Всей мощью огненных залпов

Глава восьмая НА НОВЫХ РУБЕЖАХ

20 июля 1944 года войска 69-й армии вышли к государственной границе и форсировали Западный Буг. Чтобы обеспечить развитие успеха в полосе наступления армии, в прорыв вводился 7-й Краснознаменный кавалерийский корпус. Ему придавался гвардейский минометный полк Бежалова, который должен был способствовать успешному продвижению конников, поддерживая их огнем на наиболее опасных направлениях. На период рейда дивизионы придавались 14, 15 и 16-й кавалерийским дивизиям.

Ставя задачу полку, командование учитывало преимущества, которые имели реактивные системы по сравнению со ствольной артиллерией. В условиях широкого маневра противник привязан к дорогам и тем самым представляет хорошую цель. Внезапный залповый огонь в таких условиях наносит ему наибольший урон. За десять-двенадцать секунд дивизион «катюш» мог выпустить по цели в десять раз больше снарядов, чем дивизион ствольной артиллерии, причем режим огня зависит только от наличия снарядов и физических возможностей боевых расчетов.

Граница! Сколько гордости и печали вызывало это слово в сердцах советских воинов. Взорванные доты, руины погранзастав — все напоминало суровый сорок первый…

7-й кавалерийский корпус, форсировав Западный Буг, разделялся на отдельные потоки и устремлялся вперед в глубокий тыл врага, на Люблин и Хелм. Перед нашими войсками стояла задача: не дать основной группировке противника свободно отойти на промежуточный рубеж, сковать как можно больше сил врага и не допустить подтягивания его резервов к фронту.

На подножке полуторки, держась за дверцу кабины, стоял сержант Качковский. В кабине с развернутой картой на коленях сидел командир дивизиона, а за рулем — бессменный водитель сержант Абалдуев, до призыва немало поездивший по кавказским дорогам.

Командир дивизиона то и дело напоминал Абалдуеву:

— Не гони! Не забывай о сохранности боевых машин, которые следуют за нами.

— Да я и так тридцать километров держу, товарищ капитан, — оправдывался Абалдуев.

— И тридцати теперь не нужно, мы вышли на намеченный рубеж. Сворачивай в лес.

Абалдуев свернул с дороги. Следом начали съезжать боевые машины. Командир дивизиона поторапливал радистов, беззлобно поругивая их за задержку связи с начальником разведки лейтенантом Жуйковым.

— Что у вас за связь? Где Жуйков? Долго еще ждать? — забрасывал он вопросами связистов.

— Вызываем, товарищ капитан, — отвечал сержант Поляков.

Другой радист, ефрейтор Жданов, вдруг услышал ответные позывные начальника разведки и, обрадовавшись, доложил:

— Есть связь, Жуйков слушает!

Выслушав начальника разведки, командир дивизиона попытался разобраться в том, что происходит в районе Люблина, затем велел Жуйкову:

— Усильте наблюдение! Я выезжаю к вам.

Кавалерийский корпус, оказавшись в тылу противника, внес смятение и панику в его ряды, конники громили отходившие части, тылы.

Дивизионы полка Бежалова, приданные кавалерийским дивизиям, в этих условиях действовали самостоятельно, так как при быстро меняющейся обстановке штаб полка не имел возможности осуществлять в полной мере руководство ими. Дивизионы получали данные о противнике в штабах дивизий и полков, сами постоянно вели разведку. Иногда части корпуса, обходя узлы сопротивления, на короткое время оставляли дивизионы без прикрытия.

Наблюдательный пункт Жуйков оборудовал на развесистой сосне близ опушки леса. Там же находился сержант Олизаренко. Остальные разведчики и связисты устроились рядом с хорошо замаскированным газиком.

Командира дивизиона встретил разведчик Бузин. Он доложил обстановку. Капитан поднялся к Жуйкову и сам увидел передвижение вражеских войск на дороге к Люблину. Там царила непонятная суета, как в растревоженном муравейнике: одни подразделения направлялись к городу, другие шли из города. Командир дивизиона увидел на шоссе колонну гитлеровцев на бронетранспортерах и с артиллерией. Увлекшись наблюдением, он не сразу понял, чего добивается от него Жуйков, а тот старался обратить его внимание на другую колонну войск, вышедшую из леса и двигавшуюся по этому же шоссе в сторону Люблина. Капитан присвистнул от удивления.

— Ну, дела! Оккупанты совсем голову потеряли. Так они скоро и своих не будут узнавать. А что если помочь им в этом?

— Чем помочь? — отозвался Жуйков.

— Надо столкнуть колонны лбами, — сказал командир дивизиона. — Пока они сближаются, две группы ваших разведчиков и связистов залягут у дороги. В нужный момент мы с двух сторон откроем по ним огонь. Будем надеяться, они не сразу разберутся, что к чему, да и темнеет уже, а это нам на руку.

— Все ясно, товарищ капитан, — улыбаясь, ответил Жуйков.

Прошло несколько минут после того, как две группы бойцов залегли по обеим сторонам дороги. Гитлеровцы сближались.

— Огонь! — скомандовал Жуйков.

Застрочили пулеметы и автоматы, в небо взлетели сигнальные ракеты.

— Не жалей патронов, бей их, — приговаривал Жуйков, нажимая на спусковой крючок автомата.

Передние ряды гитлеровцев от неожиданности смешались, задние продолжали напирать, возникла неразбериха. Разобравшись, однако, что огонь по ним ведут две небольшие группы, офицеры быстро начали отдавать команды, разворачивая подразделения для атаки. Почти одновременно с двух сторон по высоте ударили орудия, пехота двинулась на штурм.

— Давайте сигнал отхода! — приказал командир дивизиона и, подтолкнув Качковского, побежал к тому месту, где была оставлена рация. За ним последовала и группа Жуйкова.

Когда разведчики и связисты собрались у машины, капитан сказал:

— Вызывайте дивизион!

— Есть, вызывать! — ответил Поляков. — Начальник штаба старший лейтенант Овсиенко на приеме.

— Передавайте. Дивизион — к бою! Прицел… угломер… уровень… Ждать дальнейших команд!

— Вас понял, — ответил Овсиенко. — Жду указаний.

Неожиданно стрельба на высоте начала стихать, взлетела в небо серия ракет.

— Ну вот, немцы, кажется, разобрались, где свои, а вот где мы — еще не знают, — начал было Жуйков, но командир дивизиона жестом остановил его. Он стоял около радиостанции и старался рассмотреть, что происходит у противника. Поляков протянул ему трубку:

— Вас просит начальник штаба.

Капитан схватил трубку и услышал взволнованный голос Овсиенко:

— Я проверил данные, получается, что можем задеть Жуйкова, нет ли ошибки?

— Все правильно, нет там Жуйкова, ничего не менять. — И выждав момент, коротко скомандовал: — Огонь!

В небо взлетели реактивные снаряды, начали рваться в расположении гитлеровцев. На дороге вспыхнули автомашины, заметались фашисты.

Подошел кавалерийский полк, эскадроны в развернутом порядке выскочили на дорогу и пошли в атаку. У фашистов не было времени, чтобы изготовиться для отражения ее, и кавалеристы довершили разгром обеих групп.

Подполковник Бежалов вызвал по рации командира дивизиона сразу после залпа. Капитан взял трубку, услышал немного осипший голос Бежалова и отчетливо представил этого уже немолодого, заботливого и уставшего от постоянного напряжения человека.

Бежалов требовал доложить обстановку.

— Есть потери? — спросил командир полка.

— Потерь нет, — ответил капитан.

— Пришлите подробное донесение в штаб, — распорядился он.

С 21 по 25 июля сорок четвертого части 7-го кавалерийского корпуса продолжали вести упорные бои с противником.

Гитлеровцы постепенно откатывались на запад. Но против находившегося в их тылах корпуса они бросали немалые силы.

После только что закончившегося боя за Хелм дивизион майора Забродина получил короткую передышку и расположился на опушке леса западнее города. Несмотря на усталость, нужно было еще провести разведку, не упустить «мелочей», которые могли бы потом повлиять на боеспособность дивизиона.

Забродин решил не оставлять машины на опушке, как это часто делал и как поступали другие командиры, а отвести дивизион в глубину леса. Он учитывал быстро меняющуюся обстановку в условиях рейда по тылам противника, но старался надежно укрыть установки, хотя это сковывало маневр. Он знал, что данные о перемещении противника ему доставят из штаба дивизии, да и свои разведчики не дремлют.

Отдав необходимые распоряжения, он медленно прохаживался вдоль колонны машин, вдыхая теплый лесной воздух, смешанный с запахом трав. Вокруг шла обычная войсковая жизнь: отдавались распоряжения, старшина второй батареи отчитывал сержанта Лубышева за какие-то упущения, расставлялись часовые, дозаправлялись и проверялись машины; словом, делалось все, без чего немыслима боевая жизнь.

На душе было тяжело: перед глазами стояли картины встречи с узниками Майданека.

Тогда, под Люблином, Забродин выбрал огневые позиции невдалеке от барачного городка, окруженного колючей проволокой. Этот поселок напоминал кирпичный завод, и никто вначале не обратил на него внимания. Но как только стали поблизости разворачиваться боевые машины, ворота раскрылись, и толпа странно одетых людей вырвалась наружу, выкрикивая что-то на разных языках.

Забродин догадался, что это лагерь заключенных. Он оставил там своего заместителя по политической части капитана Юдельсона с несколькими бойцами и отвел дивизион на другую позицию. Потом он услышал рассказ замполита о зверствах фашистов в лагере смерти, который в начале принял за кирпичный завод. Борис Борисович рассказал про горы обуви, снятой с убитых, о том, как красноармеец Данилов нашел в бараке маленькие пинетки, которые носят полугодовалые дети, и как солдаты, глядя на них, сняли головные уборы…

3-й дивизион капитана Шалаева вошел в прорыв вместе с 16-й кавалерийской дивизией. Вокруг было спокойно, ни орудийных выстрелов, ни надрывного рева самолетов, ни пулеметной и автоматной стрельбы. Впереди расстилался зеленый ковер лугов, сливавшийся вдали с темно-лиловым лесом.

Голова колонны достигла середины лугов, а ее передовой отряд начал втягиваться в лес. Колонне, казалось, не будет конца. Всадники двигались попарно, занимая всю ширину полевой дороги, в конце колонны катились повозки, артиллерийские упряжки, обозы, походные кухни. Справа и слева через бескрайнее поле двигались еще две колонны. И все вместе они составляли мощную силу, сплошным потоком устремившуюся навстречу врагу. Но Шалаев знал, что картина скоро изменится, что это начальный этап вхождения в прорыв. Затем корпус будет рассредоточен на широком фронте, отдельные отряды и его дивизион растворятся среди лесов, и только единая задача будет связывать его действия с действиями войск корпуса.

Все произошло так, как представлял себе капитан. Дивизии рассредоточились в отведенной полосе и начали вести активные боевые действия, нанося противнику удары там, где он меньше всего ожидал. Постепенно оправившись, гитлеровское командование начало стягивать резервы с целью блокировать действия корпуса, не дать ему возможности выйти на оперативный простор.

Район, в котором действовали войска корпуса, оказался четко обозначенным на вражеских картах и попал под контроль противника. Шоковое состояние, которое охватило фашистов вначале, прошло, и дивизиону уже дважды приходилось ставить огневой заслон перед контратакующими гитлеровскими частями.

Хотя отсутствие сплошного фронта держало Шалаева в постоянном напряжении, постепенно он начал привыкать к неожиданностям. Однако на подступах к Люблину обстановка для дивизиона резко обострилась.

Произошло все в какие-то минуты. Дорога, по которой в отдалении пылил эскадрон, вдруг освободилась, и тут Шалаев увидел, как навстречу ему несется полуторка с разведчиками дивизиона, которых он всегда посылал вперед. На опушке леса стали рваться снаряды. Шалаев разглядел в бинокль, как подбросило взрывом одну повозку, а у другой убило лошадей. На дороге появились вражеские танки и бронетранспортеры.

— Товарищ капитан! Танки! — выпалил спрыгнувший с машины начальник разведки дивизиона лейтенант Антипов. — Много их там еще подходят.

— Вижу, напоролись наши, — тихо проговорил капитан, глядя туда, где рвались снаряды и лежала перевернутая повозка, и тут же заметил, как из зарослей вынырнула еще одна повозка и бешено помчалась вдоль опушки. Вдогонку ей ударило орудие, но снаряд разорвался в стороне, и повозка скрылась за кустами.

— Дивизион, к бою! — скомандовал Шалаев. — Занять огневые позиции! — А сам кинулся к стоявшему возле дороги дереву.

Пристроившись на развилке, он навел бинокль на опушку, занятую противником.

Гитлеровцы, видимо, опасались попасть в западню и потому медлили. Эта задержка давала возможность выиграть время, необходимое для подготовки дивизиона к бою. Вдруг Шалаев увидел, как из-за поворота показались еще четыре автомашины с прицепленными к ним орудиями и два бронетранспортера с солдатами.

«Понятно… Готовятся к атаке, стягивают силы», — подумал Шалаев, наблюдая за тем, как стали разворачиваться подошедшие орудия и бронетранспортеры.

Капитан хорошо понимал возможности своего оружия, знал, какое происходит рассеивание реактивных снарядов при стрельбе на предельное расстояние и на минимальное. Именно с такого расстояния, которое было до цели, эллипс рассеивания снарядов накроет фашистов, пока они не развернулись в сторону от дороги.

Прекратив обстрел отошедшей конницы, гитлеровцы оставались на месте, и то, что Шалаев вначале посчитал за их нерешительность, оказалось совсем другим. Они продолжали подтягивать новые подразделения, очевидно, рассчитывая, что за отрядом, с которым они легко расправились, появятся главные силы. Конечно, Шалаеву было трудно определить, что намерен предпринять противник, как поведет себя дальше. Догадываясь, что фашисты не только не собираются покидать этот рубеж, но и хотят усилить его, он решил использовать благоприятный момент. Приняв решение, он тут же отдал команды расчетам. Однако гитлеровцы закончили перестроение и неожиданно для Шалаева устремились вперед, снова открыв огонь по укрывшимся в лесу кавалеристам. Но как только вражеские танки рванулись в сторону от дороги, на них обрушился залп реактивных минометов дивизиона. Два бронетранспортера зачадили, окутались черным дымом, в стороны от дороги начала разбегаться пехота. Теперь противник видел, откуда били по нему «катюши», и начал обстрел огневой позиции дивизиона. Снаряды стали рваться вокруг батарей.

Отдав команду «Заряжай», командир дивизиона продолжал наблюдать за передвижением врага.

Вдруг он увидел, как один танк без видимой причины завертелся на месте, из него повалил дым. Шалаев обернулся и замер от радости: на опушке разворачивалась артиллерийская батарея. Одно орудие уже вело огонь. Севшим голосом он выкрикнул:

— Готово там? — И, не дожидаясь ответа, приказал: — Расчеты — в укрытие!

Еще раз приложив к глазам бинокль, он скомандовал:

— По фашистам, залпом, огонь!

Оставляя за собой хвосты огня, в сторону противника летели снаряды. Шалаев спрыгнул с дерева. На огневой он увидел командира батареи лейтенанта Калинина. Сбив на затылок фуражку, расставив ноги, тот оглядывал установки, валявшиеся около них снарядные ящики. Шалаев толкнул лейтенанта в плечо, улыбаясь, произнес:

— Все, комбат! Бегут фашисты, как черт от ладана, побили мы их!

Бойцы дивизиона уже стали у своих машин, а Забродин со своим начальником штаба старшим лейтенантом Сегаем обсуждал обстановку и поставленную перед ними задачу.

Отдаленный тяжелый гул моторов насторожил его.

— Слышите? — спросил он начальника штаба.

— Танки, факт, — отозвался тот.

К штабной машине подбежал дежурный по дивизиону лейтенант Борисов, с ним два разведчика. Борисов взволнованно доложил:

— Товарищ капитан! Немцы!

Забродин выпрыгнул из кузова штабной машины и теперь отчетливо услышал шум моторов тяжелых танков. Он лихорадочно искал выход из создавшегося положения. «Что делать? Ударить самим? Пропустить их?» — спрашивал он себя.

Подбежавший связист вызывал его к рации. Слушая начальника штаба дивизии, Забродин решил преждевременно не обнаруживать себя перед противником.

— Обстановка резко изменилась, — говорил полковник, — противник подтянул резервы, готовится к утру перейти в контратаку. Между дивизиями корпуса образовался разрыв, вам придется отходить лесом на Хелм. Будьте наготове.

Теперь Забродин более или менее ясно представил обстановку. У него окончательно созрело смелое решение: используя ночь, попытаться прорваться к городу следом за вражеской колонной. И он приказал Кальянову:

— Поднимай всех по тревоге. Только тихо, без шума.

Солдатский сон чуток. Бойцы быстро занимали привычные места у боевых машин.

Вскоре разведка доложила, что дорога свободна, и Забродин приказал выходить из леса и двигаться вслед ушедшим вперед вражеским танкам.

Три километра прошли спокойно, но когда достигли перекрестка, из-за поворота выскочили два танка и, притормозив, начали угрожающе поворачивать орудийные башни. В предрассветной мгле Забродин увидел на танках черно-белые кресты. Понимая всю сложность своего положения и невозможность развернуть дивизион в обратном направлении, он двинулся вперед на предельной скорости.

Расчет был прост: оторваться как можно дальше, а там свернуть с шоссе на лесную дорогу.

Гитлеровцы не сразу поняли, кто перед ними находится, и открыли огонь, когда дивизион проскочил перекресток.

«Только бы дотянуть до просеки», — мысленно повторял Забродин.

— Жми! Жми! Быстрей! — торопил он водителя.

Когда головные машины стали съезжать на просеку, обстрел вдруг прекратился. Не понимая причины, Забродин остановил свой газик. Ожидая ловушки, он готов был отдать приказ взорвать установки.

Неожиданно появились две тридцатьчетверки, с ходу открыли огонь по фашистским танкам.

— Наши! — радостно выпалил Кальянов.

— Жми к танкистам! — приказал Забродин водителю.

…После десятидневного рейда на подходе к Висле полк вновь был введен в состав 69-й армии.

Бежалов сидел в мчащейся машине и прислушивался к артиллерийской канонаде, доносившейся с левого фланга, где на участке соседней 8-й гвардейской армии, как ему сообщили, наши войска форсировали Вислу.

Впереди разорвался снаряд. Водитель резко нажал на тормоз, машину подбросило на ухабе. Бежалов вскочил с сиденья и увидел, как разбегаются в стороны шагавшие впереди бойцы, а артиллеристы начинают разворачивать орудия.

— Сворачивай! — приказал он водителю. Машина съехала с дороги, остановилась под деревьями. К командиру полка подбежал начальник разведки капитан Котенков.

— Что происходит — спросил Бежалов.

— Чуть к фашистам не угодили, — переводя дух, доложил Котенков. — Драпанули они за Вислу, мы и успокоились, а тут наткнулись на какую-то бродячую группу из тех, что не успели укрыться за Вислой. Сейчас наши выясняют с ними отношения.

— Ясно. А у берега были?

— Был. Там наши разведчики остались на наблюдательном пункте, в том месте, где вы приказали.

— А что у Забродина?

— У него все в порядке. Огневые позиции дивизион занял согласно боевому распоряжению, разведчики готовят плот для переправы через Вислу вместе с пехотой.

За дамбой, ограждавшей от разлива Вислы широкую приречную пойму, находились недавно назначенный командиром 3-го дивизиона майор Шалаев, разведчики Гнедин, Бочаров и радист Ковалев. Они соорудили плот и теперь вели наблюдение за противоположным берегом, ожидая приказа на переправу.

В наступающих сумерках берег в тумане почти не просматривался. Перед ними на фоне бледной полосы неба чернели контуры старинного Казимежского замка.

Когда окончательно стемнело, стрелковые подразделения дружно отчалили от берега. В этот момент севернее и южнее Казимежа, где был запланирован отвлекающий удар, завязалась перестрелка.

На перегруженных плотах и лодках, собранных со всего берега, стояли бойцы, располагались снаряды, минометы. Шалаев перебрался на заранее подготовленный небольшой плот, оттолкнулся шестом и поплыл вслед за разведчиками.

Он старался не отстать от других плотов и лодок. «Только бы достичь берега», — думал Шалаев, размашисто загребая шестом.

Разведчики причалили к берегу, когда первые группы закончили выгрузку. К счастью, противник ничем себя не проявлял. Бойцы развернулись цепью и молча двинулись вперед.

Еще находясь на левом берегу, Шалаев решил: если все будет удачно, он сразу обоснуется на высоте около замка. Однако с первых шагов понял, что до высоты добраться будет нелегко: место, где они высадились, представляло собой широченную заболоченную пойму.

Тяжело пришлось наступающим. Едва они достигли подножья высоты, как слева заработал вражеский пулемет. Выпустив две короткие очереди, он замолчал. В ответ ударили артиллерийские батареи, и сразу, поднявшись во весь рост, бросились вперед автоматчики. Гранатами, автоматным огнем наши бойцы выбили гитлеровцев и из этой траншеи.

Когда была захвачена первая траншея, Шалаев с радистом одолевали последние метры топкой поймы. Стараясь хоть чем-то помочь радисту, он взял его вещмешок и автомат. Наконец вся группа выбралась на твердую землю.

Впереди трещали автоматы, бой шел уже у замка. Из-за реки стреляли несколько батарей, справа и слева били минометы.

Шалаев знал, что до подхода главных сил переправившиеся через реку батальоны имеют ограниченную задачу: захватить и удержать небольшой плацдарм. А ему надо успеть оборудовать наблюдательный пункт, пока гитлеровцы не начали контратаковать.

Группа расположилась в отбитой у врага траншее. Майор Шалаев распорядился, чтобы радист налаживал связь, но тут из темноты вынырнул сержант Бочаров, доложил:

— Товарищ майор, замок свободен, давайте переберемся туда, обзор оттуда лучше, стены — во-о! Там артиллерийский капитан уже устраивается.

— Добро, — обрадовался Шалаев. — Веди, да быстрее!

К середине дня поспешно отошедший ночью противник стянул наличные силы, чтобы восстановить утраченные позиции.

В воздухе появился самолет-разведчик. Он около часа висел над переправившимися войсками, наблюдая за ними и одновременно корректируя огонь по наводимой понтонной переправе.

— Сколько же будет летать этот нахал! — злился начальник разведки лейтенант Антипов. — Управы на него нет.

А это что? — услышав рокот самолетов, спросил Шалаев. — Наши идут! Держись, «костыль», сейчас полетят твои кости!

Вражеский летчик либо поздно заметил наши «яки», либо понадеялся на «мессершмиттов», появившихся в воздухе, и начал уходить только тогда, когда два истребителя атаковали его. Вскоре, прошитый пулеметной очередью, он вспыхнул, а затем с воем устремился к земле, оставляя за собой шлейф дыма.

— Наконец-то убрали бандита, теперь и покурить можно, — усаживаясь на кирпичи, подытожил Бочаров, но в это время немцы начали артиллерийскую обработку плацдарма, и разведчики сразу забыли про «костыль».

Снаряды рвались и на переднем крае, и на высоте, и у переправы. Стены замка, изрядно разрушенные, все же надежно защищали наблюдателей. Внезапно вражеский снаряд влетел в окно, оглушительно грохнул разрыв, зал заволокло густой кирпичной пылью. Шалаева подбросило взрывной волной, и он, падая, успел заметить, как сверху сорвался и упал артиллерийский капитан, корректировавший огонь своей батареи.

Майор очнулся и попытался встать, но почувствовал тошноту. Кое-как сел, огляделся. К нему подбежал сержант Бочаров, дрогнувшим голосом произнес:

— А капитана-то убило…

Контратака гитлеровцев, последовавшая за артиллерийским налетом, захлебнулась. Три танка подорвались на минах, а два других были подбиты полковой артиллерией и горели за минным полем. Однако ясно было, что фашисты не смирятся с потерей такого важного рубежа, как Висла, и предпримут все, чтобы столкнуть наши малочисленные и слабые батальоны в реку.

Наблюдая за противником, Шалаев обратил внимание на громкие голоса внизу. Он глянул в отверстие в полу и увидел начальника связи лейтенанта Распутнего, отчитывавшего за что-то прибывшего с ним связиста.

«Хорошо, что появился Распутний, — подумал Шалаев, — сейчас узнаем, готова ли переправа через Вислу». Он окликнул лейтенанта. Тот отдал какое-то указание связисту и бегом направился в башню замка.

— Связь от огневых позиций, куда прибудут после переправы боевые машины, протянули, товарищ майор, — доложил Распутний.

— Ладно, здесь все ясно. Докладывайте, как там с переправой, — велел Шалаев. — Дивизион на плацдарм надо перебрасывать.

— Обстановка там, можно сказать, нормальная. Правда, мешает фашист работать нашим понтонерам.

— Это все я и сам вижу, — нетерпеливо ответил Шалаев. — Я спрашиваю, как идут дела на том берегу?

— Как только мост наведут, танки сразу же начнут переправу. Я их за дамбой видел. Пехота подходит, — начал докладывать Распутний.

— Все понятно, — перебил его Шалаев. — Помните главное: чтобы постоянно связь была, лейтенант! Нам еще не один удар отбивать здесь придется.

Новый удар гитлеровцы нанесли несколько позже, чем его ожидали обороняющиеся. Вначале несколько «юнкерсов» расчетливо сбросили свой груз на район переправы. Сразу же заработала артиллерия.

— Кажется, начинается, — заметил Антипов.

На этот раз противник изменил тактику, удары наносились сразу с трех направлений с целью рассечь плацдарм на отдельные участки.

— Все у них по шаблону, товарищ майор, — продолжая наблюдать, сказал Антипов. — Не могут они от своих канонов ни на шаг. Танки, пехота — вот и весь их арсенал.

— Арсенал-то неплохой, — возразил Распутний. — Вон как обложили нас, со всех сторон жмут.

Шалаев сердито посмотрел на обоих, и они замолчали. Он понимал всю сложность обстановки, уязвимость обороняющихся и их временную слабость в сравнении с противником и старался успокоить себя тем, что скоро придут другие силы, и тогда начнется борьба за дальнейшее расширение плацдарма; а пока надо держаться из последних сил, как было приказано, чего бы это ни стоило.

«Всем трудно на войне, — думал он, — но всегда труднее идти первым. Вот и на этом клочке земли еще долго придется стоять тем, кто переправился и ведет здесь бой».

И все же реальная действительность отодвигала на второй план все эти молниеносно проносящиеся в голове раздумья, нужно было принимать решения и твердо проводить их в жизнь. Плацдарм все больше и больше затягивался дымом разрывов. Казалось, на нем нет живого места и никто не способен оказать сопротивление развернувшему силы противнику. Но когда вражеская пехота и танки стали накапливаться на рубеже атаки, плацдарм ожил, выставив мощный заградительный огонь перед передним краем обороны. И все же, используя свое превосходство, противник начал теснить оборонявшихся. Шалаев понял, что наступило его время. Перехватив трубку у Распутнего, он скомандовал:

— Дивизион, залпом — огонь!

Отдав приказ, он не сразу понял, что произошло: почему-то снаряды стали рваться не там, куда по его приказу должен был вести огонь дивизион, а где-то на соседнем участке. Но когда загрохотали разрывы, накрыв намеченную цель, ему стало ясно, что одновременно вели огонь и два других дивизиона полка и их совместный удар нанес врагу ощутимый урон. Горели вражеские танки, уцелевшие повернули назад, а вслед за ними стала отползать и пехота, по которой продолжали вести огонь полковая артиллерия, минометы и орудия из-за Вислы. Особенно обрадовали Шалаева невесть откуда появившиеся три тридцатьчетверки, пронесшиеся мимо замка к переднему краю.

Только когда разведчик Гнедин закричал снизу: «Товарищ майор! Наши идут! Наши!», Шалаев осознал, что первый этап борьбы за плацдарм выигран, и, уступив место у стереотрубы лейтенанту Антипову, ощутил вдруг подступившую слабость, шум в голове, звон в ушах…

«Полк придан 7-му ГККК 21 июля 1944 г. Первый дивизион 14-й, второй 15-й и третий 16-й дивизиям. В боях по форсированию реки Западный Буг, под городами Хелм и Люблин полк своим мощным и точным огнем не раз менял обстановку в пользу наших частей».

«За период боевых действий с декабря 1942 года по август 1944 года в полку награждено орденами и медалями 565 человек. Из них членов и кандидатов партии 167, комсомольцев 46. Всего в полку 246 членов и кандидатов в члены партии и 257 комсомольцев».