Вслед за луной

Глава 16

На третий день буря улеглась и линия прибоя отступила от прибрежных скал прежде, чем на землю спустилась тьма. К счастью, корабль тамплиеров, который должен был доставить в Англию вино, не пострадал от непогоды, и корабельщики, потратив полдня на его осмотр и еще три часа на то, чтобы выкачать из неглубокого трюма воду, дали добро на отплытие. К вечеру семьдесят крупных бочек с вином были привязаны канатами к нижним планкам обшивки под скамейками для гребцов, а низенькая деревянная каюта, уютно пристроившаяся на носу судна, ждала двух путешественников, которые, заплатили командору Амо крупную сумму золотом за то, чтобы пересечь Ла-Манш.

Незадолго до рассвета Паэн и Джоанна были доставлены на борт грузового судна в маленькой шлюпке, управляемой четырьмя гребцами. Тьма еще не рассеялась, когда якорный камень был с шумом поднят на свое место перед каютой на носу, и галера полетела по волнам, удаляясь все дальше и дальше от прибрежных рифов.

Когда они поднялись на палубу, обломки затонувшего корабля уже остались далеко позади, едва различимые за темными валами набегавших волн.

Паэн вернулся в каюту и вынул из седельной сумки просторную кожаную рубаху.

— Это для вас, — обратился он к Джоанне.

— По ее виду этого не скажешь, — отозвалась та. Паэн поднял кожаную рубаху над головой Джоанны и натянул ее поверх шерстяного плаща.

— Это кольчуга, правда, еще недоделанная. Оружейник не успел нашить на нее броню, и я подумал, что она может защитить вас хотя бы от холода.

Джоанна оглядела несоразмерно большое одеяние и улыбнулась, коснувшись рукой мягкой кожи.

— Вы сами видите, что кольчуга не такая уж тяжелая. Зато она не даст вам промокнуть.

— Спасибо, — ответила она. — Я верну ее вам, как только мы доберемся до побережья, и тогда вы сможете ее закончить. Должно быть, она стоит дорого, Паэн пожал плечами.

— Без брони — не очень. Я обменял у оружейника эту кольчугу на кобылу и небольшую сумму серебром в придачу.

Джоанна кивнула и подошла к поручням, чтобы полюбоваться бескрайними морскими просторами, открывавшимися их взору. Паэн встал рядом, думая о том, что еще никогда за многие годы рассвет не казался ему таким холодным — и таким прекрасным.

Со своего наблюдательного пункта Паэн видел, как гребцы из команды тамплиеров увлекали скрипящее, отчаянно протестующее судно в открытое море, еще не до конца успокоившееся после недавнего шторма. Легкий ветерок, пришедший на смену буре, дул им навстречу, и потому огромный полосатый парус, свернутый и накрепко привязанный к гику, лежал в проходе между рядами скамеек.

Гребцы с ближайших к Паэну скамеек выгнули шеи при виде странного одеяния Джоанны, отпуская замечания по поводу кожаной кольчуги, надетой поверх ее плаща. Джоанна сердито нахмурилась и вернулась в холодную тень каюты, чтобы немного вздремнуть, опустив бледную щеку на седельную сумку, где хранились те немногие новые предметы одежды, которые Паэну удалось приобрести в крепости тамплиеров.

Он накрыл ее своим плащом и покинул каюту, любуясь постепенно исчезающим из виду побережьем Бретани. Теперь уже темные утесы и окутанные туманом холмы можно было увидеть лишь тогда, когда корабль вздымался на гребень очередной быстро набегавшей волны.

Когда земля скрылась за горизонтом и впереди не осталось ничего, кроме безбрежного пространства серой воды, Паэн уговорил Джоанну съесть большой ломоть хлеба, надеясь, что эта нехитрая еда сможет поддержать ее силы.

Если погода не изменится в течение ближайших дней, то их плавание к северу при сильном встречном ветре неминуемо затянется. Гребцы не могли поддерживать заданный темп больше нескольких часов, а людей, готовых сменить их у весел, не хватало. После первой же стоянки в одном из портов к северу от Сандвича им следует покинуть корабль и ехать дальше на север верхом. До первых снегопадов оставалось чуть меньше месяца, однако в интересах безопасности Паэн предпочел бы, чтобы они застали их уже на берегу, где ему не составит труда найти для Джоанны убежище в придорожных усадьбах и на постоялых дворах. Там они могут не опасаться погони, поскольку неведомый враг Джоанны, подославший к ней в Бретани наемных убийц, не может знать в точности, когда именно она отправится в Уитби. А если им повезло, то Джоанну уже сочли погибшей и погоня за ней прекратилась задолго до того, как они покинули берега Бретани. Впрочем, самым благоразумным решением с их стороны будет покидать время от времени большую дорогу и пользоваться окольными тропами, несмотря на то что это замедлит их продвижение вперед. По правде говоря, Паэн был совсем не прочь провести побольше времени в обществе Джоанны Мерко.

Еще не так давно ему казалось, что Джоанна уже никогда больше не подпустит его к себе. Это случилось две ночи назад, когда между ними вспыхнул жаркий спор из-за решения Паэна восстановить брата в правах сеньора Рошмарена. Его слова вызвали негодование Джоанны, а после того как Паэн упомянул в разговоре о своем обете поддерживать наследников брата вместо собственных внебрачных отпрысков, он заранее смирился с тем, что его ждет череда холодных ночей, проведенных на полу за дверью их каюты. Однако едва последние гневные слова повисли между ними в воздухе, вдова Мальби, неожиданно обернувшись к нему, протянула ему руку:

— Вы милый, благородный дурачок, раз готовы поступиться собственными интересами, чтобы вернуть Алена в Рошмарен, зная, что вам придется защищать брата до конца его жизни. Так неужели из-за этого мы лишим себя тех немногих дней, которые нам суждено провести вместе? — Она улыбнулась, несмотря на то что ее глаза подозрительно блестели. — МЫ тут наговорили друг другу достаточно обидных слов по поводу вашего незаконного ребенка, а моего сына, так давайте же по крайней мере дадим бедняжке возможность появиться на свет.

В его воображении предстал образ Джоанны Мерко, одинокой и с раздавшимся животом, которой в середине будущего лета придется рожать в какой-нибудь уединенной йоркширской усадьбе, давая жизнь его ребенку. К тому времени слабая надежда на то, что ему удастся вернуть Рошмарен, может окончательно развеяться, и тогда он вернется к Джоанне, чтобы быть рядом с ней на период родов. Впрочем, он тут же отбросил эту мысль как нелепую, поскольку никакого ребенка может и не быть. Джоанна была замужем за Мальби почти год, но так и не понесла. Тем не менее этот образ упорно преследовал его..

Должно быть, эта женщина и впрямь была ведьмой — прекрасной, светловолосой ведьмой, явившейся с сурового севера, чтобы отвлечь его от главной цели всей его жизни. Ей достаточно было просто улыбнуться ему в робкой, застенчивой попытке его соблазнить и стянуть рукав платья с прелестного белого плеча, чтобы Паэн тут же погрузился в забытье. Сладостное забытье…

Паэн поднялся со скамьи и ощупью пробрался между рядами скамеек к корме, где двое дюжих мужчин крепко вцепились в рулевое весло. На долю этих людей выпала самая трудная задача — удерживать огромное весло над зеленой поверхностью воды и поднимать его всякий раз, когда судно неуклюже переваливалось через гребень вала и стремительно падало вниз, чтобы его не вырвало из их рук и не унесло в море. Если бы рулевое весло сломалось или матросы не сумели удержать судно под прямым углом к набегавшим волнам, последствия могли бы оказаться самыми печальными.

Отсюда, с кормы, нос корабля казался таким маленьким и хрупким, и если он хотя бы в одном месте даст течь и морская вода хлынет внутрь…

Паэн направился к каюте, на ходу бормоча извинения, когда ему случалось наступить на ногу кому-нибудь из гребцов. Джоанна спала в той же позе, в какой он ее оставил, однако ее недавняя бледность уже прошла. Если он уговорит ее съесть побольше хлеба и выпить побольше воды, ей не страшна будет морская болезнь.

— Джоанна… — пробормотал Паэн. — Проснитесь, Джоанна.

Теперь ее глаза казались зелеными — зелеными, как море.

— Что-нибудь случилось? — испугалась она. Паэн подтянул к себе сумку с провизией и нащупал в ней завернутую в ткань буханку хлеба.

— Ешьте, — произнес он. — Вам надо есть как можно чаще, чтобы не свалиться от морской болезни. Джоанна кивнула и села.

Паэн развернул ткань и вдруг с неприятным ощущением подступающей тошноты обнаружил, что достал из сумки сыр.

— Это не хлеб, — пробормотал он.

Она подняла на него зеленые глаза и улыбнулась.

— Что ж, тогда я отведаю сыра.

— Нет. Хлеба.

Джоанна взяла у Паэна сыр и, положив на колени, развернула ткань, в которую он был завернут. Затем, вынув из-за пояса маленький кинжал, принялась нарезать золотистую массу на куски.

— Погодите. Хлеб лучше…

— Ваши друзья тамплиеры делают превосходный сыр. Я никогда не пробовала ничего вкуснее. — Джоанна отрезала толстый ломоть и протянула его Паэну.

— Нет, — скривился он.

— Здесь его более чем достаточно, чтобы…

— Нет, — повторил Паэн и опрометью выскочил из каюты, чтобы вобрать в свою тяжело вздымавшуюся грудь немного свежего морского воздуха. Он все же успел ухватиться за поручень, свесив голову через край. Сквозь щелочки прищуренных глаз он видел зеленую морскую воду, обтекавшую корпус корабля, и переднее весло, мелькавшее то вверх, то вниз в темпе более быстром, чем резкая пульсирующая боль у него в висках.

Чья-то рука легла ему на плечо, а другая потянулась к его запястью.

— Назад! — рявкнул Паэн. — Иначе я могу заблевать вам все лицо. Если вы хотите помочь, лучше смотрите внимательнее за женщиной, чтобы она ненароком не упала в море. — Он сделал последний отчаянный вдох и зажмурил глаза.

— Она не упадет в море, если только вы сами ее туда не отправите, — раздался рядом твердый голос Джоанны Мерко.

— Убирайтесь! — с трудом выговорил он. Она провела по его щекам куском ткани, смоченной в пресной воде, и вытерла ему лоб.

— Ну же, давайте, — обратилась к нему Джоанна. — Я буду рядом.

Словно издалека до Паэна донесся кашель одного из гребцов. Он резко отстранил от себя Джоанну, с наибольшей скоростью, на какую только был способен, ринулся на противоположный борт судна и оставил весь свой завтрак на гладкой поверхности моря. Затем набрал в рот воды из бурдюка, который кто-то сунул ему в руку, и сплюнул ее вниз. Влажная ткань снова легла ему на лоб.

— Почему бы вам не прилечь? — предложила Джоанна. — Я помогу вам добраться до каюты.

— Я не шучу, — процедил он сквозь зубы.

— О чем вы?

— Убирайтесь! — прошипел Паэн. Взгляд его был прикован к куску ткани у нее в руках. — Клянусь грязной мошной святой Елены, это обертка от сыра!

— Нет. Вы ошибаетесь…

— Это обертка от сыра, будь он трижды неладен!

— Нет, Паэн. Сыр здесь ни при чем.

— Неужели вам так уж необходимо произносить это слово вслух? — простонал он.

Тошнота постепенно отступала, и перед взором Паэна снова предстало лицо Джоанны — румяное, как лепестки розы, и здоровое, как у деревенской молочницы в середине лета.

— Я мог бы возненавидеть вас за ваш румянец и бодрый вид, — проворчал он, — Знаю, — усмехнулась она. — А теперь, может быть, вы вернетесь в каюту?

Паэн покачал головой.

— Скверная мысль.

— Если хотите, я выброшу сыр.

— Умница. Вы просто умница, Джоанна.

Для них было большой удачей, что они находились на борту корабля тамплиеров, команде которого, по словам Амо, они могли полностью доверять. Если бы кто-нибудь из этих людей пробрался в каюту, чтобы похитить вдову Мальби, у Паэна едва ли хватило бы сил поднять меч на ее защиту.

У него почти не осталось воспоминаний ни об этом дне, ни о долгой ночи, которая за ним последовала. Несколько раз он просыпался и видел, как слабый луч заходящего солнца проникает сквозь узкое окошко в каюту, после чего он оказывался в полной темноте. И каждый раз Джоанна Мерко была рядом с ним, держа наготове бурдюк с водой и накрыв их обоих его плащом, чтобы согреться.

Когда уже на заре Паэн снова открыл глаза, ветер сменился на попутный и, чтобы поймать его, на корабле был поднят огромный полосатый парус. Прямо на скамейках под заткнутыми пробками уключинами весел спали гребцы, а сами весла, блестевшие от морской соли, были сложены в строгом порядке в единственном проходе между рядами скамеек. Место возле руля уже заняли другие матросы, такие же рослые и крепкие, как и двое первых, которые прилагали все силы, чтобы удержать галеру прямо по ветру.

— Где мы?

— В стороне от крупных островов. Пока вы спали, поднялся ветер, и гребцы, свернув на восток, оставили весла, чтобы пройти как можно дальше под парусом. И еще я видела костры. Большие костры, которые разжигают на берегу для того, чтобы корабль не налетел на скалы.

Паэн поднес руку ко лбу.

— А я все это проспал!

В тесном, темном пространстве каюты раздалось приглушенное ругательство.

— Прошу прощения, — поспешно добавил он. — Я никак не ожидал, что просплю так долго.

— Напротив, этого следовало ожидать, — ответила Джоанна. — С тех пор как мы оставили Рошмарен, вы спали лишь урывками. А после того как Матье нас покинул…

Он выдавил из себя улыбку, несмотря на то что голова его раскалывалась от боли.

— После того как Матье нас покинул, я был бы круглым болваном, если бы проспал наши с вами ночи.

Она поднесла к его губам мех с вином и торопливо поправила плащ.

— Можете говорить, что вам угодно, но даже бравый наемник иногда нуждается в отдыхе, и я была рада тому, что вы наконец-то смогли выспаться как следует.

— И вам не было страшно? Джоанна покачала головой.

— Никто не пытался приблизиться ко мне и не сказал мне ни слова. Лишь однажды старший рулевой зашел в каюту, чтобы спросить, не нуждаемся ли мы в еде. Он так и не вернулся.

Паэн снова улегся и вытянул руки.

— Клянусь коленями святой Радегунды, до чего же чудесно снова оказаться среди людей, которым ты доверяешь, и иметь возможность отдохнуть. Прошло уже много недель с тех пор, как…

— А где вы были до Рошмарена?

Неужели он проговорился во сне? Или Джоанна, перебирая в памяти обстоятельства гибели покойного супруга, связала их с угрозой, нависшей над ней самой? Паэн пожал плечами с самым равнодушным видом, на какой только был способен.

— В лагере Меркадье, разумеется. А перед тем в Палестине. “И в Нанте, если уж быть до конца честным. В том самом доме, где был убит ее муж”.

На лице Джоанны, озаренном, лучами утреннего солнца, окруженном ореолом густых, медвяного цвета волос, подчеркивавших красоту ее светлой кожи, не заметно было никаких признаков недоверия. Паэн мысленно обратился к святой Радегунде с ее стройными коленями и ко всем прочим святым, которых он успел помянуть всуе с тех пор, как покинул крепость тамплиеров. “Клянусь, — молился он про себя, — я никогда впредь не буду оскорблять ни ваших имен, ни ваших атрибутов, но только, пожалуйста, сделайте так, чтобы Джоанна никогда не узнала о том единственном проступке в моем прошлом, который может оттолкнуть ее от меня навсегда”.