Всей мощью огненных залпов

Глава первая НАЧАЛО

«303-й гвардейский минометный полк реактивных систем был сформирован в октябре-ноябре 1942 года и прибыл на Воронежский фронт 13 декабря.

Участвовал в прорыве немецкой обороны в районе среднего течения Дона и освобождении городов Богучар, Чертково, Миллерово, Старобельск, Барвенково, Лозовая, Павлоград, Ново-Московск и Красноармейск».

Воинский эшелон загнали в тупик станции Калач поздним вечером. Времени на разгрузку отводилось мало, и командир полка майор Бежалов, идя вдоль вагонов, внимательно наблюдал за тем, как бойцы освобождают от креплений стоявшие на платформах машины, а водители заливают в радиаторы нагретую в теплушках воду.

Следом за майором, то и дело останавливаясь и давая указания бойцам, шел комендант станции — молодой, стройный старший лейтенант.

Бежалов, понимая, что задерживаться с разгрузкой он не имеет права, так как эта площадка нужна другим эшелонам, большое количество которых он видел на подходе к станции, все же был недоволен излишней суетливостью коменданта. За время своей свыше чем двадцатилетней службы в армии Бежалов многое повидал и многому научился. Он хорошо знал, что успех в учебе, а тем более в бою, сам собой не приходит, для этого нужно затратить немало труда. Конечно, два месяца, отведенные полку на формирование и учебу, — крайне короткий срок, но Бежалов был рад, что и за этот период удалось подготовить полк к предстоящим боям и, самое главное, отладить его, как единый боевой механизм. Сейчас, видя, как дружно работают расчеты установок, он, хотя и сам поторапливал командиров дивизионов, был доволен ходом разгрузки. Подойдя к своей машине, только что сошедшей на площадку, он, прежде чем отправиться в штаб 1-й гвардейской армии, в состав которой вливался полк, еще раз окинул взглядом эшелон. С удовлетворением отметил майор, что почти одновременно начали съезжать боевые и транспортные машины, выстраиваясь в походную колонну.

Верхний Мамон, где сосредоточился полк, растянулся длинной улицей по левому берегу Дона. Белые хаты-мазанки, опоясанные плетнями, стояли вдоль дороги, разделяющей село на две части. Близость фронта накладывала на жизнь села свой отпечаток: улица была заполнена двигавшейся к фронту пехотой, машинами, орудиями, танками.

В центре села, в специально оборудованном под штаб полка грузовике, собрались командир полка майор Бежалов, начальник политотдела батальонный комиссар Васильев, начальник штаба майор Стадник и только что прибывшие по вызову командиры дивизионов капитаны Забродин, Зиппер и Шматько.

В машине, несмотря на мороз, было тепло, в железной печурке весело потрескивали дрова, в углу лежала добрая охапка поленьев, припасенных писарем штаба на ночь.

Бежалов в защитной гимнастерке, перетянутый ремнем с портупеей, стоял возле стола, прикрепленного к полу кузова, разговаривал по телефону и посматривал на развернутую карту. «Есть, ясно!» — ответил он наконец. Положил трубку на аппарат и, обращаясь ко всем сидящим за столом, сказал:

— Командующий артиллерией звонил.

Опустился на единственный стул и оглядел сидящих на скамейках у стола командиров. Все они были намного моложе Бежалова, только Васильеву и Стаднику перевалило за тридцать, а остальным не было и двадцати пяти лет. Из всех командиров дивизионов Бежалов особенно выделял капитана Зиппера. Цыган по национальности, он нрав имел веселый и общительный, был упорным и смекалистым. Капитан после окончания военного училища командовал взводом и батареей. Дважды был ранен, один раз тяжело. Зиппера никогда не покидало чувство юмора. Рядом с ним верилось, что даже самое сложное дело можно выполнить легко и просто.

Капитан Забродин во многом отличался по своему характеру от капитана Зиппера. Кадровый военный, он хорошо знал штабную работу, отличался высокой культурой. Забродин был из тех, о ком говорят, что прежде чем что-то сделать, они семь раз отмерят. На него можно было положиться. Все его действия отличали глубокая продуманность, четкость и природная смекалка.

Командир 3-го дивизиона капитан Шматько в прошлом был армейским политработником. После окончания военно-политического училища его направили в артиллерийский полк. Шматько нравилось работать с бойцами. Молодой замполит батареи отдавал все силы воспитанию воинов в духе высокого патриотизма, беззаветного служения Родине. Вскоре батарея, в которой он служил, стала передовой в полку, а за боевые стрельбы в предвоенный год получила оценку «отлично». Там, на стрельбах, он впервые почувствовал свое призвание стать командиром-артиллеристом.

Шматько добился своего: его послали на курсы переподготовки, а после их окончания он был направлен на фронт, сначала командовал батареей, а затем прибыл в полк Бежалова на должность командира дивизиона.

…Находясь еще под впечатлением разговора с командующим артиллерией армии, Бежалов стал излагать общую обстановку. Их армии предстояло 16 декабря после артиллерийской подготовки прорвать оборону 8-й итальянской армии, чтобы отодвинуть дальше внешний фронт окружения.

За три оставшихся дня нужно было установить взаимодействие с войсками, оборудовать огневые позиции и наблюдательные пункты, подвезти боеприпасы, горючее, продовольствие и предусмотреть еще много других дел, без выполнения которых нельзя рассчитывать на успех в бою.

Все эти задачи Бежалов подробно обсуждал с командирами.

15 декабря, накануне прорыва, полк занял огневые позиции, заранее оборудованные на осетровском плацдарме. Плацдарм этот находился на правом берегу Дона, название получил от населенного пункта Осетровка. Расчетам установок пришлось изрядно попотеть, вгрызаясь в мерзлую землю, от которой отскакивали лом и кирка-мотыга. И вот подготовлены окопы для укрытия боевых машин и щели для личного состава.

Бежалов за эти два дня успел побывать в 1-м и 3-м дивизионах, а теперь, выкроив свободный час, направился во 2-й дивизион. В дивизионе его не ждали. Бойцы ужинали, расположившись на пустых снарядных ящиках у боевых машин, и, когда командир полка подошел к ним, дружно встали. Здесь же находился и командир батареи, худощавый, небольшого роста, подтянутый старший лейтенант Ларичкин. Он начал было докладывать о состоянии батареи, но Бежалов остановил его. Решив, что сам осмотрит, как оборудованы огневые позиции, он пошел вдоль фронта машин, придирчиво проверяя проделанную боевыми расчетами работу. Наконец остановился около третьей установки, боевой расчет которой собрался в кружок. Посредине стоял наводчик ефрейтор Василий Шибитов и, оживленно жестикулируя, рассказывал что-то веселое. Шибитов был намного старше товарищей по боевому расчету, уже имел фронтовой опыт. Общительный по характеру, он знал много забавных историй, его рассказы поднимали настроение бойцов. И сейчас, слушая Шибитова, все дружно смеялись.

— Настроение, я вижу, у вас бодрое, а это уже половина победы в бою, — пошутил Бежалов, подходя к красноармейцам.

— Так нам сейчас как не радоваться, товарищ майор, — подхватил Шибитов. — Немцу изрядно достается. Шел, как волк в овчарню, залез в капкан. Сколько их в котел под Сталинградом попало!

— Правильно говорите, — сказал Бежалов, — но еще предстоят бои с гитлеровцами, попавшими в этот котел.

Бойцы стали оживленно переговариваться, послышались возгласы: «Ничего, обломаем фрицу рога», «И наш черед наступил»… Бежалов выжидал, когда они успокоятся. Круг около него заметно расширился, подходили люди из других боевых расчетов.

Командир полка начал рассказывать бойцам о положении под Сталинградом, и о том, что предстоит полку сделать в ближайшие дни.

Но тут подбежал связной:

— Товарищ майор! Вас срочно просят прибыть в штаб полка, там находится командующий артиллерией корпуса.

Распрощавшись с солдатами, Бежалов отправился в штаб, но, когда он прибыл туда, командующего артиллерией уже не было. За столом в штабной машине сидели начальник штаба майор Стадник, его помощник капитан Ляшенко и начальник политотдела полка батальонный комиссар Васильев, прибывший из 1-го дивизиона, где он присутствовал на партийном собрании. Маленькая лампочка от аккумуляторной батареи освещала стол и развернутую топографическую карту-сотку с нанесенными на нее целями на период артиллерийской подготовки.

«Слушали:

Доклад заместителя командира дивизиона по политической части капитана Дорощенко Н. И. „Об авангардной роли коммунистов в предстоящем бою“.

Постановили:

1. Высоко нести звание коммуниста-воина. Считать своим долгом при выполнении своих обязанностей находиться во время боя там, где всего труднее и опаснее. Быть примером для беспартийных товарищей. Проявляя смелость и отвагу в бою, быть готовым не щадить своих сил в борьбе с фашистскими захватчиками, а если потребуется, отдать свою жизнь за свободу и независимость нашей Родины.

2. Укреплять чувство товарищества и взаимовыручки. Быть постоянно бдительным, свято хранить военную тайну».

16 декабря в 5.30 началась артиллерийская подготовка. Покрытая снегом, скованная морозом земля вздрогнула, воздух наполнился разноголосым гулом выстрелов, разрывов снарядов и мин. Стреляло все: полковые минометы и орудия, дивизионная и армейская артиллерия, дальнобойные батареи резерва Верховного Главнокомандования. Периодически, перекрывая весь этот грохот, возникали другие, резкие, скрежещущие звуки — залпы реактивных установок. И там, где взрывались их снаряды, вставала стена огня и дыма.

Артиллерийская подготовка оборвалась так же внезапно, как и началась тридцать минут тому назад, и только одна какая-то батарея при наступившей тишине выпустила с запозданием еще два снаряда. Но эта тишина была кратковременной, артиллерия уже переносила огонь в глубину обороны противника, а танки, выйдя из укрытий, с ходу открыли огонь по передовым позициям противника. За танками и впереди них в полный рост шла пехота.

Бежалов, наблюдавший с НП за артподготовкой, понял, что сопротивление противника в его первой позиции сломлено, и хотя гитлеровцы продолжали огрызаться на отдельных участках, это было уже не четко управляемое и организованное, а скорее стихийное сопротивление обреченного врага. Когда пал укрепленный пункт Филоново, находившийся почти в километре от переднего края, Бежалов, отдав приказ о выдвижении наблюдательного пункта вперед, вышел из блиндажа.

Открывшаяся картина поразила его: все, что до этого было замаскировано и находилось в укрытиях, пришло в движение, шли артиллерия, машины, повозки, пехота, танки и самоходные орудия.

«Ну и силища», — подумал Бежалов.

Выскочивший из блиндажа связист доложил, что его вызывает командующий артиллерией. Быстро спустившись в блиндаж и перехватив трубку телефона, Бежалов услышал знакомый голос командующего.

— Танки у Филоново видишь?

— Пока вижу.

— Вот и догоняй их. Направляй один дивизион в распоряжение командира корпуса до завершения поставленной ему задачи.

— Понял.

— Действуй!

Бежалову было известно о вводе в прорыв танкового корпуса и о том, что этому корпусу придавался один из дивизионов полка. Теперь, когда нужно было выполнять приказ, он еще и еще раз проверял себя, свои решения, все ли сделано для того, чтобы дивизион мог успешно выполнить боевую задачу. «Опыта совместных действий с танками у нас пока нет, — размышлял он, — но это дело наживное. Главное — обеспечить выполнение боевой задачи и сохранить при этом людей и технику».

Принятое накануне прорыва решение направить с танковым корпусом 2-й дивизион не было случайным. Бежалов учитывал и боевую подготовку дивизиона, и личные качества капитана Зиппера. И все же, оставив старшим на наблюдательном пункте полка начальника разведки, решил сам побывать в дивизионе и лично проверить его готовность к выполнению боевой задачи.

Вошедший в прорыв вместе с танковым корпусом 2-й дивизион быстро продвигался вперед. Под ударами советских войск 8-я итальянская армия откатывалась к Чертково и Миллерово.

Но, отступая, противник продолжал упорно контратаковать, создавая из разрозненных частей отдельные группы.

Таких групп было немало в полосе наступления танкового корпуса. Выходя из-под ударов, они мотались по степи, занимали на короткое время окраины населенных пунктов, встречавшихся на пути, а с наступлением темноты стремились пробиться на соединение со своими основными силами. Одним удавалось ускользнуть, пользуясь отсутствием сплошной линии фронта, другие, попав под удар, оказывали сопротивление.

Зная все это, Зиппер заранее готовил дивизион к внезапной встрече с противником. Разведчики во главе с младшим лейтенантом Ломтевым постоянно находились впереди дивизиона и докладывали о передвижениях противника.

…На этот раз он был в голове колонны и потому сразу увидел мчавшийся навстречу газик, на подножке которого стоял Ломтев, подававший какие-то знаки. Зиппер остановил колонну. Ломтев доложил, что они чуть не напоролись на группу фашистов с двумя орудиями, которые двигались в сторону населенного пункта Хлебникове. Только благодаря тому, что разведчики не успели выскочить из леса на открытое поле, они остались незамеченными.

В создавшейся обстановке Зиппер имел возможность пропустить гитлеровцев, связаться со штабом танкового корпуса и передать туда данные о противнике. Но танкисты могут опоздать и прибыть, когда противник успеет занять Хлебниково и укрепиться. И Зиппер принял смелое решение — захватить вражескую группу в плен силами дивизиона.

Замполит дивизиона, обстоятельный и уравновешенный старший политрук Скворцов, опытный политработник, не один год прослуживший в армии, по достоинству оценил дерзкий план Зиппера. Правда, вначале он не совсем понял короткую фразу командира: «Будем брать в клещи». Но когда тот пояснил свою мысль, согласился с ним и предложил возглавить одну из двух групп, предназначенных для захвата немецкой колонны. Было решено пропустить фашистов, а затем ударить им в тыл и заставить сложить оружие. Важно не упустить момент, успеть скрытно занять позиции на окраине поселка до подхода гитлеровцев, а когда они залезут в мешок, зажать их с двух сторон… Скворцов замаскировал за сараем машину и повел свою группу к ферме, расположенной в полукилометре от Хлебниково, а Зиппер с другой группой занял постройки на окраине села. Все шло, как задумано.

— Демиденко, пулемет на сарай! — отдавал распоряжения Зиппер. — Олизаренко, с отделением займешь баню.

— Капустину с расчетом занять кузницу. Ломтеву с расчетом Архипенко занять дом.

Начали сгущаться вечерние сумерки. Зиппер взобрался к Демиденко, пристроившему свой пулемет под крышей сарая. Отсюда хорошо просматривалась дорога. Теперь оставалось ждать момента, когда колонна фашистов пройдет рубеж, который заняла группа Скворцова, и встретить ее. А с тыла ударят по врагу бойцы Скворцова.

В группе Скворцова складывалось все, как планировалось. Бойцы заняли скотные дворы, расположенные по обе стороны дороги. Отдав необходимые распоряжения, Зиппер залег около пулемета, установленного на коровнике.

Внезапный огонь ошеломил врагов. Поняв, что положение безвыходное, гитлеровцы сложили оружие.

«21.12.1942 г., Хлебниково, штаб 2-го дивизиона.

1. В 18.00 21.12.42 г. в ходе марша, который совершал дивизион в район огневых позиций, разведка дивизиона обнаружила колонну фашистов (до 70 солдат, 2 орудия), продвигавшуюся в район Хлебниково.

2. С целью окружения и захвата фашистов на подступах к Хлебниково из состава дивизиона было создано две боевые группы.

3. Попав в устроенную им на дороге в Хлебниково ловушку и находясь под огнем двух боевых групп с фронта и с тыла, фашисты, понеся потери, сложили оружие. Захвачено 55 пленных. Уничтожено два орудия.

4. В этой операции дивизион потерь не имел.

5. Дивизион продолжает выполнять боевую задачу в составе 4-го танкового корпуса.

Командир 2-го дивизиона капитан Зиппер.

Начальник штаба 2-го дивизиона капитан Чернов».

Уже много дней дивизион капитана Зиппера действовал в составе танкового корпуса, надежно обеспечивая его массированным огнем, отражая контратаки и сметая наспех организованную гитлеровцами оборону промежуточных рубежей. Позади осталось немало освобожденных населенных пунктов, когда дивизион вместе с передовым отрядом корпуса ворвался в Красноармейск. Фашисты бежали столь поспешно, что в городе остались в полной сохранности крупные склады боеприпасов, горючего, продовольствия, железнодорожные пути были забиты эшелонами с вооружением и техникой.

Дивизион занял огневые позиции на окраине города и в ожидании подхода главных сил корпуса приводил в порядок технику и оружие.

В батарее старшего лейтенанта Ларичкина только что закончился ужин, и бойцы разместились в доме рядом с огневыми позициями. Тепло, исходившее от натопленной печи, располагало к разговору. Как всегда, вниманием всех завладел ефрейтор Шибитов.

— А хотите расскажу, как я благодаря печке счастье, можно сказать, нашел?

— Только не завирайся, — посоветовал кто-то.

— Этого со мной не бывает, — невозмутимо отпарировал Шибитов и продолжал: — Жил я с отцом без матери, она у нас умерла рано. Отец был печник и меня учил своему ремеслу, а когда я подрос, начал поговаривать о моей женитьбе. Жениться так жениться, невест кругом много — выбирай! Задумались мы с отцом, всех знакомых девчат перебрали, а я ни в какую, ни одна не нравится.

— Разборчивый какой, — перебил рассказчика сержант Архипенко.

Тот посмотрел на него, улыбнулся и продолжил:

— Жил на соседней улице армянин, дядя Ашот, снабженец на заводе. Прослышал он про отцово мастерство и пригласил разобраться, почему у него печка плохо греет. Собрали мы с отцом инструмент и отправились к армянину. Постучали в дверь, навстречу вышла черноволосая девушка, глаза большие, темные, улыбается. Я как увидел ее, так и забыл, зачем пришел. Опомнился, когда отец стал подталкивать меня сзади. Зашли в дом, она говорит: «Папа скоро придет. Просил его не ждать».

Принялись за дело, а я нет-нет да и посмотрю на девушку. Вскоре и хозяин заявился — и вопрос нам: «Ну как? Будет у нас тепло, или это чудовище окончательно заморозит нас?»

Отец посмотрел на него и с хитрецой отвечает:

«Кто-то, Ашот, так постарался, что не печку, а целую доменную печь соорудил. Ведь кирпич-то в ней огнеупорный, и никакие дрова здесь не помогут. Ее коксом надо топить».

Отец договорился с ним о дальнейшей работе, и ушли мы домой. С тех пор я только и думал об этой девушке. Привезли Ашоту кирпич, прочий материал, и работа закипела. Тут и дочка его, Аракси, помогать стала: то воду принесет, то кирпич подаст, а то и чаем угостит. И я тем часом осмелел, разговаривать с ней стал. А когда конец нашей работе пришел, женился я на Аракси, две дочки у нас растут, обе черноглазые, на нее похожи. Жили счастливо, да вот война…

— У меня, братцы, семейная жизнь тоже необычно началась, — вступил в разговор сержант Павлов. — Влюбился я, когда мне еще и девятнадцати не было. Жил в Ленинграде, в техникуме на Васильевском острове учился. В том же техникуме училась Таня — подруга моей сестры. С некоторых пор стал я на Татьяну засматриваться, а она никакого внимания на меня не обращает.

Однажды собрался на вечер в техникум и решил выгладить костюм. Разжег углями утюг, глажу. Вдруг звонок. Сестра моя побежала открывать, я из любопытства из кухни выглянул. Смотрю — Таня. Уставился на нее, а про утюг забыл. Пока смотрел, из кухни дым повалил. Бросились мы туда, а мои брюки уже прогорели. Расстроился я, но виду не подаю. Таня говорит: «Из-за меня это все, я и должна исправить». Тут я не растерялся, и отвечаю: «Я и в следующий раз брюки не пожалею». С этого все и началось. А кончилось свадьбой. Поженились мы перед самой войной.

Рассказы Шибитова и Павлова всколыхнули воспоминания у бойцов о родных и близких. Каждый мысленно переносился домой, к мирной довоенной жизни.

Тихое утро не предвещало грозы. Перед позицией дивизиона расстилалось заснеженное поле, на дороге не наблюдалось никакого движения, из труб над домами мирно вились дымки. Тем неожиданнее была докатившаяся откуда-то с тыла артиллерийская канонада. К ней примешался и другой какой-то нарастающий гул. Что это? Танки? Самолеты?

Зиппер, находившийся на наблюдательном пункте, оборудованном под крышей дома, нервно поворачивал стереотрубу вдоль горизонта. Стоявший рядом с ним старший политрук Егор Иванович Скворцов крикнул:

— Вверх смотрите!

На город шли тяжело груженные «юнкерсы».

— Куда они летят? — проговорил Скворцов. — К нам? На железнодорожную станцию? И почему по ним никто не стреляет?

— Товарищ капитан, может быть, нам спуститься вниз? — предложил Ломтев. — Еще бомбить начнут. Здесь две артиллерийские батареи, и танки около нас следы оставили…

Зиппер, оторвавшись от стереотрубы, сказал:

— Успеем, смотри, как бы не появились за «юнкерсами» танки. По-моему, скоро здесь будет жарко. — И, выдержав паузу, передал команду телефонисту: — Дивизион, в укрытие!

То исчезая, то появляясь в разрывах легких облачков, четким строем шли «юнкерсы». Гул их моторов, перешедший теперь в сплошной рев, действовал на нервы, хотелось зажать уши и вдавиться в землю.

Отдав команду батарее: «В укрытие», Ларичкин видел, как расчеты попрыгали в узкие ровики, с большими усилиями вырытые вчера в мерзлой земле. Теперь, когда солдаты укрылись, он с сожалением подумал, что не сумел вчера потребовать от командиров установок углубить ровики, пожалел уставших бойцов, понадеялся на скорую смену позиций. Но размышлять было некогда, и, подхватив ручной пулемет, он побежал к сараю. Солдаты, посматривая на летящие «юнкерсы», также начали готовиться к стрельбе по вражеским самолетам.

Пристроившись рядом с расчетом сержанта Демиденко, Ларичкин стал наводить пулемет.

Между тем восемь «юнкерсов» отделились от группы и, пикируя, сбросили бомбы на огневые позиции артиллерийской батареи и дивизиона. По ним открыли огонь из ручных пулеметов Ларичкин и Демиденко. Рядом вели огонь пулеметчики батареи старшего лейтенанта Зенина и бойцы расчетов. Вокруг начали рваться бомбы. При третьем заходе одна бомба упала вблизи окопа, который занимал боевой расчет сержанта Цветкова. Поднятая взрывом земля засыпала находившихся там бойцов. Задыхаясь от дыма, они начали кое-как выбираться из укрытия. Сбросив мерзлую землю, первым вылез командир расчета сержант Цветков. Подбежавший Ларичкин, чихая и кашляя, принялся отбрасывать комья земли.

— Все целы? Все? — кричал он.

Из ровика послышались глухие голоса, Ларичкин крикнул растерявшемуся Цветкову, чтобы тот немедленно помог товарищам. Вдруг раздалась команда:

— Дивизион, к бою!

Старший лейтенант бросился к установке и громко скомандовал:

— Батарея, к бою!

Во время налета «юнкерсов» ни Зиппер, ни Скворцов не покинули даже на короткое время свой наскоро выбранный и ничем не защищенный наблюдательный пункт. По опыту Зиппер знал, что вслед за налетом «юнкерсов» последует танковая атака, и внутренне был готов к ее отражению. Он видел, как падали бомбы на соседнюю 76-миллиметровую батарею и как одно орудие этой батареи было поднято над землей взрывом. Но вот серия разрывов легла вблизи огневых позиций батарей Ларичкина и Зенина. Зиппер метался по чердаку и в ярости выкрикивал:

— Где зенитчики? Почему молчат? Где они?

Когда же фашистские самолеты сбросили свой груз и повернули на запад, он несколько успокоился и передал на огневые позиции:

— Ларичкину и Зенину доложить о потерях! Немедленно доложить!

Услышав возглас младшего лейтенанта Ломтева «Танки!», тут же бросил трубку телефонисту и прильнул к стереотрубе.

Зиппер сразу увидел вражеские танки. Медленно, как бы нехотя, они выползали из оврага на равнину, в направлении огневых позиций дивизиона.

Зиппер мгновенно оценил обстановку. Неожиданное появление вражеских танков поставило его в критическое положение. Он понял, что занимаемый рубеж придется оборонять своими силами. Но в стойкости своих бойцов и командиров он не сомневался.

По команде «Дивизион, к бою!» расчеты занимали свои места, проверяли снаряды и установки. Бойцы четко, сноровисто делали свое дело.

Дивизион Зиппера оказался одним из первых на рубеже, занимаемом танковым корпусом. На войне всегда кто-то должен быть первым. Того, кто идет в атаку впереди других, смерть ждет на каждом шагу. Но без первых никогда не будет победы над врагом. Идущий в атаку или защищающий передовой рубеж свои действия осуществляет на каком-то узком клочке земли, но именно из таких клочков складывается весь фронт, и за ним, за этим клочком земли, стоит вся страна.

«Одинокого и воробьи заклюют», — вспомнилась Зипперу восточная мудрость, но он все же был не одинок. Уже вела огонь по фашистским танкам 152-миллиметровая батарея. Танки, однако, пока не отвечали на огонь, продолжая продвигаться к Красноармейску. Один танк, подбитый батареей и окутанный черным дымом, остановился, другие, обтекая его, продолжали рваться вперед.

— Чего мы ждем? Они на нас идут, — вырвалось у Скворцова.

Но на его тревожный вопрос никто не ответил. Все, кто находился на наблюдательном пункте, смотрели на Зиппера, лицо которого как бы окаменело от внутренней напряженности, которую он всегда испытывал в минуту смертельной опасности. И когда танки начали перестраиваться в боевой порядок, Зиппер, ожидавший этого момента, отдал команду «Огонь!».

Облегченно вздохнув, Скворцов смотрел, как разбегались в укрытия расчеты, а командиры занимали свои места у пультов управления огнем в кабинах установок. И сразу огневые позиции заволокло дымом — с направляющих сорвались реактивные снаряды.

Сквозь черный дым разрывов Скворцов разглядел несколько горевших фашистских танков.

И все же залп «катюш» не остановил противника. Вначале замедлив ход, танки снова двинулись вперед.

Зиппер и Скворцов считали, что только быстрые действия расчетов могут остановить фашистов. Наблюдая за противником, Зиппер одновременно командовал по телефону:

— Ларичкин, Зенин, быстрее заряжать! Быстрее!

Немецкие танки уже расползались по полю. Они рассчитывали смять бившие по ним две артиллерийские батареи и дивизион Зиппера. С наблюдательного пункта теперь были отчетливо видны и сами танки, и черно-белые кресты на их бортах. В этих танках враг, прильнув к перекрестиям прицелов, шарил стволами, выискивая цель.

«Где же наши? Где помощь? Как удержать танковую лавину?» — лихорадочно соображал Зиппер.

Артиллерийские батареи, стоявшие слева и справа, вели беспрерывный огонь по наступавшим гитлеровцам. Но и ответный огонь танковых пушек становился все губительнее. Снаряды стали рваться в расположении огневых позиций дивизиона «катюш». Были выведены из строя уже четыре боевые машины.

Ларичкин охрип, подавая команды поредевшим расчетам. Бойцы выбивались из сил, поднося к установкам тяжелые сорокадвухкилограммовые снаряды.

Назначив командиром установки старшину Журавлева взамен только что тяжело раненного сержанта Гущина, он видел, как этот бывалый боец под разрывами снарядов, без суеты успевал выполнять все поступавшие команды, подносил снаряды, помогая расчету.

В этот-то напряженнейший момент откуда-то появились две тридцатьчетверки и с ходу открыли огонь. Один танк врага был сразу же подбит. Встретив неожиданный отпор, гитлеровцы замешкались, стали маневрировать. Но разобравшись, что против них вышло только два наших танка, повели еще более интенсивный огонь. Вот очередной снаряд разорвался вблизи установки. Падая в снег, Ларичкин услышал, как кто-то закричал:

— Журавлева убило!

Тут же вскочив, он на одном дыхании скомандовал:

— По фашистам, огонь!

Это был последний залп оставшихся в строю двух боевых машин.

Вражеские танки, понеся огромные потери, все же достигли огневых позиций артиллерийской батареи и, смяв ее, устремились на дивизион «катюш».

Со своего НП Зиппер видел все, что произошло на фланге. Находиться на чердаке было бессмысленно. Он выпрыгнул через слуховое окно на снег и побежал к батарее Ларичкина. Когда до нее оставалось не более двух десятков шагов, земля перед ним вздыбилась, сверкнуло пламя. Зиппер успел заметить, как упал бежавший рядом Скворцов, и рухнул сам. Испытывая мучительную боль, прижимая руку к животу, он пытался приподняться, но силы покинули его и он опрокинулся на спину.

Ларичкин, выдвинув вперед пэтээровцев, видел, какая смертельная опасность нависла над дивизионом. И он принял решение отойти на новый рубеж, приказав взорвать разбитые установки.

В создавшихся условиях это решение Ларичкина представлялось разумным. Надо было сохранить боевые машины и личный состав дивизиона, вывезти тяжелораненых и не дать возможности врагу захватить секретное оружие. Он учитывал и то, что снаряды были на исходе, а немецкие танки и пехота вошли в мертвое пространство. Вести огонь по ним с этого расстояния невозможно.

Выполняя приказ Ларичкина, остатки дивизиона снялись с огневых позиций и стали отходить через Красноармейск. Когда гитлеровцы ворвались на оставленные огневые позиции, они обнаружили там лишь воронки от снарядов и бомб да искореженные груды металла. В слепой злобе танки утюжили все, что осталось от дивизиона Зиппера.