Дани с нетерпением ждала Ника. Ей хотелось уехать из больницы как можно скорее.
— Потерпи, Даниэла. Он скоро придет, — успокаивала ее Рут.
— Может, он забыл.
— Забыл о своей жене и дочери меньше чем за сутки? Это Ник-то? — Рут широко улыбнулась. — Не думаю.
— Мы сами могли бы отвезти тебя домой, — предложила Кэнделл.
— Ни в коем случае! — Рут взвилась от возмущения. — Это значило бы навсегда лишить Ника дорогих воспоминаний. Я этого не допущу. Он придет с минуты на минуту. Так что, вы обе, проявите чуточку терпения.
Как раз в эту минуту в дверях появился Ник.
— Я пропустил что-то важное? — настороженно осведомился он.
На нем были легкие джинсы и майка. Джинсы были настолько стираны-перестираны, что местами приобрели совершенно белесый цвет. — Сегодня вторник. Почему ты не в костюме? — удивилась Дани.
— Так как в офис я сегодня не иду, костюм мне не нужен. Кстати, мне так и не сказали, что тут произошло. Кто кого и каких лишил воспоминаний?
— Ты берешь выходной посреди недели? Это что-то новенькое.
— Да. — Он наклонил голову и требовательно смотрел на нее. Ах, какие же у него синие глаза!
Повисла неловкая тишина.
— Нам пора, — объявил Остин, протягивая Нику руку. — Твоя дочь — настоящая красавица. Поздравляю.
— Хорошо, что ты уже здесь, — добавила Рут, дружески обняв зятя. — Ты успел как раз вовремя.
— Похоже, это начинает входить у меня в привычку.
— Хорошая привычка. — Она нежно улыбнулась, уходя.
— Итак? Ты намерена отвечать? — спросил Ник, когда все ушли.
— Это просто наша семейная присказка, — испытывая некоторую неловкость, объяснила она. — Всякий раз, когда нам предстоит какое-то общее дело, а кого-то нет, мама всегда говорит, что мы лишаем его воспоминаний.
— А какого воспоминания ты собиралась лишить меня?
Поездка домой оказалась мучительной. Ник за всю дорогу не проронил ни слова. А когда они подъехали к ее дому. Дани пришло в голову, что это, собственно, не ее дом, а Питера.
Должно быть. Ник подумал о том же. Он с явным неудовольствием окинул взглядом громадное, уродливое звание.
— По мне, чем быстрее ты съедешь отсюда, тем лучше.
— Я тоже так думаю. Если тебя это порадует, то где-нибудь через год я, пожалуй, смогу подыскать себе дом поменьше.
— Я не то имел в виду.
— Согласна, дом слишком большой, — упрямо гнула она свое. — Но до развода я вполне могу в нем пожить.
Выражение его лица стало жестче.
— Так не пойдет. У меня есть дом, в котором предостаточно места для нас троих.
— Я не собираюсь переезжать к тебе.
— Нет? — Он резко обернулся к ней. — А как ты намерена объяснить свое решение родителям?
— Что-нибудь придумаю. — Дани упрямо поджала губы.
— Они уверены, что мы поженились, чтобы жить вместе. Или ты забыла столь незначительную деталь?
По выражению его лица она догадалась, что он думает о тех чертовых простынях, подаренных им на свадьбу ее родными.
— Я ничего не забыла! — Она болезненно поморщилась — ну почему она опять сорвалась на крик? — и тут же поспешно оглянулась на Абигайль. Малышка мирно посапывала в своей дорожной кроватке на заднем сиденье, не ведая о кипевших вокруг нее страстях. Понизив голос, Дани сказала: — Ник, наш договор не предусматривает совместное проживание, только один год брака в обмен на мое согласие остаться в компании. Но я не соглашалась спать с тобой.
— Я намерен пересмотреть условия договора.
— Ты не имеешь права!
— Неужели? Что ж, попробуй мне помешать.
— Запросто. Достаточно одного простого слова «нет».
Она изумилась, увидев, как он расплылся в улыбке.
— Ну да, конечно. Припоминаю, как ты в последний раз говорила это одно простое слово «нет». Результат оказался потрясающий.
— Как только язык у тебя повернулся такое сказать! Все произошло случайно. Ты же не станешь спорить с тем, что одной ноги недостаточно для того, чтобы вступать в брак?
— Разве?
Дани поняла, чего он хочет, еще до того, как Ник потянулся к ней.
— Пожалуйста, не надо, — чуть не простонала она. — Никогда больше этот не делай.
— Почему? Разве тебе так неприятно? — Его губы были близко, очень близко.
Нет, неприятно ей не было. В том то и дела, что нет. Ей все в нем нравилось: и его прикосновения, и запах его кожи и вкус его поцелуев. Но ведь ей нравится и сливочная помадка поверх яблочного пирога. Однако это не значит, что она ей полезна, особенно в больших количествах.
— Почему я. Ник? Почему не какая-нибудь другая?
— Потому что только ты способна меня согреть, дорогая. Я всю жизнь мечтал о том, чтобы согреться.
Смысла сказанного, им она не поняла. Зато ей было понятно неистовство его поцелуев, дерзкая откровенность его влечения. В этом — и только в этом, к сожалению, — они полностью совпадали. То, что она испытывает к нему, — не любовь. Не может быть любовью. Это зов плоти. Страсть. Сексуальное влечение. Да, именно так. Но только не любовь. Она сейчас, не в силах довериться ни своей любви, ни мужчине, предлагающему ей свою любовь. Любовь несет с собой боль, холод и разочарование.
Любовь для нее неприемлема. Ник впился поцелуем в ее губы, лишив возможности не только говорить, но и думать. Он был очень выдержанным человеком, однако стоило ему коснуться ее, как и от его самообладания не осталось и следа. Он запустил руки в копну ее густых волос, повернув голову так, чтобы ему было удобнее целовать ее в губы. Дани прильнула к нему, вся во власти нахлынувших воспоминаний. Она заново мысленно восстановила события той невероятной, незабываемой ночи. Ник занимался с ней любовью на полу, перед камином. Дани почувствовала жар в груди и едва не застонала. Она только что произвела на свет дочь. Ну как же можно желать его с такой силой чуть ли не сразу после рождения Абигайль?
Эта мысль заставила ее встрепенуться. О, Господи! Абигайль!
Как она могла о ней забыть? Дани быстро вывернулась из его объятий. В закрытом салоне автомобиля отчетливо слышалось ее громкое прерывистое дыхание. Оба долго молчали. Потом он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
— Твои чувства ко мне, возможно, и вправду довольно шаткое основание для брака. Во всяком случае, сейчас. Но у нас все впереди. Нравится тебе это или нет, но мы одна семья. Абигайль и моя дочь тоже. Я намерен стать ей настоящим отцом и не позволю больше лишать меня воспоминаний.
— Я совершила ошибку, — с болью признала она. — Но наш брак… Пойми, сейчас это выше моих сил.
— А я не могу отпустить тебя. Благодаря тебе я вкусил райское блаженство. Так разве можно удивляться тому, что я не хочу оказаться изгнанным из рая?
— Я не могу любить такого человека, как ты. — Слова эти вырвались у нее ломимо воли, как крик души, все еще страдающей от былых обид. — Ты такой же, как Питер, и любить тебя — значит снова страдать.
— Ты ошибаешься, женушка. Но тебе придется смириться.
С этими словами он вышел из машины. Подойдя к дверце с ее стороны, помог ей выйти. Затем открыл заднюю дверцу и вынул из дорожной кроватки Абигайль. Прижав ее к плечу, он кивком головы указал на крыльцо.
Подойдя к входной двери. Дани три раза набрала свой код, прежде чем Гемма соизволила отключить сигнализацию и впустить их в дом.
Едва они вошли, как Ник передал ей девочку.
— Отменить всю систему кодов, — рявкнул он. — Коултер ноль-ноль-один.
— ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, МИСТЕР КОУЛТЕР, — откликнулась Гемма.
— Требую немедленного изменения системы. У тебя есть в памяти голос Дани?
— ДА, МИСТЕР КОУЛТЕР.
— Все замки должны открываться и запираться по ее устной команде на всех уровнях безопасности вплоть до второго. Ясно?
— ЯСНЕЕ НЕ БЫВАЕТ, МИСТЕР КОУЛТЕР.
— Что ты сделал? — потребовала объяснений Дани.
— Я не хочу, чтобы, приехав домой с малышкой, ты возилась с кнопками и кодами. Отныне тебе достаточно просто назвать себя и попросить Гемму открыть дверь.
— И все? Вот так просто? Я скажу: «Сезам, откройся!» — и все двери распахнутся?
— Да, так просто. Хотя я не стал бы упоминать сезам. У Геммы нет чувства юмора.
— Минуточку! Я правильно поняла? Стоит мне приказать этой штуковине впустить меня в дом — и она выполнит мой приказ? И при этом никакого воя сигнальной системы? Никаких приездов полиции?
— Вот именно.
— И когда же Гемма всему этому обучилась?
— Гемма с самого начала это умела.
— Тогда почему, черт побери, мне приходилось запоминать все эти цифры, будь они неладны?
— Я думал, вы сами хотите, чтобы Гемма работала в таком режиме.
Впервые она увидела, как Ник лжет. Впрочем, он и не старался это скрыть. Просто стоял и, глядя ей прямо в глаза, нес ахинею.
— Готова убить тебя на месте! Целых пять лет я мучилась, а теперь ты преспокойно сообщаешь, что это было вовсе ни к чему?
— Да.
— А как же ежемесячная замена кодов? — Только боязнь испугать Абигайль заставляла ее удерживаться от крика. — Тоже не нужна была?
— Нет, нужна, но, возможно, не каждый месяц… — Она и не заметила, когда он забрал малышку из ее дрожащих рук. — Вам лучше всего было бы внести в память компьютера свои голоса.
— Я задушу тебя своими собственными руками. Ты ведь нарочно все подстроил, чтобы вволю потешиться над нами?
— Не говори глупостей. Дабы учинить нечто подобное, надо обладать чувством юмора. Ты же сама говорила, что я, как и Гемма, не способен чувствовать. Так как бы я смог получать удовольствие, видя, сколько хлопот доставляет вам мой компьютер?
— Я тебе не верю!
— А ты поверь. Питер ни разу не попытался понять принцип управления Геммой. Он попросил… Нет, вру, ОН потребовал, чтобы я установил Гемму у него дома и предоставил ему целый набор строго индивидуальных кодов. Я дал ему то, чего он хотел.
— Ах ты, с…
— Ошибочка. Это Питер был сукин сын. Надменный и беспечный. Он сел в кресло своего отца в ССИ в полной уверенности, что здесь все принадлежа ему по праву, а потому даже и не думал утруждать себя изучением дела. Прибыль — это единственное, что его интересовало. Ему и в голову не приходило, что, если хочешь получать, надо вкалывать до седьмого пота. — Глаза Ника потемнели от гнева. — Он даже не поинтересовался, может ли компьютер хранить в памяти его голос и отпечатки пальцев и реагировать на них. А ведь стоило ему хотя бы минут на пять оторваться от своих занятий гольфом и почитать рекламные проспекты, то он увидел бы, что об этих возможностях там напечатано черным по белому.
— Я читала вею рекламную литературу, — возмутилась Дани, — и решила, что в данной модификации подобные варианты не предусмотрены.
— Ну, так ты ошиблась! Надо было просто спросить у меня. Если хотя бы один из вас удосужился это сделать, я бы перепрограммировал вашу компьютерную систему.
Она не сомневалась в правдивости его слов. Но приходится признать, что если бы Ник сыграл подобную шутку с кем-то другим, то она сочла бы ее остроумной, хотя и очень злой.
Прежде чем она успела высказать ему все, что об этом думает, проснулась Абигайль. Малышка открыла глазки и, сморщив крошечное личико, издала вопль.
— Должно быть, ее организм на девяносто процентов состоит из легких, — заметил Ник. Дани взяла Абигайль на руки.
— Скорее всего, она проголодалась, так что, если не возражаешь, я буду кормить ребенка.
По крайней мере попытается, хотя пока у нее не очень-то получается нормально дать грудь девочке. Но не признаваться же в этом ему! Особенно после того, что он только что рассказал. Крепко прижимая к себе Абигайль, Дани гордо пошла по коридору к себе в спальню.
— МИСТЕР КОУЛТЕР? Ник вздрогнул.
— Ну, что там у тебя, Гемма?
— ДОНОСИТСЯ ШУМ. — Последовала короткая пауза, а затем он услышал плач Абигайль.
— Это моя дочь. Ее зовут Абигайль. Снова последовала пауза, и Ник понял, что Гемма роется в своем банке данных в поисках слова «дочь».
— ВЫ ПРОИЗВЕЛИ ОДНУ ЕДИНИЦУ ПОТОМСТВА ЖЕНСКОГО ПОЛА?
— Да, Гемма. Произвел. И на всякий случай, чтобы ты знала, миссис Шератон теперь стала миссис Коултер. Она моя жена и мать Абигайль.
— ОДНУ МИНУТУ. ИДЕТ ОБРАБОТКА ИНФОРМАЦИИ. ВЫ ОБРАЗОВАЛИ БРАЧНЫЙ СОЮЗ С МИССИС ШЕРАТОН?
— Теперь она просто миссис Коултер, Гемма. Можешь вычеркнуть имя Шератон из своего банка памяти. — Ух, до чего же приятно такое сказать!
— МИССИС КОУЛТЕР ПОМОГАЛА В ПРОИЗВОДСТВЕ ОТПРЫСКА ЖЕНСКОГО ПОЛА?
— Она родила ребенка. Да. — Он нахмурился. Ему в голову неожиданно пришла одна мысль. — Гемма, если звук, который ты только что записала, не прекратится через три минуты, немедленно сообщи об этом Дани.
— ПРОШУ РАЗЪЯСНЕНИЙ.
— Этот шум означает, что… э… отпрыск женского пола требует неотложного внимания. Так как дом огромный, Дани может не услышать.
— ЯСНО, МИСТЕР КОУЛТЕР.
— И знаешь еще что, Гемма? — Он было заколебался, зная, что жене явно не понравится его следующее распоряжение. Но какое это имеет значение? Ей и так не нравится все, что он делает последние пять лет. Так к чему нарушать традицию? — Включи систему слежения и немедленно сообщи мне, если произойдет что-нибудь необычное.
— БУДЕТ ИСПОЛНЕНО. ПРИЯТНОГО ВАМ ДНЯ, МИСТЕР КОУЛТЕР.
— Приятного-то ничего и не предвидится, — пробормотал Ник, неохотно покидая свою новую семью.
— МИССИС КОУЛТЕР?
Вздрогнув от неожиданности. Дани проснулась, с удивлением оглядывая комнату, в которой уже стало темно.
— Гемма? Что случилось?
— ОТПРЫСК ЖЕНСКОГО ПОЛА ИЗДАЕТ ПРОНЗИТЕЛЬНЫЙ ШУМ В ТЕЧЕНИЕ ТРЕХ ЦЕЛЫХ ДВУХ ДЕСЯТЫХ МИНУТЫ. МНЕ ДАНЫ ИНСТРУКЦИИ ВАС ПРЕДУПРЕДИТЬ.
— Абигайль плачет?
— ОДНУ МИНУТУ. — В следующее мгновение в комнате раздался громкий плач малышки. — ПОЖАЛУЙСТА, ПОДТВЕРДИТЕ, ЧТО ПРОНЗИТЕЛЬНЫЙ ШУМ ОЗНАЧАЕТ «ПЛАЧЕТ».
— Подтверждаю! — Дани как ошпаренная соскочила с кровати.
Она сломя голову помчалась к дочурке, в ужасе оттого, что даже громкий рев ребенка не смог ее разбудить. Девочка голодна. Усевшись в кресло-качалку около кроватки. Дани неловким движением расстегнула ночную рубашку.
Это будет ее пятая по счету попытка покормить девочку грудью. Впервые она дала грудь Абигайль еще в больнице, в присутствии медсестры, которая подробно инструктировала ее насчет того, что она всегда считала простым — нет, инстинктивным — актом. Оказывается, кормление грудью не менее сложно, чем программирование Геммы; одним инстинктом явно не обойдешься.
— Гемма, ты сказала, что тебе даны инструкции сообщать мне, когда Абигайль плачет?
— ДА. КОГДА ДОЧЬ-МЛАДЕНЕЦ ИЗДАЕТ ГРОМКИЙ ШУМ ДОЛЬШЕ ТРЕХ МИНУТ, МНЕ ПРИКАЗАНО ВАС ИНФОРМИРОВАТЬ. ПЕРВЫЙ УРОВЕНЬ БЕЗОПАСНОСТИ.
— Тебе приказал Ник?
— ДА.
Как ни хотелось Дани отменить распоряжение, но все же здравый смысл взял верх: ведь Ником руководил страх за нее и ребенка. Поэтому она решила не поднимать шум по этому поводу. Ее главная забота сейчас — накормить дочку. Абигайль же отворачивала головку и наотрез отказывалась сосать. Дани пришла в полное смятение.
— Давай же, родная, — нежно умоляла она. — Тебе надо поесть.
Но Абигайль, по-видимому, ее предложение не устраивало. Она плакала, протяжно, жалобно всхлипывая. Затем прильнула к соску, жадно почмокала несколько секунд — и тут же снова отвалилась от груди, залившись отчаянным плачем.
Дани в панике сильно раскачивалась в кресле, не зная, что делать. Ну почему ребенок отказывается сосать? Что не так? Глаза ее наполнились слезами отчаяния, она сделала глубокий вдох, больше похожий на рыдание. Ну за что ей такое?
— МИССИС КОУЛТЕР.
— Да? — Голос ее сорвался на крик; она чуть не расплакалась.
— ПРОИСХОДИТ ЧТО-ТО НЕОБЫЧНОЕ?
— Да, необычное! — рявкнула Дани. По ее щекам текли слезы. — Я никудышная мать.
— МИСТЕР КОУЛТЕР!
В спальне Ника автоматически включился свет.
— В чем дело. Гемма? — Он тотчас проснулся.
— ТРЕВОГА, ПЕРВЫЙ УРОВЕНЬ БЕЗОПАСНОСТИ В ДОМЕ МИССИС КОУЛТЕР.
В комнате послышались крики Абигайль, а также еще один сдавленный всхлип. Дани! Он вскочил с постели, с молниеносной быстротой натянул джинсы.
— Дай изображение! Быстро!
Экран телевизора мгновенно ожил. Телекамера крупным планом показала Дани, сидящую в кресле-качалке и крепко прижимающую к груди малышку. Обе почему-то заливались слезами, громко рыдая. Ник схватил с туалетного столика ключи и спустя несколько секунд уже заводил машину.