Вселенная полна потерянных кораблей

— 7 —

Отрывистый стук повторился, и командор Бослор уже не сомневается, что кроме него в помещении есть кто-то ещё. Отсеки посадочного модуля герметичны и почти звуконепроницаемы, а стук отчётлив, очевидно, источник находится где-то рядом, внутри стальной капсулы.

Иначе и быть не может, но командора сей факт не особо занимает. Каждый из экипажа находится при своих чувствах — у кого-то шок, у другого восторг — неизменно одно: впечатление сильное, и командора не раздражает, если кто-то из обитателей модуля в порыве или смятении решился нарушить его уединение.

Вовсе не против, а может быть, даже за — за то, чтобы перемолвиться парой словечек с соратником по контактной группе. Поэтому командор некоторое время выжидает появления незваного гостя.

А когда надоело, Бослор встал и не спеша двинулся по длинному и сравнительно вместительному для модуля помещению, которое ковчеговцы оборудовали как демонстрационный зал. В отсек собрали имеющееся на борту культурное наследие давно покинутой родины — наиболее яркие и характерные человеческой цивилизации материальные ценности. Экспозиция из предметов науки и искусства — вроде визитной карточки, с неё ковчеговцы и хотели бы начать знакомство с жителями Новой Земли.

Но одна из туземок дожидаться не стала, а решила посетить выставку в частном порядке, без приглашения.

— Кхм… — тактично произнёс командор и замолчал, рассчитывая на реакцию ночной гостьи.

Нет, со всеми жителями «Белого лебедя» он, разумеется, лично не знаком. Даже из той сотни, что осмелилась спуститься на планету, в лицо знает едва ли половину.

Однако Бослор легко отличит местного от своего — сразу видно, невооружённым глазом. Повадки, движения, осанка — всё в ней выдаёт коренную ново-землянку, даже со спины.

Ощутив себя обнаруженной, девушка в белом платье замерла на четверть минуты. Её одеяние не совсем свойственно местной моде — хоть широкое и пышное книзу, но очень уж приталено — и шуршит, когда она оборачивается. Делает это медленно, осторожно, с пришибленным видом.

— Здравствуйте, — тихо говорит она, и её извиняющееся лицо сразу нравится командору.

Разумеется, не тем, что извиняется, а вообще — девушка Бослору очень симпатична. С первого взгляда, как это иногда бывает.

— Извините, — сказала она, а командор не может отвести глаз от роскошного каскада волнистых волос, что отливают в полутьме серебром и золотом.

— Хм… Как вы сюда попали? — спросил командор, совсем без претензии, скорее просто для проформы, а самого пленил виноватый взор голубых глаз.

— Конечно, нехорошо с моей стороны… — оправдывается девушка, пряча лучезарные глаза, но разве можно утаить порывистую и столь естественную красоту? — Простите, что пробралась тайком… — говорит она, а взгляд так и мечется. — Но ведь по-другому мне не разрешили бы, а я так этого хотела… — Девушка набралась смелости и в упор поглядела на командора, их глаза встретились, и Бослору не оставалось ничего другого как согласно кивнуть. — Не знаю, как у вас, но с нашей стороны очень сильно охраняют. Как мне удалось прокрасться — ума не приложу.

— Как вас зовут? — ещё один стандартный вопрос Бослора, сражённого наповал голубоглазой загадкой.

— Мирель, — ответила та, едва слышно, будто боялась нарушить нежность ночной тишины. — А вы — командор Бослор, — вдруг оживилась гостья и вновь заглянула ему в глаза. — О вас мне, конечно, почти ничего не известно, но я читала о вашей экспедиции! Тысячу раз! И мечтать не могла, что встречу человека с «Белого лебедя»!

— Хм… — непривычно смутился командор. — Спасибо… — зачем-то прибавил он.

— Потерянное звено… — заворожено шепчет Мирель слова древнего, ныне мёртвого языка, который выучила ещё в детстве. — Вот вы какие… — Не отдавая себе отчёта, будто слепая на голос, девушка тянется к командору, но вовремя одёргивается, и рука застывает на полпути.

Мирель смотрит непонимающе, словно движение получилось не по своей воле. Потом оцепенение рассыпалось, Мирель озорно хихикнула и спрятала руку за спиной.

— Потерянное звено… — озадаченно повторил командор, нахмурился: — Почему — потерянное?

Мирель задумалась. Между ними легла тень непонимания. Разность во времени: как человеку из дремучего прошлого объяснить изменения, которые он пропустил? Рассказать об устройстве современного, необратимо непостижимого для него мира?

Но Мирель сама из тех, кому по рождению не дано познать глубину окружающей многогранности. Она и сама не от мира сего, и от этого ей чуть проще.

— Потому что… — говорит девушка, но не знает, откуда начать. — Потому что… — Взгляд блуждает где-то понизу, выискивая то главное, что расставит всё по местам. — Лет через двести после старта «Лебедей», на Земле был открыт способ путешествий сквозь червоточины искривления четырёхмерного пространства-времени.

— Червоточины? — упавшим тоном переспросил командор, и в голове уже зародилось объяснение создавшемуся положению.

— Когда ваш ковчег уходил с Земли, червоточины были лишь гипотетическим допущением, но прошло время, и люди научились скакать сквозь толщи пространства за считанные дни.

— И они расселились по звёздам? — поразился простотой решения командор. — Сколько же сейчас обитаемых миров?

— Сорок три! — ответила Мирель, грустно и радостно одновременно. — Но червоточины находятся лишь в планетных системах, у звёзд, — таковы особенности гравитационного искривления пространства-времени. Достать вас, когда вы находились в глубоком космосе, вдали от звёзд, — технически не возможно! Поэтому-то мы и считаем вас потерянными. Как вызволить вас из пустоты межзвёздия, когда до вас — сотни световых лет? Как достучаться и хотя бы сообщить об изменениях, если радио не пробивает такие расстояния? Вы бы не перенесли подобного известия… — Восторг Мирель сменился эмоциональным упадком.

Но это было лишь предчувствием того разочарования, что постигло командора.

Бослор поник. Вот так вот, дело всей жизни в мгновение рухнуло. Чаяния поколений «Белого лебедя» в одночасье разбиты. Они летели сюда столетьями, но вдруг опоздали. Опоздали навсегда, на всю жизнь, которая теперь стала бессмысленной.

Так бывает: готовишься к чему-то важному, считаешь это своим предназначением, живёшь ради этого, а жить забываешь. Придаёшь личному, своему счастью ничтожное значение, но потом вдруг оказывается, что всё это было напрасно.

— Это ведь ранний ван Гог… — услышал командор.

Подняв взгляд, он видит Мирель за изучением одной из картин. Полотно мрачное, пасмурное: маленькое судёнышко пытается пристать к неприветливому берегу.

— Да, кажется… — пробормотал командор Бослор.

Интерес Мирель наигран и вял, заметно, что девушка пытается перевести разговор со смертельно болезненной темы, за инициирование которой себя корит. Запечатлённый на картине сюжет холоден и соответствует воцарившейся в хранилище искусств атмосфере.

— Да, кажется, это ван Гог… — в рассеянных чувствах произносит командор. — Кажется, картина называется «Вид на море»… не помню… — Командор ощущает неожиданно охватившую его ужасную головную боль.

— Всегда мечтала увидеть оригинал творения ван Гога, но на Сампойе нет ни одной его картины, — с деланной учтивостью говорит Мирель, а сама только и следит за реакцией Бослора. — Это ведь оригинал?

— Да, конечно, — кивнул командор. — Вы знаете… — через силу проговаривает он, но Мирель понимает с полуслова.

— Мне пора, — с жалостью глядя на Бослора, засобиралась девушка.

Она торопливо шагает в направлении выхода, но в последний момент Бослор спохватывается:

— Мы сможем увидеться в другой день?

Мирель остановилась. Обернулась и встретила в глазах командора искреннее ожидание.

— Да, — с радостью и готовностью ответила Мирель.