Всемирный следопыт, 1926 № 08

Как быть с кашалотом? Рассказ Шарля Гоффик.

Бухта Старых Песков — одна из наиболее живописных местностей в Бретани. На берегах ее, один против другого, раскинулись два маленьких рыбачьих поселка, Пульфсин и Пульбрэнь.

Общий промысел — рыбная ловля — и общие интересы так сблизили между собой рыбаков, что, не будь грязной узкой лужицы, Дурлуза, которая разделяла эти два поселка, никто не мог бы сказать, где кончается один поселок и начинается другой.

Здоровый воздух и красивое местоположение не могли не обратить на себя внимания городских жителей, и здесь решено было устроить два курорта.

Отели, гостиницы и пансионы начали расти, как грибы, в обоих поселках, и лет через десять они стали неузнаваемы. Самое худшее было то, что беспокойные дачники вместе с собой принесли в эти тихие места и вечную суету, распри и дрязги города.

Глухая война вскоре разгорелась между Пульфсином и Пульбрэнем — прежними друзьями.

То Пульбрэнь умудрялся во время с'езда на сезон нанимать всех извозчиков того и другого поселка в часы прихода поездов, и никто из них не мог везти, таким образом, пассажиров в Пульфсин. То Пульфсин, в отместку, снимал все местные лавки Пульбрэня и в продолжение целого сезона держал их закрытыми. И дачникам приходилось или ходить за провизией в Пульфсин или, когда это им надоедало, снимать комнату в Пульфсинских пансионах.

И тот и другой курорт имели свои печатные органы, выходившие аккуратно каждые две недели: «Маяк Пульбрэня» и «Страж Пульфсина». Редакторы обоих журналов принимали живейшее участие в борьбе двух курортов, и на страницах каждого журнала нередко появлялись самые ядовитые обвинения по адресу соперника.

Война была в самом разгаре, когда однажды в воскресном номере «Стража Пульфсина» появилась сенсационная заметка, гласившая о том, что в эту ночь на берег Пульфсина был выброшен кит таких небывалых размеров, что, надо думать, даже иностранцы, не только парижане, явятся целыми толпами насладиться этим необычайным зрелищем.

«Кит — наш, — заканчивалась заметка, — вне всяких споров и сомнений, и Пульфсин в настоящее время является единственным курортом, который обладает настоящим китом. Мы очень огорчены за Пульбрэнь, который до сих пор никогда не упускал случая разбить нас на голову и об'явить свое превосходство. Но теперь всю его самодовольную похвальбу мы можем погасить скромным вопросом: „Покажите ка нам, где ваш кит?“»…

В то же воскресенье в «Маяке Пульбрэня» появилась подобная же заметка, но с той разницей, что здесь утверждалось, будто кит выброшен на берега Пульбрэня. «Местные рыбаки могут это подтвердить, — гласила заметка, — они были очевидцами того, как кит был выброшен на берег ночью и потрясал своим ревом бухту в то время, как ноздри его выбрасывали водяные столбы. Пульфсин всегда хочет доказать свои преимущества перед нами, но теперь ему придется подождать, пока другому такому же чудовищу не заблагорассудится окончить свою карьеру на их берегу».

Не успела эта новость облететь тот и другой курорт, как дачники Пульфсина и Пульбрэня уже бежали к морю, каждый на свой берег, отыскивать место, где лежало это небывалое чудовище. Но нигде на однообразном протяжении песков ничего не было видно.

Один из купальщиков заметил, что он видел сегодня утром на канаве Дурлуз какую-то странную, серую, неподвижную массу, напоминавшую огромный слиток олова. Все бросились к указанному месту. Действительно, там лежал кит небывалых, невиданных еще размеров. Дачники остановились в оцепенении от вида такого чудовища. Но, кроме того, у каждого из них, подошедшего поближе, возникал вопрос: на чьих же владениях выброшен кит?

Кит лежал поперек Дурлуза, при чем хвост его находился на берегу Пульфсина, а голова — во владениях Пульбрэня.

— Он наш, я это докажу! — кричал со своего берега редактор «Стража», угрожающе потрясая своим журналом. — Надо только провести прямую линию по направлению от Дурлуза к морю, чтобы убедиться, что хвост и большая часть туловища лежит в наших владениях.

— А я утверждаю, что он на территории Пульбрэня, — с азартом оспаривал права на кита редактор «Маяка». — «Кто имеет голову — тот имеет зверя», так гласит старинная поговорка, а в данном случае не только голова, но и вся передняя часть кита с плавниками лежит на нашем берегу.

В этот момент раздался еще третий голос, принадлежавший человеку, одетому в грубую матросскую куртку; на его голове была неуклюжая кепка с наушниками, на ногах — громадные сапоги из тюленьей кожи.

— Прошу извинения, но мое мнение насчет этого «кита», надеюсь, разрешит все ваши споры. Во-первых, это совсем не кит, а кашалот, ибо у него — зубы, а не китовый ус. Во-вторых, он не принадлежит ни одному из вас: он принадлежит только мне, а, следовательно, и моему внуку.

— Кто вы, откуда вы, как ваше имя? — набросились оба редактора на нового претендента.

— Теперь я живу вон в той хижине, у скалы Миньпу, и я простой бедный рыбак. В молодости же я был патентованным гарпунщиком и плавал на трехмачтовой «Ребекке» у берегов Америки. И вот тогда-то, двадцать шесть лет тому назад, я и всадил гарпун в спину этому кашалоту. Он все-таки ушел от меня и смог прожить с моим гарпуном еще четверть века.

— Да, да, — подтвердили рыбаки обоих поселков, присоединившиеся к толпе любопытных, — старый Гульвен в свое время поохотился за кашалотами, и он не будет лгать.

— Лгать! — воскликнул старик. — Как же я могу лгать, если на рукоятке гарпуна сохранились даже мои инициалы: «Б. Г.».

К толпе подошел береговой комиссар и с изысканной вежливостью сообщил, что существует установленный издавна закон: все, что выбрасывается морем, поступает в кассу моряков-инвалидов. Кит в данном случае выброшен морем, на чьи владения, — это не имеет значения и он должен поступить в кассу инвалидов. Будет назначен аукцион, и тогда каждый желающий сможет приобрести его, пока же запрещается всем гражданам близко подходить к нему, особенно же прикасаться, — и он сделал выразительный жест в сторону Гульвена, сидевшего у кита на спине.

Такая реквизиция была совсем неожиданной для Пульфсина и Пульбрэня, но волей-неволей они должны были подчиниться.

Между тем известие о небывалой находке на берегах бухты Старых Песков быстро распространялось.

Со всей Европы стекались туристы и ученые, чтобы взглянуть на эту диковину, имевшую тридцать метров в длину и около семи метров в высоту. Все отели и пансионы обоих курортов были переполнены. В столичных газетах и журналах киту посвящались целые статьи, при чем в одних говорилось, что он выброшен во владениях Пульфсина, в других — что во владениях Пульбрэня.

Утихшие было споры по этому поводу возобновились с новой силой. И, чтобы решить этот спор окончательно, было необходимо, чтобы весь кит, с головой и хвостом, очутился на том или другом берегу.

И вот однажды, туманной ночью во время прилива, три рыбацкие шлюпки отделились от берега Пульбрэня, стараясь быть незамеченными с берега Пульфсина. Шлюпки быстро подвигались к серой, блестящей, колеблющейся на волнах туше кита, походившей издали на громадную каучуковую гору. С каждой шлюпки было закинуто на хвост кита по канату, гребцы налегли на весла и напрягли все усилия, чтобы сдвинуть хоть немного хвост кита по направлению к Пульбрэню.

Наконец, общими усилиями хвост был сдвинут, но через несколько мгновений он сделал движение назад, как бы повинуясь какой-то новой силе.

Новое усилие рыбаков заставило его отклониться опять, но через несколько секунд он опять принял прежнее положение.

Пот ручьями лил с гребцов, а кит попрежнему оставался на месте.

— Хоть бы куда-нибудь нам сдвинуть его: в ту или в другую сторону, — с досадой сказал один из рыбаков.

— Что ты? Ведь нам поручили передвинуть его в сторону Пульбрэня!

— Да, а нашим товарищам — чтобы они передвинули его в сторону Пульфсина. Да вот и они!

Рыбаки из Пульфсина, в свою очередь, прилагали все усилия, чтобы перетащить кита в сторону своего поселка, но кит, как резиновый, оттягивался в ту сторону, куда они его тянули, а потом снова возвращался на свое место.

Рыбаки со смехом смотали канаты и направили свои лодки в обратный путь.

Настало утро. Обе флотилии отдавали отчет о своих неудачных ночных попытках, кит же спокойно лежал в своем прежнем положении.

Вражда двух курортов продолжалась. Непрерывная война велась в журналах, на террасах кафе, на пляже, даже в воде, где пловцы доходили иногда до такого азартного спора, что схватывали друг друга за волосы.

Теперь только аукцион мог прекратить споры, но прибрежная администрация не спешила с ним. Со дня реквизиции до дня аукциона полагался промежуток времени в один год и один день, чтобы за это время владельцы выброшенной морем вещи имели время пред'явить на нее свои права.

В данном случае в первый же день свои права на кита пред'явил старик Гульвен, но никто не обратил внимания на его заявление. Кроме того, его даже заставили вернуть конец гарпуна, вытащенный им из туши кита, и составили протокол на этот своевольный поступок

Старик больше не оспаривал своих прав на кита.

Рыбаки, принявшие сначала его сторону и поверившие ему, теперь лишь подсмеивались над ним.

— Пульфсину достанется хвост чудовища, голова — Пульбрэню, а спина Гульвену, потому что там торчал гарпун, который он имел дерзость назвать своим, — говорили они.

Они вспоминали с усмешкой недоверия его рассказы о том, как он воткнул гарпун в спину чудовища и с час катался на его спине, пока оно не нырнуло в глубину.

— А, Гульвен! — издевались они при встрече, — что тебе рассказал кит, когда катал тебя по морю?

— Об этом вы узнаете недели через две, — невозмутимо отвечал старый гарпунщик и шел к себе домой. Там, починяя сети, он открывал все свои мысли мальчику-внуку, жившему у него:

— Все думают, что это кит, потому что кашалотов здесь не бывает, и никто их не видел. А я это дело знаю, потому что я долго был гарпунщиком на китобойных судах. Я знаю, что старые кашалоты делаются вожаками стада, но когда они чувствуют приближение смерти, они покидают стада, отправляются особняком в путешествие и в одиночестве кончают свои дни. Вот таким образом попал и этот кашалот в бухту Старых Песков. Я сразу узнал в нем свою добычу, но они конфисковали ее. «Животное принадлежит охотнику, который ранил его, если он докажет это». Это же известно каждому охотнику! Но у людей, имеющих власть, не найдешь справедливости, мой милый мальчик. В данном случае я умнее и опытнее их, и это мне поможет. Они думают, что украли у меня мою добычу, из-за которой я чуть не потерял жизни, но мой опыт говорит, что добыча достанется все-таки мне.

Каждое утро старик, положив порцию табаку в рот, шел к чудовищу, и насмешливый огонек вспыхивал у него в глазах, когда его ноздри втягивали воздух, в котором уже начинал слышаться запах аммиака.

Однажды он особенно долго стоял над тушей.

— Птицы уже начинают кружиться. Осталось еще несколько дней… — загадочно пробормотал он.

Дня через два дачники Пульбрэня, вышедшие поутру открывать ставни, были поражены неприятным удушливым запахом, который приносился ветром с Дурлуза.

«Это новые проделки пульфсинцев», — подумали жители Пульбрэня, — «очевидно, ими выпущена сточная вода в Дурлуз».

К вечеру ветер дул в обратную сторону, и то же думали про своих соседей жители Пульфсина.

Ночью ветер упал, но невыносимое зловоние с преобладающим запахом аммиака стояло в неподвижном воздухе.

Солнце взошло. На небе не виднелось ни облачка. День был теплый и лучезарный.

Однако, никого не видно было на тяже, а те немногие, которых пленило чудное августовское утро, не успев сделать нескольких шагов, спешили обратно, пряча носы.

Назначенное следствие дало потрясающие результаты: зловоние распространял кит, который начал разлагаться.

Тучи буревестников и чаек спускались на его спину и предавались обильному пиршеству. Под его брюхом кишели мириады крабов и моллюсков.

Клешни и клювы дружно работали.

Несколько экскурсий туристов, приехавших взглянуть на чудовище, должны были возвратиться обратно. Содержатели гостиниц заволновались, ибо дачники одни за другими потянулись с вещами к вокзалу. И это в разгаре сезона!

В «Страже Пульфсина» появилась большая ядовитая статья, в которой автор заявлял, что Пульбрэнь очень гордился своим китом, а теперь из-за него курорт Пульфсина теряет своих обычных посетителей.

«Маяк» ответил на это такой же злостной статьей, где указывалось на то, что хотя владельцу кита — Пульфсину — и нравится запах его, но он должен, подчиняясь правилам санитарии, убрать свою падаль.

Но ни тот, ни другой курорт не предпринимали никаких мер.

Наконец, они вспомнили, что кит был конфискован прибрежной администрацией в пользу инвалидов-моряков.

Прибрежная администрация, в свою очередь, вспомнила о владельце, который пред'являл свои права на кита.

Послали за Гульвеном.

— Наконец-то! — сказал он, надевая кэпку и хитро подмигивая своему внуку.

Доведенные до ужаса, оба поселка и администрация предлагали старику все необходимое, лишь бы он возможно скорее убрал этого кита.

Старик сказал, что ему потребуется на работу три дня.

На это согласились, и доставили ему все необходимое: канаты, лестницы, заступы, ворот для поднимания тяжестей, ножи для разрезания жил, печи и котлы для вытапливания жира. Кроме того, пятьдесят человек было отряжено к нему в помощь.

Маленькие, лукавые глаза моряка смеялись, когда он рассказывал внуку, что в желудке кашалота нередко находят большие куски амбры, которая ценится так дорого, что старик, если добудет хотя самое малое ее количество, сможет уплатить долги отца мальчика и взять к себе его младшего брата и сестру.

Утром, на третий день работ, в хижине рыбака появился какой-то загадочный валик, от которого исходил чрезвычайно приятный запах.

Старик старательно завернул его в брезент, упаковал в ящик и в тот же вечер уехал в Париж, взяв этот таинственный сверток с собой.

Он вернулся через несколько дней, продав амбру, и спокойно заявил собравшимся дачникам и рыбакам:

— Теперь я могу всем сказать, что я услышал от кашалота, когда он, двадцать шесть лет назад носил меня на своей спине по волнам моря. Он мне сказал, что он не кит, а кашалот и из той породы кашалотов, которые имеют сокровище в своем желудке, называемое на языке гарпунщиков «ошибки глупцов», ибо, несмотря на привлекательный запах амбры, его могут различить среди запаха гниения только немногие опытные носы…