Все впереди

33

Коннектикут, июнь 1989

Была пятница. Стояло теплое послеполуденное время конца июня, и ко мне приехала Сэра, чтобы провести со мной уик-энд.

Не успев даже сменить свою шикарную городскую одежду на что-нибудь попроще, она захотела взглянуть на амбары — ее интересовало, как продвигается ремонт.

Мы стояли посреди самого большого из четырех амбаров, оценивая, какую работу успел проделать мой строительный подрядчик Том Уильямс, пока Сэра была в городе.

— Я не могу в это поверить, Мэл, — возбужденно воскликнула она, жадно рассматривая все кругом и стараясь ничего не пропустить. — Ты была права: Том продвигается с большой скоростью.

— И Эрик так же расторопен, — подчеркнула я. — Он уже покрасил второй этаж, а завтра начнет красить здесь.

— Эта твоя идея оказалась так хороша — расширить сеновал. Теперь у тебя появился второй этаж, но впечатление просторности не пропало.

Говоря это, Сэра смотрела в дальний конец амбара на вновь построенную конструкцию.

— Кафе поместится под сеновалом, — сказала я, — если ты помнишь, как в плане архитектора. И я полагаю, это очень уютно — разместить его здесь. Том предложил установить большую пузатую печку для зимних месяцев; по-моему, это потрясающая мысль, не правда ли?

— Да, и ты могла бы подумать о тех роскошных фарфоровых печках из Австрии. Они ужасно привлекательны, Мэл.

— И дороги, я в этом не сомневаюсь. Мне приходится все время следить, чтобы не выбиться из бюджета, Сэш. Ну пошли, давай спустимся вниз, и я тебе еще расскажу о кафе.

Взяв за руку, я потянула ее в другой конец амбара.

— Вот здесь, Сэра, в середине этого пространства, я собираюсь поставить маленькие столики на четверых. Зеленые металлические столики и стулья, как в уличных кафе в Париже. Я уже заказала десяток в демонстрационном зале, куда ты меня направила на прошлой неделе. И это значит, что мы сможем поместить здесь сорок человек.

— Так много! — воскликнула она. — Сможешь ли ты управиться с таким количеством посетителей? Я имею в виду, обслужить их?

— Да, смогу, если надо будет. Но, честно говоря, я не думаю, что здесь будет толпа из сорока человек, которые придут сюда одновременно. Они будут приходить и уходить, потому что в основном их будет привлекать магазин. По крайней мере, я думаю, они из-за этого сюда приедут.

Потянув ее дальше в отведенное для кафе пространство, я продолжала:

— Стойка и касса будут находиться около задней стены, как раз напротив тех дверей, которые Том уже установил. Они ведут наружу, в кухонную пристройку.

— Когда он собирается начать там? — спросила Сэра, обойдя все, открывая двери и заглядывая в них.

— На следующей неделе.

— Я подумала, что планы Филиппа Миллера относительно кухни вполне разумны, Мэл, не так ли?

— В начале кухня показалась мне слишком большой. Но когда я все тщательно обдумала, я поняла, что он учел возможное расширение. Но настолько, я полагаю, мы не сможем расшириться.

Сэра заметила:

— Лучше сделать помещение немного просторнее, чем слишком поздно обнаружить, что оно слишком мало.

— Я послушалась совета Филиппа. И когда я встретилась с ним в прошлую пятницу, я также приняла во внимание его объяснения об оборудовании. Я заказала два морозильника ресторанных размеров и два таких же больших холодильника, а также две сверхмощные кухонные плиты. Ах, и две микроволновые печи для разогревания пищи.

— Ты планируешь готовить много горячих блюд? Разве меню изменилось, Мэл?

Я покачала головой.

— Оно то же самое, что мы с тобой обсуждали. Разные супы. Лотарингский мясной пирог, может быть, мясная запеканка с картофелем, вот и все. Остальное — сэндвичи и пирожные, плюс напитки. Однако не забудь, что Нора собирается представить свой собственный ассортимент джемов, желе, лимонный творог, смесь молотого миндаля с изюмом и соусы.

— «Кухня Летиции Кесуик», — сказала Сэра, и ее лицо осветилось улыбкой. — Мне это нравится, и это замечательно будет смотреться на этикетках.

Медленно закружившись в центре зала, Сэра сделала широкий жест рукой и продолжала:

— А все стены в кафе будут заставлены от пола до потолка стеллажами, на которых будут выставлены кухонные принадлежности, кастрюли, сковородки и керамика.

— А также продукция по рецептам Летиции, — напомнила я ей.

— Это будет замечательно, Мэл! Громкий успех. Я уже это предчувствую, — восторженно всплеснула руками Сэра.

— Твоими устами да мед пить, как говорит моя мама.

— Я ставлю все свои деньги на тебя, Мэл, так оно и будет. Ох, Том уже установил новую лестницу. Мы можем подняться наверх, на сеновал?

— Да, но будь осторожнее, — предостерегла я ее. — Как видишь, перил еще нет.

Я шла впереди на старый сеновал, теперь полностью перестроенный и переоборудованный. Действительно, Том построил галерею, лестница с которой спускалась в центр амбара. По краю галерея была огорожена высокими перилами, и поэтому она была светлой и воздушной.

Сэра все осмотрела кругом, все время одобрительно кивая головой.

— Здесь, наверху, ты будешь торговать фарфором, керамикой, фаянсом, стеклом, столовыми приборами, скатертями, салфетками для стола, не так ли?

— Мы с тобой так и решили перед твоим отъездом. Ты сказала, что продукты лучше держать на нижнем этаже.

Она кивнула.

— Это было просто вдохновение — совместить магазин с кафе. Это как раз та самая изюминка; и да — лучше, чтобы еда была внизу. Ты уже решила, что будешь делать с другими амбарами, если ты что-то собираешься с ними делать?

— Один из них должен быть офисом. Мой кабинет в доме просто слишком мал. Но в нем также можно устроить склад для продуктов…

— Я думала, что ты собираешься для этого использовать подвал дома, — перебила меня Сэра. — Ты мне это сказала, когда я последний раз здесь была.

— Я собираюсь использовать для этого подвал, это верно, но только для хранения продуктов в бутылках, не портящиеся вещи, ассортимент Летиции Кесуик. Там просторно и прохладно, и Эрик там все расчистил и заново покрасил белой краской. Два парня из бригады Тома построили там стеллажи, но мне необходимо место для хранения наличного запаса товаров.

— Ты права, тебе понадобится много пространства, — согласилась Сэра и вдруг начала смеяться. — Я вижу, что в последние несколько недель мои уроки розничного торговца тебе пригодились. Но ты ведь всегда очень быстро все усваивала, Мэл.

— А ты хороший учитель. Впрочем, продолжим: я думаю превратить третий амбар в маленький магазин готового платья и назову его «Индейские лужайки», а четвертый в художественную галерею, которую назову «Килгрэм-Чейз».

— Легко запоминается, — одобрила Сэра.

— Ты же мне сказала две недели тому назад, что одного фирменного знака мало для всех заведений и что магазину необходимо придать некоторого рода характерную черту. Поэтому я долго размышляла и пришла к мысли о фирменной марке «Килгрэм-Чейз» для галереи и «Индейские лужайки» для магазина готовой одежды.

— А что там будет продаваться? — поинтересовалась Сэра.

— Пошли туда, и я тебе расскажу по дороге, — ответила я.

Через секунду мы были на улице и направлялись в сторону других амбаров в моем имении. Все они были в одном месте, рядом с коттеджем Анны и конюшнями.

— Этот большой амбар сзади, самый ближний к Анниному жилью, будет административным офисом и складом, — пояснила я. — Два других поменьше превращу в галерею и в бутик.

— Скажи мне, что ты там собираешься продавать, Мэлли? Ты же знаешь, я прирожденный розничный торговец и умираю от любопытства.

Открыв настежь дверь амбара, который я облюбовала для галереи, я вошла первой, бросив через плечо:

— Все здесь будет английское по духу или изготовленное в Англии, Сэш. Я нашла здесь компанию, занимающуюся изготовлением тканей и вышивок, и они для меня будут делать маленькие подушечки для иголок. Мои подушечки будут отличаться от всех других рисунком. Они будут копиями тех викторианских бисерных подушек, которые я нашла на чердаке в Килгрэм-Чейзе. Рисунок будет в точности тот же самый, и те же латинские изречения. Что ты об этом думаешь?

— Умная мысль, но как насчет количества? Сможет ли эта компания изготовить для тебя их достаточно? Столько, сколько ты захочешь?

— Я не планирую иметь одновременно больше дюжины и буду принимать специальные заказы на них, — сказала я ей. — Я собираюсь продавать английские акварели, рисунки растений и цветов, уже окантованные. А Диана собирается разыскивать в Лондоне всякую всячину — знаешь, маленькие антикварные вещички, такие, как шкатулочки, украшенные шляпками гвоздей, табакерки, чайные коробочки и подсвечники. Она сказала, что это ей просто делать, и она будет либо отсылать их по морю, либо привозить с собой, когда сама будет приезжать. Я буду также уделять внимание английскому мылу и духам, восковым свечам и ароматическим смесям сухих цветов, плодов и трав. Да, еще ароматические свечи Кена Тернера и некоторые из его небольших аранжировок из сухих цветов. И опять же я это буду получать через Диану.

— Я думаю, подобные вещи хорошо пойдут. Людям нравятся непохожие на все остальное вещи, даже если они и слегка дороже. И здесь для них будет хороший сбыт. А теперь расскажи мне о бутике «Индейские лужайки».

— Ладно. Давай пойдем к амбару, где будет бутик, — предложила я.

Как только мы вошли, Сэра рассмотрела помещение и спросила:

— Ты собираешься продавать одежду? Ты же называешь этот магазин «бутик»?

— Да, одежду, но также и другие вещи. Все там будет американское, начиная от моих акварелей, которые, как ты сама сказала, годятся для продажи, для лоскутных подушек, мягких игрушек ручной работы в колониальном стиле,[8] а также совершенно прекрасные одеяла американских индейцев с Юго-Запада.

— А одежда?

— Ее изготовит компания «Пони Трейдерс», известная Анне и находящаяся неподалеку от озера Вононпейкук. Но для этого мне понадобится твоя помощь.

— Я сделаю все, чтобы этот проект был осуществлен, ты это знаешь, Мэлли. Что я должна буду делать, чтобы помочь тебе с «Пони Трейдерс»? — Сэра вопросительно подняла темные брови.

— Тебе известны все тонкости моды и розничной торговли — ты ведь как-никак руководитель отдела моды у Бергмана. Я бы хотела, чтобы ты вела переговоры с двумя женщинами, владеющими этой компанией. Может быть, тебе удастся убедить их поставлять мне некоторые предметы эксклюзивно, и еще о ценах. Если я покупаю большое количество их продукции, должна ли я иметь что-нибудь вроде скидки?

— Это зависит от многих обстоятельств, — задумчиво ответила Сэра. — Но, конечно, я пойду с тобой и сделаю все, что смогу. В любом случае, теперь, когда ты собираешься торговать одеждой, я смогу договориться с некоторыми другими поставщиками. Я полагаю, у тебя будет в некотором роде этническая направленность? Американские индейцы?

— Не обязательно, но, разумеется, одежда на каждый день, удобная, в деревенском стиле. Спасибо, Сэш. Твоя помощь будет неоценима.

— Я просто настолько заинтригована твоими планами и, как я сказала несколько минут тому назад, это для меня очень хорошо знакомая область. И я знаю, что все получится. И все это тебя хорошенько встряхнет. А на самом деле — уже встряхнуло.

Взяв под руку, Сэра повела меня из амбара, и мы вместе зашагали к дому.

— Эндрю так гордился бы тобой… — Сэра замолчала. В голосе ее звучала ужасная тоска, которая появлялась, как только она упоминала о нем. Она быстро взглянула на меня.

— Я понимаю, что он был бы очень горд мной, — сказала я спокойно. — И ты можешь не стараться избегать напоминаний о нем, Сэра, дорогая, или останавливаться на середине фразы, как ты это делаешь. Как я вчера сказала маме, Эндрю Кесуик жил, он существовал, десять лет он был моим мужем, отцом моих детей. Он ходил по этой планете сорок один год, Сэра, и его существование не было безразлично для большого числа людей, не только для меня, его матери и детей. Он любил меня. Я любила его. Он был моим любимым, моим лучшим другом, родственной душой и дорогим мне спутником. Он значил для меня все, он был вся моя жизнь, ты это знаешь. Поэтому я не хочу, чтобы ты замолкала всякий раз, когда в разговоре у тебя с языка сорвется его имя.

— Я не буду. Я обещаю тебе, Мэл. И я понимаю, я в самом деле понимаю. Ты права, мы рискуем свести на нет его существование, если никогда не будем о нем говорить.

— И то же самое о Джейми и Лиссе. Я хочу, чтобы ты разговаривала со мной о них, вспоминала их, обсуждала их, когда тебе захочется. Ты обещаешь?

— Конечно.

— Это меня утешает, ты знаешь, — тихо продолжала я. — И это помогает сохранять их живыми.

— Я так рада, что ты со мной об этом заговорила. Я так осторожничала.

— Я знаю… — Я не закончила фразу. Несколько секунд мы продолжали идти к дому молча. Затем я сказала: — Они были такими необычными, не правда ли, Сэш? Твои крестники.

— Да, очень. Твои ангелочки Боттичелли, твои маленькие чуда, и мои тоже. Как я их любила. И Эндрю…

— Они любили тебя, Сэра, и он тебя любил так же, как и я. Я так рада, что ты моя подруга.

— И я тоже. Нам очень повезло друг с другом.

— На днях я думала об Эндрю, — сказала я, глядя на нее. — Ты помнишь, как ты впервые с ним встретилась, Сэш?

— Конечно, помню. Я была совершенно сражена и ревновала тебя до смерти!

— Ты назвала его красавчиком. Ты помнишь это?

— Да, помню, — пробормотала она, глядя на меня долгим взглядом. Ее милые темные глаза внезапно затуманились, и я увидела, как она с трудом сглотнула. — Я все помню, — сказала она шепотом.

— Не плачь, — сказала я тихо. — Не плачь, Сэш.

Она сумела только кивнуть головой.

34

Когда мы вошли в дом, Сэра сказала:

— Я пойду переоденусь. Буду через несколько минут.

— Можешь не торопиться, Сэра. Я буду в своем кабинете. Когда будешь готова, приходи ко мне туда. Я хочу показать тебе вывеску для главных ворот, этикетки для разных продуктов — все, что я нарисовала в последнюю неделю.

— Дай мне десять минут, Мэл, — пробормотала она с легкой улыбкой, когда мы шли вместе через прихожую.

— Конечно, Сэш.

Я стояла перед своим кабинетом, глядя, как она взбегала по лестнице. Несколько минут тому назад она была очень расстроена, я поняла, что она хочет побыть одна, успокоиться.

Повернувшись, я вошла в свой маленький кабинет и села за стол, на котором были разложены всевозможные этикетки и товарные знаки. Наклонившись, я изучала их несколько минут.

— Пусть они будут простыми, — сказала мне Сэра перед отъездом в Калифорнию. — Помни, что говорил Мис ван дер Роэ: «Меньше — это во многом больше», — и он был прав.

Я рада, что Сэра дала мне такой совет. Всегда есть искушение в название товара на этикетке добавить какие-нибудь украшения. Но я сдерживалась, сосредоточившись на выразительности шрифтов.

Я также стремилась к простоте, рисуя вывеску для главных ворот «Индейских лужаек», использовав название, о котором я думала в розарии Летиции в Килгрэм-Чейзе несколько недель тому назад: «Деревенский эксперимент». Я ничего не хотела писать о кафе или магазине, чтобы вывеска не была перегружена. Публика и так скоро разберется, в чем там дело.

Зазвонил телефон, и я взяла трубку.

— Алло?

— Мэл, это я. Как у тебя дела?

— Привет, мама, у меня все в порядке. Здесь Сэш. Она недавно приехала, и я ей показала, как движутся дела. На нее это произвело впечатление, она взволнована всем этим.

— И я тоже, дорогая, — я не могу дождаться, чтобы увидеть, как у тебя продвинулось за эти две недели. Ты нас ждешь в воскресенье к ланчу?

— Конечно, жду.

— К которому часу?

— Примерно к одиннадцати тридцати — двенадцати. Вы сможете погулять вокруг, посмотреть, а потом в час будет ланч. Тебя это устраивает?

— Замечательно, дорогая. Мы приедем. Здесь рядом Дэвид, он хочет сказать тебе пару слов.

— Пока, мама. — Я немного нахмурилась, гадая, что же хочет мне сказать Дэвид.

Может, у него есть новости от Де Марко? Вероятнее всего. Я почувствовала, как невольно напряглась, и крепче сжала телефонную трубку.

— Привет, Мэл, — сказал Дэвид. — Я буду рад вас увидеть в воскресенье.

— Привет, Дэвид. У вас есть новости от Де Марко, не так ли?

— Да, он позвонил сегодня во второй половине дня. Он сообщил мне, что дата суда уже назначена и…

— Когда он будет?

— В следующем месяце. В конце.

— Это будет криминальный суд центрального района, как вы и предполагали?

— Да, совершенно верно.

— Я хотела бы пойти, я смогу?

— Да, сможете, но я не думаю, что вам следует идти.

— Дэвид, я должна быть там! — почти закричала я.

— Послушайте меня, Мэл. Я не думаю, что вы должны себя подвергать подобному испытанию. Вы ведь никогда не присутствовали на криминальном суде, вы не знаете, что это такое. А я знаю. Я бываю там почти каждый день уже много лет. Вас это снова приведет в сильное расстройство…

— Со мной будет все в порядке, — быстро перебила я его. — Честно, все будет хорошо.

— Нет, не будет. Пожалуйста, уж поверьте мне на слово, Мэл. Я понимаю, почему вы думаете, что должны там присутствовать, но вы не можете туда идти ни при каких обстоятельствах. Я не хочу, чтобы вас касалась вся эта… грязь, и вашу маму тоже.

— Моей семьи эта грязь коснулась — они мертвы из-за тех зверей.

— Я знаю, дорогая. Послушайте меня: я хочу, чтобы вы хорошенько подумали о суде и своем присутствии на нем, и мы обсудим это, когда увидимся в воскресенье.

— Нам не придется это обсуждать, Дэвид. Я уже приняла решение.

— Не делайте этого. Не принимайте окончательного решения. Я кое-что вам объясню, расскажу, на что будет похож этот суд, и тогда уж вы сможете принять решение.

Зная, что с ним спорить бесполезно, я сказала:

— Хорошо, Дэвид. Обсудим все в воскресенье.

— Хорошо, увидимся.

Мы попрощались, и я повесила трубку.

Я сидела, глядя в пространство, думая о предстоящем суде и тех, кто был виновен в убийстве моей семьи. Меня охватила дрожь. Достигнутое мною в последнее время спокойствие улетучилось: минутный разговор — и я снова была полна волнения и тревоги.

Я услышала Сэрины шаги по лестнице и обернулась к двери, когда она входила в комнату.

— Что случилось? — спросила она, глядя на меня.

— Я только что разговаривала с Дэвидом. Ему сегодня позвонил Де Марко. Суд назначен на конец июля.

— Ох, — произнесла она, проходя через кабинет и садясь в кресло неподалеку от камина. — Я все время думала, когда же он будет.

— Я хочу на нем присутствовать, Сэш, но Дэвид не думает, что мне следует это делать.

— Я склонна с ним согласиться.

— Я должна пойти туда! — воскликнула я.

— Если ты и в самом деле чувствуешь, что должна, то я пойду с тобой, Мэл. Я никогда не позволю тебе быть там одной. Не думаю, что твоя мать пойдет туда.

— Как ты сможешь со мной пойти? У тебя же работа.

— Я возьму несколько дней отпуска.

— Но ты же собираешься провести свой отпуск со мной и заняться подготовкой к открытию бутика «Индейские лужайки», — напомнила я ей.

— Я помню, и я предпочла бы именно так использовать свой отпуск. С другой стороны, я не смогу допустить, чтобы ты в суде была без меня, даже если твоя мать будет с тобой. Кстати, что сказал Дэвид?

Я быстро пересказала ей наш разговор, затем продолжила:

— Было бы странно, если бы там меня не было, Сэра. Тех юнцов будут судить за то, что они хладнокровно убили Эндрю, Лиссу и Джейми, и я должна при этом присутствовать.

Сэра некоторое время молчала. Она размышляла, а затем медленно произнесла:

— Я знаю тебя, Мэл, и я понимаю твою логику: ты чувствуешь, что должна присутствовать при совершении правосудия. Я ведь права?

— Да, — согласилась я. — Я хочу возмездия.

— Но от того, присутствуешь ты или нет, приговор не изменится. Улики против этих парней неопровержимы, Мэл. В соответствии с тем, что сказал Де Марко, судебные эксперты имеют рисунок отпечатков пальцев на машине, а эксперты из баллистического отдела идентифицировали оружие. И к тому же есть признание одного из юнцов. Ты знаешь, их признают виновными и приговорят к пожизненному заключению. У них нет способа избежать этого. Поэтому, если быть искренней с тобой, я согласна с Дэвидом. Я не думаю, что ты должна туда идти. Ты не сможешь ничего добавить, а для тебя это будет очень болезненно.

Я ничего не ответила, просто посмотрела на нее, беспокойно кусая губу.

Сэра продолжала, поразмыслив мгновенье:

— Зачем подвергаться всему этому снова?

— Я буду чувствовать себя не в своей тарелке, если не пойду.

— Ты стала намного спокойнее с тех пор, как вернулась из Йоркшира; ты добилась таких успехов, преодолев себя. Я думаю, что очень важно постепенно продвигаться вперед, думать об этом проекте, осуществлять его. И послушай, еще одна вещь… пресса. Скажи честно, смогла бы ты еще раз иметь с ними дело?

Я покачала головой.

— Нет, не смогла бы.

Сэра встала и подошла к окну; она долго смотрела в него и молчала. Я заметила, что она стоит неподвижно; ее острые лопатки слегка выступали под тонкой тканью рубашки. Спина выдавала ее напряжение; я так хорошо ее знала — так же, как она меня.

Откинувшись на спинку стула, я закрыла глаза и снова стала все обдумывать. Затем выпрямилась и сказала спокойно:

— Я просто думаю, что Эндрю хотел бы, чтобы я присутствовала на суде.

Обернувшись, чтобы посмотреть на меня, Сэра энергично воскликнула:

— Нет, он не хотел бы! Он пожелал бы чего угодно, но только не этого! Он бы хотел, чтобы ты о себе позаботилась, смотрела бы в будущее, делала бы то, что ты сейчас делаешь. Он не захотел бы, чтобы ты доставила себе лишние страдания, Мэл, он действительно не хотел бы этого. Пожалуйста, поверь мне: ты ничего не добьешься, если пойдешь на этот суд.

— Но ведь ты бы пошла со мной, не так ли?

— Как я могла бы отпустить тебя одну? Но, по правде говоря, Дэвид знает, о чем он говорит. Он был криминальным адвокатом всю свою жизнь, и он знает, насколько ужасающи бывают эти судебные заседания; и к тому же ты ему небезразлична, он хочет, чтобы тебе было лучше. На твоем месте я бы послушалась его.

Я медленно кивнула головой и подняла трубку телефона. Набрала номер маминой квартиры.

Ответил Дэвид:

— Алло?

— Это я, — сказала я приглушенно. — Здесь Сэра, Дэвид, и она согласна с вами насчет суда. Я уже приняла решение, но хочу спросить вас еще раз… вы действительно думаете, что мне не следует быть там?

— Да, я так думаю, Мэл.

— Я решила не идти.

Я уловила нотки облегчения в его голосе, когда он произнес:

— Слава Богу. Но я должен кое-что сказать вам, чего вы можете не знать. Вы можете присутствовать при вынесении приговора, чтобы дать показания судье, если пожелаете, высказать свое мнение о приговоре, которого заслуживают преступники.

— Я этого не знала.

— А как вы могли это знать? В любом случае, Мэл, к тому моменту вам, может быть, есть смысл пойти в суд. И естественно, я пойду с вами, а также ваша мама. Подумайте об этом.

— Хорошо, Дэвид.

— Вы приняли правильное решение. Я скажу вашей маме: знаю, она будет довольна. Спокойной ночи, дорогая.

— Спокойной ночи, Дэвид.

Я передала Сэре, что он мне сказал; она внимательно выслушала, как она это всегда делает, а затем села в кресло. Наконец она сказала:

— Быть может, тебе следует присутствовать при вынесении приговора, Мэл. Это имеет какой-то смысл. Но присутствовать все время на суде — нет. От этого ты бы просто заболела. Но выступить с речью перед судьей, выразить свою потерю, свою боль — это совсем другое, не так ли?

— Да. Может быть, я это сделаю, — сказала я. Затем я встала и пошла к дверям. — Пошли, Сэш, налью тебе что-нибудь спиртное. Не знаю, как ты, но мне это нужно.

35

Коннектикут, июль 1989

Как только я приняла решение не присутствовать на суде, мне удалось почти забыть об этом.

Не было смысла все время об этом думать — это к добру не приведет, а только заставит отклониться от моей цели. А моя цель — продвигать дела с магазинами и кафе «Индейские лужайки».

Каждый день появлялось что-нибудь новое, и эта работа занимала все мое внимание и силы — приходилось принимать еще одно решение, одобрять планы, заказывать дополнительные товары, требовалось позаботиться об изготовлении этикеток и возникало множество других дел.

Бывали времена, когда я прерывалась в середине какого-нибудь дела и удивлялась самой себе и всему, что произошло за последние два месяца.

Я приехала из Йоркшира с мыслью об открытии магазина и кафе, и все немедленно было воплощено в действительность. Я образовала компанию, обратилась в городское управление Шерона за разрешениями на коммерческую деятельность в этом районе, одолжила денег у матери, отца, Дэвида и Дианы и открыла счет в банке.

Они все стремились дать мне денег, стать моими партнерами, но я отказалась. Я не желала иметь никаких партнеров и отказала даже Сэре, которая также выразила желание вложить деньги в мое предприятие.

Я сказала им, что выплачу их деньги с процентами, как только смогу и, действительно, намеревалась это сделать.

Вооружившись свежеотпечатанными визитными карточками и чековой книжкой, я посетила нью-йоркские демонстрационные залы, представляющие товары. Два из них находились в небоскребе на Пятой авеню, а один на Мэдисон-авеню. И в них я нашла все, что мне требовалось для магазина кухонных принадлежностей. Об этих выставочных залах мне рассказала Сэра и указала, куда надо пойти, объяснив, что мне не придется путешествовать за границу, чтобы закупать товары.

— Все лучшее ты найдешь здесь, в Манхеттене, — просветила она меня. — Я разговаривала с различными закупщиками у себя в магазине Бергмана, и они посоветовали мне именно эти демонстрационные залы. — Она протянула мне список. — Из примечаний ты узнаешь, в каком демонстрационном зале можно получить французские, итальянские, португальские и испанские гончарные изделия, фарфор, кухонное оборудование — все вплоть до столового белья, то, что нужно для сервировки стола.

Она также сказала мне, что два раза в год в Нью-Йорке в Центре собраний Джейкоба Джейвитса устраивается Международная выставка подарков.

— Есть и другие выставки подарков, которые устраивают на пирсе в зале пассажирского вокзала реки Гудзон. Там представлена масса американских изделий, а также товары со всех концов света.

Когда я впервые отправилась на закупку товаров в Манхеттен, мне казалось, что я пропутешествовала по всему миру.

Я осмотрела все демонстрационные залы из длинного Сэриного списка и в конце концов еле переставляла ноги.

В действительности, я так устала к четырем часам, что взяла такси и поехала в квартиру моей мамы, где просто упала. Даже после отдыха и обеда с нею и Дэвидом у меня не было сил вести машину до Шерона. Поскольку у меня больше не было квартиры в Нью-Йорке, я провела ночь в моей бывшей комнате.

На следующее утро я поехала в «Индейские лужайки», чувствуя, что за первую свою закупочную поездку совершила чудеса.

Эрик стоял в дверях моей мастерской.

— Я вам не помешал, Мэл? — спросил он.

— Нет, все в порядке, входите, — ответила я, положив акварель, которую держала в руках. — Я просто пытаюсь отобрать что-то из этих рисунков. Сэра собирается сегодня днем отвезти их в хороший магазин, продающий рамы, в Нью-Престон, и я пытаюсь выбрать двадцать лучших для начала.

Он вошел и остановился, глядя через мое плечо на акварели, которые я разложила на столе. Посмотрев некоторое время, он сказал:

— Они все замечательные, Мэл, очень трудно выбрать.

— Они неплохие, не правда ли? — спросила я, глядя на него. — Но по вашему виду я могу заключить, что вам не терпится мне что-то сообщить, — так что давайте. В чем дело?

— Они все хотят работать на нас, Мэл! — воскликнул Эрик, широко улыбаясь. — Билли Джадд, Агнес Ферфилд и Джоанна Смит. Так что, думаю, я их найму, если вы не возражаете.

— Конечно, нет, Эрик. Нам понадобятся три человека в самом ближайшем будущем. А позднее мы наверное наймем еще двух помощников.

— Билли хочет работать со мной, прислуживать в кафе и продавать в продуктовом отделе магазина. Джоанна Смит влюбилась в идею продавать красивые предметы для красивых обедов — так что она может заняться магазином наверху, на новом сеновале. Агнес хотела бы быть в бутике, но я сказал ей, что это территория Анны, и тогда она согласилась управлять галереей «Килгрэм-Чейз». Неплохо получилось, не так ли?

— Действительно, спасибо вам. Я предполагаю, что их устраивают деньги, которые мы можем им платить?

Эрик кивнул.

— О да, никаких проблем, они все готовы пока оставаться на своих прежних работах, а начнут работать с нами в октябре.

— Очень хорошо. Таким образом, у нас будет шесть месяцев для того, чтобы подготовить все к открытию весной следующего года. Хотя там куча работы. Как вы думаете, Эрик? Сможем мы распаковать все, на все достать ценники и разложить все товары за это время?

— Я думаю, да.

— Я обсужу это с Сэрой позже, чтобы подстраховаться. Но еще раньше она сказала мне, чтобы я запланировала три свободных месяца, чтобы заняться товаром.

— Проблема не в том, чтобы наклеить ценники на все товары, — вставил Эрик, — а в том, чтобы все красиво разложить и расставить. Сэра сказала, что это очень важно.

— Это самое главное, — согласилась я. — Но она пообещала приехать сюда и за всем понаблюдать, вы знаете?

Он улыбнулся мне.

Я протянула ему стопку акварелей.

— Вы не против, чтобы помочь мне с этим, Эрик?

— С удовольствием, Мэл.

Я взяла сама вторую стопку своих рисунков, и мы вместе вышли из мастерской.

Стояло влажное жаркое июльское утро, и когда мы покинули помещение с кондиционером, волна горячего воздуха чуть не свалила меня с ног.

— Сегодня ужасно жарко, — пробормотала я, глядя на подернутое дымкой небо и сияющее солнце, уже пробившееся сквозь облака.

— К полудню будет настоящее пекло, — высказал свое мнение Эрик.

— Вывеска для главных ворот будет готова завтра, — сказала я ему, когда мы шли к дому. — Ее сделал один из плотников Тома, и он ее принесет. Тогда я смогу сделать фон и наше название: «Индейские лужайки — Деревенский эксперимент». А пока пойдем и найдем Сэру.

— Она в кухне, сует свой нос во все Норины кипящие кастрюли. Она не может решиться, какой джем попробовать сначала. И каждый раз, когда Нора дает ей попробовать новый джем, она заявляет, что это ее любимый.

Это была истинная правда.

Я нашла Сэру и Нору перед плитой: моя подруга раскладывала маленькие порции каждого джема на подносе.

— Что ты собираешься со всем этим делать? — спросила я, проходя через кухню в маленький кабинет в задней части дома.

— Конечно, есть это, — сказала Сэра. — Намазав на эти два куска домашнего хлеба, тоже изготовленного дражайшей Норой. И я знаю, хотя ты еще этого не сказала, Мэл, что потом я об этом пожалею. Да, моя диета летит к чертям.

36

Нью-Йорк, август 1989

То, что мне предстоит сегодня, будет нелегко. Но я знаю, что должна это сделать, чего бы мне это ни стоило.

Через несколько часов я предстану перед судом и произнесу речь, обращенную к судье, по делу, возбужденному окружным прокурором против тех, кто убил мою семью.

Я собираюсь рассказать судье, достопочтенной Элизабет П. Донен, об Эндрю, Джейми и Лиссе и о той боли и страдании, которые принесла мне их смерть. Я собираюсь обнажить мою душу перед ней и всеми теми, кто будет присутствовать в зале суда в это утро.

И я собираюсь просить судью определить максимальное наказание, полагающееся по закону. Как сказал Дэвид, это было мое право как ближайшей родственницы жертв.

Четверо обвиняемых были провозглашены виновными в убийстве второй степени после суда, который длился меньше недели. У присяжных не было сомнения в их виновности. Они вернулись в зал суда с вердиктом «виновны» после пары часов, затраченных на обсуждение.

Скоро настанет моя очередь произнести «речь», как назвал ее Дэвид. Он будет вместе со мной в зале заседания. Вместе с моей мамой, отцом, Дианой и Сэрой.

Диана прилетела из Лондона два дня тому назад, после того как детектив Де Марко сообщил Дэвиду дату вынесения приговора; отец прилетел вчера вечером из Мехико, где в настоящее время он возглавляет археологическую экспедицию университета Калифорнии.

Все желали оказать мне моральную поддержку; они, также как и я, хотели присутствовать при совершении правосудия.

— Конечно же, я собираюсь быть с тобой, — сказала Диана, когда она разговаривала со мной по телефону из Лондона около недели тому назад. — Для меня было бы немыслимо не присутствовать там. Я потеряла сына и внуков; я должна присутствовать. И твой отец такого же мнения. Я подробно обсудила с ним это некоторое время тому назад. Речь идет о семье, Мэл, о семье, которая сплотилась в час утраты и горя.

Я приехала из Шерона вчера после полудня, так что весь вечер могла провести в кругу семьи, которая, разумеется, включила в себя и Сэру. Теперь я заканчивала одеваться в своей бывшей комнате в маминой квартире. Я подошла к зеркалу и с минуту разглядывала себя в нем, стараясь в кои-то веки быть объективной. До чего же я исхудала, я выглядела как пугало. Лицо было чрезвычайно бледно, и на нем ярко выделялись веснушки.

У меня был мрачный, почти суровый вид.

На мне был черный льняной костюм, не оживленный никаким другим цветом, кроме, конечно, моих рыжих волос, которые пламенели как всегда. Я убрала их назад в конский хвост, перевязав черным шелковым бантом. Единственными моими украшениями были маленькие жемчужные серьги, золотое обручальное кольцо и часы.

Я надела плоские черные лодочки, взяла сумку и вышла из комнаты.

Мама и Сэра ждали меня в маленькой библиотеке вместе с Дианой, которая остановилась у нас. Все трое были одеты в черное и, как и я, выглядели суровыми, почти безжалостными.

В следующую минуту в комнату вошел Дэвид и сказал:

— Эдвард будет здесь с минуты на минуту.

Мама кивнула, взглянула на часы и пробормотала:

— Твой отец, как всегда, пунктуален.

Я не успела ответить, как снизу зазвенел сигнал. Я знала, что это мой папа.

Пресса присутствовала в полном составе, не только снаружи здания криминального суда на Сентер-стрит, но и в самом зале.

Он был уже набит к нашему прибытию, и Дэвид поспешно провел меня к первому ряду скамей. Я села между ним и Сэрой, у нас за спиной сели мама, папа и Диана.

Я узнала главного обвинителя по фотографии в газетах и телевизионным репортажам. Он оживленно разговаривал с детективом Де Марко, который наклонил голову, увидев нас с Дэвидом. Я кивнула ему в ответ.

Оглядывая зал суда, я внезапно оцепенела — мой взгляд остановился на четверых обвиняемых. Я пристально смотрела на них.

Тогда я увидела их впервые. Они сидели со своими адвокатами, были чисто одеты, без сомнения, наряженные по случаю этой процедуры. Я сидела совершенно неподвижно.

Трое юнцов и мужчина.

Роланд Джеллико. Двадцати четырех лет.

Пабло Родригес. Латиноамериканец. Шестнадцати лет.

Элвин Чарлз. Черный. Восемнадцати лет.

Бенджи Келлис. Черный. Четырнадцати лет. Тот, кто стрелял.

Их имена и лица запечатлелись в моей памяти навеки.

Это были подонки, которые убили моих малышей и моего мужа, а также маленькую Трикси.

Я впилась в них взглядом.

Они бесстрастно, безразлично посмотрели на меня, как будто ничего особенного не произошло.

Я чувствовала, что мне трудно дышать, сердце билось учащенно. Вдруг во мне словно что-то взорвалось. Весь гнев, который я подавляла все эти месяцы, с самого прошлого декабря, поднялся ко мне и превратился в непреодолимую ярость.

Мною овладела ненависть и почти подняла меня на ноги. Я хотела вскочить, устремиться к ним, убить их. Я хотела уничтожить их точно так же, как они уничтожали тех, кого я любила. Если бы у меня был пистолет, я бы расправилась с ними, я это знала.

От этой мысли кровь бросилась мне в голову, и я начала дрожать. Сцепив вместе руки, я опустила глаза, стараясь успокоиться.

Я знала, что больше не смогу смотреть на обвиняемых до тех пор, пока не сделаю то, для чего сегодня пришла сюда.

Судебный клерк сказал что-то о том, чтобы встать, и я почувствовала, как Дэвид взял меня под руку, помогая подняться.

Вошла судья и заняла свое место.

Все сели.

Я взглянула на нее с любопытством. Ей было около пятидесяти пяти лет, как я полагала, и у нее было сильное, доброе лицо. Она выглядела очень молодо, но голова была преждевременно седой.

Она ударила молотком.

Я стала рыться в сумке, ища текст речи, которую написала заранее, вглядываясь в слова ослепленными болью и яростью глазами, не обращая внимания на то, что происходит вокруг меня.

Написанные на листке бумаги слова стали сбегаться вместе, и я внезапно поняла, что мои глаза стали влажными. Я заморгала, чтобы сдержать слезы. Не время было плакать.

Моя грудь сжалась от ужасной боли, и мне стало казаться, что я задыхаюсь. Я старалась дышать глубже, чтобы успокоиться, стараться быть бесстрастной.

Затем я почувствовала, как Дэвид коснулся моей руки, и взглянула на него.

— Судья ждет, Мэл; вы должны пойти на трибуну и прочитать ваши показания, — сказал он.

В ответ я только смогла кивнуть головой.

Сэра прошептала:

— Все будет в порядке. — Она пожала мою руку.

Я неуверенно встала и медленно подошла к трибуне, стоявшей перед местом судьи. Развернув листок на трибуне, я молча стояла перед судьей, обнаружив, что совсем неспособна говорить.

Подняв глаза, я взглянула ей в лицо.

Она в ответ посмотрела на меня очень спокойно: я видела, что в ее глазах сквозит сочувствие. Это придало мне сил.

Глубоко вздохнув, я начала.

— Ваша Честь, — сказала я. — Сегодня я здесь, потому что мой муж Эндрю и двое моих детей, Лисса и Джейми, а также моя маленькая собачка были зверски убиты подсудимыми, находящимися в этом зале суда. Мой супруг был хороший человек, преданный и любящий муж, отец и сын. Он никому никогда не причинял вреда и отдавал себя целиком тем, кто его знал и работал с ним. Я знаю, что все, кто общался с Эндрю, получили от этого только пользу. Он не был пустым местом в этом мире. Но теперь он мертв. Ему был только сорок один год. И мои дети тоже мертвы. Двое безобидных невинных крошек шести лет. Их жизни были уничтожены, не начавшись. Я не увижу, как будут расти Лисса и Джейми, как они пойдут в колледж и начнут свою карьеру. Я никогда не пойду на церемонию окончания колледжа или на их свадьбы, и у меня никогда не будет внуков. А почему? Потому что бессмысленный акт насилия полностью уничтожил мою жизнь. Я никогда не буду такой, какой я была. Передо мной открывается долгое и тоскливое существование без Эндрю, Лиссы и Джейми. У меня отняли мое будущее точно так же, как их будущее было жестоко у них отнято.

Я сделала паузу и глубоко вздохнула.

— Убийцы моей семьи были названы виновными судом присяжных. Я прошу суд наказать их за это преступление в полном объеме закона, Ваша Честь. Я хочу, чтобы правосудие свершилось. Моя свекровь хочет, чтобы свершилось правосудие. Мои родители хотят, чтобы свершилось правосудие. Это все, о чем я прошу, Ваша Честь. Только справедливости. Спасибо.

Я стояла, глядя на судью Донен.

Она посмотрела на меня.

— Спасибо, миссис Кесуик, — сказала она.

Я кивнула, взяла листок бумаги, в который и не заглянула, свернула его вдвое и вернулась на свое место.

Зал суда молчал. Казалось, никто не дышал. Было только слышно, как тихо гудели кондиционеры.

Просмотрев некоторое время бумаги у себя на столе, судья Элизабет П. Донен начала говорить.

Я закрыла глаза, едва слушая ее. Я чувствовала себя изнуренной своим усилием и эмоционально опустошенной. Кроме того, внутри меня продолжала бушевать ярость, она охватила все мое существо.

Я смутно слышала, как судья говорила об отвратительном преступлении, которое было совершено, об отсутствии угрызений совести у подсудимых за убийство невинных мужчины и двух детей, о большой утрате, понесенной мною и моей семьей, и о бессмысленности всего этого. Я держала глаза закрытыми, стараясь на несколько минут отгородиться от всего, стараясь унять кипевшую во мне злость.

Дэвид тронул меня за руку.

Я открыла глаза и посмотрела на него.

— Судья сейчас произнесет приговор, — прошептал он.

Я почувствовала, как Сэра потянулась за моей рукой и взяла ее в свою.

Выпрямившись на скамье, я смотрела на судью Донен; все мои чувства были обострены.

Подсудимым было предложено встать.

Глядя на младшего, стрелявшего из пистолета, судья сказала:

— Бенджи Келлис, вас судили как взрослого и признали виновным по трем пунктам обвинения в убийстве второй степени. Поэтому я приговариваю вас к двадцати пяти годам лишения свободы по каждому пункту обвинения; каждый приговор будет исполнен последовательно.

Она объявила остальным трем подсудимым такой же приговор: семьдесят пять лет.

Судья Донен присудила убийцам максимальное наказание по закону штата Нью-Йорк. В точности так, как предсказывали детектив Де Марко и Дэвид.

Но для меня этого было недостаточно.

В каком-то смысле я понимала, что моя семья полностью отомщена. Конечно, я не чувствовала удовлетворения, только пустоту внутри и тлеющую ярость.

Как только заседание было окончено и зал суда начал пустеть, Дэвид подвел меня к детективам Де Марко и Джонсону, и я поблагодарила их за все, что они сделали.

Снаружи здания суда были толпы фотокорреспондентов и репортеров с телекамерами. Каким-то образом Дэвиду и отцу удалось провести меня сквозь эту толпу и усадить в ожидавшую машину.

Из криминального суда мы приехали на квартиру моей матери на Парк-авеню, чтобы пообедать. Все казались такими же измученными, как и я, и слегка ошеломленными. Разговор был по меньшей мере несвязным.

Отец собирался поехать со мной в «Индейские лужайки» и пожить там несколько дней перед возвращением в Мехико-Сити. Как только покончили с кофе, он поднялся.

— Я думаю, нам лучше поехать, Мэл, — сказал он, направляясь к двери библиотеки.

Я встала и последовала за ним.

Диана тоже поднялась и обняла меня за плечи.

— Ты потрясающе вела себя на суде, дорогая. Ты говорила так красноречиво. Я понимаю: это было тяжело для тебя, но думаю, что судья была тронута твоими словами.

Я только кивнула, обняла ее и сказала:

— Спасибо, что вы приехали, Диана, вы придали мне смелости. Удачного вам полета обратно в Лондон завтра утром.

Дэвид вышел в прихожую. Я обернулась и смотрела, как он шел ко мне, думая о том, как он хорошо сегодня выглядит. У него был свежий цвет лица, серебристые волосы и светло-серые глаза; он был красив и всегда хорошо одет. В адвокатских кругах его называли Серебряной Лисой — он заслужил это прозвище не только своей внешностью, но и своей ловкостью.

Горячо обняв его, благодаря за все, что он для меня сделал, я сказала:

— Спасибо, Дэвид. Я бы не смогла пройти через это без вас.

— Я ничего не сделал, — сказал он с легкой улыбкой.

— Вы поддерживали связь с Де Марко и Джонсоном, и это была огромная помощь, — ответила я.

Мама подошла ко мне, поцеловала и держала, прижав к себе, дольше, чем обычно.

— Я горжусь тобой, Мэл, и права Диана — ты была сегодня изумительна.

37

Коннектикут, август 1989

— Я думала, что мне станет лучше после вынесения приговора, но на самом деле я не чувствую этого, папа.

Отец молчал некоторое время, затем сказал:

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. В некотором роде разочарование, какой-то упадок, да?

— Я хотела отмщения за смерть моих близких, но даже три двадцатипятилетних срока не кажутся мне достаточными! — воскликнула я. — Они будут заключены в тюрьму, но все же они будут видеть солнечный свет. Эндрю, Лисса и Джейми мертвы, и эти подонки тоже должны умереть. В Библии про это правильно сказано.

— Око за око, зуб за зуб, — задумчиво прошептал отец.

— Да.

— По законам штата Нью-Йорк смертной казни не существует, Мэл, — заметил папа.

— Да, я знаю это, папа. Я всегда это знала. Просто… что… ладно… — Оставив фразу незаконченной, я вскочила, дошла до края площадки и остановилась, глядя за пределы лужайки. Меня снова вдруг охватило волнение, и я попыталась запретить себе это чувство, уничтожить его полностью.

Я стояла не шевелясь, любуясь красотой ландшафта. Был теплый августовский вечер; мягкий ветерок шуршал в ветвях деревьев. Вдалеке неясно вырисовывались подножия Беркширов, цветущих и зеленеющих на фоне бледнеющего неба. Смеркалось. Темнота постепенно опускалась на землю, и за темными холмами садилось солнце. Теперь коричнево-оранжевый цвет вклинился в фиолетовый и лиловый и медленно исчез за горизонтом.

— Я бы выпила чего-нибудь, папа, а ты? — спросила я, повернувшись к нему лицом.

— Да, я бы тоже. Я пойду налью. Что бы ты хотела, Мэл?

— Водку и тоник, пожалуйста. Спасибо.

Встав, он кивнул и пошел на террасу, направляясь на кухню.

Я села на стул под большим белым зонтом, ожидая, когда он вернется. Я была рада, что он со мной, что у него появилась возможность провести со мной уик-энд перед возвращением в Мехико.

Отец вернулся через минуту, неся поднос с выпивкой. Он сел за стол напротив меня, поднял свой бокал и дотронулся до моего.

— Чин-чин, — пробормотал он.

— Твое здоровье, — ответила я и сделала большой глоток.

Несколько минут мы оба молчали, в конце концов я проговорила:

— У меня все внутри кипело от ярости, папа. Будто что-то взорвалось во мне вчера во время суда. Когда я увидела подсудимых, я думала, что сойду с ума. Мне хотелось изувечить их, может быть, даже убить. Ненависть просто захлестнула меня.

— Я сам испытывал что-то похожее, — признался отец. — Я думаю, как и все мы. В конце концов, мы находились в нескольких метрах от людей, которые напали и хладнокровно убили Эндрю, Лиссу и Джейми. Желание ответить ударом на удар — это естественное побуждение. Но, разумеется, мы не можем ходить и убивать направо и налево. Мы, таким образом, опустимся до их уровня, это делает из нас животных.

— Я понимаю… — Я замолчала и помотала головой, беспокойно нахмурившись. — Но ярость не прошла, папа.

Отец протянул руку и накрыл мою. Это утешало. Он сказал тихо:

— Единственный способ рассеять ее, это уйти от нее, дорогая.

Я молча смотрела на него.

Помолчав немного, отец продолжал:

— Но это нелегко. Я ясно представляю себе, что ты сейчас переживаешь. Ты очень похожа на меня в смысле чувств. Иногда ты стремишься скрыть свои чувства, так же как и я. Без сомнения, ты месяцами подавляла гнев, но когда-то он должен был выйти наружу.

— Да, — согласилась я, — он и вышел.

Отец смотрел на меня долгим задумчивым взглядом.

— Для тебя это хорошо, Мэл, что ты разозлилась, в самом деле. Было бы ненормально, если бы было не так. Однако, если ты не дашь злости выйти, она будет разъедать тебя изнутри, разрушит тебя. Так что… пусть злость выйдет, дорогая, пусть пройдет…

— Как, папа, скажи мне: как?

Он помолчал, затем наклонился вперед и посмотрел мне в глаза.

— Ну, есть одна вещь, которую ты могла бы сделать.

— И что это?

— Когда мы были в Килгрэм-Чейзе в мае, я спросил тебя, где ты захоронила прах, и ты сказала, что еще не сделала этого. Ты призналась мне, что купила сейф и заперла в нем прах. «Чтобы находился в безопасности, — сказала ты мне и добавила: — Ничто больше им не повредит». Я уверен, что ты помнишь этот разговор, так ведь?

— Конечно, помню, — сказала я. — Ты единственный, кому я рассказал про сейф, папа. Зачем он был мне нужен.

— И прах до сих пор находится здесь, в сейфе? До сих пор наверху?

Я кивнула головой.

— Я думаю, пришло время дать твоей семье последний приют, Мэл, я в самом деле так думаю. Может быть, если они будут в покое, ты сможешь понемногу обрести себя. По крайней мере, можно было бы с этого начать…

На следующий день я встала на рассвете.

Слова отца, сказанные накануне вечером, глубоко запали мне в душу, и очень рано утром, не в силах спать, я приняла решение.

Я сделаю то, что он посоветовал мне.

Я помещу останки моей семьи в место последнего приюта. Это надо сделать сейчас.

Я быстро оделась в хлопчатобумажные брюки и майку и спустилась вниз, направляясь в подвал. Только на прошлой неделе я приобрела большой металлический ящик для магазинов, и он идеально отвечал моему замыслу.

Неся ящик, я вернулась в маленькую гостиную на верхнем этаже. Положив ящик на диван, я подошла к стенному шкафу. Ключ от сейфа хранился в шляпной коробке на верхней полке; взобравшись на небольшую стремянку, я достала ключ, спустилась со стремянки и открыла сейф.

Вначале я вынула прах Эндрю и Трикси; затем вернулась за маленькими контейнерами с прахом Джейми и Лиссы. Все четыре урны я положила в металлический ящик, закрыла его и спустилась с ним вниз.

В глубине души я всегда знала, что если я когда-нибудь похороню их прах, то сделаю это под старым кленом недалеко от моей мастерской.

Дерево было огромным, с толстым изогнутым стволом и развесистыми ветвями, ему, должно быть, было не меньше трехсот лет. Оно росло у угла моей мастерской и защищало от изнуряющих солнечных лучей в летние месяцы, но при этом не загораживало свет.

Это дерево всегда было любимым деревом Эндрю, так же как и этот тенистый уголок имения; мы часто устраивали здесь пикники. Близнецы любили играть неподалеку от дерева; под его зеленым навесом было прохладно во время самой невыносимой жары.

Я вырыла под деревом глубокую яму.

Закончив рыть, я выпрямилась, воткнула лопату в землю и пошла за ящиком.

Встав на колени над краем могилы, я опустила в нее ящик, затем замерла на минуту, положив руки на ящик. Я закрыла глаза и вызвала образы моих любимых перед своим внутренним взором.

«Здесь вам будет спокойно», — сказала я им и начала кидать землю лопатой на верх ящика, и не остановилась, пока не закопала всю могилу.

Я стояла над ней несколько мгновений, затем взяла лопату и вернулась в дом.

Позже утром я сказала отцу, что сделала. Затем повела его к клену показать, где я захоронила их прах.

— Помнишь, мы здесь устраивали пикники, а близнецы здесь часто играли, особенно когда я занималась в мастерской живописью.

Отец обнял меня за плечи и прижал к себе. Было видно, что он взволнован и не может говорить.

38

Коннектикут, август 1990

— Какой поразительный успех! — воскликнула Диана, обернувшись ко мне с широкой улыбкой. — Это замечательно, Мэл, что ты сделала в первые же четыре месяца.

— Да, я даже была немного удивлена, — согласилась я. — Я бы не смогла этого добиться без вашей и маминой поддержки. И без Сэриной помощи и советов. Вы все мне ужасно помогли.

— Очень любезно с твоей стороны говорить такие вещи, но все это произошло благодаря твоему ежедневному кропотливому труду и вдохновенным идеям, а также, будем смотреть правде в глаза, необыкновенной деловой хватке, — ответила смеясь Диана; при этом она выглядела очень довольной. — Кто бы мог подумать, что ты окажешься второй Эммой Харте?

— Вовсе нет, мне до нее далеко, — сказала я.

Диана снова засмеялась.

— Мне приятно думать, что ты незаурядная женщина девяностых годов.

— Будем надеяться, что так оно и есть. Хочу вам признаться, Диана, мне понравилось заниматься розничной торговлей. На самом деле, мне нравятся все стороны этого дела. Добиться хорошей работы здешних магазинов было трудно, но, добившись этого, я получила массу удовлетворения.

— Так всегда бывает, когда принимаешь вызов, — ответила Диана. — И по моему мнению, дело здесь не только в том, что труд твой вознаграждается — это занимает голову и дает выход энергии. Я знаю, что в конце дня я могу думать только о постели, и засыпаю немедленно, так я бываю измучена.

— У меня то же самое, — сказала я.

Диана помолчала, некоторое время смотрела на меня, а затем осторожно спросила:

— Как ты себя чувствуешь на самом деле, дорогая?

Я вздохнула:

— Ну, конечно, и дня не проходит, чтобы я о них не подумала, и печаль и тоска не проходят, они засели во мне глубоко. Но я заставляю себя действовать, продолжать жить. И как мы с вами обе знаем, такая невероятная занятость действует благотворно.

— Я узнала это много лет тому назад, — пробормотала Диана. — Именно антикварный магазин и мое дело спасли мне жизнь после смерти Майкла. Работа — великий целитель.

— Кстати, о работе: я хочу вам что-то показать, — сказала я, встав и пройдя через контору администрации, под которую я отвела часть большого красного амбара.

Открыв один из картотечных шкафов, я взяла оттуда пару папок и вернулась к тому месту, где мы сидели перед окном и пили кофе.

Сев напротив нее, я продолжала:

— В мае прошлого года в Килгрэм-Чейзе, когда у меня возникла мысль открыть магазин-кафе, я подумала также, что можно начать составление каталога, если магазин начнет разрастаться естественным образом.

— Ты мне об этом не говорила, — Диана откинулась на подушку дивана и скрестила ноги.

— Не говорила, потому что подумала, что вы меня примете за сумасшедшую и решите, что я слишком честолюбива.

— Лично я не могу никого считать слишком честолюбивым.

— Это верно, — согласилась я. — Во всяком случае, магазины имели такой успех, за такой короткий период принесли так много денег, что я решила продолжить составление каталога. Я уже составила его план, сделала макет. Мы с Сэрой делали его вдвоем, и она вложила в него свои деньги. В этом начинании мы будем партнерами.

— Я в восторге от того, что ты говоришь, Мэл. Вы такие близкие подруги; кто, кроме нее, может быть для тебя лучшим партнером? Еще, я думаю, ее вклад как участницы дела может оказаться неоценимым.

— Он уже не имеет цены, а кроме того, она очень помогла мне с магазинами. Я подумала, что будет только справедливо предложить ей партнерство. Я сказала ей месяц тому назад, когда уже приступила к составлению каталога, и она за это ухватилась.

— Она собирается уходить от Бергмана?

— Нет. Она будет работать над каталогом параллельно.

Я села на диван рядом с Дианой и показала ей каталог.

Она взяла очки, придвинулась ближе ко мне, затем посмотрела на обложку. На ней был изображен красный амбар, в котором расположились магазин кухонных принадлежностей и кафе, а над рисунком, специально сделанным мною для каталога, было написано «Индейские лужайки», а ниже — «Деревенский эксперимент». На третьей строке было написано: «Весна 1 991 года».

— Так что, ты не собираешься его выпускать до следующего года? — спросила Диана, подняв брови.

— Нет, это было бы бессмысленно, мне кажется. Надо накопить приличный запас товаров, а затем я должна буду наладить пересылку товаров по почте. Мы уже набрали некоторое количество подписчиков в окрестностях нашего графства, а Эрик и Анна составили список местных подписчиков. Мы разошлем по почте весенний каталог в январе. Следует многое предусмотреть, когда речь идет о каталоге, вы знаете?

— Я могу себе представить.

Я открыла каталог, чтобы показать титульный лист.

— Здесь более подробные рисунки малых амбаров, пастбища и конюшни, а на противоположной странице мое обращение, в котором рассказывается об «Индейских лужайках». — Я передала Диане макет каталога, продолжив объяснения: — Видите, он разбит на три больших раздела. Первый — это «Кухня Летиции Кесуик», в котором представлены джемы, желе и всякие продукты в бутылках, а также множество товаров из магазина кухонных принадлежностей. Там большой выбор — кухонная утварь, гончарные изделия, фарфор. Средний раздел называется «Бутик „Индейские лужайки"» и в нем предлагаются прочие товары в этом духе. Последний раздел — «Галерея „Килгрэм-Чейз"», в нем представлены декоративные предметы в английском духе.

Диана открыла каталог и принялась его разглядывать, изредка высказывая свое одобрение по поводу того, как у нас все разумно составлено. Просмотрев, она бережно передала его мне и сказала:

— На меня это произвело большое впечатление, Мэл, в самом деле, большое впечатление.

— Спасибо. Мама и Дэвид тоже считают, что он весьма хорош. Очень привлекательно оформлен, с заманчивыми товарами. Мама сказала, что, не моргнув глазом, купила бы добрую половину товаров. Но пойдемте, я покажу вам два места, которые вы еще не видели.

— Еще сюрпризы! Как чудесно! — воскликнула Диана, как всегда полная энтузиазма по поводу того, что я делаю.

Я повела ее по всему амбару.

— Как вы знаете, я разделила всю площадь амбара на отдельные помещения. Здесь располагается контора, — где мы сейчас находимся, это комната для паковки товаров, — объяснила я, открывая дверь и проводя ее внутрь. — Все, что должно быть отослано по почте, помощники пакуют здесь, на этих столах. Затем упакованные товары складываются здесь, готовые к отправке, за ними уже сейчас приезжают почтовые служащие каждый день.

— Вы продолжаете получать так же много заказов на вещи, которые люди хотят купить?

— Да. Как вы знаете, мы получили огромное количество заказов с того момента, как открылись этой весной. Их число постоянно растет, и именно это дает мне основание полагать, что каталог будет кстати.

Я повела Диану в соседнее помещение, в одну из наших складских комнат.

— Здесь хранятся товары для оборудования кухни.

— А все джемы и желе Летиции, как я помню, хранятся в подвале главного здания?

Я кивнула.

— Этажом ниже, который я построила прошлым летом, мы храним одежду, мягкие игрушки, скатерти и другие товары в этом роде.

Мы вернулись в офис и сели. Диана сказала:

— Я вижу, ты все предусмотрела. И я снова хочу повторить, Мэл, ты здесь сотворила чудо.

— Спасибо, но скоро мне понадобится дополнительное складское пространство. Это единственная проблема, которую мне осталось решить. На самом деле, когда Сэра приедет завтра, она собирается поговорить с моим соседом, Питером Андерсоном.

— Театральным режиссером?

— Да. Он владеет большим вагоном напротив въезда в «Индейские лужайки», с другой стороны шоссе, где стоят два больших амбара. Он их не использует. Сэра надеется, что мы сможем купить у него часть земли с амбарами, но я не думаю, что он продаст.

— Может быть, он сдаст в аренду?

— Мы надеемся на это, и если кто-нибудь может убедить человека сделать то, что он не хочет, то это Сэра.

Диана с симпатией кивнула.

— Она своим очарованием может заставить слететь птиц с деревьев, это правда, я очень ее люблю; она ни на кого не похожа.

— Она просто замечательная, и я не знаю, что бы я без нее делала. Она была для меня опорой.

— Она так никого и не встретила? — спросила Диана.

Я покачала головой.

— К сожалению, нет. Хоть она и путешествует по всему миру, хорошие мужчины ей не попадаются.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — ответила Диана с печальной улыбкой.

Я взглянула на нее и прежде, чем успела удержаться, спросила:

— А что случилось с мужчиной, о котором вы рассказывали мне несколько лет тому назад, о том, которого вы считали особенным? Вы сказали, что он разошелся с женой, но не развелся, и поэтому для вас это неприемлемо.

— Он все еще в том же положении.

— Значит, вы с ним не видитесь?

— Иногда, но только по делу.

— А почему он не получит развод, Диана? — спросила я, подталкиваемая любопытством, которое я всегда испытывала по поводу этой ситуации.

— Религиозные соображения.

— Ох, этот мужчина католик?

— Господи, нет! Это его жена католичка и не хочет разводиться.

— А-а-а… — протянула я и замолчала, не желая и дальше задавать подобные вопросы.

Диана тоже замолчала. Она некоторое время задумчиво смотрела в окно; глаза ее были печальными. Затем, вставая, повернулась ко мне и сказала грустно:

— Ты его встречала, ты знаешь.

— Я встречала?

— Да, конечно.

— Где?

— В моем магазине, когда вы были в Лондоне с Эндрю. В ноябре 1988 года. Это Робин Макалистер.

— Тот высокий элегантный мужчина? — спросила я, глядя на нее.

Диана кивнула.

— Я показывала ему гобелены, если ты помнишь.

— Я хорошо его помню. Такие мужчины производят впечатление.

— Верно. — Диана посмотрела на свои часы и встала. — Уже час дня. Пойдем и пообедаем в кафе? Я немного проголодалась.

— Пошли! — воскликнула я и тоже вскочила, понимая, что она хочет сменить тему разговора.

— Тебе не нужна дополнительная помощь в подготовке каталога? — спросила Диана, делая глоток ледяного чая.

Пока еще нет, потому что первые отправки товаров мы будем делать в январе для весеннего сезона, — ответила я. — Когда я в этом году открыла магазин, я проводила на работе пятницу, субботу и воскресенье, так что оставались понедельник, вторник, среда и четверг для того, чтобы сотрудники упаковали товары и надписали адреса. Это было ранней весной. Сначала все энергично взялись за дело, и мне осталось только вывезти их отсюда. В летние месяцы появятся новые трудности, и нам следует это предусмотреть.

Оглядевшись вокруг, я добавила:

— Сегодня только среда, но посмотрите: в кафе очень много народа.

— И куча народа в галерее «Килгэм-Чейз» с самого утра, я это заметила, — сказала Диана. — Но надо действовать шаг за шагом, каждый день понемножку — это мой девиз, Мэл.

— Что меня очень удивило, так это успех кафе, — улыбнулась я. — С самого момента открытия оно стало модным местом. У нас большая выручка, и народ обычно заказывает столики по телефону заранее.

— Это очаровательное место — маленькие зеленые столики, свежие цветы, а кругом много зелени. Это напоминает большую деревенскую кухню, — заметила Диана. — И пахнет очень вкусно.

— И вся еда тоже очень вкусная. Вы сейчас сами убедитесь.

— Нора сама все готовит? — спросила Диана.

— По выходным приходит помогать ее племянница — именно тогда бывает больше всего народа. В другие дни она одна; кое в чем помогают Эрик и Билли. Угадайте, какое из ее горячих блюд пользуется наибольшей популярностью?

— Мясная запеканка с картофелем, рецепт, любезно предоставленный Парки, — сказала Диана, подмигнув мне.

— Да. А кроме этого мы подаем лотарингский пирог, супы и сэндвичи. Однако теперь Нора хочет дополнить меню несколькими салатами, и я думаю, она права, если учитывать популярность этого места. Кстати, вот и Нора.

Нора остановилась у нашего стола и протянула руку.

— Рада видеть вас, миссис Кесуик.

Диана пожала протянутую руку и сказала:

— Я тоже рада вас видеть, Нора. Вы добились здесь настоящего успеха. Очень хорошая работа, Нора, очень хорошая.

— Это все Мэл, — ответила она быстро. — Она все это задумала. — Но, тем не менее, женщина казалась очень польщенной. Она одарила Диану одной из своих редких улыбок. — Я надеюсь, вы попозже зайдете и посмотрите мою кухню. А теперь — что я могу вам принести? — спросила она, протягивая Диане меню.

Я сказала:

— Хотелось бы попробовать одно из ваших произведений. Пожалуйста, Нора.

— Можете не говорить мне. Вы хотите ломтики авокадо и помидора.

— Вы угадали.

Нора покачала головой.

— Ох, Мэл, это совершенно не питательно. Разрешите мне добавить туда немного цыпленка.

— Хорошо, — согласилась я, зная, что это ей понравится. — И еще ледяной чай, пожалуйста.

— А я хотела бы авокадо и пиццу с креветками, — сказала Диана. — И тоже еще ледяного чая, пожалуйста, Нора.

— Через минуту будет, — Нора поспешила прочь.

Диана спросила:

— Она и официанткой работает тоже, Мэл?

— Нет, она просто хочет обслужить вас. Порой она бывает ревнива, особенно если речь идет о нашей семье.

Диана улыбнулась.

— Она всегда была очень преданна. А кто такая Айрис, молодая девушка, которая теперь присматривает за домом? Она держится очень приятно. Сегодня утром она все время предлагала мне различные услуги.

— Это еще одна племянница Норы. Сестра Айрис помогает на кухне по выходным дням. У меня был…

Я замолчала, увидев Эрика, спешащего между столиками с подносом, на котором стоял ледяной чай.

— А вот и мы, Мэл, миссис Кесуик, — сказал он, подавая каждой из нас по стакану.

Мы обе поблагодарили его.

Он уже повернулся, чтобы идти к кассе, где он работал, но заколебался.

— Что такое, Эрик? — спросила я, поднимая на него глаза.

— Простите, Мэл, что беспокою вас во время обеда, но мне только что позвонила одна из клиенток, миссис Хенли. Она хотела узнать, принимаем ли мы заказы на частные вечеринки.

Я нахмурилась.

— Вы имеете в виду обслуживание?

— Нет, она хочет устроить частную вечеринку здесь, в кафе. По случаю шестнадцатилетия дочери для ее друзей.

— Когда?

— В сентябре. Вечером в пятницу.

— Ох, я не знаю. Я не думаю, Эрик, — это ведь еще разгар сезона, публика захочет сюда прийти, чтобы выпить что-нибудь прохладительное.

— Не говори «нет» так быстро, — вмешалась Диана, кладя свою руку на мою. — Было бы очень выгодно устраивать частные вечеринки и это позволило бы лучше познакомиться с окрестными жителями.

Эрик одарил Диану широкой улыбкой.

— Я согласен с вами, миссис Кесуик.

— Хорошо, Эрик. Скажите этой леди «да», но вам придется потом еще раз с ней разговаривать о цене.

— Я договорюсь, Мэл, — сказал он, и перед тем, как исчезнуть, сделал мне легкий прощальный жест рукой; это вошло у него в привычку в последнее время.

— Он мне нравится, — сказала Диана. — Такие люди умеют работать.

— Такой же, как Джо, Уилф и Бен, — согласилась я.

Доев наши сэндвичи, мы некоторое время сидели молча. Наконец я сказала:

— У меня есть для вас предложение.

— В самом деле? Как удивительно! — воскликнула она, затем помолчала, пристально меня разглядывая. — Я думала, ты не хочешь никаких партнеров.

— Я и не хочу, в магазине. Но это нечто другое.

— Ну, это не может быть каталог. В этом твой партнер Сэра.

Откинувшись на стуле и склонив голову к плечу, свекровь изучала меня несколько минут, затем спросила:

— Разве издательский бизнес связан с риском?

— Думаю, может оказаться, да. Но я имею в виду маленькое местное издательство, печатающее только несколько подготовленных мною книг, которые будут продаваться только по моему каталогу и здесь, в магазине.

— Это звучит интересно, Мэл, но неужели ты думаешь, что сможешь проглотить все сразу?

— Я действительно делаю довольно много, Диана, но открывать издательство не думаю до следующего года и не прошу вас вкладывать в него деньги.

— Ох, я понимаю. Но ты же сказала, что у тебя есть предложение.

— Я это и говорю. Я хотела бы, чтобы вы стали моим партнером, и для начала мы опубликовали бы всего четыре книги; на самом деле, возможно, мы больше не станем ничего печатать.

— Какие книги? — спросила она, бросив на меня испытующий взгляд.

— Ваши книги, Диана. Два дневника Летиции, ее кулинарную книгу и ее садовую книгу. Позже можно было бы напечатать викторианскую кулинарную книгу Клариссы, но я не уверена. Я бы первыми опубликовала дневники Летиции, затем ее кулинарную книгу, а затем садовую книгу. Это была бы особая серия, и в этом, по моему мнению, была бы ее привлекательность. В дальнейшем, после того как все они будут опубликованы, можно было бы из этой серии составить подарочный набор в футляре. Я думаю, это бы пошло.

— Где ты собираешься достать денег? Ты сказала, что не хочешь их брать у меня.

— Только потому, что не думаю, будто мне понадобится очень много, — заметила я. — Послушайте, вы — собственница этих книг, и вы дадите мне права. Я смогу набрать текст и сделать копии ее рисунков. Мне придется платить только за тираж и переплет.

— Я согласна вложить в это деньги.

— Спасибо, Диана, но к тому времени, когда я стану это делать в следующем году, я, возможно, сама смогу его профинансировать.

— Как хочешь. Но в любом случае, я думаю, что мысль блестящая, Мэл! Просто блестящая! Я была бы рада в этом участвовать в любом качестве, как тебе будет угодно.

Я пожала ее руку.

— Спасибо. Кстати, я собираюсь назвать издательство «Килгрэм-Чейз Пресс». Как это вам понравилось бы?

— Мне это нравится! Очень умно с твоей стороны, дорогая.

Она смотрела на меня некоторое время, затем удивленно покачала головой.

— То, что я сказала раньше, совершенно верно. Ты становишься незаурядной женщиной девяностых годов, Мэл.

39

Коннектикут, май 1992

Я лежала в постели и глядела на часы в полумраке комнаты. Я смогла разглядеть, что всего половина шестого.

Я проснулась раньше, чем всегда. Хотя я ранняя птичка, и всегда была такой, все же я встаю не раньше шести. Немного полежав еще в кровати, я погрузилась в свои мысли. Затем я вспомнила, что сегодня за день: мой тридцать седьмой день рождения. Тридцать семь. Это кажется невозможным, но это так.

Встав с кровати, я подошла к окну, открыла жалюзи и стояла, глядя вдаль. Было еще темно. Но вдалеке, над деревьями и болотами, горизонт слегка окрасился в зеленоватые тона, и пучки бледного света просачивались в небе. Скоро встанет солнце.

Войдя в свою маленькую гостиную рядом со спальней, я села и стала смотреть на портреты Лиссы и Джейми, затем мой взгляд скользнул на портрет Эндрю, висевший над камином.

Хотя я не давала вырваться наружу моему горю, сдерживала свою печаль, тоска по ним не уменьшалась. Внутри меня была пустота, и она болела, а временами я испытывала приступы настоящего отчаяния. И хотя я была занята «Индейскими лужайками», одиночество стало моим привычным спутником.

В прошлом году я нашла в себе мужество разобрать наконец одежду и игрушки Лиссы и Джейми. Я все это раздарила — семье Норы, друзьям Анны и в церковь. Но я не смогла расстаться с двумя главными сокровищами моих детей — Оливером, Лиссиным медвежонком, и Дерри, динозавром Джейми.

Подойдя к книжным полкам, я взяла эти игрушки и прижала их к себе. Воспоминания о моих детях моментально нахлынули на меня. Внезапно в горле запершило, и я почувствовала, как подступили слезы. Отогнав их, я взяла себя в руки, поставила игрушки на место и пошла в смежную ванную комнату.

Засунув волосы под резиновую шапочку, я быстро приняла душ. Несколько минут спустя, уже вытеревшись, я обнаружила, что смотрю на край ванны у кранов, что вошло у меня в привычку. Я так и не нашла скальпель, после того как потеряла сознание в ту ночь, когда собиралась покончить с собой. Куда же он делся? Это была загадка — так же как и пустая ванна, и открытая кухонная дверь.

Недавно я призналась во всем Сэре, которая выслушала меня очень внимательно.

Когда я закончила рассказ, она некоторое время молчала, а затем сказала:

— Я уверена, что существует логическое объяснение всему этому, но мне хотелось бы думать, что это необъяснимо, что-то вроде вмешательства свыше, а может быть, и со стороны самого дома, который тебя охраняет.

Мы с Сэрой уже давно пришли к выводу, что теперь в доме царит особая, удивительная атмосфера. Нам кажется, что она еще более доброжелательная, чем была всегда, и эти старые стены навевают необыкновенное чувство спокойствия.

Одевшись, как обычно, в свою рабочую одежду — джинсы, майку, жакет и мокасины, — я спустилась вниз.

Поставив на плиту кофе, я выпила стакан воды, взяла связку ключей от магазинов и вышла наружу. Я стояла и глядела вокруг, вдыхая свежий воздух. Было прохладно, благоухали гнущаяся от росы трава и зеленые побеги, легкий ветерок доносил до меня запах сирени, посаженной вокруг дома.

День должен быть замечательный, я могла это утверждать. Небо было светлое, свободное от облаков, и уже разливалось приятное тепло.

Когда я направилась к холмам, стайка маленьких коричневых птичек поднялась в небо, кружась в небесной голубизне прямо надо мной. По мере того как я шла, я слышала чириканье и свист, а в отдалении раздавался гогот канадских гусей.

Поскольку до открытия магазинов у меня было много времени, я села на железную кованую скамью под яблоней. Как и сирень, яблоня начинала зацветать — показались зеленые листочки и маленькие белые бутоны. Скоро она будет в полном цвету.

«Мамино место». Так всегда Эндрю называл эту скамейку. Я откинулась на спинку, закрыла глаза и услышала их ясные голоса, раздающиеся в воздухе, увидела их, таких живых в моем воображении. Они были здесь, со мной, как всегда. В безопасности в моем сердце.

Это был четвертый день рождения, который я проводила без Эндрю и близнецов. По опыту я знала, что это будет грустный день для меня, точно так же, как их дни рождения и особые праздники, которые всегда были окрашены теперь печалью, — мне было грустно проводить их без моих близких.

И несмотря на мою боль и одиночество, мне удавалось продолжать жить. Однажды я окончательно поняла, что никто не сможет мне помочь или сделать это за меня. Я сама должна была собрать все свое мужество.

Чтобы добиться этого, мне пришлось проникнуть в самую глубину своего существа, в центр души, и там я нашла скрытые ресурсы, силу, о существовании которой никогда не подозревала. И именно эта сила характера и решимость начать заново, снова наладить свою жизнь заставляли меня двигаться вперед и в конце концов привели к моему теперешнему положению.

Может быть, это и не лучшее положение, но, учитывая обстоятельства моей жизни, это было неплохо: я была физически и умственно здорова; мне удалось начать дело, содержать себя, выплатить все свои долги и сохранить дом, который я любила. Мне удалось сократить долги моим родителям, Диане и Дэвиду. К концу этого лета я полностью рассчитаюсь с долгами, в этом я была уверена.

«Ты сделала это, Мэл, — сказала я про себя. — Дела твои идут вовсе неплохо».

Я поднялась на ноги и спустилась с холма к группе амбаров. Когда я приблизилась, я заметила, что в это утро пруд кишел птицами — по большей части кряквами; чуть меньше было гусей. Позже летом прилетят голубые цапли и погостят у нас, как они обычно делают. Мы к этому уже привыкли и с нетерпением ждали их прилета. И хотя они задерживались у нас ненадолго, нам нравилось, что они прилетают к нам. Они стали для нас чем-то вроде талисмана, и я уже подумывала об использовании названия «Голубая цапля» для знака новой серии товаров для маленьких детей.

Отперев дверь «Кухни Летиции Кесуик», кафе-магазина, я вошла внутрь, и на меня приветливо пахнуло яблоками и корицей.

Включив свет, я секунду стояла на пороге, любуясь кафе. Стены выкрашены в белый цвет, темные балки на потолке, пол заново выложен терракотовым кафелем, который, как мы обнаружили, было так легко содержать в чистоте, яркие красно-белые занавески на нескольких небольших окнах. Все выглядело свежим, веселым и привлекательным, повсюду были зеленые растения; металлические полки заставлены нашими особыми товарами.

Войдя, я оглядела некоторые из полок с банками, горшочками и бутылочками с продуктами, изготовленными по рецептам Летиции. Восхитительные джемы и желе, яблоки с имбирем, ревень с апельсинами, сливы с яблоками, абрикосы, черника с яблоками, груша с малиной. Там стояли банки со смесью из мелко нарубленного миндаля, изюма и сахара, с лимонным творогом, с соусами, с маринованным луком, с красной капустой, со свеклой с орехами, с пикулями; там была горчица, которую я особенно любила и рецепт которой был вывезен из Йоркшира.

Мы также собрали здесь небольшой запас макаронных изделий, риса, импортного английского печенья и французского шоколада. И Норины соусы для спагетти, которые прибавились недавно.

Оказалось, что она буквально творит в кухне чудеса; она нашла свое истинное призвание. Кроме соусов для спагетти, в основном на томатной основе, она приготовляла все продукты по рецептам Летиции в нашей кухне при кафе. Я очень гордилась ею и ее кулинарным мастерством.

Продукты Летиции Кесуик очень быстро оценили, они пользовались большим успехом здесь, в кафе и магазине, и в каталоге. Что касается последнего, который мы начали выпускать с Сэрой семнадцать месяцев тому назад, он тоже вошел в моду, причем настолько, что мы до сих пор с ней удивлялись.

Только на прошлой неделе мне пришлось нанять трех новых служащих для работ по упаковке товаров для заказов по каталогу и в магазине. Эрик нанял двух новых официантов в кафе с тех пор, как я его повысила. Он стал менеджером магазинов и кафе и руководил теперь двенадцатью сотрудниками, работающими в «Индейских лужайках».

Открыв толчком кухонную дверь, я заглянула внутрь. Все ярко блестело под утренним солнцем. Я кивнула сама себе, поднялась наверх по лестнице и окинула беглым взглядом отдел кухонной утвари и скатертей, а затем снова направилась вниз.

Выйдя снова наружу, я посетила бутик «Индейские лужайки», отперла там дверь, быстро заглянула внутрь и проследовала в галерею «Килгрэм-Чейз».

Хотя я любила все свои магазины и товары, по какой-то причине эта галерея была моей любимицей. Быть может, она напоминала мне Йоркшир и детские годы Эндрю, проведенные в том имении. В любом случае у нее появилось много постоянных покупателей и мне было трудно сохранять запас товаров. Все продавалось там прежде, чем я успевала заказать следующую партию.

Самым большим хитом галереи был и до сих пор остается «Дневник Летиции Кесуик», напечатанный в моем издательстве «Килгрэм-Чейз Пресс» прошлым летом. За год тираж был раскуплен, было продано почти тридцать пять тысяч экземпляров в галерее и через каталог. Сэра сказала мне, что ее друзья, занимающиеся издательским бизнесом в Нью-Йорке, были очень удивлены, хотя и восхищались книгой, найдя ее очаровательной. По всей видимости, остальные покупатели тоже.

Я еще раз оглядела галерею и, закрыв за собой дверь, отправилась обратно к дому. Все здесь было в полном порядке; в семь появится Анна, в девять придут Эрик и Нора, а около половины десятого остальные работники будут на местах.

Поднимаясь на холм, я снова говорила себе, как мне повезло с бизнесом. Все из моих начинаний удались. Каждый магазин пользовался успехом; все из наших продуктов стали популярными; тираж каталогов все увиличивался, а кафе было настолько известно, что в него заезжали не только местные жители, но и иностранцы. Как только я произносила при Сэре слово «повезло», она громко хохотала.

— Если ты называешь работу от двенадцати до четырнадцати часов в сутки семь дней в неделю в течение двух лет «повезло», то да, тебе повезло! — воскликнула она. — Мэл, ты добилась успеха с «Индейскими лужайками» только потому, что ты работаешь, не останавливаясь, круглосуточно, и потому, что у тебя чудовищное деловое чутье. Ты одна из самых ловких розничных торговцев, которых я когда-либо встречала.

В некотором смысле она, конечно, была права. Я вложила всю свою энергию и все силы в «Индейские лужайки» и была чрезвычайно на этом сосредоточена. «Туннельное видение» оказалось удобным, ценным качеством.

Но несмотря на ежедневный тяжкий труд, и не только мой, но и всех работающих, я продолжаю верить в элемент удачи. Каждому нужно немного удачи в любом деле или творческом начинании.

Когда я подошла к дому, я остановилась перед одним из кустов сирени и отломила маленькую ветку, потом принесла ее в кухню. Я наполнила банку из-под джема водой, оторвала лишний отросток сиреневой ветки и поставила ее в банку.

Захватив сирень, я пошла к большому клену неподалеку от моей мастерской, где я похоронила прах моих близких 19 августа 1989 года. Встав на колени, я убрала банку с увядшими цветами с небольшого каменного круга и поставила на него банку с сиренью.

Я оставалась некоторое время на коленях, опустив глаза на плоский могильный камень, вытесанный из гранита, который я положила здесь в октябре того же года.

На темной его поверхности были выгравированы их имена.

Эндрю, Лисса, Джейми Кесуик. И Трикси Кесуик, их любимая собачка. А наверху дата их гибели: 11 декабря 1988 года.

— С днем рождения, Мэл, — сказала Нора, входя в кухню.

— Спасибо, Нора, — ответила я, повернувшись к ней.

Она подошла ближе, быстро обняла меня, а затем отступила назад.

Стоявший за ней Эрик сказал:

— С днем рождения, Мэл. — Он протянул мне большую охапку цветов. — Мы подумали, что вам понравятся эти, ваши любимые.

— Спасибо вам большое, это так мило с вашей стороны. — Я взяла у него цветы, обняла его и наклонилась, чтобы понюхать белую сирень, тюльпаны, нарциссы, завернутые в целлофан и перевязанные большим желтым бантом. — Они чудесны. Пойду поставлю их в воду.

— Нет! Я сама! — воскликнула Нора, взяв их у меня, прежде чем я успела возразить, и направилась к крану.

— Хотите чашку кофе? — Я повернулась к Эрику.

Он покачал головой.

— Нет, спасибо, я должен вернуться в кафе, так как начал сегодня немного позже.

— Да, конечно, — ответила я. — Иначе босс на вас рассердится.

Он улыбнулся, помахал рукой и заспешил прочь.

Нора стояла у крана, разбирая букет.

Я села за кухонный стол и сделала глоток своей второй чашки кофе.

Нора спросила:

— Я видела машину вашей мамы перед парадным входом. Она сегодня ночевала?

— Да, ночевала. Она хотела быть здесь в мой день рождения. А Сэра захватила мистера Нелсона на своей машине.

— Я рада, что они все вчера были на обеде… было очень мило, правда?

— Да, спасибо вам за все те замечательные вещи, которые вы приготовили.

— Я не так уж много сделала, Мэл, — пробормотала она. — Во всяком случае, это мне доставило удовольствие.

— Я подумала, что приведу маму в кафе около половины первого сегодня, Нора. После ленча она должна будет вернуться в Нью-Йорк.

— Могу я приготовить вам что-нибудь особенное?

Я покачала головой.

— Мама любит ваш салат с молодой кукурузой, и я тоже. Почему бы не сделать нам это?

— Ничего проще. — Она всунула последнюю ветку сирени в вазу, которую нашла в шкафу, и подняла голову. — Куда вы хотели бы это поставить?

— На стеклянную террасу, я думаю, потому что я там провожу много времени.

Она унесла вазу с цветами, вернулась на кухню, налила себе чашку кофе и пила его, стоя около раковины. Некоторое время спустя она сказала:

— Мне понравилась женщина, которую вчера привез с собой ваш отец. Мисс Рисс-Джонс. Он собирается на ней жениться?

Я пожала плечами.

— Не спрашивайте меня, Нора, я понятия не имею.

— Жаль, если нет. Они, по-моему, очень подходят друг другу.

— Я тоже так думаю. — Я изучала ее поверх своей чашки кофе. У Норы всегда была манера делать походя быстрые и точные замечания по поводу новых людей, появлявшихся в доме. Она редко ошибалась.

Сполоснув свою чашку, она сказала:

— Должна идти в кафе. Увидимся позже, Мэл.

— Еще раз спасибо за цветы, Нора. Это так мило с вашей стороны.

Она кивнула.

— Постарайтесь, чтобы у вас сегодня был хороший день, — сказала она и поспешила прочь.

Во время ланча в кафе я задала маме вопрос:

— Как ты думаешь, женится папа на Гвенни?

Мама посмотрела на меня долгим взглядом, прежде чем ответить. В конце концов она сказала:

— Нет, не думаю. Но я хотела бы, чтобы он женился. Она очень милая.

— Да, она милая. Кажется, что все так о ней думают. Но почему ты считаешь, что он на ней не женится?

Мама закусила губу, задумчиво смотрела перед собой некоторое время, затем медленно сказала, старательно выбирая слова:

— Потому что твой папа по своей натуре холостяк.

— Значит, это не связано с Гвенни, ты просто думаешь, что он предпочитает оставаться один?

— Да, если ставить все точки над «i».

— Но он же женился на тебе?

— Правда, но ведь его никогда не было с нами… — Она оборвала фразу и бросила на меня странный взгляд.

— Папа хочет, чтобы был запас пирога, но также хочет и съесть его. Ты это хотела сказать, мама?

— Нет, не это, в действительности. Я не имела в виду, что твой папа волокита или что он неразборчивый, потому что он ни то и ни другое. Он просто… холостяк в душе, как я тебе уже сказала. Он предпочитает жить сам по себе, свободно путешествовать по свету, раскапывая древние развалины, делая то, что ему нравится. Он принадлежит к разряду одиночек, ты знаешь. Если на пути попадается какая-нибудь женщина и она ему нравится, тогда, я думаю, он вступает в связь. Но он принципиально не хочет себя связывать. Я думаю, именно так можно оценить ситуацию.

— Понятно. Ну, полагаю, тебе должно быть это известно, — пробормотала я, воткнув вилку в салат с кукурузой.

Мама смотрела на меня несколько мгновений, а затем сказала:

— Да, я действительно знаю все о твоем отце, Мэллори, и, возможно, настало время обсудить наш брак с ним. Я знаю, тебя это беспокоило многие годы, я имею в виду, что мы тогда с ним расстались.

— Нет, не это, мама, вовсе нет! Я не понимаю, почему папа всегда отсутствовал, когда я была ребенком. Или почему мы не уезжали вместе с ним.

Она издала легкий вздох.

— Потому что в действительности он не хотел, чтобы мы следовали за ним на раскопки, и кроме того, как только ты подросла, ты должна была ходить в школу. Здесь, в Штатах. Он настаивал на том, чтобы ты получила образование здесь, да и я тоже, по правде говоря.

— Значит, он уезжал в эти длительные поездки, связанные с его работой, и возвращался, когда хотел. Как ты с этим мирилась, мама?

— Я любила его. И, в действительности, Эдвард любил меня и любил тебя, Мэл, он в самом деле любил. Он в тебе души не чаял. Послушай, я прилагала огромные усилия, чтобы сохранить наш брак, и в течение долгого времени.

— Ты говоришь, что он уезжал на свои раскопки, и это я понимаю. В конце концов, это его работа. Но когда я была маленькая, была другая женщина, не так ли?

— Возможно, — согласилась она.

И тогда я рассказала ей о своих воспоминаниях того праздника Четвертого июля много лет тому назад, когда мне было пять лет; рассказала ей, что ужасная сцена на кухне и их жуткая ссора оставалась со мной все эти годы. Погребенная долгое время, потому что она была такой болезненной, и восстановленная недавно, она выскочила в моей памяти четыре года тому назад.

Она выслушала и ничего не сказала, когда я закончила.

Мама просто молча сидела, задумчиво глядя вдаль, в пространство.

Наконец она сказала тихим печальным голосом:

— Подруга, я хочу сказать, так называемая подруга, сказала мне, что у Эдварда связь с Мерседес Соррелл, актрисой. Стыдно признаться, но я ей поверила. Я была молода, ранима. Но это не оправдание. Я разозлилась, обвинила твоего отца, оскорбляла его. Кажется, ты это слишком хорошо запомнила. Я ревновала, конечно. Позже я узнала, что это неправда. Это была ложь.

— Но ведь была другая женщина, мама, — настаивала я. — Ты сама это сказала.

— Я предполагаю, что иногда были, когда он отсутствовал на раскопках по полгода и больше. Но любил он меня.

— И потому ты оставалась с ним все это время?

Она кивнула головой.

— Во всяком случае, твой отец очень возражал против того, чтобы мы разошлись, долго этому сопротивлялся, Мэл.

— Он? — Я смотрела на нее, широко раскрыв глаза.

Мама выдержала мой взгляд.

— Не стоит так удивляться, — сказала она после небольшой паузы. — Да, он не хотел, чтобы мы расстались, более того, он не хотел развода. И не только это. Наши отношения продолжались долгое время после того, как мы расстались.

— Ты имеешь в виду сексуальные отношения? — спросила я, вперив в нее взгляд.

Она кивнула; вид у нее был слегка обескураженный.

— Боюсь, что да. В действительности, мы с твоим отцом продолжали поддерживать связь время от времени до тех пор, пока я не встретила Дэвида.

— Боже правый!

— Мэл, я до сих пор люблю твоего отца, в некотором смысле. Но много лет назад я поняла, что мы не можем быть связаны счастливым браком.

— Почему нет? Ты продолжала спать с ним после того, как вы порвали друг с другом. Вы дурачили меня, вы всегда вели себя так, как будто меня не существовало.

— Я понимаю. Я уверена, это защитный механизм. Почему мы не могли оставаться с ним в счастливом браке? Возможно, потому, что я не хотела быть с человеком, который должен был без конца бродить по свету.

— Ты могла бы бродить вместе с ним после того, как я выросла.

— Ничего бы не получилось, по крайней мере, надолго.

— Но ведь у вас была прочная сексуальная связь…

— Да, была. Но ведь секс не обязательно приводит к счастливому браку, Мэллори. Следует учитывать множество других факторов. У нас с твоим отцом ничего хорошего не получилось бы, поверь мне на слово.

— О, я верю, мама, — сказала я и сжала ее руку. — Я давно хотела тебе сказать. Мама, спасибо, что ты всегда была со мной. Я знаю, что папы никогда рядом не было.

— Ты знаешь, он такой, Мэллори. Поверь мне.

— Ну, если ты так говоришь, я поверю. Я люблю его, мама, и тебя тоже люблю, и недавно я поняла, что была как бы отделена от вашего брака. Я имею в виду, что была вне твоих личных отношений с ним. То, что происходило между вами с папой, ничего общего со мной не имело.

— Это верно. Все происходило между нами.

— Когда я оглядываюсь на свое детство, я понимаю, что мы были ненормальной семьей… — Мой голос сорвался; я посмотрела в свою тарелку, затем на нее.

Мама сидела и ждала, что я скажу дальше.

Я слегка пошевелилась на стуле, откашлялась и глотнула ледяного чая. Я чувствовала себя слегка неловко.

— Я надеюсь, что ты не сердишься, что я это говорю?

— Нет. Думаю, что нет. В действительности, если быть честной, мне следует признать, что это правда.

— Мы были ненормальной семьей и давай посмотрим правде в глаза. У меня был странное детство. Я думаю, именно поэтому мне хотелось создать совершенную семью, когда я вышла замуж. Я хотела быть образцовой женой для Эндрю, образцовой матерью для Джейми и Лиссы. Я хотела, чтобы все было… было… правильно.

— Так и было, Мэл. Действительно было. Ты была самая лучшая жена, самая лучшая мать.

Я пристально смотрела на нее.

— Я сделала их счастливыми, ведь правда, мама?

Ее пальцы сжали мою руку.

— О да, Мэл, они были счастливы с тобой.

40

Коннектикут, ноябрь 1992

Было холодное субботнее утро начала месяца. После мягкого октябрьского бабьего лета впервые листья прихватило морозцем. Но, тем не менее, день был яркий, солнечный, небо было голубое, безоблачное.

По выходным мы всегда заняты в «Индейских лужайках», но хороший день привлек к нам больше посетителей, чем обычно.

Все магазины были битком набиты, и я была рада, что на складах у нас полно товаров. Летом я сделала несколько больших закупок, предвидя, что в сезон отпусков дела пойдут хорошо. К счастью, я была права. Если по сегодняшнему дню можно судить, то ко Дню благодарения и к Рождеству мы побьем все рекорды.

Я пересекла пространство от галереи «Килгрэм-Чейз» до кафе и когда открыла дверь, то была поражена. В магазине было полно народу, а была всего лишь середина утра. Я огляделась, ища Эрика. Когда я его увидела, он поспешил ко мне.

— Ну и утро, — сказал он. — У нас народу больше, чем всегда. Я доволен, что мы оборудовали вторую автостоянку внизу у главных ворот. Она сегодня пригодится. — Он улыбнулся мне. — Вы, как всегда, были правы.

— Это было недорого и, я думаю, мы на этом остановимся, Эрик.

— У вас когда-нибудь бывают сомнения, Мэл?

Я покачала головой.

— Слышали что-нибудь от Сэры?

— Нет. Почему вы спрашиваете — разве возникла какая-нибудь проблема?

— Вероятно, нет, но она не приехала. Когда она вчера вечером звонила мне из города, она сказала, что выезжает сегодня в половине седьмого, чтобы не попасть в пробку, и должна быть около девяти.

Я посмотрела на часы.

— Уже почти одиннадцать.

— Может быть, она задержалась в Нью-Йорке, — ответил он.

— Возможно.

— Постарайтесь не беспокоиться, Мэл.

Я кивнула.

— Я постараюсь, буду в конторе, если понадоблюсь вам, — сказала я.

Я направилась к другому красному амбару.

С тех пор как убили моих близких, я очень волновалась, когда кто-нибудь из родственников или друзей задерживался. Я ничего не смогла с собой поделать. Сейчас мы живем в опасном мире, по моему мнению, в более опасном, чем он был раньше. Машины теперь угоняют постоянно, оружие на улицах множится с ошеломляющей скоростью, а убийство невинных людей стало нормой. Каждый раз, когда я беру в руки газету или включаю телевизор, я вижу какой-нибудь новый сюжет, от которого у меня кровь в жилах стынет.

— Мэл! Мэл!

Я вздрогнула и увидела спешившую ко мне Анну.

— Можете уделить мне минутку? — спросила она, когда подошла ко мне.

— Конечно, зайдем в контору, — предложила я, открывая дверь и пропуская ее вперед.

Сняв пальто, мы направились к дивану у окна.

— У вас что-то произошло, Анна? — спросила я, усаживаясь на диван.

— Нет, Мэл, но Сэнди Фарнсуорт звонила мне вчера ночью, — объяснила она, садясь напротив меня. — Она хочет продать «Пони Трейдерс». Она попросила узнать у вас, не заинтересованы ли вы купить эту компанию.

— Нет, не заинтересована, — ответила я без колебаний. — Я уже некоторое время ожидала, что это произойдет, Анна. Сэнди намекала на это раньше. Но я не хочу становиться владелицей фабрики — ведь у них именно фабричное производство, хотя часть изделий они производят вручную. — Я покачала головой. — Невозможно, Анна, слишком много головной боли и без этого. Боюсь, придется сказать «пас».

— Я более или менее предупредила Сэнди, что вы не заинтересованы, — ответила Анна. — Я согласна с вами и уверена, что Сэра тоже. Но обещала вам сказать об этом.

— Я понимаю. Сэнди вам сказала, что она собирается делать? Я хотела сказать — если не сможет продать фабрику? Будет продолжать свой бизнес?

— Я полагаю, что она будет вынуждена это сделать, либо найдет себе нового партнера. Лоис Гири переезжает обратно в Чикаго, и вот почему весь сыр-бор разгорелся. Я думаю, она хочет забрать свои деньги из компании.

— Если «Пони Трейдерс» выйдет из дела, нам придется искать им замену, других производителей, которые шьют деревенскую одежду в том же духе, — отметила я. — Знаю, у нас есть Билли Герл и Лессу, но нам нужен будет кто-то третий.

Анна улыбнулась мне.

— Я уже об этом думала, Мэл, и начала поиск. На следующей неделе у нас появится пара новых поставщиков.

Дверь раскрылась настежь и влетела Сэра, к моему величайшему облегчению. Казалось, она очень спешила; волосы развевались.

— Что за утро! — воскликнула она. — Прости меня, что я так поздно, Мэл. Надеюсь, ты не слишком волновалась.

— Немножко, — признала я. — А что с тобой случилось, Сэш? Ты выглядишь слегка растрепанной, и лицо перепачкано.

— Неужели? И сильно? Ну, не важно. А случилось то, что у меня спустила шина.

— О Боже мой, какой ужас, Сэра, — сказала Анна и встала. — Я лучше вернусь в бутик, Мэл. Увижу вас обеих позже.

— Я скоро закончу, — ответила я.

Сэра улыбнулась ей и сказала мне:

— Мне действительно необходима чашка кофе, Мэл. Пойдем в кафе.

— Там очень много народу, но Эрик найдет нам местечко. Пошли.

Мы поспешили за Анной.

— Как тебе удалось поменять колесо? — спросила я, когда мы пили кофе несколько минут спустя, найдя себе место в кафе неподалеку от кухни.

— Слава Богу, мне помогли.

Я посмотрела на нее с любопытством.

— Где же ты находилась, когда у тебя лопнула шина?

— На Сорок первом шоссе. Прямо рядом с нашей дорогой, — объяснила Сэра, улыбаясь мне.

— Что тебя так забавляет? — спросила я.

— Встреча, которая там произошла.

— Когда у тебя спустила шина?

— Да, ты знаешь, это произошло прямо перед каким-то домом. К счастью для меня, иначе я до сих пор бы сидела там со спущенной шиной. Там был маленький «кейп-код» за белым частоколом, и я вошла и постучала в дверь. Я спросила у мужчины, который открыл, не мог бы он мне помочь, и он ответил, что был бы рад. Мы вместе сменили колесо. Представь себе, Мэл, он сделал большую часть работы. Во всяком случае, пока мы работали, я сумела выяснить о нем массу вещей. Включая номер его телефона.

— Значит, он был симпатичный, Сэш?

— Неплох, совсем неплох. — Сэра помолчала, посмотрела на меня странным взглядом и добавила: — Я пригласила его к обеду.

— Быть того не может.

— Да, пригласила.

— Когда?

— Сегодня вечером.

— Сэш!

— Не говори «Сэш» таким тоном, Мэл. И я думаю — это потрясающая мысль.

— Но, Сэш, сегодня…

— Чем сегодня тебя не устраивает? Ты хочешь сказать, что у нас не хватит еды, потому что все ею забито?

— Это верно.

— Послушай, почему бы его не пригласить? Он живет по соседству, а среди наших соседей не так много привлекательных мужчин. На самом деле, ни одного — по меньшей мере, ни одного доступного.

— Есть Питер Андерсон, — напомнила я ей.

— Мистер Отвратительная важная персона! — воскликнула она. — Напыщенный дурак. Он проморочил мне голову в течение двух лет по поводу этих проклятых амбаров, а потом в конце концов сказал «нет». В конечном счете, он не хочет их продавать, сказал он. Это некрасиво, Мэл.

— Да, должна признать, он со странностями. Эрик сказал мне, что в последние годы в его жизни произошли драматические события. В любом случае, мы сумели обойтись, и мы всегда теперь сможем поставить амбар из готовых деталей рядом с новой автомобильной стоянкой, если нам это понадобится.

— Я думаю, что да. Но Питер и в самом деле меня разочаровал. Поначалу он казался таким приятным.

— Как его зовут? Человека, который приедет к обеду.

— Ричард Марксон.

Я сидела, нахмурившись, и пила кофе.

— Это странно, Сэра, но его имя мне кажется знакомым. Я думаю, может быть, я его встречала?

Она энергично замотала головой.

— Нет, ты не могла его встречать. Я его спрашивала. Он очень известный журналист и часто выступает по телевидению, поэтому, вероятно, ты и знаешь его имя.

— Журналист в какой области? — спросила я, все еще встревоженная.

— В основном политика.

— Когда он придет?

— Я сказала в восемь, но могу назначить и на более поздний час, если ты предпочитаешь, Мэл. Я сказала, что позвоню, чтобы уточнить время.

— Восемь часов нормально. А теперь об обеде. Мы можем взять одну из Нориных запеканок домой, и лоток ее куриного бульона с овощами. Можно сделать зеленый салат, есть сыр бри и фрукты. Как тебе это нравится?

— Замечательно, Мэл. Единственная вещь, которую ты забыла, это каравай домашнего Нориного хлеба.

Я должна признаться, что мне понравился Ричард Марксон в тот же момент, когда он вошел в дом.

Он был высокий, хорошо сложенный мужчина с темными карими глазами, темными волнистыми волосами и приятным лицом.

Почти немедленно он наполнил весь дом своим присутствием. Было ясно, что он свободно и одинаково естественно держится в любом обществе, у него были спокойные, уверенные манеры, и его сдержанность понравилась мне.

— Это Ричард Марксон, Мэл, — сказала Сэра, приведя его в кухню, где я наполняла ведерко для шампанского льдом. — Ричард, познакомься с моей самой лучшей подругой Мэллори Кесуик.

— Спасибо за то, что так внезапно меня пригласили, — сказал он, когда мы пожимали друг другу руки. — Очень приятно познакомиться с вами, миссис Кесуик.

— Пожалуйста, зовите меня Мэл; и я рада с вами познакомиться; добро пожаловать в мой дом.

Он улыбнулся, оглядевшись вокруг.

— Похоже, это очень приятное место, и надо сказать, я очень неравнодушен к старым зданиям в колониальном стиле, в них заключено такое же очарование, как в старых коннектикутских фермах.

— Да, в самом деле. Чего бы вы хотели выпить, мистер Марксон?

— Бокал белого вина, благодарю вас, и надеюсь, что вы начнете называть меня Ричардом.

Я кивнула и принесла ведерко со льдом на комод, который обычно служил баром.

— А как ты, Сэш? Ты что будешь пить?

— Я? Ох, я не знаю, Мэл. Белое вино, я думаю. У тебя есть бутылка в морозилке?

— Да, — ответила я ей через плечо и достала три бокала для вина.

— Давайте я, — сказал Ричард Сэре, увидев, как она борется с пробкой и штопором, и через секунду он подал мне бутылку вина. — Вот, Мэл.

— Благодарю, — я наполнила бокалы. — Пойдемте в маленький кабинет. Там уютно. Некоторое время тому назад Сэра развела огонь, потому что к вечеру уже становится холодно.

Когда мы все уселись перед искрящимся огнем, Ричард поднял бокал и предложил тост за нас обеих.

— Будьте здоровы, — сказали мы с Сэрой одновременно, а потом снова замолчали.

Первым заговорил Ричард. Позже я поняла, что он умел преодолеть неловкость, заставить людей чувствовать себя непринужденно. Вероятно, именно этим он был обязан своим большим журналистским успехам.

Глядя на меня, он произнес:

— Какого фантастического успеха добились вы в «Индейских лужайках». Это замечательно и для всех нас, никто теперь не понимает, как мы могли раньше без этого обходиться.

— О, значит вы бываете в наших магазинах? — Сэра подняла брови.

— Конечно. В прошлом году я купил здесь все рождественские подарки и собираюсь сделать то же самое и в этом году. Я очень часто захожу и разглядываю товары.

— Удивительно, мы вас никогда не видели, — пробормотала Сэра.

Я сказала:

— Приятно встретить удовлетворенного покупателя. Ведь вы довольны, не правда ли?

— И очень даже, — улыбаясь заверил меня Ричард. Он сделал глоток вина, затем продолжал: — И мне нравится Нора и ее стряпня. Сказать по правде, я не знаю, что бы я делал без нее. Большую часть еды я покупаю в кафе и беру домой — ее супы, салаты и вкуснейшую запеканку.

Мы с Сэрой обменялись встревоженными взглядами, и прежде чем я смогла слово произнести, она воскликнула:

— Очень хорошо, что она вам нравится, потому что именно это у нас сегодня на обед. Норин куриный суп и запеканка.

— О, это великолепно. Великолепно. Как я уже сказал, я ее самый большой поклонник.

— Я могла бы приготовить что-нибудь еще, спагетти «примавера», если хотите! — быстро предложила я, испытывая некоторое замешательство.

— Нет, что за ерунда. Запеканка — это замечательно.

— Готова спорить, что вы ели ее вчера вечером? — Сэра придала фразе вопросительную окраску.

— Нет! Не ел! — запротестовал Ричард и внезапно замолчал. Его губы расплылись, и он начал хохотать. Взглянув на меня, он пожал плечами. — Но, честное слово, я с удовольствием буду есть ее снова.

Он выглядел так комично, что я рассмеялась вместе с ним. Между взрывами смеха я сказала Сэре:

— Нам придется снова начать стряпать дома. У нас нет выбора.

— Ты права, Мэлли. — Она посмотрела на меня долгим взглядом.

Ричард начал меня расспрашивать об «Индейских лужайках», как мне пришло в голову начать этот бизнес с магазинами, и я стала ему рассказывать.

Он упомянул дневник Летиции и признался, что нашел его очень интересным.

Сэра слушала, как мы разговаривали, иногда тоже принимала участие, иногда выходила и Приносила бутылку вина из кухни и наполняла наши бокалы.

В какой-то момент она вернулась из кухни и сказала:

— Я поставила запеканку разогреваться в духовку. — Сэра состроила забавную гримаску. Мы все рассмеялись.

Позже, когда я сама вышла на кухню, чтобы посмотреть, как разогревается обед, Сэра последовала за мной.

— Я могу это сделать, действительно могу, — сказала я. — Иди и составь Ричарду компанию.

— Он не скучает. Он рассматривает книги на полках. Послушай, я хочу тебе что-то сказать.

Ее голос звучал очень странно, я повернулась, чтобы посмотреть на нее.

— Что такое?

— Очень приятно слышать, что ты снова смеешься, Мэл. Я не слышала твоего смеха годами. Это все, что я хотела сказать.

Я стояла и смотрела на нее любящим взглядом, понимая, что она говорит правду.

Получилось так, что смех был лейтмотивом того вечера.

Ричард Марксон обладал хорошим чувством юмора, так же как и Сэра, и их пикировка была стремительной и бурной. В какой-то момент они были такими забавными, что заставили меня смеяться до слез, и мне пришлось даже подождать с подачей запеканки из опасения уронить ее.

Я присела на секунду за стол, стараясь успокоиться, и посмотрела на них обоих, подумав, какими они кажутся подходящими друг другу. Меня поразило, что он был самым приятным человеком, которого Сэра когда-нибудь привода в наш дом, и было явно заметно, что она ему нравится. А почему бы и нет? Моя Сэш прекрасная и обаятельная, иногда просто неотразимая, например, сегодня. Она был неподражаема.

Поднявшись, я снова пошла к духовке и принесла запеканку.

Сэра предложила:

— Почему бы не поставить блюдо в середину стола, Мэл? Мы можем сами себе положить куски.

— Хорошая идея, — согласился Ричард.

Я сделала, как предложила Сэра, и села за стол.

Выпив глоток вина, я наблюдала, как Ричард положил себе на тарелку кусок запеканки с блюда. Как ужасно, что у нас с Сэрой на большее не хватило фантазии. Но откуда мы могли знать, что он постоянный клиент отдела «Блюда на вынос»? Я склонилась над своей тарелкой, и немного позже, когда взглянула краем глаза на него, заметила, что он ел запеканку с удовольствием.

Уже когда мы приступили к сыру и зеленому салату, Сэра снова обрушила на него огонь своего остроумия. Откинувшись на стуле, она спросила внезапно:

— Как давно вы стали проводить уик-энды в этих местах, Ричард?

— Почти год назад.

— Ваш «кейп-код» выглядит снаружи очаровательно. Он вам принадлежит?

Он отрицательно качнул головой.

— Нет, это аренда. Кэти Саунд нашла его для меня и…

— Кэти тоже была нашим брокером при покупке «Индейских лужаек», — вмешалась я. — Она поразительная женщина, не правда ли?

Он улыбнулся.

— Да, и я начал говорить, что она искала мне дом, который я хотел купить, но все оказались для меня слишком большие.

— О, значит вы живете здесь один? — Сэра взглянула на него вопросительно.

— Я одиночка, — сказал он. — И естественно, не хочу большой дом, чтобы блуждать в нем одному.

— Это понятно, — пробормотала Сэра. — Я бы чувствовала то же самое. Но, конечно, я приезжаю сюда каждый уик-энд, чтобы пожить здесь с Мэл. — Она помолчала, а потом добавила: — Я никогда не была замужем, а вы были женаты?

— Нет, не был, — сказал он. — В качестве журналиста я путешествую по всему свету, до последнего времени был заграничным корреспондентом, и, я полагаю, слишком поглощен своей работой, чтобы думать о том, чтобы остепениться. Я вернулся в Штаты три года тому назад и стал работать в «Ньюсуик». — Он сжал губы и пожал плечами. — Я решил, что довольно мотаться по заграницам. Меня потянуло домой, в старый маленький Нью-Йорк.

— Вы родом из Нью-Йорка? — спросила я.

— Родился и учился в нем. Вы тоже, не так ли, Мэл? А вы, Сэра?

— Да, — ответила я. — Мы обе.

— Мы дружим с младенческого возраста, — засмеялась Сэра. — На самом деле, можно сказать, что мы неразлучны с детской коляски. Кстати, что вас занесло сюда, в этот лесной край?

— Перед тем как поступить в Йель, я учился в Кент-Скул и всегда любил эти места. По моему мнению, северо-западные холмистые окраины Коннектикута — это Господня земля.

41

Коннектикут, январь 1993

В тот вечер, когда я встретила Ричарда, я была уверена, что он интересуется Сэрой, а не мной. Но не прошло и нескольких недель с начала нашего знакомства, как он абсолютно дал мне понять, что его привлекаю я. Он сказал, что ему нравится Сэра как личность, что он находит ее восхитительной, но и только.

Я была так поражена, что неуверенно проговорила, что она будет расстроена и обижена этим. Ричард убедил меня в обратном: он заметил, что она также не испытывает к нему особого интереса.

Это тоже меня несказанно удивило; в конце концов, она моя самая старая и лучшая подруга. Я очень близко ее знала, так же хорошо, как себя самое. Я была совершенно уверена, что он плохо понял ее.

Но он был прав.

Когда я спросила Сэру о Ричарде, она подтвердила, что он не в ее вкусе.

— Славный мужчина, слишком славный, Мэл, — так она сказала. — У меня ужасное подозрение, что я всегда влюбляюсь в таких подонков, как Тони Престон.

Придя в себя от удивления, я обнаружила, что согласна продолжать с ним видеться. Но я действовала очень осторожно. Я понимала, что еще нескоро смогу впустить его в свою жизнь. Вот уже четыре года я была одна и не видела причин что-нибудь менять.

Но, как сказала Сэра, Ричард был славным мужчиной, добрым, пылким и внимательным, и он меня веселил. Его характерный суховатый юмор постоянно вызывал у меня улыбку, и я обнаружила, что живу в ожидании его визитов в пятницу, субботу, а иногда и в воскресенье, когда он приезжал на уик-энд. И тем не менее, мне приходилось себя сдерживать.

Конечно, я знала, что он понимает это. Он был слишком проницательным, чтобы не понять, что я боюсь завязывать более близкие отношения, и по многим причинам.

Он знал обо мне все — и то, что случилось с моей семьей. Он никогда не говорил об этом прямо, только исподволь. Но он был газетчик, и очень хороший, и в декабре 1988 года жил в Лондоне. Известие об убийстве моего мужа и детей было и там напечатано во всех газетах, так же как и здесь.

Одно его качество мне нравилось больше всего: способность сопереживать. Субботним вечером в январе, когда мы были знакомы уже три месяца, я застала его на застекленной террасе рассматривающим фотографию Джейми и Лиссы.

Он держал ее двумя руками и пристально изучал; его взгляд был настолько нежен, что я была тронута.

Я застала его врасплох, и он выглядел удивленным и обескураженным, когда заметил меня. Он быстро поставил фотографию обратно на стол, все еще чувствуя себя неуютно, и слегка застенчиво мне улыбнулся. Казалось, он что-то хотел сказать, но промолчал.

— Говори. — Я подошла к нему. — Все в порядке, в самом деле. Скажи, что ты думаешь, Ричард.

— Какие красивые они были…

— Да, красивые. Я называла их маленькими боттичеллиевскими ангелочками, и они такими и были. Они были прелестными, озорными, конечно, временами, но очень умными и забавными… просто замечательными. Они были замечательные, Ричард.

Он протянул руку и нежно положил ее на мою ладонь.

— Должно быть, тебе это тяжело, вызывает глубокую печаль… я уверен, до сих пор.

— Временами невыносимо, и я думаю, так будет всегда. Но я научилась как-то продолжать жить.

В его глазах мелькнуло беспокойство и он произнес:

— Послушай, Мэл, я сожалею, что ты застала меня, когда я разглядывал их фотографию. Я ни в коем случае не хотел причинить тебе боль и заставить тебя говорить о них.

— Ох, но это не причиняет мне боли, — сказала я быстро. — Я люблю о них говорить. На самом деле большинство людей думает, как ты, и избегает упоминать Джейми и Лиссу. Но я хочу вспоминать о них, потому что, делая это, я сохраняю их живыми. Эти дети были рождены, они существовали на этой планете шесть лет. И они были такими радостными маленькими существами, дали мне столько любви и удовольствия, что я хочу продолжать их вспоминать, делиться своими воспоминаниями с родными и друзьями. Я знаю, что всегда буду их вспоминать.

— Я понимаю и рад, что ты высказала мне это, Мэл, что ты делишься этими воспоминаниями. Для меня это важно. Я хочу узнать тебя лучше.

— Мне была нанесена тяжелая душевная травма, — прошептала я и села на диван.

Он сел на стул напротив меня.

— Ты очень храбрая.

— Я очень хрупкая. Некоторые мои части очень изношены, Ричард.

— Я это знаю, Мэл. Я буду осторожен… Буду обращаться с осторожностью, я обещаю тебе.

Мне казалось, что после этого разговора мы стали слегка ближе, но не слишком, потому что я бы этого не допустила. Глубоко внутри я боялась вступать с ним в отношения на эмоциональном уровне, если только я на такое была способна. Но я в этом не была уверена.

Но по мере того, как проходили недели и мы продолжали видеться, когда он приезжал на уик-энды, наши отношения развивались, и мы обнаруживали все больше общего — того, что нас связывало.

Он видел могилу под старым кленом недалеко от моей мастерской, хотя я ему ее не показывала. Может быть, Сэра показала. В любом случае, однажды апрельским днем он принес мне кучу фиалок и попросил положить их на могилу.

— Эндрю и детям, — сказал он.

Это был еще один жест внимания с его стороны, и он сильно меня растрогал.

После этого я начала понемногу расслабляться, доверять ему еще больше, по крайней мере, до некоторого предела. Но возведенную мной стену было трудно преодолеть, а еще труднее разрушить. По мере того, как я чувствовала, что он все больше привлекает меня физически, я обнаружила, что я все еще неспособна открыть ему мое сердце.

Именно Сэра указала мне на то, до какой степени Ричард мною увлечен, но я отнеслась к этому со смехом.

— Мы нравимся друг другу, находим друг друга привлекательными во многих отношениях, мы рады побыть вместе. Но это и все, Сэра. Мы просто хорошие друзья.

Она бросила на меня скептический взгляд и переменила тему, втянув меня в обсуждение каталога и некоторых новых товаров, которые мы в него включали.

Намного позже, тем особым апрельским вечером, когда я уже готовилась лечь в постель, я снова думала о ее словах. И я была убеждена, что она не права, что она преувеличивает. Она так сильно меня любила и хотела, чтобы я была счастлива, а по ее мнению Ричард Марксон частично решил эту проблему. Но она заблуждалась на этот счет. Он был милый мужчина, и я первая готова была это признать, но я знала, что никогда не станет он мне дорог так, как он этого заслуживал. Это просто было невозможно.

В мае Ричард пришел меня навестить утром в день моего тридцативосьмилетия, и я была очень удивлена, увидев его. В этом году мой день рождения выпал на вторник, и я готова была увидеть кого угодно, но не его, спокойно приближавшегося в восемь часов утра к кованой скамейке под яблоней, на которой я сидела.

— Почему ты не в Нью-Йорке? Не на работе? — воскликнула я, когда он подошел и сел рядом со мной.

— Потому что я взял недельный отпуск, чтобы поработать над книгой.

— Ты собираешься написать Великий Американский Роман?

— Нет, это не художественная книга. — Он улыбнулся мне, — Во всяком случае, Мэл, это тебе. С днем рождения. — Он наклонился ближе ко мне и поцеловал меня. — Я надеюсь, тебе это понравится.

— Я уверена, что да. — Я смотрела на него и улыбалась, распаковывая подарок. — Ох, Ричард, как мило с твоей стороны подумать об этом. Я тебе так благодарна. — Я сидела, глядя на темно-красную кожаную обложку «Избранных поэм» Руперта Брука. Открыв ее, я заглянула внутрь, медленно перевернула страницы. — Что за прекрасное издание. Где ты сумел его разыскать?

— В букинистическом магазине в Нью-Йорке. Это очень старая книга, как ты можешь заметить. Дай мне ее, пожалуйста, на мгновенье, Мэл.

— Конечно, — я протянула ее ему.

Он перелистал книгу, нашел нужную ему страницу и сказал:

— Это одно из моих любимых, Мэл. Можно я прочту тебе несколько строк?

— Да, пожалуйста.

Ричард начал читать стихи, потом остановился и некоторое время не произносил ни слова.

Я сказала тихо:

— Как замечательно…

— Мэл… — Ричард дотронулся до моей щеки и улыбнулся своей застенчивой улыбкой.

Некоторое время я молчала; просто тихо сидела, а затем сказала:

— Спасибо, Ричард, не только за подарок ко дню рождения, но за то, что ты его делишь со мной.

— Можно я поведу тебя сегодня поужинать? — спросил он, откинувшись на спинку скамьи. — Мы могли бы поехать в Уэст-Стрит-Грилль в Литчфилде.

— Спасибо, я была бы рада.

— Тогда увидимся позже, — ответил он с явным удовольствием. — Я заеду за тобой около семи, — добавил он, вскочил и быстро удалился.

Позже на той неделе, в пятницу утром, прибыли ящики книг из типографии, и я тут же позвонила Ричарду.

— Только что прибыл том дневников Летиции Кесуик. Сотни экземпляров, — сообщила я ему. — А поскольку ты ее поклонник, я хочу, чтобы ты одним из первых получил экземпляр.

— Спасибо, Мэл, это колоссально, — сказал он. — Когда мне лучше прийти за ней?

— Хоть сейчас, если хочешь. Я угощу тебя чашкой кофе.

— Увидимся через полчаса, — ответил он и повесил трубку.

Когда он пришел, я повела его на застекленную террасу.

— Здесь тебя ждет кофе и книга. Надеюсь, тебе понравится. Я думаю, они хорошо поработали, но меня интересует твое мнение.

Ричарду понадобилось всего несколько минут, чтобы внимательно просмотреть дневник от корки до корки и сказать мне, что я на пороге еще одного успеха.

— Макет книги сделан замечательно, и пара страниц, которые я прочитал, просто захватывают. Я надеюсь, что и остальная часть дневника в том же духе.

— В большой степени. Это такая чудесная летопись повседневной жизни в Англии в семнадцатом веке. Они были такие же, как мы, у них были те же надежды и мечты, несчастья и волнения.

— Люди не слишком-то изменились за столетия, — заметил он, кладя книгу на стол. — И ты, без сомнения, натолкнулась еще на что-нибудь особенное, когда нашла эти дневники.

— Есть еще две книги, — призналась я.

— Дневники? — Он удивленно взглянул на меня, — Ты хочешь сказать, что у тебя есть еще эти сокровища?

Я покачала головой.

— Нет, больше нет, к несчастью, потому что дневники — это лучшее, что она написала. Но у меня есть садовая книга и кулинарная книга, написанные ею, и я планирую их опубликовать вслед за этой.

— Я полагаю, «Килгрэм-Чейз Пресс» будет долго еще занят, — сказал Ричард, улыбаясь мне.

Я пожала плечами.

— Надеюсь.

Выпив кофе, Ричард спросил:

— Что за садовая книга?

— Интересная, потому что содержит подробные планы садов в Килрэм-Чейзе, а также список растений, цветов и деревьев. Но я не думаю, что она будет так же привлекательна, как эта.

— А может, и будет. В наше время интерес к садам у публики возрос, Мэл. Вспомни об успехе книги Рассела Пейджа о садах, а также Гертруду Джекилл и ее писания.

— Может быть, ты и прав.

— В ней много иллюстраций?

— Да, скоро я начну их копировать.

Он засмеялся.

— «Садовая книга Летиции Кесуик» может оказаться таким же хитом, как и ее первая книга дневников. А эта… — Он постучал по ней и продолжил: — Я бы хотел показать ее редактору отдела книг нашего журнала, ты не возражаешь?

— Нет, это замечательно. Перед уходом я подарю тебе еще один экземпляр, — сказала я.

Мы сидели, пили кофе и разговаривали несколько минут, в основном о «Килгрэм-Чейз Пресс» и о книгах вообще. Я и сама себе удивилась, когда произнесла:

— Однажды я сама написала книгу, Ричард.

На его лице отразился живой интерес.

— Она была опубликована? — спросил он.

Я покачала головой.

— Это в некотором роде особенная книга.

— Она у тебя здесь, Мэл?

— Да. Ты хотел бы на нее взглянуть?

— Хотел бы. Надо признаться, я очень заинтригован.

Я кивнула и заспешила с террасы.

Вернулась я через несколько минут.

— На самом деле это две книги, — сказала я. — Я написала и иллюстрировала их для Джейми и Лиссы. Я собиралась положить их в чулки для них на Рождество, но к тому времени они уже умерли.

— Ох, Мэл, — сказал он, и в его темных глазах отразилась боль.

— Одна называется «Друзья, живущие в стене», а другая «Чаепитие друзей, живущих в стене». Ну, посмотри. — Я протянула ему обе книги.

Ричард долго рассматривал книги. Когда он отложил вторую книгу, у него было странное выражение лица.

— Что такое? В чем дело? — спросила я, пристально глядя на него.

Он покачал головой.

— Ни в чем. Но, Мэл, эти книги необыкновенные, просто прекрасные. Они замечательны — так впечатляют; а твои рисунки просто великолепны. Ты, конечно, собираешься их издать?

— Ох, нет, я не смогла бы! Я никогда не смогла бы это сделать! Они написаны для моих детей. Они… они для меня в некотором роде священны. Книги предназначались Джейми и Лиссе, и я хотела, чтобы они такими и остались.

— Ох, Мэл, ты не права. Это же маленькие… шедевры. Маленькие дети полюбят их, и подумай о радости и удовольствии, которые они получат.

— Нет! Я не могу, я не буду их публиковать, Ричард. Как ты не понимаешь? — повторяла я, глядя на него. — Они священны.

— Жаль, что ты так это понимаешь, — сказал он тихо.

— Может быть, когда-нибудь, — прошептала я, внезапно желая его смягчить.

— Я надеюсь. — Он улыбнулся.

Я взяла книги с кофейного столика и прижала к себе.

— Я пойду отнесу их, буду через минуту.

Я поспешила наверх, положила книги в ящик и заперла комод. Я удивилась: почему я показала их Ричарду Марксону? Только Эндрю и Сэра видели их. Я хранила их долгие четыре года спрятанными. Я даже не вынимала их, чтобы показать Диане или маме.

Почему я показала ему что-то настолько личное, настолько тайное, настолько для меня значительное? Я спрашивала себя об этом, когда спускалась вниз на террасу. Я не могла ответить на этот вопрос, и это меня весьма обескуражило.

42

Коннектикут, август 1993

Отправляясь в Боснию, Ричард сказал, что едет на десять дней.

Но на самом деле он отсутствовал почти месяц. Он очень аккуратно мне звонил, и в какой-то степени я была ему благодарна, что регулярно получала от него известия и знала, что у него все в порядке. Но в то же время я чувствовала, что постепенно попадаю в опасное положение.

Всегда, когда он звонил мне из Сараева, я смущалась, становилась почти косноязычной, была уверена, что он ждет от меня ответа на свое предложение, которое он мне сделал перед отъездом.

А я не могла ему дать этот ответ.

Я все еще не могла разобраться в своих чувствах к нему. На самом деле он мне нравился, я была к нему неравнодушна. В конце концов, он был хорошим человеком, и за те десять месяцев, пока я была с ним знакома, я убедилась, что он хороший друг. К тому же мы были совместимы, у нас были общие интересы, и нам нравилось проводить время вместе. Однако, по моему убеждению, этого было недостаточно для брака, или хотя бы для пробного брака, который он мне предложил.

Я боялась — боялась обязательств, привязанности, ежедневной связи, близости. А больше всего я боялась любви. Что будет, если я полюблю Ричарда, а потом он меня бросит? Или умрет? Или будет убит на своем журналистском посту? Что тогда будет со мной? Я не смогла бы вынести еще одной потери.

А если, как он того хочет, я бы вышла за него замуж, не любя его, возможно, нет, наверняка у нас появились бы дети. Как я могла бы иметь других детей? Лисса и Джейми были такими… совершенными.

Вот такие мысли роились у меня в голове в то утро, когда я шла по направлению к холмам и несла кружку черного кофе. Я подняла глаза и, как обычно, посмотрела на небо.

Было облачное утро, все было затянуто тучами, и дождь над холмами угрожал пролиться в любой момент. Однако цвет неба был очень необычным — оно было бледным, как будто вылинявшим, почти белым. Не было слышно раскатов грома; но, несмотря на это, воздух был тяжелым и густым, и я чувствовала, что сейчас погода должна измениться. Во всяком случае, дождь был нам необходим.

Усевшись под старой яблоней, я пила кофе и рассеянно рассматривала все кругом. Ненадолго мой взгляд задержался на группе красных амбаров, ставших теперь моими маленькими магазинами, и я почувствовала, как во мне слегка зашевелилась гордость, — ведь они имели огромный успех. Затем я перевела взгляд на длинную лужайку, немного ее поизучала, а затем стала смотреть на пруд. У края его сгрудились кряквы и канадские гуси; а на дальнем берегу гордо стояла на длинных ногах самая изящная птица — голубая цапля. Мое сердце забилось прерывисто. Эта картина меня очень порадовала.

Я улыбнулась сама себе. Все длинное лето мы ждали, когда нас посетит голубая цапля. Ее все не было, но вот сегодня утром она появилась и выглядела так, как будто никуда отсюда и не улетала.

Закончив пить кофе, я откинулась назад, закрыла глаза и погрузилась в свои мысли. Не прошло и нескольких минут, как я уже знала, что мне надо сделать, что я должна ответить Ричарду.

Нет.

Я должна сказать ему «нет» и расстаться с ним.

Кроме того, зачем ему женщина, которая больше не может полюбить? Женщина, влюбленная в своего покойного мужа?

«Жизнь для живых», — услышала я голос Дианы, говорящей эти слова.

Я не стала обращать внимание на голос, но сама мысль меня захватила. Я прогоню Ричарда Марксона, как и намеревалась это сделать.

Но, может быть, он уже и сам ушел от меня. Вот уже неделю я не имела от него никаких известий. В действительности, он перестал мне звонить регулярно сразу после того, как покинул Боснию.

Он оставался в этой измученной войной стране десять дней, как и намеревался. А затем он переехал в Париж. Это был его любимый город — он сказал мне об этом, когда позвонил. Он когда-то там работал корреспондентом «Нью-Йорк Таймс» и с любовью вспоминал каждую минуту своего четырехлетнего пребывания во Франции. Четыре года — это большой срок. Без сомнения, у него там много друзей.

Может быть, Босния и Париж излечили его от меня.

Может быть, мне не придется его прогонять, в конце концов.

Это было бы большим облегчением, если бы мне не пришлось говорить «нет» ему в лицо, если он никогда не вернется и будет оставаться вдалеке или если даст нашим отношениям прекратиться самим по себе.

Может быть, у него вспыхнул какой-нибудь старый роман. Это тоже было бы облегчением. Не так ли?

— Привет, Мэл.

Я выпрямилась, настолько испуганная, что уронила пустую кружку из-под кофе, которую держала в руке. Она упала в траву и исчезла, скатившись по склону холма.

Я молча смотрела на него.

— Прости, что я так тебя напугал, — сказал Ричард, стоя надо мной.

— Я даже подскочила от страха! — воскликнула я. Глубоко вздохнув, я спросила: — И откуда же ты появился?

— Из своей машины. Я оставил ее у дома.

— Нет, я имею в виду, когда ты вернулся из Парижа?

— Вчера ночью. Я приехал сюда прямо из аэропорта Кеннеди. Собирался тебе позвонить, но было очень поздно. Так что я решил приехать и увидеть тебя лично утром. — Он помолчал, посмотрел на меня пристально. — Как ты, Мэл?

— У меня все в порядке, — ответила я. — А ты?

— Замечательно, — сказал он. — Но я бы хотел выпить кофе. Пойдем в кафе.

Я позвенела связкой ключей перед его носом.

— Еще не открыто. Только восемь тридцать. Я как раз иду открывать двери.

— Ох, Господи, у меня парижское время… для меня уже середина дня.

— Пошли, — сказала я. — Проводи меня до магазинов. Я открою их, а потом мы вернемся вместе в дом за чашкой кофе.

— Годится. — Он протянул мне руку.

Я приняла ее и вскочила на ноги.

Мы спускались с холма в молчании. Когда мы подошли к подножию холма, я открыла кафе, бутик «Индейские лужайки», галерею «Килгрэм-Чейз» и спрятала ключи в карман.

— Вот и все, — сказала я. — Пошли на кухню. Я приготовлю тебе какой-нибудь завтрак, если хочешь. Как ты отнесешься к яичнице и английским сладким пончикам?

— Замечательно!

Я улыбнулась ему, и мы направились к дому.

— Мэл…

Я остановилась и обернулась к нему. Ричард все еще стоял у двери галереи.

— В чем дело? — спросила я.

Покачав головой, он поспешил ко мне.

— Ничего особенного. Я просто думаю… — Он замолчал. — У тебя есть для меня ответ, Мэл?

Вначале я ничего не сказала, не желая его обижать. Затем медленно и тихо пробормотала:

— Нет, Ричард, нет ответа.

Он стоял и глядел на меня.

— Это неправда. Есть ответ, — исправилась я. — Я не могу выйти за тебя замуж, Ричард. Я не могу. Мне очень жаль.

— И ты не хочешь жить со мной? Попытаться?

Я покачала головой, кусая губы. Он выглядел таким убитым, что я с трудом могла выносить это.

— Ты знаешь, Мэл, я полюбил тебя сразу, как только увидел. И я не имею в виду вечер десять месяцев тому назад, когда я пришел обедать в тот день, когда помог Сэре сменить колесо. Я имею в виду, когда я впервые тебя увидел, приехав в «Индейские лужайки». Ты об этом не знала: мы не встречались. Я просто был сражен тобой. Я хотел, чтобы меня представили тебе, но один мой друг из Шерона сказал, что ты… недосягаема.

— Что? — Я удивленно подняла брови.

— И когда, наконец, я познакомился с тобой, был вместе с тобой все эти месяцы, я понял, что это самое лучшее, что произошло в моей жизни. Я люблю тебя, Мэл.

Я стояла и смотрела на него. И молчала.

— Я тебе совершенно безразличен? — спросил он тихо.

— Конечно, ты мне не безразличен, Ричард, и я беспокоилась о тебе, когда ты был в Боснии. Я беспокоилась из-за шальных пуль, и воздушных налетов, и бомб, и боялась, что тебя убьют.

— Тогда почему ты не хочешь попробовать?

— Я… просто… не могу. Прости меня. — Я отвернулась. — Пойдем в дом и выпьем кофе, — невнятно произнесла я.

Он не ответил. Он шел рядом со мной, не говоря ни слова.

Мы медленно поднялись на вершину холма.

Я следила за ним краем глаза и видела четкую линию его сжатых челюстей, жилки, бьющиеся у него на виске, и какой-то барьер внутри меня разрушился. Пропало мое сопротивление Ричарду. Мое сердце устремилось к нему при виде его горя. Я почувствовала его боль так же остро, как будто она была моя. И я поняла, что я действительно к нему неравнодушна. Мне его не хватало. Я скучала по нему. Я была рада, что он здесь, цел и невредим. Да, я беспокоилась о нем.

— Эндрю не хотел бы, чтобы я оставалась одна, — пробормотала я, подумав вслух.

Ричард ничего не ответил.

Мы вошли в дом. Я снова заговорила:

— Эндрю не хотел бы, чтобы я была одна, правда ведь?

— Не думаю, чтобы он этого хотел, — сказал Ричард.

Я глубоко вздохнула.

— Я не уверена насчет замужества, пока еще нет. Меня оно пугает. Но, знаешь… может быть, мы попытаемся жить вместе? — Я взяла его за руки. — Здесь, в «Индейских лужайках».

Он застыл на месте. Я тоже. Обняв меня за плечи, он повернул меня лицом к себе.

— Мэл, ты действительно это решила?

— Да, — сказала я таким тихим голосом, что его почти не было слышно. — Да. Но ты должен быть со мной терпеливым, дай мне время.

— Я дам тебе все время на свете, которым располагаю!

Он наклонился ко мне, крепко поцеловал в губы. И тогда он сказал:

— Я знаю, ты очень хрупкая, в тебе можно что-нибудь разбить. Я обещаю быть осторожным.

Я кивнула.

— И еще… — начал он, но замолчал.

— Что?

— Я понимаю, что ты пережила ужасную утрату, но со мной у тебя все впереди…

— Я знаю это, — сказала я и, вспомнив Дианины слова, добавила: — Моя жизнь. У меня хватит смелости смотреть в будущее.

— Ты самая храбрая женщина, которую я знаю, Мэл.

Мы продолжали подниматься по склону холма, прошли мимо яблони и кованой скамьи, направляясь к парадной двери. Ричард обнял меня за плечи, когда мы шли по обширной зеленой лужайке.

Я подняла голову и посмотрела на него.

Он ответил мне таким же спокойным взглядом и улыбнулся.

Когда мы вместе вошли в дом, он притянул меня к себе, крепко взяв за плечи.

Впервые после смерти Эндрю я почувствовала себя в безопасности. И я знала, что все будет хорошо.