобы показать преимущества своих карманных калькуляторов, концерн предложил устроить соревнование: широко разрекламированную «дуэль» калькуляторов и счетов. Победил конечно же счетовод, китаец из Гонконга по имени Чан Кай Кит — старший клерк в одной из судоходных компаний. Оператор мини-компьютера быстрее — на целых 44 секунды — обработал пакет бухгалтерских документов. Но ответ компьютер выдал неверный. Наверное, оператор спешил продемонстрировать великолепие своей машинки и ввел в нее не те данные. Престиж концерна был подорван.

Только не поймите меня превратно. Карманные калькуляторы есть и будут, они прочно вошли в нашу жизнь. Ведь я же не луддит какой-нибудь! Я же понимаю, что механизмы ни в чем не виноваты. И потом, как знать — может, с карманным калькулятором тот аккуратный и внимательный счетовод-китаец работал бы еще лучше… Просто я всегда умиляюсь, когда вижу, как руки и разум человека творят настоящие чудеса. И разве не отрадно, что и перед мудреной, изощренной, сверхсовременной электроникой не спасовали все те же руки и все тот же разум? И разве плохо, что человечество может двигаться вперед, по-прежнему пользуясь древнейшими и привычными путями?

Как любопытно, что старинные, видавшие виды счеты в ХХ веке заняли почетное место в наших домах среди произведений искусства и диковинок; и эта безделушка мила нам, потому что и польза в ней есть, и пользоваться такой красивой вещью приятно. У меня есть старая деревянная плошка и старый — хоть и моложе ее — большой столовый нож, и никогда никакой кухонный электрокомбайн с ними не сравнится. В общем, совершенно то же самое.


В конце апреля 1757 года воинский отряд, которым командовал полковник Диего Ортис де Парилья, и пятеро священников отправились из Сан-Антонио в заданный район на берегу реки Сан-Саба среди холмов центральной части земли Tejas (это твой Техас, гринго). Они прибыли, чтобы расширить границы испанского владычества, обратить в христианство всех встретившихся по дороге язычников. Чтобы истребить индейское племя апачей (естественно, уже после обращения в свою веру). Ну и самое главное — отыскать сокровища, спрятанные, как гласило предание, среди окрестных взгорий.

Построили они на берегу форт и миссионерскую церковь. И стали ждать, когда же придут индейцы — за утешеннем и успокоением — и принесут сокровища. Испанцы коротали время, выпуская рукописные журналы, которые сохранились и по сей день, — сейчас они в библиотеке Остина. «Скромная красота здешних мест возвышает мой дух, — пишет падре Молина. — Однако где же индейцы?» А вот что пишет Диего Ортис де Парилья: «Страна эта чудесная, но где же индейцы? И где же сокровища?»

Ответ на один из вопросов они получили почти через год, в марте, — когда появились команчи, которых позвали на подмогу апачи. Две тысячи команчей в боевой кроваво-черной раскраске, с недобрыми намерениями.

После этого в Сан-Саба на время воцарилась тишина: форт, церковь и большинство любителей приключений из числа бравых идальго были стерты с лица земли. А оставшиеся в живых, но без сокровищ, в беспорядке бежали назад, в Сан-Антонио, и в Сан-Саба больше не возвращались.

Эту историю мне поведала нынешней весной мемориальная доска на главной площади Сан-Саба. К доске имелось приложение в виде двух пожилых джентльменов, которые пришли посидеть-поплевать на скамейке перед зданием городского суда. Как мне растолковали; техасцы изгнали мексиканцев вместе с индейцами и забрали себе то, что по праву им принадлежало. И в техасском городке Сан-Саба теперь царят мир и спокойствие. «Столица орехов пекан и козьих родео», — утверждает газета «Звезда Сан-Саба и новости», а она издается вот уже сто одиннадцать лет.

В Сан-Саба я прибыл по простой причине: «припасть к корням». Раньше приезжал из своего родного Уэйка на выходные — повидаться с подругой по имени Луиза. Когда же Луиза совершила большую ошибку и ушла к другому, я по-прежнему еще не раз наведывался по выходным в Сан-Саба. Во-первых, здесь можно было купить пива. У нас в округе действовал сухой закон — впрочем, чего еще ожидать от округа, где уйма баптистов. А во-вторых, здесь было маленькое козье родео, а козье родео — уверяю вас — увлекательнейшее зрелище. Выпущенные из загона козы не бросаются к перегородке на противоположном конце арены. Они скачут как ополоумевшие: то вытанцовывают кругами, то влево метнутся, то встанут как вкопанные, то кинутся вспять, прямо к арканщику. Да еще боднуть норовят, когда их пытаются связать. С козами ухо держи востро! Ради козьего родео стоит и дальний путь проделать. И ради пива тоже. Когда тебе восемнадцать. К тому же, как знать — вдруг Луиза одумается.

А еще ведь и танцы после родео! Под открытым небом, на бетонной площадке у самой реки. Устроишься, бывало, поудобнее, смотришь на танцующих, на реку, и потихоньку уплетаешь бутерброд с колбаской, потом целый пакет картофельной соломки и целый пакет шоколадного печенья, запивая сразу шестью банками пива «Одинокая звезда» А затем идешь танцевать, уповая на божью милость, авось, обратно не полезет.

Такай он, Сан-Саба, что в Техасе. Родной уголок, где мало что изменилось — потому я, собственно, и приехал сюда нынешней весной. Испанцы и индейцы остались по одну сторону временного горизонта — в прошлом. А современные автострады и пешеходные улицы с магазинами отошли далеко на другую сторону — в будущее. И те, и другие ушли бесследно, здесь есть лишь Техас времен 1945 года. Большим событием в городской жизни считают выход в финал первенства штата школьной баскетбольной команды «Броненосцы». Еще одна важная новость — сгорел только что построенный молельный дом, принадлежавший секте свидетелей Иеговы. Говорят, дело рук методистов, но точно не знаю.

Про пожар я услышал случайно у стойки с газированной водой в знакомом магазине Боба Эверетта, на главной площади. Взял себе кока-колу со льдом за тридцать пять центов, а потом соблазнился яблочным пирогом — его испекла жена Боба — и отличным кофе; и за все — лишь восемьдесят девять центов. Затем направился в «универмаг» Гарри, где приобрел новенькие сафьяновые полусапоги фирмы «Тани Лама» с настоящими ковбойскими каблуками. Выписал чек с сиэтлским адресом, но продавшица даже не спросила у меня удостоверения личности. Решила, видно, что уж очень человеку сапоги понадобились. Мало кто аж из Сиэтла сюда поедет ради пары сапог, заметила она, стараясь понять, то ли я надежный клиент, то ли просто олух, и все-таки остановилась на первом.

Потом я заглянул в соседний магазинчик, торгующий всякой всячнной для ковбоев — купить ковбойские перчатки из настоящей оленьей кожи. Лучшие в мире, Пахнут они, новенькие, по-особенному, а уж если придутся впору, то без хирурга не снимешь. Затем зашел в комиссионный магазин — поглазеть на традиционную, проводимую по пятницам распродажу коз и овец — и чуть было не купил козочку. Они здесь идут совсем дешево: козленок, например, стоит всего двадцать долларов. Хорошие животные — козы.

Ночи в техасском городке Сан-Саба необыкновенно тихие. Поужинав жареным цыпленком с «крестьянской» подливой и гарниром из молодой кукурузы, бобов и картофельного пюре, выйдешь из кафе «Адамо» на главную площадь и, пожевывая можжевеловую зубочистку, побредешь мимо городского суда к реке, а вокруг тишина, только сверчки стрекочут да лягушки дают свой весенний концерт. Такие же ночи подарят вам и все другие городишки, разбросанные по центральному Техасу: Крэнфилс-Гэп, Чайна-Спрингс или Вэлли-Миллз. Тишина. Все замирает с заходом солнца. Тихие, старые, бесхитростные, неприметные, исконные американские городишки. Частичка родины.

Вы сейчас, небось, подумали: вот сочиняет! А ведь я все как есть рассказываю, как я вижу. И, уж конечно, тут — не рай на земле. В таких городках одуреешь от скуки, и жить здесь я бы и трех дней не стал. Тогда зачем так расписывать? А вот зачем: все мы откуда-нибудь родом — из самых обычных мест, там — наши корни, там мы стали такими, какие мы есть. Мы свысока, а то и презрительно посматриваем на свои «корни», не ведая, что рискуем потерять. Мы отрекаемся от них, хотя потом, может быть, будем осуждать себя за это. Но приходит время, когда потянет вдруг в родные края — тогда никто и ничто уже не удержит. И едешь не обретать отвергнутый когда-то кров — едешь, чтобы душа просветлела.

По крайней мере в одном испанцы не ошиблись: насчет Сан-Саба. Не знаю, поймете ли вы меня, но предание то оказалось сущей правдой. Сан-Саба и впрямь полон сокровищ.

Загрузка...