Вступая в жизнь: Сборник

Владимир Ильич Ленин как-то спросил знакомого мальчугана: «Не правда ли, ты вырастешь хорошим коммунистом?» Эти слова обращены к советским ребятам всегда.

Для тебя приближается пора прощания с пионерским детством. Нынешнее поколение пионеров примет в свои руки эстафету героических дел всесоюзной коммунистической стройки.

Свою жизненную дорогу, свою профессию ты, возможно, еще не успел окончательно выбрать. Однако, будешь ли ты сталеваром или монтажником, врачом или космонавтом, директором завода или учителем – ты обязательно должен воспитать в себе лучшие черты гражданина своего Отечества, труженика и борца, настоящего коммуниста.

Но коммунистами не рождаются.

Чтобы вырасти коммунистом, надо овладеть суммой политических знаний, которая составит основу твоего мировоззрения, это значит закалять свой характер, быть добрым и честным, скромным и дисциплинированным, храбрым, умеющим постоять за свои взгляды. Расти коммунистом – это значит бороться за построение самого прекрасного общества на земле – коммунизма, за счастье трудящихся.

Ты прочтешь высказывания, стихи, письма людей, которые были настоящими коммунистами.

Надежда Константиновна КРУПСКАЯ: «ЛЕНИНУ ГОРЯЧО ХОТЕЛОСЬ, ЧТОБЫ РЕБЯТА ВЫРАСТАЛИ СТОЙКИМИ КОММУНИСТАМИ»

Всякий пионер на призыв «Будь готов!» отвечает «Всегда готов!», но далеко не всякий пионер знает, откуда взялся этот призыв и этот ответ.

«Будь готов!» – это был призыв Ленина к членам партии, борцам за рабочее дело.

В 1902 году у рабочего класса России не было еще своей партии. Правда, в 1898 году состоялся первый съезд социал-демократов. На нем было лишь несколько человек представителей рабочих организаций. На съезде постановлено было организовать Российскую социал-демократическую рабочую партию, даже выбран был ЦК.

Но полиция выследила съезд, переарестовала всех его участников, и дело распалось, осталось одно название. По отдельным большим городам были небольшие социал-демократические организации, которые вели работу среди рабочих, но они были слабы и почти не связаны между собой. Одна организация работала так, другая иначе. Больше всего эти организации помогали рабочим устраивать забастовки. Некоторые социал-демократы думали, что задача партии только в том и состоит, чтобы помогать рабочим вести борьбу с хозяевами, а о том, что надо царя сбросить и всю жизнь построить по-иному, рано еще говорить. Другие говорили, что совсем неважно даже, чтобы была партия, важно только поднять рабочих на восстание против царизма, а что для этого надо сорганизоваться – забыли.

Товарищ Ленин написал тогда книжку. Она называлась «Что делать?». В этой книжке он объяснял, что надо работать над тем, чтобы сделать рабочих как можно более сознательными, говорил о том, какое громадное значение имеет организация. Он писал, что надо, чтобы партия, передовой отряд рабочего класса, как можно лучше разбиралась в том, что кругом нее делается, надо, чтобы она ясно видела дорогу, понимала хорошенько, что в каждую минуту надо делать. И надо, чтобы партия представляла из себя дружную организацию, которая, когда надо, умела бы выступать как один человек. Тогда только можно победить и царизм и буржуазию. Сознательность и организованность с неба не падают. Надо не покладая рук учиться разбираться в окружающем, надо учиться действовать организованно, дружно во всем.

«Мы должны всегда, – писал товарищ Ленин в 1902 году в своей книжке «Что делать?», – вести нашу будничную работу и всегда быть готовыми ко всему».

Должны быть готовы вести работу тайком от полиции, печатать листовки в тайных типографиях, пользоваться всяким удобным случаем, чтобы помогать рабочим стать сознательными и организованными, должны быть готовы идти за это в тюрьму и на каторгу. Должны быть даже готовыми к тому, чтобы, когда придет подходящий момент, восстать с оружием в руках.

«Будьте готовы», – говорил товарищ Ленин членам партии, и ленинская партия, которая теперь называется Российской Коммунистической партией[5], не боялась никакой, самой черной, самой скучной работы. И когда пришло время, удобное для революции, ленинская партия «была готова» и повела за собой рабочих и крестьян.

Юных пионеров не было еще на свете, когда Ленин звал борцов за рабочее дело быть готовыми, но юные пионеры твердо решили быть верными заветам Ленина, они неустанно учатся, они неустанно организуются, ставят себе целью организовать всех ребят, сделать их всех сознательными, умелыми, юные пионеры хотят научиться строить новую жизнь, они хотят продолжать дело Ленина.

Дорогие ребята!

Сегодня мне хочется поговорить с вами об одном большом и важном вопросе.

У одного знакомого мальчика висит на стене портрет Ленина. Он вырвал его из книжки.

– Ведь ты книжку испортил, – говорю я.

– Я не из своей.

Оказалось, что книжка была библиотечная.

Посмотрите, какое дело получается. Мальчик много слышал о Ленине, считает себя ленинцем, его портрет на стену вешает, а что делает? Свое имущество бережет, а общее-то, которым пользуются многие, библиотечное, портит. Откуда это?

При помещиках и капиталистах порядки были такие. Помещик имел много земли. «Земля моя, – говорил он. – Что хочу, то и делаю с ней. Захочу – не буду ее совсем обрабатывать, пускай стоит порожняком. Захочу – сдам ее в аренду соседним крестьянам, у них своей земли мало, подороже с них за аренду сдеру. Захочу – куплю сельскохозяйственных машин, найму агрономов, батраков найму, пусть на меня работают. Дорого не дам, все равно им деваться некуда».

Богатый крестьянин-кулак, у которого земли было много, рассуждает так же: «Моя земля, мой скот, как хочу, так ими и распоряжаюсь».

А как рассуждал бедняк, батрак? «Земля не моя, скот не мой, машина не моя, мне до них дела нет». И поэтому помещичью землю пахал кое-как, о скотине заботы не было, машины не берег никто.

Теперь у нас колхозы. Про колхоз не говорят уже мой, а говорят наш колхоз. И кони, и коровы – скот – общие, наши. Машины в колхозе тоже наши.

...Много надо было времени, чтобы пожилые люди, привыкшие к капиталистическому порядку, привыкли смотреть на общее добро как на свое собственное.

Фабрики принадлежали капиталистам. Они рассуждали так: «Моя фабрика. Захочу – заведу на ней самые совершенные машины, захочу – оставлю старые, захочу – могу в любое время фабрику закрыть, выброшу рабочих на улицу. Рабочие – мои. Захочу – часовню для них выстрою, захочу – школу построю. Мои, все мое».

Теперь фабрики стали общим добром, общим имуществом. Рабочие говорят уже о фабрике, как о нашей, заботятся о ней, берегут ее. Только не всегда и не все еще.

В быту пережитков старого сколько хочешь: у себя в квартире огонь на ночь тушат, а в учреждениях сплошь и рядом забывают на ночь электричество потушить. Книжки в библиотеку не возвращают. В общежитиях грязно, часто мебель поломана.

Зачем я это все пишу?

Юные пионеры, которые хотят быть ленинцами, должны научиться заботиться об общественном имуществе.

Есть ли эта забота? Не всегда. Входишь иногда в школу, видишь изрезанные столы, на только что выкрашенных стенах какие-то глупые надписи, нет-нет, кто- либо втихомолку лампочку вывинтит, проволочку перережет, окошко выбьет...

Разве не бывает так, ребята? Вглядитесь в жизнь своей школы, разве у всех вас заботливое отношение к общественному имуществу?

...Это показывает, как мало сознательны еще были некоторые ребята. Ни школа, ни отряд не учили их, не объясняли им, как надо относиться к общественному имуществу. Теперь лучше, но кое-какие пережитки старого еще есть.

Поглядите, ребята, вокруг себя. Вы увидите, как много еще сохранилось старых, собственнических привычек, старых взглядов, когда люди рассуждали так: «Каждый за себя, только бог за всех».

Не менее внимательно надо смотреть, что делается у вас в школе, в отряде. Какое отношение к общественному школьному имуществу? Есть ли достаточно заботливое отношение к школьному имуществу? Стараетесь ли держать ваш класс, вашу школу, вашу библиотеку, ваш пришкольный участок в чистоте, в порядке; стараетесь ли сделать их красивее, удобнее для общей работы, занятий, игры? Что вы сделали для того, чтобы лучше обслужить школу, библиотеку? Как боретесь вы за ленинское бережное отношение к общественному имуществу, за заботу о нем? Как у вас обстоит с этим дело в отряде?

К борьбе за рабочее дело будьте готовы!

Ленин придавал очень большое значение организации. Всю жизнь работал он над тем, чтобы помочь рабочим сорганизоваться, всю жизнь работал над тем, чтобы самый сознательный, передовой отряд борцов за рабочее дело сорганизовать в крепкую, стойкую, не боящуюся никаких трудностей партию, чтобы около этой партии сплотить самые широкие массы трудящихся. Но не всякий достоин быть членом партии. Членом партии может быть лишь тот, кто не покладая рук работает на общую пользу, кто себя не жалеет, готов в любую минуту встать на ту работу, куда надо, готов бороться за рабочее дело, положить за него свою жизнь. Для этого нужна большая внутренняя дисциплина. Наша партия действует дружно, сплоченно. Оттого она и победила.

Комсомольцы готовят себя к тому, чтобы стать достойными членами партии, комсомол – это смена, они учатся быть закаленными, стойкими. А пионеры – это смена комсомола. Им надо много работать над собой, чтобы стать сознательными, стойкими, смелыми. Когда пионерам говорят партийцы, комсомольцы, вожатые: «К борьбе за рабочее дело будь готов!», пионеры отвечают: «Всегда готов!» Но сказать легко, сделать много труднее. Надо строго выполнять постановления организации во всем, даже в мелочах. Пионеры не здороваются за руку, а отдают салют. Так постановлено.

Однажды, в 1924 году кажется, было большое пионерское собрание в Доме союзов в Колонном зале. Вхожу я, у дверей стоит пионер: я, по старой привычке, хочу поздороваться с ним за руку. Он поднимает руку для салюта и говорит: «Мы, пионеры, руку не подаем, ^ы отдаем салют». До чего я была рада, что соблюдает он постановления!

Рассказывал мне рабочий один. Видит он раз в лесу собрались у костра пионеры, оживленно о чем-то говорят. Рабочему захотелось поговорить с ними. Он подошел и вступил с ребятами в беседу, курил при этом. Тогда встал один пионер и говорит: «Товарищ, мы пионеры, не курим и других просим в нашем присутствии не курить». – «Неловко мне стало, – рассказывал рабочий, – бросил я папироску в огонь. Думаю, пожалуй, правда, бросить курить надо, да трудновато».

«Молодцы ребята», – подумала я. Правда, не всегда так легко и просто соблюдать то, что постановлено. Бывают случаи, станет пионер отца уговаривать не пить, тот на него закричит: «Молчи, щенок!» – а то и побьет. Но я знаю десятки примеров мужественного поведения пионеров, И каждый раз приходилось думать: вот настоящие ленинцы растут. Ленину горячо хотелось, чтобы ребята вырастали стойкими коммунистами. Бывало, шутит с каким-нибудь мальчонком, а потом спросит: «Не правда ли, ты ведь будешь коммунистом?» И видно, что хочется ему, чтобы паренек коммунистом рос...

Дорогие ребята!

Вы знаете, как теперь волнует всех поведение ребят во внешкольное время. Иные ребята ведут себя, точно они самые отчаянные головы, цепляются за трамваи, Дерутся, толкаются, ругаются, одним словом, хулиганят. Волнуются учителя, волнуются родители. Целый ряд собраний родительских был по этому поводу. Собирались и толковали об этом учителя, комсомольцы. В больших городах это особенно наблюдается. Приедут ребята на экскурсию из деревни и удивляются, говорят: «Какие у вас ребята недисциплинированные в Москве. Мы идем, а они в нас камнями швыряют...»

Пришли ко мне как-то милиционеры, рассказывали, сколько ребят становятся калеками, гибнут из-за того, что цепляются за трамваи, автомобили. Мальчиков особенно много гибнет и калечится. И, слушая их, я вспомнила, как в 1918 году под трамвай на моих глазах попал такой «висун», мальчонка лет 10–12. Ему отрезало ноги, а он лежал под трамваем и не переставая кричал: «Ма-ма, ма-ма!» Но никакой мамы не было да и чем бы она помогла!

Такие вещи теперь можно нередко видеть, и понятно, что матери боятся за своих ребят – «висунов». На школьных собраниях, на пионерских собраниях ребята дают обещания на трамваях не виснуть, драк не заводить, держать себя как следует, но очень быстро забывают свои обещания.

Надо вам, ребята, самим всерьез взяться за это дело, положить этому конец. А то очень уж обидно на все это смотреть. Почему обидно? Потому что ребята у нас ведь в общем хорошие растут. Другую дивчину или парнишку послушаешь, видишь, как они в жизнь вдумываются по-серьезному. Я вот недавно писала вам письмо о том, что надо заботиться о младших братьях и сестрах. В ответ получила много сотен писем, много из них очень интересных писем.

Больше всего мне понравилось письмо одного мальчика из г. Кирова, ученика IV класса. Он пишет о том, что вот он все думает, как бы устроить так, чтобы все ребята росли крепкой, закаленной сменой революционным борцам. Пишет он и о себе, ему трудно живется, и вот он пишет про себя: «Приходили мне иногда в голову плохие мысли, хотел начать воровать у народа. Но поборол себя. Потому, что если я заворую, на весь СССР ляжет стыд и позор». Вот это настоящий коммунист растет, с крепкой волей, прежде всего об общем деле думает, честь СССР бережет. И вот, когда с такими ребятами говоришь, так обидно на драчунов и «висунов» глядеть. Взять себя в руки не умеют. Думают храбрость показать. А какая это храбрость? – глупость просто. Отчаянные головы бывали и среди буржуев, и среди кулачья, да одно дело отчаянной головой быть, а другое дело – мужество, готовность отдать все силы, а если надо, то и жизнь за дело трудящихся. Для мужества сила воли нужна, выдержка; уменье свою слабость побороть, а выкинуть штуку какую-нибудь – для этого ума немного надо. Высмеивать драчунов да «висунов» надо, а не подзадоривать их, не подражать им.

И вместе с тем надо вырабатывать в себе характер, вырабатывать у себя волю. Надо уметь побороть в себе страх, нерешительность, усталость, раздражительность. Зачем? Ясно зачем. Человек без воли – игрушка в руках всякого проходимца. Какой из него может выйти борец за дело Ленина, за дело социализма?

Есть такая пословица: «Один в поле не воин». Верно это. Нужно действовать сообща. Это хорошо знают рабочие и работницы. Сообща боролись они против помещиков и капиталистов – и победили. Сообща перестраивают они старую жизнь – и дело подвигается вперед.

Но что значит сообща бороться. Это значит, что каждый делает не так, как ему вздумается, а так, как сообща обдумали, сообща решили. Для общей борьбы, для общей работы нужна большая организованность. Нужна сознательная дисциплина. Ее нужно с детства в себе воспитывать. Она нужна не только в школе. Надо и свободное время проводить организованно. И веселее и толку от этого больше.

Свободное от занятий время – не значит на спине лежать, да в потолок плевать. Так от скуки пропасть можно. Свободное от занятий время не только на то употреблять надо, чтобы без конца развлекаться, в кино да в театр ходить. Надоест скоро, приестся. Надо уметь вести широкую, интересную общественную работу – много ее: и по озеленению улиц, и по благоустройству, и исследовательскую работу, какую ведут юные натуралисты, и шефскую работу надо вести, книгоноше- скую и т. д. и т. п. Надо только, чтобы это была не заседательская работа, не «нагрузка», а такая общая, коллективная работа, которая увлекает, которая организует.

Укрепляйте, ребята, пионерскую организацию, детские добровольные общества, организуйтесь, втягивайте в организацию всех ребят – это путь для изживания недисциплинированности, распущенности, глупых выходок.

В организации – сила. К борьбе за дело Ленина будьте готовы!

Ученые, литераторы, профессора имеют привычку ложиться вовремя, вставать рано, работать по утрам на свежую голову; хождение друг к другу сводят до минимума, время строго распределяют. Раз навсегда у них установлены часы вставания, работы, обеда, отдыха, сна. Работоспособность от этого увеличивается чрезвычайно, увеличивается и сохраняется.

Интересно познакомиться с тем, как распределяли свое время крупные ученые, писатели.

Возьмем, например, Льва Толстого. Писал он романы, повести и рассказы, то, что, казалось бы, зависит всецело от настроения, а между тем время его было строго распределено. По утрам он писал, напряженно работая, переделывая по нескольку раз одну и ту же вещь. Писатель не может жить изолированно: он должен постоянно видеть людей, наблюдать их, изучать. И Л. Толстой уделял определенное число часов на общение с людьми. Затем определенное число часов отводил на чтение и прочее.

...Точно так же работал и Золя, французский романист, написавший громадную серию романов, характеризующих жизнь различных слоев общества при капитализме. Золя вставал в шесть часов утра и писал, как и Толстой, по утрам, затрачивая остальное время на изучение тех слоев общества, которые он описывал.

Возьмите описание жизни великих музыкантов, например, Бетховена, и вы увидите, какую массу времени затрачивал он на игру на рояле и как строго распределял он свое время.

Еще строже распределяют свою работу естественники, врачи, ученые, работающие с микроскопом в лаборатории, в анатомическом театре. Прочтите о работе, например, Эдисона, Луи Пастера и других видных работников мысли.

Известный хирург Кохер, будучи даже стариком, самым строжайшим образом распределял свой день, минута в минуту ложился спать, каждый день играл определенное время в лаун-теннис, чтобы сохранить твердость руки во время операций, .и т. п.

И таких примеров вы найдете тысячи. Тот, кто хочет достичь крупных результатов, должен самым тщательным образом беречь и распределять свое время.

Михаил Иванович КАЛИНИН: «ВОСПИТЫВАТЬ НОВОГО ЧЕЛОВЕКА»

Что отличает комсомольца от обыкновенного взрослого человека, ну, предположим, от меня? Конечно, с внешней стороны я отличаюсь от вас тем, что у меня седая борода. Но это только внешнее отличие. Если бы было только внешнее отличие, то тогда не требовалось бы особой комсомольской организации. Комсомол отличается еще и своеобразными духовными качествами.

Первое качество, которым особенно отличается комсомол, это его особая, исключительная восприимчивость. Вы, комсомольцы, не вполне это понимаете, а вот мы, взрослые, когда вспоминаем прошлое, знаем, что пора молодости гораздо ярче других воспоминаний. События, которые развертываются в зрелом возрасте, у взрослого человека скорее улетучиваются из памяти, чем события, которые воспринимались в юношеские лета. Что это означает? Это означает, что юношеский возраст наиболее восприимчивый...

Особенность юношеского возраста заключается в огромном внутреннем стремлении к идеальным переживаниям. У молодежи всегда есть желание самопожертвования; у молодежи всегда есть желание обойти весь свет пешком, пойти в моряки, быть капитаном, открывать новые части света и т. д. и т. п. И, товарищи, эта естественно. Я не знаю, как у других, но у меня, по крайней мере, такие фантазии бродили лет до 18. Я не думаю, чтобы современная молодежь была в этом отношении особенной. Я не думаю, чтобы эти стремления к чудесному, стремления быть чудо-богатырем, делать большие дела для народа и в области науки, и в других областях, – чтобы все эти качества не были свойственны и современной молодежи.

Затем еще следующее. Молодежь в своей массе необыкновенно искренна и пряма. Как бы ни был человек в зрелом возрасте искренен и прям, все-таки жизненный опыт, практические толчки, которые он от жизни получил, эти бурные молодые стремления к правде, к искренности основательно выколачивают.

Я вам отметил только несколько отличительных черт молодежи от взрослых. Мне кажется, что это основные отличительные черты. Я не буду останавливаться на других, но вот эти черты имеют ли сами по себе ценность для человека? Безусловно. Если бы эти качества не имели сами по себе особой, исключительной ценности для человека, то, я не сомневаюсь, значительная часть юношеской душевной красоты, может быть, поблекла бы.

Михаил Иванович, недавно к нам в редакцию пришла группа школьников-десятиклассников. Ребят волновал вопрос: каким должен быть молодой человек нашего времени? Говорили о том, что нынешняя молодежь к родителям, да и вообще к старшему поколению относится с недостаточным уважением. А ведь эти люди имеют большой опыт, у них нужно учиться. Интересует еще, например, вопрос, как нужно беречь здоровье. Молодежь увлекается книгой академика Богомольца, который утверждает, что человек может жить до 150 лет. Вопрос очень интересный, как нужно жить молодежи, чтобы сберечь здоровье. Мы хотели, Михаил Иванович, посоветоваться с вами по этим вопросам...

М. И. Калинин. Не думаю, чтобы молодежь серьезно обсуждала вопрос о том, как бы ей продлить жизнь до 150 лет. Это дело стариков. Об этом старики должны думать. Конечно, может быть, отдельных лиц это и интересует, но чтобы массу молодежи, – это чепуха. То есть сам по себе этот вопрос, конечно, не чепуховый... Но это не тот вопрос, о котором думает молодежная масса.

Другой вопрос – об отношении к старшим. Всегда молодое поколение смотрит с некоторой иронией на стариков. Нового тут ничего нет. Прочтите русскую литературу – всегда там стоял вопрос об отношении молодого поколения к старшим, и всегда молодое поколение немножко иронически относилось к старшим...

Корреспондент. Нового в этом, конечно, ничего нет. Но вопрос идет о том, правильно ли это и нормально ли в наших условиях.

М. И. Калинин. А почему ненормально или неправильно?

Корреспондент. Раньше, когда принималось какое-либо решение членом семьи, то это решение обсуждалось семьей и, главным образом, главой семьи. Ну, скажем, когда человек уходил на завод, уходил из деревни в город, так вся семья обсуждала и переживала это, так, по крайней мере, рассказывают. А теперь, если парень задумает что-либо сделать, то он об этом ни с кем и не поговорит.

М. И. Калинин. Не знаю, что это за семьи такие. Я думаю, что если в семье лады, то обязательно посоветуется и поговорит. А не посоветуется там, где знает, что ему будут противодействовать. Ну, скажем, человек хочет жениться, а в семье этого не желают. Ясно, что он без их совета женится... Вообще, мне кажется, что сейчас дети к отцам относятся лучше, чем раньше, хотя вам это, может быть, и покажется странным. Дело в том, что сейчас они юридически не связаны. Юридически сейчас семейные отношения основаны на добровольных началах. Затем сейчас молодежь материально более самостоятельна, хотя, конечно, еще не вполне обеспечена. Потом молодежь культурнее, чем старшее поколение, если брать в общем масштабе. Правда, она уже не так- то очень культурна, но все-таки культурнее... Она, конечно, грамотнее старшего поколения, а внутренняя культура еще мала. Молодежь более передовая, но она, если можно так выразиться, трафаретнее... Молодой человек может речь сказать, лозунг выбросить, но все это ученически, школьнически. Поэтому, если у нас есть какие-либо коллизии между молодым и старшим поколениями, то это от недостатка культуры. Поймите правильно. Я говорю именно о культуре молодого человека, не об образованности, не о знании, а именно о культуре. Культуру я рассматриваю гораздо шире, не только как образование, вкладываю сюда этику, поведение, то, что у человека непроизвольно... Между прочим, чем человек культурнее, тем он меньше ставит себя выше других, не высказывает своего превосходства, тем он скромнее. А чем он менее культурен, тем он выше думает о себе. Думает, что он невесть чего нахватался, много знает, а вот мать и отец у него дураки. Но все- таки мне кажется, сейчас лучше относятся к старшим. Я имею в виду общее умонастроение. Я не беру ни юридическую сторону, ни даже сторону общественного давления, а просто эмоциональную сторону. Вернее сказать, отцов и матерей, если брать в целом, сейчас больше любят. Я ведь тоже свое детство помню. Конечно, прежде больше боялись мать и отца... Поэтому я вас разочарую. Я тут держусь другой точки зрения, считаю, что отношение к старшим стало лучше.

Корреспондент. Но должны же мы укреплять уважение к старикам?

М. И. Калинин. Конечно. Но старики и сами должны это делать. Для моих ребят поспорить с отцом самое приятное дело... Но я не чувствовал, что я был неавторитетным для них. И это не от материальной зависимости. Материально я их приучал к самостоятельности.

Корреспондент. Не все отцы так смотрят.

Я знаю, что многие ответственные работники возят детей на своих автомобилях, а те считают, что эта машина принадлежит им.

М. И. Калинин. Да, к сожалению, такое отношение испортило многих хороших людей. Такие отцы бывают. Они очень балуют своих ребят. И не приучают их ценить блага, которыми те пользуются, а потом из них выходят негодные люди...

Корреспондент. Мы получили письмо от одного ответственного работника. Он пишет про своего сына. Он пишет, что очень занят: уходит из дома, когда сын спит, и приходит, когда спит. Денег он ему давал всегда сколько нужно. В конце концов оказалось, что сын имеет привод в милицию, занимается спекуляцией. Этот человек пишет, что он был бы очень, очень благодарен «Комсомольской правде», если бы она обратила внимание на такие явления. Он с горечью говорит, что его сын – кровь и плоть, надежда его, – оказался подлецом....

М. И. Калинин. Проворонил он потому, что главным считал, что сын – это плоть и кровь. Если бы он больше обращал внимания на то, чтобы сын был самостоятельным человеком, то этого не было бы. Зачем он ему давал деньги?

Корреспондент. Но деньги есть, почему не побаловать сына?

М. И. Калинин. Одно дело побаловать, а другое баловать. Зачем сыну большие деньги? Во-вторых, ясно, что он даже не интересовался тем, как сын учится. Он, наверное, никогда не бывал в школе. Сам-то он, вероятно, рос в нужде, а сын у него в большом довольстве.

Корреспондент. Не в том ли дело, что старшее поколение росло в нужде, а ребята в довольстве?

М. И. Калинин. Но не можем же мы всех обратить в нужду, чтобы они на этом воспитывались... Я более или менее за своей семьей следил, но дети у меня были свободные. Достаточно сказать, что высшую школу двое из них кончили в Ленинграде. Они получали от меня стипендию... Но когда я был в Ленинграде, зашел к знакомому рабочему и попросил его, не возьмет ли он ребят к себе, чтобы содержать их на всем готовом. И вот за пятнадцать рублей в месяц они поселились у этого рабочего... Конечно, я мог обратиться в Ленинградский Совет, попросить, чтобы дали квартирку получше, но считал это неудобным, вернее даже не неудобным, а непрактичным – думал, пускай лучше в рабочей среде поварятся, там деньги ценят больше...

Товарищи, у меня не может быть других желаний, как и у всех вас, кроме того, чтобы вы учились хорошо. Это общее желание, желание отцов и матерей, желание правительства, педагогов, старшего поколения.

Но дело, разумеется, не в добрых пожеланиях, а в том, что вам надо учиться, и серьезно учиться. Школа – это единственное место, которое приучает вас систематически работать. Как бы человек ни стремился помимо школы, без школы, сам по себе, получить знания, он все- таки будет, как говорят, самоучкой.

Иные думают: ну что там школа, – если я окончу школу и не особенно хорошо, то ведь это будет отмечено только в аттестате, а не в жизни. Кто так думает, тот, конечно, не прав. Школа дает человеку систематизированные знания, подготовляя его к квалифицированному труду. А большинство из вас будет, вероятно, квалифицированными работниками. Поэтому вам надо Упорно, настойчиво учиться и учиться.

Кто хочет быть в будущем квалифицированным работником, тот должен пройти советскую школу, научиться систематической работе над книгой и над самим собой. Кто не пройдет школу, тому трудно будет в жизни, тому трудно будет потом работать. Этот недостаток, то есть отсутствие систематизированных знаний и навыков к систематической работе, всегда и во всем будет сказываться, всегда будет преследовать вас по пятам, как тень. Это, между прочим, я испытал и испытываю на себе до сих пор. Поэтому надо использовать школу с первого до седьмого или до десятого класса – как можно полнее в качестве решающего источника систематизированных знаний.

Все школьники должны помнить, что только тот человек будет иметь какое-нибудь значение в общественной и государственной жизни, на любом полезном поприще, кто умеет работать систематично, со знанием дела. А люди, которые только блещут поверхностной культурностью, которые приобретают только внешний культурный лоск, люди типа Онегина, способные поговорить обо всем понемногу и ничего существенного не знающие, – такие люди не играют и не будут играть значительной роли в жизни советского общества и государства.

С этой трибуны сегодня выступали отличники учебы. Я должен сказать вам, товарищи отличники, что вы говорите хорошо, красиво, но – простите за откровенность – совсем неоригинально. Конечно, такая откровенность обидна для вас, но я говорю это не для того, чтобы обидеть вас, а для того, чтобы вы поняли самое главное, что необходимо в учебе. Речь ваша построена грамотно, придраться в ней абсолютно не к чему. Со всех точек зрения это гладкая речь. Вашу речь можно и в ученическую стенную газету поместить. Редактор за нее не получит выговора. Но такая речь никого не взбудоражит, она ничего не даст ни уму, ни сердцу. Ведь вы же молодежь. У вас даже обыденная речь приобретает волнующую форму. А лучше всего доходит речь, которая задевает за живое, вызывает одобрение или возражение. Это первый признак того, что оратор имеет какую-то самостоятельную живую мысль.

Но, товарищи, это дело наживное. Вы еще молоды, у вас все впереди. Потому-то я так смело и говорю вам, что ваша речь совсем неоригинальна. Если бы вам было по пятьдесят лет, то я бы вам этого не сказал из опасения, что вы никогда оригинально не будете говорить. У вас еще вся жизнь впереди, и вы будете говорить оригинально. В этом я не сомневаюсь. Но пока что вы стремитесь говорить не своими, а чужими, уже готовыми фразами. В ваших выступлениях не пробивается собственная живая мысль. Ваша речь – это свет луны, который не греет.

Из всех вас, пожалуй, только один последний оратор, товарищ Кариб, говорил своим языком. По ходу его речи видно было, что он обдумывает свои фразы, что у него есть какая-то своя мысль. А это и есть самое важное.

Предположим, к вам пришел человек из комитета комсомольской организации. Он так навострился говорить, что может произнести речь когда угодно и по любому вопросу. Его речь течет непрерывно, гладко и красиво, как большая река в живописных берегах. Но эта речь красива только по внешности, а самого главного, то есть души, в ней нет. Это пустоцвет. И такой оратор ничего не даст, потому что он не думает над своими фразами. Такой оратор не захватывает внутренним содержанием своей речи. Слушающие его речь могут только сказать: ах, как красиво говорит. И больше ничего.

Предположим теперь, что к вам пришел не такой «златоуст», а просто вдумчивый человек. Речь его не блещет красотами и даже часто обрывается. Видно, что он думает и говорит, говорит и думает. Когда он останавливается, обдумывая свои фразы, то заставляет думать вместе с собою и всю аудиторию, которая следит за ним, следит за ходом его мысли. Слушающие речь такого оратора могут сказать: он выдвинул определенную мысль. На эту мысль они реагируют: соглашаются или отвергают, спорят или одобряют, негодуют или приветствуют.

Вот к такому примерно оратору приближается товарищ Кариб. Принципы и метод такого оратора надо всем вам усвоить, чтобы вы думали, чтобы сами строили свои фразы, а не говорили готовыми, заранее построенными формулами. Тогда, в частности, будет видно, знаете вы или не знаете русский язык.

Вот здесь выступали восьмиклассники, девятиклассники и десятиклассники, да притом еще отличники учебы. Говоря теоретически, то есть исходя из учебных программ, они должны хорошо знать русский язык и правильно выражаться по-русски. Но, к сожалению, я не могу сказать – знают они или не знают русский язык, потому что они ничего не сказали своего, потому что они говорили готовыми фразами, по трафарету. Вот когда говорил товарищ Кариб, то он сам строил свои фразы. А когда человек сам строит свою фразу, то можно видеть – знает он или не знает русский язык, научила его школа или не научила излагать свои мысли. Вот этого пути, то есть пути товарища Кариба, и должны придерживаться советские школьники, если они не смотрят на школу, как на данное богом наказание.

Это я говорю вам неспроста. В самом деле, бывает так, что некоторые смотрят на школу, на учебу, как на что-то принудительное и обременительное, как на «чистилище», которое надо пройти, чтобы попасть в «рай». Если вы смотрите не так, если вы считаете, что учеба – это счастливая возможность, которую необходимо использовать до конца, чтобы получить образование и расширить кругозор, тогда надо самим строить свою речь. Это в одинаковой степени относится и к вашим сочинениям, и к решениям разных математических задач, и к упражнениям по черчению и рисованию и т. д. и т. п.

Допустим, что вы пишете сочинение и при этом часто прибегаете к «услугам» более успевающих учеников или просто «сдираете» со шпаргалки. Это, товарищи, гиблое дело; так вы никогда и ничему не научитесь. Лучше написать хуже, но обязательно самому. Пусть вам при этом придется тысячу раз переделать и переписать то, что вы сочините сами, но вы не страшитесь этого и не щадите своих сил; это приучит вас к самостоятельной работе, в этом-то и выражается самостоятельность.

Или взять, например, доклады. У нас много разных докладчиков. Бывают такие докладчики, которые могут говорить по два, три и даже пять часов, отделываясь общими местами и бросая крикливые лозунги, чтобы люди через каждые 15–20 минут аплодировали. Это не трудно. Это легче всего. Для такого доклада не требуется большого ума. А вот сделать доклад с меньшим количеством слов, да еще таких слов, которые обдуманно подберет сам докладчик, – пусть будет даже коряво, – это куда труднее.

Здесь вы собрали отличников учебы. Конечно, когда собираются лучшие ученики, то с ними легко договориться, что надо сделать для того, чтобы не было отстающих. Но было бы неплохо собрать отстающих учеников и с ними поговорить, почему они отстают и что надо сделать для того, чтобы они не отставали.

Сегодня я не думал выступать. По совести сказать, я ожидал, что здесь будет горячий бой, что вы расскажете, что плохо в школе, чего не хватает. Между тем ваше собрание превратилось в торжественный митинг. Но где много торжественности, там нередко мало содержательности.

Сегодня здесь выступали лучшие ученики, речи которых носили отчетный характер. Чувствуется, что коллектив обязал их так выступать. Товарищи говорили: «Мы были на седьмом месте, теперь оказались на пятом, надеемся завоевать третье место». Но ни один из них не сказал, что он собирается делать, куда стремится пойти, окончив десятилетку. Ведь вы же, товарищи, кончаете среднюю школу, вы на пороге самостоятельной жизни. Если бы я был десятиклассником, – а, к сожалению, я им быть не могу, – то для меня в апреле месяце выпускного года стоял бы ребром вопрос: куда идти? И, несомненно, я определил бы точно, куда я пойду.

Не всегда ведь можно идти туда, куда хочется. Вероятно, очень многие из вас хотели бы пойти в Институт журналистики – это я знаю по конкурсам прошлых лет. Но там такой конкурс, что очень трудно попасть каждому желающему. А все-таки куда же идти? Или вы вовсе не интересуетесь этим вопросом? Тогда это плохой признак. И если из вашего обсуждения выпал такой важный вопрос, то, по-моему, это большая ошибка. Между прочим, мне очень хотелось узнать, куда стремится большинство учащихся, какая профессия является любимой профессией нашей молодежи. Это было бы очень показательно, на основании этих данных можно было бы сделать ряд интересных выводов. Но я ничего от вас не узнал и потому не могу сейчас сделать никаких выводов.

Все же я не допускаю, чтобы этой мысли не было у вас в головах. Наверняка она занимает каждого из вас. В вашем возрасте, в юношеском возрасте, каждый человек должен подумать над этим вопросом. Нет сомнения в том, что девять десятых из вас собираются в будущем горы своротить и перестроить весь мир по-своему. Ведь и я сам думал так в годы своей юности. Нет сомнения в том, что эти мысли бродят в ваших головах, и они не могут не бродить. На то и юность.

Но теперь пришла пора, когда вам надо определяться, когда вы должны дать окончательный ответ: куда идти. Многие у нас слишком просто решают этот вопрос: я комсомолец, в будущем – коммунист, советский гражданин, – и кончено дело, «определился». Но это Уж слишком легкое «самоопределение».

Определиться серьезно – это значит наметить свой Жизненный путь, выработать свой характер, свои убеждения, найти свое призвание. Каждый из вас должен рассуждать так: я советский человек, гражданин того государства, которое окружено врагами, биться за которое придется не меньше, а даже больше, чем пришлось старшим поколениям. Возьмите, к примеру, наше поколение, поколение старых большевиков. Мы бились с русскими капиталистами и помещиками, которые представляли собою сравнительно слабого, плохо организованного и недостаточно культурного врага. Вам же придется биться с врагом, неизмеримо более сильным, более организованным, более коварным, более изощренным в политической борьбе, в разных методах и средствах обмана. К этой битве надо упорно и систематически готовиться.

Но имейте в виду, что эта битва развернется не только на фронтах непосредственно. На фронтах уже во время авангардных схваток наши студенты показали чудеса храбрости. И тут нет ничего удивительного – еще бы наша советская, культурная молодежь не была храбра! Нет, эта битва захватит все сферы нашей жизни. Она явится высшей ступенью обострения той борьбы, которая идет с первых дней существования Советской власти.

И вот, чтобы добиться победы в этой решающей схватке, для этого необходимо закалить свой характер, свою волю в повседневной борьбе, для этого необходимо точно определить свое место в социалистическом строительстве, в совершенстве овладеть избранным делом своей жизни...

...Хорошая жизнь с неба не сваливается. Хорошую жизнь надо создавать в труде и борьбе. Чтобы хорошо жить, для этого необходимо предварительно очень много поработать. Домов не хватает – надо сделать дома. Плоха кровать – надо заработать хорошую кровать. Одежда сравнительно бедна – надо хорошо потрудиться, чтобы была богатая одежда. Сначала надо обеспечить сырье, потом изготовить материал, а потом уже сшить. А ведь у нас некоторые люди мыслят социализм, как скатерть-самобранку, которая сама является и дает все в изобилии. Нет, социализм означает теперь прежде всего высокую производительность труда, исключительно высокую производительность труда...

Итак, товарищи, социализм – это значит хорошо работать, больше и лучше производить разных изделий...

...Мы должны уделять огромное внимание обороне нашей страны, самосохранению и укреплению нашей страны.

Перед вами, как перед молодежью, эта задача всегда должна стоять на переднем плане. Вы – сыны социалистического государства. И я должен сказать вам – не агитационно, а просто, то есть с точки зрения рядового честного человека, по чистому человеческому убеждению, – что лучшей страны, чем Советский Союз, нет сейчас в мире.

...Что значит бороться до конца за свою социалистическую Родину? Некоторые у нас говорят иногда: «Я буду бороться до конца». При этом они подразумевают: «Бороться до конца, когда меня призовут в армию». А у них годы вышли, в армию их не призывают. Получаются пустые слова! Бороться по-настоящему –? это значит в своей повседневной работе приносить максимальную пользу социалистическому государству. Теперь, товарищи, именно в этом заключается наш высший идеал.

Люди же не могут жить, по прежнему выражению, «без души», а по нашему – без общественных идеалов. Жизнь каждого человека, если только он понимает, что он человек, лишь тогда полна, когда он чувствует, что стремится к чему-то высокому, не в смысле своих узкоэгоистических интересов, а в смысле возвышенной цели передовых людей, борющихся за общее великое дело, которое его лично воодушевляет. И, действительно, товарищи, только тот человек, по моему мнению, может быть счастлив, который ставит перед собой большие цели и борется за них всеми своими силами, хотя бы у него и были средние человеческие способности.

Иные из вас могут подумать: «Ну да, бороться за общественные идеалы... Не всем же бороться за эти идеалы. Пусть вожди борются за идеалы, а мы будем Жить попросту!» Нет, товарищи, жить попросту не выйдет. У нас социалистическое государство, и, следовательно, от человека требуется куда большая идейность, чем от передовых людей в «аром, капиталистическом обществе. Почитайте нашу классическую литературу, и вы увидите, что безыдейные люди это, по сути дела, мученики, если они, конечно, не просто мерзавцы, воры и пьяницы.

Значит, идейность – это великое дело.

А какая идейность может быть у нас? У нас – самая высокая идейность. Это – борьба за интересы всего человечества, за создание лучшего общественного строя, который мы называем коммунизмом. В этом и заключается вся наша работа, весь смысл нашей борьбы.

В наших условиях идейный человек – это такой человек, который стремится создать на самой научной базе наилучшее устройство общественной жизни человечества. И если такой человек видит успехи в построении этого нового общества, то ему легче жить, ибо он непосредственно осязает результаты своих усилий в борьбе за эту великую цель...

Да, вероятно, пять месяцев тому назад он и был «Зайчик», а теперь это командир группы, умудренный боевым опытом. Подумайте, 20-летний юноша пятьдесят километров ведет группу по немецким тылам. Пять месяцев тому назад это был обыкновенный молодой человек, он, конечно, не предполагал быть партизаном и проводником по немецким тылам. Его мысли в значительной мере сводились, вероятно, к тому, чтобы погулять, назначить свидание, потанцевать, – все это самые естественные желания в его возрасте. А за пять месяцев он превратился в бойца, в народного мстителя. От юности у него остались беззаветная храбрость и стремление к борьбе, но это уже умудренный жизнью, опытный боец, в руки которого отдают себя взрослые люди в самые ответственные моменты.

Вы видите, как быстро в наше время юноши превращаются в бойцов, в мужей. В мирное время на это требовались бы годы. Для тех комсомольцев, которые на фронте, юность уже отошла, они сделались бойцами, у многих из вас есть братья, которые побывали на фронте и возвратились к вам в отпуск, или вы встретились с ними по другим причинам. Разве вы не говорите: «Как ты возмужал! Уехал мальчик, вернулся мужчина»?

Но это внешние изменения. У людей происходят и глубокие внутренние изменения. Несомненно, что масса комсомольцев переживает сейчас военную страду. Многие из них уже на фронте, а если не на фронте, то работают на производстве, где тот же фронт. Например, московские комсомольцы, которые работают на производстве, нередко подвергаются налетам вражеской авиации. И надо быть очень устойчивым, чтобы в такие моменты работать с полным самообладанием, с максимальной производительностью.

Еще ближе фронт для ленинградцев. Работает ли ленинградский комсомолец на заводе или с оружием в руках защищает свой город – он на фронте. И оба они – и юный пролетарий Москвы, и юный пролетарий Ленинграда – созрели, сделались бойцами...

Тов. Калинин. Как вы подходите к своим учащимся: как к ребятам старшего возраста или как к взрослым?

Вот вы говорите о воспитании, педагогике, что это значит?

Тов. Гогина. Я разграничиваю систему воспитания в обычных школах и школах трудовых резервов. Здесь большая разница, так как наши учащиеся непосредственно готовятся стать рабочими.

Тов. Калинин. Боюсь, что вы их превращаете во взрослых раньше времени, выхолащиваете все, что присуще юношеству. Вы, как педагог, должны это ощущать. Скажите, сохраняется у них юношеский задор или нет?

Тов. Гогина. Я думаю, что сохраняется. Например, в нашем третьем ремесленном училище неплохо работает хоровой кружок в 60 человек, оборонные кружки, драматические и другие.

Тов. Калинин. Сейчас война идет, нужно, чтобы народ был смелый, любящий риск, а это достигается не хоровыми кружками. Кружки, само собой, – дело хорошее, но нужно, чтобы у вас ребята не чувствовали себя, как в монастыре, – ребята должны быть смелы- мы, живыми.

Дело воспитания молодежи сложное, и главное здесь вот в чем: с одной стороны, нужно ребят направить на определенный путь, а с другой стороны – не парализовать волевую сторону их характера, они в таком возрасте, что эту сторону характера можно сломать. В этом большая опасность, надо, чтобы их не сделали скучными, раньше времени старающимися быть взрослыми людьми.

Тов. Иванова (инструктор отдела ремесленных училищ и школ ФЗО Горьковского обкома ВЛКСМ). У нас одно крупное ремесленное училище в области разрушено немецкой бомбардировкой.

Тов. Калинин. И ребята попали под бомбежку?

Тов. Иванова. Нет. Ребята не пострадали, но часть из них после бомбежки ушла из школы.

Тов. Калинин. Расскажите про этот инцидент: ребята ушли из школы, ну а вы что сделали в связи с этим?

Тов. Бушуев (заместитель начальника Горьковского областного управления трудовых резервов по политико-массовой работе). При помощи директора, его заместителя по политической части и мастеров большая часть вернулась обратно. Сами ребята привели в порядок помещение и оборудование. Сейчас это ремесленное училище одно из лучших в области.

Тов. Калинин. А как вы политически расценили этот факт, что ребята разбежались, и как разъяснили это ребятам, как подошли к этому?

Тов. Бушуев. Прежде всего рассказали, что эта бомбежка нужна Гитлеру, как и вся война. Подробно рассказали учащимся, что нужно своими силами восстановить училище, что мы обязаны готовить кадры для промышленности.

Тов. Калинин. Этого мало. Надо было собрать ребят и сказать им: «Ах вы, трусы! Вы бежали, какие же из вас защитники? Ваши отцы борются с фашистами, а вы разбегаетесь по деревням. Мы-то думали, что вы будете спасать училище, а вы убежали, какие же вы храбрецы?» – Так и надо было сказать им: «Трусы вы, опозорились на всю Россию, один самолет налетел, и вы разбежались».

Ведь к ребятам надо подходить, как к ребятам. Если бы я был директором училища, то я им сказал бы: «Вот как ловко получается, что я один здесь остался, а вы все разбежались. Ведь мы думали, что вы храбрые парни, хотели вам винтовки, пулеметы дать, а вы в бегах. Я вот теперь и думаю – стоит ли училище для вас открывать, что ж мне здесь трусов учить, которые при первой опасности убегают?» Вот как нужно было пристыдить ребят, а потом уже сказать им: «Давайте, чтобы нам безопаснее было, построим щели, подготовим все на случай бомбежки».

Ребята испугались, конечно, и разбежались, но ведь каждому из них хочется быть храбрым, ручаюсь, что из сотни – девяносто девять хотят быть храбрыми.

Вам надо подготовлять ребят, а устыдить их легко. Вы могли бы это сделать, если бы сказали так примерно, как я: «Вы убежали, а я один, старик, остался, вы меня не поддержали». Тогда бы это их устыдило и заставило подумать над своим поступком. Вот какая должна быть агитация.

А если остались, скажем, три девушки, то их надо было выдвинуть, сказать: «Вот трое храбрых осталось, а остальные убежали». А вы разразились митинговой речью, общие слова говорили, а самый коренной факт упустили, а в нем-то и политика. И так в каждом деле!

Я хочу вам напомнить, что вы должны готовить не только людей, знающих свою профессию, но и бойцов, советских граждан.

...Вам придется работать профессиональными рабочими на наших фабриках и заводах. Невольно многие из вас задумаются: значит, моя жизнь уже определена? Сейчас ремесленное училище, школа ФЗО. Потом мы, дескать, делаемся заводскими рабочими. Некоторые из вас, может быть, сомневаются, колеблются, а хорошо ли это? Может быть, мне лучше было бы работать в канцелярии, там, может быть, почище, полегче?

Но лучше ли?

Я должен вам на это определенно ответить, так как 30 лет я пробыл на заводе и вот теперь 20 лет – в канцелярии (оживление в зале) и могу сказать и о той, и о другой работе. Где же лучше? Безусловно, на заводе, в мастерских завода.

Конечно, вначале страшновато, когда вы из ремесленной мастерской войдете в огромные заводские цехи. Первые дни, первый месяц-два вам будет казаться трудно. Но потом заводская среда, сама работа все больше и больше втягивают человека. Поработайте год-два, и тогда завод сделается для вас близким. И никакая работа в учреждении не может сравниться с работой на заводе по тому внутреннему удовлетворению, которое она дает, так как ты видишь, непосредственно осязаешь результаты своего труда.

Чтобы человек смелее шел на завод, он должен хорошо знать свое дело. Когда я учился, то каждый из нас хотел работать лучше другого. Каждый хотел, если он токарь, быть хорошим токарем, если он слесарь, то хорошим слесарем. Заводская работа – интересная работа, сама по себе увлекает, а сейчас она еще более интересная, чем была раньше, – условия другие.

Раньше всего добивались руками. Это имело очень большое значение, но как бы ни были руки искусны, все-таки станки, машины лучше. Их раньше было мало. Сейчас наши заводы и фабрики оснащены огромным количеством машинного оборудования. Это делает работу на наших заводах интереснее, но и требует зато больше знания и умения.

Выйти из школы с плохим знанием дела – это значит не пользоваться уважением среди товарищей. Если не знаешь своего дела – не будешь иметь возможность выполнять особо ответственную работу. Только тем поручают ответственную работу, кто хорошо работает. Значит, вам надо знать свою профессию. Надо уметь читать чертежи. Из вас многие в будущем будут бригадирами, установщиками, сборщиками машин, монтерами, инструментальщиками. Каждый уважающий себя рабочий должен уметь читать чертежи, и вы должны еще в школе научиться этому.

Вы обязаны знать машины, желательно, чтобы их знали в полном объеме. Работа на заводе – массовая работа, она как будто бы однообразна, но она требует к себе пристального внимания и знания машин. Массовая работа имеет особенности. В чем эти особенности состоят? Эта работа требует ловкости, быстроты от человека. Человек делает одну за другой детали, на одну деталь тратится иногда всего одна минута времени. Значит, надо научиться быстро, ритмично работать. В ремесленных училищах одни учащиеся делают одну часть работы, другие – другую часть работы. Надо научиться выполнять все виды операций, какие встречаются.

Я хотел бы, чтобы у вас скорее зародилась профессиональная гордость, а это высокая гордость. Если ваши отцы были хорошими рабочими, так вы должны быть во всяком случае не хуже их.

Сейчас вы готовитесь идти на завод, на фабрику. Обучение заводской профессии не лишает вас возможности в будущем работать в любой другой области. Завод не загораживает дорогу к росту, наоборот, широко открывает пути для общественно-политической, административной и, если хотите, для научной работы.

Вы должны быть хорошими специалистами своего Дела. Рабочие нашей страны не могут хуже знать свое Дело, чем рабочие зарубежных стран. Советские рабочие, наши молодые рабочие, по своей квалификации Должны быть не ниже европейских, американских рабочих, а выше их. Вот это надо запомнить, и это надо провести в жизнь...

Сергей Иванович ЧЕКМАРЕВ: «Я ЗНАЮ: Я НУЖЕН СТЕПИ ДО ЗАВЕЗУ»

Вчера Владимир[6], воспользовавшись тем, что мы на два часа оказались в вынужденном безделье, завел длинный разговор о своих «сомнениях». При этом были вытащены на белый свет вообще довольно известные рассуждения о том, что живем мы только раз и субъективно мир существует только в каждом из нас и в силу этого должен быть максимально использован для личного счастья. «Ты один, у тебя одна жизнь – ищи для себя большего счастья, везде делай так, чтобы тебе было как можно лучше».

Следовательно, всякая самоотверженность ради интересов класса и ради лучшего будущего неоправданна. «Все равно из тебя к тому времени лопух будет расти».

Опасность подобного философствования состоит в том, что в нем довольно искусно завуалирован переход от верных исходных положений к вполне ошибочным выводам, и это сопровождается видимостью защиты наиболее глубоких, интимных, коренных интересов отдельного человека.

Ну, например, никто и не отрицает, что живем мы только раз и нужно как можно полнее использовать эту жизнь. Все это так. Но из этого совсем не следует, что нужно стремиться скорее утащить краюху у другого или всякими правдами и неправдами приобрести побольше денег и каждый день устраивать пирушки и ходить по ресторанам. При подобном образе действий человек сам себя обкрадывает, обрекая себя на жалкое, по сути дела, существование... Разве развлекательная жизнь, наполненная гулянками, бездельем или сытым обывательским довольством, может доставить человеку сильные переживания? Разве такое употребление времени обеспечивает наиболее полное использование этой нашей единственной жизни? Разве мало примеров, когда такая жизнь в конечном счете опустошает человека и когда умные люди чувствуют глубокую неудовлетворенность таким образом жизни? Все средства развлечения привлекательны только вначале, а при повторениях становятся однообразными, как степная дорога. Я не за аскетизм, развлечениями нельзя пренебрегать, это все хорошо, но нельзя, чтобы это было основным содержанием жизни. Пусть это будет, когда возможно, дополнительным ее украшением.

Мы живем только раз, и нужно прожить жизнь наиболее счастливо.

Но что такое счастье? Счастье не существует само по себе. Для счастья, для самого личного счастья человека необходима горячая привязанность его к какому-то делу, к какой-то проблеме, к какой-то «идее».

В самом деле, когда человек счастлив? Когда он достирает того, чего хочет. Когда человек очень счастлив? Когда он достигает того, чего очень хочет. Сила переживания зависит от силы желания. И если человек страстно желает достигнуть какой-то цели, если это желание не дает ему покоя, если он ночи не спит с этой страстью – тогда удовлетворение желания приносит ему такое счастье, что весь мир кажется ему сияющим, земля поет под ним.

И пусть даже цель еще не достигнута – важно, чтобы человек страстно желал ее достигнуть, мечтал, горел этой мечтой. Тогда человек развертывает свои способности, азартно борется со всеми препятствиями, каждый шаг вперед обдает его волной счастья, каждая неудача стегает, как бич, человек страдает и радуется, плачет и смеется – человек живет. А вот если нет таких страстных желаний, то нет и жизни. Человек, лишенный желаний, – жалкий человек. Ему неоткуда черпать жизнь, он лишен источников жизни. И никакие развлечения не смогут заполнить пустоты его существования, если только человек не глуп от природы.

Совершенно прав Писарев, когда говорил, что величайшее счастье человека состоит в том, чтобы влюбиться в такую идею, которой можно без колебаний безраздельно посвятить себя.

Скажут, можно увлечься и реакционной идеей. Конечно, можно, и для капиталистов, например, такое увлечение вполне естественно. Для людей же, не связанных кровно с капитализмом, такое увлечение противоестественно, хотя и встречается. Противоестественно потому, что нормальному человеку трудно привязаться к делу, ходом истории обреченному на гибель.

Кроме того, приятно посвятить себя делу, которое несет в конечном счете обогащение жизни всего человечества. Только дегенераты могут радоваться и способствовать делам, от которых чахнут дети и тускнеют глаза взрослых людей.

Таким образом, малоуважаемый путаник Володя, я готов бороться за лучшее будущее человечества не в силу аскетического самоотвержения; эта борьба сделает мою жизнь наиболее полной и богатой, потому что я испытываю живой интерес к ее целям. А то, что другие люди потом, когда из меня будет лопух расти, неплохо отзовутся обо мне, это может только поддержать мои сегодняшние привязанности.

Я изобразил бы для наглядности устройство мозга в голове у человека так. Представьте здание – темное, без окон. В этом здании внутри идут коридоры, много коридоров, целый лабиринт. У одних коридоров больше, у других меньше. Коридоры освещаются электрическими лампочками – у одних светлее, у других темнее. И у коридоров стены не сплошные, а через каждый метр, скажем, имеется дверь в комнату, а в комнатах разные вещи навалены – у одних больше, у других меньше.

Так вот эти вещи в комнатах – это знания человека: у одних их бывает много, у других мало. Сама система коридоров, хорошо ли они между собой сообщаются или тупики образуют, – это сообразительность человека, самый ум. Умный человек быстро из одного коридора в другой вещи перенесет, а глупый пока еще их из тупика выволочет.

И наконец, освещение – это ясность ума, это логика. Если коридор хорошо освещен, все вещи, которые мысль перетаскивает, хорошо видны, видно, что к чему, а если коридор темный, то происходит путаница, одно принимают за другое, делают самые дикие выводы и т. д.

Так вот, если это сравнение применить ко мне, то надо сказать, что вещей в комнатах у меня маловато, коридоры достаточно извилисты, но не слишком, зато в коридорах горят лампочки в тысячу свечей. В коридорах моего мозга светло как днем, лампы пылают, как солнце, ничего контрабандой не пронесешь. Если я знаю тригонометрию, вы незаконное преобразование никогда не пронесете. Если я знаю ленинскую теорию империализма, чужую мысль за ленинскую не выдадите.

...Есть такая песня, очень популярная...

Я всегда невольно улыбаюсь, когда так поют. Мне хочется сказать: разве же в коммуне нашему паровозу остановка? А по-моему, он только тогда полным ходом пойдет. Товарищи, ведь это рай так представляли: полный мир и покой, лицезрение бога и пение херувимов. И коммунизм – паровозу остановка, полное счастье и равенство всех людей и полная их откровенность, без всякого лицемерия... А если не так? Я убежден, что и при коммунизме люди будут лгать, и хитрить, и страдать; что парни будут обманывать девчонок, а девчонки – парней, что и горько и тяжело порой будет приходиться, да и поплакать кое-кому придется.

Чего же не будет при коммунизме? Не будет капитализма, не будет его страшного следствия, когда взрослый веселый человек с крепкими руками умирает с голоду, когда человек тупеет от работы, когда все лучшее затаптывается в грязь, когда человеку – ты понимаешь? – родившемуся человеку, веселому малютке с голубыми глазами, который, может быть, много создал бы и изобрел бы, не дают развиваться, его голодом морят, его забивают. Потом он тупеет от работы, от водки, он затаптывается в грязь. Вот этого не будет, этого не должно быть...

В наше время люди любят путешествовать – вернее, перемещаться с места на место. И главное – что они не сознают вреда таких перемещений; наоборот, распространено ложное мнение, что они полезны и будто бы воспитывают и обогащают ум человека.

«Зачем вы переменили место работы?» – спрашиваем мы и часто получаем ответ: «Надоело сидеть на одном месте».

В действительности же такие перемены мест не обогащают ум. Представьте себе человека, который большую половину своей жизни провел на хуторе Аксаир. Пусть человек этот, сидя сейчас в Москве, скажем, за кружкой пива, услышит от другого, рядом сидящего знакомое слово – название своей деревни. Как вы думаете, сверкнут при этом его глаза или не сверкнут? Сверкнут обязательно! Вы можете, наблюдая подчас за беседой двух людей, за их жестами, глазами, подумать: «Вот люди говорят о самом задушевном». Но вот вы подходите ближе и с удивлением слышите, что весь разговор состоит преимущественно из названий сел, речек и оврагов, что люди горячо спорят о расстояниях между деревнями, о дорогах. И у них глаза блестят при этом. А вы отойдете скучая. «В чем же дело?» – подумаете вы.

А дело в том, что, когда человек подолгу живет на одном месте, место срастается с душой и становится частью его самого. Вот когда душа человека обогащается а не тогда, когда мимо него пролетают пейзажи, люди и звери! Защелканная и замученная, хиреет тогда душа, и жалок человек, который провел всю жизнь в передвижениях. Он был в Туркмении – и не знает Туркмении, был в Армении – и не знает Армении, был а Башкирии – и не знает ее.

Я вовсе не рекомендую людям всю жизнь сидеть на одном месте. Но я бы разрешил человеку уехать из своего района тогда, когда он каждый куст и каждый родник будет знать. Вот такое путешествие, когда человек живет в стране, а не проезжает по стране, живет три-четыре года на одном месте, – такое путешествие развивает. А «любители» перемены мест напоминают мне читателей, которые, вместо того чтобы прочесть книгу, слегка просматривают ее и знакомятся лишь с именами главных действующих лиц.

Рудольф Иванович АБЕЛЬ: «ПОМНИТЕ, КАК ГОВОРИЛ ДЗЕРЖИНСКИЙ: «ЧИСТЫЕ РУКИ, ХОЛОДНАЯ ГОЛОВА И ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ...»

Родился я в Петербурге. Мой отец рабочий. Он и его друзья были связаны с революционно настроенными студентами. Они сгруппировались в кружок, получивший название «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Этим кружком, как известно, руководил Владимир Ильич Ленин.

Когда царское правительство арестовало членов кружка, отец был сослан в Архангельскую губернию, а после ссылки переведен в Саратовскую губернию под гласный надзор полиции. Там он встретился с моей матерью. Постоянное преследование полиции и жандармерии вынуждало отца часто менять место жительства. Вместе с ним пришлось кочевать и нам.

Все это, естественно, сказалось на формировании моего мировоззрения. Целиком и полностью я был на стороне отца и его друзей и при каждом удобном случае помогал им распространять большевистскую литературу. На большее по малости лет тогда я еще не был способен.

В первые годы Советской власти мне довелось работать среди молодых политэмигрантов, вернувшихся на Родину. Это не только помогло мне в изучении иностранных языков, но и явилось впоследствии важным обстоятельством при определении жизненного пути.

В 1922 году я вступил в комсомол. Занимался агитацией в бывшем Хамовническом районе. В это время шла острая борьба с троцкистами за влияние на молодежь. Наша ячейка настолько активно участвовала в этой борьбе, что иногда дело доходило даже до драки с троцкистами...

Службу в армии я проходил в радиочастях РККА. В нашей роте было свыше ста москвичей, имевших среднее и высшее образование. Сам я по образованию инженер по радиотехнике.

После демобилизации зимой 1926 года мне предстояло устраиваться на работу. Было два предложения – научно-исследовательский институт и иностранный отдел ОГПУ. Меня привлекала и радиотехника, и романтика разведки. Товарищи доказывали, что мое знание иностранных языков необходимо использовать на службе Родине. Наконец выбор был сделан, и со 2 мая 1927 года я стал чекистом.

Ну а дальше, как и в любой другой области человеческой деятельности, – вначале упорная, настойчивая учеба, за ней робкие, неуверенные самостоятельные шаги, первые успехи... А затем и зрелость, и умение, и мастерство, и все большие возможности в полной мере найти применение всем своим творческим способностям...

На работу в разведку с большой охотой и с полным сознанием ее важности и значения идут лучшие представители нашей молодежи. Они проявляют исключительное упорство и настойчивость в достижении поставленной цели, перенимая опыт работы старших товарищей – настоящих мастеров своего дела.

Известно, что разведчику приходится действовать во вражеском окружении, постоянно подвергая свою жизнь опасности. Сложность и разносторонний характер задач, над решением которых трудятся советские разведчики, требуют творческого овладения марксистско-ленинской теорией, четкой ориентации в политической обстановке, умения разъяснять политику нашей партии и Советского государства, убеждать в ее правильности.

Разведчик должен иметь хорошую общеобразовательную подготовку, широкий кругозор, знать иностранные языки.

Условия работы и обстановка в капиталистических странах обязывают разведчика постоянно быть бдительным, тщательно соблюдать правила конспирации. Преданность своей Родине, честность и дисциплинированность, самоотверженность, находчивость, умение преодолевать трудности и лишения, скромность в быту – таков далеко не полный перечень требований к деловым, политическим, личным качествам советского разведчика.

Разведка – это не приключенчество, не какое-либо трюкачество, не увеселительные поездки за границу, а прежде всего кропотливый и тяжелый труд, требующий больших усилий, напряжения, упорства, выдержки, воли, серьезных знаний и большого мастерства.

Помните, как говорил Дзержинский: «Чистые руки, холодная голова и горячее сердце...»

В этих скупых, но точных словах заложен исключительно глубокий смысл. Они, если хотите, являются своего рода компасом для разведчика, помогают находить силы и мужество в любой обстановке. В этом я убедился на своем собственном опыте во время последней командировки в США, когда в результате предательства мне пришлось лицом к лицу встретиться с американской контрразведкой.

Вечером в субботу 22 июня 1957 года я сидел на стуле в маленькой камере и с любопытством осматривал помещение, в котором находился...

За дверью камеры сидел лейтенант пограничной службы. Он явно скучал, считая, по всей вероятности, что быть надзирателем не соответствует его служебному положению... Но положение лейтенанта меня меньше всего беспокоило в этот вечер. Прошедшие полтора суток были так насыщены событиями, что необходимо было во всем разобраться.

...Накануне, 21 июня, в семь часов утра я спал в нью-йоркской гостинице «Лейтам». Послышался стук в дверь. Сразу проснувшись, я подошел к двери посмотреть, кто там. Но не успел ее приоткрыть, как она с силой распахнулась и кто-то оттолкнул меня в сторону.

В дверях стояли двое. У них в руках были какие-то удостоверения. Скороговоркой объявив себя особоуполномоченными Федерального бюро расследований (ФБР), они вошли в комнату. Следом вошел третий, а в коридоре остались еще несколько человек.

– Садитесь, – предложил мне один из них.

– Мы знаем, кто вы, полковник, зачем приехали и что делали здесь, – сказал другой.

Все стало ясно! Одна фаза моей работы кончилась – начиналась другая.

– Мы предлагаем вам сотрудничать с нами. Если не согласитесь, то уйдете из этой комнаты под арестом и в наручниках. В ваших интересах согласиться с нашим предложением.

– Мне непонятно, о каком сотрудничестве вы говорите, – сказал я.

– Вы прекрасно понимаете, о чем мы говорим, – возразил сотрудник ФБР.

– Разрешите одеться?

– Подождите, ответьте на наш вопрос.

– Я уже ответил.

– Повторяю, – заявил первый, – мы знаем, что вы полковник советской разведки, знаем, что вы здесь делали. Мы предлагаем вам сотрудничать с нами, иначе вы будете арестованы.

– Не могу что-либо добавить к тому, что я вам уже сказал, – в свою очередь, повторил я.

Так мы беседовали около получаса. Наконец один из американцев встал и вышел в коридор. В комнату вошли еще три человека. Уполномоченные ФБР встали у двери.

Один из вошедших предъявил мне ордер на арест, выданный нью-йоркским отделом иммиграционной и натурализационной службы (ИНС. – Ред.). В нем было написано, что я находился в стране нелегально и не регистрировался в отделах службы. Начался обыск.

До сих пор я не знаю, специально ли было выбрано утро пятницы для этой операции. Дело в том, что ночью у меня состоялся сеанс радиосвязи с Центром, и, естественно, шифровальные принадлежности находились в номере гостиницы. Обычно я хранил их в потайном месте в городе, где, помимо шифровальных материалов, хранились и другие вещи. Но, поскольку все было упаковано вместе, сейчас эти вещи также находились в моем номере.

Я знал, что на виду у шести агентов трудно будет все уничтожить, но как программу-минимум наметил во что бы то ни стало избавиться от шифра и записи последней радиограммы, которую принял ночью.

От шифра избавиться оказалось нетрудно, так как он был небольшим. Я спрятал его в руке и сказал, что мне нужно сходить в туалет. Там под «бдительным» взором одного из обыскивающих я спустил шифр в канализацию.

Запись радиограммы лежала на столе под стопкой чистой бумаги. Когда обыск кончился, мне предложили упаковать вещи.

В моем этюднике (я занимался живописью) осталась краска на палитре. Я вытащил запись радиограммы из- под стопки бумаг и тут же начал соскабливать краску. Когда палитра была очищена, скомкал бумажку и отправил ее в унитаз следом за шифром. Конечно, я очень сожалел, что не смог проделать то же самое с другими бумагами, но тем не менее успех с шифром и записью поднял мое настроение.

Хотя я избавился от двух улик, но остались другие. У меня не было иллюзий насчет моей дальнейшей судьбы. Не было и сомнения насчет того, как ФБР напало на мой след...

Многие полагают, что, сживаясь с мыслью о возможном провале и аресте, разведчик перестает о них думать, а это приводит к потере бдительности. По правде говоря, постоянно думать об аресте нельзя. Нервное напряжение, несомненно, отразится и на психике, и на работе разведчика. Как солдат на фронте привыкает к мысли о возможной гибели, так и разведчик всегда сознает опасность, грозящую ему. Но разумный человек не дает этому сознанию довлеть над ним. Он принимает меры предосторожности, чтобы свести опасность до минимума, приучает себя больше думать не о своей безопасности, а о том, как лучше выполнить порученное задание. И в конце концов эти две задачи отождествляются, сливаются в единый принцип; правильное решение разведывательного задания одновременно обеспечивает безопасность разведчика.

Впоследствии я часто размышлял о том, почему в день ареста и в течение последующих месяцев и лет я не волновался за свою судьбу.

Самое главное, мне кажется, заключалось в том, что появление уполномоченных Федерального бюро расследований департамента юстиции США заставило прежде всего подумать, как сохранить от провала моих помощников. Поэтому-то вопрос о моей личной судьбе и отодвинулся на второй план.

Меня в наручниках провели вниз, к машине, посадили позади шофера. Рядом сел один из сотрудников иммиграционной и натурализационной службы (ИНС). Впереди сел другой сотрудник – видимо, старший. У меня появилась возможность избавиться еще от одной улики. В зажиме для галстука находился кусок тонкой пленки с текстом доклада по одному важному вопросу. Когда я стал поправлять галстук, старший заметил это и выхватил у меня из рук зажим. Но, вместо того чтобы рассмотреть его в спокойной обстановке, он начал его разбирать. Когда же, наконец, ему удалось это сделать, пленка незаметно для него выпала. Он осмотрел вещь, ничего не нашел и вернул мне. Это происшествие меня развеселило, я сказал ему:

– Вы слишком подозрительны...

Меня занимал вопрос, почему не видно репортеров газет. Наверное, ФБР и ЦРУ[7] надеялись так или иначе добиться моего согласия на сотрудничество, а поэтому не предавали дело гласности...

Чиновники ИНС могли задерживать только тех людей, которые нелегально въехали в страну. С точки зрения прессы, подобные дела не вызывали интереса читателей, и репортеры не следили за работой этого учреждения. ФБР, напротив, всегда пользовалось вниманием публики, и газеты зорко следили за всеми арестами, произведенными им.

В здании ИНС меня сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев и посадили в комнату, где, по-видимому, проводились лекции...

Пока все это происходило, я еще раз проверил зажим для галстука и убедился, что ретивый служака потерял еще одну улику.

В пятом часу появились два человека. Они отрекомендовались сотрудниками ИНС и сказали, что я должен с ними ехать. Куда и почему – мне не сообщили. Опять надели наручники и вывели на улицу. Приехали на аэродром. Самолет вырулил к старту. Летели долго. Около одиннадцати вечера, после пяти часов полета, самолет сел на небольшой аэродром, заправился горючим и снова взлетел. Около четырех часов утра я заметил множество огней и понял, что это нефтевышки. Мы были в Техасе.

Мои стражи были поражены, когда я высказал предположение, что первая посадка была в штате Алабама и что мы приближаемся к югу Техаса. Мне было нетрудно определить по звездам направление полета, а зная приблизительную скорость самолета – и его продолжительность.

Охранники старались быть внимательными и вежливыми. Тем не менее они не ответили на вопрос, куда и зачем мы летим, утверждая, что они ничего не знают.

Примерно в половине пятого мы приземлились на аэродроме в Браунсвиле. Там нас встретили, и на двух Машинах мы проехали по пустынным дорогам до города Макален, к лагерю ИНС. Было темно. Мне предложили лечь спать и заперли в камере.

Разбудили в десятом часу, предложили одеться и повели на допрос.

За первым допросом последовали другие. И так до тех пор, пока, наконец, по моему категорическому требованию, спустя более шести недель с момента задержания, был оформлен арест в соответствии с существующими в США процессуальными нормами. Я был переведен в нью-йоркскую тюрьму...

Отсидел я в общей сложности 4 года и 8 месяцев. Затем благодаря заботе нашего правительства мне была оказана помощь, и я вернулся домой. Находясь в тюрьме, я твердо верил в свое освобождение, и это придавало мне силы спокойно переносить тяготы тюремной жизни.

В самые трудные минуты жизни помогало мне также и то, что я умею рисовать, люблю художественную и научную литературу, увлекаюсь высшей математикой, столярным делом, играю на нескольких музыкальных инструментах. Все это давало мне возможность сравнительно легко находить способы для того, чтобы даже в американской тюрьме сохранить бодрость духа.

«ЗА НАРОД УМЕРЕТЬ НЕ СТРАШНО»

Завещание

Прошу переслать его моей матери, Лурье, проживаю, щей в г. Кирове, она эвакуирована из Латвии.

Я умираю за Родину, за коммунизм. Прошло два месяца ожесточенной борьбы с врагом. Для меня наступил последний этап борьбы – борьба за Таллин. Отступления быть не может.

Жалко умирать в 24 года, но в настоящей борьбе где на весы истории всего человечества ставятся миллионы жизней, я свою также отдаю, зная, что будущее поколение и вы, оставшиеся в живых, будете нас чтить, вспоминать как освободителей мира от ужасной чумы. Что еще писать?

Мама!

Не огорчайся.

Я не первый и не последний, положивший голову за коммунизм, за Родину.

Да здравствует СССР и победа над врагом!

Комсомолец Латышского полка Бина Лурье.

29 ноября 1941 г.

Завтра я умру, мама.

Ты прожила 50 лет, а я лишь 24. Мне хочется жить. Ведь я так мало сделала! Хочется жить, чтобы громить ненавистных фашистов. Они издевались надо мной, но я ничего не сказала. Я знаю, за мою смерть отомстят мои друзья – партизаны. Они уничтожат захватчиков.

Не плачь, мама. Я умираю, зная, что все отдавала победе. За народ умереть не страшно. Передай девушкам: пусть идут партизанить, смело громят оккупантов.

Наша победа недалека!

Настоящей Анке-пулеметчице из Чапаевской дивизии, которую я видела в кинокартине «Чапаев». Я незнакома вам, товарищ, и вы меня извините за это письмо. Но с самого начала войны я хотела написать вам и познакомиться. Я знаю, что вы не та Анка, не настоящая чапаевская пулеметчица. Но вы играли как настоящая, и я вам всегда завидовала. Я мечтала стать пулеметчицей и так же храбро сражаться.

Когда случилась война, я была уже готова, сдала на «отлично» пулеметное дело. Я попала – какое это было счастье для меня! – в Чапаевскую дивизию, ту самую, настоящую. Я со своим пулеметом защищала Одессу, а теперь защищаю Севастополь. С виду я, конечно, очень слабая, маленькая, худая. Но я вам скажу правду: у меня ни разу не дрогнула рука. Первое время я еще боялась. А потом все прошло... Когда защищаешь дорогую, родную землю и свою семью (у меня нет родной семьи, и поэтому весь народ – моя семья), тогда делаешься очень храброй и не понимаешь, что такое трусость. Я Вам хочу подробно написать о своей жизни и о том, как вместе с чапаевцами борюсь против фашистских...

Письмо родным

24–25 мая 1942 г.

Родные мои мама, папа, Верочка, Глафира.

Сегодня, завтра – я не знаю когда – меня расстреляют за то, что я не могу идти против своей совести, за то, что я комсомолка. Я не боюсь умирать и умру спокойно.

Я твердо знаю, что выйти отсюда я не могу. Поверьте – я пишу не сгоряча, я совершенно спокойна. Обнимаю вас всех в последний раз и крепко целую. Я не одинока и чувствую вокруг себя много любви и заботы. Умирать не страшно.

Целую всех от всего сердца.

Ляля.

Наша десятка – это мощный кулак, который враг считает дивизией, и мы будем драться, как дивизия.

Нет силы в мире, которая победит нас, Советское государство, потому что мы сами хозяева, нами руководит партия коммунистов.

Вот посмотрите, кто мы.

Здесь, в 52-й школе:

1. Командир... Жидилов – русский.

2. Капитан, кавалерист – грузин Гобаладзе.

3. Танкист, рядовой Паукштите Василий – латыш.

4. Врач... капитан Мамедов – узбек.

5. Летчик, младший лейтенант Илита Даурова – осетинка.

6. Моряк Ибрагим Ибрагимов – казанский татарин.

7. Артиллерист Петруненко из Киева – украинец.

8. Сержант, пехотинец Богомолов из Ленинграда – русский.

9. Разведчик, водолаз Аркадий Журавлев из Владивостока.

10 Я, сын сапожника, ученик 4-го класса, Волков Валерий – русский.

Посмотрите, какой мощный кулак мы составляем и сколько фашистов нас бьют, а мы сколько их побили; посмотрите, что творилось вокруг этой школы вчера, сколько убитых лежит из них, а они, сволочи, думают, что нас здесь тысяча, и идут против нас тысячами. Ха-ха, трусы, даже оставляют тяжелораненых и убегают.

Эх, как я хочу жить и рассказывать все это после победы. Всем, кто будет учиться в этой школе!

Дорогая десятка! Кто из вас останется жив, расскажите всем, кто в этой школе будет учиться; где бы вы ни были, приезжайте и расскажите все, что происходило здесь, в Севастополе. Я хочу стать птицей и облететь весь Севастополь, каждый дом, каждую школу, каждую улицу. Это такие мощные кулаки, их миллионы, нас никогда не победят сволочи Гитлер и другие. Нас миллионы, посмотрите! От Дальнего Востока до Риги, от Кавказа до Киева, от Севастополя до Ташкента таких кулаков миллионы, и мы, как сталь, непобедимы!

Валерий «поэт» (Волк). 1942 г.

Не вешай носа. Это только начало трудностей. Но это все проходящее. Помнишь, ты сама однажды написала в мой альбом приблизительно такую мысль, что буря и дождь пройдут, и опять будет светить солнце. Также исчезнет и самая большая боль и горе, и настанет опять время, когда можно будет смеяться от всего сердца и быть счастливой. Жизнь красива такой какая она есть. Украшают ее часто именно трудности Наша жизнь имеет только одну цель – вперед. Ника- кой дороги обратно нет. Вперед! В борьбу и к победе. Если живешь только одной мыслью, если хочешь сделать все, чтобы эта мысль осуществилась, тогда никакая трудность не непреодолима. Хотя иногда невольно наполняются глаза слезами, высыхают они только в трудовом подъеме... Представь себе, как скучно было бы жить пустой будничной жизнью. Мы, комсомольцы, уже вступая в организацию, избрали себе другую, более тяжелую и более красивую жизнь. Жизнь, которая полна борьбы и радости победы. И даже если было бы возможно, мы не поменяли бы ее на более легкую жизнь.

Братишки! Черноморцы дорогие!

Не думайте, что я попал в плен здоровым. Я был тяжело ранен, но подлечили сволочи, чтобы использовать как рабочего. Не иду. Сегодня били, отбили все до селезенки, прощайте.

Ваш Михаил Л.

Сегодня меня не будет, но останетесь вы, моряки-черноморцы. За меня, братишки, пошлите несколько пуль – пусть помнят, что мы не сдаемся, что меня нет, но есть вы.

Ваш Николай Г.

Прощайте все, кто был дорог мне, а море, Черное море, тебя хотя бы посмотреть один раз.

П. Т.

Черноморец умрет, но с песней.

Юрий.

Братишка Колька, балтиец дорогой!

Помни меня, береги мать.

Твой брат Олег.

Дорогие мама и папа! Нужно все перенести стойко!

Привет от любящего вас сына Земнухова

Здравствуйте, мамочка и Михайловна!

Мамочка, вам уже известно, где я нахожусь...

Прости меня за все, может быть, я тебя вижу в последний раз, а отца уже наверно не увижу.

Мама, передайте привет тете Маше и всем, всем... Не обижайся, с тем до свидания. Твоя дочурка Любаша.

Мама, я тебя сейчас вспомнила.

Твоя Любаша.

Прошу простить меня. Взяли навеки.

Шевцова.

Прощай, мама, твоя дочь Любка уходит в сырую землю.

Ну вот, мой милый сын, мы больше не увидимся. Час назад я получил задание, выполняя которое живым не вернусь. Этого ты, мой малыш, не пугайся и не унывай. Гордись с такой гордостью, с какой идет твой папа на смерть: не каждому доверено умирать за Родину. Приму все меры, чтобы это письмо переслали тебе, а ты с ним будь осторожнее, не пугай свою бабусю.

Славному городу Ленина – колыбели революции грозит опасность. От выполнения моего задания зависит его дальнейшее благополучие. Ради этого великого благополучия буду выполнять задание до последнего вздоха, до последней капли крови. Отказаться от такого задания я не собирался, наоборот, горю желанием, как бы скорее приступить к выполнению. В ожидании машины роюсь в неугомонных мыслях, с молниеносной скоростью задаю сам себе вопросы и тут же даю ответ. Одним из первых вопросов будет такой: какие силы помогают мне совершить мужественный поступок? Воинская дисциплина и партийный долг. Правильно говорят: от дисциплины до геройства – один шаг. Это, сын, запомни раз и навсегда. А пока есть время, надо отвинтить от кителя ордена, поцеловать их по своей гвардейской привычке. Рассказываю тебе обо всем подробно, хочу, чтобы ты знал, кто был твой отец, как и за что отдал жизнь.

Вырастешь большим – осмыслишь, будешь дорожить Родиной. Хорошо, очень хорошо дорожить Родиной.

У меня есть сын. Жизнь моя продолжается, вот почему мне легко умереть. Я знаю, что там, в глубоком тылу, живет и растет наследник моего духа, сердца, чувства. Я умираю и вижу свое продолжение. Сын, ты в каждом письме просил и ждал моего возвращения домой с фронта. Без обмана: его больше не жди и не огорчайся, ты не один. При жизни нам, сынка, мало пришлось жить вместе, но я на расстоянии любил тебя и жил только тобой. Вот и сейчас думается, хоть я буду мертвый, но сердце продолжает жить тобой, даже смерть не вытеснит тебя из моего скупого сердца.

В своем прощальном письме прошу командование определить сына воспитанником Суворовского военного училища, желательно в Ленинградскую область — это для того, чтобы он мог посетить Поддорский район, Сокольский сельсовет, потому что возле деревни Хлебоедово закончит жизненный путь его отец. Когда начнется мирная жизнь, возродятся колхозы, сын будет шефом колхоза деревни Хлебоедово.

Прощай, мой сын, прощай, дорогая жена!

Поля, Юра! Жена, сын! Радость вы моя, кровь моя, жизнь моя! Люблю, люблю до последней капли крови!

Выполняйте мое завещание.

Целую, искренне любящий Гавриил.