— Какой жуткий способ убить себя, — сказала Белла. Она и Бензод стояли рядом с телом Дженни Сондерс. Рори проводил обследование.
Я пришел последним. Тело обнаружил Конрад Делинго. Сейчас он дежурил у двери грузового отсека шестого уровня, чтобы никто из пассажиров случайно не забрел сюда. Его обычный энтузиазм заметно поугас.
На реплику Беллы ни Бензод, ни я не ответили. Мы оба хорошо изучили тон ее риторических восклицаний. Обычная грустная мина на лице Бензода сменилась выражением такой глубокой скорби, словно погибла не просто пассажирка, а добрая половина его собственной семьи.
Рори стоял на коленях у тела Дженни, практически не заслоняя его от меня. На ней была та же одежда, в которой она вышла вчера вечером к обеду: легкая блузка и свободные ярко-синие брюки. Она лежала на спине, ступни были неестественно вывернуты наружу. Кусок упаковочного шнура, завязанный узлом впереди, — петлей охватывал ее шею. Сама петля глубоко впилась в шею, и виден был только, узел, прикрывавший небольшой синяк. Лицо Дженни было спокойно, но синеватый оттенок губ и ушей свидетельствовал о мучительной боли, вызванной отсутствием кислорода. Одна ее рука до сих пор сжимала натянутый конец веревки. Другой конец змеился по полу, как оторванная пуповина. Глаза ее были закрыты.
По дороге в отсек я чувствовал, что в душе закипает злость — та жгучая злость, от которой, как я одно время думал, мне удалось навсегда избавиться. Я злился на Дженни за то, что она не выполнила свое обещание и не позвонила мне. Я злился на нее за то, что она сотворила с собой. А еще я злился на себя за то, что позволил ей проникнуть в мою душу.
Согласно первому закону Джейсона, каждый движется в правильном направлении до тех пор, пока кто-нибудь не собьет его с пути. Например, так, как Дженни выбила меня из моей удобной колеи.
Если бы я видел Дженни впервые, я сумел бы остаться безучастным. Она была бы для меня одной из многих, кому не повезло в пути. Еще одним скелетом у обочины дороги в лучший мир.
Но это было не так. Я снова смотрел в ее лицо, видел в нем ту же печаль, что и прежде, и это было невыносимо.
Кажется, я так и стоял, уставившись в лицо Дженни, когда кто-то потянул меня за локоть.
— Что с тобой, Джейсон? — с озабоченным видом спросил Бензод.
— А? Нет-нет, все в порядке.
Бензод поколебался, словно не зная, верить мне или нет, потом сказал:
— Я послал человека за носилками. Может быть, ты хотел бы пока… — Его глаза стали темнее, чем обычно. В несколько другой ситуации он мог напоминать кредитора, который выжидает удобного момента, чтобы взять за горло родственников усопшего.
Я взглянул на Беллу. Она слышала, что сказал Бензол, и отрицательно покачала головой.
— Нет, благодарю, — ответил я.
Я заставил себя не смотреть на тело Дженни и чтобы чем-то заняться, решил бегло обследовать грузовой отсек. В нескольких местах большие грузовые клети, запертые отдельными замками, доходили почти до потолка. От двери к противоположной стене вел прямой проход, и от него в стороны расходились еще четыре. На одном из пересечений и лежало тело Дженни.
Рори, по-видимому, закончил предварительный осмотр. Он поднял блузку Дженни, чтобы открыть спасательный пояс у нее на талии. Посмотрев снизу вверх на Бензода, он спросил:
— Какой у нее код?
Коротко переговорив по телефону с кем-то на мостике, Бёнзод назвал пятизначное число, которое Рори набрал на передней клавиатуре. После этого пояс несколько раз издал громкий сигнал. Рори ввел код еще раз, пояс отключился и автоматически расстегнулся. Защитное ноле исчезло. Рыжие волосы Дженни мгновенно утратили свой цвет, как и ее лицо, которое еще не полностью залила мертвенная бледность. Ярко-синие брюки стали тускло-серыми.
Рори извлек из своего чемоданчика острое лезвие, осторожно перерезал и снял шнур с шеи Дженни. На шее остался глубокий след. Рори высвободил конец шнура из ее правой руки и поместил шнур в прозрачный пакет. Наконец он извлек защищенный полем счетчик субъективного времени и пристегнул его к руке девушки. После этого он встал, очень медленно, но не потому, что это требовало больших усилий — тяготение здесь составляло не более одной трети g.
Дисплей, вделанный в прямоугольную ленту на руке Дженни, показывал момент начала отсчета и время, истекшее с тех пор. Если не считать времени, прошедшего с момента ее смерти до того, как нашли ее тело, можно было назвать этот счетчик «Время после Дженни». Рори посмотрел на Беллу, Бензода и меня и сказал:
— Пока только предварительные выводы.
Он почесал свою лысину и вздохнул.
Белла кивнула.
— Она умерла от удушья и, по-видимому, задушила себя сама. — Рори покосился на табло бортовых часов у двери. — Если учесть, что здесь время идет почти на двадцать процентов быстрее, чем на четвертом уровне, я бы предположил, что смерть наступила около полуночи. На затылочной части головы есть три кровоподтека, один из них появился скорее всего за день до смерти, остальные два — незадолго до смерти или в тот момент, когда она умирала. На руках и ногах есть несколько небольших порезов, синяков и ссадин — все это вполне могло быть результатом лазания по грузовым клетям.
Вывод такой: мы имеем дело с самоубийством. Я сделаю анализы на наркотики, проведу еще кое-какие исследования, но не думаю, что это что-нибудь изменит.
Белла кивнула.
— Возможно ли, что причиной смерти стал удар по затылку? — спросил я.
Рори, не задумываясь, покачал головой:
— Если ты имеешь в виду, что кто-то убил ее сильным ударом по голове, а потом намотал ей шнур на шею, то это исключено. Когда шнур затянулся на шее, она была жива, и причиной смерти послужило именно затягивание шнура. В этом по крайней мере я совершенно уверен. Если бы она не завязала узел, то не умерла бы, потому что отпустила бы шнур, как только потеряла сознание.
— А почему ты так уверен, что она задохнулась?
— Мельчайшие кровоизлияния в глазах — от повышенного давления лопнули капилляры. Вот эти маленькие точки — верный признак смерти от недостатка кислорода.
Белла прищурилась:
— Зачем ты все это спрашиваешь, Джейсон? Ты думаешь, у кого-то могли быть причины убить ее?
— Ни в коем случае, — сказал я. По крайней мере серьезных причин быть не могло. Впрочем, Дженни обещала позвонить, прежде чем попытается совершить нечто подобное, и не позвонила. Но это могло означать, что она соврала мне, или не смогла себя заставить, или у нее помутился рассудок. — Просто хочу исключить такой вариант.
— Эти кровоподтеки скорее всего результат болевых спазмов, — сказал Рори. — Шнур, затянутый на шее, может убить вас по крайней мере двумя способами. Если он достаточно тугой, то вызовет сильные повреждения нервов, и вы умрете быстро. Если он немного слабоват, то перекроет доступ крови к мозгу, или кислорода в легкие, или и то и другое одновременно. Дженни умерла именно так. Это куда мучительнее, потому что процесс длится дольше.
Я опустился на колени рядом с телом Дженни и думал о том, что она испытывала, если вдруг передумала и хотела развязать узел, но уже не смогла этого сделать. Пыталась ли она справиться с узлом, когда почувствовала, что задыхается? Наводит ли эта невыносимая боль на мысль о том, что должен быть другой выход или самоубийце ничего не стоит потерпеть пару минут ради достижения долгожданной цели?
— А откуда царапины на шее?
— Наверно, реакция на боль — она все-таки пыталась ослабить веревку. Я знаком с рассказами людей, которые пытались убить себя таким же способом, но остались живы. Я уже говорил, это болезненный путь.
— Значит, док, она все-таки сделала это сама, верно? — сказал я.
Рори озадаченно взглянул на меня:
— Считаю, что да. Я ведь уже сказал.
У него явно не было никаких сомнений. Я поднялся на ноги, убеждая себя, что надо собраться и доверять рассудку, а не внутреннему чутью:
— Спасибо, док. Я что-то не очень хорошо соображаю. Через пару минут это пройдет.
Боковым зрением я увидел, как Белла и Бензод обменялись взглядами.
Несмотря на тягостную ситуацию, Рори посмотрел на меня с чуть заметной улыбкой и слегка покачал головой:
— Не волнуйся. Это всего лишь нормальная человеческая реакция.
— Скажи, а тебя не удивило, что Дженни Сондерс покончила с собой? — спросил я у Рори в его кабинете на четвертом уровне. В комнате было только четыре стула и стол. Вдоль серых стен впритык стояли запертые шкафы, оставляя свободными лишь два дверных проема.
Он предложил мне выпить, но я отказался. Повертев свой стакан в руках, он сказал:
— У меня слишком мало информации — и для удивления, и для отсутствия оного. Мы говорили с ней несколько минут перед тем, как я ввел снотворное, потом еще примерно час вчера и еще минут пятнадцать прошлой ночью. Я так и не понял, стремилась ли она к этому давно и настойчиво, или все происходило спонтанно. Я нашел у нее признаки и того, и другого типа. Лекарство должно было помочь, и мне казалось, что оно помогает. Все говорило за то, что худшее позади и она начинает приходить в норму. Но очень трудно угадать, что на самом деле творится в голове у человека. Во всяком случае, ты произвел на нее, по-моему, сильное впечатление.
— Это сейчас тебе так кажется, — сказал я, потирая щеку.
Рори взял один из стульев для посетителей и сел рядом со мной:
— Можешь шутить сколько хочешь, но половину времени мы с ней говорили о тебе. Ее интересовало, чем ты занимался до того, как пришел в гиперкосмический экипаж, с кем у тебя сейчас близкие отношения с кем были в прошлом, и так далее. Я, по правде говоря, чувствовал себя глупо, потому что почти на все вопросы отвечал: не знаю.
Рори посмотрел на меня выжидающе, но мне сейчас даже меньше, чем обычно, хотелось рассказывать о себе. Тело Дженни лежало в суспензии в соседней комнате и напоминало о том, во что обходится слишком большая душевная близость.
— Да, я разговаривал с Дженни Сондерс вчера вечером в комнате отдыха после обеда, — говорил мне Уэйд Мидсел. — И Тэйра тоже с ней говорила.
Мы с Уэйдом сидели друг против друга в кабинете для деловых встреч, отделенном холлом от мостика. Позади Уэйда на стене висел огромный план «Красного смещения» в разрезе, напоминавший изображение апельсина без нескольких долек. На плане было частично показано устройство каждого уровня. Рядом находились семь пар круглых карт, где были обозначены экваториальные, широтные, меридиональные коридоры на всех сферических уровнях, а также все комнаты с указанием их назначения. На четвертом уровне была видна маленькая стрелка с надписью «Вы находитесь здесь».
Я уже знал, что Уэйд говорит правду — ту же информацию я получил от трех человек, которые в тот вечер дежурили в комнате отдыха.
— Как она вам показалась? — спросил я.
Уэйд чуть опустил глаза, обдумывая ответ. От этого он выглядел немного сонным, но ничто в его поведении не указывало на усталость. Он производил впечатление спокойного, владеющего собой человека, которому несвойственно нервно жестикулировать, расходуя энергию впустую:
— Пожалуй, несколько подавленной. При мне она не говорила о самоубийстве. Но когда женщина чувствует себя глубоко несчастной, это нетрудно заметить. Иногда она прерывалась на полуслове, чтобы овладеть собой. Все время была напряжена, даже когда улыбалась. Вела себя беспокойно.
Я не понял, почему о своих наблюдениях Уэйд сказал только применительно к женщинам, но не стал прерывать его.
Он продолжал:
— Я немного удивился, когда узнал, что она все-таки решилась на это. Не каждый день сталкиваешься с самоубийством. Но от некоторых женщин никогда не знаешь, чего ждать. Да и вообще, трудно предсказать, что может сделать любой из нас. Я уже потерял счет историям, когда кто-то вдруг берет и убивает кучу невинных людей, а его друзья потом говорят: «Да ведь он был совершенно нормальным человеком! Кто мог знать…» И это точно — всякие неожиданности бывают. Но боюсь, что больше ничего не могу вам сказать о Дженни Сондерс.
— Спасибо, мистер Мидсел. Вероятно, ваша жена сможет рассказать нам что-нибудь. Насколько я понимаю, она осталась с Дженни в комнате отдыха, когда вы ушли.
— Вы напрасно потеряете время. Тэйра не знает ничего такого, что может вам помочь.
— Благодарю вас, но об этом могу судить только я.
Произнося последнюю фразу, я уже сознавал, что мои чувства опять, как совсем недавно, вступают в противоречие с рассудком. Я хотел выяснить как можно больше о настроении Дженни вчера вечером, но и сама Тэйра меня очень интересовала.
— Да, я действительно не ожидала, что Дженни все-таки сделает это, — сказала Тэйра Клайн. — Никак не ожидала. Мне казалось, что ей стало значительно лучше.
Тэйра сидела в том же кресле, в котором прежде, сидел Уэйд. В ее лице теперь не было и следа той радости, которую оно излучало, когда она впервые взошла на борт «Красного смещения». Сегодня ей не удавалось владеть собой так же хорошо, как Уэйду. Смерть Дженни подействовала на нее гораздо сильнее, чем на него. Темно-синие глаза смотрели печально, вчерашнее выражение легкого любопытства исчезло. И уж, конечно, она вовсе не казалась шаловливой. Скорее беззащитной.
Я очень обрадовался, услышав, что Уэйд и Тэйра в чем-то не согласны. Это означало, что они не условились рассказывать мне одно и то же. А все-таки интересно, почему их впечатления оказались такими разными.
— А вот вашему мужу показалось, что Дженни вчера вечером была чем-то сильно угнетена…
— Мистер Крафт…
— Джейсон.
— Джейсон. — Она кивнула. — Мы еще долго беседовали с Дженни после того, как Уэйд ушел. По крайней мере еще полчаса. Так что он мог неверно оценить, ее состояние. — Тэйра положила ногу на ногу.
— Вы и Дженни ушли из комнаты отдыха одновременно, примерно за два часа до полуночи?
— Да. Она пошла в свою каюту, а я в свою. В нашу с Уэйдом.
— Дженни говорила о каких-нибудь планах на вчерашний вечер?
— Нет. Мне показалось, что она собирается лечь спать. Она сказала спасибо за то, что я поговорила с лей, а я ответила, что сама очень хотела с ней поговорить. А потом она сказала: «Ну, немного сна мне не повредит», или что-то в этом роде.
— О чем вы говорили с ней, когда Уэйд ушел?
Тэйра сложила руки на коленях и секунду смот рела на них:
— Мы говорили о разных вещах. В основном, по-моему, о самоубийствах и о Занагалле. И о вас тоже. — Она посмотрела мне прямо в глаза, как бы оценивая произведенное впечатление. Мне показалось, что в ее взгляде промелькнуло прежнее любопытство.
— Расскажите, что она говорила о самоубийствах, — быстро сказал я, опасаясь, как бы разговор не зашел обо мне.
Еле заметная улыбка тронула ее губы и исчезла. Впрочем, может быть, мне это только показалось. Что-то я стал слишком много фантазировать.
— Она рассказывала мне о ваших с ней беседах. О том, что она наговорила вам в гневе. Вы, может быть, даже толком не расслышали, но она сильно переживала.
Я раскрыл рот, чтобы возмутиться, но Тэйра продолжала:
— Она рассказывала мне о вопросах, которые вы ей задавали. Эти вопросы немного успокоили ее, заставили задуматься, попытаться переосмыслить свои переживания. Я, как вы знаете, не говорила с Дженни до ваших бесед с ней, но все же могу судить, что они на нее сильно повлияли. По-моему, она во многом страдала от того, что рядом с ней нет друга. И начинала чувствовать, что многим вам обязана.
Некоторое время я молчал, с удивлением отметив, как глубоко меня тронуло то, что я был не совсем безразличен Дженни. Потом я сказал:
— Послушайте, миссис Клайн…
— Тэйра.
— Послушайте, Тэйра, мы отклонились от нашей темы.
— Разве? — и вновь ее хмурое лицо на миг просветлело, напомнив об озорной улыбке, которая играла на нем еще вчера. Она опустила глаза.
— Скажите, в связи с чем вчерашний разговор коснулся Занагаллы? — Я хотел перейти на более спокойную тему.
— В связи с вами.
— О, перестаньте! Давайте наконец поговорим серьезно.
— Я говорю серьезно. Мы вспомнили ваши слова за обедом, когда вы сравнили уход в Занагаллу с самоубийством.
— Но ведь я уже извинился за это.
— Не думаю, что вам есть за что извиняться. Мы с Дженни рассказывали друг другу о себе, о том, почему в тех или иных случаях поступали так, а не иначе. У нас с ней оказалось много общего. Больше, чем я предполагала. И я пришла к выводу, что тоже совершала многие поступки только потому, что хотелось все бросить и выйти из игры. Я поняла, что ждала от возвращения туда во многом того же, чего Дженни хотела достичь, убив себя.
— От возвращения?
— Разве я сказала «возвращения»? Я имела в виду уход в Занагаллу. Кстати, с моей стороны было грубо не ответить вчера вам, почему я покинула Занагаллу. Если вас это еще интересует, могу ответить сейчас.
Меня тронуло, что она хочет загладить проступок Уэйда — ведь это он вчера повел себя грубо, прервав ее рассказ.
— Сделайте одолжение, — сказал я. Все, что касалось Занагаллы, по-прежнему интересовало меня. К тому же Тэйра была последней, кого я планировал рас спросить в связи с гибелью Дженни, так что спешить некуда. И, честно говоря, мне хотелось еще немного поговорить с ней.
— Я покинула Занагаллу, когда у меня появилось ощущение, что там я попусту трачу время. Возможно, вчера вечером вы и говорили о чем-то в этом роде. Я чувствовала, что не приношу никому никакой пользы. Мне стало скучно. Насколько я знаю, мой огромный взнос попал в Башню Поклонения и пошел либо на украшение Башни, либо в чрезвычайный фонд на случай глобальных катастроф. Но мне стало казаться, что лучше было бы потратить эти деньги на первоочередные нужды. Например, есть сотни планет, где люди бедствуют.
— Неужели украшение Башни стоит так дорого?
— О, Башня Поклонения — это ведь не обычный храм. Верующие всегда стремятся сделать то место, где они молятся Богу, как можно прекраснее, но здесь случай особый. Я, кажется, уже говорила, что этот храм, наверно, самый большой на свете. Там не просто расписные окна и обычные церковные украшения. В скамеечки для молитвы, которые находятся в центре Башни Поклонения, вделаны пластины из чистого золота, некоторые инкрустированы драгоценными камнями. Это производит сильное впечатление.
— А как все это охраняется?
— От кого? Тем, кто там живет, деньги не нужны. А посторонних там быть не может.
На моем лице, очевидно, отразилось сомнение, поэтому она продолжала:
— Вы думаете, можно взять билет на Занагаллу по туристическому справочнику? Чтобы попасть туда, надо чтобы кто-нибудь приехал за вами. А тех немногих, кто вроде меня решает покинуть Занагаллу, без лишнего шума высаживают возле стандартного дока где-нибудь на далекой периферии, откуда уже невозможно отыскать обратную дорогу.
— А как вы вообще туда попали?
— Я случайно встретилась с другим вербовщиком, и он убедил меня отправиться туда. Через некоторое время после этой встречи мне прислали указания, по какому маршруту я должна ехать. На одном из перевалочных пунктов со мной связался представитель Занагаллыэ он и доставил меня к месту.
— Почему вы сказали «с другим вербовщиком»? Вы тоже этим занимаетесь?
— Да. Мне это кажется более продуктивным, чем просто жить там. — Она положила руки на подлокотники кресла, Тэйра явно успокаивалась, когда разговор шел не о Дженни.
— В чем заключается работа вербовщика? И связана ли ваша нынешняя поездка с вербовкой?
— Можно сказать, не связана. Это просто развлекательное путешествие. Я в основном занимаюсь тем, что слежу за новостями там, где приходится бывать. Когда мне случается услышать о ком-то, кто оказал значительную помощь нуждающимся, или о том, что некий богатый человек склонен делать крупные пожертвования, я общаюсь с такими людьми и, если возникает взаимный интерес, помогаю им связаться с представителями Занагаллы.
— А каков был ваш собственный взнос?
— Вам, наверно, кажется, что это огромные деньги, — сказала она. — Но мне они были под силу. Я унаследовала дело, которое основала моя мать, и благодаря счастливому стечению обстоятельств сумела его сильно развить. Тогда я решила, что надо поделиться своей удачей с другими.
То, что казалось ей серьезной, но, в общем, умеренной суммой, для меня было абсолютно недостижимо. Такие деньги я не заработал бы и за двадцать лет, даже если бы брал дополнительную плату за каждое объяснение, почему личные часы идут не так, как главные бортовые.
— Значит, вы познакомились с Уэйдом уже после ухода из Занагаллы? — Я никак не мог себе представить, чтобы Уэйд согласился расстаться с такими огромными деньгами. Возможно, потому что я и сам не очень-то был склонен к благотворительности.
— Да. У нас с ним много общего. Он даже интересуется историей, как и я. — Тэйра отбросила с глаз длинные черные локоны. Я начинал понимать, что передо мной не просто еще одна симпатичная пассажирка, а женщина редкой красоты. Я решил, что когда она снова сможет радоваться, когда все тягостное, связанное с гибелью Дженни, отойдет в прошлое, к ее красоте лучше всего подойдет слово «лучезарная». Впрочем, до этого было еще далеко.
— Историей? — поинтересовался я, забыв о главной теме нашей беседы.
— Да. История — это мое хобби. Старые народные сказки, особенно детский фольклор. Меня безумно интересует прошлое.
— А мне почему-то казалось, что главные интересы в вашей жизни связаны с настоящим.
— Не думайте, что я живу только прошлым. Просто я считаю, что прошлое сильно воздействует на всех нас. Наши поступки обусловлены прошлым в той же степени, как и настоящим.
Я согласился с ней, но добавил:
— Если так, то на «Красном смещении» вам должно быть особенно уютно.
— Почему?
— Все, что мы здесь видим, уже принадлежит прошлому. Ну как, почувствовали себя старше?
Тэйра улыбнулась, а мои мысли вновь вернулись к тому, ради чего мы вели этот разговор.
— Я, кажется, слишком отклоняюсь от нашей главной темы, — сказал я. — Подумайте, не вспомните ли вы что-то такое, что могло бы объяснить внезапную перемену в душе Дженни?
— Не могу вспомнить. Я только поняла, что она очень высоко ценила ваше отношение к ней.
— Поверьте, я не сделал для нее ничего особенного. Я польщен, что Дженни говорила вам, будто я ей не безразличен, но по-моему…
— Знаете, что мне кажется? Вам легче заглянуть в душу другому, чем самому себе.
— … по-моему, мы должны… Что вы сказали, простите?
— Вы прячетесь за своими барьерами, но вы все оттуда видите — так сказала Дженни, и я понимаю, что она имела в виду. Вы избегаете всего, что может привлечь к вам внимание других, — так, словно у вас нет никаких чувств. Но я думаю, что за вашими барьерами живут те же чувства, что у любого человека. Просто вы боитесь их.
— Послушайте, я…
— Вот вы говорили, что те, кто отправляется на Занагаллу, фактически совершают самоубийство, только общественно приемлемым способом. Но ведь и вы, отгораживаясь от мира, делаете то же самое!.
Я потерял дар речи. Открыв рот, я вдруг осознал, что мне абсолютно нечего сказать.
Тэйра резко опустила голову и уставилась на свои руки, потом посмотрела на меня:
— Простите. Не знаю, что на меня нашло. Я не должна была говорить такие вещи малознакомому человеку.
Она встала:
— Забудьте все, что я вам наговорила, Джейсон. Я не имею права учить, как вам жить. Если у вас больше — нет ко мне вопросов, я, пожалуй, пойду.
Не в силах вымолвить ни слова, я молча покачал головой.
Тэйра — вышла, мягко задвинув за собой дверь. И лишь спустя некоторое время мне пришло в голову, что она могла говорить все это только для того, чтобы помешать мне сосредоточиться на обстоятельствах смерти Дженни.
На мостике было тихо и тоскливо. Смерть пассажира — событие нечастое, и все члены команды ходили подавленные и задумчивые.
Откинувшись в кресле, я смотрел, как мимо проплывают звезды. Впрочем, движение было не так легко заметить, разве что когда ближняя звезда заслоняла более далекую. Плоский экран во многом лишал звездное небо ни с чем не сравнимого величия, но несмотря на это, вид был великолепный. Мы находились так близко к центру галактики, что звезды плотно заполняли экран, словно снежинки, подхваченные метелью.
Впрочем, дисплей не показывал истинной картины звездного неба, наблюдаемого с борта «Красного смещения», поскольку в обычном пространстве невозможно двигаться с такой скоростью. Изображение на экране синтезировалось на основе позиционной информации, получаемой от сети.
Эта сеть представляла собой правильную решетку транспондеров, находящихся в пятнадцатом слое гиперпространства. Пятнадцатый слой был куда опаснее для человеческой жизни, чем десятый, но хорошо защищенные и многократно дублированные электронные и фотонные системы, могли работать в нем достаточно долго. Эффективная скорость передачи сигналов здесь в тридцать два раза больше, чем у нас в десятом слое, поэтому мы могли очень быстро обмениваться информацией с планетами Конфедерации и другими кораблями. Каждый транспондер использовал один датчик, который быстро сновал туда и обратно, между обычным пространством и пятнадцатым слоем, а на борту «Красного смещения» был датчик, который точно так же курсировал, соединяя десятый и пятнадцатый слои.
Телефонный звонок вывел меня из оцепенения. Оглянувшись, я увидел, что Рацци быстро просматривает сообщение.
— Это вам, — сказала она. Рацци, как и я, не отличалась особой разговорчивостью, а сегодня вообще почти все время молчала. Она выглядела усталой, но это было скорее всего лишь внешним впечатлением. Рацци поддерживала форму, занимаясь бегом, отчасти еще и потому, что при этом корабельное время текло быстрее. Для упражнений можно было использовать и бегущую дорожку в зале, но тогда ее свободное время тянулось бы медленнее, а она любила отдыхать только на стоянках, когда можно было надолго уйти с корабля.
Я вывел полученное сообщение на экран, заслонив им звездное небо. Это был ответ на запрос, который я послал вместе с уведомлением о гибели Дженни вскоре после того, как ее нашли мертвой. Насколько были в курсе в семье, никто из ее друзей не путешествовал в данный момент на «Красном смещении». Бывшего жениха звали Тодд Арменито. Последняя строчка гласила, что против проведения вскрытия возражений нет.
Проверка списка пассажиров показала, что на корабле нет ни одного Тодда и ни одного Арменито. Самое большее, что удалось обнаружить, — двух женщин с инициалами Т.А.
Я переслал сообщение Рори Виллету и вернул изображение звездного неба на центральный экран. Поудобнее устроившись в кресле, я предался своим мыслям, завороженный открывавшимся видом. Где бы ни была сейчас Дженни, я от души надеялся, что она обрела там покой.
А Тэйра… Как долго я жил приятной, спокойной, одинокой жизнью, находя удовлетворение в работе. И вот теперь, кажется, опять давал о себе знать третий закон Джейсона: каждое чувство вызывает другое чувство — равное по силе, но противоположное по направленности. Едва лишь осознав, как сильно влечет меня к Тэйре, я немедленно почувствовал себя виноватым — ведь она связала свою жизнь с Уэйдом и, кажется, вполне счастлива.
Мои мысли вернулись к Дженни. Первая реакция на ее смерть была совершенно нормальной: чего ради я вмешался в это дело? Но теперь я задавал себе вопрос: а что было бы, если бы я увяз еще глубже?
Даже когда вы отдыхаете, время остается относительным. Мне показалось, что прошли секунды с тех пор, как я погрузился в размышления, когда меня вернул к реальности голос вошедшего на мостик Бензода.
— Боюсь, у нас опять неприятности, Джейсон, — сказал он. Сев рядом со мной, он расстегнул воротничок форменного кителя. При виде его тоскливых, с темными кругами глаз возникло иррациональное ощущение, что именно он виновник этих неприятностей.
— Рассказывай, — сказал я.
— Фенн Мелгард назначен на ночное дежурство на шестом уровне. Но на службе он не появился, и на звонки в каюту не отвечает.
Да, у Бензода имелись все основания для беспокойства. Люди, которые не относились к своим обязанностям серьезно, недолго задерживались в экипаже «Красного смещения». Маловероятно, что Фенн Мелгард проспал дежурство или вовсе забыл о нем.