Все впереди

18

Нью-Йорк, декабрь 1988

— Желаем тебе повеселиться на смотринах ребенка, а завтра мы увидимся, — сказал Эндрю, направляясь через прихожую к наружной двери квартиры.

— Без тебя мне будет не так весело, но я понимаю причину, по которой ты сбегаешь, — сказала я, смеясь.

Он засмеялся в ответ.

— Шестнадцать женщин в этой квартире — слишком много даже для меня. — Он взял поводок Трикси и матерчатую сумку и открыл входную дверь. — Пошли, дети, нам пора ехать. Если мы сейчас не выедем, то попадем в «Индейские лужайки» только к чаю.

— Мы идем, папа, — сказал Джейми, застегивая свою стеганую пуховую куртку не в те петли.

Я наклонилась, чтобы помочь ему застегнуться правильно, потом поцеловала его в щеку. Он посмотрел на меня торжественно и спросил:

— Это смотрины нашего ребенка, мама?

Я качнула головой:

— Нет, ребенка Элис Манро. Это у нее родился ребенок, милый.

— А-а… — сказал он, и его маленькое личико погрустнело. — Что-нибудь слышно о нашем ребенке, мама? Вы его уже сделали? — спросил он, пристально глядя на меня ясными голубыми глазами, и по его лицу пробежал проблеск надежды.

— Пока нет, — ответила я, вставая.

Я посмотрела на Эндрю, мы обменялись веселым взглядом, и он мне подмигнул.

Лисса сказала:

— Не забудь покормить Свеллен, мам, хорошо?

— Не забуду, дорогая, обещаю.

Я присела на корточки и поцеловала ее. Она обвила меня ручками вокруг шеи и покрыла меня целым градом легких поцелуев в щеку.

— Для тебя бабочкины поцелуи, мама. Меня так папа целует, — сказала она, затем, склонив голову, немного менторским тоном продолжила: — Ты сказала Санта Клаусу, чтобы он подарил мне большую куклу-младенца?

— Да. По крайней мере, папа сказал.

— Сента Клаус будет знать, куда ехать? — спросила она, внезапно забеспокоившись. — Найдет ли он Наннин дом в Йоркшире?

— Конечно. Папа дал Санта Клаусу ее адрес.

Она одарила меня лучезарной улыбкой, и я застегнула ее пальто и надела на нее голубую вязаную шапочку под цвет глаз.

— Ну вот. Ты выглядишь прекрасно! Ты моя прекрасная маленькая девочка, самая прекрасная маленькая девочка во всем огромном мире. А теперь надень перчатки. Оба наденьте. — Я взглянула на Джейми. — И я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас играл на улице без пальто, когда вы будете в деревне. Слишком холодно для этого. И не давайте Трикси никаких лакомых кусочков со стола.

— Хорошо, мама, — ответили они хором.

— Ты слышала это, Трикси? — спросила я, взглянув на собачку.

Наша маленькая Трикси выразительно поглядела на меня черными глазами и замахала хвостом. Я подхватила ее и, ласково потрепав, поцеловала в макушку и снова опустила на пол.

Я прошла вместе с ними к входной двери и постояла на пороге, дожидаясь лифта. Эндрю обнял меня и поцеловал в щеку, затем спросил:

— Положила ли ты список в сумку? Список вещей, которые я должен тебе завтра привезти оттуда?

— Да, положила. На самом деле там очень мало — только несколько вещей для близнецов и наши дубленки, чтобы взять их с собой в Йоркшир.

— Хорошо, никаких проблем, котенок. — Он поцеловал меня еще раз и пропустил перед собой детей и собаку в лифт. — Пока.

— Поезжай осторожно, — сказала я в тот миг, когда дверь лифта закрывалась.

— Хорошо, — откликнулся он. — Я позвоню тебе, когда мы приедем, Мэл.

После их отъезда в квартире стало спокойно. Я подошла к своему письменному столу в спальне, села и стала старательно надписывать открытку к подарку для Элис.

Элис Манро была нашей с Сэрой подругой по Рэдклиффу. Коренная уроженка Нью-Йорка, она два года назад вышла замуж за Джонатана Манро и переехала к нему в Бостон. Она приехала в Манхэттен на уик-энд, чтобы навестить родителей и показать ребенка; мы с Сэрой устраивали в честь этого торжество в моей квартире.

Когда три недели назад Эндрю услышал, что мы задумали, он воскликнул:

— А я поеду в деревню, Мэл! В любом случае, я хотел еще раз съездить в «Индейские лужайки» перед нашим отъездом в Йоркшир на Рождество. Я возьму с собой близнецов и Трикси, чтобы они не мешались у тебя под ногами, и вы с Сэрой могли лучше подготовить вечеринку.

Когда я вслух высказала сомнение, управится ли он с ними один без Дженни, нашей гувернантки, уехавшей к себе в Лондон, он улыбнулся мне и произнес всего одно слово:

— Нора.

Конечно, когда я услышала ее имя, то полностью успокоилась. Нора любила близнецов и обожала готовить для них, хлопотать вокруг них. Без меня она все время будет кудахтать над ними, как и Эрик, который очень любил Джейми и Лиссу.

Я посмотрела на маленький календарь на моем столе. Завтра будет суббота, десятое. Ровно через одиннадцать дней мы летим в Лондон и пересаживаемся на поезд до Йоркшира на следующее утро.

Диана пригласила Сэру провести с нами Рождество, она согласилась, и мы все собирались остаться в Килгрэм-Чейзе до первых чисел января. С нами также собираются быть Гвенни Рисс-Джонс и мой папа.

Мой папа звонил вчера из Лондона. Он захотел мне сказать, как он рад, что проведет праздники со мной, Эндрю и внуками. И еще он сообщил, что очень рад, — ведь мне понравилась Гвендолин.

Оставалось еще сделать много приготовлений к поездке, а завтра мы с Сэрой отправимся по магазинам за подарками. Сейчас я составляла список на желтой странице из блокнота и остановилась, когда дошла до имени Гвенни. Вчера вечером Эндрю лукаво предложил купить ей в подарок шарф. И хотя он явно шутил, это была не такая уж плохая мысль, поскольку она, по-видимому, любила их. Быть может, мне удастся найти что-нибудь необычное в Блумингдейле.

Закончив список, я положила открытку вместе с подарком для Элис — старой серебряной крестильной чашкой — в сумку. Затем с сумкой в руках я вошла в гостиную.

Джози, наша домработница, милая добрая женщина из Чили, уже взбила подушки на двух диванах и кресле.

Когда я вошла, она подняла голову и сказала:

— Я пропылесосила столовую, а сейчас примусь за кухню, миссис Кесуик.

— Спасибо, Джози, лучше сначала застелите постели и приберите в спальнях. Мисс Томас должна прийти с минуту на минуту, а тогда мы начнем готовить еду. Я думаю, вы должны оставить кухню напоследок.

— Вы правы; а как только я кончу убираться, я смогу вам помочь с сэндвичами.

— Благодарю.

Я ушла в смежную столовую, где поставила в угол сумку, и добавила:

— Я собираюсь накрывать стол для чая.

Когда через полчаса пришла Сэра, я уже вынула чашки, блюдца и тарелки, а также хрустальные фужеры, потому что мы назвали смотрины «чай с шампанским» и собирались подавать «Вдову Клико».

— Мне и делать-то ничего не осталось, — сказала Сэра, наблюдая за моей деятельностью в столовой.

— Не обольщайся, — ответила я. — Здесь надо еще сделать кучу дел. Закатывай рукава и пошли на кухню.

Но прежде всего мы выпили вместе по чашечке кофе. Мы сидели за столом у окна, говорили о предстоящей вечеринке, о Сэриной ужасной рабочей неделе и еще посплетничали обо всем понемногу.

Наконец четверть часов спустя мы принялись готовить угощение: резали на куски копченую лососину, рубили крутые яйца для яичного салата, резали огурцы и помидоры и разминали сардины. Все это мы используем позже для приготовления сэндвичей к чаю сразу перед приходом гостей. Они приглашены на три часа дня, и пока еще было рано делать сэндвичи.

В какой-то момент Сэра произнесла:

— Я рада, что мы устраиваем это рано, Мэл. Все разойдутся к шести, не позже половины седьмого, и, может быть, мы сходим в кино и где-нибудь поужинаем.

— Колоссальная мысль! Как насчет того, чтобы сейчас перекусить? Не знаю, как ты, а я умираю с голода. — Я посмотрела на часы на стене. — Почти час тридцать пять.

— Я на диете. Готовлюсь к Рождеству.

Я засмеялась.

— Но, Сэра, ты выглядишь фантастически, ты стала стройная.

— Мне не мешало бы потерять еще несколько фунтов. Почему бы и нет? Я бы попробовала копченой лососины.

— Подходи сюда, — сказала я и потянулась за куском хлеба.

Зазвонил телефон, и я взяла трубку.

— Алло, котенок, это я, и мы уже тут, — сказал Эндрю. — Представь себе, снег идет! Мэл, это роскошно, как в волшебной стране: все белое, и снег блестит на солнце. Я обещал детям попозже устроить битву снежками.

— Это здорово, но проследи, чтобы они надели теплые сапоги и хорошо закутались, родной, ладно?

— Конечно, прослежу, не беспокойся ты так, котенок.

— Нора там, Эндрю?

— Конечно, и Эрик тоже. Он развел огонь повсюду в доме, а Нора приготовила восхитительный овощной суп и испекла каравай. Через несколько минут у нас будет ланч. Ах, что за суп! Он так пахнет! Так что не беспокойся о нас, все прекрасно в «Индейских лужайках».

— Просто собираешься продемонстрировать, как ты можешь обходиться без меня, — пробормотала я.

— Ох, нет, я не могу, — признался он, и его голос упал до шепота. — Нет никакой возможности без тебя обойтись, Мэл.

— И у меня нет, — ответила я. — Я люблю тебя.

— А я люблю тебя. Большой поцелуй, родная. И большой поцелуй Сэре. Завтра вечером все увидимся за ужином. Передай ей, что я предвкушаю уже ее спагетти «примавера».

— Передам, и желаю тебе хорошо провести время с детьми.

19

Снова, как и вчера, пошел снег. Но сегодня вечером снежинки были легкими, и когда я выглянула в окно, то заметила, что они тают в тот момент, когда касаются мостовой. Так что не может быть, чтобы погода помешала Эндрю вернуться вовремя.

Поставив стакан белого вина на кофейный столик, я вышла из кабинета, прошла через прихожую и вошла в кухню.

Сэра обернулась, услышав, что я вошла.

— Я выключила воду для спагетти. Не имеет смысла ее дальше кипятить. Я все сделаю в последнюю минуту, как только Эндрю и близнецы приедут.

Я кивнула в знак согласия и автоматически посмотрела на кухонные часы. Было десять минут девятого.

— Не могу себе представить, где он, почему его еще нет дома, Сэш? — сказала я.

— Что-нибудь, должно быть, его задержало, — ответила Сэра, накрывая крышкой кастрюлю с горячей водой. — Пробки, снег.

— Снег не должен бы. — Я как раз выглянула из окна кабинета. — Он даже не успевает долететь до земли.

— Не ложится на Восточной Семьдесят Второй улице, может быть, но снег идет в Коннектикуте; должно быть, Эндрю приходится ехать медленно, да и все, кто сейчас возвращается в город, едут медленно. Возможно, образовалась пробка.

— Да, это верно, — сказала я, ухватившись за эту мысль в стремлении ослабить свое беспокойство. Но факт оставался фактом. Эндрю очень редко опаздывал, почти никогда, и это меня теперь волновало. Сэра знала это так же хорошо, но никто из нас не произносил вслух то, что мы думали.

Я проговорила:

— Я собираюсь снова попытаться дозвониться Анне, может, она уже дома?

— Хорошо, позвони ей, — согласилась Сэра.

Подняв трубку со стенного аппарата, висевшего передо мной, я набрала номер садовницы в «Индейских лужайках». Телефон долго не отвечал, как это уже было чуть раньше этим вечером. Я уже собиралась повесить трубку, как к телефону подошли.

— Алло, — сказала Анна.

— Это я, Мэл, — взволнованно начала я. — Должно быть, вас не было дома, Анна, я давно пытаюсь вам дозвониться.

— Я была в Шероне; я поехала навестить сестру и…

— Вы видели Эндрю перед тем, как он уехал сегодня? — перебила я ее, желая сразу же перейти к сути дела.

— Да, видела. А что?

— Когда это было?

— Около двух, что-то вроде этого.

— Два… Но ведь это шесть часов назад! — закричала я и, взглянув на Сэру, невольно заразила ее своим отчаянием. Она поднялась и встала рядом со мной; ее лицо внезапно приняло тревожное выражение, такое же, как и у меня.

— Вы хотите сказать, что он еще не приехал домой? — спросила Анна.

— Нет, он не приехал, и я начинаю беспокоиться. Чтобы добраться до города, достаточно трех часов, а Эндрю ухитряется доехать еще быстрее.

— Здесь везде лежит снег, Мэл, а на пути к городу может оказаться еще больше снега. Ох, и еще одна вещь. Он сказал, что ему необходимо сделать какие-то покупки к Рождеству. Это могло его задержать.

— Да, это верно, и, может быть, он заехал в пару магазинов по пути. Сейчас все открыто допоздна. Я думаю, так и есть, и спасибо, Анна, я теперь чувствую себя спокойнее.

— Старайтесь не волноваться, Мэл; я уверена, что он приедет с минуты на минуту. И вы позвоните мне перед тем, как отправитесь в Англию, хорошо?

— Хорошо, на этой неделе, до свидания, Анна.

— До свидания, Мэл.

Мы прекратили разговор, и я повернулась к Сэре.

— Эндрю сказал Анне, что ему надо сделать некоторые рождественские покупки. Я уверена, что в этом все дело. А ты как думаешь?

Сэра кивнула головой и ободряюще мне улыбнулась.

— Он любит эти маленькие антикварные магазины в тех краях. Кроме того, возможно, близнецы захотели в туалет или захотели что-нибудь съесть, и поэтому, возможно, он много раз останавливался. Если подумать, мы ведь часто останавливаемся по тем же самым причинам.

— Но почему он мне не позвонил? Это на него не похоже: ты же знаешь, он всегда сообщает о том, что происходит, — пробормотала я, кусая губы.

В дверь несколько раз позвонили.

Мы с Сэрой посмотрели друг на друга с пониманием, и у обеих появилась счастливая улыбка.

— Вот он! И знаешь ли, у него нет ключей! — воскликнула я, и смеясь от облегчения, бегом поспешила к дверям.

Отперев входную дверь и распахнув ее, я закричала:

— И где же вы все так долго были?.. — Фраза осталась незаконченной. Это были не мой муж и дети, а двое мужчин в промокших плащах.

— Да? — Я стояла и бессмысленно смотрела на них, и даже до того, как они сказали мне, кто они, я знала, что это были полицейские. Как жительница Нью-Йорка я узнала их немедленно, узнала безошибочно. Это были полицейские офицеры в штатском из Нью-Йоркского департамента полиции. У меня заболело в груди.

— Вы миссис Эндрю Кесуик?

— Да я. Это…

— Я детектив Джонсон, а это детектив Де Марко, — представился один из них. — Мы из двадцать пятого участка. Нам необходимо с вами поговорить, миссис Кесуик.

Оба показали мне свои значки.

Я несколько раз сделала глотательное движение.

— Что-нибудь не в порядке? — сумела я произнести, переводя взгляд с одного детектива на другого. Я боялась их ответа; сердце мое начало бешено стучать.

— Можно войти? — сказал детектив Джонсон. — Я думаю, будет лучше, если мы поговорим внутри.

Я кивнула, открыла пошире дверь и отступила назад, приглашая их войти.

Де Марко закрыл дверь.

Сэра, которая стояла сзади меня, сказала:

— Я Сэра Томас, старый друг миссис Кесуик, друг семьи.

Детектив Джонсон кивнул, а детектив Де Марко тихо произнес:

— Мое почтение, мисс Томас.

Я провела их в гостиную и сказала:

— Возникла какая-нибудь проблема? Мой муж опаздывает домой. Я, мы, то есть мы с Сэрой немного волнуемся. Не попал ли он в аварию?

— Пожалуйста, сядьте, миссис Кесуик, — сказал Де Марко.

Я покачала головой.

— Пожалуйста, скажите мне, в чем дело.

Де Марко кашлянул и начал:

— Случилось нечто трагическое. Я думаю, вы должны сесть.

— Скажите мне… — Когда я говорила, мой голос дрожал, и меня охватил ужасный озноб. Внезапный страх прокатился по моему телу, и я вытянула руку: для того, чтобы удержаться на ногах, я должна была схватиться за надголовник кресла.

— Мы нашли мерседес вашего мужа на пересечении Парк-авеню и Сто девятнадцатой улицы. Ваш муж пострадал…

— О Боже мой! Он серьезно пострадал? Где он? О Боже, мои дети! С ними все в порядке? Где они? Где мой муж?

Сердце мое рвалось из груди. Охваченная паникой и страхом, я сделала шаг веред и ухватилась за руку Де Марко. Тоном, не терпящим возражений, я сказала:

— Почему вы не привезли детей домой? В какой больнице находится мой муж? Должно быть, близнецы страшно напуганы. Отвезите меня к ним, пожалуйста.

Задыхаясь, борясь со слезами, я обернулась к Сэре и закричала:

— Давай, Сэш, поедем! Мы должны ехать к близнецам и Эндрю. Торопись! Я им нужна.

— Миссис Кесуик, мисс Томас, погодите минуту, — произнес Де Марко.

Я замолчала и посмотрела на него. Его голос звучал как-то странно. У меня свело живот. Он собирался сказать что-то ужасное, чего я не хотела слышать. Я чувствовала это интуитивно.

— Я сожалею, что должен вам это сообщить, миссис Кесуик, — сказал он, — но ваш муж был убит. Он…

Мои глаза широко раскрылись.

— Убит? Кто его убил? Почему? — В моем лице не было ни кровинки, ноги стали ватными.

Я перевела взгляд на Сэру. Ее лицо стало цвета мела. Странным высоким голосом она воскликнула:

— Я думала, машина попала в какую-то аварию!

Я стояла и смотрела на нее; у меня была такая же мысль.

— Нет, мисс Томас, — сказал Де Марко.

— Он ведь не серьезно пострадал, нет? — спросила Сэра, силясь говорить спокойно.

— Где мои дети? — спросила я, прежде чем кто-либо из детективов успел ответить. — Я хочу поехать к детям и мужу.

— Они все в Бельвью. — Это был голос Де Марко. — И там же ваша собака. Мне очень жаль вам говорить такое, но ваши…

— Мои дети… они… в порядке… не правда ли? — перебила я его, говоря медленно и испуганно.

Детектив Джонсон отрицательно помотал головой. Он выглядел удрученным.

Де Марко продолжил:

— Нет, миссис Кесуик. Ваш муж, дети и собака были застрелены насмерть сегодня днем. Мы очень сожалеем.

— Нет! Нет! Не Эндрю! Не близнецы! Не Джейми и Лисса! Это невозможно! Это не может быть правдой! — закричала я, глядя во все глаза на Де Марко и не понимая ничего. Я начала дрожать сильнее.

Я слышала, как Сэра все повторяла:

— О, Боже мой! Боже мой!

Я отошла от Де Марко, отошла от кресла и нетвердой походкой направилась через комнату в прихожую, качая головой из стороны в сторону, не желая согласиться с этим. Я протянула вслепую руку, хватая воздух, пустоту.

Я должна выбраться отсюда…

Добраться до Бельвью…

Бельвью…

Они находятся там…

Мой муж…

Добраться до Эндрю…

До Лиссы и Джейми…

Добраться до моих детей…

Я нужна моим детям…

Я нужна моему мужу…

Я нужна моей маленькой Трикси…

Он сказал, что они мертвы…

Все мертвы…

Все четверо…

НЕТ!

В комнате стало очень светло, и она начала раскачиваться и двигаться.

И тогда я услышала его. Этот звук.

Это был ужасный, пронзительный крик, который пронизал меня насквозь. Крик, от которого стынет в жилах кровь; он становился все громе и громче. Он звучал, как вой раненого животного, страдающего животного.

Он становился все громче, пока не заполнил до краев мое сознание и не оглушил меня.

И, когда пол поднялся, чтобы ударить меня в лицо, я поняла, что это я кричала.

20

Когда я пришла в сознание, я лежала на одном из диванов в гостиной.

Открыв глаза, я увидела над собой Сэрино лицо. Она сидела на стуле рядом со мной.

— Мэл, — прошептала она, протянув руку и забирая мою ладонь. — Ох, Мэл, родная. — Ее голос дрогнул, и слезы показались в темных глазах, полных сострадания. Я увидела на ее лице выражение боли.

Я крепко вцепилась в ее руку, пронзив ее острым взглядом.

— Скажи мне, что это неправда, Сэш, — плаксиво попросила я. — Скажи мне, что это не так. Что у них все в порядке, правда? Это была ужасная ошибка, не так ли?

— Ох, Мэл. — Все что она смогла сказать приглушенным голосом.

Она не могла продолжать, слезы залили ее осунувшееся белое лицо.

Тогда я увидела его.

Детектива Де Марко.

Он стоял неподалеку от окна гостиной и смотрел на меня. В его взгляде мелькнула жалость и мгновенно исчезла; но я уже не сомневалась, что все это правда.

Это случилось.

Это не был дурной сон, от которого я только что очнулась.

Этот кошмар был наяву.

Я перевела взгляд. Сквозь слезы я могла видеть его напарника Джонсона. Более пожилой детектив стоял около маленького антикварного столика перед окном, выходящим на Семьдесят вторую улицу. Он разговаривал по телефону. Я услышала, как он сказал:

— Да, это верно.

Я закричала резким, злым голосом.

— Я хочу ехать к мужу и моим детям. Я хочу к своей семье. Я хочу мою собаку. Я хочу быть с ними.

Я пыталась встать с дивана, но Сэра обняла меня и не пускала, стараясь уложить.

— Я хочу к моим детям! — кричала я сквозь рыдания. — Я хочу мою семью. Сейчас я к ним поеду. — Я продолжала бороться с Сэрой но она держала меня крепко.

— Да, мы уже едем, Мэл, через несколько минут. — Сэрин голос звучал тихо, невыразительно. Она продолжала: — Детективы повезут нас в мо… Бельвью. Я дала детективу Джонсону телефон твоей мамы. Он разговаривал с ней и Дэвидом. Они сейчас приедут; они будут через пару минут.

Я вцепилась в Сэру, рыдая на ее плече. Я хотела видеть Эндрю, я хотела видеть близнецов. Что случилось сегодня днем? Я не поняла. Кто застрелил мою семью? И почему? Почему это случилось с нами? Почему кто-то застрелил такого порядочного человека, как мой Эндрю? Застрелил невинных маленьких детей и собаку? Почему?

Внезапно я услышала, как хлопнула входная дверь, и раздался голос моей мамы:

— Где моя дочь? Где миссис Кесуик? Я миссис Нелсон, ее мать.

Я вырвалась из объятий Сэры. Моя мать бросилась ко мне через всю комнату. Она была убита горем, лицо было пепельного цвета, глаза полны ужаса и недоверия.

— Ох, мама! — вскричала я. — Ох, мама! Эндрю и близнецы убиты. И Трикси. Почему, мама? Я не понимаю.

Мама тяжело упала на диван, обхватила меня руками и крепко прижала к себе.

— Это лишено всякого смысла… — прошептала она и стала повторять это подобно заклинаю. Она заплакала, и мы в отчаянии прижались друг к другу, борясь с нашей болью и глубоким горем.

Рыдая, мама говорила мне:

— Не знаю, как тебе помочь, Мэл, но я здесь, с тобой, родная. Ох, Боже, как можно тебе помочь? Такое ни один человек не вынесет. — Она качала меня в своих руках, плача и шепча охрипшим голосом: — Я не могу этому поверить. Лиссы и Джейми больше нет… Эндрю больше нет… Это лишено всякого смысла. Куда идет этот мир? Бог не должен был это допустить. Это безбожно.

Через несколько минут Дэвид оставил детективов и подошел к дивану; встав на колени перед нами, он обнял нас с мамой. Его голос был нежным и участливым:

— Я очень, очень сожалею, Мэл. Я здесь, с тобой и твоей мамой. Я сделаю все, чтобы вам помочь. Вам только стоит сказать мне. Все, что угодно, Мэл.

Вскоре мне удалось сесть. Я осторожно освободилась от маминых объятий. Она лежала, откинувшись на спинку дивана; ее лицо было изможденным.

Дэвид встал.

— Не спеши, Мэл. Мы не торопимся.

Я смотрела на него, пытаясь заговорить, но ничего не могла сказать. Я снова начала плакать. Обхватив себя руками, крепко себя сжав, я принялась раскачиваться взад-вперед на диване, издавая тихие жалобные звуки. Я потеряла рассудок, мои тело и душа агонизировали. Каждая клетка моего организма болела.

Наконец я перестала раскачиваться и закрыла глаза. Но слезы продолжали литься, подступали к моим закрытым векам. Открыв, в конце концов, глаза, я беспомощно взглянула на Дэвида. Он протянул мне свой носовой платок. Вытерев глаза, я сказала дрожащим голосом:

— Я все-таки хочу увидеть мою семью.

— Конечно, и ты увидишь, — сказал Дэвид. — Детективы готовы отвезти тебя в Бельвью, Мэл. Мы все едем. И твоя мама, и Сэра, и я. Мы будем с тобой.

Я только кивнула в ответ. Дэвид сказал:

— Могу я тебе что-нибудь принести? Что-нибудь выпить? Может, коньяку?

Я замотала головой.

— Пожалуйста, просто воды.

Мама неуверенно поднялась.

— Я принесу, мне самой надо воды.

Сэра сказала:

— Я пойду с вами, тетя Джесс.

Дэвид завладел моей рукой, крепко держа, пытаясь меня утешить. Его светлые серые глаза были полны сочувствия, а его такт и участие были просто ощутимы. Я была благодарна, что он здесь. С тех пор как он женился на моей матери, я узнавала его все лучше. Он был добрый и участливый. К тому же, сообразила я, как юрист-криминалист он был очень полезен и знал, как правильно держать себя с полицией.

Через мгновение он сказал:

— Мне надо поговорить с детективами, Мэл. Я не слишком-то много понял из телефонного разговора. Это моя вина — я не дал им возможности все мне рассказать. Мы с твоей мамой тут же помчались сюда, как только они позвонили.

Он стал подниматься, но я не отпускала его руку.

Удивленный, он пристально посмотрел на меня.

— В чем дело, Мэл? — спросил он.

— Вы не могли бы подойти сюда вместе с ними? Я хотела бы слышать, что они скажут.

Кивнув, он встал и пошел к ним. Он стоял с Джонсоном и Де Марко и говорил о чем-то с минуту, затем все трое подошли и сели вокруг меня.

Детектив Джонсон сказал:

— Мы не знаем, что произошло, миссис Кесуик. — Он бросил на Дэвида быстрый взгляд и продолжал тихим голосом: — Я полагаю, преступление благоприятной возможности, случайный грабеж; но мы в этом не уверены. И мы не можем дать вам никаких реальных ответов, пока не произведено расследование.

Дэвид сказал:

— Вы говорили мне, что нашли автомобиль на Парк-авеню в районе Сто девятнадцатой улицы, на светофоре.

— Да, — подтвердил Джонсон.

— Все находились в машине?

— Да, мистер Кесуик находился на водительском сиденье, и он упал на сиденье пассажира. Дверь с его стороны была открыта, и нога высовывалась из машины, как будто он пытался выйти из нее. Одна из задних дверей тоже была открыта, а дети находились на заднем сидении вместе с собакой.

Я вскочила на ноги. Я еле шла на дрожащих ногах и, шатаясь, вышла из гостиной. Я сумела добраться до ванной комнаты. Заперев дверь, я встала на колени перед унитазом и меня стало рвать до тех пор, пока во мне ничего не осталось. Затем я завалилась на бок и свернулась в клубок, плача навзрыд. Я была в шоке, я не могла этому поверить. Это не могло случиться, не могло. Сегодня утром я разговаривала с Эндрю по телефону, и мы смеялись, а теперь…

— Мэл, Мэл, у тебя все в порядке? — позвала Сэра, постучав в дверь ванной комнаты. — Мы беспокоимся о тебе.

— Подожди минуту.

Я встала на ноги, плеснула холодной воды в лицо и посмотрела на себя в зеркало. На меня смотрел кто-то совершенно не похожий на меня. Лицо было окоченевшее, скулы торчали, как лезвия бритвы, и оно было белым как мел под всеми этими веснушками. Я чувствовала себя ошеломленной, потрясенной, и мои глаза это отражали.

Не я, это не я. Но ведь я больше никогда не буду самой собой.

В больнице Бельвью, где расположен нью-йоркский городской морг, нас поджидали два патологоанатома. Я проследовала за ними в морг, за мной следовали детективы Джонсон и Де Марко, а также Дэвид Нелсон.

Я пыталась возразить детективу Де Марко, прося пустить меня туда одну, только с врачами. Но Джонсон процитировал закон: полицейские офицеры, которые первыми прибыли на место преступления, обязаны присутствовать при опознании тела или тел. Это было обязательно.

Дэвид настоял на том, чтобы идти со мной, и у меня не было сил спорить. Во всяком случае, медики считали, что его присутствие очень важно.

Когда они выдвинули тело Эндрю и показали его мне, я задохнулась и закричала от отчаяния, затем прижала руку ко рту. Я почувствовала, что у меня подгибаются ноги, но Дэвид был здесь, стоял сзади, и он обхватил рукой мою талию и держал меня прямо.

«Ох, Эндрю, мой любимый», — кричало мое сердце.

Слезы текли у меня из глаз, когда меня подвели к следующим двум отсекам, приподняли покрывала и показали мне сначала Лиссу, а потом Джейми. Мои детки, мои родные малыши. Меня слепили слезы, и я едва могла разглядеть их лица. Они были такими спокойными, такими неподвижными, такими холодными. Все, что я хотела, — это чтобы они были теплыми, чтобы я могла сохранить их в безопасности. Ох, мои бедные детки.

Посмотрев на одного из медиков, я произнесла сквозь слезы:

— Они не страдали, нет?

Он покачал головой.

— Нет, миссис Кесуик. Никто из них не страдал. Смерть была мгновенной.

Детектив Джонсон повел меня к выходу прочь от моих детей.

— Я хочу остаться с ними, — прошептала я. — Пожалуйста, разрешите мне остаться.

— Мы не можем, миссис Кесуик, — ответил Джонсон. — Вы сможете быть с ними завтра на похоронах, после того, как мы их туда доставим. — Затем очень спокойно он добавил: — Здесь ваш пес. Обычно животных отправляют в ветеринарную лечебницу, но он потребовался как вещественное доказательство.

— Она… — сказала я. — Не он, а она.

— У вас должен быть ветеринар, не так ли? — продолжил Джонсон. — Нам понадобится его адрес и имя. Собака должна завтра быть направлена к нему.

На это я смогла только утвердительно кивнуть. Я безудержно рыдала.

Один из докторов подвел меня к Трикси и показал мне ее. Я склонилась над ней и дотронулась до ее лохматой головки, и слезы закапали мне на руку.

Трикси. Моя маленькая Триксола.

Я все еще рыдала, когда Дэвид вывел меня в коридор. Он провел меня в комнату ожидания, но я едва могла идти, я была потрясена и убита горем.

Когда мы вошли в комнату ожидания, мама и Сэра встали. Они обе поспешили ко мне.

— Ох, мам, ох, мама… — рыдала я. — Это они. Они мертвы. Что я теперь без них буду делать?

21

— Пересечение Парк-авеню и Сто Девятнадцатой улицы — очень плохое место, миссис Кесуик; там много торговцев наркотиками, проституток. Итак, что, вы думаете, там делал ваш муж в воскресенье во второй половине дня? — спросил детектив Джонсон.

Я смотрела на него, зажав руку между колен, пытаясь унять постоянную дрожь.

— Я знаю, что он там делал, — сказала я спокойно. — Он проезжал там по дороге домой. Вместе с детьми он ехал из Коннектикута.

— Откуда именно из Коннектикута? — спросил Де Марко, слегка пошевелившись на стуле и откинувшись назад. В его глазах я читала сочувствие.

— Из Шерона, — сказала я. — У нас там дом.

Детектив Джонсон нахмурился.

— И он всегда проезжал через центральную часть Гарлема?

Я кивнула.

— Да. Эндрю всегда ездит… — Я замолчала, успокоилась и продолжала: — Эндрю всегда ездил по дороге Шестьсот сорок восемь, которая проходит через Соу-Милл-Ривер-Паркуэй, а затем через Генри-Гудзон-Паркуэй. Это абсолютно прямая линия из Шерона в Манхеттен. И проехав через Гарлем, он выезжал на Парк-авеню.

— Где он съезжал с Генри-Гудзон? — спросил Джонсон.

— На выезде на Сто Двадцать Пятую авеню, для того, чтобы потом сразу свернуть на Ист-Сайд. Он никогда не менял этого маршрута, и мы пересекли бы Сто Двадцать Пятую улицу, затем проехали бы по Двенадцатой авеню, по Амстердам, пока не добрались бы до Парка.

— Проезжал ли он под проходящим над дорогой участком Северной линии метро на Сто Двадцать Четвертой улице? — спросил Де Марко. — И проезжал ли мимо Северной больницы и школы имени Эдварда М. Хорана в районе Сто Двадцатой?

— Совершенно верно. Затем мой муж поехал бы по Парк-авеню и повернул бы направо на Семьдесят Вторую улицу. Он считал, что это самый быстрый путь до дома. Так оно и есть.

— Это очень популярный маршрут. Множество ньюйоркцев используют его, чтобы быстро попасть на Ист-Сайд; но этот район Сто Девятнадцатой улицы в последнее время стал очень опасен, — сказал Де Марко. — Там продают огромные количества крэка,[6] в том числе и под арками входа на Северную линию метро, рядом со светофором, где вашего мужа… где он был найден.

— Он не интересовался наркотиками! — воскликнула я возмущенно. — Кроме того, с ним были дети. Он не делал ничего плохого. Он просто ехал домой.

Мои губы начали предательски дрожать, и я прикрыла их рукой. Я чувствовала, как слезы подступают к глазам.

— Мы знаем, что он не делал ничего дурного, миссис Кесуик, — сказал детектив Джонсон сочувственно.

— Почему застрелили моего мужа и детей? — я снова задала вопрос, который, не прекращая, задавала уже два дня подряд.

Де Марко кашлянул.

— Ваш муж либо остановился на красный свет, либо его силой остановили — один или несколько налетчиков, — либо он собирался вылезти из машины, чтобы посмотреть, что происходит, либо дверь была открыта силой. Затем стали стрелять — около четырех тридцати пяти, согласно медицинскому заключению. И мы не можем сейчас сказать, почему он и дети были застрелены, миссис Кесуик.

Я смотрела на него. У меня не было слов.

Джонсон добавил:

— Мы думаем, что это могла быть попытка угона машины, которой что-то помешало.

— Угона машины? — повторила я. — Что это такое?

— Это преступление, которое случается все чаще в наши дни, — объяснил Джонсон. — Обычно угон происходит, когда машина останавливается на красный свет или припаркована на стоянке. На машину нападают обычно несколько человек. Сидящим в машине предлагают выйти, а машина уезжает. Что могло произойти в случае с вашим мужем — непонятно. То ли налетчики были кем-то или чем-то спугнуты или удивлены так, что они убежали без машины, то ли они покидали место преступления в панике или страхе. А возможно то и другое вместе, потому что один из них стрелял без повода и причины. Должны найтись свидетели, и мы надеемся, что кто-нибудь объявится.

Де Марко сказал:

— Мы знаем от мистера Нелсона, что ваш муж всегда носил золотой «роллекс» и у него был бумажник. Эти предметы не были найдены, как мы уже вчера информировали мистера Нелсона. Но было что-нибудь еще в машине? Какой-нибудь багаж?

— Наши дубленки, моя и Эндрю. Немного мелочей, одежда и пара сапог для верховой езды, упакованные в чемодан. Ничего слишком ценного, насколько я знаю.

— Эти вещи не были найдены в машине. Она была пуста, — напомнил мне Де Марко и продолжал: — Осмотр машины будет закончен завтра, так что на следующий день вы должны будете ее забрать. Был применен специальный порошок для выявления отпечатков пальцев, и в воскресенье они были отправлены в ФБР для проверки.

Я не ответила. Я не хотела брать эту машину. Я больше никогда не хотела ее видеть.

Джонсон поднялся.

— Я вернусь через минуту, — бросил он Де Марко и пошел к двери. Когда он открыл ее и вышел из кабинета, шум двадцать пятого полицейского участка проник в кабинет.

Детектив Де Марко продолжил:

— Мне надо задать вам еще несколько вопросов, миссис Кесуик.

— Да.

— Оставив в стороне возможность попытки угона автомобиля, можете ли вы представить какую-нибудь причину, по которой кто-то хотел бы убить вашего мужа? Почему кто-то мог желать его смерти?

Я отрицательно замотала головой.

— У него были враги?

— Нет, конечно, не было, — сказала я.

— Были ли у него плохие отношения с кем-нибудь в его профессиональной сфере?

— Нет.

Де Марко покашлял.

— Были ли у него подружки, миссис Кесуик?

— Что?

— Мог ли ваш муж иметь связи с другими женщинами? Я понимаю, что вы об этом могли бы и не знать, но была ли такая возможность?

— Нет, не было, детектив Де Марко. Нет, у него не было подружек. У нас был очень счастливый брак, сказала я тихим холодным голосом, и снова мне захотелось разрыдаться.

Я была возмущена тем, что должна приехать в этот полицейский участок, а не давать показания им у себя дома. Но вчера вечером Дэвид сказал мне, что я должна пойти, что это просто полицейская процедура.

Спустя некоторое время Де Марко проводил меня в коридор, где на скамейке, дожидаясь меня, сидела Сэра. Попрощавшись с Де Марко, который сказал, что будет информировать меня о продвижении расследования, я поспешила вслед за Сэрой, которая схватила меня за руку и потащила прочь из участка.

Очутившись в машине, которая ждала нас на улице, она попросила водителя отвезти нас на перекресток Парк-авеню и Семьдесят Четвертой улицы, где жила моя мама. С воскресного вечера я жила у мамы с Дэвидом, мама не хотела, чтобы я оставалась одна. Во всяком случае, ее квартира, в которую переехал Дэвид после их свадьбы, была и моим домом до моего замужества с Эндрю. Я в ней выросла.

Я откинулась на спинку сиденья, чувствуя себя слабой и изнуренной. Со дня убийства я пыталась взять себя в руки, но большей частью чувствовала себя так, будто разваливаюсь на части. Я не должна была этого допустить — пока не закончатся похороны.

Сэра держала меня за руку и время от времени поглядывала с беспокойством, но молчала, пока машина ехала вдоль Центрального парка.

В конце концов я посмотрела на нее и сказала:

— Полиция говорит, что это может быть попытка угона машины.

— Что? — Она с удивлением посмотрела на меня. — Что это такое?

— По-видимому, угон машины — это новый вид преступления, который стал распространяться в последнее время. Воры нападают на машину, либо припаркованную, либо остановившуюся на красный свет, обычно под угрозой применения оружия, и когда они заставят пассажиров выйти, они крадут машину.

— Боже правый! — Сэра снова на меня посмотрела.

— Джонсон и Де Марко думают, что на машину Эндрю напали таким же образом, но воры были чем-то напуганы, — продолжала я пересказывать то, что мне стало известно от детективов.

— Никто больше не защищен, — сказала она спокойно, когда я закончила, и мне показалось, что она вздрогнула.

22

Первый, кого я увидела, войдя в квартиру мамы, был мой отец.

Должно быть, он услышал, как я поворачиваю ключ в замке, потому что он вышел из маленькой библиотеки. Тревога и боль отражались на его лице, вокруг рта залегли глубокие складки, глаза были воспалены — видимо, от утомления.

— Здравствуйте, дядя Эдвард, — сказала Сэра и исчезла в направлении кухни, прежде чем он смог ответить, тактично оставив нас вдвоем.

— Мэл! — воскликнул отец, поспешив ко мне через прихожую. Но в его голосе не было радости при виде меня, а только тоска.

— Ох, папа! — воскликнула я и побежала к нему. Я бросилась ему в объятия и крепко к нему прижалась. — Ох, папа, я не могу этого вынести. Я не могу. Я не могу жить без Эндрю, без Лиссы и без Джейми. Я должна быть вместе с ними. Тогда меня тоже убили бы, и мы все были бы вместе.

Выпалив это, я разрыдалась у него на груди.

Он гладил меня по голове, пытаясь успокоить. Но я была безутешна. Он молча обнимал меня некоторое время, затем произнес:

— Когда Диана дозвонилась мне, я не мог поверить. Это невероятно… что такое могло случиться с Эндрю и близнецами…

Он замолчал, не в силах продолжать, его голос дрогнул; слезы душили его, и мы стояли так посреди прихожей, плача и вцепившись друг в друга.

Через короткое время нам обоим удалось овладеть собой, и мы отодвинулись друг от друга.

Отец вытащил свой носовой платок и вытер мне глаза, нежно, как он делал, когда я была ребенком. Затем он вытер глаза себе и высморкался.

Он помог мне снять черное шерстяное платье, повесил его в гардероб, затем, обняв меня за плечи, прошел со мной в библиотеку.

Глядя на него снизу вверх, я сказала:

— Где Диана? Я думала, вы вместе прилетели из Лондона.

— Да, вместе. Она в спальне матери, приводит себя в порядок. Как только она вошла и увидела твою мать, она начала плакать. Мама тоже, конечно. Очень трудно осознать, что больше уже нет Эндрю и внуков… — Его громкий, звучный голос задрожал, и я увидела, что слезы опять заблестели в его глазах.

Мы молча сели рядышком на диван. Отец сказал:

— Я хотел утешить тебя, помочь тебе, но, к сожалению, у меня это не слишком хорошо получается, не так ли, родная?

— Как ты можешь? — ответила я сдавленным голосом. — Ты тоже переживаешь горе. Мы все в отчаянии, папа, и это горе никогда не кончится.

Он кивнул, взял мою руку и крепко держал в своей.

— Когда сегодня утром Дэвид встретил нас в аэропорту Кеннеди, он объяснил, что ты поехала в полицейский участок давать показания и что это обычная процедура. Они тебе что-нибудь сказали? Сообщили какую-нибудь новую информацию?

— Нет, ничего нового, кроме того, что, возможно, это убийство связано с попыткой кражи машины.

Отец выглядел столь же удивленным, как и Сэра. Я объяснила ему, повторив все, что мне сказали детективы.

Он удивленно качал головой, на его загорелом веснушчатом лице застыло выражение горького удивления.

— Это настолько ужасно, что просто невыносимо об этом думать, а не только понять это. — Он глубоко вздохнул и снова покачал головой.

— И все это из-за бумажника и, возможно, машины, если бы кто-нибудь или что-нибудь не заставили их убежать. — Мой голос дрожал, и я снова начала плакать. — И, возможно, их никогда не поймают.

Отец сказал нежным и ласковым голосом:

— Я приехал сюда, чтобы быть с тобой, любимая. Я сделаю все, чтобы помочь тебе вынести… эту… невыносимую скорбь и боль.

— Я не хочу жить без них, папа. У меня не осталось ничего, ради чего можно жить. Жизнь без Эндрю и близнецов — это не жизнь для меня. Я хочу умереть.

— Ш-ш-ш, дорогая, — сказал он, гладя меня. — Не говори так, не надо, чтобы твоя мама и Диана слышали тебя. Это их разобьет окончательно. Обещай, что выбросишь подобные мысли из головы.

Я не отвечала. Как я могу обещать то, что не смогу выполнить?

Не дождавшись моего ответа, отец сказал мне:

— Я знаю, что ты…

— Мэл! — Сказала Диана с порога, и это прозвучало как крик боли.

Я встала и пошла к ней, и она шла мне навстречу.

Все ее чувства были написаны на лице; я видела скорбь, огромное страдание. Я старалась быть сильной, когда обняла ее и поцеловала.

— Теперь все, что у меня осталось, — это ты, Мэл, — сказала она тихим дрожащим голосом, и слезы потекли по ее лицу, когда она плакала в моих объятиях, так же, как я плакала на груди у моего отца несколько мгновений тому назад.

Он встал, подошел к нам и отвел нас обеих на диван, а сам сел на стул напротив нас, а затем спросил:

— Принести вам чашку чая, Диана? А тебе, Мэл?

Диана ответила:

— Я не знаю… Мне все равно, Эдвард.

Я пробормотала:

— Да, почему бы и нет. Пойди и принеси, папа, пожалуйста.

— Хорошо. — Он поднялся и пошел к двери, но на пороге остановился. — Твоя мама на кухне помогает прислуге делать сэндвичи. Не думаю, чтобы кто-нибудь стал их есть.

— Я не могу и уверена, что Диана чувствует то же самое.

Диана ничего не сказала. Она промокнула глаза носовым платком, а затем несколько раз высморкалась.

— У меня это просто не укладывается в голове, Мэл, — начала она, качая головой. — Я не могу поверить, что их больше нет — Эндрю, Лиссы и Джейми. Мой сын, мои внуки вот так уничтожены — так бессмысленно, так жестоко.

— Они не страдали. — Мне удалось это сказать сдавленным голосом. Я так задыхалась, что могла продолжать только через минуту. — Я спросила у врачей, страдали ли они, и меня заверили, что нет, что смерть была мгновенной.

Диана кусала губы, а ее глаза снова наполнились слезами, и именно в этот момент я поняла, насколько Эндрю был похож на свою мать. Я закрыла рот рукой, пытаясь прогнать слезы.

— Я не знаю, что буду делать без него, — прошептала я. — Я так его любила. Он был моя жизнь; и близнецы были моей жизнью.

Диана похлопала меня по руке.

— Я знаю, знаю. Я хочу их увидеть. Я хочу видеть моего сына и внуков. Мы можем пойти и увидеть их, Мэл?

— Да. Они в похоронном зале. Это недалеко.

— А служба будет завтра, твоя мама мне сказала. Утром. В церкви св. Варфоломея.

— Да.

Диана больше ничего не говорила. Она просто сидела и смотрела на меня, потрясенная. Я знала, что она находится в шоковом состоянии, так же как и я. Как и мы все, по правде говоря.

Сдерживая рыдания, некоторое время и попытавшись взять себя в руки, я сказала:

— Мне необходимо, чтобы вы кое-что сделали для меня, Диана.

— Ох, Мэл, что угодно, что угодно.

— Вы пойдете в нашу квартиру? Мне надо выбрать… выбрать… их одежду… одежду, которую на них наденут… в которой они будут лежать в гробах. — Мне наконец удалось это произнести; ужас снова охватил меня, вернее, он и не оставлял меня последние сорок восемь часов, то усиливаясь, то притупляясь.

— Конечно, я пойду, — сказала Диана сдавленным голосом, который неожиданно прозвучал устало, как будто он принадлежал старухе.

Внезапно она, не сказав больше ни слова, вскочила и выбежала из комнаты, и я понимала, что ей с трудом удается держать себя в руках.

Я точно знала, как она себя чувствует.

Я откинулась назад на диване и задумалась о моей жизни и о том, что она теперь бесповоротно разрушена.