(Demofoonte)
Драма (1733)
Дирцея умоляет своего отца Матусия не восставать против закона, который требует ежегодного принесения в жертву Аполлону юной девы из знатного рода. Имя жертвы определяет жребий. Лишь царские дочери избавлены от страшной обязанности, да и то потому, что отосланы отцом за пределы страны. Но Матусий считает, что он, подданный, в отцовстве своем равен царю, и по справедливости царь должен либо вернуть своих дочерей на родину и тем показать пример строгого соблюдения священных законов, либо освободить от их исполнения всех остальных. Дирцея считает, что властители — превыше законов, Матусий не соглашается с ней, он не желает дрожать от страха за дочь — или пусть Демофонт дрожит так же, как другие!
Демофонт призывает во дворец своего сына Тиманта. Тот покидает военный лагерь и спешит на зов. Тимант состоит в тайном браке с Дирцеей. Если их тайна откроется, Дирцею ждет смерть за то, что она посмела сочетаться браком с наследником трона. Тимант радуется встрече с Дирцеей и расспрашивает ее об их сыне Олинте. Дирцея говорит, что мальчик как две капли воды похож на отца. Между тем приближается срок ежегодного жертвоприношения. Скоро станет известно, кто из юных дев обречен на заклание. Царь не раз спрашивал оракула, когда Аполлон смилостивится и перестанет требовать человеческих жертв, но ответ был краток и темен: «Гнев богов утихнет, когда невинный узурпатор узнает о себе правду». Дирцея боится предстоящего жребия. Ее страшит не смерть, но Аполлон требует крови невинной девы, и если Дирцея безмолвно пойдет на заклание, то прогневит бога, а если откроет тайну, то прогневит царя. Тимант и Дирцея решают признаться во всем Демофонту: ведь царь издал закон, царь может и отменить его.
Демофонт объявляет Тиманту, что намерен женить его на фригийской царевне Креусе. Он послал за ней своего младшего сына Керинта, и корабль должен скоро прибыть. Демофонт долго не мог найти достойную Тиманта невесту. Ради этого он забыл давнюю вражду фракийских и фригийских царей. Тимант выражает недоумение: отчего его жена непременно должна быть царской крови? Демофонт настаивает на необходимости чтить заветы предков. Он отправляет Тиманта навстречу невесте. Оставшись один, Тимант просит великих богов защитить Дирцею и охранить их брак.
Фригийская царевна прибывает во Фракию. Керинт за время пути успел полюбить Креусу. Оставшись наедине с Креусой, Тимант уговариваетее отказаться от брака с ним. Креуса оскорблена. Она просит Керинта отомстить за нее и убить Тиманта. В награду она обещает ему свое сердце, руку и корону. Видя, что Керинт бледнеет, Креуса называет его трусом, она презирает влюбленного, который говорит о любви, но не способен постоять за честь любимой с оружием в руках. В гневе Креуса кажется Керинту еще прекраснее.
Матусий решает увезти Дирцею из Фракии. Дирцея предполагает, что отец узнал о ее браке с Тимантом. Она не в силах покинуть мужа и сына. Тимант заявляет Матусию, что не отпустит Дирцею, и тут | выясняется, что Матусий не ведает об их браке и потому не может взять в толк, по какому праву Тимант вмешивается в их дела. Матусий рассказывает, что Демофонт разгневался на него за то, что он, подданный, посмел сравнивать себя с царем, и в наказание за строптивость повелел принести в жертву Дирцею, не дожидаясь жребия. Тимант уговаривает Матусия не тревожиться: царь отходчив, после первой вспышки гнева он непременно остынет и отменит свой приказ. Начальник стражи Адраст хватает Дирцею. Тимант молит богов придать ему мужества и обещает Матусию спасти Дирцею.
Креуса просит Демофонта отпустить ее домой, во Фригию. Демофонт думает, что Тимант отпугнул Креусу своей грубостью и неучтивостью, ведь он вырос среди воинов и не приучен к нежности. Но Креуса говорит, что ей не пристало выслушивать отказ. Демофонт, полагая, что всему виной мнительность царевны, обещает ей, что Тимант сегодня же станет ее супругом. Креуса решает: пусть Тимант подчинится воле отца и предложит ей свою руку, а она потешит свое самолюбие и откажет ему. Креуса напоминает Демофонту: он отец и парь, значит, он знает, что такое воля отца и кара царя.
Тимант умоляет Демофонта пощадить дочь несчастного Матусия, но Демофонт ничего не хочет слушать: он занят приготовлениями к свадьбе. Тимант говорит, что испытывает непреодолимое отвращение к Креусе. Он вновь умоляет отца пощадить Дирцею и признается, что любит ее. Демофонт обещает сохранить Дирцее жизнь, если Тимант подчинится его воле и женится на Креусе. Тимант отвечает, что не может этого сделать. Демофонт говорит: «Царевич, до сих пор я говорил с вами как отец, не вынуждайте меня напоминать вам, что я царь». Тимант равно уважает волю отца и волю царя, но не может ее исполнить. Он понимает, что виноват и заслуживает наказания.
Демофонт сетует на то, что все его оскорбляют: гордая царевна, строптивый подданный, дерзкий сын. Понимая, что Тимант не подчинится ему, пока Дирцея жива, он отдает приказ немедленно вести Дирцею на заклание. Общее благо важнее жизни отдельного человека: так садовник срезает бесполезную ветку, чтобы дерево лучше росло. Если бы он сохранил ее, дерево могло бы погибнуть.
Тимант рассказывает Матусию, что Демофонт остался глух к его мольбам. Теперь единственная надежда на спасение — бегство. Матусий должен снарядить корабль, а Тимант тем временем обманет стражей и похитит Дирцею. Матусий восхищается благородством Тиманта и дивится его несходству с отцом.
Тимант тверд в своей решимости бежать: жена и сын для него дороже, чем корона и богатство. Но вот он видит, как Дирцею в белом платье и цветочном венце ведут на заклание. Дирцея убеждает Тиманта не пытатьсяее спасти: он все равно ей не поможет и только погубит себя. Тимант приходит в ярость. Теперь он ни перед кем и ни перед чем не остановится, он готов предать огню и мечу дворец, храм, жрецов.
Дирцея молит богов сохранить жизнь Тиманту. Она обращается к Креусе с просьбой о заступничестве. Дирцея рассказывает, что безвинно осуждена на смерть, но она просит не за себя, а за Тиманта, которому грозит гибель из-за нее. Креуса изумлена: на пороге смерти Дирцея думает не о себе, но о Тиманте. Дирцея просит ни о чем не спрашивать ее: когда бы она могла поведать Креусе все свои несчастья, сердце царевны разорвалось бы от жалости. Креуса восхищается красотой Дирцеи. Если уж дочь Матусия смогла растрогать даже ее, то нет ничего странного в том, что Тимант ее любит. Креуса с трудом сдерживает слезы. Ей больно думать, что она — причина страданий влюбленных. Она просит Керинта смирить гаев Тиманта и удержать его от безрассудных поступков, а сама идет к Демофонту просить за Дирцею. Керинт восхищается великодушием Креусы и вновь говорит ей о своей любви. В его сердце пробуждается надежда на взаимность. Креусе очень трудно притворяться суровой, ей мил Керинт, но она знает, что должна стать женой наследника трона. Она сожалеет, что суетная гордыня делаетее рабой и заставляет подавлять свои чувства.
Тимант и его друзья захватывают храм Аполлона, опрокидывают алтари, гасят жертвенный огонь. Появляется Демофонт, Тимант не подпускает его к Дирцее. Демофонт приказывает страже не трогать Тиманта, он хочет посмотреть, до чего может дойти сыновняя дерзость. Демофонт бросает оружие. Тимант может убить его и предложить своей недостойной возлюбленной руку, еще дымящуюся от крови отца. Тимант падает в ноги Демофонту и отдаст ему свой меч. Его преступление велико, и ему нет прощения. Демофонт чувствует, чтоего сердце дрогнуло, но овладевает собой и приказывает стражам заковать Тиманта в цепи. Тимант покорно подставляет руки. Демофонт велит заклать Дирцею прямо сейчас, в его присутствии. Тимант не может спасти любимую, но просит отца смилостивиться над ней. Он открывает Демофонту, что Дирцея не может быть принесена в жертву Аполлону, ибо бог требует крови невинной девы, а Дирцея жена и мать. Жертвоприношение откладывается: надо найти другую жертву. Дирцея и Тимант пытаются спасти друг друга, каждый готов взять всю вину на себя. Демофонт приказывает разлучить супругов, но они просят позволения быть вместе в последний час. Демофонт обещает, что они умрут вместе. Супруги прощаются.
Начальник стражи Адраст передает Тиманту последнюю просьбу Дирцеи: она хочет, чтобы после ее смерти Тимант женился на Креусе. Тимант с гневом отказывается: он не станет жить без Дирцеи. Появляется Керинт. Он приносит радостную весть: Демофонт смягчился, он возвращает Тиманту свою отцовскую любовь, жену, сына, свободу, жизнь, и все это произошло благодаря заступничеству Креусы! Керинт рассказывает, как он привел к Демофонту Дирцею и Олинта и царь со слезами на глазах обнял мальчика. Тимант советует Керинту предложить руку Креусе, тогда Демофонту не придется краснеть за то, что он нарушил слово, данное фригийскому царю. Керинт отвечает, что любит Креусу, но не надеется стать ее мужем, ибо она отдаст свою руку только наследнику престола. Тимант отрекается от своих прав наследника. Он обязан Керинту жизнью и, уступая ему трон, отдает лишь часть того, что должен.
В это время Матусий узнает, что Дирцея — не его дочь, а сестра Тиманта. Жена Матусия перед смертью вручила мужу письмо и заставила поклясться, что он прочтет его только в том случае, если Дирцее будет грозить опасность. Когда Матусий готовился к бегству, он вспомнил о письме и прочел его. Оно было написано рукой покойной царицы, которая удостоверяла, что Дирцея — царская дочь. Царица писала, что в дворцовом храме, в том месте, куда нет доступа никому, кроме царя, спрятано еще одно письмо: в нем разъясняется причина, по которой Дирцея оказалась в доме Матусия. Матусий ожидает, что Тимант обрадуется, и не понимает, отчего тот бледнеет и трепещет… Оставшись один, Тимант предается отчаянию: выходит, он женился на собственной сестре. Теперь ему ясно, что навлекло на него гнев богов. Он жалеет, что Креуса спасла его от смерти.
Демофонт приходит обнять Тиманта. Тот отстраняется, стыдясь поднять глаза на отца. Тимант-не желает видеть Олинта, прогоняет Дирцею. Он хочет удалиться в пустыню и просит всех забыть о нем. Демофонт в тревоге, он боится, не повредился ли сын в уме.
Керинт убеждает Тиманта, что тот ни в чем не виновен, ведь его преступление — невольное. Тимант говорит, что хочет умереть. Появляется Матусий и объявляет Тиманту, что он его отец. Дирцея сообщает, что она не сестра ему. Тимант думает, что, желая утешить, они обманывают его. Демофонт рассказывает, что когда у царицы родилась дочь, а у жены Матусия — сын, матери обменялись детьми, чтобы у трона был наследник. Когдаже родился Керинт, царица поняла, что лишила трона собственного сына. Видя, как Демофонт любит Тиманта, она не решилась открыть ему тайну, но перед смертью написала два письма, одно отдала своей наперснице — жене Матусия, а другое спрятала в храме. Демофонт говорит Креусе, что обещал ей в мужья своего сына и наследника престола и ныне счастлив, что может сдержать слово, не прибегая к жестокости: Керинт — его сын и наследник престола. Креуса принимает предложение Керинта. Керинт спрашивает царевну, любит ли она его. Креуса просит считатьее согласие ответом. Тут только Тимант понимает, что он и есть тот невинный узурпатор, о котором вещал оракул. Наконец фракийцы избавлены от ежегодного жертвоприношения. Тимант падает царю в ноги. Демофонт говорит, что по-прежнему любит его. До сих пор они любили друг друга по долгу, отныне же будут любить друг друга по выбору, а эта любовь еще крепче.
Хор поет о том, что радость сильнее, когда приходит в сердце, удрученное несчастьем. Но совершенен ли мир, где для того, чтобы насладиться ею сполна, необходимо пройти через страдание?
О. Э. Гринберг
(La famiglia delTantiquario, о sia la suocera e la nuota)
Комедия (1749)
Дела графа Ансельмо Террациани более или менее поправились, когда он, пренебрегнув сословной спесью, женил единственного своего сына Джачинто на Дорадиче, дочери богатого венецианского купца Панта-лоне деи Бизоньози, который дал за нею двадцать тысяч скудо приданого. Эта сумма могла бы составить основу благосостояния графского дома, когда бы львиная ее доля не была растрачена Ансельмо на любимое его развлечение — коллекционирование древностей; он становился буквально невменяем при виде римских медалей, окаменелостей и прочих штучек в таком роде. При этом Анседьмо ничего не смыслил в любезных его сердцу древностях, чем пользовались всякие проходимцы, сбывая ему за большие деньги разнообраный никому не нужный хлам.
С головой погруженный в свои занятия, Ансельмо только отмахивался от докучных проблем повседневной жизни, а их было достаточно. Помимо постоянной нехватки денег, день изо дня портившей кровь всем домочадцам, случилось так, что с самого начала свекровь и невестка люто невзлюбили друг друга. Графиня Изабелла не могла оракула, когда Аполлон смилостивится и перестанет требовать человеческих жертв, но ответ был краток и темен: «Гнев богов утихнет, когда невинный узурпатор узнает о себе правду». Дирцея боится предстоящего жребия. Ее страшит не смерть, но Аполлон требует крови невинной девы, и если Дирцея безмолвно пойдет на заклание, то прогневит бога, а если откроет тайну, то прогневит царя. Тимант и Дирцея решают признаться во всем Демофонту: ведь царь издал закон, царь может и отменить его.
Демофонт объявляет Тиманту, что намерен женить его на фригийской царевне Креусе. Он послал за ней своего младшего сына Керинта, и корабль должен скоро прибыть. Демофонт долго не мог найти достойную Тиманта невесту. Ради этого он забыл давнюю вражду фракийских и фригийских царей. Тимант выражает недоумение: отчего его жена непременно должна быть царской крови? Демофонт настаивает на необходимости чтить заветы предков. Он отправляет Тиманта навстречу невесте. Оставшись один, Тимант просит великих богов защитить Дирцею и охранить их брак.
Фригийская царевна прибывает во Фракию. Керинт за время пути успел полюбить Креусу. Оставшись наедине с Креусой, Тимант уговариваетее отказаться от брака с ним. Креуса оскорблена. Она просит Керинта отомстить за нее и убить Тиманта. В награду она обещает ему свое сердце, руку и корону. Видя, что Керинт бледнеет, Креуса называет его трусом, она презирает влюбленного, который говорит о любви, но не способен постоять за честь любимой с оружием в руках. В гневе Креуса кажется Керинту еще прекраснее.
Матусий решает увезти Дирцею из Фракии. Дирцея предполагает, что отец узнал о ее браке с Тимантом. Она не в силах покинуть мужа и сына. Тимант заявляет Матусию, что не отпустит Дирцею, и тут | выясняется, что Матусий не ведает об их браке и потому не может взять в толк, по какому праву Тимант вмешивается в их дела. Матусий рассказывает, что Демофонт разгневался на него за то, что он, подданный, посмел сравнивать себя с царем, и в наказание за строптивость повелел принести в жертву Дирцею, не дожидаясь жребия. Тимант уговаривает Матусия не тревожиться: царь отходчив, после первой вспышки гнева он непременно остынет и отменит свой приказ. Начальник стражи Адраст хватает Дирцею. Тимант молит богов придать ему мужества и обещает Матусию спасти Дирцею.
Креуса просит Демофонта отпустить ее домой, во Фригию. Демофонт думает, что Тимант отпугнул Креусу своей грубостью и неучтивостью, ведь он вырос среди воинов и не приучен к нежности. Но Креуса говорит, что ей не пристало выслушивать отказ. Демофонт, полагая, что всему виной мнительность царевны, обещает ей, что Тимант сегодня же станет ее супругом. Креуса решает: пусть Тимант подчинится воле отца и предложит ей свою руку, а она потешит свое самолюбие и откажет ему. Креуса напоминает Демофонту: он отец и парь, значит, он знает, что такое воля отца и кара царя.
Тимант умоляет Демофонта пощадить дочь несчастного Матусия, но Демофонт ничего не хочет слушать: он занят приготовлениями к свадьбе. Тимант говорит, что испытывает непреодолимое отвращение к Креусе. Он вновь умоляет отца пощадить Дирцею и признается, что любит ее. Демофонт обещает сохранить Дирцее жизнь, если Тимант подчинится его воле и женится на Креусе. Тимант отвечает, что не может этого сделать. Демофонт говорит: «Царевич, до сих пор я говорил с вами как отец, не вынуждайте меня напоминать вам, что я царь». Тимант равно уважает волю отца и волю царя, но не может ее исполнить. Он понимает, что виноват и заслуживает наказания.
Демофонт сетует на то, что все его оскорбляют: гордая царевна, строптивый подданный, дерзкий сын. Понимая, что Тимант не подчинится ему, пока Дирцея жива, он отдает приказ немедленно вести Дирцею на заклание. Общее благо важнее жизни отдельного человека: так садовник срезает бесполезную ветку, чтобы дерево лучше росло. Если бы он сохранил ее, дерево могло бы погибнуть.
Тимант рассказывает Матусию, что Демофонт остался глух к его мольбам. Теперь единственная надежда на спасение — бегство. Матусий должен снарядить корабль, а Тимант тем временем обманет стражей и похитит Дирцею. Матусий восхищается благородством Тиманта и дивится его несходству с отцом.
Тимант тверд в своей решимости бежать: жена и сын для него дороже, чем корона и богатство. Но вот он видит, как Дирцею в белом платье и цветочном венце ведут на заклание. Дирцея убеждает Тиманта не пытатьсяее спасти: он все равно ей не поможет и только погубит себя. Тимант приходит в ярость. Теперь он ни перед кем и ни перед чем не остановится, он готов предать огню и мечу дворец, храм, жрецов.
Дирцея молит богов сохранить жизнь Тиманту. Она обращается к Креусе с просьбой о заступничестве. Дирцея рассказывает, что безвинно осуждена на смерть, но она просит не за себя, а за Тиманта, которому грозит гибель из-за нее. Креуса изумлена: на пороге смерти Дирцея думает не о себе, но о Тиманте. Дирцея просит ни о чем не спрашивать ее: когда бы она могла поведать Креусе все свои несчастья, сердце царевны разорвалось бы от жалости. Креуса восхищается красотой Дирцеи. Если уж дочь Матусия смогла растрогать даже ее, то нет ничего странного в том, что Тимант ее любит. Креуса с трудом сдерживает слезы. Ей больно думать, что она — причина страданий влюбленных. Она просит Керинта смирить гаев Тиманта и удержать его от безрассудных поступков, а сама идет к Демофонту просить за Дирцею. Керинт восхищается великодушием Креусы и вновь говорит ей о своей любви. В его сердце пробуждается надежда на взаимность. Креусе очень трудно притворяться суровой, ей мил Керинт, но она знает, что должна стать женой наследника трона. Она сожалеет, что суетная гордыня делаетее рабой и заставляет подавлять свои чувства.
Тимант и его друзья захватывают храм Аполлона, опрокидывают алтари, гасят жертвенный огонь. Появляется Демофонт, Тимант не подпускает его к Дирцее. Демофонт приказывает страже не трогать Тиманта, он хочет посмотреть, до чего может дойти сыновняя дерзость. Демофонт бросает оружие. Тимант может убить его и предложить своей недостойной возлюбленной руку, еще дымящуюся от крови отца. Тимант падает в ноги Демофонту и отдаст ему свой меч. Его преступление велико, и ему нет прощения. Демофонт чувствует, чтоего сердце дрогнуло, но овладевает собой и приказывает стражам заковать Тиманта в цепи. Тимант покорно подставляет руки. Демофонт велит заклать Дирцею прямо сейчас, в его присутствии. Тимант не может спасти любимую, но просит отца смилостивиться над ней. Он открывает Демофонту, что Дирцея не может быть принесена в жертву Аполлону, ибо бог требует крови невинной девы, а Дирцея жена и мать. Жертвоприношение откладывается: надо найти другую жертву. Дирцея и Тимант пытаются спасти друг друга, каждый готов взять всю вину на себя. Демофонт приказывает разлучить супругов, но они просят позволения быть вместе в последний час. Демофонт обещает, что они умрут вместе. Супруги прощаются.
Начальник стражи Адраст передает Тиманту последнюю просьбу Дирцеи: она хочет, чтобы после ее смерти Тимант женился на Креусе. Тимант с гневом отказывается: он не станет жить без Дирцеи. Появляется Керинт. Он приносит радостную весть: Демофонт смягчился, он возвращает Тиманту свою отцовскую любовь, жену, сына, свободу, жизнь, и все это произошло благодаря заступничеству Креусы! Керинт рассказывает, как он привел к Демофонту Дирцею и Олинта и царь со слезами на глазах обнял мальчика. Тимант советует Керинту предложить руку Креусе, тогда Демофонту не придется краснеть за то, что он нарушил слово, данное фригийскому царю. Керинт отвечает, что любит Креусу, но не надеется стать ее мужем, ибо она отдаст свою руку только наследнику престола. Тимант отрекается от своих прав наследника. Он обязан Керинту жизнью и, уступая ему трон, отдает лишь часть того, что должен.
В это время Матусий узнает, что Дирцея — не его дочь, а сестра Тиманта. Жена Матусия перед смертью вручила мужу письмо и заставила поклясться, что он прочтет его только в том случае, если Дирцее будет грозить опасность. Когда Матусий готовился к бегству, он вспомнил о письме и прочел его. Оно было написано рукой покойной царицы, которая удостоверяла, что Дирцея — царская дочь. Царица писала, что в дворцовом храме, в том месте, куда нет доступа никому, кроме царя, спрятано еще одно письмо: в нем разъясняется причина, по которой Дирцея оказалась в доме Матусия. Матусий ожидает, что Тимант обрадуется, и не понимает, отчего тот бледнеет и трепещет… Оставшись один, Тимант предается отчаянию: выходит, он женился на собственной сестре. Теперь ему ясно, что навлекло на него гнев богов. Он жалеет, что Креуса спасла его от смерти.
Демофонт приходит обнять Тиманта. Тот отстраняется, стыдясь поднять глаза на отца. Тимант-не желает видеть Олинта, прогоняет Дирцею. Он хочет удалиться в пустыню и просит всех забыть о нем. Демофонт в тревоге, он боится, не повредился ли сын в уме.
Керинт убеждает Тиманта, что тот ни в чем не виновен, ведь его преступление — невольное. Тимант говорит, что хочет умереть. Появляется Матусий и объявляет Тиманту, что он его отец. Дирцея сообщает, что она не сестра ему. Тимант думает, что, желая утешить, они обманывают его. Демофонт рассказывает, что когда у царицы родилась дочь, а у жены Матусия — сын, матери обменялись детьми, чтобы у трона был наследник. Когдаже родился Керинт, царица поняла, что лишила трона собственного сына. Видя, как Демофонт любит Тиманта, она не решилась открыть ему тайну, но перед смертью написала два письма, одно отдала своей наперснице — жене Матусия, а другое спрятала в храме. Демофонт говорит Креусе, что обещал ей в мужья своего сына и наследника престола и ныне счастлив, что может сдержать слово, не прибегая к жестокости: Керинт — его сын и наследник престола. Креуса принимает предложение Керинта. Керинт спрашивает царевну, любит ли она его. Креуса просит считатьее согласие ответом. Тут только Тимант понимает, что он и есть тот невинный узурпатор, о котором вещал оракул. Наконец фракийцы избавлены от ежегодного жертвоприношения. Тимант падает царю в ноги. Демофонт говорит, что по-прежнему любит его. До сих пор они любили друг друга по долгу, отныне же будут любить друг друга по выбору, а эта любовь еще крепче.
Хор поет о том, что радость сильнее, когда приходит в сердце, удрученное несчастьем. Но совершенен ли мир, где для того, чтобы насладиться ею сполна, необходимо пройти через страдание?
О. Э. Гринберг
Дела графа Ансельмо Террациани более или менее поправились, когда он, пренебрегнув сословной спесью, женил единственного своего сына Джачинто на Дорадиче, дочери богатого венецианского купца Панта-лоне деи Бизоньози, который дал за нею двадцать тысяч скудо приданого. Эта сумма могла бы составить основу благосостояния графского дома, когда бы львиная ее доля не была растрачена Ансельмо на любимое его развлечение — коллекционирование древностей; он становился буквально невменяем при виде римских медалей, окаменелостей и прочих штучек в таком роде. При этом Анседьмо ничего не смыслил в любезных его сердцу древностях, чем пользовались всякие проходимцы, сбывая ему за большие деньги разнообраный никому не нужный хлам.
С головой погруженный в свои занятия, Ансельмо только отмахивался от докучных проблем повседневной жизни, а их было достаточно. Помимо постоянной нехватки денег, день изо дня портившей кровь всем домочадцам, случилось так, что с самого начала свекровь и невестка люто невзлюбили друг друга. Графиня Изабелла не могла смириться с тем, чтоее благородный отпрыск ради жалких двадцати тысяч взял в жены простолюдинку, купчиху; впрочем, когда зашла речь о выкупе из залогаее драгоценностей, графиня таки не побрезговала воспользоваться купчихиными деньгами.
Дораличе со своей стороны возмущалась, что изо всего приданого на нее саму не истрачено ни скудо, так что теперь ей не в чем даже выйти из дому — не может же она показываться на люди в платье, как у служанки. Мужа, молодого графа Джачинто, она напрасно просила как-то повлиять на свекра со свекровью — он очень любил ее, но был слишком мягок и почтителен, чтобы суметь навязать родителям свою волю. Джачинто робко пытался примирить жену с матерью, но без всякого успеха.
Бешеному властному нраву графини Дораличе противопоставляла убийственное ледяное хладнокровие, свекровь непрестанно тыкала невестке в глаза своим благородством, а та ей — приданым. Вражду между Изабеллой и Дорадиче к тому же подогревала служанка Коломбина. Она обозлилась на молодую госпожу за пощечину, которую получила от нее, отказавшись величать синьорой — мол, они ровня, обе из купеческого сословия, и неважно, что ее отец торговал вразнос, а папаша Дораличе — в лавке. За сплетни о невестке Коломбине иногда перепадали подарки от графини, и, чтобы расщедрить Изабеллу, она сама частенько выдумывала гадости о ней, сказанные якобы Дораличе.
Масла в огонь подливали также чичисбеи графини — кавалеры, из чистой преданности оказывающие услуги замужней даме. Один из них, старый доктор, стоически сносил капризы Изабеллы и потакал ей абсолютно во всем, в том числе и в озлобленности на невестку. Второй, кавалер дель Боско, впрочем, вскоре сделал ставку на более молодую и привлекательную Дорадиче и переметнулся к ней.
Бригелла, сдута Ансельмо, быстро смекнул, что на причуде хозяина можно хорошо нажиться. Своего друга и земляка Арлекина он вырядил армянином, и вместе они всучили графу некий предмет, выданный ими за неугасимую лампаду из гробницы в египетской пирамиде. Почтенный Панталоне мигом опознал в ней обыкновеннейший кухонный светильник, но коллекционер наотрез отказался верить ему.
У Панталоне сердце кровью обливалось — он все готов был сделать, чтобы его любимой единственной доченьке хорошо жилось в новой семье. Он умолял Дорадиче быть мягче, добрее со свекровью и, дабы хоть временно прекратить стычки на почве денег, подарил ей кошелек с полусотней скудо.
В результате общих дипломатических усилий, казалось, было достигнуто перемирие между свекровью и невесткой, и последняя даже согласилась первой поприветствовать Изабеллу, но и тут осталась верной себе: раскланявшись с нею, она объяснила сей жест доброй воли долгом молодой девушки по отношению к старухе.
Обзаведясь деньгами, Дораличе решила приобрести себе союзницу в лице Коломбины, что было нетрудно — стоило предложить ей платить вдвое против жалованья, которое она получала у графини Изабеллы. Коломбина тут же с удовольствием принялась поливать грязью старую синьору, при этом, правда, не желая упускать дополнительного дохода, она и Изабелле продолжала говорить гадости о Дораличе. Кавалер дель Боско хотя и безвозмездно, но тоже горячо предлагал Дораличе свои услуги и беззастенчиво льстил ей, что девушке было не столько полезно, сколько просто приятно.
Бригелла тем временем вошел во вкус и задумал надуть Ансельмо по-крупному: он рассказал хозяину о том, что разорился известный антикварий капитан Саракка, который поэтому вынужден за бесценок продать коллекцию, собранную за двадцать лет. Бригелла обещал Ансельмо заполучитьее за каких-то три тысячи скудо, и тот с восторгом выдал слуге задаток и отправил к продавцу.
Во все время разговора с Бригеллой Ансельмо благоговейно держал в руках бесценный фолиант — книгу мирных договоров Афин со Спартой, писанную самим Демосфеном. Случившийся тут же Панталоне, в отличие от графа, знал греческий и попытался объяснить ему, что это всего лишь сборник песенок, которые поет молодежь на Корфу, но его объяснения убедили антиквария только в том, что греческого Панталоне не знал.
Впрочем, Панталоне пришел к графу не для ученых разговоров, а для того, чтобы с его участием устроить семейное примирение — он уже уговорил обеих женщин встретиться в гостиной. Ансельмо нехотя согласился присутствовать, а затем удалился к своим древностям. Когда Панталоне остался один, случай помог ему изобличить мошенников, надувавших графа: Арлекин решил, чтобы не делиться с Бригеллой, действовать на свой страх и риск и принес на продажу старый башмак. Панталоне, назвавшемуся другом Ансельмо и таким же, как и тот, любителем старины, он попытался всучить его под видом той самой туфли, которой Нерон пнул Поппею, спихиваяее с трона. Пойманный с поличным. Арлекин все рассказал о проделках Бригеллы и обещал повторить свои слова в присутствии Ансельмо.
Наконец-то свекровь с невесткою удалось свести в одном помещении, но обе они, как и следовало ожидать, явились в гостиную в сопровождении кавалеров. Без всякого злого умысла, а лишь по бестолковости и желая быть приятными своим дамам, доктор и кавалер дель Боско усердно подзуживали женщин, которые и без того беспрестанно отпускали в адрес друг друга разнообразные колкости и грубости. Никто из них так и не внял красноречию, расточаемому Панталоне и взявшемуся помогать ему Джачинто.
Ансельмо, как бы и не он был отцом семейства, сидел с отсутствующим видом, так как думать мог только о плывущем ему в руки собрании капитана Саракка. Когда Бригелла наконец вернулся, он опрометью бросился смотреть принесенные им богатства, не дожидаясь, чем окончится семейный совет. Панталоне тут уже не мог больше терпеть, плюнул и тоже удалился.
Граф Ансельмо пребывал в полнейшем восторге, рассматривая добро, достойное украсить собрание любого монарха и доставшееся ему всего за три тысячи. Панталоне, как всегда, вознамерился положить конец антикварным восторгам графа, но только на сей раз с ним явился Панкрацио, признанный знаток древностей, которому Ансельмо полностью доверял. Этот самый Панкрацио и раскрыл ему глаза на подлинную ценность новоприобретенных сокровищ: раковины, найденные, по словам Бригеллы, высоко в горах, оказались простыми ракушками устриц, выброшенными морем; окаменелые рыбы — камнями, по которым слегка прошлись резцом, чтобы потом дурачить легковерных; собрание адеппских мумий представляло собой не что иное, как коробки с потрошеными и высушенными трупиками котят и щенят. Словом, Ансельмо выбросил все свои денежки на ветер. Он поначалу не хотел верить, что виноват в этом Бригелла, но Панталоне привел свидетеля — Арлекино — и графу ничего не оставалось, как признать слугу негодяем и мошенником.
С осмотром коллекции было покончено, и Панталоне предложил Ансельмо подумать наконец о семейных делах. Граф с готовностью обещал всячески способствовать умиротворению, но для начала ему совершенно необходимо было занять у Панталоне десять цехинов. Тот дал, думая, что на дело, тогда как Ансельмо эти деньги требовались для приобретения подлинных прижизненных портретов Петрарки и мадонны Лауры.
Кавалеры тем временем предприняли еще одну попытку примирить свекровь с невесткой — как и следовало ожидать, бестолковую и неудачную; Коломбина, кормившаяся враждой двух женщин, делала при этом все, чтобы исключить малейшую возможность примирения. Панталоне вдоволь понаблюдал за этим сумасшедшим домом и решил, что пора все брать в свои руки. Он направился к Анседьмо и предложил безвозмездно взять на себя роль управляющего графским имуществом и поправить его дела. Ансельмо тут же согласился, тем более что после мошенничества Бригеллы, сбежавшего с деньгами из Палермо, он стоял на грани полного разорения. Для того чтобы заполучить Панталоне в управляющие, граф должен был подписать одну бумагу, что не моргнув глазом и сделал.
В очередной раз собрав вместе всех домочадцев и друзей дома, Панталоне торжественно зачитал подписанный графом Ансельмо документ. Суть его сводилась к следующему: отныне все графские доходы поступают в полное распоряжение Панталоне деи Бизоньози;
Панталоне обязуется в равной мере снабжать всех членов семьи графа припасами и платьем; Ансельмо выделяется сто скудо в год на пополнение собрания древностей. На управляющего возлагалась также забота о поддержании мира в семье, в интересах какового та синьора, которая захочет иметь постоянного кавалера для услуг, должна будет поселиться в деревне; невестка и свекровь обязуются жить на разных этажах дома; Коломбина увольняется.
Присутствующим отрадно было отметить, что Изабелла и Дорали-че дружно согласились с двумя последними пунктами и даже без ссоры решили, кому жить на первом этаже, кому — на втором. Впрочем, даже за кольцо с бриллиантами, предложенное Панталоне той, что первой обнимет и поцелует другую, ни свекровь, ни невестка не согласились поступиться гордостью.
Но в общем Панталоне был доволен: дочери его больше не грозила нищета, да и худой мир, в конце концов, лучше доброй ссоры.
Л А. Карельский
(Servitore di due padroni)
Комедия (1749)
Счастливая помолвка Сильвио, сына доктора Ломбарди, с юной Кла-риче смогла состояться только благодаря обстоятельству, самому по себе весьма несчастливому — гибели на дуэли синьора Федериго Рас-пони, которому Клариче давно была обещана в жены отцом, Панга-лоне деи Бизоньози.
Едва, однако, отцы торжественно вручили молодых людей друг другу в присутствии служанки Паеталоне Смеральдины и Бригеллы, владельца гостиницы, как откуда ни возьмись объявился шустрый малый, ко всеобщему изумлению, назвавшийся Труфальдино из Бергамо, слугой туринца Федериго Распони. Сначала ему не поверили — настолько верные источники сообщали о гибели Федериго, а дружные заверения в том, что его хозяин умер, даже заставили Труфадьдино сбегать на улицу удостовериться, жив ли тот. Но когда появился сам Федериго и продемонстрировал Панталоне адресованные ему письма общих знакомых, сомнения развеялись. Помолвка Сидьвио и Клариче разрывалась, влюбленные были в отчаянии.
Один только Бригелла, до того как перебраться в Венецию несколько лет проживший в Турине, сразу опознал в незнакомце переодетую в мужское платье сестру Федериго — Беатриче Распони. Но та умоляла его до времени не раскрывать ее тайны, в подкрепление просьбы посулив Бригелле десять дублонов за молчание. Чуть позже, улучив момент, Беатриче рассказала ему, что брат ее действительно погиб на дуэли от руки Флориндо Аретузи; Беатриче и Флориндо давно любили друг друга, но Федериго почему-то был решительно против их брака. После поединка Флориндо вынужден был бежать из Турина, Беатриче же последовала за ним в надежде разыскать и помочь деньгами — Панталоне как раз остался должен ее покойному брату круглую сумму.
Труфальдино размышлял, как бы поскорее и пообильнее пообедать, когда ему вдруг подвернулся случай услужить только что прибывшему в Венецию Флориндо Аретузи. Тому понравился расторопный малый, и он спросил, не желает ли Труфальдино стать его слугой. Рассудив, что два жалованья лучше, чем одно, Труфальдино согласился. Он занес хозяйские вещи в гостиницу Бригеллы, а потом пошел на почту посмотреть, нет ли там писем для Флориндо.
Беатриче остановилась в той же гостинице и также первым делом отправила Труфальдино за письмами на имя Федериго или Беатриче Распони. Не успел он отойти от гостиницы, как его остановил мучимый ревностью Сильвио и потребовал позвать хозяина. Труфальдино, понятно, не стал уточнять, какого именно, и позвал первого попавшегося — Флориндо. Они с Сильвио друг друга не знали, но из завязавшегося разговора Флориндо открылась смутившая его новость:
Федериго Распони жив и находится в Венеции.
На почте Труфальдино вручили три письма, и не все они предназначались Флориндо. Поэтому он, не умея читать, придумал историю о приятеле по имени Паскуале, тоже слуге, попросившем забрать письма и для его хозяина, имя которого он, Труфальдино, запамятовал. Одно из писем было послано Беатриче из Турина ее старым верным слугой — распечатав его, Флориндо узнал, что его возлюбленная, переодетая мужчиной, отправилась за ним в Венецию. До крайности взволнованный, он отдал Труфальдино письмо и велел во что бы то ни стало разыскать этого самого Паскуале.
Беатриче была весьма недовольна, получив важное письмо распечатанным, но Труфальдино сумел заговорить ей зубы, снова сославшись на пресловутого Паскуале. Панталоне тем временем сгорал от желания поскорее выдать за нее, то есть за федериго, Клариче, хотя дочь и умоляла его не быть таким жестоким. Беатриче пожалела девушку: оставшись с нею с глазу на глаз, она открыла Клариче, что никакая она не Федериго, но при этом взяла клятву молчать. Обрадованный тем, что после свидания наедине дочь его выглядела исключительно довольной, Панталоне решил назначить свадьбу прямо назавтра.
Доктор Ломбарди пытался убедить Панталоне в действительности помолвки Сильвио и Клариче путем строгих логических доводов, по-латыни приводя основополагающие принципы права, но все понапрасну. Сильвио в беседе с несостоявшимся тестем был более решителен, даже резок и в конце концов схватился за шпагу. Плохо бы пришлось тут Панталоне, не случись поблизости Беатриче, которая со шпагою в руке вступилась за него. После непродолжительной схватки она повергла Сильвио наземь и уже приставила клинок к его груди, когда между нею и Сильвио бросилась Клариче.
Сильвио, однако, тут же заявил возлюбленной, что видеть ее он не желает после того, как она так долго пробыла наедине с другим. Как ни старалась Клариче убедить его в том, что она по-прежнему верна ему, уста ее были скованы клятвой молчания. В отчаянии она схватила шпагу, желая заколоть себя, но Сильвио счелее порыв пустой комедией, и только вмешательство Смеральдины спасло девушке жизнь.
Беатриче между тем велела Труфальдино заказать большой обед для нее и Панталоне, а перед этим припрятать в сундук вексель на четыре тысячи скудо. Указаний насчет обеда Труфальдино уже давно ждал от обоих своих хозяев и вот наконец дождался хотя бы от одного: он живо обсудил с Бригеллой меню, вопрос же сервировки оказался сложней и тоньше, посему потребовалось наглядно изобразить расположение блюд на столе — тут пригодился вексель, который был разорван на кусочки, изображавшие то или иное кушанье.
Благо вексель был от Панталоне — он тутже согласился переписать его. Труфальдино лупить не стали, а велели вместо этого неразворотливей прислуживать за обедом. Тут на его голову явился Флориндо и велел накрыть себе в комнате, соседней с той, где обедали Беатриче и Панталоне. Труфальдино пришлось попотеть, прислуживая сразу за двумя столами, но он не унывал, утешаясь мыслью, что, отработав за двоих, покушает он уж за четверых.
С господами все прошло спокойно, и Труфальдино уселся за заслуженную обильную трапезу, от которой его оторвала Смеральдина, принесшая для Беатриче записку от Клариче. Труфадьдино давно уже положил глаз на симпатичную служаночку, но до того у него не выдавалось случая вдоволь полюбезничать с нею. Тут они от души наговорились и как-то между делом вскрыли записку Клариче, прочитать которую они все равно не умели.
Получив уже второе письмо распечатанным, Беатриче не на шутку разозлилась и хорошенько отделала Труфальдино палкою. увидав из окна эту экзекуцию, Флориндо захотел разобраться, кто это смеет лупить его слугу. Когда он вышел на улицу, Беатриче уже удалилась, а Труфальдино придумал случившемуся такое неудачное объяснение, что Флориндо прибил его тою же палкой — за трусость.
Утешая себя тем соображением, что двойной обед все же вполне искупает двойную взбучку, Труфальдино вытащил на балкон оба хозяйских сундука, с тем чтобы проветрить и почистить платье, — сундуки были похожи как две капли воды, так что он тут же забыл где чей. Когда Флориндо велел подать черный камзол, Труфальдино вытащил его из сундука Беатриче. Каково же было изумление молодого человека, обнаружившего в кармане свой собственный портрет, который он когда-то подарил возлюбленной. В ответ на недоуменные расспросы Флориндо Труфальдино соврал, что портрет достался ему от прежнего его хозяина, умершего неделю назад. Флориндо был в отчаянии — ведь этим хозяином могла быть только переодетая мужчиной Беатриче.
Потом в сопровождении Панталоне пришла Беатриче и, желая проверить какие-то счета, спросила в Труфальдино свою памятную книгу; тот притащил книгу из сундука Флориндо. Происхождение этой книги он объяснил проверенным способом: мол, был у него хозяин по имени Флориндо Аретузи, который на прошлой неделе скончался… Беатриче его слова сразили наповал: она горько запричитала, уже нимало не заботясь о сохранении тайны.
Ее горестный монолог убедил Панталоне в том, что Федериго Рас-пони на самом деле мертв, а перед ним — его переодетая сестра, и он немедля побежал сообщить эту радостную весть безутешному Сильвио. Едва Панталоне удалился, Флориндо и Беатриче каждый из своей комнаты вышли в залу с кинжалами в руках и с явным намерением лишить себя постылой жизни. Это намерение было бы исполнено, не заметь они внезапно друг друга — тут же им оставалось только бросить кинжалы и устремиться в желанные объятия.
Когда первые восторги миновали, влюбленные захотели как следует наказать мошенников-слуг, своею болтовней чуть не доведших их до самоубийства. Труфальдино и на сей раз вывернулся, наболтав Флориндо о своем непутевом приятеле Паскуале, состоящем в услужении у синьоры Беатриче, а Беатриче — о бестолковом Паскуале, слуге синьора Флориндо; обоих он умолял отнестись к провинности Паскуале со снисхождением.
Между тем Панталоне, доктору Ломбарди и Смеральдине больших трудов стоило примирить разобидевшихся друг на друга Сильвио и Клариче, но в конце концов труды их увенчались успехом — молодые люди обнялись и поцеловались.
Все вроде бы уладилось, дело шло к двум свадьбам, но тут по вине слуг образовалось еще одно, последнее, недоразумение: Смеральдина попросила Клариче посватать ее за слугу синьоры Беатриче; Труфальдино об этом не знал и со своей стороны уговорил Флориндо просить у Панталоне Смеральдину ему в жены. Речь шла как бы о двух разных претендентах на руку одной служанки. Желание соединить судьбу со Смеральдиной все же заставило Труфальдино сознаться в том, что он служил сразу двум хозяевам, что никакого такого Паскуале не существовало и он один, таким образом, был во всем виноват. Но вопреки опасениям Труфадьдино ему на радостях все простили и палками наказывать не стали.
Д. А. Карельский
(La locandiera)
Комедия (1752)
Граф Альбафьорита и маркиз Форлипополи прожили в одной флорентийской гостинице без малого три месяца и все это время выясняли отношения, споря, что важнее, громкое имя или полный кошелек: маркиз попрекал графа тем, что графство его купленное, граф же парировал нападки маркиза, напоминая, что графство он купил приблизительно тогда же, когда маркиз вынужден был продать свой маркизат. Скорее всего, столь недостойные аристократов споры и не велись бы, когда бы не хозяйка той гостиницы, обворожительная Мирандолина, в которую оба они были влюблены. Граф пытался завоевать сердце Мирандодины богатыми подарками, маркизже все козырял покровительством, коего она якобы могла от него ожидать. Мирандолина не отдавала предпочтения ни тому, ни другому, демонстрируя глубокое равнодушие к обоим, гостиничная же прислуга явно больше ценила графа, проживавшего по цехину в день, нежели маркиза, тратившего от силы по три паоло.
Как-то раз снова затеяв спор о сравнительных достоинствах знатности и богатства, граф с маркизом призвали в судьи третьего постояльца — кавалера Рипафратта. Кавалер признал, что, как бы славно ни было имя, всегда хорошо иметь деньги на удовлетворение всяческих прихотей, но повод, из-за которого разгорелся спор, вызвал у него приступ презрительного смеха: тоже, придумали, из-за чего повздорить — из-за бабы! Сам кавалер Рипафратта никогда этих самых баб не любил и ровно ни во что не ставил. Пораженные столь необычным отношением к прекрасному полу, граф с маркизом принялись расписывать кавалеру прелести хозяйки, но тот упрямо утверждал, что и Мирандолина — баба как баба, и ничего в ней нет такого, что отличало бы ее от прочих.
За такими разговорами застала постояльцев хозяйка, которой граф тут же преподнес очередной дар любви — бриллиантовые серьги;
Мирандолина для приличия поотнекивалась, но затем приняла подарок для того только, по ее словам, чтобы не обижать синьора графа.
Мирандолине, после смерти отца вынужденной самостоятельно содержать гостиницу, в общем-то надоело постоянное волокитство постояльцев, но речи кавалера все же не на шутку задели ее самолюбие — подумать только, так пренебрежительно отзываться о ее прелестях! Про себя Мирандолина решила употребить все свое искусство и победить глупую и противоестественную неприязнь кавалера Рипафратта к женщинам.
Когда кавалер потребовал заменитьему постельное белье, она» вместо того чтобы послать к нему в комнату слугу, пошла туда сама, Этим она в который раз вызвала недовольство слуги, Фабрицио, которого отец, умирая, прочил ей в мужья. На робкие упреки влюбленного Фабрицио Мирандолина отвечала, что о завете отца подумает тогда, когда соберется замуж, а пока ее флирт с постояльцами очень на руку заведению. Вот и придя к кавалеру, она была нарочито смиренна и услужлива, сумела завязать с ним разговор и в конце концов, прибегнув к тонким уловкам вперемежку с грубой лестью, даже расположила его к себе.
Тем временем в гостиницу прибыли две новые постоялицы, актрисы Деянира и Ортензия, которых Фабрицио, введенный в заблуждениеих нарядами, принял за благородных дам и стал величать «сиятельствами». Девушек посмешила ошибка слуги, и они, решив позабавиться, представились одна корсиканской баронессой, другая — графиней из Рима. Мирандолина сразу же раскусила их невинную ложь, но из любви к веселым розыгрышам обещала не разоблачать актрис.
В присутствии новоприбывших дам маркиз с превеликими церемониями как величайшую драгоценность преподнес Мирандолине носовой платок редчайшей, по его словам, английской работы. Позарившись скорее не на богатство дарителя, а на его титул, Деянира с Ортензией тут же позвали маркиза отобедать с ними, но, когда появился граф и на их глазах подарил хозяйке бриллиантовое ожерелье, девушки, мигом трезво оценив ситуацию, решили обедать с графом как с мужчиной несомненно более достойным и перспективным.
Кавалеру Рипафратта в этот день обед был подан раньше, чем всем прочим. Мало того, к обычным блюдам Мирандолина присовокупила на сей раз собственноручно приготовленный соус, а потом еще и сама принесла в комнату кавалера неземного вкуса рагу. К рагу подали вина. Заявив, что она без ума от бургундского, Мирандолина выпила бокальчик, затем, как бы между прочим, села к столу и стала кушать и выпивать вместе с кавалером — маркиз и граф лопнули бы от зависти при виде этой сцены, так как и тот и другой не раз умоляли ее разделить трапезу, но всегда встречали решительный отказ. Скоро кавалер выставил из комнаты слугу, а с Мирандолиной заговорил с любезностью, которой сам от себя прежде никогда не ожидал.
Их уединение нарушил назойливый маркиз. Делать нечего, ему налили бургундского и положили рагу. Насытившись, маркиз достал из кармана миниатюрную бутылочку изысканнейшего, как он утверждал, кипрского вина, принесенного им с целью доставить наслаждение дорогой хозяйке. Налил он это вино в рюмки размером с наперсток, а затем, расщедрившись, послал такие же рюмочки графу и его дамам. Остаток кипрского — гнусного пойла на вкус кавалера и Мирандолины — он тщательно закупорил и спрятал обратно в карман; туда же он перед уходом отправил и присланную в ответ графом полноценную бутылку канарского. Мирандолина покинула кавалера вскоре после маркиза, но к этому моменту он уже был совсем готов признаться ей в любви.
За веселым обедом граф с актрисами вдоволь посмеялись над нищим и жадным маркизом. Актрисы обещали графу, когда приедет всяих труппа, уморительнейшим образом вывести этого типа на сцене, на что граф отвечал, что также очень забавно было бы представить в какой-нибудь пьесе и непреклонного женоненавистника кавалера. Не веря, что такие бывают, девушки ради потехи взялись прямо сейчас вскружить кавалеру голову, но у них это не больно-то вышло. Кавалер с большой неохотой согласился заговорить с ними и более или менее разговорился, только когда Деянира с Ортензией признались, что никакие они не знатные дамы, а простые актрисы. Впрочем, поболтав немного, он в конце концов все равно обругал актрис и прогнал вон.
Кавалеру было не до пустой болтовни, потому как он с недоуменным страхом сознавал, что попался в сети Мирандолины и что, если до вечера не уедет, эта прелестница сразит его окончательно. Собрав в кулак волю, он объявил о своем немедленном отъезде, и Мирандолина подала ему счет. На лице ее при этом была написана отчаянная грусть, потом она пустила слезу, а немного погодя и вовсе грохнулась в обморок. Когда кавалер подал девушке графин воды, он уже называл ее не иначе, как дорогой и ненаглядной, а явившегося со шпагой и дорожной шляпой слугу послал к черту. Пришедшим на шум графу с маркизом он посоветовал убираться туда же и для убедительности запустил в них графином.
Мирандолина праздновала победу. Теперь ей требовалось лишь одно — чтобы все узнали о ее торжестве, долженствующем послужить посрамлению мужнин и славе женского пола.
Мирандолина гладила, а Фабрицио послушно подносил ей разогретые утюги, хотя и пребывал в расстроенных чувствах — его приводила в отчаяние ветреность возлюбленной, ее бесспорное пристрастие к знатным и богатым господам. Может, Мирандолина и хотела бы утешить несчастного юношу, но не делала этого, поскольку полагала, что еще не время. Порадовать Фабрицио она смогла лишь тем, что отослала обратно кавалеру переданный тем драгоценный золотой флакончик с целебной мелиссовой водой.
Но от кавалера было не так легко отделаться — обиженный, он собственноручно преподнес Мирандолине флакончик и принялся настойчиво навязывать его ей в подарок. Мирандолина наотрез отказывалась принять этот дар, и вообще ее как подменили: держалась она теперь с кавалером холодно, отвечала ему чрезвычайно резко и нелюбезно, а обморок свой объясняла насильно якобы влитым ей в рот бургундским. При этом она подчеркнуто нежно обращалась к Фабрицио, а в довершение всего, приняв-таки от кавалера флакончик, небрежно бросила его в корзину с бельем. Тут доведенный до крайности кавалер разразился горячими любовными признаниями, но в ответ получил только злые насмешки — Мираядолина жестоко торжествовала над поверженным противником, которому невдомек было, что в ее глазах он всегда был лишь противником и более никем.
Предоставленный самому себе, кавалер долго не мог прийти в себя после неожиданного удара, пока его немного не отвлек от печальных мыслей маркиз, явившийся требовать удовлетворения — но не за поруганную дворянскую честь, а материального, за забрызганный кафтан. Кавалер, как и следовало ожидать, снова послал его к черту, но тут на глаза маркизу попался брошенный Мирандолиной флакончик, и он попробовал вывести пятна его содержимым. Сам флакончик, сочтя его бронзовым, он под видом золотого презентовал Деянире. Каков же был его ужас, когда за тем же флакончиком пришел слуга и засвидетельствовал, что он и вправду золотой и что плачено за него целых двенадцать цехинов: честь маркиза висела на волоске, ведь отобрать подарок у графини нельзя, то есть надо было заплатить за него Мирандолине, а денег ни гроша…
Мрачные размышления маркиза прервал граф. Злой как черт, он заявил, что, коль скоро кавалер удостоился бесспорной благосклонности Мирандолины, ему, графу Альбафьорита, здесь делать нечего, он уезжает. Желая наказать неблагодарную хозяйку, он подговорил съехать от нее также актрис и маркиза, соблазнив последнего обещанием бесплатно поселить у своего знакомого.
Напуганная неистовством кавалера и не зная, чего от него еще можно ожидать, Мирандолина тем временем заперлась у себя и, сидя взаперти, укрепилась в мысли, что пора ей поскорее выходить за Фабрицио — брак с ним станет надежной зашитой ей и ее имени, свободе же, в сущности, не нанесет никакого ущерба. Кавалер оправдал опасения Мирандолины — стал что есть силы ломиться к ней в дверь. Прибежавшие на шум граф и маркиз насилу оттащили кавалера от двери, после чего граф заявил ему, что своими поступками он со всею очевидностью доказал, что безумно влюблен в Мирандолину и, стало быть, не может более называться женоненавистником. Взбешенный кавалер в ответ обвинил графа в клевете, и быть бы тут кровавому поединку, но в последний момент оказалось, что одолженная кавалером у маркиза шпага представляет собой обломок железки с рукояткой.
Фабрицио с Мирандолиной растащили незадачливых дуэлянтов. Припертый к стенке, кавалер наконец вынужден был во всеуслышание признать, что Мирандолина покорила его. Этого признания Мирандолина только и ждала — выслушав его, она объявила, что выходит замуж за того, кого прочил ей в мужья отец, — за Фабрицио.
Кавалера Рипафратта вся эта история убедила в том, что мало презирать женщин, надо еще и бежать от них, дабы ненароком не подпасть под их непреодолимую власть. Когда он спешно покинул гостиницу, Мирандолина всеже испытала угрызения совести. Графа с маркизом она вежливо, но настойчиво попросила последовать за кавалером — теперь, когда у нее появился жених, Мирандолине без надобности были их подарки и тем более покровительство.
Д. А. Карельский
(II feudatario)
Комедия (1752)
Общинный совет Монтефоско в лице трех депутатов общины — Нардо, Чекко и Менгоне, а также двух старост — Паскуалотто и Марконе собрался по весьма важному поводу: умер старый маркиз Ридольфо Монтефоско, и теперь в их края ехал вступать в права собственности его сын, маркиз Флориндо, сопровождаемый матушкой, вдовой маркизой Беатриче. Почтенным членам совета предстояло решить, как получше встретить и поприветствовать новых господ.
Сами депутаты были не горазды на язык, их дочери и жены тоже, в общем-то, не блистали образованностью и воспитанием, так что сначала всем показалось естественным поручить встречу маркиза с маркизой синьору Панталоне деи Бизоньози, венецианскому купцу, давно жившему в Монтефоско откупщиком доходов маркизата, и воспитанной у него в доме юной синьоре Розуаре. Но по здравом рассуждении обе кандидатуры были отклонены: синьора Панталоне — как чужака, богатевшего на поте и крови монтефоскских крестьян, а синьоры Розауры — как особы заносчивой, строившей из себя — с полным, впрочем, и никем из деревенских не оспариваемым правом — благородную.
Эта самая синьора Розаура в действительности являлась законной, но обойденной судьбою наследницей как титула, так и владений маркизов Монтефоско. Дело в том, что маркизат был владением майоратным, и отец Розауры при наличии прямых наследников не имел права продавать его. Но в момент совершения сделки он не подозревал, что его жена ждет ребенка, да к тому же и умер старый маркиз за шесть месяцев до рождения Розауры. Покупатель Монтефоско, покойный маркиз Ридольфо, поступил с девочкой по чести — он выдал Панталоне внушительную сумму на ее воспитание, образование и даже на небольшое приданое, так что жаловаться Розауре было особо не на что. Но когда она подросла, мысль о том, что кто-то другой пользуется ее титулом, властью и деньгами, стала не давать ей покоя. Розаура могла бы затеять процесс, но на это требовались большие деньги, да и старый Панталоне уговаривал девушку не портить жизнь людям, благородно с нею обошедшимся.
Поскольку замок пребывал в запущенном состоянии, новые господа должны были остановиться в доме Панталоне. Маркиза Беатриче оказалась дамой благородной и благоразумной, сын же ее, юный Флориндо мог думать лишь об одном — о женщинах, и само вступление во владение Монтефоско радовало его исключительно потому, что среди новых подданных, как он полагал, непременно должно оказаться изрядное число красоток. Так что когда к Флориндо явились делегаты общины, он едва позволил произнести им пару слов, зато оказавшись наедине с Розаурой, сразу ожил и, не тратя даром времени, настоятельно посоветовал девушке не быть идиоткой и поскорее предаться с ним восторгам любви.
Своею несговорчивостью Розаура неприятно поразила маркиза, но он не оставлял грубых исканий до тех пор, пока им не положило конец появление синьоры Беатриче. Она выставила вон сына, а с Розаурои завела серьезный разговор о том, как бы ко всеобщему удовольствию уладить досадный имущественный конфликт. Розаура обещала в разумной мере помогать всем ее начинаниям, так как видела в маркизе достойную особу, помимо родного сына любящую также правду и справедливость.
Потерпев фиаско с Розаурой, Флориндо, впрочем, быстро утешился: в соседней комнате, куда его выставила мать, аудиенции у маркизы дожидалась делегация женщин Монтефоско. Джаннине, Оливетте и Гитте пришелся весьма по вкусу молодой маркиз, красавчик и весельчак, каждая из них с готовностью дала ему свой адресок. Флориндо они все тоже очень понравились, чего нельзя сказать о его матери, которая была несколько разочарована тем, что ее встречают не слишком отесанные девушки из низших слоев. Определение «из низших слоев» делегатки, позабавив этим синьору Беатриче, неожиданно восприняли как комплимент — еще бы, дескать, конечно они из долины, а не какие-нибудь дикарки с гор.
С маркизой Беатриче девушки в меру способности вели изысканную по их понятиям беседу, но когда к обществу присоединилась Розаура, встретили ее подчеркнуто хамски. Маркиза пожалела сироту, при всем благородном происхождении вынужденную жить в таком ужасном окружении, и у нее возник план: чтобы позволить Розауре вести достойную ее жизнь, прекратить безумства Флориндо и уладить спор вокруг прав на Монтефоско, необходимо женить молодого маркиза на Розауре.
Флориндо отнесся к замыслу матери прохладно, но обещал подумать; старый, умудренный опытом Панталоне горячо поддержал ее. Когда же синьора Беатриче изложила свои планы Розауре, та гневно заявила, что для нее абсолютно невозможен брак с молодцом, вместе с деревенскими девками распевающим малопристойные песенки о ней, Розауре.
Дело в том, что, отделавшись от материнских наставлений, Флориндо тут же побежал в деревню и теперь недурно проводил время с Джанниной и Оливеттой. Беатриче послала к нему Панталоне с приказанием немедленно возвратиться из деревни. Флориндо и слушать не стал занудного старика, хотя тот, помимо материнского гнева, сулил ему и побои со стороны оскорбленных деревенских мужчин.
По пути от Джаннины с Оливеттой к красотке Гитте Флориндо чуть было не нарвался даже на нечто худшее, нежели палочные побои. Случилось так, что дорогу к ее дому он спросил у ее мужа Чекко, охотника, никогда не расстававшегося с ружьем. Это последнее и послужило весомым аргументом, заставившим маркиза, пусть хотя бы на словах, согласиться с тем, что жены и дочери подданных не входят в число причитающихся ему доходов с вотчины.
Чекко не ограничился тем, что не пустил Флориндо к жене: убедившись, что тот убрался восвояси, он направился в совет общины, где как раз обсуждался вопрос о том, как лучше вечером развлечь новых господ. Доложив о недостойных наклонностях Флориндо, Чекко заявил, что общине надо что-то предпринять для сохранения спокойствия и благочестия. Первым поступило предложение молодого маркиза застрелить, но было отклонено как больно кровавое; не прошли также предложения о поджоге дома и об оскоплении ретивого аристократа. Наконец Нардо высказал мысль, встретившую общее одобрение: надобно действовать дипломатично, то есть закинуть удочки к маркизе-матери.
Когда деревенские дипломаты явились к синьоре Беатриче, та уже успела заключить прочный союз с Розаурой: маркиза обещала девушке, что та станет наследницей по праву причитающихся ей вотчины и титулов, если выйдет замуж за Флориндо; Розаура, со своей стороны, во всем доверялась маркизе и отказывалась от мысли о судебном процессе. Речи представителей общины убедили синьору Беатриче в том, что дружба Розауры на самом деле ей с сыном даже нужнее, чем она полагала: Нардо, Чекко и Менгоне в весьма решительных выражениях объяснили, что, во-первых, они ни перед чем не остановятся, дабы прекратить покушения маркиза на их женщин, и что, во-вторых, только Розауру они считают и всегда будут считать своей законной госпожой.
Пока шли эти переговоры, Флориндо, переодевшись пастухом и взяв себе в проводники Арлекина — парня недалекого, как и все уроженцы Бергамо, — снова отправился на поиски прекрасной Гитты. Гитту он разыскал, но часовой из Арлекина был никакой, так что в самый разгар интересной беседы парочку накрыл Чекко. К ружью Чекко и в этот раз прибегать не стал, зато от всей души отмолотил Флориндо дубинкою.
Едва живым от побоев и зарекшимся впредь даже смотреть в сторону деревенских женщин маркиза и нашли синьора Беатриче с Панталоне. Как ни обливалось кровью материнское сердце, маркиза не могла не признать, что сынок ее все же получил по своим заслугам.
Представители общины, узнав об учиненных Чекко побоях, всерьез испугались мести молодого маркиза и, дабы предотвратить ее, решили объявить Розауру своей госпожой, а потом, собрав со всего Монтефоско денег, ехать в Неаполь и отстаивать ее права в королевском суде. Маркиза Беатриче возмутилась наглостью подданных, а когда Розаура попыталась объяснить ей, что крестьяне имеют все основания к недовольству Флориндо, не пожелала слушать девушку и назвала ее соучастницей бунтовщиков. Назревал крупный скандал, но тут как раз доложили о судебном комиссаре и нотариусе, прибывших для официального введения Флориндо в права собственности.
Комиссар с нотариусом уже приступили было к оформлению необходимых бумаг, когда Нардо от имени Розауры сделал заявление о том, что только она является законной наследницей Монтефоско. Сообразив, что противоречия сторон сулят ему дополнительный заработок, комиссар велел нотариусу официальным порядком засвидетельствовать это заявление. Но тут слово взяла Розаура, которой, как маркизе и владелице здешних земель, не требовались посредники, и ошеломила всех присутствующих, продиктовав чиновнику отречение от своих прав в пользу маркиза Флориндо. До глубины души тронутая синьора Беатриче в ответ приказала нотариусу записать, что маркиз Флориндо обязуется вступить в брак с синьорой Розаурой. Розаура пожелала, чтобы в бумагах было зафиксировано и ее согласие на этот брак.
Писанина, к вящему удовольствию нотариуса с комиссаром, получающим отдельную плату с каждого акта, могла бы продолжаться до утра — далее следовало официальное нижайшее извинение членов общины за нанесенное маркизу оскорбление, столь же официальное прощение со стороны владельцев и т. п., — если бы синьора Беатриче не попросила комиссара отложить составление документов и пойти вместе со всеми погулять на свадьбе.
Д. А. Карельский
(La baruffe chizzoto)
Комедия (1762)
На кьоджинской улице сидели женщины — совсем молодые и постарше — и за вязанием коротали время до возвращения рыбаков. У донны Паскуа и донны Либеры в море ушли мужья, у Лучетты и Орсетты — женихи. Лодочник Тоффоло проходил мимо, и ему захотелось поболтать с красавицами; перво-наперво он обратился к юной Кекке, младшей сестре донны Либеры и Орсетты, но та в ответ намекнула, что неплохо бы Тоффоло топать своей дорогой. Тогда обиженный Тоффоло подсел к Лучетте и стал с нею любезничать, а когда рядом случился продавец печеной тыквы, угостил ее этим немудреным лакомством. Посидев немного, Тоффоло поднялся и ушел, а между женщинами началась свара: Кекка попеняла Лучетте за излишнее легкомыслие, та возразила, что Кекке просто завидно — на нее-то никто из парней внимания не обращает, потому что она бедная из из себя не ахти. За Лучетту вступилась донна Паскуа, жена ее брата, падрона Тони, а за Кекку — ее две сестры, Орсетта и донна Либера. В ход пошли обидные клички — Кекка-твороженица, Лучетта-балаболка, Паскуа-треска — и весьма злобные взаимные обвинения.
Так они ругались, кричали, только что не дрались, когда торговец рыбой Виченцо сообщил, что в гавань возвратилась тартана падрона Тони. Тут женщины дружно стали просить Виченцо ради всего святого не говорить мужчинам об их ссоре — больно уж они этого не любят. Впрочем, едва встретив рыбаков, они сами обо всем проговорились.
Вышло так, что брат падрона Тони, Беппо, привез своей невесте Орсетте красивое колечко, а сестру, Лучетту, оставил без гостинца, Лучетта обиделась и принялась чернить Орсетту в глазах Беппо: уж и ругается она как последняя базарная торговка, и с лодочником Тоффоло бессовестно кокетничала, Беппо ответил, что с Орсеттой он разберется, а негодяю Тоффоло всыплет по первое число.
Тем временем Орсетта с Кеккой повстречали Тита-Нане и не пожалели красок, расписывая, как его невеста-вертихвостка Лучетта непристойно сидела рядышком с Тоффоло, болтала с ним и даже приняла от него кусок печеной тыквы. Сестры добились своего: взбешенный Тита-Нане заявил, что Лучетта ему больше не невеста, а презренного Тоффоло он, дайте срок, изловит и изрубит на куски, как акулу.
Первым на Тоффоло близ дома падрона Тони наткнулся Беппо. Он бросился на лодочника с ножом, тот принялся было швырять в противника камнями, но скоро, на его беду, на шум драки прибежали сам падрон Тони и Тита-Нане, оба вооруженные кинжалами. Тоффоло оставалось только спасаться бегством; отбежав на безопасное расстояние, он прокричал, что пусть на сей раз их взяла, но он этого так не оставит и непременно сегодня же подаст на обидчиков в суд.
Тоффоло сдержал обещание и с места драки прямиком направился в суд. Судья был временно в отъезде, поэтому жалобщика принял его помощник, Исидоро, которому и пришлось выслушать сумбурную историю невинно пострадавшего лодочника. Своих обидчиков — Беппо, Тита-Нане и падрона Тони — Тоффоло самым серьезным образом требовал приговорить к галерам. Возиться со всей этой шумной компанией помощнику судьи, по правде говоря, не очень-то хотелось, но коли жалоба подана — делать нечего, надо назначать разбирательство. Свидетелями Тоффоло назвал падрона Фортунато, его жену Либеру и золовок Орсетту с Кеккой, а также донну Паскуа и Лучетту. Он даже вызвался показать судебному приставу, где они все живут, и пообещал поставить выпивку, если тот поторопится.
Донна Паскуа и Лучетта тем временем сидели и сокрушались о том, какие неприятности, и уже не в первый раз, приносит их бабья болтливость, а Тита-Нане как раз разыскивал их, чтобы объявить о своем отказе от Лучетты. Собравшись с духом, он решительно сказал, что отныне ветреница Лучетга может считать себя свободной от всех обещаний, в ответ на что девушка вернула ему все до единого подарки. Тита-Нане был смущен, Лучетга расплакалась: молодые люди конечно же любили друг друга, но гордость не позволяла им сразу пойти на попятный.
Объяснение Тита-Нане с Лучеттой прервал пристав, потребовавший, чтобы донна Паскуа с золовкой немедленно шли в суд. Донна Паскуа, услыхав про суд, принялась горько убиваться, дескать, теперь все пропало, они разорены. Тита-Нане, оборов наконец замешательство, стал снова вовсю винить легкомыслие Лучетты.
Пока Тоффоло с приставом собирали свидетелей, Виченцо пришел к Исидоро разузнать, нельзя ли как-нибудь покончить дело миром. Помощник судьи объяснил, что да, можно, но только при условии, что обиженная сторона согласится пойти на мировую. Сам Исидоро обещал всячески поспособствовать примирению, за что Виченцо посулил ему хорошую корзину свежей рыбки.
Наконец явились свидетели: падрон Фортунато и с ним пятеро женщин. Все они были крайне взволнованны и принялись все разом излагать представителю закона каждая свою версию столкновения у дома падрона Тони. Исидоро, насилу перекричав общий гвалт, велел всем покинуть его кабинет и заходить строго по очереди.
Первой он вызвал Кекку, и та довольно складно рассказала ему о драке. Потом Исидоро заговорил с девушкой на не относящуюся к делу тему и спросил, много ли у нее ухажеров. Кекка отвечала, что ухажеров у нее нет ни одного, так как она очень бедна. Исидоро обещал ей помочь с приданым, а затем поинтересовался, кого Кекка хотела бы иметь своим ухажером. Девушка назвала Тита-Нане — ведь он все равно отказался от Лучетты.
Второй Исидоро вызвал на допрос Орсетту. Она была постарше и поискушенней Кекки, так что разговор с нею дался помощнику судьи нелегко, но в конце концов он добился от нее подтверждения рассказа младшей сестры и с тем отпустил. Следующей в кабинет пошла донна Либера, но из беседы с нею никакого проку не вышло, поскольку она притворилась глухой — главным образом потому, что не желала отвечать на вопрос о том, сколько ей лет. Падрон Фортунато от природы был косноязычен, да еще изъяснялся на таком диком кьоджинском наречии, что венецианец Исидоро не в силах был понять ни слова и уже после пары фраз, поблагодарив за помощь, выставил этого свидетеля прочь. С него было довольно; выслушивать донну Паскуа и Лучетту он отказался наотрез, чем очень обеих обидел.
Беппо надоело скрываться от правосудия: он решил пойти нахлестать Орсетте по щекам, обкорнать Тоффоло уши, а там можно и в тюрьму садиться. Но Орсетту он встретил не одну, а в компании сестер, которые объединенными усилиями охладили его пыл, внушив, что на самом деле Тоффоло крутил не с Орсеттой, а с Лучеттой и Кеккой. С другой стороны, добавили сестры, Беппо надо бежать, так как Лучетта с донной Паскуа явно хотят его погубить — ведь недаром они битый час болтали с помощником судьи. Но тут к ним подошел падрон Тони и успокоил, мол, все в порядке, Исидоро велел не волноваться. Явившийся вслед за ним Виченцо опроверг падрона: Тоффоло не хочет идти на мировую, посему Беппо надо бежать. Тита-Нане в свою очередь стал опровергать слова Виченцо: сам Исидоро сказал ему, что драчунам бояться нечего. Последнее слово, казалось бы, осталось за приставом, который велел всем немедленно идти в суд, но там Исидоро уверил всех, что, раз он обещал уладить дело миром, все будет улажено.
При выходе из суда женщины неожиданно снова сцепились, приняв близко к сердцу то, что Тита-Нане с Кеккою попрощался любезно, а с Лучеттой не очень. На этот раз их разнимал падрон Фортунато. В кабинете судьи в этом самое время Тита-Нане огорошил Исидоро, заявив, что Кекка ему не по нраву, а любит он Лучетту, и если с утра говорил обратное — так это со зла,
Тоффоло тоже не оправдывал ожиданий помощника судьи: он решительно не желал идти на мировую, утверждая, что Тита-Нане, Беппо и падрон Тони обязательно его убьют. Тита-Нане обещал не трогать лодочника, если тот оставит в покое Лучетту, и тут постепенно выяснилось, что Лучетта Тоффоло вовсе не нужна была и что любезничал он с нею только назло Кекке. На этом Тоффоло с Тита-Нане помирились, обнялись и собрались уже на радостях выпить, как вдруг прибежал Беппо и сообщил, что женщины снова поцапались — дерутся и кроют друг друга на чем свет стоит, вплоть до «дерьма собачьего». Мужчины хотели было их разнять, но сами завелись и начали махать кулаками.
Исидоро все это надоело сверх всякой меры. Без долгих разговоров он посватал для Тоффоло Кекку. Донна Либера и падрон Фортунато поначалу отказывались принимать в семью не больно-то состоятельного лодочника, но потом все же уступили уговорам и доводам Исидоро. Кекка, предварительно удостоверившись у Исидоро, что на Тита-Нане ей надеяться нечего, с готовностью согласилась стать женой Тоффоло.
Известие о женитьбе Кекки озадачило Орсетту: как же так, младшая сестра выходит замуж раньшеи старшей. Не по-людски получается — видно, пора ей мириться с Беппо. Примирение оказалось легким, поскольку все уже поняли, что ссора вышла из-за пустяка и недоразумения. Тут на дыбы встала Лучетта: пока она живет в доме брата, второй невестке там не бывать. Но выход из положения напрашивался сам собой: коль скоро Кекка выходит за Тоффоло, Лучетта больше не ревнует к ней Тита-Нане и может стать его женой. Донна Паскуа думала было воспротивиться, но падрону Тони стоило только показать ей увесистую палку, чтобы пресечь все возражения. Дело было за Тита-Нане, но общими усилиями и его живо уговорили.
Начались приготовления сразу к трем свадьбам, обещавшим быть веселыми и пьяными. Счастливые невесты от души благодарили великодушного Исидоро, но при этом еще и убедительно просили не распускать у себя в Венеции слухов о том, что кьоджинки якобы склочны и любят поцапаться.
Д. А. Карельский
(L'amore delle tre Melarance)
Драматическое представление (1760)
Сильвио, король Треф, необычайно взволнован и чрезвычайно удручен болезнью своего единственного сына, принца Тартальи. Лучшие врачи определили недуг наследного принца как результат глубочайшей ипохондрии и дружно отступились от несчастного. Оставалось лишь одно последнее средство не дать Тарталье во цвете лет сойти в гроб — заставить его рассмеяться.
Преданный слуга и друг короля, Панталоне, предлагает Сильвио план спасения больного: во-первых, надо устроить при дворе веселые игры, маскарад и вакханалии; во-вторых, допустить к принцу недавно объявившегося в городе Труффальдино, человека заслуженного в искусстве смеха. Вняв совету Панталоне, король призывает валета Треф Леандро, своего первого министра, и поручает ему устройство празднества. Леандро пытается было возражать в том смысле, что лишняя суматоха только повредит Тарталье, но король настаивает на своем.
Леандро неспроста возражал королю. Ведь он состоит в сговоре с принцессой Клариче, племянницей Сильвио. Негодяи хотят сгубить принца, пожениться и после смерти Сильвио совместно править страной. Леандро и Клариче в их замыслах покровительствует фея Моргана, которая потеряла кучу денег, ставя на портрет короля, и отчасти отыгралась, делая ставку на карту с изображением Леандро. Она обещает быть на празднестве и своими заклятьями не допустить исцеления Тартальи.
Забавник Труффальдино — а он прислан во дворец магом Челио, любившим короля и не терпевшим Леандро по той же причине, какая определяла симпатии и антипатии Морганы, — как ни старается, не может вызвать на лице Тартальи даже тени улыбки. Начинается празднество, но и тут принц все плачет и просится обратно в теплую постель.
Верная своему обещанию, средь маскарадной толпы в образе уродливой старушонки появляется фея Моргана. Труффальдино налетает на нее и, осыпав градом оскорблений, валит с ног. Та, уморительно задрав кверху ноги, летит на землю, и, о чудо! — Тарталья заливается звонким смехом и разом излечивается от всех недугов. Едва поднявшись на ноги, Моргана в гневе обрушивает на принца ужасное заклятье — внушает ему неизбывную страстную любовь к трем Апельсинам.
Одержимый неистовой манией Тарталья требует, чтобы Труффальдино немедленно снаряжался в путь вместе с ним искать три Апельсина, которые, как рассказывается в детской сказке, находятся в двух тысячах милях от их города, во власти волшебницы-великанши Креонты. Делать нечего, и Труффальдино вслед за принцем облачается в доспехи, вооружается мечом и надевает железные башмаки. Король Сильвио прилагает все усилия, дабы удержать сына от безумной затеи, но видя, что все напрасно, падает в обморок. Тарталья с Труффальдино покидают дворец к превеликой радости Клариче, Леандро и их подручного Бригеллы, которые, почитая принца уже покойником, начинают заводить во дворце свои порядки.
Отважные путники необычайно быстро добираются до владений Креонты, ибо все две тысячи миль им сопутствует дьявол с мехами, непрестанно поддувая ветром в спину. Дьявол с мехами исчезает, ветер прекращается, и Тарталья с Труффальдино понимают, что они у цели.
Но тут на их пути встает маг Челио. Он безуспешно пытается отговорить принца и его оруженосца от дерзкого замысла, но в конце концов объясняет, как им избежать смерти от рук волшебных слуг великанши, и снабжает всем для этого необходимым.
Тарталья с Труффальдино у ворот замка Креонты. Путь им преграждают Ворота с железной решеткой, но они смазывают их волшебной мазью, и Ворота отворяются. На них с лаем бросается страшный Пес, но они бросают ему кусок хлеба, и тот успокаивается. Пока Труффальдино, следуя наставлениям мага Челио, вытаскивает из колодца и раскладывает на солнце Веревку, а потом вручает Пекарке вересковый веник, Тарталья успевает сходить в замок и возвратиться оттуда с тремя огромными Апельсинами.
Вдруг меркнет свет и раздается ужасающий голос великанши Креонты: она приказывает своим слугам убить похитителей Апельсинов. Но те отказываются повиноваться жестокой хозяйке, по милости которой долгие годы Пекарка терзала белые груди, подметая ими печь, Веревка гнила в колодце, Пес беспросветно голодал, а Ворота скорбно ржавели. С какой, скажите, стати им теперь губить своих благодетелей?
Тарталья с Труффальдино благополучно спасаются бегством, а великанша Креонта в отчаянии призывает на свою голову громы и молнии. Ее мольбы услышаны: с неба падает молния и испепеляет великаншу.
Фея Моргана узнает о том, что с помощью мага Челио Тарталья с Труффальдино похитили Апельсины и, подгоняемые дьяволом с мехами, целые-невредимые приближаются к королевскому замку, но считает, что для Леандро и Клариче еще не все потеряно — ведь у нее в запасе еще есть козни.
Труффальдино, слегка обогнав принца, садится отдохнуть и подождать хозяина, как вдруг его одолевает нечеловеческая жажда. Не без труда преодолев угрызения совести, он разрезает один из Апельсинов. О чудо! Из Апельсина выходит девушка, заявляет, что она умирает от жажды, и действительно валится на землю. Чтобы спасти несчастную, Труффальдино разрезает второй Апельсин, из которого появляется вторая девушка и делает в точности то же, что и первая. Девушки испускают дух.
Третью от печальной участи сестер избавляет только появление Тартальи. Он тоже разрезает Апельсин, и оттуда тоже выходит девушка и молит дать ей воды. В отличие от Труффальдино принц замечает, что все дело происходит на берегу озера. Презрев условности, он подносит девушке воды в своем железном башмаке, и та, утолив смертельную жажду, сообщает принцу, что зовут ее Нинеттой и что по злой воле Креонты она была заключена в кожуру Апельсина вместе с двумя ее сестрами, дочерьми короля Антиподов.
Тарталья немедленно влюбляется в Нинетту и хочет вести ее во дворец как свою невесту, но та стесняется являться при дворе не одетой, как подобает принцессе. Тогда Тарталья оставляет ее на берегу озера с обещанием скоро вернуться с богатыми одеждами и в сопровождении двора.
Тут к ни о чем не подозревающей Нинетте подходит арапка Смеральдина. От Морганы Смеральдина получила две шпильки: одну она должна была воткнуть в волосы Нинетты и тем самым обратить ее в птичку; затем ей надлежало притвориться девушкой из Апельсина, стать женой Тартальи и в первую же ночь, воткнув в голову супруга вторую шпильку, превратить его в дикого зверя. Так престол освободился бы для Леандро и Клариче. Первая часть плана Морганы удалась — Нинетта обратилась Голубкой и улетела, а Смеральдина уселась на ее место.
Из дворца появляется процессия во главе с Тартальей и Сильвио. Принц несколько обескуражен произошедшей с невестой переменой, но делать нечего, начинаются приготовления к свадьбе.
Труффальдино, получивший от принца прощение своих грехов и звание королевского повара, занят приготовлением жаркого для свадебного пира. Жаркое у него сгорает, так как в кухню влетает Голубка и насылает на Труффальдино сон. Так повторяется несколько раз, пока наконец не появляется разгневанный Панталоне. Вместе они ловят Голубку, вынимают у нее из головки шпильку, и Голубка снова становится Нинеттой.
К этому времени чаша терпения пирующих, которые давно уже съели закуски и суп, переполняется, и все они во главе с королем врываются на кухню. Нинетта рассказывает, что с нею проделала Смеральдина, и король, не тратя времени даром, приговаривает арапку к сожжению. Но это еще не все. Появившийся невесть откуда маг Челио разоблачает вину Клариче, Леандро и Бригеллы, и король тут же приговаривает всех троих к жестокому изгнанию.
А потом, как и положено, играют свадьбу Тартальи и Нинетты. Гости развлекаются вовсю: подсыпают друг другу в питье табак, бреют крыс и пускают их по столу…
Д. А. Карельский
(II Corvo)
Трагикомическая сказка (1761)
В гавань, что неподалеку от стольного града Фраттомброзы, входит изрядно потрепанная бурей галера под командой доблестного венецианца Панталоне. На ней принц Дженнаро везет невесту своему брату, королю Миллону. Но не по своей воле оказалась здесь Армилла, дочь Дамасского царя: переодетый купцом Дженнаро обманом заманил ее на галеру, обещая показать всяческие заморские диковинки.
До сих пор Армилла считала своего похитителя гнусным пиратом, но теперь Дженнаро может рассказать ей оправдывающую его поступок и леденящую душу историю.
Раньше король Миллон был бодр и жизнерадостен, главным же его времяпрепровождением была охота. Как-то раз он подстрелил черного Ворона, тот упал на мраморную гробницу, обагрив ее кровью. В тот же миг перед Миллоном предстал Людоед, которому Ворон был посвящен, и проклял убийцу страшным проклятием: если Миллон не найдет красавицу, которая была бы бела, как мрамор, ала, как воронова кровь, и черна, как крыло убитой птицы, его ждет страшная смерть от тоски и терзаний. С того самого дня король стал на глазах чахнуть, и Дженнаро, движимый братской любовью и состраданием, отправился на поиски. После долгих странствий он наконец нашел ее, Армиллу.
Тронутая рассказом принцесса прощает похитителя. Она готова стать женой Миллона, но вот только опасается мести отца, всемогущего чародея Норандо. И не напрасно.
Пока Дженнаро беседует с принцессой, Панталоне покупает у какого-то охотника коня и сокола — столь прекрасных, что принц тотчас предназначает их в подарок брату.
Когда Дженнаро удаляется в шатер отдохнуть от утренних треволнений, над его головой устраиваются две Голубки, и из их беседы принц узнает страшное: сокол, попав в руки Миллону, выклюет ему глаза, конь, едва король вскочит в седло, убьет седока, а если тот все-таки возьмет в жены Армиллу, в первую ночь в королевские покои явится дракон и пожрет несчастного супруга; Дженнаро же, коли он не вручит обещанного Миллону или раскроет известную ему тайну, суждено обратиться в мраморное изваяние.
Дженнаро в ужасе вскакивает с ложа, и тут же к нему из морской пучины выходит Норандо. Чародей подтверждает сказанное Голубками: один из братьев — либо король, либо принц — жизнью заплатит за похищение Армиллы. Злосчастный Дженнаро в смятении не может найти себе места, пока ему в голову не приходит спасительная вроде бы мысль.
Узнав о прибытии брата, король со всем двором спешит в гавань. Его поражает лучезарная краса Армиллы, и, о чудо! от тяжких недугов не остается и следа. Армилле приходится по душе красота и обходительность Миллона, так что она вполне по доброй воле готова стать его супругой.
Дженнаро огромных трудов стоит не проговориться об адской мести Норандо, когда же речь заходит о свадьбе, он просит Миллона повременить, но, увы, не может внятно объяснить, чем вызвана такая странная просьба. Брату это не очень нравится.
Подходит время вручить королю коня и сокола, при виде которых он, как страстный охотник, испытывает подлинный восторг. Но едва лишь птица оказывается в руках Миллона, как Дженнаро обезглавливает ее ударом ножа. Когда к изумленному монарху подводят коня, принц столь же молниеносно мечом подрубает передние ноги благородного животного. Оба диких поступка Дженнаро пытается оправдать мгновенным слепым порывом. Миллону же в голову приходит другое объяснение — безумная слепая страсть брата к Армилле.
Король опечален и встревожен тем, что его дорогой брат пылает любовью к будущей королеве. Он делится своей печалью с Армиллой, и та совершенно искренне пытается обелить Дженнаро, утверждает, что совесть и чувства принца чисты, но, к сожалению, ничем не может подкрепить свои слова. Тогда Миллон просит Армиллу ради их общего спокойствия поговорить с Дженнаро как бы наедине, а сам прячется за портьерой.
Армилла прямо спрашивает принца, что заставляет его настаивать на промедлении со свадьбой. Но тот не дает ответа и лишь умоляет принцессу не становиться женой Миллона. Поведение брата укрепляет подозрение короля; ко всем заверениям Дженнаро в чистоте его помыслов Миллон остается глух.
Не видя Дженнаро среди присутствующих на свадебном обряде в храме, Миллон решает, что брат готовит мятеж, и велит арестовать его. Королевские слуги повсюду ишут принца, но не находят. Дженнаро понимает, что не в его силах предотвратить женитьбу, однако, полагает он, еще можно в последний раз попытаться спасти брата и самому при этом остаться в живых.
Миллон пред алтарем называет Армиллу своею женой. Из храма и молодые и гости выходят не радостными, но, напротив, напуганными и опечаленными, ибо церемония сопровождалась всеми недобрыми предзнаменованиями, какие только можно себе представить.
Ночью по подземному ходу Дженнаро с мечом в руках пробирается к брачному покою короля и становится на стражу, исполненный решимости спасти брата от страшной смерти в пасти дракона. Чудовище не заставляет себя ждать, и принц вступает с ним в смертный бой. Но, увы! С ног до хвоста дракон покрыт алмазной и порфирной чешуей, против которой бессилен меч.
Все свои силы принц вкладывает в последний отчаянный удар. Чудовище растворяется в воздухе, а меч Дженнаро рассекает дверь, за которой спят молодые. На пороге появляется Миллон и обрушивает на брата страшные обвинения, тому же нечем оправдываться, так как дракона и след простыл. Но и тут из страха обратиться в камень Дженнаро не решается раскрыть брату тайну проклятия Норандо.
Дженнаро заточают в темницу, а некоторое время спустя он узнает, что королевский совет приговорил его к смерти и что уже готов соответствующий указ, подписанный его родным братом. Верный Панталоне предлагает Дженнаро бежать. Принц отвергает его помощь и просит лишь во что бы то ни стало уговорить короля прийти к нему в темницу.
Миллон, который отнюдь не с легким сердцем обрек брата на смерть, спускается к нему в подземелье. Дженнаро снова пытается убедить короля в своей невиновности, но тот и слушать не хочет. Тогда принц решает, что все равно ему не жить на этом свете, и рассказывает Миллону о страшном проклятии чародея.
Едва произнеся последние слова, Дженнаро превращается в статую. Миллон в полном отчаянии велит перенести нерукотворное изваяние в королевские палаты. Он хочет окончить жизнь, изойдя слезами у ног того, кто еще так недавно был его горячо любимым братом.
Королевский дворец теперь являет собой самое мрачное и печальное место на свете. Слуги, которым жизнь здесь не обещает более былых удовольствий и наживы, бегут, как крысы с корабля, в надежде подыскать местечко повеселее.
Миллон рыдает у ног окаменевшего Дженнаро, проклиная себя за подозрительность и жестокость, а пуще того кляня безжалостного Норандо. Но тут, услышав стенания и проклятия короля, чародей предстает ему и говорит, что безжалостен не он, Норандо, а судьба, которая предначертала убийство Ворона и проклятие Людоеда, похищение Армиллы и месть за него. Сам Норандо — лишь орудие судьбы, не властное вмешиваться в ее предначертания.
Будучи не в силах ничего изменить, Норандо тем не менее открывает Миллону единственный страшный способ оживить Дженнаро: чтобы изваяние снова стало человеком, Армилла должна умереть от кинжала. С этими словами черодей вонзает кинжал у ног статуи и исчезает.
Миллон проговаривается Армилле, что есть способ оживить Дженнаро; уступая ее настойчивым просьбам, он наконец сообщает, какой именно. Едва король выходит из залы со статуей, как Армилла хватает кинжал и пронзает им свою грудь.
Только лишь первые капли ее крови проливаются на изваяние, как оно оживает и сходит с пьедестала. Дженнаро жив, но прекрасная Армилла испускает дух. Миллон в отчаянии пытается заколоть себя тем же кинжалом, и лишь с большим трудом брат удерживает его.
Вдруг взорам безутешных братьев, как всегда непонятно откуда, является Норандо. На этот раз он несет радостную весть: с кончиной Армиллы, искупившей убийство Ворона, завершился страшный и таинственный круг предначертаний судьбы. Теперь он, Норандо, уже не слепое орудие и может по собственной воле использовать свои могучие чары. Первым делом он конечно же воскрешает дочь.
Можно представить, какая тут всеми овладела радость: Дженнаро, Миллон и Армилла обнимались и заливались слезами счастья. А кончилось дело, как водится, веселой и шумной свадьбой.
Д. А. Карельский
(II Re Cervo)
Трагикомическая сказка (1762)
Как-то в город Серендипп пришел великий маг и волшебник Дурандарте. Король этого города, Дерамо, принял гостя с небывалой роскошью и любезностью, за что благодарный волшебник оставил ему в подарок две удивительные магические тайны.
Как ни могуществен был Дурандарте, по приговору бога фей Демогоргона ему пришлось обратиться в Попугая, и верный слуга Чиголотти отнес его в расположенный неподалеку от Серендиппа Рончислапский лес. Однако в должный момент Дурандарте обещал явиться, дабы наказать предательство, вызванное одним из его чудесных подарков.
Король Дерамо не женат. В свое время он допросил в потайном кабинете две тысячи семьсот сорок восемь принцесс и благородных девиц, но ни одну из них не пожелал видеть своей королевой. Теперь хитрый первый министр Тарталья напел ему, что, мол, народ недоволен отсутствием наследника престола, возможны волнения… Король согласился устроить новое испытание, к которому на сей раз были допущены девушки всех сословий.
Тарталья доволен, что Дерамо внял его доводам, ибо рассчитывает, что королевой станет его дочь Клариче. По жребию ей выпало первой идти в потайной кабинет, но Клариче отнюдь не рада и просит отца избавить ее от испытания — она любит Леандро, сына второго министра Панталоне, и, кроме того, ей не хочется перебегать дорогу своей лучшей подруге, сестре Леандро Анджеле, без ума влюбленной в короля. Тарталья, угрожая дочери ядом, все-таки заставляет ее пойти в потайной кабинет. Бешенство его вызвано не только непокорностью Клариче, но и известием о любви к Дерамо Анджелы — сам министр давно уже мятется желанием заполучить девушку себе в жены.
Анджела тоже не хочет проходить испытание в потайном кабинете, но у нее на то свои причины. Она уверена, что король отвергнет ее и ее любовь, а такого позора и унижения ей не пережить. Отец, Панталоне, и рад бы избавить Анджелу от тяжкой для нее процедуры, но это, увы, не в его силах.
Еще одну претендентку на руку и сердце являет собой сестра дворецкого, Смеральдина. Эта особа не блещет красотою и тонкостью обхождения, но зато всецело уверена в успехе — в самом деле, ну кто сможет устоять против ее роскошного наряда в восточном вкусе и к месту ввернутых стихов Tacco и Ариосто? Смеральдине столь чужды сомнения в победе, что она решительно и бесповоротно отвергает своего старого возлюбленного — королевского ловчего Труффальдино.
Многие пытались понять, в чем же смысл испытания, но тщетно, ибо никто, кроме Дерамо, не знал о спрятанном в кабинете чудесном подарке мага Дурандарте — волшебном изваянии, безошибочно разоблачающем ложь и лицемерие женщин.
Обращенные к Дерамо речи Клариче изваяние признает искренним до тех пор, пока в ответ на вопрос короля, не отдано ли уже ее сердце кому-то другому, она не отвечает нет. Тут оно начинает строить гримасы, и Дерамо понимает, что девушка лжет.
Когда в кабинет входит Смеральдина, уже первые ее слова заставляют статую корчиться от смеха Самоуверенная особа даже грохается в обморок от якобы переполняющих ее чувств; ее выносят.
Каково же оказывается изумление короля, когда на протяжении всей его долгой беседы с Анджелой изваяние не движет ни мускулом.
Тронутый искренностью ее слов о любви к нему, Дерамо созывает придворных и торжественно объявляет Анджелу своей невестой. Дабы всем стало понятно, каким образом он избрал ее из сотен других, король рассказывает придворным о чудесном даре Дурандарте, а затем, во избежание соблазнов, собственноручно разбивает изваяние.
Панталоне преисполнен благодарности к повелителю за оказанную его дочери честь. Тарталья же, хоть и строит довольную мину, ощущает в сердце адскую ярость и чувствует себя готовым на любые злодеяния.
Тарталья на чем свет бранит Клариче за то, что она открыла королю свою любовь к Леандро и тем самым не позволила отцу стать королевским тестем и одновременно разрушила его, Тартальи, мечты о женитьбе на Анджеле. Но все же хитрый министр надеется, что еще не все для него потеряно, и потому в ответ на просьбы Анджелы и Леандро благословить их союз уговаривает молодых людей слегка повременить.
Едва выйдя из храма, где он сочетался браком с Анджелой, Дерамо устраивает веселую королевскую охоту в Рончислапском лесу. И вот они оказываются в уединенном месте вдвоем с Тартальей, который задумал недоброе: убить короля, захватить город и силой взять в жены Анджелу. Лишь случайность мешает ему застрелить Дерамо в спину.
Будучи человеком проницательным, Дерамо замечает, что на душе у его министра творится что-то не то, и прямо спрашивает Тарталью, чем тот недоволен. В ответ хитрый царедворец принимается сетовать, что, несмотря на тридцать лет верной службы, король не считает его достойным полного своего доверия — к примеру хотя бы не поведал о чудесных дарах Дурандарте.
Добросердечный Дерамо, желая утешить Тарталью, рассказывает ему о втором из подарков мага — адском заклятии. Тот, кто прочтет это заклятие над телом мертвого зверя или человека, умрет, а дух его переселится в безжизненное тело; те же волшебные слова позволяют человеку вернуться в прежнюю свою оболочку. На словах Тарталья безумно благодарен королю, а на самом деле в голове его уже созрел дьявольский план.
Когда Дерамо с Тартальей случается убить двух оленей, министр уговаривает короля продемонстрировать действие заклятия. Дерамо произносит его, переселяется в тело оленя и убегает в лес. Тарталья повторяет заклятье над бездыханным телом короля — и вот он уже не первый министр, а монарх.
Собственный труп Тарталья обезглавливает и закидывает в кусты, а за Королем-Оленем снаряжает погоню. Встреченный им старик крестьянин, к своему несчастью, не видел никакого оленя, за что получает от свирепого Тартальи пулю и на месте умирает. Придворные поражены переменой, произошедшей с их благородным господином, его злобностью и грубостью речей, но конечно же не могут заподозрить подлога.
До слез поражена переменой в супруге и Анджела, к которой Тарталья, едва вернувшись с охоты, подступает со своей любовью. Отверженный самозванец несколько обескуражен, но уверен, что со временем все утрясется.
Труффальдино тем временем находит в лесу обезглавленное тело Тартальи и приносит во дворец весть об убийстве первого министра. Тарталья использует случай дать волю своему бешеному нраву и велит бросить в темницу всех, кто принимал участие в охоте.
В лесу Труффальдино попался не только труп Тартальи, но и говорящий Попугай. Маг Дурандарте — а это был именно он — сам пошел в руки ловчему и, кроме того, посоветовал ему отнести себя во дворец к королеве — та, мол, щедро наградит Труффальдино за такую редкую дичь.
Дерамо, уйдя от погони, натыкается на тело убитого Тартальей старика и решает, что уж лучше ему жить хотя бы и в непрезентабельном, но все же человеческом обличье, нежели в теле оленя. Он произносит заклятие и обращается в старика крестьянина.
Труффальдино приносит Попугая королеве, но, вопреки ожиданиям ловчего, Анджела не отваливает ему за птицу груду золота. На сердце у Анджелы смятение и тоска, поэтому она просит Труффальдино удалиться, а когда тот начинает упорствовать, даже — что так не похоже на нее — грозится выкинуть его с балкона. Пока они препираются, появляется стражник и во исполнение приказа Тартальи хватает Труффальдино и тащит в темницу.
Дерамо в образе старика все-таки проникает в свой дворец и, улучив момент, заговаривает с Анджелой. Та сначала приходит в ужас, смешанный, однако, со смущением, — ведь как ни уродлив старик, разговаривает он голосом ее супруга. Дерамо пытается убедить Анджелу в том, что он — это он. В речах старика королева постепенно распознает возвышенность мысли и чувства, всегда бывшую свойственной королю; окончательно ее сомнения развеиваются, когда Дерамо напоминает об утреннем нежном разговоре между ними. Теперь, когда Анджела признала в уродливом старике короля, они вместе придумывают, как вернуть Дерамо его прежнее обличье и наказать подлого первого министра.
Некоторое время спустя встретив Тарталью, Анджела притворяется, что она вот-вот готова переменить свое к нему отношение и ответить взаимностью — для этого не хватает малого. Тарталья готов исполнить все, чего она ни попросит: приказывает выпустить из темницы невинно заточенных туда Панталоне и Бригеллу, благословляет брак Клариче и Леандро… Третью же просьбу Анджелы — показать действие заклинания Дурандарте и вселиться в мертвого оленя — Тарталья обещает уважить только после того, как королева осчастливит его своими ласками. Это не входит в планы Анджело с Дерамо; девушка упирается, Тарталья силой тащит ее в задние покои.
Не в силах вынести такого зрелища, Дерамо выходит из укрытия и бросается на Тарталью. Тот уже поднимает на короля меч, как вдруг слышится гул землетрясения — это маг Дурандарте сбрасывает птичьи перья и предстает в своем настоящем обличье.
Прикосновением жезла волшебник возвращает Дерамо его прежний вид, а Тарталью, обличив его подлость и предательство, превращает в уродливое рогатое чудище. В ярости и отчаянии Тарталья молит, чтобы его пристрелили на месте, но по воле Дурандарте ему предстоит умереть не от пули, а от мук стыда и позора.
Не сразу проходит остолбенение, поразившее всех видевших чудеса Дурандарте. Но теперь, когда предательство наказано и справедливость восторжествовала, пора начинать приготовления к веселому свадебному пиру.
Д. А. Карельский
(Turandot)
Китайская трагикомическая сказка (1762)
Астраханского царя Тимура, его семейство и державу постигло страшное несчастье: свирепый султан Хорезма разбил войско астраханцев и, ворвавшись в беззащитный город, повелел схватить и казнить Тимура, его супругу Эльмазу и сына Калафа. Тем под видом простолюдинов удалось бежать в сопредельные земли, но и там их преследовала мстительность победителя. Долго скиталось царское семейство по азиатским просторам, терпя невыносимые лишения; принц Калаф, дабы прокормить престарелых родителей, брался За любую черную работу.
Эту печальную историю Калаф рассказывает своему бывшему воспитателю Бараху, которого случайно встречает у ворот Пекина. Барах живет в Пекине под именем персиянина Хассана. Он женат на доброй вдове по имени Скирина; его падчерица Зелима — одна из невольниц принцессы Турандот.
Принц Калаф прибыл в Пекин с намерением поступить на службу к императору Альтоуму. Но сперва он хочет посмотреть на празднество, приготовления к которому, похоже, идут в городе.
Однако это готовится не празднество, а казнь очередного потерпевшего неудачу претендента на руку принцессы Турандот — царевича Самаркандского. Дело в том, что тщеславная жестокосердная принцесса вынудила отца издать такой указ: всякий принц может свататься к Турандот, но с тем, что в заседании Дивана мудрецов она загадает ему три загадки; разгадавший их станет ее мужем, неразгадавший — будет обезглавлен. С тех пор головы многих славных принцев украсили стены Пекина.
Из городских ворот выходит убитый горем воспитатель только что казненного царевича. Он швыряет на землю и топчет злосчастный портрет Турандот, одного лишь взгляда на который хватило его воспитаннику, чтобы без памяти влюбиться в бессердечную гордячку и тем самым обречь себя на погибель.
Как ни удерживает Барах Калафа, тот, уверенный в собственном здравомыслии, подбирает портрет. увы! Куда девались его здравомыслии и бесстрастие? Горя любовью, Калаф устремляется в город навстречу счастью или смерти.
Император Альтоум и его министры Тарталья и Панталоне всей душой скорбят о жестокости принцессы, слезно оплакивая несчастных, павших жертвой ее нечеловеческого тщеславия и неземной красоты. При известии о появлении нового искателя руки Турандот они приносят богатые жертвы великому Берджингудзину, дабы тот помог влюбленному принцу остаться в живых.
Представ перед императором, Калаф не называет себя; он обещает раскрыть свое имя, только если разгадает загадки принцессы. Добродушный Альтоум с министрами умоляют Калафа быть благоразумным и отступиться, но на все уговоры принц упорно отвечает: «Я жажду смерти — или Турандот».
Делать нечего. Торжественно открывается заседание Дивана, на котором Калафу предстоит потягаться мудростью с принцессой. Та является в сопровождении двух невольниц — Зелимы и Адельмы, некогда татарской принцессы. И Турандот, и Зелиме Калаф сразу кажется достойнее предыдущих претендентов, ибо он превосходит всех их благородством облика, обхождения и речей. Адельма же узнает Калафа — но не как принца, а как служителя во дворце ее отца, царя Хорасана; уже тогда он покорил ее сердце, а теперь она решает во что бы то ни стало не допустить его женитьбы на Турандот и самой завладеть любовью принца. Поэтому Адельма старается ожесточить сердце принцессы, напоминая ей о гордости и славе, тогда как Зелима, напротив, молит ее быть милосерднее.
К радости императора, министров и Зелимы, Калаф разгадывает все три загадки Турандот. Однако принцесса наотрез отказывается идти к алтарю и требует, чтобы ей было позволено на следующий день загадать Калафу три новые загадки. Альтоум противится такому нарушению указа, беспрекословно исполнявшегося, когда надо было казнить неудачливых искателей, но благородный влюбленный Калаф идет навстречу Турандот: он сам предлагает ей отгадать, что это за отец и сын, которые имели все и все потеряли; если принцесса назавтра отгадает их имена, он готов умереть, если же нет — быть свадьбе.
Турандот убеждена, что, если ей не удастся отгадать имена отца и сына, она будет навек опозорена. Убеждение это вкрадчивыми речами подогревает в ней Адельма. Своим острым умом принцесса поняла, что под сыном таинственный принц имеет в виду себя самого. Но как же разузнать его имя? Она просит совета у своих невольниц, и Зелима подсказывает заведомо безнадежный способ — обратиться к гадателям и каббалистам. Адельма же напоминает Турандот слова принца о том, что в Пекине есть один человек, знающий его, и предлагает не пожалеть золота и алмазов, дабы за ночь, перевернув верх дном весь город, разыскать этого человека.
Зелима, в чьей душе чувство долго боролось с долгом, наконец скрепя сердце говорит госпоже, что, по словам ее матери Скирины, отчим ее, Хассан, знаком с принцем. Обрадованная Турандот тут же посылает евнухов во главе с Труффальдино разыскать и схватить Хассана.
Вместе с Хассаном-Барахом евнухи хватают его чрезмерно болтливую жену и какого-то старца; всех троих они отводят в сераль. Им невдомек, что несчастный оборванный старик — не кто иной, как Астраханский царь Тимур, отец Калафа. Похоронив на чужбине супругу, он пришел в Пекин разыскать сына или найти смерть. К счастью, Барах успевает шепнуть господину, чтобы тот ни под каким видом не называл своего имени.
Калафа тем временем препровождают в специальные апартаменты, охраняемые императорскими пажами и их начальником Бригеллой.
Сераль Турандот. Здесь принцесса допрашивает привязанных к колоннам Бараха и Тимура, угрожая им пытками и жестокой смертью в случае, если они не назовут имя загадочного принца и его отца. Но обоим Калаф дороже собственной жизни. Единственное, о чем невольно проговаривается Тимур, это то, что он — царь и отец принца.
Турандот уже дает евнухам знак начать расправу над Барахом, как вдруг в серале появляется Адельма с вестью, что сюда направляется Альтоум; узников спешно уводят в подземелье сераля. Адельма просит принцессу больше не мучить их и обещает, если ей позволят действовать по своему усмотрению, за ночь разузнать имена принца и царя. Турандот полностью доверяется приближенной невольнице.
Тем временем к Альтоуму прибывает гонец из Астрахани. Б привезенном им тайном послании говорится, что султан Хорезма умер и что астраханцы зовут Тимура занять принадлежащий ему по праву престол. По описанным в послании подробным приметам Альтоум понимает, кто такой этот неизвестный принц. Желая защитить честь дочери, которой, он убежден, нипочем не отгадать искомые имена, а также сохранить жизнь Калафу, император предлагает ей раскрыть тайну — но с условием, что, блеснув в Диване мудрецов, она затем согласится стать женой принца. Гордость, однако, не позволяет Турандот принять предложение отца; кроме того, она надеется, что Адельма исполнит свое обещание.
Бригелла, стерегущий покои Калафа, предупреждает принца, что, мол, поскольку стражники — люди подневольные, да к тому же всем хочется отложить деньжат на старость, ночью ему могут явиться привидения.
Первое привидение не заставляет себя долго ждать. Это — подосланная Адельмой Скирина. Она сообщает Калафу о кончине матушки и о том, что его отец теперь в Пекине. Скирина просит принца черкнуть несколько слов старику отцу, но тот разгадывает уловку и отказывается.
Едва Скирина ни с чем удаляется, как в покоях принца оказывается Зелима. Она пробует другой подход: на самом деле, говорит невольница, Турандот не ненавидит принца, а тайно любит. Посему она просит его раскрыть имена, с тем чтобы наутро ей не посрамиться перед Диваном, и обещает там же в Диване отдать ему свою руку. Проницательный Калаф не верит и Зелиме.
Третьей является сама Адельма. Она открывается Калафу в своей любви и умоляет вместе бежать, поскольку, по ее словам, коварная Турандот все равно повелела на заре убить его, не дожидаясь заседания Дивана. Бежать Калаф решительно отказывается, но, поверженный в отчаяние жестокостью возлюбленной, в полубреду произносит свое и отцовское имя.
За такими разговорами проходит ночь. Наутро Калафа препровождают в Диван.
Диван уже в сборе, недостает только Турандот и ее свиты. Альтоум, уверенный, что принцессе так и не удалось узнать имени отца и сына, искренне радуется и велит здесь же, в зале заседаний, устроить храм.
Уже установлен алтарь, когда в Диване наконец появляется Турандот. Вид у принцессы и свиты траурный. Но, как выясняется, это лишь жестокая мстительная шутка. Она знает имена и, торжествуя, возглашает их. Император и министры убиты горем; Калаф готовится к смерти.
Но тут, ко всеобщей радости и изумлению, Турандот преображается — любовь к Калафу, в которой она не смела сознаться даже самой себе, берет верх над жестокостью, тщеславием и мужененавистничеством. Во всеуслышание она объявляет, что Калаф не только не будет казнен, но и станет ее супругом.
Не рада только Адельма. В слезах она бросает Турандот горький упрек в том, что, ранее отобрав свободу, теперь она отнимает у нее любовь. Но тут вступает Альтоум: любовь не в его власти, но, дабы утешить Адельму, он возвращает ей свободу и Хорасанское царство ее отца.
Наконец заканчиваются жестокости и несправедливость. Все довольны. Турандот от всей души просит небо простить ее упорное отвращение к мужчинам. Грядущая свадьба обещает быть весьма и весьма радостной.
А А. Карельский
(L'Augellìno bel verde)
Философическая сказка (1765)
Со времени известных событий, сопутствовавших женитьбе Тартальи на явившейся из апельсина дочери короля Антиподов Нинетте, прошло много лет. Много чего за эти годы произошло в Монтеротондо.
Сожженные когда-то арапка Смеральдина и Бригелла воскресли из пепла: он — поэтом и прорицателем, она — побелев душой и телом. На Смеральдине женился Труффальдино, который наворовал на королевской кухне столько, что смог оставить службу и открыть колбасную лавку.
Король Тарталья вот уже почти девятнадцать лет не показывался в столице, воюя с мятежниками где-то на окраинах королевства. В его отсутствие всем заправляла его мать, престарелая королева Тартальона. Старуха невзлюбила Нинетту и, когда та родила Тарталье прелестных близнецов, мальчика и девочку, приказала убить их, а королю написала, что, мол, жена его принесла пару щенят. В сердцах Тарталья позволил Тартальоне по своему усмотрению наказать жену, и старая королева заживо погребла бедняжку в склепе под отверстием сточной ямы.
К счастью, Панталоне не исполнил приказания Тартальоны: он не зарезал младенцев, а, надежно завернув в клеенку, бросил их в реку. Из реки близнецов вытащила Смеральдина. Она дала им имена Ренцо и Барбарина и растила как собственных детей.
Лишние едоки в доме мозолили глаза жадному и сварливому Труффальдино, и вот в один прекрасный день он решает выгнать подкидышей.
Весть о том, что они не родные дети и теперь должны убираться прочь, Ренцо с Барбариной воспринимают хладнокровно, ибо дух их укреплен чтением современных философов, любовь, человеческие привязанности и добрые поступки объясняющих низким себялюбием. Свободные, как они считают, от себялюбия, близнецы отправляются в глушь, где им не станут досаждать люди глупые и назойливые.
На пустынном берегу брату с сестрой предстает говорящая античная статуя. Это царь изваяний Кальмон, некогда бывший философом и обратившийся в камень в тот момент, когда ему наконец удалось изжить в своей душе последние остатки любви к себе. Кальмон пытается убедить Ренцо и Барбарину в том, что себялюбие отнюдь не постыдно, что в себе и в других следует любить запечатленный образ Творца.
Молодые люди не внемлют словам мудрой статуи. Кальмон, однако, велит им идти в город и бросить у стен дворца камень — это мгновенно сделает их богачами. Он обещает близнецам помощь в будущем и сообщает также, что тайна их рождения раскроется благодаря Зеленой Птичке, влюбленной в Барбарину.
Эта Птичка уже восемнадцать лет прилетает в склеп к Нинетте, кормит и поит ее. Прилетев на этот раз, она предрекает скорый конец страданий королевы, говорит, что дети ее живы, а сама Птичка — вовсе не птичка, а заколдованный принц.
Наконец-то король Тарталья возвращается с войны. Но ничто ему не мило без невинно загубленной Нинетты. Ее гибели он не может простить ни себе, ни матери. Между старой королевой и Тартальей происходит шумная ссора.
Тартальона вдохновляется на нее не столько уверенностью в собственной правоте и обидой на неблагодарного сына, сколько пророчествами и льстивыми речами Бригеллы. Бригелла использует любой случай для излияний о их — его самого и Тартальоны — блестящем будущем на монтеротондском престоле; при этом хитрец до небес превозносит давным-давно увядшие прелести старухи, которой якобы безраздельно принадлежит сердце бедного поэта. Тартальона уже на все готова: и соединить судьбу с Бригеллой, и избавиться от сына, только вот завещание в пользу суженого считает неуместным, коль скоро ей еще много лет предстоит цвести и блистать.
Ренцо с Барбариной, следуя совету Кальмона, приходят к королевскому дворцу, но в последний момент их одолевает сомнение: пристало ли философам богатство? Посовещавшись, они все же бросают камень, и перед ними на глазах вырастает роскошный дворец.
Ренцо и Барбарина живут богачами в чудесном дворце, и занимают их теперь отнюдь не философские размышления. Барбарина уверена, что она прекрасней всех на свете, и, дабы красота ее сияла еще ярче, без счета тратит деньги на изысканнейшие наряды и украшения. Ренцо же влюблен; но влюблен не в какую-нибудь женщину, а в изваяние. Изваяние это — не создание скульптора, а девушка по имени Помпея, которую много лет назад обратило в камень собственное безграничное тщеславие. Вне себя от страсти он клянется не пожалеть ничего, лишь бы Помпея ожила.
Движимая любовью к приемной дочери, во дворце близнецов появляется Смеральдина. Барбарина, для которой любовь — пустой звук, сначала гонит ее, потом пытается откупиться кошельком золота, но в конце концов дозволяет остаться служанкой при своей персоне. Труффальдино тоже желает жить во дворце подкидышей, но любовь тут ни при чем: ему хочется вкусно есть, вволю пить и мягко спать, дела же в колбасной лавке идут из рук вон плохо. Не сразу, но Ренцо соглашается взять бывшего папашу к себе в услужение.
Обитатели королевского дворца удивлены новым соседством. Бригелла — а он как-никак прорицатель — видит в Ренцо с Барбариной угрозу своим честолюбивым планам и поэтому научает Тартальону, как погубить близнецов.
Король же, выйдя на балкон и завидя в окне напротив красавицу Барбарину, безумно влюбляется в нее. Он уже готов забыть несчастную Нинетту и снова жениться, но, увы, Барбарину ничуть не трогают знаки высочайшего внимания. Тут Тартальона улучает момент и говорит ей, что прекраснейшей в мире Барбарина станет, только когда у нее будет поющее Яблоко и Золотая вода, которая звучит и пляшет. Как известно, оба эти чуда хранятся в саду феи Серпентины, где многие храбрецы сложили головы.
Барбарина, которая быстро привыкла, чтобы все ее желания мгновенно исполнялись, сначала требует, а потом слезно молит доставить ей Яблоко и Воду. Ренцо внимает ее мольбам и в сопровождении Труффальдино отправляется в путь.
В саду Серпентины герои едва не гибнут, но Ренцо вовремя вспоминает о Кальмоне и зовет его на помощь. Кальмон же в свою очередь вызывает статую с сосцами, источающими воду, и несколько дюжих изваяний. Из своих сосцов статуя поит бешеных от жажды стражей-зверей, и те позволяют Ренцо сорвать Яблоко. Увесистые изваяния, навалясь на ворота, ведущие к источнику Серпентины, не дают им захлопнуться; Труффальдино не без трепета идет и набирает склянку звучащей и пляшущей Воды.
Когда дело сделано, Кальмон сообщает Ренцо, что тайна оживления возлюбленной им статуи, как и тайна происхождения близнецов, в руках Зеленой Птички. Напоследок царь изваяний просит Ренцо велеть починить ему некогда попорченный мальчишками нос.
Возвратясь домой, Ренцо узнает, что король просил Барбарину стать его женой, и та согласилась было, но потом по наущению Бригеллы и Тартальоны потребовала в приданое Зеленую Птичку. Ренцо хотелось бы видеть сестру королевой, а кроме того, его одолевает страстное желание оживить Помпею и раскрыть тайну своего происхождения. Поэтому он берет Труффальдино и отправляется в новое, еще более опасное путешествие — к холму Людоеда за Зеленой Птичкой.
По дороге отважным путникам поддувает в спину знакомый уже Труффальдино дьявол с мехами, так что до места они добираются очень скоро. Но там они оказываются в некотором замешательстве: как одолеть чары Людоеда, неизвестно, а единственного, кто мог бы помочь, — Кальмона — Ренцо звать не может, так как он не исполнил пустячную просьбу царя изваяний: не исправил ему нос. Решившись, господин со слугой подходят к дереву, на котором сидит Птичка, и тут же оба окаменевают.
Тем временем Барбарина, в чьем очерствевшем сердце все же проснулась тревога за брата, в компании Смеральдины также отправляется во владения Людоеда и находит Ренцо и Труффальдино превращенными в статуи. Печальное это зрелище заставляет ее в слезах раскаяться в чрезмерном высокомерии и рабском потакании собственным желаниям. Едва произнесены покаянные слова, как перед Барбариной и Смеральдиной предстает Кальмон. Он раскрывает способ завладеть Зеленой Птичкой, предупреждая при этом, что малейшая ошибка повлечет неминуемую смерть. Барбарина, движимая любовью к брату, преодолевает страх и, сделав все так, как сказал Кальмон, берет Птичку. Потом, вынув у нее из хвоста перышко, дотрагивается им до окаменевших Ренцо и Труффальдино, и те оживают.
Тарталья горит от нетерпения, желая назвать Барбарину своей женой. Этому, казалось бы, теперь ничто не мешает. Ведь не мешает же Ренцо сочетаться с оживленной птичьим пером Помпеей даже то, что та в недавнем прошлом была статуей. Однако прежде всего, настаивает Барбарина, следует выслушать, что имеют сказать Вода, Яблоко и Зеленая Птичка.
Волшебные предметы и Птичка рассказывают всю историю злодеяний Тартальоны и ее приспешника Бригеллы. Король, обретший детей и чудом избежавший кровосмесительного брака, буквально вне себя от радости. Когда же на свет Божий из зловонного склепа является Нинетта, он и вовсе лишается чувств.
Зеленая Птичка произносит заклятье, и Тартальона с Бригеллой у всех на глазах, к общей радости, превращаются в бессловесных тварей: старуха — в черепаху, а ее притворщик возлюбленный — в осла. Затем Птичка сбрасывает перья и становится юношей, царем Террадомбры. Он величает Барбарину своей супругой, а всех присутствующих на сцене и в зале призывает быть истинными философами, то есть, сознавая собственные ошибки, становиться лучше.
Д. А. Карельский
(Histoire de ma vie)
Мемуары (1789–1798, полн. опубл. I960—1963)
Прославленный венецианский авантюрист, чье имя стало нарицательным, был блестящим рассказчиком; постепенно он принялся записывать свои рассказы; записи эти переросли в мемуары.
Как всякий истинный искатель приключений, Казакова проводит жизнь в разъездах. Прибыв однажды в Константинополь, он знакомится с почтенным философом Юсуфом и богатым турком Исмаилом. Восхищенный суждениями Казановы, Юсуф предлагает ему перейти в мусульманство, жениться на его единственной дочери и стать его полноправным наследником. Исмаил и сам выказывает гостю свою любовь, отчего тот чуть было совсем не порывает с гостеприимным турком. Пережив еще ряд приключений, Казанова отбывает обратно в Европу, с заходом на остров Корфу, где успевает влюбиться и завести интрижку.
По дороге в Париж Казанова задерживается в Турине; там он находит «все равно прекрасным — город, двор, театр» и женщин, начиная с герцогинь Савойских. Но, несмотря на это, ни одна из местных дам не удостаивается любви великого сердцееда, кроме случайной прачки в гостинице, а посему вскоре он продолжает свой путь. Остановившись в Лионе, Казанова становится «вольным каменщиком, учеником», а два месяца спустя, в Париже, он поднимается на вторую ступень, а затем и на третью, то есть получает звание «мастера». «Эта ступень высшая», ибо прочие титулы имеют лишь символический смысл и «ничего к званию мастера не добавляют».
В Париже Казанова смотрит, наблюдает, встречается с литературными знаменитостями. Кребийон дает высокую оценку мастерству Казановы-рассказчика, однако замечает, что его французская речь, хотя и вполне понятная, звучит «словно бы итальянскими фразами». Кребийон готов давать уроки талантливому итальянцу, и Казанова целый год изучает под его руководством французский язык. Любознательный путешественник посещает Оперу, итальянцев, Французскую комедию, а также «Отель дю Руль» — веселое заведение, возглавляемое мадам Париж. Тамошние девочки производят на итальянца столь сильное впечатление, что он регулярно посещает его до самого своего переезда в Фонтенбло.
В Фонтенбло каждый год охотится Людовик XV, и на те полтора месяца, которые король проводит на охоте, весь двор, вместе с актерами и актрисами из Оперы перебираются в Фонтенбло. Там Казанова знакомится с августейшим семейством, а также с мадам де Помпадур, искренне влюбленной в своего красавца короля. Вращаясь среди очаровательных придворных дам, Казанова не забывает и о красавицах горожанках. Дочь его квартирной хозяйки становится виновницей его столкновения с французским правосудием. Заметив, что девушка влюблена в него, авантюрист не может не утешить красотку, и вскоре обнаруживается, что у той будет ребенок. Мать девицы обращается в суд, однако судья, выслушав хитроумные ответы обвиняемого, отпускает его с миром, приговорив лишь к оплате судебных издержек. Впрочем, растроганный слезами девицы, Казанова дает ей деньги на роды. Впоследствии он встречает ее на ярмарке — она стала актрисой в комической опере. Актрисой становится и девица Везиан, юная итальянка, приехавшая в Париж, чтобы разжалобить министра и что-нибудь получить за погибшего отца, офицера французской армии. Казанова помогает юной соотечественнице устроиться фигуранткой в Оперу, где та быстро находит себе богатого покровителя. Казанова устраивает судьбу и случайно встреченной им в балагане тринадцатилетней замарашки. Разглядев острым взором под грязью поразительное совершенство форм девушки, Казанова собственноручно отмывает ее и отправляет к художнику — рисовать ее портрет. Портрет этот попадает на глаза королю, который тотчас приказывает доставить к нему оригинал. Так девица, прозванная Казоновой О-Морфи («Красавица»), на два года поселяется в Оленьем Парке. Расставшись с ней, король выдает ее замуж за одного из своих офицеров. Сын своего времени, Казанова обладает самыми разнообразными познаниями, включая каббалистические знания. С их помощью он вылечивает герцогиню Шартрскую от прыщей, что немало способствует его успеху в обществе.
В Париже, Дрездене, Венеции — везде, где бы Казанова ни находился, он сводит знакомства как с обитательницами веселых домов, так и со всеми хорошенькими женщинами, каких только можно встретить окрест. И женщины, удостоившиеся внимания блистательного авантюриста, ради его любви готовы на все. А болезненная венецианская девица, познав любовь Казановы, даже излечивается от своего недуга; девица эта настолько околдовывает великого авантюриста, что тот готов даже жениться на ней. Но тут случается непредвиденное: венецианский трибунал инквизиции арестовывает Казанову как нарушителя общественного спокойствия, заговорщика и «изрядного негодяя». Помимо доносов, написанных ревнивцами и ревнивицами, в доме у Казановы обнаруживают книги заклинаний и наставления по влиянию планет, что дает основание обвинить его еще и в чернокнижии.
Казанову сажают в Пьомби, Свинцовую тюрьму. От тоски и благочестивых книг, которые подсовывают ему тюремщики, Казанова заболевает. Вызванный надзирателем врач приказывает узнику одолеть тоску. Казанова решает, рискуя жизнью, добыть себе свободу: «Либо я буду убит, либо доведу дело до конца». Однако от замысла до осуществления его проходит немало времени. Едва Казанова ухитряется изготовить острый стилет и проковырять в полу дыру, как его переводят в другую камеру. Надзиратель обнаруживает следы его трудов, однако изобретательному авантюристу удается запугать тюремщика, пригрозив выставить его перед начальством своим сообщником. Желая задобрить узника, надзиратель разрешает ему меняться книгами с другими заключенными. Пряча послания в книжных переплетах, Казанова завязывает переписку с падре Бальи, сидящим в тюрьме за распутный образ жизни. Монах оказывается натурой деятельной, а так как Казанове необходим помощник, то он заручается его поддержкой. Проделав отверстия в потолках своих камер, а затем в свинцовой крыше, Казанова и Бальби бегут из тюрьмы. Оказавшись на свободе, они стремятся как можно скорей покинуть пределы Венецианской республики. Казанове приходится расстаться со своим товарищем по несчастью, ставшим для него обузой, и, ничем и ни с кем не связанный, он устремляется к границе.
И вот Казанова снова в Париже; перед ним стоит важная задача — пополнить кошелек, изрядно отощавший за время пребывания в тюрьме. Он предлагает заинтересованным лицам устроить лотерею. А так как «нет на свете другого места, где было бы так просто морочить людей», то ему удается получить от этого предприятия все возможные выгоды. Не забывает он и о продажных красавицах и знатных поклонницах своих разнообразных талантов. Неожиданно заболевает его новый друг Ла Тур д'Овернь; Казанова, заявив, что в него вселился влажный дух, берется излечить его, наложив печать Соломона, и чертит у него на бедре пятиконечную звезду. Через шесть дней Ла Тур д'Овернь снова на ногах. Он знакомит Казанову с почтенной маркизой д'Юрфе, страстно увлекающейся оккультными науками. У маркизы имеется прекрасное собрание рукописей великих алхимиков, у себя в доме она устроила настоящую лабораторию, где постоянно что-то выпаривается и перегоняется. У госпожи д'Юрфе часто обедает «славный авантюрист» граф де Сен-Жермен — блистательный рассказчик, ученый, «отменный музыкант, отменный химик, хорош собой». Вместе с маркизой Казанова наносит визит Жан Жаку Руссо; впрочем, знаменитый философ не производит на них ожидаемого впечатления: «ни внешность его, ни ум не поражали своеобычностью».
Желая обрести постоянный доход, Казанова по предложению некоего прожектёра открывает мануфактуру. Но она приносит ему одни убытки: увлекшись юными работницами, Казанова каждые три дня берет себе новую девицу, щедро награждая ее предшественницу. Бросив убыточное предприятие, Казанова уезжает в Швейцарию, где, по обыкновению, чередует возвышенное общение с лучшими умами эпохи с любовными приключениями. В Женеве Казанова несколько раз беседует с великим Вольтером. Далее путь его лежит в Марсель. Там его настигает госпожа д'Юрфе, жаждущая совершить магический обряд перерождения, исполнить который может только Казанова. А так как обряд сей состоит главным образом в том, что Казанова должен заняться любовью с престарелой маркизой, он, чтобы достойно выйти из положения, берет в помощницы некую юную красотку. Изрядно потрудившись и свершив обряд, Казанова покидает Марсель.
Путешествие продолжается. Из Лондона, где Казанове не понравилось, он направляется в германские княжества. В Вольфенбюттеле он все время проводит в библиотеке, в Брауншвейге не отказывает себе в амурных удовольствиях, в Берлине удостаивается аудиенции у короля Фридриха. Затем путь его лежит в Россию — через Ригу в Санкт-Петербург. Всюду Казанова с интересом знакомится с непривычными для него обычаями и нравами. В Петербурге он наблюдает крещение младенцев в ледяной воде, ходит в баню, посещает дворцовые балы и даже покупает себе крепостную девку, оказавшуюся необычайно ревнивой. Из северной столицы Казанова едет в Москву, ибо, по его словам, «кто не видал Москвы, не видал России». В Москве он осматривает все: «фабрики, церкви, памятники старины, собрания редкостей, библиотеки». Возвратившись в Петербург, Казанова вращается при дворе, встречается с императрицей Екатериной II, которая находит суждения итальянского путешественника весьма занимательными. Перед отъездом из России Казанова устраивает для своих русских друзей празднество с фейерверком. Казанову снова влечет Париж, путь его пролегает через Варшаву… и все продолжается — интриги, аферы, любовные авантюры…
Е. В. Морозова
Трагедия (1782)
Давид приходит ночью в стан израильтян в Гелвуе. Он вынужден скрываться от царя Саула, к которому питает сыновние чувства. Раньше и Саул любил его, он сам избрал Давида в супруги для любимой дочери Мелхолы. «Но выкуп / Зловещий — сотню вражеских голов — / Ты требовал, и я двойную жатву / Снял для тебя…» Нынче Саул не в себе: он преследует Давида. Давид мечтает принять участие в битве с филистимлянами и делом доказать свою преданность Саулу. Сын Саула Ионафан, услышав, как Давид разговаривает сам с собой, подходит к нему. Ионафан радуется встрече: он любит Давида как брата. Он опасается за жизнь Давида, зная, как ненавидит его Саул. Давид ничего не боится: «Я здесь, чтоб умереть: но только в битве, / Как сильный — за отечество и за / Того неблагодарного Саула, / Что молится о гибели моей». Ионафан рассказывает, что злой и завистливый Авенир, родственник Саула и начальник его войска, все время настраивает Саула против Давида. Мелхола, жена Давида, верна мужу и каждый день со слезами умоляет Саула вернуть ей Давида. Ионафан говорит, что без Давида израильтяне утратили былую храбрость: «С тобой ушли / Мир, слава и уверенность в бою». Ионафан вспоминает, как пророк Самуил перед смертью принял Давида и помазал его елеем. Он советует Давиду ждать в горах сигнала к битве и лишь тогда выйти из укрытия. Давид сокрушается: «О, неужели смелые поступки / Скрывать, как козни?» Он хочет пойти к Саулу и, несмотря на то что не знает за собой никакой вины, попросить у него прощения. Самуил некогда любил Саула как сына, но Саул своей неблагодарностью навлек на себя гнев Господень. Пророк Самуил завещал Давиду любовь и верность царю, и Давид никогда не ослушается его. Ионафан клянется, пока жив, защищать Давида от гнева Саула. Давид хочет увидеться с Мелхолой. Обычно Мелхола еще до зари приходит плакать о Давиде и вместе с Ионафаном молится за отца. Давид прячется, а Ионафан осторожно подготавливает сестру к встрече с мужем. Мелхола видит Давида без пурпурной епанчи, которую она ему выткала, в грубом плаще он похож не на царского зятя, а на простого пехотинца. Ионафан и Мелхола решают выяснить, в каком расположении духа находится Саул, и если оно покажется им благоприятным, то исподволь подготовить отца к встрече с Давидом. Чтобы никто не опознал Давида и Авенир не подослал убийцу, Ионафан просит его опустить забрало и смешаться с толпой воинов. Но Мелхола считает, что по взгляду и по умению носить меч Давида легко узнать. Она показывает ему пещеру в лесной чаще, где он может укрыться. Давид уходит.
Саул вспоминает, каким неустрашимым воином он был. Теперь он стар и силы его уже не те, что прежде. Но он утратил не одну лишь юность: «Была со мною / Еще неодолимая десница / Всевышнего!.. И был, по крайней мере, / Со мной Давид, мой витязь». Авенир внушает Саулу, что Давид — главная причина всех его бед. Но Саул понимает, что дело в нем самом: «Нетерпеливый, мрачный, / Жестокий, злобный — вот я стал каков, / Всегда себе не мил, не мил другим, / При мире жажду войн, при войнах — мира». Авенир убеждает Саула, что пророк Самуил, который первым сказал, что Саул отвержен Богом, — дерзкий, лживый и хитрый старик, он сам хотел стать царем, но народ избрал Саула, и Самуил из зависти объявил, что Бог отверг Саула. Авенир говорит о том, что Давид всегда был ближе к Самуилу, чем к Саулу, и больше расположен к алтарю, чем к полю битвы. Авенир одной крови с Саулом: «Я рода твоего, и блеск царя / Есть слава Авенира, а Давид / Не вознесется, не поправ Саула». Саул часто видит во сне, как Самуил срывает с его головы царский венец и хочет возложить на голову Давида, но Давид падает ниц и со слезами просит пророка вернуть венец Саулу. Авенир восклицает: «Погибнет пусть Давид: исчезнут с ним / Все страхи, и несчастья, и виденья».
Саул больше не хочет оттягивать сражение с филистимлянами. Ионафан не сомневается в победе. Мелхола надеется, что после битвы Саул обретет отдых и покой и вернет ей любимого мужа. Саул считает, что израильтяне обречены на поражение. Мелхола вспоминает, как Давид своим пением ублажал Саула и отвлекал от мрачных мыслей. Ионафан напоминает Саулу о воинской доблести Давида. Появляется Давид: «Мой царь! Давно хотел / Ты головы моей. Так вот — бери, / Секи ее». Саул встречает его ласково: «В тебе вещает Бог; тебя привел / Ко мне Господь…» Давид просит Саула позволить ему сражаться в рядах израильтян или встать во главе войска — как тому будет угодно, — а потом готов принять казнь. Саул обвиняет Давида в гордыне, в желании затмить царя. Давид знает, что ни в чем не виноват, это все — наветы Авенира, который ему завидует. Авенир утверждает, что Давид скрывался в Филистии, среди врагов, сеял смуту среди народа Израиля и не раз покушался на жизнь Саула. В оправдание Давид показывает лоскут от царской мантии Саула. Однажды Саул, искавший Давида, чтобы убить, заснул в пещере, где скрывался Давид. Давид мог убить его и сбежать, ибо Авенир, который должен был охранять Саула, был далеко. Но Давид не воспользовался тем, что царь оказался в его власти, для мести и лишь отрезал мечом лоскут от мантии Саула. Услышав речь Давида, Саул возвращает ему свое расположение и назначает его военачальником.
Давид призывает к себе Авенира для важного разговора. Он говорит, что Авенир должен служить не ему, Давиду, а оба они должны служить государю, народу и Богу. Авенир предлагает план битвы, который Давид полностью одобряет. Он назначает Авенира начальником главных сил. Давид хочет начать наступление в четыре часа пополудни: солнце, ветер и густая пыль помогут им в сражении. Мелхола рассказывает Давиду, что Авенир уже успел что-то нашептать Саулу, и настроение царя переменилось. Саул снова обвиняет Давида в гордыне. Давид отвечает: «На поле битвы — воин, при дворе — / Твой зять, а перед Богом я — ничто». Саул замечает меч Давида. Этот священный меч Давиду вручил священник Ахимелех. Услышав, что Ахимелех отдал священный меч, висевший в Номве над алтарем, Давиду, Саул приходит в ярость. Он обвиняет детей в том, что они только и ждут его смерти, чтобы завладеть царским венцом. Ионафан просит Давида спеть, надеясь развеять гнев отца. Давид поет о ратных подвигах Саула, о покое после битвы, но, услышав слово «меч», Саул снова приходит в ярость. Ионафан и Мелхола держат Саула, готового заколоть Давида, чтобы тот мог уйти. Саул посылает Мелхолу за Давидом. Ионафан тем временем пытается усмирить гаев отца, умоляет его не ожесточаться против истины и Бога, чей избранник — Давид. Авенир также ищет Давида: до битвы осталось меньше часа. В стане израильтян появляется Ахимелех. Он упрекает Саула в том, что тот сошел со стези господней, Саул же называет Ахимелеха изменником, давшим изгнаннику Давиду не только кров и пишу, но и священное оружие. Саул не сомневается, что Ахимелех пришел, чтобы предать его, но священник пришел, чтобы молиться о даровании Саулу победы. Саул бранит всех священников, он вспоминает, как Самуил сам убил царя амаликитян, захваченного Саулом в плен и пощаженного за воинскую доблесть. Ахимелех призывает Саула вернуться к Богу: «Царь земной, но перед Богом / Кто царь? Саул, опомнись! Ты не больше, / Чем венценосная пылинка». Ахимелех грозит Саулу гневом Господним и обличает злобного и коварного Авенира. Саул приказывает Авениру убить Ахимелеха, отменить приказ Давида и перенести наступление на завтра, видя в желании Давида начать сражение перед заходом солнца намек на свою слабеющую старческую руку. Саул приказывает Авениру привести Давида, чтобы тот сам перерезал себе вены. Ахимелех перед смертью предсказывает, что Саул и Авенир умрут жалкой смертью от меча, но не от вражеского и не в бою. Ионафан пытается воззвать к разуму отца, но безуспешно. Саул прогоняет детей: Ионафана отправляет в войско, а Мелхолу посылает искать Давида. «Один я остаюсь с самим собой, / И только самого себя страшусь».
Мелхола уговаривает Давида бежать под покровом ночи, но Давид не хочет покидать израильтян накануне сражения. Мелхола рассказывает о казни Ахимелеха и о том, что Саул дал Авениру приказ убить Давида, если тот встретит его во время боя. Давид слышит вещий голос, он предсказывает, что грядущий день будет страшным для царя и для всего народа Но здесь пролилась чистая кровь служителя Господня, и Давид не может сражаться на земле, которая осквернена. Скрепя сердце он соглашается бежать, но, тревожась за Мелхолу, не хочет брать ее с собой: «оставайся / С отцом, покуда к мужу не вернет / Тебя Господь». Давид скрывается. Мелхола слышит из отцовского шатра вопли и видит Саула, бегущего от тени, которая преследует его. Мелхола тщетно пытается убедить отца, что за ним никто не гонится. Саул видит занесенный над ним огненный карающий меч и просит Господа отвратить свой меч от его детей, сам он виноват, но дети ни в чем не повинны. Ему чудится голос пророка Самуила, вступающегося за Давида. Он хочет послать за Давидом, неволил. Евриклея убеждена, что Мирра не любит Перея: если бы Мирре кто-то понравился, она бы заметила. Кроме того, не бывает любви без надежды, меж тем как скорбь Мирры безысходна, и девушка жаждет смерти. Евриклея хотела бы умереть, чтобы не видеть на старости лет страдания своей любимицы. Кенхреида уже почти год пытается понять причину терзаний дочери, но безуспешно. уж не Венера ли, усмотрев дерзкий вызов в безумном материнском счастье Кенхреиды, возненавидела Мирру за красоту и решила покарать царицу, отняв у нее единственную дочь?
Царь Кинир, допросив Евриклею, решает отменить венчанье: «На что мне жизнь, владенья, честь на что, / Когда безоговорочно счастливой / Единственную дочь не вижу я?» Кинир хочет стать другом царю Эпира, ему нравится Перей, но важнее всего для него дочь: «Меня отцом / Природа сделала, царем же — случай», интересы государства для него — ничто в сравнении с единым вздохом Мирры. Он может быть счастлив, только если счастлива она. Кинир решает поговорить с Переем. Он говорит юноше, что был бы счастлив назвать его зятем. Если бы он выбирал мужа для дочери, то выбрал бы Перея, а когда его же выбрала Мирра, Перей стал ему мил вдвойне. Кинир считает, что главное в Перее — его личные достоинства, а не царская кровь и не отцовские владения. Кинир осторожно спрашивает у Перея, взаимна ли его любовь к Мирре. Юноша говорит, что Мирра вроде бы и рада ответить на его любовь, но что-то ей мешает. Ему кажется странным, что Мирра в его присутствии бледнеет, не поднимает на него глаз и говорит с ним холодным тоном. Она то словно бы рвется замуж, то страшится свадьбы, то назначит день венчанья, то отложит свадьбу. Перей не мыслит себе жизни без Мирры, но хочет освободить ее от слова, видя, как она страдает. Перей готов умереть, если от этого зависит счастье Мирры. Кинир посылает за Миррой и оставляет ее с Переем. Перей смотрит на свадебный убор невесты, но грусть в ее глазах говорит ему, что она несчастна. Он говорит ей, что готов освободить ее от слова и уехать. Мирра объясняет ему, что грусть бывает врожденной и вопросы о ее причинах только усугубляют ее. Девушка просто горюет о предстоящем расставании с родителями. Она клянется, что хочет быть женой Перея и не будет больше откладывать свадьбу. Сегодня они обвенчаются, а завтра отплывут в Эпир. Перей ничего не понимает: то она говорит, что ей тяжело расставаться с родителями, то торопит с отъездом. Мирра говорит, что хочет навсегда покинуть родителей и умереть с горя.
Мирра говорит Евриклее, что жаждет только смерти и только ее и заслуживает. Евриклея уверена, что единственно любовь может так терзать юную душу. Она молилась Венере у алтаря, но богиня смотрела на нее грозно, и Евриклея ушла из храма, еле волоча ноги. Мирра говорит, что поздно просить за нее богов, и просит Евриклею убить ее. Девушка знает, что все равно живой не попадет в Эпир. Евриклея хочет пойти к царю и царице и умолить их расстроить свадьбу, но Мирра просит ее ничего не говорить родителям и не придавать значения словам, которые случайно вырвались у нее. Она поплакала, излила душу, и теперь ей гораздо легче.
Мирра идет к матери и застает у нее Кинира. Видя, что его присутствие смушает дочь, царь спешит ее успокоить: никто ни к чему ее не принуждает, она может открыть или не открывать причину своих страданий. Зная ее нрав и благородство чувств, родители вполне доверяют ей. Мирра может поступать так, как считает нужным, они просто хотят знать, что она решила. Мать и отец на все согласны, лишь бы видеть дочь счастливой. Мирра говорит, что чувствует близость смерти, это единственное ее лекарство, однако природа никак не дает ей умереть. Мирра то жалеет себя, то ненавидит. Ей казалось, что брак с Переем хотя отчасти развеет ее грусть, но чем ближе был день свадьбы, тем ей становилось грустнее, поэтому она трижды откладывала венчанье. Родители уговаривают Мирру не выходить за Перея, раз он ей не мил, но Мирра настаивает: пусть она и не любит юношу так сильно, как он ее, но никто другой не станет ее мужем, или она выйдет за Перея, или умрет. Мирра обещает пересилить свою боль, разговор с родителями придал ей сил и решимости. Она надеется, что новые впечатления помогут ей быстрее избавиться от тоски, и хочет сразу после свадьбы покинуть отчий кров. Мирра приедет на Кипр, когда Перей станет царем Эпира. Она оставит у родителей одного из своих сыновей, чтобы он был им опорой в старости. Мирра умоляет родителей позволить ей уехать сразу после венчанья. Родители скрепя сердце отпускают дочь: им легче не видеть ее, чем видеть такой несчастной. Мирра удаляется к себе, чтобы приготовиться к свадьбе и выйти к жениху со светлым челом.
Кинир делится с женой своими подозрениями: «Слова, глаза и даже вздохи мне / Внушают опасение, что ею / Нечеловеческая движет власть, / Неведомая нам». Кенхреида думает, что Венера покарала Мирру за материнскую дерзость: Кенхреида не воскурила фимиам Венере и в порыве материнской гордости посмела сказать, что божественную красоту Мирры в Греции и на Востоке нынче чтут выше, чем чтили Венеру на Кипре с незапамятных времен. Увидев, что творится с Миррой, Кенхреида пыталась задобрить богиню, но ни молитвы, ни фимиам, ни слезы не помогают. Кинир надеется, что гнев богини не станет преследовать Мирру, когда она покинет Кипр. Быть может, предчувствуя это, Мирра так торопится уехать. Появляется Перей. Он боится, что, став мужем Мирры, станет ее убийцей. Он жалеет, что не покончил с собой до того, как приплыл на Кипр, и собирается сделать это теперь. Кинир и Кенхреида стараются его утешить. Они советуют ему не напоминать Мирре о скорби — тогда эта скорбь пройдет.
Готовясь к свадьбе, Мирра говорит Евриклее, что мысль о скором отъезде дает ей покой и радость. Евриклея просит Мирру взять ее с собой, но Мирра решила никого с собой не брать. Перей сообщает ей, что на заре их будет ждать судно, готовое к отплытию. Мирра отвечает: «С тобой вдвоем / Скорей остаться и вокруг не видеть / Всего того, что видело мои / Так долго слезы и, быть может, было / Причиной их; по новым плыть морям, / Причаливая к новым царствам; воздух / Неведомый вдыхать, и день и ночь / Делить с таким супругом…» Перей очень любит Мирру и готов на все: быть ей мужем, другом, братом, возлюбленным или рабом. Мирра называет его целителем своих страданий и спасителем. Начинается обряд венчанья. Хор поет свадебные песни. Мирра изменяется в лице, дрожит и едва стоит на ногах. В груди ее теснятся Фурии и Эриннии с ядовитыми бичами. Слыша такие речи, Перей проникается уверенностью, что он противен Мирре. Свадебный обряд прерывается. Перей уходит, обещая, что Мирра его больше никогда не увидит. Кинир перестает жалеть дочь: ее неслыханная выходка ожесточила его. Она сама настаивала на венчании, а потом опозорила себя и родителей. И он, и Кенхреида были слишком мягкими, пора проявить строгость. Мирра просит отца убить ее, иначе она покончит с собой. Кинир испуган. Мирра лишается чувств. Кенхреида упрекает Кинира в жестокости. Придя в себя, Мирра просит Кенхреиду убить ее. Кенхреида хочет обнять дочь, но та отталкивает ее, говоря, что мать только усугубляет ее скорбь. Мирра снова и снова просит мать убить ее.
Кинир оплакивает Перея, покончившего с собой. Он представляет себе скорбь отца, потерявшего любимого сына. Но Кинир не счастливее, чем царь Эпира. Он посылает за Миррой. В ее поступках кроется какая-то чудовищная тайна, и он хочет узнать ее. Мирра никогда не видела отца в гневе. Он решает не показывать ей своей любви, но попытаться угрозами вырвать у нее признание. Кинир сообщает дочери о самоубийстве Перея. Кинир догадывается, что Мирру терзают не Фурии, а любовь, и сколько дочь ни отпирается, настаивает на своем. Он уговаривает Мирру открыться ему. Он сам любил и сумеет ее понять. Мирра признается, что действительно влюблена, но не хочет назвать имя любимого. Даже предмет ее любви не подозревает о ее чувствах, она скрывает их даже от себя самой. Кинир успокаивает дочь: «Пойми, твоя любовь, твоя рука / И мой престол любого возвеличат. / Как низко ни стоял бы человек, / Он недостойным быть тебя не может, / Когда он по сердцу тебе». Кинир хочет обнять Мирру, но она его отталкивает. Мирра говорит, что страсть ее преступна, и называет имя любимого: Кинир. Отец не сразу понимает ее и думает, что она над ним смеется. Осознав, что Мирра не шутит, Кинир приходит в ужас. Видя гнев отца, Мирра бросается на его меч и вонзает его в себя. Она одновременно мстит Киниру за то, что он силой вырвал из ее сердца чудовищную тайну, и караетсебя за преступную страсть. Кинир плачет, он видит в Мирре разом нечестивицу и умирающую дочь. Мирра молит его никогда не рассказывать о ее любви Кенхреиде. Услышав громкий плач, прибегают Кенхреида и Евриклея. Кинир заслоняет умирающую Мирру от Кенхреиды и просит жену уйти. Кенхреида растеряна: неужели Кинир готов оставить умирающую дочь? Кинир открывает Кенхреиде тайну Мирры. Он силой уводит жену: «Не здесь же нам от горя / И от позора умирать. Идем». Рядом с Миррой остается одна Евриклея. Перед смертью девушка упрекает ее: «Когда… / Я меч… просила… ты бы, Евриклея… / Послушалась… И я бы умерла… / Невинною… чем умирать… порочной…»
О. Э. Гринберг
(Bruto Secondo)
Трагедия (1787)
В Риме в храме Согласия Цезарь произносит речь. Он много воевал и наконец вернулся в Рим. Рим могуч, он внушает страх всем народам. Для вящей славы Рима осталось только покорить парфян и отомстить им за победу над Крассом. Поражение в битве с парфянами легло позорным пятном на Рим, и Цезарь готов либо пасть на поле брани, либо доставить в Рим пленного парфянского царя. Цезарь недаром собрал цвет Рима в храме Согласия. Он ждет от римлян согласия и готовности выступить в поход против парфян. Кимвр возражает: сейчас не до парфян; гражданская резня, начавшаяся при Гракхах, не утихает, Римская империя залита кровью: «сначала нужно дома / Порядок навести и мстить за Рим / Не раньше, чем он прежним Римом станет». Антоний поддерживает Цезаря: не было случая, чтобы римляне не отомстили за гибель римского полководца. Если не отомстить парфянам, многие покоренные народы решат, что Рим дрогнул, и не захотят терпеть его господство. Поход на парфян необходим, остается только решить, кто поведет войска, но кто при Цезаре посмеет назвать себя вождем? «Рим» и «Цезарь» означают ныне одно и то же, и тот, кто сегодня хочет подчинить общее величие личным интересам, — изменник. Слово берет Кассий. Он противник военного похода, его волнует судьба отчизны: «Да будет консул консулом, сенат — / Сенатом и трибунами — трибуны, / И да заполнит истинный народ, / Как прежде, форум». Цицерон говорит о том, что он по-прежнему верен мечте об общем благе, мире и свободе. В Римской республике давно уже перестали чтить законы. Когда в Риме восторжествует порядок, то не понадобится оружие, «чтоб врагов / Постигла участь туч, гонимых ветром». Брут начинает свою речь с того, что он не любит Цезаря, потому что, по его мнению, Цезарь не любит Рим. Брут не завидует Цезарю, ибо не считает его выше себя, и не испытывает к нему ненависти, ибо Цезарь ему не страшен. Брут напоминает Цезарю, как услужливый консул хотел надеть на него царский венец, но Цезарь сам оттолкнул его руку, потому что понял, что народ — не такая бездумная масса, как ему хотелось бы, народ может какое-то время терпеть тирана, но не самодержца. В душе Цезарь не гражданин, он мечтает о царском венце. Брут призывает Цезаря стать не угнетателем, а освободителем Рима. Он, Брут, — гражданин и хочет пробудить в душе Цезаря гражданские чувства. Антоний осуждает Брута за дерзкие речи. Цезарь хочет, чтобы вопрос о походе на парфян был решен здесь, в храме Согласия, а для решения остальных вопросов предлагает собраться завтра утром в курии Помпея.
Цицерон и Кимвр ждут своих единомышленников — Кассия и Брута. Они понимают, что родине грозит опасность и медлить нельзя. Цицерон видит, что Цезарь, убедившись, что всеобщий страх для него надежнее, чем любовь продажной черни, делает ставку на армию. Ведя римских воинов в бой с парфянами, он наносит Риму последний удар. Цицерон жалеет, что он уже старик и не может биться за родину с мечом в руках. Подоспевший Кассий с горечью говорит, что у Цицерона уже не осталось достойных слушателей, но Цицерон возражает: народ всегда народ. Сколь бы человек ни был ничтожен наедине с собой, на людях он неизменно преображается. Цицерон хочет произнести речь перед народом. Диктатор опирается на силу, Цицерон же опирается на истину и потому не боится силы: «Повержен будет Цезарь, / Как только будет он разоблачен». Кимвр уверен, что Цицерон не сможет взойти на форум, ибо путь туда закрыт, а если бы и смог, то его голос потонул бы в криках подкупленных людишек. Единственное средство — меч. Кассий поддерживает Кимвра: не надо ждать, пока трусливый народ объявит Цезаря тираном, надо первыми вынести ему приговор и привести его в исполнение. Лучшее средство — быстрейшее. Чтобы покончить с рабством в Риме, достаточно одного меча и одного римлянина, зачем же заседать и тратить время на колебания? Появляется Брут. Он опоздал, потому что говорил с Антонием. Цезарь послал Антония к Бруту, чтобы договориться о встрече. Брут согласился встретиться с Цезарем здесь же, в храме, ибо считает, что Цезарь-враг страшнее, чем Цезарь-друг. Кассий говорит, что он, Кимвр и Цицерон единодушны в ненависти к Цезарю, в любви к отчизне и в готовности погибнуть за Рим. «Но планов получилось три: / В гражданскую войну отчизну ввергнуть, / Иль, ложью ложь назвав, разоружить / Народ, иль Цезаря прикончить в Риме». Он спрашивает мнения Брута. Брут хочет попытаться переубедить Цезаря. Он полагает, что жажда чести Цезарю дороже, чем жажда царства. Брут видит в Цезаре не злодея, а честолюбца. Во время Фарсальской битвы Брут попал к Цезарю в плен. Цезарь сохранил ему жизнь, и Брут не хочет отвечать на добро неблагодарностью. Брут считает, что один лишь Цезарь может вернуть сегодня Риму свободу, могущество и жизнь, если вновь станет гражданином. Брут верит, что у Цезаря благородная душа и он станет защитником законов, а не их нарушителем. Если же Цезарь останется глух к его доводам, Брут готов заколоть его кинжалом. Цицерон, Кимвр и Кассий уверены, что Брут слишком высокого мнения о Цезаре и план его несбыточен.
Антоний докладывает Цезарю, что Брут согласен встретиться с ним. Он ненавидит Брута и не понимает, почему Цезарь терпит его. Цезарь говорит, что из его недругов Брут — единственный, кто его достоин. Цезарь предпочитает побеждать не оружием, а милостью: простить достойного врага и заручиться его дружбой лучше, чем уничтожить его. Так в свое время Цезарь поступил с Брутом, так намерен поступать и впредь. Он хочет во что бы то ни стало сделать Брута своим другом. Когда приходит Брут, Антоний оставляет их вдвоем. Брут взывает к разуму Цезаря. Он заклинает его снова стать гражданином и вернуть Риму свободу, славу и мир. Но Цезарь непременно хочет покорить парфян. Он столько воевал, что хочет встретить смерть на поле брани. Цезарь говорит, что любит Брута, как отец. Брут же испытывает к Цезарю все чувства поочередно, кроме зависти: когда Цезарь проявляет себя как тиран, Брут его ненавидит, когда в Цезаре говорит человек и гражданин, Брут испытывает к нему любовь и восхищение. Цезарь открывает Бруту, что он его отец. В доказательство он показывает Бруту письмо его матери Сервилии, подтверждающее, что Брут — ее сын от Цезаря. Брут ошеломлен, но это известие не изменяет его убеждений. Он жаждет спасти родину или погибнуть. Цезарь надеется, что Брут одумается и завтра поддержит его в сенате, иначе он встретит в Цезаре не отца, а господина. Брут призывает Цезаря доказать свою отцовскую любовь и дать ему возможность гордиться своим отцом, иначе ему придется считать, что настоящий его отец — тот Брут, который дал Риму жизнь и свободу ценой жизни собственных детей. Оставшись один, Цезарь восклицает: «Возможно ль, чтоб единственный мой сын / Отказывался мне повиноваться / Теперь, когда весь мир покорен мне?»
Цицерон вместе с другими сенаторами уезжает из Рима: он старик, и в нем уже нет былого бесстрашия. Кимвр и Кассий расспрашивают Брута о его беседе с Цезарем. Брут рассказывает им о том, что он сын Цезаря. «Чтоб кровь от этого пятна очистить / Ужасного, до капли должен я / За Рим ее пролить». Бруту не удалось переубедить Цезаря. Кимвр и Кассий считают, что Цезаря надо убить. Брут идет за советом к своей жене Порции — дочери великого Катона. Порция, чтобы доказать свое мужество, отсекла себе мечом грудь и стойко переносила боль, так что ее муж даже не знал об этом. И только после этого испытания она осмелилась попросить Брута доверить ей свои тайны. Кимвр и Кассий восхищаются мужеством Порции.
Антоний приходит к Бруту. Цезарь передает ему, что надеется на голос крови, который повелит Бруту любить и уважать человека, давшего ему жизнь. Брут спрашивает, готов ли Цезарь отказаться от диктаторства, возродить законы и подчиняться им. Брут просит Антония передать Цезарю, что завтра в сенате надеется услышать от него перечень действенных мер по спасению отечества. Брут в такой же мере жаждет спасти Рим для блага римлян, как и спасти Цезаря ради Рима. После ухода Антония заговорщики решают привлечь на свою сторону еще несколько достойных римских граждан.
В курии Помпея собираются сенаторы. С улицы доносятся крики толпы. Кассий говорит Бруту, что по его знаку заговорщики с мечами набросятся на Цезаря. Появляется Цезарь. Он спрашивает, почему многие сенаторы не пришли на собрание. Брут отвечает: «Те, что сидят в сенате, / Пришли из страха; тех, кого здесь нет, / Рассеял страх». Брут произносит речь, где превозносит достоинства Цезаря, одержавшего верх над собой и над чужой завистью. Он поздравляет Цезаря, желающего стать гражданином, равным среди равных, как прежде. Брут объясняет собравшимся, что говорит от имени Цезаря, поскольку он и Цезарь теперь одно, ведь он — сын Цезаря. Цезарь потрясен вдохновенной дерзостью Брута. Он говорит, что хочет сделать его своим преемником. Цезарь не отступил от своего решения отправиться в поход на парфян. Брута он хочет взять с собой, а после победы над врагами Рима он готов отдать себя в руки своих врагов: пусть Рим решает, кем он хочет видеть Цезаря: диктатором, гражданином или вовсе никем. Брут в последний раз взывает к Цезарю, но Цезарь объявляет, что тот, кто не подчинится ему, — враг Рима, бунтовщик и предатель. Брут обнажает кинжал и потрясает им над головой. Заговорщики бросаются к Цезарю и разят его мечами. Брут стоит в стороне. Израненный Цезарь ползет к статуе Помпея и испускает дух у ее подножия со словами: «И ты… мой мальчик?..» На крики сенаторов сбегается народ. Брут объясняет народу, что Цезарь убит, и он, Брут, хотя его кинжал не обагрен кровью, вместе с другими убил тирана. Народ хочет покарать убийц, но они скрываются, в руках народа лишь Брут. Брут готов к смерти, но напоминает народу о свободе и призывает тех, кому она дорога, возликовать: Цезарь, который мнил себя царем, спит вечным сном. Слыша вдохновенные речи Брута, народ проникается к нему доверием, а услышав, что Брут сын Цезаря, оценивает все его благородство. Брут оплакивает Цезаря, ибо чтит его достоинства, равных которым не сыскать. Он готов к смерти, но просит дать ему отсрочку. Исполнив свой долг освободителя и гражданина, он покончит счеты с жизнью над гробом убитого отца. Народ готов идти за Брутом. Размахивая мечом, Брут ведет за собой народ на Капитолий, чтобы изгнать изменников со священного холма. Народ вслед за Брутом повторяет: «Свобода или смерть!», «Смерть или свобода!»
О. Э. Гринберг
(Ultime lettere di Jacopo Ortis)
Роман в письмах (1798)
Действие начинается в октябре 1789 г., завершается в марте 1799 г. и разворачивается в основном на севере Италии, в окрестностях Венеции. Повествование представляет собой письма главного героя, Якопо Ортиса, своему другу Лоренцо, а также воспоминания Лоренцо о Якопо.
В октябре 1797 г. был подписан договор между наполеоновской Францией и Австрией, по которому Бонапарт уступал австрийцам Венецию, а получал Бельгию и Ионические острова. Этот договор перечеркнул надежды венецианцев на освобождение их родины от австрийского владычества, надежды, связывавшиеся первоначально с императором Франции, воплощавшим в глазах итальянцев Великую французскую революцию. Многие молодые венецианцы, боровшиеся за свободу, оказались внесенными австрийскими властями в проскрипционные списки и обречены на изгнание. Вынужден был покинуть родной город и Якопо Ортис, оставивший в Венеции мать и уехавший в скромное семейное поместье в Эвганейских горах. В письмах другу, Лоренцо Альдерани, он оплакивает трагическую судьбу своей родины и молодого поколения итальянцев, для которых в родной стране нет будущего.
Уединение юноши разделял лишь его верный слуга Микеле. Но вскоре одиночество Якопо было нарушено визитом соседа, синьора Т., проживавшего в своем поместье вместе с дочерьми — белокурой красавицей Терезой и четырехлетней крошкой Изабеллой. Измученный душой Якопо нашел утешение в беседах с умным, образованным соседом, в играх с малышкой, в нежной дружбе с Терезой. Очень скоро молодой человек понял, что беззаветно любит Терезу. Познакомился Якопо и с другом семьи, Одоардо, серьезным, положительным, начитанным, но совершенно чуждым тонких душевных переживаний и не разделяющим возвышенные политические идеалы Якопо. Во время прогулки в Аркуа, к дому Петрарки, взволнованная Тереза неожиданно доверила Якопо свою тайну — отец выдает ее замуж за Одоардо. Девушка не любит его, но они разорены; из-за своих политических взглядов отец скомпрометирован в глазах властей; брак с состоятельным, разумным, благонадежным человеком, по мнению отца, обеспечит будущее дочери и укрепит положение семьи Т. Мать Терезы, пожалевшая дочь и посмевшая возразить мужу, была вынуждена после жестокой ссоры уехать в Падую.
Исповедь Терезы потрясла Якопо, заставила его жестоко страдать и лишила того призрачного покоя, который он обрел вдали от Венеции. Он поддался уговорам своей матери и уехал в Падую, где намеревался продолжить свое образование в университете. Но университетская наука показалась ему сухой и бесполезной; он разочаровался в книгах и велел Лоренцо продать свою огромную библиотеку, оставшуюся в Венеции. Светское общество Падуи отвергло Якопо: он высмеивал пустую болтовню салонов, открыто называл негодяев негодяями и не поддавался чарам холодных красавиц.
В январе Ортис вернулся в Эвганейские горы. Одоардо уехал по делам, и Якопо продолжал посещать семейство Т. Лишь видя Терезу, он чувствовал, что жизнь пока не покинула его. Он искал встреч с нею и одновременно боялся их. Как-то, читая Стерна, Якопо поразился сходству истории, рассказанной в романе, с судьбой юной Лауретты, которую когда-то знали оба друга, — после смерти возлюбленного она потеряла разум. Соединив перевод части романа с истинной историей Лауретты, Якопо хотел дать прочесть это Терезе, дабы она поняла, как тягостна неразделенная любовь, но не осмелился смущать душу девушки. А вскоре Лоренцо сообщил другу, что Лауретта умерла в страданиях. Лауретта стала для Якопо символом истинной любви.
Но юноше довелось увидеть и другое — у синьора Т. он встретил девушку, которую когда-то любил один его ныне покойный друг. Ее выдали замуж по расчету за благонамеренного аристократа. Теперь она поразила Якопо своей пустой болтовней о шляпках и откровенным бессердечием.
Однажды на прогулке Якопо не выдержал и поцеловал Терезу. Потрясенная девушка убежала, а молодой человек ощутил себя на вершине блаженства. Однако приближалось неминуемое возвращение Одоардо, а от Терезы Якопо услышал роковые слова: «Я никогда не буду вашей».
Одоардо вернулся, и Якопо совершенно утратил душевное равно* весие, исхудал, побледнел. Словно обезумев, он бродил по полям, терзался и беспричинно рыдал. Встреча с Одоардо закончилась бурной ссорой, поводом для которой послужили проавстрийские взгляды Одоардо. Синьор Т., любивший и понимавший Якопо, стал догадываться о его чувствах к Терезе. Тревожась из-за болезни юноши, он тем не менее сказал Терезе, что любовь Ортиса может толкнуть семью Т. в пропасть. Уже начались приготовления к свадьбе, а Якопо слег в приступе жестокой лихорадки.
Ортис считал себя виновным в том, что разрушил душевное спокойствие Терезы. Едва поднявшись на ноги, он отправился в путешествие по Италии. Он побывал в Ферраре, Болонье, Флоренции, где, глядя на памятники великого прошлого Италии, с горечью размышлял о ее настоящем и будущем, сравнивая великих предков и жалких потомков.
Важным этапом в путешествии Якопо стал Милан, где он встретился с Джузеппе Парини, известным итальянским поэтом. Ортис излил старому поэту душу и нашел в нем единомышленника, также не принимавшего конформизма и мелочности итальянского общества. Парини пророчески предсказал Ортису трагический жребий.
Якопо намеревался продолжить скитания во Франции, однако остановился в городке в Лигурийских Альпах, где столкнулся с молодым итальянцем, бывшим лейтенантом наполеоновских войск, когда-то с оружием в руках боровшимся против австрийцев. Теперь он оказался в изгнании, в нищете, не в силах прокормить жену и дочь. Якопо отдал ему все деньги; горестная судьба лейтенанта, обреченного на унижения, вновь напомнила ему о тщете существования и о неизбежности крушения надежд.
Добравшись до Ниццы, Ортис решил вернуться в Италию: кто-то сообщил ему новость, о которой предпочел умолчать Лоренцо, — Тереза уже обвенчана с Одоардо. «В прошлом — раскаяние, в настоящем — тоска, в будущем — страх» — так теперь представлялась жизнь Ортису. Перед возвращением в Эвганейские горы он заехал в Равенну поклониться могиле Данте.
Вернувшись в поместье, Якопо лишь мельком увидел Терезу в сопровождении мужа и отца. Глубокое душевное страдание толкало Якопо на безумные поступки. Он носился ночью верхом по полям и однажды случайно сбил конем насмерть крестьянина. Юноша сделал все, чтобы семья несчастного ни в чем не нуждалась.
У Якопо хватило сил нанести еще один визит семейству Т. Он говорил о предстоящем путешествии и сказал, что они долго не увидятся. Отец и Тереза почувствовали, что это не просто прощание перед отъездом.
Рассказ о последней неделе жизни Якопо Ортиса по крупицам собрал Лоренцо Альдерани, включив туда и фрагменты записей, найденные в комнате Якопо после его смерти. Якопо признавался в бесцельности собственного существования, в душевной пустоте и в глубоком отчаянии. По словам слуги Микеле, большую часть написанного накануне смерти его хозяин сжег. Собрав последние силы, юноша отправился в Венецию, где встретился с Лоренцо и с матерью, которую убедил, что возвращается в Падую, а затем продолжит путешествие. В родном городе Якопо посетил могилу Лауретты. Проведя в Падуе лишь один день, он вернулся в поместье.
Лоренцо заехал к другу, надеясь уговорить его отправиться путешествовать вместе, но увидел, что Ортис ему не рад. Якопо как раз собирался к синьору Т. Лоренцо не решился оставить друга одного и пошел с ним. Они увиделись с Терезой, однако встреча прошла в тяжелом молчании, только маленькая Изабелла неожиданно разрыдалась и ее никто не мог успокоить. Потом Лоренцо узнал, что к этому времени Якопо уже приготовил прощальные письма: одно — другу, другое — Терезе.
Микеле, спавшему в соседней комнате, ночью показалось, что из спальни хозяина доносятся стоны. Однако в последнее время Ортиса часто мучили кошмары, и слуга не зашел к Якопо. Утром дверь пришлось взломать — Якопо лежал на постели, залитый кровью. Он вонзил себе в грудь кинжал, пытаясь попасть в сердце. У несчастного хватило сил вытащить оружие, и кровь рекой текла из обширной раны. Юноша умирал, но еще дышал.
Врача не оказалось дома, и Микеле бросился к синьору Т. Тереза, узнав о несчастье, потеряв сознание, упала на землю. Ее отец кинулся в дом Ортиса, где успел принять последний вздох Якопо, которого всегда любил как сына. На листе бумаги, брошенном на столе, можно было прочесть «дорогая мама…», а на другом — «Тереза ни в чем не виновата…»
Из Падуи вызвали Лоренцо, Якопо в прощальном письме просил друга заняться похоронами. Тереза все эти дни провела в полном молчании, погруженная в глубокий траур. Похоронили Якопо Ортиса в скромной могиле у подножия холма в Эвганейских горах.
И. И. Челышева